Эволюция взглядов Солженицына

2

Южно-Уральский Государственный Университет

Реферат на тему: «Эволюция взглядов Солженицына»

Выполнил: Веретенникова Е., МН-130

Проверил: Сёмочкина Е.И.

Челябинск 2008

Содержание:

1. Введение.

2. Биография Александра Исаевича Солженицына.

3. Расцвет и излом в истории России.

4. Взгляд на историю России: выдержки из "Русского вопроса"

(1994). Пути развития.

5. Солженицын и Америка. Выступление в Гарварде.

6. Возврат дыхания и сознания.

7. Еврейский и украинский вопрос в России: глазами Александра

Солженицына.

8. Выражение в литературе.

9. Заключение.

10. Литература.

1. Введение.

«…В наши дни, когда почти не осталось -- ни в России, ни в Украине! -- общенациональных, признанных всеми духовных авторитетов личности масштаба Солженицына становятся тем более уникальными. «День» в свое время писал об эволюции взглядов этого выдающегося художника (см. номера за 23.03.03, и за 27.12.03). Но, тем не менее, чувствуется настоятельная необходимость вернуться к этой теме еще раз. Во-первых, потому, что далеко не все вопросы, ответы на которые ищет в своем творчестве (и в своей публицистике) Солженицын, были в достаточной степени освещены в названных публикациях нашей газеты. А вопросы эти -- важнейшие, без преувеличения, глобальные: свобода истинная и мнимая, демократия и государство, бытие наций и единство человечества, интеллигенция и народ, проблемы национального покаяния и самоограничения России, ее будущего... А во-вторых, Александр Исаевич был и остается, может быть, ярчайшим представителем современной русской идеи, русского сознания -- бурлящего, как и вся Россия, -- немыслимо противоречивого, одновременно «неизлечимо» имперского и стихийно демократического, поддерживающего (как и сам писатель) войну в Чечне и в то же время повторяющего, что «не в силе Бог, а в правде»...

С приведённого выше отрывка из украинской газеты «День» я хотела бы начать свою работу, потому что именно он может показать, насколько актуальна выбранная мной тема. Все признают, что Солженицын соткан из противоречий. И его мировая слава, и его авторитет никого не обязывают соглашаться с ним -- напротив, чем больше читаешь его произведения, тем больше возрастает желание спорить с автором. Но спорить о самом главном -- и поэтому до сих пор, на протяжении уже более чем полувека Солженицын продолжает оставаться одним из известнейших общественных деятелей. Но именно из-за того, что невозможно однозначно охарактеризовать эту интереснейшую личность, я бы хотела попытаться получше разобраться в Александре Исаевиче, показать его позицию, «эволюцию» в его взглядах, изменение, пусть и несильное, в направлении его размышлений и прогнозов. Солженицын - интереснейшая личность, про которую не раз писали, которую не раз пытались понять до конца. На основе уже проделанных трудов (я использовала множество литературы от ежедневных газет до документов из архива ЦК КПСС, от писем советских граждан и статей в журналах до серьёзных трудов известных писателей-мемуаристов) я старалась объяснить, что деятельность Солженицына затронула все слои общества и не осталась незамеченной даже тогда, когда он сам хранил молчание.

2. Биография Александра Исаевича Солженицына.

Семья. Годы учения

Один из ведущих русских писателей двадцатого столетия, Александр Исаевич Солженицын родился в Кисловодске 11 декабря 1918 года через несколько месяцев после смерти отца. В 1924 семья переезжает в Ростов-на-Дону; там в 1936 Солженицын поступает на физико-математический факультет университета (окончил в 1941). Блестяще одаренный юноша одним из первых получил учрежденную в 1940 году Сталинскую стипендию. Перейдя на четвертый курс, Солженицын параллельно поступил на заочное отделение МИФЛИ (Московского института философии, литературы и истории). Кроме того, учился на курсах английского языка и уже серьезно писал.

Тяга к умственной самостоятельности и обостренный интерес к дореволюционному прошлому семьи, в которой хранили память о прежней, непохожей на советскую, жизни, рано подвели Солженицына к замыслу большой книги (по образцу "Войны и мира" Л. Н. Толстого) о первой мировой войне и революции, одним из героев которой мыслился отец писателя. Литературные планы (при характерном для эпохи сознании, что всему должно учиться) обусловили поступление Солженицына на заочное отделение Московского института философии, литературы, истории.

Хождение по мукам.

В октябре 1941 Солженицын был мобилизован; по окончании офицерской школы (конец 1942) - на фронте; награжден орденами Отечественной войны 2-й степени и Красной Звезды. Последние фронтовые впечатления - выход из окружения в Восточной Пруссии (январь 1945) - отразились в написанных в лагере поэме "Прусские ночи" и пьесе "Пир победителей" (обе 1951), а позднее были использованы в "Августе Четырнадцатого" при описании "самсоновской катастрофы" - гибели армии А. В. Самсонова, в рядах которой находился отец писателя. 9 февраля 1945 Солженицын арестован за резкие антисталинские высказывания в письмах к другу детства Н. Виткевичу; содержался в Лубянской и Бутырской тюрьмах (Москва); 27 июля осужден на 8 лет исправительно-трудовых лагерей (по статье 58, п. 10 и 11). Впечатления от лагеря в Новом Иерусалиме, затем от работы заключенных в Москве (строительство дома у Калужской заставы) легли в основу пьесы "Республика труда" (первоначальное название "Олень и шалашовка", 1954). В июне 1947 переведен в Марфинскую "шарашку", позднее описанную в романе "В круге первом". С 1950 в экибастузском лагере (опыт "общих работ" воссоздан в рассказе "Один день Ивана Денисовича"); здесь он заболевает раком (опухоль удалена в феврале 1952).

С февраля 1953 Солженицын на "вечном ссыльнопоселении" в ауле Кок-Терек (Джамбульская область, Казахстан). Дважды лечится в Ташкенте от рака; в день выписки из больницы была задумана повесть о страшном недуге - будущий "Раковый корпус". В феврале 1956 Солженицын реабилитирован решением Верховного Суда СССР, что делает возможным возвращение в Россию: он учительствует в рязанской деревне, живя у героини будущего рассказа "Матренин двор". С 1957 Солженицын в Рязани, преподает в школе. Все это время идет потаенная писательская работа над романом "В круге первом", созревает замысел "Архипелага ГУЛАГ".

Прорыв.

В 1959 за три недели написан рассказ "Щ-854 (Один день одного зэка)", который в 1961 через товарища по Марфинской шарашке литературоведа Л. З. Копелева передан в журнал "Новый мир", где, благодаря усилиям А. С. Берзер, с ним знакомится А. Т. Твардовский. Непосредственно у Н. С. Хрущева Твардовский добивается разрешения на публикацию рассказа, получившего название "Один день Ивана Денисовича" ("Новый мир", 1962, N 11). Рассказ, сочетающий предельную честность оценки всей бесчеловечной советской системы (а не только "сталинизма") и редкую художественную силу (чистота народного языка, точность в обрисовке несхожих характеров, концентрация действия, сливающая обыденность с символикой) вызвал восхищение многочисленных читателей - произошел прорыв советской лжи-немоты. Рассказы "Матренин двор" (первоначальное название "Не стоит село без праведника"), "Случай на станции Кречетовка" (оба "Новый мир",1963, N 1), "Для пользы дела" (там же,1963, N 7) упрочивают славу Солженицына. Письма бывших заключенных и встречи с ними (227 свидетелей) способствуют работе над "Архипелагом ГУЛАГ"; пишется "Раковый корпус"; актуализуется замысел книги о революции ("Р17", будущее "Красное Колесо"); выстраивается подцензурная редакция романа "В круге первом" (87 глав). "Один день..." выдвинут на Ленинскую премию, однако сказывается энергичное противодействие защитников коммунизма, верно понявших, что имеют дело с настоящим противником системы, - премии Солженицын не получает, исподволь начинается кампания клеветы. Борьба с писателем нарастает после падения Хрущева: в сентябре 1965 КГБ захватывает архив Солженицына; перекрываются возможности публикаций, напечатать удается лишь рассказ "Захар-Калита" ("Новый мир", 1966, N 1); триумфальное обсуждение "Ракового корпуса" в секции прозы Московского отделения Союза писателей не приносит главного результата - повесть по-прежнему под запретом. В мае 1967 Солженицын в Открытом письме делегатам Четвертого съезда писателей требует отмены цензуры. Работа над "Архипелагом..." (закончен в 1968) и книгой о революции перемежается борьбой с писательским руководством, поиском контактов с Западом (в 1968 "В круге первом" и "Раковый корпус" опубликованы за границей). В ноябре 1969 Солженицын исключен из Союза писателей.

Главный бой.

Присуждение Нобелевской премии по литературе (1970) и издание первой редакции "Августа Четырнадцатого" (1971) возбуждает новую волну преследований и клеветы. В сентябре 1973 КГБ захватывает тайник с рукописью "Архипелага...", после чего Солженицын дает сигнал о его публикации в "ИМКА-Пресс" (Париж); первый том выходит в свет в конце декабря.

Из-под глыб.

13 февраля 1974 года Солженицын был арестован и выслан в ФРГ: «Хорошо знали гэбисты, что если посадят меня, то тем более все будет напечатано... За несколько часов вихрем перенесенный из Лефортовской тюрьмы, вообще из Великой Советской Зоны -- к сельскому домику Генриха Белля под Кельном, в кольце плотной сотни корреспондентов, ждущих моих громовых заявлений, я им ответил неожиданно для самого себя: «Я достаточно говорил в Советском Союзе, а теперь помолчу». Семья Солженицына присоединилась к нему позже.

Думая об эмиграции, Солженицын мечтал о доме на обрыве фьорда в Норвегии. Но от покупки там недорогого дома его удержало, во-первых, чувство уязвимости береговой полосы («вдоль нее недаром все шныряют советские подводные лодки -- полоса, которую, если война, Советы будут атаковать в первые же часы, чтобы нависнуть над Англией»). А во-вторых, страх информационной обочины («печатаешь что-нибудь в скандинавской прессе -- в мире едва-едва замечают»).

Хотя по приезде на Запад Солженицын, мягко говоря, не страдал от отсутствия внимания со стороны прессы -- за ним охотились, как за какой-нибудь принцессой Дианой. «Вы хуже гэбистов», -- в сердцах бросил он как-то репортерам. В итоге Солженицыны поселились в американском штате Вермонт.

И если писатель оберегал свой образ жизни затворника, его детям пришлось адаптироваться к американской жизни. «Ермолай, на два года моложе соучеников, вытягивался доказать, что не чужак и достоин быть принят в их общество, для того занимался борьбой карате. А Степан с его добродушием... на переменах ему не давали участвовать в общих играх, звали Russian Negro, требовали, чтоб он ел траву, даже запихивали в рот. Степушка был подавлен, говорил матери «из жизни нет выхода».

Возвращение Солженицына началось с книг -- в 1989 году «Новый мир» опубликовал главы из «Архипелага ГУЛАГ» и нобелевской речи. 16 августа 1990 г. Горбачев подписал Указ о возвращении писателю гражданства. 27 мая 1994 Солженицын с семьей возвращается в Россию. В течение нескольких месяцев его путешествие с Дальнего Востока в Москву становилось новостью номер один, а кадры, на которых духовный лидер общается с народом, -- главной информационной картинкой. В конце лета знаменитый писатель доехал наконец до Москвы. Солженицын выступил в Думе. Его статья «Как нам обустроить Россию» изучалась в гуманитарных вузах. Около года он вел авторскую передачу на 1-м канале в прайм-тайм. Но рейтинг какой-нибудь телеигры выше рейтинга передачи с «говорящей головой».

Ньюсмейкером теперь уже московский затворник становится сейчас в основном, когда вручает свою премию, на которую идут гонорары от переизданий в мире.

Дома.

27 мая 1994 Солженицын возвращается в Россию. Проехав страну от Дальнего Востока до Москвы, он активно включается в общественную жизнь. По-прежнему не допуская возможности сотрудничества с коммунистами, Солженицын решительно осуждает реформы президента Б. Н. Ельцина, постоянно критикует власть. (В сентябре 1995 был прекращен цикл телепередач Солженицына на канале ОРТ.) По возвращении писатель работает над книгой "Угодило зернышко промеж двух жерновов. Очерки изгнания". Рассказы и лирические миниатюры ("Крохотки"), опубликованные Солженицыным в "Новом мире" (1995-97), свидетельствуют о неувядаемой мощи его дара.

Семья.

Первая жена Солженицына -- Наталья Решетовская (р. 1914 г.). С начала 70-х годов он женат вторым браком на Наталье Светловой (р. 1937 г.; фамилия первого мужа). Она стала его пресс-секретарем -- редактирует, корректирует и набирает его рукописи, руководит фондом Солженицына. У них три сына -- один родился в Москве (Игнат, р. 1972 г., пианист), двое в США.

3. Расцвет и излом в истории России.

Хотелось бы начать с выдержек из статьи «Об историко-социологической концепции Александра Солженицына» Владимира Дьякова, в которой он кратко излагает своё видение позиций известнейшего публициста и общественного деятеля.

Солженицын убежден, что пика своего исторического развития наша страна достигла накануне первой мировой войны. Среди крупных деятелей этого периода наибольшими симпатиями писателя пользуется министр внутренних дел и председатель совета министров в 1906--1911 годах П. Столыпин. Существует несколько принадлежащих Солженицыну похвальных отзывов о нем; одно из его высказываний, призывающее отдать должное «настойчивому либерализму» царского сановника, содержится в рецензии на книгу Леонтовича (т. 9, с. 147; т. 10, с. 462). В статье «Коммунизм: у всех на виду и не понят» (январь 1980 года) Солженицын утверждает: «Россия перед войной 1914 года была страна с цветущим производством, в быстром росте, с гибкой децентрализованной экономикой... с заложенными началами рабочего законодательства, а материальное положение крестьян настолько благополучно, как оно никогда не было при советской власти». Война и революция, убежден писатель, привели Россию к страшной трагедии (т. 9, с. 311--313).

Развивая эту тему на приеме в Гуверовском институте в мае 1976 года, Солженицын сказал, что СССР -- это страна, которая «реально, бурно живет, а между тем ведет себя как немая археологическая древность: хребет ее истории перебит, память провалена, речь отнялась» ... Советский Союз, по его убеждению, вовсе не является естественным продолжением старой России. Переход от дооктябрьской России к СССР, утверждает писатель,-- «есть не продолжение, но смертельный излом хребта, который едва не кончился полной национальной гибелью. Советское развитие не продолжение русского, но извращение его, совершенно в новом неестественном направлении, враждебном своему народу (как и всем соседним, как и всем остальным на Земле)».

Виновниками такого хода событий писатель считает не только большевиков, но и все предшествовавшие им поколения революционеров XIX века. Именно революционные и фрондирующие политические эмигранты из России, утверждает Солженицын, создали на Западе «искаженную, непропорциональную, предвзятую картину нескольких русских столетий ... они совсем не имели возможности, да и не хотели знать и прочувствовать глубины тысячелетней народной жизни». Перед первой мировой войной, убежден писатель, Россия переживала «момент ее самого обнадеживающего экономического и социального развития», а революционеры и политические эмигранты тех лет были «отрицателями России, ненавистниками ее жизненного уклада и ее духовных ценностей» (т. 9, с. 269-- 273).

Выступление Солженицына в июне 1975 года перед представителями американских профсоюзов было посвящено главным образом перечислению грехов советской власти и коммунистической системы. Начинается речь с пересказа содержания брошюры, изданной в Петрограде в 1918 году и описывающей жестокое подавление забастовки питерских рабочих в марте этого года. Комментируя содержание брошюры, писатель говорил о том, что после 1917 года в нашей стране никогда не было и нет свободных профсоюзов, зато существует «союз наших коммунистических вождей и ваших капиталистов», начало которому положила деятельность А. Хаммера. В вину коммунистической идеологии как системе Солженицын поставил в этой речи то, что она: пришла к власти путем вооруженного переворота; разогнала Учредительное собрание; капитулировала перед Германией; ввела бессудную расправу и учредила ЧК; подавляла рабочие забастовки; невыносимо грабила деревню; мужицкие восстания давила кроваво; разгромила церковь; в 1921 году довела до бездны голода двадцать губерний.

Осуждая «красный террор», Солженицын привел статистику казней, которая теперь часто используется нашими публицистами: за 80 лет, предшествовавших Октябрьской революции, в среднем за год в России казнили 17 человек, в 1918-- 1919 годах -- ежемесячно 1000 человек, в 1937--1939 годах -- ежемесячно 40 тыс. человек. Советскую систему писатель называет тоталитарной и сожалеет, что она не была ликвидирована после второй мировой войны. «Мировая демократия,-- Речь идет о статье Курганова, опубликованной в США (газета «Наше русское слово», 12 апреля 1964). По мнению специалистов-демографов, в том числе зарубежных, цифра 110 млн сильно преувеличена - заявляет он,-- могла бы разбить один тоталитаризм за другим -- германский и советский.Вместо этого она укрепила советский тоталитаризм и позволила родиться третьему тоталитаризму -- китайскому» (т. 9, с. 206--214).

Солженицын весьма отрицательно относится и к социализму, и к коммунизму, не делая различия между ними. В «Письме вождям» Солженицын утверждает: «Марксизм не только не точен, не только не наука, не только не предсказал ни единого события в цифрах, количествах, темпах, что сегодня шутя делают электронные машины при социальных прогнозах, да только не марксизмом руководствуясь, но поражает марксизм своей экономико-механистической грубостью в попытках объяснить тончайшее человеческое существо и еще более сложное миллионное сочетание людей -- общество». В речи перед представителями американских профсоюзов в июле 1975 года Солженицын попытку объяснить общество и человека с коммунистических позиций сравнивал с употреблением хирургом топора при проведении тонкой операции. «Коммунизм,-- уверял он,-- никогда не скрывал, что он отрицает всякие абсолютные понятия нравственности ... И теория, и практика коммунизма совершенно античеловечны ... коммунизм есть античеловечность». В выступлении по английскому телевидению в феврале 1976 года писатель, в частности, заявил, что не существует единого и четкого определения понятия «социализм», что социализм избегает логики потому, что «он -- эмоциональный порыв, приземленная религия». При этом он ссылался на сочинение, автор которого фигурировал в его речи как «мой друг академик Игорь Шафаревич» (т. 9, с. 157, 233--234, 265).

Тем же февралем 1976 года датирована статья Солженицына об этом сочинении Шафаревича. Писатель очень высоко оценивает книгу, причем особенно подчеркивает, что ее автор не является специалистом по общественным наукам. «Книга,-- пишет Солженицын,-- появляется не под пером гуманитария -- вся прослойка ученых- гуманитариев наиболее основательно задушена у нас от Октябрьской революции и по сегодня». Ссылаясь на книгу Шафаревича и собственные размышления, Солженицын высказывает убеждение, что для сторонников социализма характерно инстинктивное отвращение к научному анализу, в связи с чем «социалистические учения кишат противоречиями». Суть этих учений излагается им следующим образом: «Социализм стремится редуцировать личность к ее самым примитивным слоям, уничтожить всю высокую, сложную, «богоподобную» часть человеческой индивидуальности. И само равенство, так зажигательно обещаемое социалистами всех времен, не есть равенство прав, возможностей или внешних условий для человека, но равенство-тождество, равенство как внутренняя идентификация разнообразного к однообразному» (т. 10, с.454--456).

Решительно отвергает Солженицын мысль о том, что неоспоримо существующие трудности в развитии социалистических стран хотя бы частично могут быть связаны не с коммунистической доктриной как таковой, а с ее искажениями, допущенными руководящими деятелями, в частности Сталиным. В статье «Иметь мужество видеть» Солженицын заявлял: «... Называть сегодня «сталинизмом» осуществленную 25-летнюю эпоху гигантского коммунистического государства -- значит отвлекающе прикрывать античеловеческую сущность коммунизма -- главную угрозу сегодняшнему миру». Подтверждение своей точки зрения писатель видит в сходстве коммунистических доктрин в различных странах; по его убеждению, коммунизм одинаков во всех случаях -- «везде тоталитарный ... везде агрессивный: конечная цель мирового коммунизма, всех видов коммунизма -- захватить всю планету». Обвиняя западную пропаганду в недооценке этой «опасности», в непонимании смысла и значения призывов к «русскому национальному возрождению», Солженицын писал: «... «Русская секция» радиостанции «Свобода» ... из-за принципиальной чужести и даже враждебности русскому национальному сознанию катастрофически утратила контакт с русским населением и русскими интересами» (т. 9, с. 355, 357--358, 364).

На протяжении всей своей жизни Александр Исаевич рьяно выступает против ВСЕХ систем, сложившихся в нашей стране. Откровенно будучи консерватором, он убеждён, что до войны, в начале 20 века, Россия была примером именно той страны, в которой, по его разумению, мы должны жить и по сей день, однако, «страну развалили». Виновниками этого предстают все, кто стоял у власти или хоть как-то был причастен к системе социализма или коммунизма (как точно подмечает автор вышеизложенных рассуждений, Владимир Дьяков, Солженицын не делает различий между этими двумя существенно различающимися понятиями). Вполне объективно известный публицист указывает на то, что было совершено немало ошибок при переходе к социализму, что немало было также потерь, как человеческих, так и материальных. И во всём, самое главное, Солженицын видит опасность моральной человеческой деградации, снижения нравственности, появления бездуховности. При социализме каждый уподобляется каждому, причём Александр Исаевич понимает под этим приравнивание личности к личности, подавление индивидуальности, превращение различных людей в общее целое, в общую массу. Главный лозунг социализма: "От каждого по способностям, каждому по потребностям (по труду) " он переиначивает в попытку превратить великий русский народ бездумную и безнравственную массу, готовую на энтузиазме и базе социализма строить коммунизм. Последний, являясь уже совершеннейшим человеческим злом, «отрицал всякие абсолютные понятия нравственности». Более подробный «разгром» коммунизма и иже с ним я приведу чуть позже, в выдержках из работы собственно Александра Исаевича («Русский вопрос», 1994).

4. Взгляд на историю России: выдержки из "Русского вопроса"(1994). Пути развития.

Сегодня -- хочется если что читать, то коротко, как можно короче, и -- о сегодняшнем. Но каждый момент нашей истории, и сегодняшний тоже, -- есть лишь точка на её оси. И если мы хотим нащупать возможные и верные направления выхода из нынешней грозной беды -- надо не упускать из виду те многие промахи прежней нашей истории, которые тоже толкали нас к теперешнему.

Я сознаю, что в этой статье не разработаны ближайшие конкретные практические шаги, но я и не считаю себя вправе предлагать их прежде моего скорого возврата на родину.

Март 1994

Большевицкий переворот -- был логическое и неуклонное завершение Февраля.Уместно здесь кратко отозваться о роли западных союзников в гражданской войне в России. Пока Германия ещё сопротивлялась, союзники, естественно, предпринимали усилия -- то вызволять чехословацкий корпус через Сибирь, чтоб успеть использовать его против Германии; то высадку в Архангельске и Мурманске, чтобы помешать сделать это немцам. Но кончилась Мировая война -- и союзники потеряли интерес к белым, -- к русским генералам, своим прямым и персональным союзникам по минувшей войне. На Севере -- англичане топили в море амуницию и армейские запасы, только бы не оставить белым. Белых правительств -- не признавали (Врангеля -- только де-факто и коротко, пока он мог облегчить положение Польши), но тотчас признавали всякую нацию, отколовшуюся от России (и Ллойд-Джордж того же требовал от Колчака). За военное снабжение требовали русского сырья, зерна, золота, подтверждений о выплате русских долгов. Французы (вспомним спасение Парижа в 1914 жертвами русских армий в Пруссии) от ген. Краснова требовали возместить все убытки французских предприятий в России, “происшедшие вследствие отсутствия порядка в стране”, и с процентами компенсировать их утерянную с 1914 доходность; в апреле 1920 союзники слали ультиматум Деникину--Врангелю: прекратить борьбу, “Ленин обещал амнистию”; за помощь в эвакуации Крыма французы забрали себе русские военные и торговые суда, а с эвакуированных в Галлиполи врангелевцев в оплату за питание брали военное имущество, вплоть до армейского белья. -- Поражение России от большевиков было весьма выгодно союзникам: не надо было делиться долей победы. Таков реалистический язык международных сношений.

По исконной неразвитости правосознания, национального сознания и поблеклости религиозных устоев за последние перед тем десятилетия -- наш народ достался верховым большевицким выжигам -- экспериментальным лепным материалом, удобным для перелепливания в их формы.

Эти идейные интернационалисты начали с безоглядного разбазаривания российских земель и богатств. На Брестских переговорах они проявили готовность отдать любой охват русских земель, лишь бы самим уцелеть у власти. -- В дневнике американского дипломата Уильяма Буллита можно прочесть и о большей цене, которую в 1919 Ленин предлагал американской делегации: советское правительство готово отказаться от западной Белоруссии, половины Украины, от всего Кавказа, Крыма, от всего Урала, Сибири и от Мурманска: “Ленин предлагал ограничить коммунистическое правительство Москвой и небольшой прилегавшей к ней территорией, плюс город, известный теперь как Ленинград”. (Этот крик Ленина важно бы усвоить всем тем, кто сегодня всё ещё восхищается, как большевики “воссоздали Державу”.) -- Так панически Ленин предлагал тогда, когда опасался вполне бы естественного “похода Антанты” на его мятежную кучку, в защиту союзницы России. Но скоро он убедился, что такое не грозит, и уступал русскую землю уже в меньших размерах. В феврале 1920 Эстонии, взамен за первое международное признание советского правительства, прорыв изоляции, -- уступил русское население у Ивангорода-- Нарвы и какие-то там “святыни” Печор и Изборска; вскоре за тем -- и Латвии отдал обильное русское население. -- По интернациональным замыслам ища дружбы Турции (в декабре 1920 оккупировавшей почти всю Армению), советское правительство с зимы 1920 на начало 1921, кажется само едва встающее от гражданской войны в своей разорённой стране, начинает широкую помощь Турции всеми видами оружия, а также “безвозмездную финансовую помощь” в 13 миллионов рублей золотом (в 1922 ещё добавили 3,5 миллиона).

Примеры эти можно множить и множить. А прямое раскрадывание большевицкой бандой сокровищ российского алмазного фонда и всего награбленного ими из государственного, царского и частных имуществ вряд ли вообще кем учтено. Только в редких мемуарах встретишь, как в кремлёвской кладовой просто пригоршнями, без счёту, злодеи и проходимцы набирали драгоценностей для очередной коминтерновской операции за границей. (Для тех же целей тайно распродавались и сокровища государственных музеев.) Наверно, и целую книгу можно написать о хищническом расхвате концессий на территории России: с Вандерлипом вели переговоры о сдаче на 50 лет (!) нефтеносных участков, угольных копей и рыбной ловли Приморской и Камчатской областей; пресловутому “антисоветчику” Лесли Уркарту -- долгосрочной концессии на его прежние предприятия по добыче цветных металлов и угля (Кыштым, Риддер, Экибастуз); англичанам -- на 25 лет (до 1945 года!..) нефтяную концессию в Баку и Грозном; начинающему сопляку делового мира Арманду Хаммеру -- алапаевские асбестовые рудники (а дальше сердечная взаимопомощь и дружба с ним длилась и до его смерти, уже в горбачёвское время). -- Не все планируемые тогда концессии состоялись из-за того, что утверждённость ленинской кучки у власти ещё казалась западному взгляду хлипкой.

История 70-летнего коммунистического господства в СССР, воспетого столькими бардами, добровольными и покупными, господства, сломавшего органическое течение народной жизни, -- уже сегодня наконец видна многим во всей своей и неприглядности и мерзости. По мере раскрытия архивов (если они откроются, а многие уже проворно уничтожены) об этом 70-летии будут написаны тома и тома, и такому обзору не место в этой статье. Здесь приведём только самые общие оценки и соображения.

Все потери, которые наш народ перенёс за огляженные 300 лет от Смуты XVII века, -- не идут и в дальнее сравнение с потерями и падением за коммунистическое 70-летие.

На первом месте здесь стоит физическое уничтожение людей. По косвенным подсчётам разных статистиков -- от постоянной внутренней войны, которую вело советское правительство против своего народа, -- население СССР потеряло не менее 45 -- 50 миллионов человек. (Проф. И. А. Курганов пришёл к цифре 66 миллионов.) Причём особенность этого уничтожения была та, что не просто косили подряд, кого придётся, или по отдельным территориям, но всегда -- выборочно: тех, кто выдавался либо протестом, сопротивлением, либо критическим мышлением, либо талантом, авторитетом среди окружающих. Через этот противоотбор из населения срезались самые ценные нравственно или умственно люди. От этого непоправимо падал общий средний уровень остающихся, народ в целом -- принижался. К концу сталинской эпохи уже невозможно было признать в народе -- тот, который был застигнут революцией: другие лица, другие нравы, другие обычаи и понятия.

И чем же как не физическим уничтожением своего народа назвать безоглядную, безжалостную, безрасчётную укладку красноармейских трупов на путях побед Сталина в советско-германской войне? (“Разминирование” минных полей ногами гонимой пехоты -- ещё не самый яркий пример.) После сталинских “7 миллионов потерь”, после хрущёвских “20 миллионов”, теперь, наконец, в российской прессе напечатана и фактическая цифра: 31 миллион. Онемляющая цифра -- пятая часть населения! Когда и какой народ укладывал столько на войне? Наша “Победа” 1945 года овеществилась в укреплении сталинской диктатуры -- и в полном обезлюживании деревень. Страна лежала как мёртвая, и миллионы одиноких женщин не могли продолжить жизнь народа.

Но ещё и физическое массовое уничтожение -- не высшее достижение коммунистической власти. Всех, кто избегал уничтожения, -- десятилетиями облучали оглупляющей и душу развращающей пропагандой, и от каждого требовали постоянно возобновляемых знаков покорности. (А от послушной интеллигенции -- и ткать эту пропаганду в подробностях.) От этой гремящей, торжествующей идеологической обработки -- ещё и ещё снижался нравственный и умственный уровень народа. (Только так и могли воспитаться те нынешние старики и пожилые, кто вспоминает как эру счастья и благоденствия, когда они отдавали свой труд за грошовую зарплату, но под 7-е ноября получали полкило печенья, перевязанное цветной ленточкой.)

Зато во внешней политике -- о! вот тут коммунисты не повторили ни единого промаха и ляпа царской дипломатии, каких много мы уже отметили в этой статье. Коммунистические вожди всегда знали верно, что им нужно, и каждое действие направлялось всегда и только к этой полезной цели -- никогда ни одного шага великодушного или бескорыстного; и каждый шаг верно смечен, со всем цинизмом, жестокостью и проницательностью в оценке противников. Впервые за долгий ход истории российской дипломатия советская была находчива, неотступчива, цепка, бессовестна -- и всегда превосходила и побивала западную. (Те же и Балканы коммунисты полностью забрали, без большого усилия; отхватили пол-Европы; без сопротивления проникали в Центральную Америку, Южную Африку, Южную Азию.) И таким привлекательным идеологическим оперением была советская дипломатия снабжена, что вызывала восторженное сочувствие у западного же передового общества, отчего потуплялись и западные дипломаты, с трудом натягивая аргументы. (Но заметим: и советская дипломатия служила не интересам своего народа, а -- чужим, “мировой революции”.)

И эти блистательные успехи ещё одуривали и одуривали ослабевшие головы советских людей -- новоизобретенным, безнациональным советским патриотизмом. (Так и воспитались нынешние, постаревшие, радетели и болельщики Великого Советского Союза.)

Не повторяем здесь теперь уже общеизвестной оценки “промышленных успехов” СССР: безжизненной экономики, уродливого производства неспрашиваемых и некачественных товаров, изгаживания огромных природных пространств и грабительского исчерпания природных ресурсов.

Но и во всём высасывании жизненных соков из населения -- советская система не была равномерна. По твёрдому наследству ленинской мысли надо было (и так и делалось): главный гнёт налагать на республики крупные, сильные, т. е. славянские, и особенно на “великорусскую шваль” (Ленин), главные поборы -- брать с неё, притом первоначально опираться на национальные меньшинства, союзные и автономные республики. Сегодня тоже уже не новость, опубликовано многократно, что главную тяжесть советской экономической системы несла на себе РСФСР, с её бюджета брались непропорционально крупные отчисления, она меньше всего получала вложений, а её крестьяне продавали продукт своего труда двадцатикратно дешевле, чем, скажем, грузинские (картофель -- апельсины). Подрубить именно русский народ и истощать именно его силы -- была из нескрываемых задач Ленина. И Сталин продолжал следовать этой политике, даже когда произнёс свой известный сентиментальный тост о “русском народе”.

А в брежневское время (всё державшееся на паразитстве от продажи за границу сырой нефти -- до полного износа нефтяного оборудования) -- совершены были новые жуткие и непоправимые шаги по “оскудению Центра”, по разгрому Средней России: “закрытие” тысяч и тысяч “неперспективных деревень” (с покиданием многих удобий, пашен и лугов), последний крушащий удар по недобитой русской деревне, искажение всего лика русской земли. И уже был взнесен страшный удар, добивающий Россию, -- “поворот русских рек”, последний одурелый бред маразматического ЦК КПСС, -- на последнем краю и в последний момент, слава Богу, отведенный малой мужественной группой русских писателей и учёных.

“Противоотбор”, который методически и зорко коммунисты вели во всех слоях народа от первых же недель своей власти, от первых же дней ЧК, -- предусмотрительно заранее обессиливал возможное народное сопротивление. Оно ещё могло прорываться в первые годы -- кронштадтское восстание с одновременными забастовками петроградского пролетариата, тамбовское, западносибирское и ещё другие крестьянские восстания, -- но все они были потоплены в смертях с такой запасливой избыточностью, что больше не вздымались. А когда и поднимались малые бугорки (как стачка ивановских ткачей в 1930), то о них не узнавал не только мир, но даже и само советское пространство, всё было надёжно заглушено. Прорыв реальных чувств народа к власти мог проявиться -- и как же зримо проявился! -- лишь в годы советско-германской войны: только летом 1941 больше чем тремя миллионами легко сдавшихся пленных, в 1943 -- 44 целыми караванами жителей, добровольно отступающих за немецкими войсками, -- так, как если б это были их отечественные... В первые месяцы войны советская власть легко могла бы и крахнуть, освободить нас от себя, -- если бы не расовая тупость и надмение гитлеровцев, показавшие нашим исстрадавшимся людям, что от германского вторжения нашему народу нечего хорошего ждать, -- и только на этом Сталин удержался. О попытках формирования русских добровольческих отрядов на германской стороне, затем и о начатке создания власовской армии -- я уже писал в “Архипелаге”. Характерно, что даже в самые последние месяцы (зима 1944--45), когда всем уже было видно, что Гитлер проиграл войну, -- в эти самые месяцы русские люди, оказавшиеся за рубежом, -- многими десятками тысяч подавали заявления о вступлении в Русскую Освободительную армию! -- вот это был голос русского народа. И хотя историю РОА заплевали как большевицкие идеологи (да и робкая советская образованщина), так и с Запада (где представить не умели, чтоб у русских могла быть и своя цель освобождения), -- однако она войдёт примечательной и мужественной страницей в русскую историю -- в долготу которой и будущность мы верим даже и сегодня. (Генерала Власова обвиняют, что для русских целей он не побрезговал войти в показной союз с внешним врагом государства. Но, кстати, как мы видели, такой же показной союз заключала и Елизавета со Швецией и Францией, когда шла к свержению бироновщины: враг был слишком опасен и укоренён.) -- В послесталинское время были и ещё короткие вспышки русского сопротивления -- в Муроме, Александрове, Краснодаре и особенно в Новочеркасске, но и они, благодаря непревзойденной большевицкой заглушке, десятилетиями оставались неизвестны миру.

После всех кровавых потерь советско-германской войны, нового взлёта сталинской диктатуры, сплошного вала тюремных посадок всех, кто хоть как-то соприкоснулся за время войны с европейским населением, затем лютейшего послевоенного колхозного законодательства (за невыработку трудодней -- ссылка!), -- кажется, и наступил конец русского народа и тех народов, которые делили с ним советскую историю?

Нет. И ещё то был -- не конец.

К концу мы придвинулись -- как ни парадоксально -- от лицемерной и безответственной горбачёвской “перестройки”.

Немало было разумных путей постепенного осторожного выхода из-под большевицких глыб. Горбачёв избрал путь -- самый неискренний и самый хаотический. Неискренний, потому что искал, как сохранить и коммунизм в слегка изменённом виде и все блага партийной номенклатуры. А хаотический -- потому что, с обычной большевицкой тупостью, выдвинул лозунг “ускорения”, невозможный и гибельный при изношенности загнанного оборудования; когда же “ускорение” не потянуло, то сочинил немыслимый “социалистический рынок”, следствием которого стал распад производственных связей и начало разворовки производства. -- И этакую свою “перестройку” Горбачёв сопроводил “гласностью”, в близоруком расчёте на единственное следствие: получить интеллигенцию в союзники против уж крайних зубров коммунизма, не хотящих понять и собственной пользы от перестройки (другой системы кормушек). Он и во сне представить не мог, что этой гласностью одновременно же распахивает ворота всем яростным национализмам. (В 1974, в сборнике “Из-под глыб” мы предсказывали, что национальной ненавистью СССР поджечь очень легко. Тогда же, в Стокгольме, я предупреждал: в СССР “если объявить демократию внезапно, то у нас начнётся истребительная межнациональная война, которая смоет эту демократию вообще в один миг”. Но вождям КПСС это было недоступно понять.) -- В 1990 я с уверенностью писал (в “Обустройстве”): “Как у нас теперь всё поколесилось -- так всё равно “Советский Социалистический” развалится, всё равно!” (Горбачёв пришёл во гнев и метко обозвал меня за то... “монархистом”. Не удивлюсь: ведущая американская газета прокомментировала мою фразу так: “Солженицын всё ещё не может расстаться с имперскими иллюзиями”, -- это когда сами они ещё больше всего боялись развала СССР.) Тогда же и там же я предостерегал: “Как бы нам, вместо освобождения, не расплющиться под его [коммунизма] развалинами”. И -- именно так получилось: в августе 1991 бетонные блоки стали падать и падать на неподготовленные головы, а поворотливые фюреры некоторых национальных республик, десятилетиями, до последнего дня усердно и благоуспешно тянувшие коммунистическую выслужбу, тут -- разом, в 48 часов, а кто и в 24, объявили себя исконными ярыми националистами, патриотами своей, отныне суверенной республики, и уже безо всякого коммунистического родимого пятна! (Их имена -- и сегодня сверкают на мировом небосклоне, их с уважением встречают в западных столицах как первейших демократов.)

Блоки и глыбы, в разных областях народной жизни, хлопались и в следующие месяцы с большой густотой, придавливая массы застигнутых людей. Но введём в рассуждение -- черёд.

Первое следствие. Коммунистический Советский Союз был исторически обречён, ибо основан был на ложных идеях (более всего опирались на “экономический базис”, а он-то и погубил). СССР держался 70 лет обручами небывалой диктатуры -- но когда издряхлело изнутри, то уже не помогут и обручи.

Сегодня далеко не только бонзы, закоснелые в коммунистических идеях, но и немало простых рядовых людей, омороченных нагремевшим “советским патриотизмом”, искренно жалеют о распаде СССР: ведь “СССР был -- наследник величия и славы России”, “советская история была не тупик, а закономерное развитие”...

Что касается “величия и славы”, то в историческом обзоре мы видели, какой ценой и для каких посторонних целей мы часто напрягались иссильно в минувшие 300 лет. А советская история была именно тупик. И хоть в эти 20-е -- 30-е... 60-е -- 70-е правили не мы с вами -- а отвечать за все содеянные злодейства и перед всем миром достаётся -- кому же? да только нам, и, заметим: только русским! -- вот тут все охотно уступают нам исключительное и первое место. Да если безликая корыстная свора вершила, что хотела, чаще всего от нашего имени, -- так нам и не отмыться, как быстро отмылись другие.

Единственно верный путь.

Что советская империя для нас не только не нужна, она губительна -- к этому выводу я пришёл в первые послевоенные годы, в лагерях. Я давно так думаю, уже полвека, не из сегодня. И в “Письме вождям Советского Союза” (1973) я писал: “Цели великой империи и нравственное здоровье народа несовместимы. И мы не смеем изобретать интернациональные задачи и платить по ним, пока наш народ в таком нравственном разорении”. И в “Обустройстве”: “Держать великую Империю -- значит вымертвлять свой собственный народ. Зачем этот разнопёстрый сплав? -- чтобы русским потерять своё неповторимое лицо? Не к широте Державы мы должны стремиться, а к ясности нашего духа в остатке её”. Не надо нам быть мировым арбитром, ни соперничать в международном лидерстве (там охотники найдутся, у кого сил больше), -- наши все усилия должны быть направлены внутрь, на трудолюбивое внутреннее развитие. Восстанавливать СССР -- это верный путь уже навсегда забить и заглушить русский народ.

Надо же, наконец, ясно понять: у Закавказья -- свой путь, не наш, у Молдавии -- свой, у Прибалтики -- свой, а уж у Средней Азии -- тем более. Почти все среднеазиатские лидеры уже заявили об ориентации своих государств на Турцию. (Не все заметили в декабре 1991 многообещающую конференцию в Алма-Ате о создании “Великого Турана” -- от Анатолийского полуострова до Джунгарского Алтая. В XXI веке мусульманский мир, быстро растущий численно, несомненно возьмётся за амбициозные задачи -- и неужели нам в то мешаться?)

Беда не в том, что СССР распался, -- это было неизбежно. Огромная беда -- и перепутаница на долгое будущее -- в том, что распад автоматически произошёл по фальшивым ленинским границам, отхватывая от России целые русские области. В несколько дней мы потеряли 25 миллионов этнических русских, 18% от общего числа русских, -- и российское правительство не нашло мужества хотя бы отметить это ужасное событие, колоссальное историческое поражение России, и заявить своё политическое несогласие с ним -- хотя бы, чтоб оставить право каких-то же переговоров в будущем. Нет... В горячке августовской (1991) “победы” всё это было упущено. (И даже -- национальным праздником России избран день, когда РСФСР возгласила свою “независимость” -- и, значит, отделённость от тех 25 миллионов тоже...)

Принципиально отказываясь от методов силы и войны, мы можем усмотреть только такие три пути:

1) из стран азиатских (закавказских и среднеазиатских), где вряд ли что доброе наших ждёт, -- надо методично, пусть в немалые сроки, увозить желающих русских и добротно поселять их в России; а для остающихся -- искать защиты либо в двойном гражданстве, либо, либо... через ООН? худая надежда;

2) от стран Прибалтики требовать неукоснительного и полного выполнения всеевропейских норм о правах нацменьшинств;

3) с Белоруссией, Украиной и Казахстаном надо искать возможных степеней объединения в разных областях и добиваться-таки по меньшей мере -- “прозрачных” границ;а для областей со значительным перевесом русского населения добиваться реального местного самоуправления, гарантирующего их национальное развитие.

А мы? За эти годы мы гостеприимно нашли в России место и для 40 тысяч месхов, выжженных из Средней Азии и отвергнутых грузинами, где месхи исконно жили; и для армян из Азербайджана; и, разумеется, повсюду для чеченов, хотя и объявивших своё отделение; и даже для таджиков, у которых есть своя страна, -- но никак не для русских из Таджикистана -- а их там хоть и более 120 тысяч, но, спохватясь вовремя, уже бы многих мы приняли в Россию -- и не надо было бы посылать русские войска на защиту Таджикистана от Афганистана, чужое это дело, не русским там кровь проливать. (Вопрос защищённых границ, которые у России разом перестали существовать, -- отдельный, сложный. И всё же направление его решения: не русское военное присутствие в тех республиках, а -- ужиматься нам надо в территорию собственно российскую.) А разве не обязаны были мы управиться забрать всех русских из Чечни, где над ними издеваются, где ежеминутно грозит им грабёж, насилия и смерть? И многих ли мы взяли из Тувы, когда оттуда начали выживать русских?

Нет, у нас в России для русских нет места, нет средств, отказ.

Это -- и предательство своих и унижение передо всем миром: кто ещё в мире поступает так? Посмотрите, как тревожатся и хлопочут западные страны о двух-трёх своих подданных, застрявших где-либо в опасности. А мы -- 25 миллионов отбросили и забыли.

Меру нашего унижения и слабости мы можем ощутить и по непреклонным приговорам, которые нам выносят с Запада. Хельсинкское соглашение, толковавшее (по вынуждению СССР, защитить свои захваты в Европе) о нерушимости государственных границ, западные государственные деятели бездумно и безответственно перенесли на границы внутренние, административные -- да с такой неоглядчивой поспешностью, что подожгли в Югославии многолетнюю истребительную войну (где фальшивые границы нагородил Тито), да и в распадающемся СССР -- в Сумгаите, в Душанбе, Бишкеке, Оше, Фергане, Мангышлаке, Карабахе, Осетии, Грузии (однако заметим: не в России и не русскими вызваны те резни). А на самом-то деле: не границы должны быть незыблемы, а воля наций, населяющих территории.

На мой взгляд, данный отрывок очень показателен, т.к. в нём отражены основные идеи (состоящие во многом из противоречий), которых придерживался Солженицын на протяжении своей общественной деятельности. Критика власти, обоснованная, подтверждённая примерами и количественными показателями, но сильно сдобренная субъективным мнением человека, привыкшего всё и всегда критиковать, ни с чем не соглашаться, приводит к тому, что читатель встаёт перед вопросом, как же ему, собственно, расценивать действия власти и достигнутые результаты. Позиция Александра Исаевича ясна - во всём замечает только минусы, оно и понятно, однако то, что процентов 40 современников Сталина сожалели о том времени, потому что были всем довольны (по каким причинам, это уже другой вопрос, ведь факт остаётся фактом) он не принимает во внимание, полагая, что и тут во всём виновата система, унифицирующая умы. Коммунизм - человеческое зло, но несмотря на все нападки на него, Солженицын не раз указывал на ошибку западной пропаганды, заключающейся в том, что «мировую болезнь коммунизма неразделимо смешивают с ... Россией». Опровергая утверждения видных американских деятелей относительно чисто российского происхождения коммунизма, писатель отмечает, что это убеждение восходит к работам Бердяева. По словам Солженицына, Ленин никогда не скрывал своих идейных истоков, связывая их с К. Марксом и Ф. Энгельсом, никогда не приписывал этим истокам «происхождения из русских традиций».

Идея Советского Союза изначально была чужда Солженицыну. Он уверен, что каждый народ проходит свой путь пусть и под влиянием в большей или меньшей степени развития и опыта других народов, но всё же самостоятельно. Попытка слияния разных судеб, разных историй и культур и разных ментальностей была обречена изначально. И Александ Исаевич это предсказывал. Но больше всего его волнует тот факт, что из-за ошибок «власть имеющих» Россия потеряла 25 миллионов этнических русских, людей, которые должны были продолжать жить в своей стране, а не быть от неё отрезанными. Он с горечью говорит о безразличии страны к тем несчастным, что оказались за пределами по-новому разделённой империи, и даже называет это предательством. Для писателя, столько вытерпевшего в России, нет ничего дороже её и своих соотечественников.

В замешательство приводит также и затронутая тема национализма, но о ней чуть позже.

5. Солженицын и Америка. Выступление в Гарварде.

О Солженицыне, как и о любой другой известной личности, не может быть одного мнения, и естественно, не может быть только положительного мнения. Приведу статью Виктора Снитковского, носящую название «25 лет кликушества», которая представляет собой наиболее яркий, на мой взгляд, пример критики в сторону выдающегося писателя.

В июне 1978 года на выпускном торжестве в Гарварде выступил А.И.Солженицын. Каждый университет на выпуск приглашает выдающихся ученых, артистов, писателей или политиков. В тот раз гвоздем выпускного «бала» стал нобелевский лауреат - автор «Архипелага ГУЛАГ».

Однако событием стала не речь писателя, а обсуждение его выступления, которые заняли страницы американской печати в течение полугода. Речь бывшего узника сталинских лагерей потрясла и выпускников, и маститых советологов, и журналистов тем, что в ней не было и крупицы разумного, доброго, вечного и ни капли теплого юмора, который так ценят в торжественный день выпуска.