Пионерские журналы и их значение для молодого поколения в 1930-1939 годах

Размещено на http://www.allbest.ru/

Контрольная работа

Пионерские журналы и их значение для молодого поколения в 1930-1939 годах



Содержание

1. Жизненный мир советского ребенка и школьника 1930-х годов

2. Воздействие пропаганды на детскую аудиторию

3. Советская детская периодика 1920-х годов

4. Журналы «Пионер» и «Чиж»

Литература



Введение

Если завтра война, если враг нападет

Если темная сила нагрянет, --

Как один человек, весь советский народ

За любимую Родину встанет.

(В. Лебедев-Кумач, 1938)

Советская детская публицистика на протяжении почти всего существования СССР развивалась под контролем ЦК ВКП (б), позднее -- ЦК КПСС, что диктовало характер произведений, которые допускались к печати. В преддверии войны такое влияние было уже неотделимо от самого наполнения журналов, что было естественно, учитывая задачу сделать публицистику рупором партии и её ценностей. В соответствии с этим встаёт вопрос о том, как изменялись идеи, транслировавшиеся партией через журналы, как это соотносилось с политической ситуацией и как смещались акценты в идеологическом дискурсе начала 1930-х годов, когда речь шла об общем противостоянии с капиталистическим миром, и во второй половине 1930-х годов, когда упор делался на конфликт со «странами оси» (Германия, Япония).

Каждое десятилетие обладает определённым характером, в 1930-е годы происходит множество значимых исторических событий, которые влияют на современников, а в случае с детьми - создают облик типичного, массового читателя, обладающего заданным набором характеристик, таких как, если говорить о 1930-х годах, мужество, стойкость, верность друзьям, безжалостность к врагам. Иными словами, детские журналы 1930-х годов показывают, как пресса формирует своего читателя, что особенно заметно при изучении журналов «Пионер» и «Чиж», работавших с детьми, сознание и мировоззрение которых только складывалось.

Наследие 1920-х годов подготовило почву и наметило основные задачи, на которые должна была ответить детская журналистика: подготовка «нового человека» к трудностям жизни, определение и выявление внутренних и внешних врагов.

В 1930-е годы начинается постепенное смещение интереса ВКП (б) и журналов в сторону освещения особенностей и ошибок идеологических врагов СССР, а детская журналистика становится инструментом, воздействующим новыми лозунгами на мировосприятие детей.

Десятилетие перед войной отмечено усиленными темпами индустриализации, ужесточением террора и усилением цензуры. Однако именно в это время возникали новые культурные практики, связанные с формированием поколения молодых советских граждан, массово читающей публики. Активно развивалась наука, начинала складываться советская интеллигенция. Новый читатель появлялся отчасти стихийно, отчасти создавался под влиянием государственной политики (Глущенко, 2015).

Одним из проявлений этого процесса стало реформирование сферы детской публицистики. Наследие 1920-х годов подготовило почву и наметило основные задачи, которые должна была решить детская журналистика: подготовка «нового человека» к трудностям жизни, определение и выявление скрытого и явного врага, точная настройка масс на выполнение целей советского государства (индустриализация, «смычка города и деревни», строительство колхозов и т. д.).



1. Жизненный мир советского ребенка и школьника 1930-х годов

Прежде чем говорить о том, как влияли пионерские журналы на молодого читателя 1930-х годов, необходимо разобраться в том, чем жил октябрёнок и пионер того времени.

Мир, каким его показывает кино 1930-х годов, равно как и многие статьи и истории в пионерских журналах, представляется нам бескрайним, огромным, величиной с весь Советский Союз: все взаимодействия между людьми происходят на больших пространствах - в саду, во дворе, в поле, в колхозе и так далее. Пространство, где непосредственно живёт человек и его семья, практически не показывается зрителю - в 1930-х годах личное пространство было неотделимо от коллективного, публичного, поскольку в отделении частного видели угрозу: приватная сфера могла служить триггером для формирования собственного мнения о внутренней и внешней политике, проконтролировать и сдержать которое было сложно. Такой образ коллективного существования, выражения общей преданности делу был обязан вдохновлять учащихся, создавать своеобразное «окно в будущее», которое показывает реальность и осуществимость этой мечты.

Нам сейчас трудно представить себе, каково было существование обывателя того времени в приватном пространстве. Медиа транслировали образ жизни привилегированной части населения, но даже в этом случае личное пространство человека неотделимо от коллективного - всегда есть какой-то третий человек, который мешает, например, объясняться в любви (фильм «Трактористы») или где-то поджидает враг, подслушивающий частный разговор (фильмы «Цирк» и «Александр Невский»).

В связи с ростом городов, который начал набирать обороты со второй половины 1920-х годов и особенно после принятия и начала выполнения первого пятилетнего плана (1928-1932), у государства появилась проблема, касающаяся расселения прибывающих на стройки рабочих: строительство новых заводов и фабрик требовало значительных людских ресурсов, привлекавшихся из деревень и небольших городов со всего Союза, и, следовательно, столь же больших жилищных пространств, где можно было бы разместить работников. Задачу распределения жилья пытались решить путём уплотнения и самоуплотнения: еще во время Гражданской войны, 20 августа 1918 года, был принят декрет ВЦИК и СНК «Об отмене прав частной собственности на недвижимое имущество» Декреты Советской власти. Том I. 25 октября 1917 г. - 16 марта 1918 г. М.: Гос. издат-во политической литературы, 1957., символизировавший начало муниципализации жилья и постепенный отказ от института квартирохозяев, которых заменили квартироуполномоченные. Последние были гарантами оплаты коммунальных услуг, соблюдения внутреннего распорядка и агентами нормирования жилого пространства (Лебина, 2015, 108), помогая живущим в коммуналках людям решать бытовые проблемы. Эти новые участники были удобным инструментом для правительства и партии: вместе с народными судами при домоуправлениях, появившимися в 1931 году для контроля над коммунальными квартирами, они позволяли следить за настроениями граждан и вторгаться в личное пространство людей.

Представителей власти в этом активно поддерживали не только квартироуполномоченные, но и жильцы домов, поскольку это позволяло им «самоуплотниться» без участия властных инстанций и таким образом более выгодно для себя распределить жилплощадь, улучшить жилищное положение других жильцов (Лебина, 2015, 110) и выгодно сдать «излишки», то есть то, что превышало санитарную норму в 8 квадратных метров на человека (Лебина, 2015, 103).

Отсутствие пространства для игр и споров дома побуждало детей собираться во дворах, школах, секциях и библиотеках, где они могли быть автономны и независимы. Это формировало у них привычку к коллективному проведению досуга: обсуждению прочитанных книг, журналов, увиденных фильмов.

Книгу часто читал один, а потом начинали читать все (во дворе, в классе, в коммуналке). Книги давали друг другу, активно работали детские библиотеки.

Особую роль играли октябрятские, пионерские, комсомольские организации, где коллектив вместе решал проблемы класса, очага Так называлось подобие класса и группы продлённого дня для дошкольников, где они могли проводить своё время. и отдельных учеников, показывающих плохой пример младшим и бросающих тень на свой класс или очаг: система создавала институцию, где дети должны были прилюдно выносить свои споры, страхи, недовольство, а большинство - решать, что следует делать в такой ситуации. В свою очередь, такая замкнутая система позволяла детям быть уверенным друг в друге, давала уверенность в завтрашнем дне, поскольку они знали, что, если наступит война, то есть товарищ, которого он знает с детства и который ему поможет и защитит. Люди старались соответствовать этой модели, поддерживали пафос строительства и были сами его неотъемлемой частью, веря в исключительность и особое предназначение нового государства. Дополнительным стимулом являлась система, положенная под фундамент этого нового общества: она предполагала социальный лифт, благодаря которому люди могли рассчитывать на обретение нового культурного, социального и символического капитала - человек мог подняться в должности, начать новую жизнь.

Но самым главным коллективным опытом детей была школа.

Однако и школа, начиная с первой половины 1930-х годов, менялась, всё больше унифицируясь, с целью организовать учебную работу таким образом, чтобы во всех частях Союза она была одинаковой, а каждый учитель мог руководствоваться одним безальтернативным вариантом работы с учениками, чтобы избежать ненужного разнообразия педагогических практик, трактующих ученика как индивидуальность или как часть массы.

За годы первой и второй пятилеток открылось 40 тысяч новых школ, было издано множество постановлений ЦК ВКП(б), координирующих работу педагогов и школ: постановление «О всеобщем обязательном начальном обучении» от 25 июля 1930 года давало возможность для детей 8-10 лет и переростков 11-15 лет пройти начальную школу за 4 года в первом случае, и за 1-2 года во втором (Балашов, 2012, 473); постановление «О начальной и средней школе» от 5 сентября 1931 года прекращало эксперименты в сфере преподавания, устанавливало жесткие принципы организации, предложив узкий круг выбранных предметов (родной язык, физика, математика, химия, география, история), которые были должны подготовить детей для дальнейшей работы на заводах и фабриках (Балашов, 2012, 474), и дополнительные часы общественно-политических дисциплин, преподаваемых участниками партийных организаций в школах-семилетках, педтехникумах и педвузах - впоследствии это постановление было дополнено другим: «О педологических извращениях в системе наркомпросов» от 4 июля 1936, которое призывало ликвидировать педологию, как науку, поскольку её теория о влиянии биологических факторов и социального окружения на учащегося, показывающая недостатки жизни в «обществе трудящихся», были опасны для проводимой политики (Балашов, 2012, 474). Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О преподавании гражданской истории в школах СССР» от 15 мая 1934 года по сути прерывало существование школы марксистской исторической науки М.Н. Покровского (1868-1932), построенной на практическом применении истории, взаимосвязи общественно-экономической формации и технологии. В 1920-е годы концепции Покровского были положены в основы исторического образования в СССР. Школа Покровского порывала с традицией изучения истории как судьбы государства и биографий великих людей, концентрируясь на истории общества, эволюция которого определялась развитием социально экономических отношений. Другой важной особенностью школы Покровского было то, что она рассматривала историю России не изолированно, а в контексте мирового социально-экономического процесса. В 1930-е годы такой подход уже явно противоречил формировавшемуся культу государства и культу личности Сталина. Покровского посмертно обвинили в недостатке патриотизма и «вульгарной социологии», а общая логика изложения истории в школьных и университетских учебниках стала примерно такой же, как и до революции, лишь дополнившись вкраплениями, посвященными тяготам трудящихся масс и единичным эпизодам классовой борьбы. Постановление возвращало дореволюционную традицию преподнесения истории через патриотизм, в первую очередь русский патриотизм, игнорировало классовый подход при рассмотрении конкретных событий и создавало его видимость за счёт включения историй о революционерах, народных вождях, русских полководцах и правителях, Сталине, Ленине и Кирове.

В результате подобных контрреформ в школе выработалась строгая вертикаль, контролирующая организационные, административные, учебные и другие механизмы работы учебного центра, и выпускавшая затем учеников, которые в ходе проведённой политико-идеологической работы получали набор образов-стереотипов, активизировавшийся при упоминании агрессии или возможности войны против СССР. Дополнительным пунктом влияния выступал страх отклониться от политики «сталинского единомыслия».

2. Воздействие пропаганды на детскую аудиторию

детский периодика враг пропаганда

Для того, чтобы «пропагандистское послание» достигло адресата, использовались различные медийные каналы: журналы, газеты, кино, постановки в театрах и другие способы передачи сообщения, то есть были задействованы не только административные методы. ЦК партии заботился о том, чтобы пропаганда была привлекательной для аудитории, чтобы её было легко понять и применять в повседневной жизни.

Пресса, издательства, театры находились под постоянным контролем Главлита, Главреперткома и его уполномоченных, которые отвечали за усилившуюся с начала 1930-х годов цензуру. Таким образом СМИ оказывались в полностью подчинённом положении, завися от партии, которая могла избавляться от неугодных авторов или обеспечивать финансовую поддержку издательствам и снабжать самих сотрудников необходимой дозированной информацией. СМИ становились инструментом, обеспечивающим партию поддержкой читателей в обмен на защиту от гонений, клейма «врага народа» и жалование (художественная и писательская элита получала большие деньги по тем временам - от нескольких сот до нескольких тысяч рублей, тогда как средняя зарплата в 1936 году составляла 231 рубль, а зарплата рабочего - 110-300 руб. Клифф Т. Государственный капитализм в СССР. М. 1991. С.66, 63; Роговин В. Сталинский неонэп. М., 1995. С. 220. Это дополнялось целой системой привилегий: отдельные квартиры, дачи и т.п.).

Разумеется, детская аудитория имела свою специфику. Общее послание должно было оставаться таким же, как и для взрослых, но донести его до массы требовалось специфическими методами, соответствующими не только возрасту детей и подростков, но и другим воспитательным и образовательным задачам, которые решались параллельно с идеологическими.

Юных читателей знакомили с жизнью их сверстников за рубежом, которая представлялась чередой страданий и издевательств, убеждая советских детей, что «счастливое детство» возможно лишь в стране Советов. Сюжеты о жизни за рубежом в большинстве случаев соединяются с военным нарративом, который начинает превалировать в журналах с середины 1930-х годов. При этом в начале 1930-х годов акцент ставился на угнетении рабочих и детей в капиталистических странах, создании невыносимых для людей условий для жизни и работы:

«Едва выйдя из этого ада, дети сразу же попадают под наблюдение фашистских надсмотрщиков, которые обрабатывают их по-своему и приучают их умирать за «дуче» -- фашистского вождя Муссолини (Пионер, 1932, №2, 12)».

«В детском доме жили совсем маленькие ребята. Самому старшему из них было только восемь лет. Как-то раз, рано утром, в детский дом приехали полицейские.

-- Вставай! Живо! - закричали они. - Выходи на улицу!

Полицейские подбежали к ребятам, схватили их и потащили неодетыми на улицу.

На улице всех ребят затолкали в автомобиль и повезли.

Привезли их в школу, которой управляют попы-ксендзы.

Ксендзы стали бить ребят и учить их петь разные молитвы.

Все эти маленькие ребята были дети коммунистов. А детский дом устроили на свои деньги рабочие для детей заключенных.

Полицейские испугались, что в детском доме из детей будут воспитывать большевиков, и решили отдать этих детей ксендзам.

Вот что произошло совсем недавно в маленьком польском городке Коло» (Чиж, 1931, №1, 7).

Разумеется, реальные проблемы и неудачи внутренней и внешней политики (например, Голодомор или завышение реальных результатов пятилеток), от населения скрывались либо объяснялись происками врагов. Жизнь в СССР описывалась по принципу противопоставления другим странам, где советская страна подавалась через позитивные образы: массовое принятие людьми идей и их радость от чувства приобщённости к всеобщему делу, проведение красочных демонстраций с флагами и лозунгами, а вражеские страны (в разное время блок Англии, Франции или Германии, Италии) через образы угнетения народа, насильственного захвата власти, мрачные изображения быта рабочих.

В то же время журналисты умели находить лазейки для обхода цензуры и продвижения своего мнения: одной из таких возможностей являлись предисловия перед произведениями иностранных авторов или текстов, которые могли вызывать сомнения в благонадежности. В одних случаях это защищало журнал от нападок цензоров, видящих в материале угрозу продвижения буржуазных ценностей среди детей или другие опасности, в иных случаях тексту просто придавался новый смысл. В кино допускалось больше вольностей за счёт литературоцентричности советской культуры: цензоры в первую очередь обращали внимание на сценарий и предъявляли к нему претензии, тогда как визуальные впечатления труднее было подвергнуть цензуре, и работа режиссёра воспринималась лишь как экранизация того, что написал сценарист.

Детские журналы, равно как и детская художественная литература и беллетристика претерпели множество изменений в сравнении с 1920-ми годами, когда представления о том, как должен выглядеть «красный» журнал для школьников, только начинали формироваться, что давало свободу редакторам, писателям, художникам на эксперименты и творчество, не столь ограниченное запретами как в 1930-х годах. Журналы 1920-х годов руководствовались двумя целями: стремлением объединить детей и устроить быт, и развить художественный вкус. Эти цели сохранились в урезанном виде позднее. В рамках советской образовательной политики 1930-х годов решались самые разнообразные задачи. Индустриализация требовала подготовки со школьной скамьи рабочих кадров для налаживания промышленности. Одновременно решались и идеологические задачи: разработка образов-маркеров врага, воспитание лояльных, но в то же время инициативных советских граждан. Эти меры продолжили конструирование «нового человека», который должен был составлять единую массу с остальными «новыми людьми», благодаря сконструированной общности интересов, знаний, используемого идеологически ангажированного языка.

Воспитание детей в духе задач партии, прохождение ритуалов, направленных на создание чувства единения и приобщённости к общему делу (посвящение в октябрята (7-9 лет), пионеры (10-14 лет), происходило в раннем возрасте, когда ребёнок не может противопоставить пропаганде свой опыт и критическую оценку, что вместе с эйфорией строительства нового государства делало его эмоционально зависимым.

Проведение школьной реформы позволило создать систему, которая бы охватывала жизненный путь ребенка с раннего дошкольного возраста до момента трудовой социализации. Но в то же время идеи, которые она пропагандировала, нуждались в закреплении через другие инструменты пропаганды, такие как пресса и кинематограф.

Благодаря Максиму Горькому и его последователям, появляется идея о создании детского журнала, который бы не только занимался обучением детей в рамках идеи о «новом человеке», но и вырабатывал бы художественный вкус и любовь к литературе (Колесова, 1966, 3-21).

3. Советская детская периодика 1920-х годов

Зарождение детского журнала в СССР традиционно связывают с проектом Максима Горького «Северное сияние», выпускавшимся в период между 1919 и 1920 гг. и закрывшимся из-за недостатка бумаги в стране. Его главной особенностью, которую затем позаимствовали другие журналы, было, во-первых, привлечение профессиональных литераторов (которых не хватало, из-за чего страдало качество некоторых разделов журнала), ученых и художников, которые вместе вырабатывали у учащихся привычку к чтению; во-вторых, обращение к детям как к полноправным членам общества, что находит отражение в первой статье первого выпуска «Слово к взрослым». «В предлагаемом журнале, -- говорит Горький, -- мы - по мере сил наших - будем стремиться воспитывать в детях дух активности, интерес и уважение к силе разума, к поискам науки, к великой задаче искусства - сделать человека сильным и красивым» Горький М. (1919) Слово к взрослым. [О задачах журнала для детей], "Северное сияние", № 1--2.. Более того, «Северное сияние» стало первым журналом, приглашавшим детских корреспондентов - деткоров - для написания статей. Другим важным журналом, сыгравшим роль в формировании последующих периодических изданий для детей, были «Красные зори», сохранившиеся в анналах истории благодаря тому, что стали первыми, кто решил взаимодействовать с читателями с помощью обратной связи, публикации писем на страницах журналов. Более поздние журналы выстраивали свои концепции, обращаясь к тем же традициям: одни журналы («Воробей», «Новый Робинзон», «Чиж», «Еж») были ориентированы на художественную литературу, рассказы о науке, путешествиях и географических открытиях, другие делали больший упор на политпросвещение («Барабан», «Пионер» в начале становления), но главная задача для них осталась общей: создание журнала для детей с выработанным языком общения, профессиональными литераторами и специалистами в качестве авторов. Журнальные статьи должны были воспитывать в читателе любовь к литературе, науке, труду, вырабатывать нужные моральные установки и подготавливать их к дальнейшей судьбе.

Основными темами, которые поднимались в детских журналах 1920-х годов, были революция и Гражданская война, социалистическое строительство, жизнь пионеров, трудовые будни детей и взрослых. Тема революции и войны появлялась в произведениях и статьях в качестве ресурса культурной памяти, что позволяло включать ребёнка, пусть даже не заставшего тех событий, в контекст происходящей у него на глазах советской истории. Через реальные и выдуманные фигуры, через жизненные сюжеты, услышанные от родителей или вспоминаемые самими детьми, журналы и советская печать в целом формируют ценности, которыми должны обладать дети: это смекалка, упорство, верность, трудолюбие, честность, позитивный настрой и оптимистический взгляд в будущее.

Типичным примером детской литературы того времени является рассказ Аркадия Гайдара «Угловой дом», написанный в 1925 году: «Это было всё давно-давно. Дом тот все там же, на прежнем месте, но седоватого джентльмена в нем нет. Там есть сейчас партклуб имени Клары Цеткин. И диван, обитый красной кожей, на котором умерла Галька, стоит и до сих пор. И когда по четвергам я захожу на очередное партсобрание, я сажусь на него, и мне воспоминается золотой зуб, поблескивающий ненавистью, звон разбитого стекла и счастливая улыбка мертвой Гальки.

У нее была темнокудрявая огневая головка. И она звонко, как никто, умела кричать:

-- Да здравствует революция!» (Гайдар, 2012, 47).

Отрывок является завершающей частью рассказа, поэтому здесь представлено то итоговое «сообщение», которое должен усвоить пионер. Здесь уже ретроспективно описывается дом, который был главным местом действия героев, где они отражали атаки врагов; Галька как настоящий боец за революцию удостаивается сравнение (олицетворения) с факелом, который подхватил «искру» революции («темнокудрявая огневая головка»: представленные эпитеты являются противоположными по изображению, но здесь на первый план встает именно символический характер такого определения), диван, его цвет и то, что на нём умерла героиня, отсылает к основному мотиву рассказа: необходимости бороться против врага, кем бы он ни был и как бы он ни притворялся своим. В этом раннем рассказе Гайдара врага было легко вычислить: его глаза (или зуб, как в данной части рассказа) были наполнены ненавистью к людям, партии, всему тому, во что верили главные герои, но все эти черты становятся видны главным героям только в самый последний момент, когда враги раскрываются и им некуда бежать. Следовательно, диван является объединяющей метафорой: красная кожа говорит о красном цвете революции, об их общем деле, отсылает к смерти и жертве девочки во имя процветания страны, является напоминанием о том, что здесь произошло и поэтому, выступает пусковым механизмом для внутренней ненависти главного героя по отношению ко всем врагам Советского Союза.

Тема социалистического строительства начинает активно появляться с середины 1920-х годов, знакомя таким образом читателей с целями, методами и причинами появления в СССР идей индустриализации и коллективизации. Внутри этой темы писателями выносится отдельный «деревенский» сюжет: в деревне в тот исторический период шла борьба с кулаками (конец 1920-х годов), разоблачались идеологические враги государства. Объективный конфликт, сопровождавший коллективизацию, состоял в том, что государство стремилось систематически перераспределять ресурсы из деревни в город для того, чтобы финансировать индустриализацию. Поскольку продукция изымалась в деревне по ценам, которые не только были ниже рыночной стоимости, но и зачастую не окупали трудовых затрат, то крестьяне отвечали сокращением посевов, что в свою очередь вызвало необходимость поставить само производство сельхозпродукции под контроль государства через принудительное объединение крестьян в колхозы. В свою очередь официальная идеология интерпретировала сопротивление крестьян этой политике как происки кулаков и других враждебных элементов, препятствующих социалистическому преобразованию деревни. Сама деревня несёт в себе одновременно негативные и позитивные оттенки: безграмотность, набожность, насилие в семье - всё это было направлено на создание образа враждебного, дикого, отсталого сообщества; но вместе с этим советская власть наследовала народническому направлению, видевшему в крестьянах трудящийся класс, который нужно было эмансипировать. Ключевым фактором в использовании по отношению к деревне критическо-просветительского или народнического направления становится политическая лояльность и готовность участвовать в индустриализации, коллективизации и других социалистических стройках. Государство в первом случае осуществляло стигматизацию деревенского населения, ожидая что после всеобщего порицания и гонений взрослое население смирится с новым образом жизни, а молодёжь начнёт использовать новые открывающиеся возможности, добиваясь трудовых успехов в колхозе или уезжая на индустриальные стройки, идти в армию, занимать государственные должности, что согласовывалось с планом замещения старых неблагонадёжных кадров из дореволюционной интеллигенции новой партийной номенклатурой. Во втором случае, пресса говорила о заслугах отдельных колхозов, ударниках труда, позднее -- стахановцах, то есть о лояльных к режиму, и выставляла их в качестве примера для подражания. Благодаря приобретению отдельными людьми и колхозами символического капитала - высокого статуса и репутации, их благосостояние заметно улучшалось, что позволяло влиять на других деревенских жителей, давая им надежду на изменение их статуса, жилищных условий и материального достатка в случае вступления и активного участия в жизни колхоза или любой другой стройки.

Трудовая тема являлась неотъемлемой частью воспитания подрастающего поколения и представляла собой столь же важный объект упоминания в журнальной периодике, что и Великая Октябрьская революция. Трудолюбие и сознательность - эти две черты помогали формировать ответственного строителя коммунизма, который будет осознавать себя частью общего дела и носителем общих идей и ценностей. В литературе это отражалось на выборе главных героев и сюжета. Трудолюбивый мальчик или девочка, зарекомендовавшие себя в глазах читателя тем, что с первых глав мы видим их всегда занятыми общественной (участники школьных и отрядных коллективов, обычно занимают высокие места в иерархии) или домашней (помогают с домашними делами родителям) работой, по ходу развития сюжета должны пройти путь, сравнимый с путешествием Данте и Вергилия по аду, лимбу и раю, а все ради того, чтобы продемонстрировать и вложить в голову читателя нужный вариант становления в человеке трудовых качеств. Это требовало описания внутренней работы и демонстрации её в развитии, на протяжении того, как герой проходит трудности, которые оформляют особенности-схожести его характера, делая его примером для подражания живым, не книжным детям. Помимо рассказов, такую тему поднимали книги из серии о жизни правильных с точки зрения коммунистической идеологии людей, способные подать пример юным большевикам и вдохновить на помощь СССР и партии, репрезентируемая через роль друга и товарища, помогающего всему обществу стать лучше, образованнее, современнее.

Из не перечисленных, но несомненно важных тем, к которым апеллировали детские журналы, следует указать сюжеты, затрагивающие интернациональное единство, классовую общность и солидарность и, конечно, вождей и главных лиц партии, таких как В.И. Ленин, Ф.Э. Дзержинский, Я.М. Свердлов и др.

В дошкольной и школьной среде освещение этих сюжетов было представлено в другом ракурсе. Все эти темы включаются советским психологом С. Марголиной в контекст «трех типов литературы», необходимых для воспитания детей дошкольного возраста: революционно-бытового, революционно-драматического и революционно-производственного. Литература первого типа активно апеллировала к изображению революционного быта (красные галстуки, «Интернационал», манифестирующая толпа, красные знамена, портреты вождей). Она вырабатывала у ребенка привычку к этому укладу и формировала «революционный инстинкт», из которого складывалось представление, что крушение советского государства повлечет угрозу его, ребенка, собственному существованию. Следовательно, ребенок был с самого своего детства, иногда ещё не полностью осознавая свои действия и мысли, настроен на защиту государства, понимая это как защиту себя самого. Здесь прослеживается одна из главных целей советского руководства - растворение личности в общественном. Вместе с тем такая литература предполагает полный отказ от неправдоподобия, которое может лишь ввести в заблуждение или принести чувство надежности, опасное тем, что способно уничтожить революционный и боевой настрой. Литература второго типа была нацелена на воспитание революционного сознания - рассказать о задаче партии, определить основные мотивы революционной борьбы, которые дадут смысл всей жизни ребенка. Третий тип литературы показывал, что нужно делать, чтобы осуществить замыслы, при этом главной темой становилась не абстрактная революция, а конкретные проблемы, с которыми книжные герои борются. В школе литературные произведения в целом отодвигаются на второй план и, если рассматриваются, то только с политической и классовой точки зрения. Литература становится важной только для того чтобы быть иллюстрацией для курса обществознания, красота языка, композиционные приемы больше не обсуждаются на уроках. Эту задачу берет на себя журнал.

4. Журналы «Пионер» и «Чиж»

Центральным органом детской печати в СССР к 1930-м годам стал журнал «Пионер». Он был далеко не единственным изданием подобного рода, но качественно отличался как от «Пионерской правды», которая выходила в газетном формате, так и от других детских журналов, не имевших столь высокого официального статуса.

«Пионер» должен был соединить нормативно-идеологическую функцию с литературно-познавательными задачами, оставаясь при этом интересным и доступным для школьников. Условно развитие журнала «Пионер» можно разделить на три периода по мере усиления идеологического контроля над его содержанием. Журнал «Пионер», образованный в 1924 году, выпускался издательством «Правда» под руководством ЦК ВКП(б) и ЦК ВЛКСМ, что гарантировало его идеальную репутацию идеологически верного и следующего риторике партии журнала. Однако, в конце 1920-х годов ситуация меняется, и «Пионер» навлекает на себя обвинения в троцкизме, пропаганде «теории отмирания школы», которая сочли антимарксистской и «вульгарно-социологической». Обвиняли журнал и в том, что он отказывается печатать литературу в духе социалистического реализма. Эти оценки воспроизводились и последующими советскими исследователями: «Отказ от реалистических принципов обобщения, типизации, полное пренебрежение к возрастным особенностям детей, обусловили низкий идейный и художественный уровень журнала этих лет» (Тимофеева, 1954, 14), -- пишет библиотековед И. Тимофеева. Критика этого периода в истории журнала «Пионер» прослеживается и в работе филолога Н. Исаковой «Советские пионерские журналы тридцатых годов»: «Формализм, бездушие, барабанная трескотня, утомляющая своим однообразием, ставка на все понимающего, политически образованного читателя, совершенное забвение детской психологии - вот что характерно для большинства материалов этого периода» (Исакова, 1972, 6).

Ситуация изменяется после череды реформ, сделавших журнал популярным, вернув его, как писала позднее исследователь советского периода Тимофеева, в русло марксистской идеологии и уничтожив троцкистские следы в РАППе: постановления ЦК ВКП (б) «О перестройке литературно-художественных организаций» от 23 апреля 1932 года, «О начальной и средней школе» от 5 сентября 1931 года, «О работе пионерской организации» от 21 апреля 1932 года, «О перегрузке школьников и пионеров общественно-политическими заданиями» от 23 апреля 1934 года указывают на целенаправленную борьбу с пролетарскими организациями и ложными толкованиями марксизма-ленинизма. уровень печатаемых статей, рассказов, повестей.

Хотя обычно партийное вмешательство в дела литературы не ассоциируется с положительными творческими результатами, случай «Пионера» можно считать счастливым исключением. Новый период в истории журнала начался во второй половине 1933 года, когда ответственным секретарем стал писатель Беньямин Ивантер. Как раз вокруг его «Пионера» собрались А. Гайдар, К. Паустовский и Р.Фраерман, Л. Кассиль, К. Чуковский, С. Григорьев, С. Маршак, Н. Асеев, С. Михалков, А. Введенский, что подняло утраченный ранее уровень статей, рассказов, повестей.

В ночь с 31 декабря 1935 года на 1 января 1936 тираж «Пионера» увеличился в пять раз, что исследователи считают началом третьего периода в истории журнала (Исакова, 1972).

Отличительной чертой нового «Пионера», указывающей на преемственность этого журнала с «Северным сиянием», становится участие деткоров в написании статей и разнообразие рубрик, среди которых «Известия географического общества «Компас», «Научный телеграф», «Почта», «Рассказы орденоносцев», «Спорт», «Самоделки», «Задачи, загадки, игры и фокусы». В этих разделах пионерам стремились дать как можно больше знаний относительно разных предметов, входивших в школьную программу или считавшихся важными для современного ребенка. В то же время, уровень, на котором писались статьи и рассказы, впоследствии публикуемые в журнале, указывает на ленинградскую школу детской публицистики, что свидетельствует о совмещении двух традиций в журнале: московской школы с сильной пропагандой и ленинградской школы с её высоким писательским и художественным уровнем произведений. Эти изменения были продиктованы внутренней политикой журнала, но скорее являлись следствием череды постановлений, принятых в начале 1930-х годов. Подобные меры обеспечивали и высокий уровень работы художников и писателей, и включение тем, ориентированных на патриотическое воспитание молодёжи.

Дополнительным фактором, который позволяет говорить о влиянии журнала на массового молодого читателя, является его распространение по школам, библиотекам, кружкам, не говоря о том, что журнал можно было купить в киосках. Журнал читали в классах, дома, в библиотеке, с друзьями, в одиночестве -- такой вид публицистических изданий, к концу 1930-х годов все больше напоминавший альманахи, имел практически ничем не ограниченное влияние на детей.

За десятилетие, по мнению Исаковой, «Пионер» прошел путь от тематически бедной беллетристики к развитой художественной прозе и поэзии. Со второй половины 1930-х годов журнал начинает экспериментировать с форматом: появляются рассказы с продолжением, ведётся поиск новых форм для коммуникации с читателями, начинают печататься русские и зарубежные классики литературы, сказки народов мира. Обязательным компонентом журнала служили статьи, рассказывающие о научных проблемах и о том, как они решаются сейчас, а также природоведческие материалы.

В отличие от «Пионера», который выпускался издательством «Правда», и, следовательно, обладал всеми привилегиями главного рупора ЦК ВКП(б) и ЦК ВЛКСМ, другой журнал - «Чиж» -- происходил из иной среды: он выпускался издательством «Детгиз», который, как и этот журнал, был создан одной командой, главным идеологом которой был Самуил Маршак, уже имевший большой опыт в руководстве детскими журналами в 1920-х годах («Воробей», «Новый Робинзон»). Другими словами, хотя «Чиж» тоже был обязан проходить предварительную и последующую цензуру Главлита, однако его нельзя окончательно назвать пропартийным, что отразилось на его судьбе: в 1937 году многие редакторы, писатели, художники были уволены или репрессированы по политическим мотивам (Г. Дитрих, Т. Габбе, А. Любарская), были приговорены к расстрелу Н. Олейников (как «участник контрреволюционной троцкистской организации) и Б. Малаховский (из-за неблагонадежного этнического происхождения был записан в польские шпионы); после произошедшего были приглашены новые авторы: М. Зощенко, Ю. Герман, Е.Данько, Л.Квитко.

Содержание журнала также претерпело изменения - более свободный от пропаганды, чем «Пионер», он больше пишет о дружбе с ровесниками и взрослыми, о животном и растительном мире, об организации быта. Открылась, но недолго просуществовала рубрика «Школа Чижа» и колонка «Умной Маши», ставшей символом журнала, где детей дошкольного возраста учили практическим вещам -- как точить карандаш, как наливать молоко; но вместе с тем необходимая идеологическая обработка там присутствовала в достаточном объёме. Отдельно стоит выделить разницу в аудиториях, на которых ориентировались журналы: «Пионер» работал с детьми от 14 и старше, а «Чиж» -- с дошкольниками и октябрятами, что объясняет разницу в подаче материала, присутствия или отсутствия некоторых сюжетов: например, в «Чиже» регулярно печатают сказки про зверей, транслирующие обычный набор моральных категорий: любить друзей, быть смелым и умным, заступаться за младших; но зато в нём нет отчётов о работе ВЛКСМ или переложений основных идей очередного съезда ЦК ВКП (б) как в «Пионере». Помимо этого, в «Чиже» рассказчиком обычно становится взрослый человек, тогда как в «Пионере» часто возникают деткоры, которые создают смешанный образ нарратора: вторая модель была более предпочтительной, тогда как «Чижа» постоянно обвиняли в отрыве от детских масс, насаждении буржуазной идеологии и отвлечении детей от реальной жизни, что было следствием политики преследования педологов (Грачева, 2016), привлекавших исследования из медицины, психологии, педагогики и биологии для изучения влияния врождённых особенностей и факторов среды на развитие ребёнка.

Неотъемлемой частью обоих журналов был интерес к легендам и мифам народов мира и в первую очередь народов, проживающих на территории СССР. Они позволяли привить детям мысль о том, что в СССР живут разные народы, традиции и обычаи которых могут не совпадать с их собственными. Через знакомство со сказкой читатель учился уважать национальные меньшинства и другие народы, что являлось одной из основных задач государства и одним из пунктов, по которому СССР строил различительную линию между собой и внешним врагом. Вместе с тем, то, как зачастую подавался образ «другого» говорит о скрытом превосходстве русского народа над остальными: образ китайца подавался через клише «весёлый китайчонок», придуманное Агнией Барто; африканцы показывались смелыми полуголыми дикарями, верящими в будущее господство коммунизма. Такого отважного, но необразованного собрата нужно было научить, взять над ним опеку, что порождало чувство ответственности за другие народы.

Индустриализация требовала включить детей из разных культур в общий контекст современного индустриального образа жизни, в котором находились их сверстники из более крупных городов. Этой цели служила даже публикация сказок. Они часто становились посредниками между дискурсом власти и обыденным языком, обеспечивающими подготовку к дальнейшему восприятию пропагандистских лозунгов, чтению декретов и отчетов со съездов партии (последнее печаталось исключительно в «Пионере», «Чиж» работал с другой аудиторией) и т.д.

Так, например, в предисловии к песне Мирры Хенкиной «Симха-трубочист» говорится: «Эта песенка трубочиста старого еврейского местечка. У нас в ССР теперь таких местечек нет, остались они в Польше, в Литве, где еврейская беднота страдает от польских и от еврейских богачей, от ростовщиков и раввинов и от всех, кому не лень пользоваться их угнетенным положением» (Пионер, 1937, №4). С помощью предисловия у читателей появляется представление о том, как было раньше и как стало сейчас, они начинают видеть разницу и улучшения, поскольку не могли наблюдать, например, похожие еврейские погромы в России, так как в то время они ещё не родились. Через сказку в удобной форме преподносится норма современности - то, как должно выглядеть общество, и старая норма - то, с чем СССР должно бороться. При этом, правильность такого деления закрепляется памятью о дореволюционных временах, о которых ещё могут помнить и рассказать их родители и знакомые: таким образом дискурс соединялся с культурной памятью и рождал полное принятие такой точки зрения всеми читателями, вне зависимости от того, живут ли они в столице, или в деревне.

Природоведческие материалы помимо того, что давали детям обычно тяжело усваиваемые знания, одновременно выполняли ещё и дублирование темы войны и образов врага. Так, например, предисловие Михаила Пришвина «Добрый воин бобрового народа», предваряющее рассказ Серой Совы «Саджо и её бобры», направляет мысль читателя, скорее, в русло критики Америки, а не наблюдения за бобрами и их жизнью. Этот вывод делали сами читатели в письмах, адресованных журналу «Пионер»: «Прочитав Серую Сову о бобрах, хочется не бежать в несуществующую Америку, а повидать этих замечательных бобров, и тоже, быть может, как Серая Сова, сделаться пионером в каком-нибудь созидательном труде» (Пионер, 1939, №9, 87).

В течение второй половины 1930-х годов происходит объединение тем индустриализации и войны: они воспринимаются как часть единого процесса в связи с целенаправленной подготовкой к войне, поэтому в журнале «Пионер» стали появляться научные статьи о ручных гранатах, в которых подробно рассказывалось о том, какие виды бывают, как их применять, с какой дистанции бросать, и здесь же появляется история солдата, который уничтожил противника таким-то приёмом с такого-то расстояния: в итоге, происходит совмещение элементов игры и жизненно необходимой в условиях войны информации. «И ручные гранаты могут быть использованы по-разному. Бросание гранат сразу, перед ударом в штыки, обессиливает противника, и он плохо сопротивляется. Так, в бою у озера Хасан 4 августа 1938 года рота красноармейцев, заняв высоту, залегла. Впереди, в ложбинке, засел взвод японцев. Чтобы двигаться дальше без больших потерь, нужно было убрать японцев, спрятавшихся в ложбинке. Тогда политрук роты Ушаков с десятком красноармейцев пошел в обход. Зайдя во фланг (сбоку) японцам, группа Ушакова внезапно забросала ложбинку гранатами и с хода, не боясь «набежать» на осколки своих гранат, бросилась в штыки. Часть японцев была уничтожена, оставшиеся бежали» (Пионер, 1939, №1, 71).

В «Чиже» таких чётких указаний нет, зато проводится связь между учёбой в школе и победами на границе, что позволяет ученику, во-первых, ассоциировать себя с пограничником, а, во-вторых, делать вывод, что отличные знания в школе позволяют быть таким же отличным пограничником. Так, в стихотворении «Песенка про пограничника» Даниила Хармса акцент сделан на школьных успехах, но, помимо этого, присутствуют некоторые приметы, по которым можно отличить шпиона: он озирается, идёт в пургу, чтобы его не заметили, «потихоньку бежит»; тогда как пограничник лежит и стоит, не шевелясь:

«Пусть метель

И Пурга

Мы не пустим

Врага!

На границах у нас

Все отличники.

Ни в метель,

Ни в пургу

Не пробраться

Врагу!

День и ночь на чеку

Пограничники!

Пограничник

Стоит

Нашу землю

Хранит.

Он стоит притаясь,

Не шевелится.

Встретить пулей

Готов

Пограничник

Врагов,

А кругом и пурга,

И метелица!

Кто-то там

Вдалеке,

По замерзшей

Реке

Потихоньку бежит,

Озирается.

Это, видно,

Шпион.

В нашу родину

Он сквозь метель и пургу

Пробирается. (Чиж, 1938, №12, 6)

Бегающие глаза, нервные черты лица и поведение, хорошая одежда будут основными признаками врага и «нечистой совести», по которым будут учить определять врага журналы и «оборонное кино».

Помимо прочего журналы рассказывали о поколении революционеров и героях Гражданской войны. В таких статьях рассказывалось о жизни героев Советского Союза (например, П.Пумпур, М. Слепнева, А. Беляков, Д. Левченко в «Пионере» № 9 за 1939 г.), знаменитых партийных деятелей (например, Н. Крупская), писателей и учёных, что в рамках отказа от религии напоминало выстраивание нового пантеона святых, где о наиболее значимых из них составлялось житие по всем агиографическим канонам. Они выступали наставниками и «учителями жизни» пионеров, обладали авторитетом в их глазах, а авторитет этих людей у общественности вызывал желание подражать им. Такой метод пропаганды позволял внедрить любую идею, работающую на создание единства мнений. Журнал «Чиж» здесь выделяется на фоне «Пионера»: список, о которых он пишет истории гораздо меньше: Ленин, Сталин, Киров, Дзержинский и ещё некоторые представители партийной элиты, хотя это можно объяснить не столько позицией журнала быть менее политически ангажированной прессой, сколько возрастом читателей и их способностью воспринимать большое количество историй о революционных деятелях, учёных, руководителях ЦК партии.

Рубрика «Почта», благодаря которой выстраивалась обратная связь с читателями, была, как правило, гораздо менее идеологизирована. В большинстве своем дети писали о волнующих их лично вещах: споре в классе, несправедливом отношении, природе, своих родителях. Только к концу десятилетия начинают более или менее регулярно появляться письма другого содержания; дети начинают высказываться о войне и её скором начале: «...Мне эта игра понравилась. Но это была только игра, а ведь нам придется воевать по-настоящему, и враги у нас - подлые и злые фашисты. И мы должны быть сильными и смелыми, чтобы победить их. Сейчас я сдаю нормы на значок юного ворошиловского стрелка. У меня будут 3 значка» (Пионер, 1939, №1, 75); «Наш кружок гранатометчиков растет изо дня в день. Ребята стали бросать гранату далеко и метко». […] В другом письме группа членов кружка юных гранатометчиков пишет: “Мы так увлеклись этим, что почти все свободное время тренировались в метании гранаты стоя, лежа, с колена и сидя на лошади. Мы советуем всем ребятам Советского Союза последовать нашему примеру” (Пионер, 1939, №1, 72)».

К концу тридцатых дети были морально подготовлены художественными рассказами, воспоминаниями военных разделом о технических новинках к тому, что им придется защищать родину ценой собственной крови.



Литература

Источники

Журнал «Пионер» Изд.: ЦК ВКП (б) «Правда». 1930-1939 гг.

Журнал «Чиж». Л.: Детиздат ЦК ВЛКСМ - 1930-1939 гг.

Официальные документы

Декреты Советской власти. Том I. 25 октября 1917 г. - 16 марта 1918 г. М.: Гос. изд-во политической литературы, 1957.

Одиннадцатый съезд РКП(б). Стенографический отчет. М., 1961. С. 567.

Горький М. (1919) Слово к взрослым. [О задачах журнала для детей], "Северное сияние", № 1--2.

Молотов В. (1937) Статьи и речи 1935-1936. М., С. 18-19.

Сталин И.В. Соч. Т. 13. С. 2. Заключительное слово по политическому отчету ЦК XVI съезду ВКП(б) 2 июля 1930 г.

Народное образование в СССР. Сборник документов. М., 1974.

Международные коалиции и договоры накануне и во время Второй мировой войны. Реферативный сборник. М., 1990.

Художественная литература

Гайдар А. Собрание сочинений в 4 томах. М.:Гос.изд-во дет.лит., 1959-1960 (1-2 т. - 1959; 3-4 тт. - 1960).

Справочно-библиографический отдел ЦГДБ им. А.П. Гайдара. «О наиболее известных произведениях А.П. Гайдара». (http://gaidarovka-metod.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=156:2011-09-01-06-58-13&catid=77:2011-08-26-11-46-59&Itemid=120).

Гайдар А.; вступ. ст. Елизарова М. (2012) Обрез. М.: Ад Маргинем Пресс.

Гайдар А. (1972) Из писем и дневников. М.: Детская литература.

Гайдар А. (2012) Дым в лесу. Издательство: Детское радио.

Дрожжин О. (1939) Удар и защита. Ленинград: Детиздат ЦК ВЛКСМ.

Размещено на Allbest.ru