Способы речевого воздействия в лингвистике

(39) LAWYER: And the legal level for driving in this state is what, Detective?

WITNESS:.08.

LAWYER: What was Emily's, again?

WITNESS: I told you,.02.

LAWYER: Considerably less than the legal limit for driving while intoxicated. Would you say that she was drunk, then?

WITNESS: Probably not. (J. Picoult, #1)

От тактики навязывания умозаключений «проталкивание идей» будет отличаться тем, что в первом случае манипулятор создает квази-логическую связь, с помощью которой он выводит следствие из определенной посылки, а во втором эта связь отсутствует и идея спонтанно включается в речевую интеракцию.

2.2.9 Дискредитация

Использование тактики дискредитации связано различием в ролевых статусах участников судебного дискурса, для которых характерны асимметричные отношения «вышестоящий-нижестоящий». Стратегическое планирование речевых ходов в данной ситуации подчинено стремлению к негативизации, или понижению статуса оппонента - с одной стороны, и позитивизации, или повышению собственного статуса - с другой (см. тактику апологизации, п. 2.2.10). В основе этой оппозиции лежит универсальная бинарная коммуникативная категория «свой-чужой», которая определяет интенциональность речевого поведения коммуникантов.

В судебном процессе умение обеспечить доверие присяжных заседателей к показаниям свидетеля является залогом консолидации собственной позиции. Поэтому в ходе прямого допроса свидетеля сторона, которая его пригласила для дачи показаний, стремится подтвердить их достоверность в глазах коллегии присяжных, а противная сторона - подвести под сомнение компетентность свидетеля и обнаружить несостоятельность его показаний.

Посмотрим на один из примеров:

(40) LAWYER: You Honor, that woman has a blatant disregard for rules, and clearly, this isn't the first time! <…> Moreover, the state has no physical evidence and no witnesses. All Ms. Frost has, in fact, is a child with a mother who's hell-bent on destroying her estranged husband. (J. Picoult, #2)

Как видно из данного примера, адвокат подсудимого, в отношении которого заведено уголовное дело, стремится дискредитировать свидетеля стороны защиты - а именно, жену обвиняемого. Делает он это при помощи эксплицитно вербализованной инвективы, направленной на ее личностные характеристики, используя пейоративные лексемы “blatant disregard”, “hell-bent on destroying her husband” и указывая на склонность к рецидивизму (“this isn't the first time”), что вместе создает образ агрессивно настроенной правонарушительницы. Маркер чуждости “that (woman)” усиливает дерогативный потенциал. Помимо этого, адвокат указывает на отсутствие веских доказательств у государственного обвинителя, что также компрометирует его позицию в глазах наблюдателей.

В следующем примере, помимо дискредитации подсудимого, обвинитель использует тактику прямой адресации к жюри присяжных, апеллируя к таким нравственно-этическим ценностям, как справедливость и ответственность:

(41) PROSECUTOR: Ladies and gentlemen, my name is Barrie Delaney, and I'm here to represent the State of New Hampshire. I want to thank each one of you for taking on a very important job. The twelve of you are here to make sure that justice is done in this courtroom. And in this case, justice means that you will find that man [she raised a finger and pointed] Christopher Harte, guilty of murder. Before this trial is over, you will know the defendant for what he really is, beneath that fancy jacket and that nice blue tie - a cold-blooded murderer. (J. Picoult, #1)

Мы видим, что представитель правосудия добивается солидаризации присяжных с ее позицией, связывая понятие справедливости, высшей конституционной и моральной ценности, которой присяжные должны руководствоваться в своей важной и ответственной работе, с обвинительным вердиктом (“justice means finding that man guilty of murder”). Маркеры чуждости “that (man)”, “that fancy jacket”, “that nice blue tie” когнитивно и аксиологически дистанцируют ответчика от лагеря «своих». Контраст помещения положительно-окрашенных прилагательных (“fancy jacket”, “nice blue tie”) в дерогативный контекст усиливает экспрессивный потенциал дискредитации.

2.2.10 Апологизация

В судебном процессе обеими сторонами движет стремление к самопрезентации, или повышению собственного положительного имиджа в глазах наблюдателей. Тактика апологизации подчинена стремлению изменить ценностные установки слушателей путем формирования определенного эмоционального настроя по отношению к объекту высказывания. К примеру, говорящий может взывать к сочувствию и состраданию аудитории, создавая чрезвычайно субъективизированный, пристрастный, но положительный образ:

(42) WITNESS: Jacob has an amazing, dry sense of humor. He's the smartest person I know. And if I want someone to keep me company when I'm running errands or unloading the dishwasher or just taking a walk, he's quick to volunteer. He'll do anything I ask him to do. And he'll also not do something, if I ask. I'm probably the only mother who's never had to worry about her son doing drugs or drinking underage. All the things that make him a perfect kid, that's what makes him different from the average kid. All his life, Jacob's wanted to fit in with his peers, and all his life, I've watched him be teased or turned down. (J. Picoult, #3)

Как следует из данного примера, свидетель - мать подсудимого - стремится выставить акцентуации его характера в определенном ракурсе, рельефно очерчивая индивидуальные особенности. Экспрессивность высказыванию придает использование лексики в превосходной степени, интенсифицирующей желаемые коннотации и конструкций с узуальной суперлативной семантикой (“the smartest person”; “the only mother who's never had to worry”; “a perfect kid”; “he'll do anything”; “all his life he wanted to fit in”). Перлокутивный эффект высказывания, безусловно, направлен на присяжных и интенсифицируется благодаря контрастивному сопоставлению слов с положительными и пейоративными компонентами значения (“quick to volunteer”; “amazing, dry sense of humor”; “teased or turned down”), которые вместе создают образ достойной, но уязвимого человека, достойного особенного к нему отношения.

Тактика апологизации может реализоваться не только с помощью митигативной оценочной лексики, положительно характеризующей образ участника судебного процесса, но и посредством средств языковой экспрессии:

(43) LAWYER: Mr. Buckley, let me explain it this way. If I was the sheriff, I would not have arrested him. If I was on the grand jury, I would not have indicted him. If I was the judge, I would not try him. If I was the D.A., I would not prosecute him. If I was on the trial jury, I would vote to give him a key to the city, a plaque to hang on his wall, and I would send him home to his family. And, Mr. Buckley, if my daughter is ever raped, I hope I have the guts to do what he did. (J. Grisham)

В данном случае позитивизация образа подсудимого достигается прежде всего за счет экспрессивного потенциала параллельных синтаксических конструкций, в которых зеркально отражаются грамматическая и семантическая структуры. Помимо этого, расставить смысловые акценты и усилить ритмико-мелодическую экспрессию высказывания помогает анафорический повтор союза “if” в начале каждого предложения. Адвокат ставит себя на место каждого из представителей судебной власти и объясняет, что бы он сделал или не сделал на их месте. Выбор грамматической формы - сослагательного наклонения - способствует косвенной передаче интенции побудительности, желательности некоего события.

2.3 Макростратегия суггестии

2.3.1 Тактика нарративного моделирования

События и факты сами по себе являются лишь исходным функциональным материалом для дальнейшего отбора - отбора, который наделяет историю определенной онтологической характеристикой и задает прагматическую цель. «Что бы там не говорили комментаторы, судебный процесс - это борьба не двух соперничающих адвокатов, а двух соперничающих историй. Присяжным необходима история, в рамки которой они смогут органично вписать те доказательства и свидетельские показания, которые нескончаемым потоком проносятся мимо них» - так говорил выдающийся американский адвокат Дж. Кокран [Hale Starr, McCormick, 2016: 25-4]. В этой связи представляется актуальным суггестивный потенциал нарративной обработки элементов событийного ряда, который способен косвенно модифицировать когнитивные схемы реципиентов, ориентируя их в нужном направлении благодаря определенному композиционно-содержательному структурированию.

Авторы зарубежных исследований по судебной коммуникации, говоря о реконструкции деталей события, используют термин «storytelling» (или «persuasive storytelling») и отмечают, что в контексте судебного процесса происходит вариативная интерпретация данного события с позиций тех или иных участников [Сotterill, 2003: 6]. Эффективность воздействия будет определяться тем, насколько пространственно-временное и ценностное соположение событийных элементов сможет повлиять на ракурс видения реципиентами этого события.

Вступительное и заключительное слово, будучи монологическими по своей природе, лежат в основе конфликтующих нарративов, создаваемых стороной защиты и стороной обвинения. Так, например, вступительное слово предоставляет возможность оратору сфокусировать внимание аудитории на ключевых звеньях предстоящих показаний свидетелей, что создает определенные ориентиры, которыми слушающие будут руководствоваться в процессе наблюдения за разворачивающимися событиями:

(44) PROSECUTOR: Ladies and gentlemen, you'll hear from Detective Anne-Marie Marrone. She will tell you that we have the gun, with the defendant's fingerprints all over it. You'll hear the county medical examiner say that the angle of the wound would make it virtually impossible for Emily to have pulled the trigger herself. You'll hear from a jeweler in town that Emily had bought a five-hundred-dollar watch to give to Chris for his birthday, which was the month after she died. And both a friend of Emily's and her own mother will tell you that Emily was not suicidal. (J. Picoult, #1)

Мы видим, что в данном примере государственный обвинитель предвосхищает ту ключевую информацию, которая будет в последующем озвучена в ходе свидетельских показаний. Для этого говорящий использует параллельные синтаксические конструкции с грамматической формой простого будущего времени, которые вступают в ритмические отношения и способствуют актуализации прагматически маркированной информации, а именно - собственно содержания конкретных доказательств. Подобная тактика повышает вероятность того, что в нужный момент присяжные вспомнят о заданных заранее ориентирах и сосредоточат особенное внимание на уже упомянутых фактах.

Не менее эффективным окажется и заключительное слово, если в нем представитель правосудия вновь привлечет внимание присяжных к необходимым элементам смысла:

(45) PROSECUTOR: You've seen the physical evidence - which is the one thing that hasn't changed during the course of this trial. You've heard Detective Marrone say that Chris's fingerprints were on the gun; you've heard the medical examiner say that the trajectory of the bullet through Emily's head indicates that someone shot her; you've heard him give evidence of Chris's skin beneath Emily's fingernails and bruises on Emily's wrist incurred during a struggle. But perhaps more importantly, you've heard Chris Harte say that he shot Emily Gold. By his own admission, he killed her. (J. Picoult, #1)

Здесь мы наблюдаем, как композиционно-содержательная структура заключительного слова практически зеркально, за несколькими исключениями, повторяет структуру вступительного слова - что позволяет подытожить услышанное и вычленить из него те ключевые компоненты, на которые говорящий хочет вновь обратить внимание аудитории и таким образом стимулировать их ответную реакцию.

Зачастую представитель правосудия эксплицитно апеллирует к вниманию присяжных, стремясь привлечь его к определенным смысловым связям, которые пронизывают нарративную структуру всего высказывания:

(46) DEFENSE LAWYER: Ladies and gentlemen, there`s been a lot of evidence produced here about how Jess Ogilvy died. We`re not disputing that evidence. But if you`ve been paying attention at this trial, you also know that you can`t judge this book by its cover. <…> I`m not going to ask you to excuse him for Jess Ogilvy`s death, we grieve with her parents for that loss. However, I am going to ask you to take the information you`ve been given about Jacob and his disorder, so that when you question whether he was criminally responsible at the time of Jess`s death, whether he understood right from wrong in that moment the way you understand right from wrong, you will have no choice but to answer no. (J. Picoult, #3)

В данном случае адвокат защиты пытается внушить присяжным идею множественности интерпретаций действительности, проводя квазилогическую причинно-следственную связь между перцепцией фактов и результирующей оценкой этих фактов. Эта окказиональная связь («if you've been paying attention, you know that…») актуализирует суггестивную интенцию говорящего, которая задает определенную когнитивную установку: несмотря на дискредитирующие доказательства против подсудимого в ходе процесса было предоставлено достаточно смягчающих вину доказательств, которые позволяют расценивать контекст преступления с совершенно другого ракурса. Даже если до этого момента удельный вес этих доказательств казался присяжным незначительным, призыв адвоката заставит их задуматься, не упустили ли они каких-либо важных деталей, и, возможно, пересмотреть свою оценку. Адвокат далее, не оспаривая факт вменяемого в вину преступного деяния, вновь акцентирует внимание аудитории на исключительных личных обстоятельствах подсудимого (его заболевание) и создает иллюзию отсутствия альтернативного выбора («you will have no choice but to answer no»), что способствует еще большей интенсификации прагматической цели.

Структурируя нарратив, говорящий осуществляет своеобразный монтаж элементов событийного ряда, которые не только воспроизводят факты, но и создают желаемый образ и ракурс видения события:

(47) PROSECUTOR: The defense is going to try to play on your emotions, and tell you that this was a botched double suicide. That's not what happened. Let me tell you what did. <…> On the night of November 7^th, at 6 p.m., Christopher Harte went into the locked gun chest in the basement of his house and took out a Colt.45 revolver. He put it in his coat pocket and picked up his girlfriend. He took her to the carousel on Tidewater Road. The defendant also brought liquor. He and Emily got drunk, had sex, and then, while the defendant still had Emily in his arms, he took out the gun. After a brief struggle, Christopher Harte put the barrel of that revolver up to Emily's right temple and shot her. (J. Picoult, #1)