Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Эволюция российско-французских отношений в 1815-1820-х гг.



СОДЕРЖАНИЕ

• Введение
• Глава I. Заключительный этап наполеоновских войн и установление режима Реставрации
• 1.1 Русские войска в Париже
• 1.2 Взгляды императора Александра I на будущее устройство Европы и российско-французских отношений
• 1.3 Русское посольство в Париже и позиция Поццо ди Борго
• Глава II. Эволюция российско-французских отношений в годы Реставрации
• 2.1 Министерство герцога Ришелье
• 2.2 Трансформация российско-французских отношений при Карле X
• 2.3 Попытка очередного сближения накануне Июльской революции. План Полиньяка
• Заключение
• Список использованных источников и литературы



ВВЕДЕНИЕ

российский французский реставрация международный

Научная актуальность темы.

Актуальность выбранной темы «Эволюция российско-французских отношений в 1815-1820-х гг.» и исследование этих отношений представляет собой несомненный научный интерес. Это обуславливается основополагающими процессами налаживания дипломатических отношений между странами, а также поиском конструктивного диалога на международной арене и восстановлением послевоенной Европы.

Во-первых, не только в историческом прошлом, но и сегодня российско-французские отношения занимают центральное место в европейской внешней политике России. Конструктивное сотрудничество с Францией, как, впрочем, и с другими европейскими странами, является важнейшим условием экономической и политической интеграции России и Европы. В этой связи исследование исторического опыта сотрудничества двух этих стран в решении современных и актуальных задач мировой политики трудно переоценить.

Во-вторых, как и в исследуемый период, так и в нынешние годы духовным и политическим веянием времени остается утверждение идей объединенной Европы. И именно теперь - в отличие от начала XIX века - эта идея может и должна воплотиться в жизнь. Она стала не только императивом политической практики, но и повседневной реальностью для большого количества людей самых разных национальностей. Именно поэтому одним из ключевых факторов остается понимание следующего факта: почему система европейской безопасности, существовавшая в первой половине XIX века, оказалась настолько непрочной.

В-третьих, несмотря на обилие научной литературы, имеются существенные пробелы в изучении международных отношений после Венского конгресса. Историки указывают на общие причины возникновения «долгого мира» в Европе:

· рациональное (и при этом не всегда справедливое) перераспределение территорий, населения, богатств после наполеоновского правления

· восстановление легитимных режимов

· учреждение «концерта» великих держав (пентархия) для согласованного урегулирования «взрывоопасных» ситуаций и возникновение относительного равновесия сил внутри него и вовне

Однако полных и целостных ответов на эти вопросы нет до сих пор.

В-четвертых, на процесс демонтажа венской системы не могли не повлиять региональные конфликты, в которых в большей или меньшей степени участвовали другие европейские страны. Причем ключевой региональной проблемой по концентрации противоречий европейских держав был и остается Восточный вопрос.

Кроме того, не стоит забывать и о том, что борьба за колонии и господство, безусловно, оказывали влияние на характер развития российско- французских отношений и часто становились определяющим фактором их детерминации.

В-пятых, исследование российско-французских отношений актуально еще и потому, что главной движущей силой в них всегда выступало гражданское общество со своей определенной ментальной и политической позицией. И в современной практике принятия внешнеполитических решений невозможно без опоры на общественное мнение или, по крайней мере, без последствий с этой стороны, что необходимо учитывать в стратегическом плане.

В этой связи исследование эволюции российско-французских отношений 1815-1820-х гг. представляется весьма актуальным и современным.

Победоносное завершение войны с Наполеоном предоставляет России право оказывать еще большее влияние на международную политику. Впервые позиция петербургского кабинета становится определяющей в решении задач Европы, где после Венского конгресса сложилась новая система международных отношений. Вместе с Австрией, Великобританией, Пруссией и позже Францией, Россия стала важным формирующим фактором Венской системы и в дальнейшем составляла ее неотъемлемую часть.

Цель работы заключается в исследовании эволюции российско- французских отношений в 1815-1820-е гг.

Поставленная цель обусловила следующие задачи исследования:

· проанализировать настроения союзников и взгляды императора Александра I на будущее устройство Европы и российско-французских отношений в период окончания наполеоновских войск и появления русских войск в Париже

· изучить работу русского посольства в Париже и позиции Поццо ди Борго на характер взаимоотношений между двумя странами и их союзниками, а так же роль России в организации европейского сообщества (введение конституций, создание системы коллективной безопасности, сотрудничество между государствами на паритетных началах)

· проследить эволюцию российско-французских отношений в годы Реставрации при министерстве герцога Ришелье

· выявить трансформацию российско-французских отношений при короле Карле X и исследовать план Полиньяка.

Хронологические рамки работы.

Работа охватывает период со времени окончания Наполеоновских войн и Венского конгресса (1815 г.), до 1820-х гг., ознаменовавших новый этап развития в российско-французских отношениях. Верхняя хронологическая граница связана с событиями Июльской революции 1830 г.

Источниковая база работы.

При подготовке работы использованы различные виды источников и литературы, которые взаимно дополняли друг друга и позволили воссоздать разностороннюю картину российско-французских отношений периода венской системы.

В работе использованы и материалы личного характера: дневники, мемуары, письма. Хотя эти источники и носят субъективный характер, но позволяют проследить истоки внешнеполитических планов, выявить цели некоторых дипломатических акций, раскрыть борьбу союзных кабинетов по вопросам внешней политики. Благодаря чему становится возможным отследить динамические колебания российско-французских отношений в период Реставрации, когда был взят курс на сближение двух государств после крушения наполеоновской империи. Хотя и недолгий, так как вскоре началось очередное охлаждение двусторонних отношений, и затем тоже после Июльской революции 1830 г., которая привела к смене режима во Франции и воцарению Луи-Филиппа Орлеанского, которого император Николай I до конца жизни считал «узурпатором» престола, «похитившим» корону у малолетнего герцога Бордоского, внука свергнутого короля Карла Х.

Кроме этого использованы документы и материалы государственных и общественных организаций. Например, документы Венского и Аахенского конгрессов, а также конгрессов в Троппау, Вероне и Лайбахе.

Основной комплекс документов сосредоточен в дипломатической переписке Российского МИД с его представителями при европейских дворах, которые освещают весь комплекс вопросов во взаимоотношениях двух стран на протяжении изучаемого периода.

Особое место среди опубликованных источников занимает фундаментальное издание «Внешняя политика России XIX и начала XX века. Документы Российского МИД». Это наиболее полное и систематическое издание внешнеполитических документов из всех русских дореволюционных и советских публикаций, впервые вводящее в научный оборот огромный пласт русских архивных документов. Документальные публикации, многие комментарии к которым носят самостоятельный характер, свидетельствуют о либеральных тенденциях внешней политики России. Документы показывают, что российское правительство содействовало восстановлению роли Франции как великой державы, стремилось уменьшить численность оккупационных войск, ускорить их вывод при условии выполнения финансовых обязательств в более сокращенных размерах. Для чего приходилось преодолевать сопротивление Англии, Австрии и Пруссии. То есть согласно документам, Россия стремилась быть верной договорам, несмотря на противоречия внутри Четверного союза.

Среди дореволюционных публикаций внешнеполитических документов также следует особо отметить Сборники Русского исторического общества (РИО). В Сборниках собраны различные официальные документы, частная переписка российских дипломатов и государственных деятелей, посвященная внешнеполитическим проблемам. Сборник дает обширный материал по дипломатической переписке и касается в первую очередь российско-французских отношений. В то же время эти документы содержат ценную информацию и по другим аспектам внешней политики России. А именно: по конгрессу в Аахене и подготовке конгресса в Троппау. Достоинством этого собрания документов является то, что при его составлении использовались не только материалы российского МИДа, но и Министерства иностранных дел Франции. Хотя есть и очевидный недостаток его трудно назвать полным.

Русская дореволюционная историография внесла немалый вклад в изучение внешней политики России посленаполеоновской эпохи и европейской политики России периода формирования венской системы международных отношений. Но, к сожалению, на них сложно основательно рассчитывать, так как многие труды дореволюционного периода нуждаются в переиздании и уточнении.

Тем не менее, после того, как по Европе прокатилась волна революционных потрясений, интерес у отечественных историографов того исторического периода к конкретной теме заметно возрос. И хотя нам представлены очень хорошо политические процессы в годы реставрации, и таких сведений на порядок выше, все же в большинстве случаев и они несколько идеологизированные (В.А. Бутенко «Либеральная партия во Франции в эпоху реставрации», Н.И. Кареев «Политическая история Франции в 19 веке: Правительственные формы и внутренняя политика, политические партии и общественные классы»).

Нужно особо отметить, что для дореволюционной историографии характерно наличие разных точек зрения на внешнеполитический курс страны и отсутствие единой концепции. Последнее вызвано существованием в дореволюционной историографии идейно-политического плюрализма. Идейно-политически дореволюционные историки принадлежали к двум мировоззренческим лагерям - либеральному и консервативному. Либеральная позиция ставила во главу угла во внешней политике такие понятия как «национальная политика» и «национальный интерес», в то время как консервативные авторы идеализировали и персонифицировали внешнюю политику, сводя ее к мудрым деяниям монарха, олицетворявшего собою государство. Для консервативного подхода характерен апологетический, некритический взгляд на российскую внешнюю политику, в то время как историки-либералы стремились к большему объективизму. Надо признать, что в трактовке внешней политики такие идейные различия трудно различимы, если учесть, что русские либералы всегда отстаивали идею сильного государства. Этим объясняется и тот факт, что между консерваторами и либералами идейные позиции малозаметны.

Среди наиболее значимых работ русской дореволюционной историографии следует отметить труды С.М. Соловьева, который отмечал двойственность и элементы либерализма во внешней политике Александра I первых лег венской системы и считал их следствием влияния на русскую дипломатию изменений, произошедших в Европе в результате Великой французской революции и наполеоновских войн. Также С. М. Соловьев коснулся взаимоотношений России и Франции в Восточном вопросе в начале 1820-х гг., посвятив этому специальный очерк. Обосновывая стремление России защищать «европейский элемент народонаселения от гнета азиатского элемента», Россия, по мнению С. М. Соловьева, «возбуждала постоянную ревность других держав».

Хотя российско-французские отношения автор специально не рассматривал, тем не менее он смог дать им надлежащую характеристику, выделяя два основных этапа: «сближение с Россией политикой Реставрации» и отход от России «революционной политикой 1830 года», когда «пошли составляться программы враждебных действий против России».

Таким образом, исследования С. М. Соловьева, а также Н.К Шильдера, все же не потеряли своей научной ценности, так как в основе своей располагают большим документальным материалом. Например известно, что Н. К. Шильдер имел доступ к секретным архивам царской семьи и опубликовал некоторые бумаги из личной переписки Александра I. Он основывал свою концепцию на традиционной для дворянской историографии точке зрения. А именно - политика западно-европейских стран Австрии и Великобритании представлялась коварной и агрессивной, в то время как российская внешняя политика - справедливой и бескорыстной.

Также среди дореволюционных публикаций внешнеполитических документов наиболее полными являются «Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с иностранными державами» Ф. Мартенса. Труд Мартенса содержит базовые документы, необходимые для изучения внешней политики России (прелиминарные переговоры и заключительные акты конгрессов в Аахене и Троппау). Кроме этого сборник содержит трактаты с Австрией, Великобританией, Францией, фрагменты дипломатической переписки, обширный фактический материал и анализ вышеупомянутых документов, и предшествующих или последующих событий. Тем не менее «Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с иностранными державами» имеет ряд недостатков. Во-первых, это ошибки и пропуски, допущенные в опубликованных материалах. Во-вторых, неполное отражение протоколов конгрессов. Более того, Мартенс оставил без внимания материалы подготовительных совещаний и протоколы официальных переговоров на конгрессах.

Особое место в дореволюционной историографии занимают исторические сочинения, посвященные деятельности российских дипломатов. В этой связи следует отметить статьи С. С. Татищева, который утверждал о наличии нескольких партий в российской дипломатии того периода. По его мнению, была партия, которая защищала покровительство России над христианскими подданными султана и вторая партия - немецкая. Первую возглавлял И. А. Каподистрия и дипломаты русского происхождения Ю. А. Головин и Г. А. Строганов, вторую - К. В. Нессельроде. По убеждению С. С. Татищева, отставка И. А. Каподистрии была инициирована интригами К. Меттерниха. И с уходом из МИДа Каподистрии Россия полностью заменила национально-христианские ценности на политику в рамках «европейского концерта», что, в конечном счете, не отвечало интересам России и не прибавило мира в Европе.

Суммируя вышесказанное, нужно отметить, что дореволюционные историки выделяли два больших этапа во взаимоотношениях Франции и России: 1820-е годы, когда отношения между двумя странами шли по восходящей и достигли кульминации в период русско-турецкой войны 1828- 1829 гг., что позволило решить «греческий вопрос».

И второй этап - заметное ухудшение отношений, связанное с неприятием Россией реалий и принципов июльской монархии. К тому же в российской дореволюционной историографии ставились под сомнение принципы Венской системы, которая, по мнению историков, наносила ущерб национальной политике России.

В целом, в дореволюционной историографии лишь в частичной мере были изучены российско-французские отношения. И обобщающего исследования по всему комплексу российско-французских проблем не было. Только три темы наиболее весомо звучат в историографии: российско- французские отношения в Восточном вопросе, взаимоотношения России с Францией в период июльской монархии и критика принципов Венской системы.

Тем не менее, весь период Реставрации рассматривается отечественной дореволюционной историографией не просто как явление, имеющее политический окрас, а как единый сложный процесс эволюции разных взаимозависимых сфер политической и общественной жизни Франции.

Среди советской историографии интересны работы Н.С. Киняпиной.

Советская историография (Н. С. Киняпина, Л. А. Зак, О. В. Орлик и др.) делала акцент на реакционную сторону внешней политики России, а ее либеральный курс часто игнорировался. Так, например, труд Орлик О.В.

«Россия в международных отношениях 1815-1829 гг.: от Венского конгресса до Адрианопольского мира» основан на обширном документальном материале, но концепция реакционной внешней политики царизма в ней по- прежнему преобладает. Автор утверждает, что реакционные Карлсбадские декреты не встретили противодействия России, что не соответствует действительности.

В современной историографии интересны для изучения международных и дипломатических отношений Франции и России того периода следующие произведения: И.С. Медведик «Международные отношения. 1814-1944», И.С. Рыбаченок «Русско-французский союз: сто лет изучения».

Среди современных источников следует отметить ряд работ, вышедших в последнее десятилетие и посвященных проблемам внешней политики России XIX века. Особо стоит отметить большой коллективный труд «История внешней политики России. Первая половина XIX века. От войн России против Наполеона до Парижского мира 1856 г.». Эта публикация демонстрирует значимость для истории страны периода 1815- 1820 гг., хотя в ней и отсутствуют научные исследования по целому ряду проблем. Так в монографии нет освещения позиции России по событиям в Вартбурге 1817г. и к Карлсбадским постановлениям, и четких фактов, характеризующих либеральный курс внешней политики России до конгресса в Троппау.

Также существует и плеяда современных авторов, которые занимаются проблемами внешней политики XIX века. Например, доктор исторических наук, профессор кафедры новой и новейшей истории Московского педагогического государственного университета (МПГУ) Таньшина Н.П. в своей профессиональной научной деятельности занимается разработкой темы российско-французских отношений в годы Июльской монархии, а также имеет ряд статей, посвященных отдельным аспектам российско- французских отношений в годы Реставрации и многим другим вопросам («К. О. Поццо Ди Борго», «Король французов Луи Филипп Орлеанский: штрихи к портрету: по дипломатически донесениям российского посла во Франции графа К.О. Поццо ди Борго», «Посол Франции барон Проспер де Барант и его «Заметки о России»» и т.д.).

Или, например, труды советского и российского историка, специалиста в области истории Франции и российско-французских отношений XVIII-XX веков, член-корреспондента РАН (с 28 октября 2016 г. по Отделению историко-филологических наук) Черкасова П.П., который основал и является ответственным редактором сборника «Россия и Франция: XVIII-XX века» (в 1995-2014 гг. вышли одиннадцать выпусков). Основной темой этих статей стали российско-французские отношения в XVIII-XIX вв.

В позитив современной российской историографии следует отнести интерес к системе Венских международных отношений, к исследованию механизмов ее демонтажа, к анализу отдельных проблем внешней политики России и Франции - Восточному вопросу, взаимоотношений двух стран. Современные исследователи подчеркивают, что Франция неуклонно стремилась «демонтировать венскую систему», вновь обрести статус великой страны, что и предопределило ее колебания во внешней политике. Тем не менее, до сих пор не совсем ясно, какую роль играла в этом процессе Россия, стимулировала ли она его. в российской историографии так и не сложилось целостной картины российско-французских отношений, она отличается некой «мозаичностью». Кроме этого, в историографии не нашли отражения факторы, влияющие и обусловливающие отношения между обеими странами. Наконец, до сих пор нет периодизации российско-французских отношений, не выявлено качество и своеобразие этапов их динамики.

Обратимся теперь к зарубежной историографии. В западной историографии заметен вклад в изучаемую тему такого дореволюционного автора и историка как А. Дебидур. Его работа «Дипломатическая история Европы от Венского до Берлинского конгресса (1814-1878)», как и у многих зарубежных буржуазных историков, критикует внешнюю политику России и приуменьшает ее заслуги в либерализации Европы. Ряд очень важных фактов автор не упоминает в своем фундаментальном труде. Например, он ничего не пишет о предложении России по разоружению, о позиции России по отношению к событиям в Вартбурге 1817 г. Кроме того, весьма неохотно упоминает он и о том, что именно благодаря Александру I Франция получила конституционную хартию. И совсем ничего не говорит о том, что Александр при входе в Париж был необыкновенно лоялен к населению и отменил обряд передачи ключей, а также сохранил Вандомскую колонну и спас Лувр от разграбления англичанами. Да, Дебидур признает заслуги России по отношению к Франции после битвы под Ватерлоо во времена Второго Парижского мира, но считает, что все достижения во Франции - это дипломатический дар премьер-министра Ришелье. Дебидур исследовал лишь дипломатическую историю вопроса, не пытаясь связать ее с внутренним положением изучаемых стран. Как пишет сам автор, он поставил целью своей работы исследование в отношениях между европейскими кабинетами всего того, что «со времени Венского конгресса и до Берлинского могло содействовать установлению, укреплению или расшатыванию политического равновесия в этой части земного шара», оставив в стороне правовые и экономические вопросы. Главное внимание автора было направлено на изучение истории Франции.

Работы зарубежных исследователей по данной теме представляют не малый фактологический интерес. Но хотя труды Г. Темперлея, Л. Пенсон и Ч. Вебстера содержат обширный материал, собранный из большого круга архивных и опубликованных источников, в целом они необъективны, потому что внешняя политика России после эпохи Наполеона освещается предвзято. Западные историки, так же как и советские, считают всю внешнюю политику России реакционной и имперской. Вебстер, тем не менее, отмечает, что британский кабинет старался поддерживать реакционную австрийскую политику в противовес политике России. И он признает многие заслуги императора Александра I, например, его верность договорам, которые не всегда соблюдались другими участниками Четверного союза. По мнению Вебстера, Александр I привнес в европейскую политику моменты, далеко опережающие его время (Священный Союз, дискуссия по международному разоружению, польская конституция и др.).

Стоит отметить и труды профессора Гарвардского университета и государственного деятеля США Генри Киссинджера «Восстановленный миропорядок. Каслри, Меттерних и восстановление мира, 1812-1822 гг.». Киссинджер считает, что система легитимизма и европейского равновесия была создана австрийским министром К. Меттернихом и британским министром иностранных дел Р. Каслри специально, чтобы свести на нет роль России, которая в действительности была не меньшей. Киссинджер пытался доказать политическую прозорливость Каслри и Меттерниха, которые основали венскую систему на принципах легитимности и равновесия, а не на принципе самоопределения наций, к которому склонялся Александр I.

Ж.А. Пиренн в своей работе «Священный союз. Европейская организация всеобщего мира» утверждает, что Александр I стремился к установлению мировой гегемонии в России. Так же Пиренн выдвинул тезис о том, что осью мировой политики в тот период было англо-русское соперничество. А одной из целей создания Священного союза - заинтересованность России в ограничении преобладающей роли Англии и Австрии в Четверном союзе. Он рассказывает о том, что за противоборством Священного и Четверного союзов скрывалось противоречия между интересами России и Великобритании, которые достигли своего апогея в 1818 г. на конгрессе в Аахене. Победителем на конгрессе Пиренн называет Меттерниха, сумевшего воспользоваться разногласиями внутри союза и провести свою собственную политику. Также Пиренн делает вывод о том, что «международная политическая система, созданная на Аахенском конгрессе в результате усилий Меттерниха, стала орудием, направленным против освобождения народов».

Профессор Женевского университета М. Буркен в своей работе «История Священного союза» считает, что внешняя политика России эпохи конгрессов была либеральной и миролюбивой. Он отмечал, что Пиренн преувеличивал значение своего центрального тезиса, и это выразилось в попытках навязать фактам свою интерпретацию. Буркен рассматривал союз европейских держав как прообраз международных европейских организаций XX века. Он отмечал российское предложение о создании всеобщего союза европейских государств. Главной причиной его провала Буркен считает несоответствие между институтом и реальными потребностями эпохи.

Следует отметить, что, к сожалению, труды многих зарубежных исследователей по данному историческому периоду до сих пор не переведены на русский язык, что исключает их из исследования.

Тем не менее, характер политических и социальных процессов выбранной эпохи достоверно раскрывается в каждом из упомянутых научных исследований, чем они, безусловно, и интересны.

Что касается современной французской историографии, то вопросы российско-французских отношений данного периода рассматриваются опосредованно в контексте работ, посвященных истории Франции, истории международных отношений и других работ общего характера. К сожалению, комплексных работ, посвященных изучению проблем отношений России и Франции XIX в., пока не появилось.

Таким образом, подводя итог анализу зарубежной историографии российско-французских отношений XIX в., следует обратить внимание на следующее. С одной стороны, очевидно отсутствие комплексных работ, посвященных данной проблематике, как во Франции, так и в ряде других стран Европы. Вместе с тем, имеются отдельные работы, в которых российско-французские отношения изучаются в контексте общих проблем и вопросов европейской политики и международной жизни в исследуемый период. Анализ работ, в которых в той или иной степени затрагиваются российско-французские отношения, позволяет прийти к выводу о том, что налицо попытки большинства зарубежных авторов (французов, и не только), «обелить» внешнюю политику своих государств в плане проведения ими агрессивной и экспансионистской внешней политики. И при этом наблюдается стремление обвинить в том же самом другие государства и в первую очередь Россию, представить ее политику как чуть ли не единственно дестабилизирующим международную обстановку фактором.



ГЛАВА I. ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ ЭТАП НАПОЛЕОНОВСКИХ ВОЙН И УСТАНОВЛЕНИЕ РЕЖИМА РЕСТАВРАЦИИ

1.1 Русские войска в Париже

Самое кровопролитное сражение - битва за Париж - стало для союзников большим испытанием за всю компанию 1814 г., хотя в результате и закончилось подведением черты под эпохой «Наполеоновских войн».

В эту тяжелую кампанию (сражение за Париж) союзниками всего за один день боев было потеряно более 8 тысяч солдат. И этим вышеназванная эпоха была безоговорочно завершена.

В то время (1809 г.) в Париже проживало 714 600 человек. При этой численности, город считался крупнейшим в Европе. Природная география делала его не только очень красивым городом, но и достаточно сложным для завоевания: большая часть располагалась по правому берегу Сены, которая стала живой преградой для неприятеля практически со всех сторон. Плюс на его северо-восточное направление приходилась цепь возвышенностей (с Монмартром), естественным образом замыкающим кольцо природных укреплений. Также не стоит забывать и о северо-восточном канале Урк, впадающим в Сену в Париже и протекающим между этими высотами.

Следовательно, охранительные рубежи были развернуты вдоль относительно укрепленных высот: от Монмартра на левой стороне через селения Лавилет и Патен в центре и до возвышенности Роменвиль на правой.

Примыкающие к реке Сене слева места - на правом фланге это было возле Марне - прикрывались кавалерией и отдельными отрядами. Кое-где были возведены палисады для создания препятствий союзной коннице.

Со своими войсками маршалы Мортье и Монсей охраняли левый берег Сены до канала Урк (включая Монмартр и Лавилет). Маршал Мармон оборонял правый фланг (от Урка до Марны, включая Пантен и Роменвиль). Наместник Бонапарта, его брат Жозеф, держал верховное командование в Париже.

Тут историки расходятся в числе защитников города с достаточно широким диапазоном: от 28 до 45 тысяч человек, но наиболее часто встречается цифра в 40 тысяч солдат. По еще одним противоречивым данным, у французской стороны насчитывалось от 6 до 12 тысяч ополченцев (Национальная гвардия под командованием маршала Монсея) и 22-26 тысяч регулярных войск, а также около 150 орудий. Это явное численное несоответствие компенсировалось высоким боевым духом защитников столицы, полных надежд на скорое прибытие Наполеона с армией.

Тремя своими основными колоннами общей численностью до 100 тысяч солдат, из которых 63 тысячи были русскими, союзники приблизились к Парижу с северо-восточной стороны.

Правую русско-прусскую Силезскую армию вел в бой прусский фельдмаршал Блюхер. Центральную возглавлял российский генерал от инфантерии Барклай-де-Толли, левая же колонна под командованием кронпринца Вюртембергского двигалась вдоль правого берега Сены.

Все боевые действия в центре и на левом фланге союзников были под ответственностью главнокомандующего русскими войсками в Главной армии генерала от инфантерии Барклая-де-Толли. Вместе с ними в наступление, ведя левую колонну вдоль правого берега Сены, двигался кронпринц Вюртембергский.

После ожесточенных боев фельдмаршалами Блюхером и Шварценбергом, предводителями союзных армий, 18 (30) марта 1814 г. были захвачены подступы к Парижу.

И, прежде чем Бонапарт успел перебросить свои войска для спасения Парижа, столица капитулировала - это произошло буквально на следующий день.

Затем 4 апреля 1814 г. Наполеон в присутствии маршалов отрекся от престола в Фонтенбло, как писал его в свое время Франсуа Бушо.

Однако совсем недавно у Бонапарта были другие надежды: в 20-х числах марта 1814 г., усиливая свою армию местными гарнизонами, Наполеон двинулся на северо-восток к французским крепостям.

Тогда, правильно оценивая сосредоточие сил и сложившуюся обстановку, Талейран отправил докладную Александру I, в которой настойчиво рекомендовал направить войска союзников прямо на Париж, так как долго французская столица сопротивляться при данных условиях не сможет.

Дальновидный Талейран понимал, что вскоре произойдет крах наполеоновской империи, и избрал для себя позицию «дружбы» с русским царем.

Император знал, что это предложение достаточно рискованное с точки зрения военной стратегии. Так как успей Наполеон вовремя подойти к столице, все союзные войска могли быть разгромлены еще в пригородах Парижа и с фронта и с тыла.

В эти размышления вмешался Карл Поццо ди Борго, генерал корсиканского происхождения, прибывший в эти сложные моменты в русскую ставку, и решивший убедить сомневающееся союзное командование все же двинуться войсками на Париж. Это было сделано 25 марта. И уже совсем скоро в предместьях столицы Франции начались ожесточенные сражения.

Число солдат в армиях союзников было настолько велико, что несмотря на их большие потери (примерно 8 тысяч человек), французское командование в Париже решило пойти на переговоры. Они отправили к царю парламентария.

«Он прикажет остановить сражение, если Париж будет сдан: иначе к вечеру не узнают места, где была столица» - таков был ответ Александра парламентеру.

Было 2 часа утра 31 марта, когда французские войска вышли из города, и была подписана полная капитуляция. Эскадроны кавалерии триумфально вступили в столицу Франции в полдень 31 марта. Во главе их присутствовал сам Александр I.

По воспоминаниям полковника Михаила Орлова: «Все улицы, по которым союзники должны были проходить, и все примыкавшие к ним переулки были набиты народом, который занял даже кровли домов».

Наполеон узнал о капитуляции Парижа, когда ожидал подхода основной части своей армии а Фонтенбло. Однако он не желал мириться с проигрышем и был преисполнен решимости продолжить сражении. Но решительно выступили против его маршалы, которые более трезво оценивали обстановку, и отказались от дальнейшей борьбы. Таким образом, Бонапарту ничего не оставалось, как подписать отречение от 4 апреля.

Тем временем Александр I, когда его войска вошли на территорию этой страны, заявил, что воюет не с жителями Франции, а лишь с Наполеоном, и торжественно отметил, что берет город под свое личное покровительство.

Колонны союзных армий входили в город через ворота Сен-Мартен 31 марта 1814 г. Шли они с барабанным боем и музыкальным сопровождением, с развернутыми знаменами. Лейб-гвардии Казачий полк выступал одним из самым первым. По воспоминаниям очевидцев: некоторые казаки выхватывали из толпы встречающих их мальчишек и к восторгу последних сажали их к себе на лошадей.

«Я не являюсь врагом. Я приношу мир и торговлю» - провозгласил российский император на французском языке, остановившись перед толпой.

«Да здравствует мир! Да здравствует Александр! Да здравствуют русские!» - услышал он в ответ.

Несколько позднее прошел торжественный парад, который длился четыре часа. Местные жители думали встретить в лице русских «скифских варваров», но увидели цивилизованную европейскую армию. Кроме того, большинство русских офицеров того времени прекрасно говорили по- французски.

Свое слово, данное французскому народу, русский царь выполнил: мародерство и разбой тут же сурово карались. Лувр и остальные культурные и исторические памятники ответственно охранялись. Это очень сильно отличалось от поведением французских солдат в Москве, которых направлял на грабежи и разбои сам Наполеон.

Особым вниманием у парижан пользовались войска казаков, которые устроили себе постой прямо на елисейских полях и в городском саду. Они купались и сами (в полураздетом виде), и купали своих коней в реке Сене. Покоренные этим зрелищем горожане собираясь в огромные толпы. Они смотрели, как экзотические для них казаки варили суп на костре, жарили мясо и спали, положив под голову простое седло. Однако были и неприятные моменты, например в прудах дворца Фонтенбло казаки выловили и съели всех карпов. Несмотря на это, спустя некоторое время во Франции вошли в моду «степные варвары»: некоторыми французы стали носить ножи на широких ремнях и длинные бороды.

Особый ужас у женской половины населения вызывали верблюды, приведенные калмыками. И не только они - когда татарские или башкирские воины в своих замысловатых кафтанах, высоких шапках с луками через плечо и колчанами стрел на боках подходили к барышням, те падали в обморок. Но и русским было чему удивляться, например, лягушачьи лапки в ресторанах. Французы, в свою очередь, смеялись над привычкой русских есть с хлебом даже сытный вермишелевый суп.

Поражали русских и мальчишки, которые постоянно выпрашивали деньги на каждом углу для умирающей матери или для увечного калеки-отца, так как юношеского нищенства в России в те времена не существовало, и подаяние просили только перед храмами.

Еще одной привычкой, перенятой у французов, стало пить много кофе, так как до похода в наших войсках употребление этого напитка не было распространено, хотя в России в ХVIII веке о нем было известно. Так кофе быстро вошел в повседневный быт многих русских офицеров, вернувшихся на родину.

Очень много солдат русской армии было мобилизовано на тот поход из крепостных, которые не понимали, что делать дальше. «…До какого падения дошла наша армия, если старик унтер-офицер и простой солдат остаются во Франции… Они уходят к фермерам, которые не только хорошо платят им, но еще отдают за них своих дочерей» - так писал об этом граф Ф. В. Ростопчин. Такого не случалось среди казаков, считавшихся свободными людьми.

Наполеоновскую военную кампанию в целом нельзя назвать легкой и краткосрочной «военной прогулкой 1814 г.», как описывает ее Валентин Пикуль в своих книгах.

Так как были еще решающие три месяца, которые оцениваются историками как вспышка военного гения Бонапарта. Тогда Наполеон сумел разбить превосходящую его по численности русско-прусскую армию Блюхера. И это небывалое событие получило впоследствии название «шестидневной войны», так как длилась всего неделю с 9 до 14 февраля.

Но несмотря на прежние триумфы, теперь союз монархов Европы предложил Наполеону мир на условиях возвращения Франции к старым границам, обозначенным с 1789 г.

Наполеон в свою очередь с собранной им армией французских новобранцев, почти втрое уступающих по численности войскам коалиции, отдает приказ: пройтись победным маршем по северо-восточным районам Франции и Бельгии, присоединяя к себе гарнизоны осажденных французских крепостей. Это была попытка пройти незамеченными мимо многочисленных, но неповоротливых армий австрийцев и пруссаков. Наполеон рассчитывал на эффект неожиданности при появлении французских войск, что даст им преимущество и позволит, очутившись в тылу врага, поочередно разбить соперников, растерявшихся в своих маневрах и действиях.

План был рискованным и авантюрным, но Наполеон любил и довольно часто успешно применял такие, лишенные здравой логики действия, которые вполне могли сработать и тут.

Военный совет в ставке русского императора Александра I 24 марта при появлении первых признаков движения французской армии между австрийскими и прусскими войсками, решал вопрос: броситься вслед за Наполеоном или продолжать двигаться на Париж?

Генерал-квартирмейстер Карл Толь предложил идти на Париж, Барклай-де-Толли требовал наоборот преследовать корсиканца, все остальные - сомневались.

Александр I, обычно не отличавшийся твердостью решений, проявил характер и приказал выступать на столицу Франции.

Это тоже был рискованный шаг: главные силы Бонапарта базировались в четырехдневных переходах от Парижа, а во французской столице было до 40 тысяч войск, и если бы город не удалось взять быстро, то Париж, с узкими улицами и жителями, помнящими дни революции, мог бы стать ареной для многодневных уличных боев. Если бы еще в тыл ударила и армия Наполеона, то для союзников все могло бы закончится, не начавшись.

Все понимали, что исход напрямую зависел от настроения парижан и их желания защищать родной или нет свой город любой ценой. Как они себя поведут - никто не мог поручиться.

Но все же Александр I решил рискнуть даже несмотря на то, что командовать гарнизоном в Париже Наполеон оставил маршалов Мармона и Мортье (последний в 1812 г. успел даже побыть военным губернатором Москвы).

Вскоре русско-прусско-австрийские войска завладели предместьями Парижа после упорного и кровопролитного боя 30 марта. Этой же ночью войска русского генерала Ланжерона взяли высоты Монмартра, с которых артиллерия могла беспрепятственно обстреливать весь Париж.

В два часа ночи маршал Мармон подписал перемирие. Регулярная Французская армия согласилась выйти из города, чтобы избежать уличных боев, и союзники обещали ее не трогать.

Подобный договор нельзя было назвать полноценной капитуляцией хотя бы потому, что национальная гвардия Парижа никуда не делась. Но в полдень 31 марта в город вошли союзные войска.

Русскому царю кричали: «Виват!». Сенатом Франции было объявлено о низложении Наполеона и учреждении временного правительства. А ушедшая из Парижа несколько ранее армия Мармона сдалась австрийцам. Произошел психологический перелом, который поставил точку в этой войне.

В этом есть существенная заслуга императора Александра I, про которого Пушкин сказал в свое время: «Он взял Париж, он основал Лицей…».

Весна 1814 г. постепенно давала о себе знать. Три тяжелых года войны остались позади. Были по достоинству отмечены полководцы. Так Александр I за военную операцию по взятию Парижа присвоил М.Б. Барклаю-де-Толли, командующему русскими войсками, чин фельдмаршала.

Войска генерала от инфантерии А.Ф. Ланжерона взяли Монмартр, и наградой для него стал высший российский орден - Святого Андрея Первозванного. Очень высокой военной награды - ордена Святого Георгия 2- 1 степени - удостоились и другие шесть генералов.

В марте 1815 г. на Венском конгрессе стало известно о том, что Наполеон высадился на юге Франции после своего побега с острова Эльба, и, не встречая никакого сопротивления, движется по направлению к Парижу - сразу же была сформирована седьмая французская коалиция. Однако опальный император был встречен 170 тысячной русской армией под командованием Барклая-де-Толли, выступившего против Наполеона с территории Польши. И 22 июня Бонапарт вторично отрекся от престола, после того как 18 июня его войска были разгромлены английскими и прусскими войсками под Ватерлоо, а авангард русской армии примерно в то же время переправился через Рейн.

Ни о каком военном сопротивлении с французской стороны не могло уже быть и речи, когда 25 июня союзные русские, английские и прусские войска вновь вступили в Париж.

Вплоть до 1818 г. во Франции оставался 27 тысячный русский корпус генерала М.С. Воронцова, несмотря на то, что заграничные походы русской армии 1813-1815 гг. были официально завершены.

1.2 Взгляды императора Александра I на будущее устройство Европы и российско-французских отношений

Французским Сенатом 6 апреля 1814г. была провозглашена реставрация Бурбонов. После Людовика XVI трон перешел к следующему из династии Бурбонов - Людовику XVIII.

Франция была без сил для новой борьбы и единственное ее стремление это мир и покой, и поэтому страна встретила короля спокойно. Людовик, в свою очередь, вступил на трон не без условий: ему пришлось подписать Конституцию, гарантирующую неприкосновенность завоеванных в эпоху наполеоновской войн земель. На это король вынужден был пойти потому, что Александр I поклялся не впускать Бурбонов в Париж, пока он не получит такой документ с подписью Людовика. И 27 мая Конституционная хартия была подписана - Францию возглавили Бурбоны.

Нужно отметить, что споры между союзниками о политической судьбе Франции много значили не только как отдельная история наполеоновской эпохи, но и для всей последующей мировой истории.

Однако в отечественной историографии практически ничего не сказано той роли, которую сыграл Александр I в этот важный для российской и европейской истории XIX в. период.

К концу 1813г. империя Наполеона сжалась до размеров Франции. Когда Германия была освобождена от французских войск, а в Испании англичанами и испанцами французы были оттеснены на север к Пиренеям, у VI антифранцузской коалиции не было единого мнения о будущем устройстве Европы.

Освобожденные польские и немецкие земли стали поводом для дипломатических разногласий между союзниками. Каждая из сторон - Россия, Австрия, Пруссия и Англия - предпринимали свои шаги для обеспечения себе лучшего территориального «бонуса», уведомляя об этом партнеров уже постфактум. При таком положении дел интересы держав жестко пересекались: Австрия и Пруссия делили Германию, подозревая друг друга в тайном сговоре с англичанами или с русскими. Кроме того, Англия претендовала на север Германии (Ганновер), что неизбежно вело к трениям с пруссаками.

Российский МИД всячески демонстрировал союзникам, что земли бывшего Варшавского герцогства должны отойти им как компенсация за понесенные Россией потери, что не устраивало Австрию и Пруссию.

От бесконечных наполеоновских войн устали все, и стоял вопрос об их прекращении наряду с тем, что будет с европейской послевоенной Европой. Кто сядет на престол после Наполеона, как будет проходить распределение земель - эти и другие вопросы-споры продолжались вплоть до занятия Парижа.

И австрийцы, и англичане, и Александр I осознавали, как велика роль с точки зрения политической стратегии этого переустройства, поэтому каждая страна выдвигала позиции, удобные ей самой. И только единственная Пруссия не принимала активного участия в этом «дележе» за трон, и ограничивалась желанием заменить ненавистного ей Наполеона на кого угодно.

Как главный враг французского императора и единственный неизменный участник всех антинаполеоновских войн Великобритания первой начала активное обсуждение будущего французского престола. Министр иностранных дел Англии лорд Каслри предложил графу Меттерниху, своему австрийскому коллеге, четыре варианта разрешения ситуации:

· Бонапарт

· наследный шведский принц Карл-Юхан (бывший наполеоновский маршал Ж. Б. Бернадот)

· регентство императрицы Марии-Луизы (супруги императора Наполеона и дочери австрийского императора Франца I

· Бурбоны

Стратегические задачи, стоявшие перед каждым кабинетом, соответствовали такому многообразию вариантов. Министр иностранных дел Великобритании, который был очень осторожным и расчетливым человеком, прекрасно понимал, что явная поддержка Бурбонов, ранее уронившая себя в глазах европейского политического сообщества, может вызвать серьезное неприятие партнеров по коалиции. И тогда он совершил неожиданный дипломатический маневр. Каслри заявил, что «британское правительство не отклоняло возможности заключить мир с Бонапартом, как с правителем Франции», и это был блеф. Мирный договор между наполеоновской Францией и Великобританией был возможен только на очень жестких условиях лондонского кабинета:

· ограничение численности (фактическое уничтожение) французского флота

· возврат на голландский престол представителей дома Оранских, и соответствующее увеличение территории Голландии до размеров 1792 г.

· захваченные англичанами острова (Мальта, Маврикий, Гваделупа и ряд мелких островов) остаются за англичанами

Казалось бы: продемонстрирована возможность вести мирные переговоры. Однако это было не так. Выдвинутые условия были настолько несопоставимы с интересами Бонапарта, что даже просто рассматривать их он не считал нужным. Императору по сути предлагалось лишить безопасности страну, именно это означало бы отдать англичанам Голландию и прилегающий к ней на севере-востоке Антверпен, а также стратегически важный форпост в Средиземном море - о. Мальту.

К геополитическим мотивам у Наполеона добавлялся еще и фактор личных амбиций: человеку самолюбивому и тщеславному ему претила мысль о любых уступках. Он уже привык считать континентальную Европу (практически до самой Польши) своей личной собственностью. И в ответ сенаторам на просьбы о заключении мира, учитывая, что условия для Франции были более чем приемлемы, он непримиримо отвечал: «Я заключу мир. Но он будет только оскорбителен для меня».

Предполагая такую реакцию Наполеона, Каслри действовал намеренно, он понимал, что от Франции поступит отказ, и тогда среагирует лондонский кабинет и возобновит переговоры с Бурбонами, закрепляя за ними законное право на французский престол. При этом восстановленные Бурбоны примут любые предложения без выдвижения условий со своей стороны. И английские политики смогут лоббировать свои интересы через Людовика XVIII, который и в эмиграции жил на деньги британских лордов.

Возвращенная в свои бывшие дореволюционные границы Франции без флота и завоеванных территорий под руководством «связанного по рукам и ногам» англичанами Людовика - была не опасна и нужна Великобритании.

Но данный план еще нужно было воплотить. И первые, кого предстояло обойти, были Меттерних и Александр I. Австрийская империя в то время была без преувеличения огромным государством с ведущими позициями по Центральной Европе. Она легко влияла на политические процессы Южной и Восточной Европы, тем более что последнее было как «лоскутное одеяло»: множество объединенных территорий разных по своему политическому, экономическому и культурному развитию.

Армия Австрии хоть и была многочисленной, но ее воины не обладали боевыми качествами, поэтому для такого многонационального государства было крайне важно сохранять внутриполитическую стабильность и не допускать национальных выступлений, способных разрушить государство изнутри. Поэтому с самого начала император Франц I и министр иностранных дел Меттерних отрицательно отреагировали на кампанию по освободительной войне против Наполеона, поднятую русскими и прусскими генералами.

Страх австрийцев относился не столько к императору Франции, сколько к существующей «революционной заразе». Эти два фактора руководили австрийской политикой в ходе принятия решений относительно будущего Франции. Вена ратовала за сохранение стабильности во Франции, и Меттерних очень надеялся не повторить революционную ситуацию 1791- 1794 гг., которая чуть не лишила монархической власти всю Центральную Европу. Поэтому перед венским двором был непростой выбор: как сделать так, чтобы на французский престол взошел нужный кандидат и при этом не разразилась новая народная война.

Такие разные интересы заставляли Австрию менять свою внешнеполитическую линию то в одну то в другую сторону, что не могло не вызывать раздражения у остальных. Каслри зло писал премьер-министру Великобритании лорду Ливерпулю: «И военачальники, и государственные мужи Австрии робки. Ее министр (Меттерних)… более из всех в ставке союзников выступает за продвижение процесса (переговоров с Наполеоном)».

Такая нерешительность Меттерниха с одной стороны, а также его крайняя заинтересованность в переговорном процессе с императором Франции логична, учитывая вышеобозначенные политические задачи венского двора. Австрийцы не скрывали своей заинтересованности в оставлении на троне Наполеона. Но, уж если не его, то хотя бы близкого его родственника: сына или жены (внука и дочери императора Франца I). Таким образом, при сохранении власти за династией Бонапарта, но с обязательными территориальными уступками со стороны Франции, Вена планировала получить стабильность для своих западных границ. Также она была против кандидата, выдвинутого союзниками и удобного для них.

Меттерних панически боялся усиления позиций России. Его основной задачей было не дать Александру I посадить на французский трон «его» кандидата. Автоматически Австрия оказалась бы стиснутой внешнеполитическим положением дел между Россией и Францией. А Вене очень нужна была слабая и управляемая Франция для дальнейшей борьбы с Петербургским дипломатическим корпусом.

Фридрих фон Генц, помощник Меттерниха, так впоследствии описывал эти события: «Австрийский двор никогда не помышлял о замене одной опасности другою и о низвержении французского господства для содействия и подготовки русского главенства… Венский кабинет имел искренние намерения заключить мир с Наполеоном, поставить в границы его мощь, обеспечить государей от замыслов его беспокойного честолюбия, но оставить его семью на троне».

Но с продвижением коалиции на французскую территорию все более очевидным становился тот факт, что Наполеон - персона прошлого, а не настоящего и не будущего. И даже те его несколько побед над Блюхером не смогли изменить ситуацию и никак не повлияли на картину гибели Первой империи, разве что несколько отодвинули крах режима Бонапарта.