Основные направления деятельности ОВД по предупреждению насильственных преступлений против собственности

Говоря о культурно-образовательных характеристиках личности жертвы, следует отметить, что около 43% всех пострадавших имели высшее или незаконченное высшее образование; 40% из них имело среднее специальное; 12,5% - среднее общее и 1,8% - неполное среднее образование.

Уголовно-правовая характеристика личности жертвы грабежа свидетельствует о том, что подавляющее большинство потерпевших (76,5%) ранее не были судимы и не привлекались к административной ответственности.

Особое значение для проявления виктимности жертвы имеют ее взаимоотношения с преступником, которые могут быть способствующими, сдерживающими или препятствующими совершению преступления. Грабеж, как правило, совершается в отношении лиц, незнакомых преступнику (64,6% всех жертв на момент совершения против них корыстно-насильственного преступления не были знакомы с преступником), с использованием незначительного повода и при сложившейся неблагоприятной ситуации, способствующей преступному посягательству. Поведение жертвы, предшествующее совершению грабежа, становилось виктимным в ситуациях, когда потерпевший высказывал различного рода обиды будущему преступнику (17,0%); оскорблял его (10,0%); угрожал и провоцировал грабителя (7%).

Анализ психологической характеристики жертв свидетельствует о том, что лишь 62,8% потерпевших от грабежа были психически здоровы; 9,3% - страдали алкоголизмом либо наркоманией - 7,6%, а 8,6% обладали выраженной психической патологией (дебилизмом, олигофренией).

Изучение личности жертв грабежа позволяет выделить ряд их общих типов, дифференцированно подходить к ним при проведении виктимологической профилактики. Так, как показывают исследования, подавляющее число потерпевших от грабежа (75,6%) - пассивные жертвы, поведение которых определяется сложившейся криминальной ситуацией и страхом перед преступниками, опасения мести с их стороны в случае обращения в правоохранительные органы. Пассивные жертвы, как правило, не оказывают должного сопротивления, небрежно относятся к своей собственности, не принимают никаких защитных мер по охране имущества из-за лени, малодушия, безынициативности и т.д.

На втором месте среди потерпевших от этого преступления (29,3%) находятся инициативные жертвы. Как правило, это положительно ориентированные в социальном плане люди, готовые прийти на помощь другим, защитить их, выручить в беде.

Весьма незначительную часть (17,1%) составляют активные жертвы, поведение которых указывало на заблаговременное принятие ими мер по защите личности, своего имущества (установка сигнализации, охранных систем, укрепление окон, дверей и т.д.).

Предложенная классификация жертв грабежа позволит достаточно обосновано разрабатывать и последовательно реализовать комплекс мер виктимологической профилактики, реализация которого, будет способствовать предупреждению такого корыстно-насильственного преступления, как грабеж.[23,с.35]

2.2 Насилие - основной признак при совершении разбо

Как верно отмечает А.И. Бойцов, «по способу совершения разбой - наиболее опасное преступление из числа хищений». В УК РФ 1996 года состав разбоя сформулирован следующим образом: «Разбой, то есть нападение в целях хищения чужого имущества, совершенное с применения насилия опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия» (ч. 1 ст. 162). К признакам разбоя относятся:

- нападение;

- цель нападения - хищение чужого имущества;

- совершение нападения с применением насилия;

- применение насилия, опасного для жизни или здоровья, либо угроза применения такого насилия.[11,с.349]

В УК РСФСР 1960 года разбой определялся несколько иначе: нападение с целью завладения имуществом, соединенное с насилием, опасным для жизни и здоровья лица, подвергшегося нападению, или с угрозой применения такого насилия. Прежний уголовный закон к признакам разбоя относил:

- нападение;

- цель нападения - завладение имуществом;

- соединение нападения с насилием;

- насилие, опасное для жизни и здоровья, либо угроза применения такого насилия.

Нетрудно заметить, что конструкция состава разбоя в УК РФ и УК РСФСР существенно отличается. Вряд ли можно согласиться с мнением Р.Д. Шарапова о том, что в Кодексах «объективная сторона разбоя определялась почти одинаково... Имелись лишь редакционные различия относительно описания насилия, а также связки нападения, физического и психического насилия». В УК РФ использованы признаки «совершение нападения с применением насилия» и «применение насилия, опасного для жизни или здоровья, либо угроза применения такого насилия»; в УК РСФСР - «соединение нападения с насилием» и «насилие, опасное для жизни и здоровья, либо угроза применения такого насилия».[62,с.27].

Что представляют собой объективные признаки состава разбоя по УК РСФСР и УК РФ - «нападение», «соединение нападения с насилием», «совершение нападения с применением насилия», «насилие, опасное для жизни и здоровья, либо угроза применения такого насилия», «применение насилия, опасного для жизни или здоровья, либо угроза применения такого насилия»? Каково их содержание? Как соотносятся между собой признаки «нападение» и «насилие, опасное для жизни и здоровья, либо угроза применения такого насилия», «применение насилия, опасного для жизни или здоровья, либо угроза применения такого насилия»?

В научной литературе применительно к составам разбоя и бандитизма имеются сходные определения понятия «нападение». Так, В.А. Владимиров, анализируя хищение, совершенное путем разбоя, определяет сущность нападения в его составе как «активное и неожиданное для потерпевшего агрессивное действие, создающее реальную опасность немедленного и непосредственного применения насилия над личностью, подвергшейся нападению, с целью завладения социалистическим имуществом».[16,с.39]

Несколько иное определение понятия «нападение» предлагает Г.А. Кригер: «Нападение при разбое, представляя внезапное насильственное воздействие на потерпевшего, может быть как открытым, т.е. осознаваемым лицом, подвергшимся нападению, или третьими лицами, так и выражающимся в неожиданном и никем не наблюдаемом воздействии на лиц, которые и сами могут не сознавать факта нападения (удар сзади, выстрел из засады и т.п.)».[34,с.97]

Л.Д. Гаухман придерживается мнения, что нападение при разбое следует определить как «действие, являющееся элементом объективной стороны состава разбоя и характеризующее собой связь между посягательствами на собственность и личность, которая обусловливает единство этих посягательств».[18,с.45]

«Длительное время легального определения признака нападения, - как верно отмечает П. Агапов, - наиболее сложного по своему содержанию и спорного в теории уголовного права, не существовало». Пленум Верховного Суда РФ в Постановлении от 21.12.1993 № 9 «О судебной практике по делам о бандитизме» разъяснил, что «под нападением следует понимать действия, направленные на достижение преступного результата путем применения насилия над потерпевшим либо создания реальной угрозы его немедленного применения. Нападение вооруженной банды считается состоявшимся и в тех случаях, когда имевшееся у членов банды оружие не применялось» п.8. Впоследствии это разъяснение было воспроизведено в п.6 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 17.01.1997 № 1 «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм».

В юридической литературе определение, данное Верховным Судом РФ, было подвергнуто критике. Так, С. Кочои считает, что в «данном определении «нападения» не указан один важный признак - внезапность действий виновного (хотя никакого отношения к анализируемому понятию этот признак не имеет). Кроме того, Пленум Верховного Суда РФ в цитируемом Постановлении применение насилия превратил в способ нападения (о чем указывает слово «путем»)». По мнению П. Агапова, «данное определение является слишком обобщенным и не в полной мере раскрывает уголовно-правовую сущность нападения. Нападению при бандитизме присущи следующие признаки. Во-первых, это всегда агрессивное, активное действие. Во-вторых, нападение ориентировано на достижение преступного результата, какой-либо преступной цели (завладение имуществом, совершение убийства и т.д.). В-третьих, это обязательно неспровоцированное воздействие на указанные в законе объекты. Неспровоцированность означает отсутствие побуждения со стороны потерпевших к заведомо вредным для них действиям. В-четвертых, нападение сопряжено с применением насилия (но в УК РСФСР - «нападение, соединенное с насилием», а в УК РФ - «нападение, совершенное с применением насилия». в отношении потерпевшего (физическое насилие) или созданием реальной угрозы его немедленного применения (психическое насилие)» [9, c.4].

Сходное определение понятию нападения дает Т.И. Нагаева: «Нападение - это процесс неспровоцированного противоправного открытого или скрытого внезапного насильственно-агрессивного воздействия на потерпевшего, совершаемый против или помимо его воли, либо на объекты, указанные в законе, и направленный на достижение преступной цели».[48,с.5]

Н. Иванцова утверждает, что «законотолкователь, в качестве которого в данном случае выступает Верховный Суд РФ, вполне справедливо оценил сущность акта нападения, которая сводится к насильственному достижению поставленной цели».[26,с.29]

С такими толкованиями понятия нападения согласиться нельзя, поскольку под нападением Пленум Верховного Суда РФ, а также вышеперечисленные авторы фактически понимают посягательство с целью, например, убийства, сопряженное с непосредственным приведением преднамеренного в исполнение (применением насилия). Правильное понимание анализируемого понятия кроется в учении о стадиях осуществления преступного намерения. Под нападением следует понимать такую деятельность банды по реализации преступного намерения, при помощи которой должны быть осуществлены действия (бездействие), непосредственно направленные на исполнение конкретного преступления (например, убийство). То есть это оконченное умышленное создание бандой условий для осуществления действий (бездействия), непосредственно направленных на исполнение конкретного преступления. К тому же нападение не может быть совершено с применением имеющегося у членов банды оружия. Применению оружия предшествует нападение, а лишь затем посягательство. И только посягательство сопрягается с непосредственным приведением преднамеренного в исполнение (применением насилия).

Понятие насилия в составе разбоя ни в законе, ни в постановлениях высшей судебной инстанции также не определено, но мнения исследователей относительно его содержания в основном совпадают. Так, В.А. Владимиров отмечает: «Таящаяся в нападении опасность насилия реализуется путем непосредственного физического воздействия на личность потерпевшего, т.е. оно должно сочетаться с таким насилием, которое осуществляется либо мускульными усилиями, непосредственно физической силой нападающего, либо путем использования орудий насилия. Но нападение может сочетаться и с угрозой непосредственного применения насилия, высказанной устно, совершением конклюдентных действий путем демонстрации оружия и др.»[16,с.48]

Пленум Верховного Суда РСФСР в Постановлении от 22.03.1966 № 31 «О судебной практике по делам о грабеже и разбое» было разъяснено, что «введение в организм потерпевшего опасных для жизни и здоровья сильнодействующих, ядовитых или одурманивающих веществ с целью приведения его таким способом в беспомощное состояние и завладения чужим имуществом должно квалифицироваться как разбой» (а. 2, п. 8). Впоследствии в Постановлении от 27.12.2002 № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» Пленум Верховного Суда РФ уточнил эту позицию и разъяснил, что «в случаях, когда в целях хищения чужого имущества в организм потерпевшего против его воли или путем обмана введено опасное для жизни или здоровья сильнодействующее, ядовитое или одурманивающее вещество с целью приведения потерпевшего в беспомощное состояние, содеянное должно квалифицироваться как разбой» (а. 4, п. 23).

Однако у С. Кочои законность разъяснения Пленума Верховного Суда РФ вызвала определенные сомнения. Он отмечает: «Дело в том, что оно не учитывает законодательного определения разбоя как нападения с целью хищения. Если введению в организм потерпевшего опасных для жизни и здоровья веществ не будет предшествовать нападение и если само такое введение не будет элементом насилия, примененного к потерпевшему, то вряд ли в таком случае можно будет говорить о наличии разбоя».

Однако в преступлениях, совершаемых с прямым умыслом, насилие без нападения невозможно. Еще ранее аналогичное мнение, но в более категоричной форме, высказал Е. Каплан: «Спаивание спиртными напитками, использование лекарственных препаратов во всех случаях совершается незаметно для потерпевших, и здесь, конечно, нет нападения, а значит, нет и разбоя» [29, c.25].

П. Агапов отмечает, что «достаточно сложным является вопрос о том, любое ли физическое насилие может быть составной частью нападения при бандитизме», и высказывает аналогичное мнение: «Вряд ли можно говорить о нападении, если насилие выражено не в форме непосредственного физического воздействия нападающего на потерпевшего, а применено путем отравления или усыпления, когда потерпевший не подвергается грозящей опасности и у него отсутствует возможность обороняться».[9,с.3]

Аналогичного мнения придерживается и И.А.Петин, считающий, что «такая рекомендация нуждается в конкретизации. Одно дело, когда потерпевшему насильно вводят в организм указанные вещества для приведения его в беспомощное состояние и облегчения завладения его имуществом. В этом случае такой способ ничем не отличается, например, от удара потерпевшего по голове, парализующего его сопротивление. И там, и здесь есть нападение как неотъемлемый компонент разбоя. Другое дело, когда те же, к примеру, одурманивающие вещества вводят в его организм обманным путем (например, незаметно добавляют в спиртное). Конечно, нападение здесь явно отсутствует (но так ли это?). Содеянное... следует квалифицировать как преступление против жизни или здоровья (в зависимости от последствий) и кражу (если потерпевший был приведен не просто в беспомощное состояние, но и не осознавал происходящее, - завладение преступником его имуществом)».[51,с.175]

О соотношении понятий «нападение» и «насилие», «применение насилия» в составе разбоя исследователи высказывают две основные точки зрения. Первая: нападение и насилие при разбое - не равнозначные понятия. Так, А. Гравина, С. Яни пришли к выводу, что «разбойное нападение следует рассматривать как создание опасности применения насилия, которое, исходя из конкретной обстановки, было объективно реально, независимо от того, осознавал ли этот факт потерпевший или нет, а также осуществление в отношении потерпевшего действий, направленных против его жизни и здоровья».[22,с.15]

По мнению С. Кочои, «в составе разбоя «нападение» и «применение насилия» согласно закону - самостоятельные, хотя и взаимосвязанные действия... Нападение, как правило, связано с насилием, однако возможно насилие и без нападения. Однако в преступлениях, совершаемых с прямым умыслом, насилие без нападения невозможно[32, c.48].

И вторая, господствующая точка зрения: нападение при разбое есть не что иное, как применение насилия к тому, у кого похищается имущество. Г.А. Кригер высказала мнение о том, что «одновременное указание в законе и на нападение, и на насилие объясняется неудачной редакцией закона»[34,с.67].

Б.К. Мартыненко отмечает: «Хотя закон определяет разбой посредством указания на два рода действий, избираемых виновным, - нападение и насилие, сущность их одна. Это двуединый способ завладения государственным или общественным имуществом. Поэтому вряд ли можно установить, как это пытаются сделать некоторые авторы, четкие юридические критерии, позволяющие разграничить понятия «нападение» и «насилие»... Нападение при разбое предполагает личное столкновение виновного с лицом, в ведении, владении или под охраной которого находится социалистическое имущество, либо с другими лицами, применив насилие к которым виновный стремится достигнуть своих целей. Нападение немыслимо без насилия, и, следовательно, понятие «нападение» предполагает «насилие»[44,с.48].

Р.Д. Шарапов признает верным определение юридической природы

нападения как одного из способов физического насилия и приходит к выводу, что «понятия «нападение» и «насилие» с уголовно-правовой точки зрения не тождественны. Если насилие является преступным деянием, то нападение характеризует способ деяния». К другим способам физического насилия он относит тайное, обманное или с использованием доверия потерпевшего причинение ему физического вреда.[62,с.17]

А.В. Наумов считает, что объективная сторона разбоя характеризуется действием - нападением с применением насилия, опасного для жизни или здоровья (такое действие можно отнести и к характеристике способа совершения этого преступления, и, следовательно, указанный признак его объективной стороны можно назвать действием-способом).

А П. Агапов утверждает, что «далеко не всегда и не всякое насилие имеет форму нападения. Нападение включает в себя главной составной частью применение или возможность применения насилия. Нападение является одной из форм применения физического насилия. Существуют и иные формы, в частности тайное, обманное или с использованием доверия потерпевшего причинение ему физического вреда».

Обе точки зрения нельзя признать обоснованными, поскольку они носят, к сожалению, предположительный либо эпигонский характер и покоятся исключительно на догматическом анализе состава разбоя. Ключом для познания уголовно-правового содержания этих признаков состава разбоя может служить только научный подход, каковым является учение о стадиях осуществления преступного намерения, основные положения которого должны соответствовать действительности.

Более того, в последние годы в юридической литературе появились публикации, содержащие предложения, направленные на еще большее «упрощение» конструкции состава разбоя. Так, А.И. Марцев, В.В. Векленко пришли к выводу, что «объективная сторона данного состава преступления выходит за рамки нападения, но всегда связана с применением насилия к потерпевшему при завладении имуществом. Поскольку разбой смыкается с применением насилия, момент его окончания следует связывать с моментом применения физического либо психического насилия». Они предлагают сформулировать состав разбоя так: «Завладение чужим имуществом с насилием или угрозой применения насилия».[42,с.24]

Р.Д. Шарапов, А.И. Бойцов, О.В. Белокуров предлагают исключить из законодательной дефиниции разбоя признак нападения с заменой его указанием исключительно на применение насилия, опасного для жизни или здоровья, либо угрозу применения такого насилия в целях хищения чужого имущества. При этом Р.Д. Шарапов поясняет, что «указания на насилие и угрозу его применения будет достаточно для описания насильственных действий в соответствующих составах преступлений. Характерно, что пример реализации подобного решения уже имеется. В ст. 321 УК РФ законодатель отказался от признаков «нападение» и «терроризирование». Теперь дезорганизация нормальной деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, выражается в угрозе применения насилия либо в самом насилии.

И предлагают сформулировать диспозицию ч. 1 ст. 162 УК РФ следующим образом: «Разбой, то есть применение насилия, опасного для жизни или здоровья, либо угроза применения такого насилия в целях завладения чужим имуществом».

А Н. Иванцова, П. Коробов пошли еще дальше. Первая предлагает сформулировать диспозицию ч. 1 ст. 162 УК РФ так: «Разбой, то есть хищение чужого имущества, совершенное с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия»; а второй - так: «Разбой, то есть хищение чужого имущества путем нападения, совершенного с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия». При этом Н. Иванцова констатирует, что «исключение из состава разбоя признака нападения не является «изобретением велосипеда»[26, c.21].

Некоторые исследователи в качестве дополнительных доводов в подтверждение необходимости законодательных новаций относительно конструкции состава разбоя приводят «невозможность добровольного отказа на стадии исполнения» и неоправданное сужение применительно к разбою возможности использования института добровольного отказа от преступления. Эти предложения стали следствием следующих причин:

- неразвитости учения о стадиях осуществления преступного намерения;

- известных трудностей доказывания разбоя в судебно-следственной практике;

- пресечения соответствующими органами в большинстве случаев деятельности разбойников после применения ими насилия в отношении потерпевших в целях хищения чужого имущества.

Однако новый подход законодателя к конструированию состава разбоя (ч. 1 ст. 162 УК РФ) и предложения вышеперечисленных авторов не имеют под собой научного обоснования, их нельзя даже признать рациональными, отвечающими требованиям эффективной борьбы с этим опасным преступлением. Как верно отмечает А.И. Бойцов, «по способу совершения разбой - наиболее опасное преступление из числа хищений, ибо изъятие имущества в данном случае осуществляется через насилие над личностью, чреватое причинением вреда ее здоровью либо даже смерти. Это же обстоятельство объясняет и усеченность состава разбоя, коренящуюся в том давнем историческом прошлом, когда запреты, налагаемые с течением времени на набеги дружин (а позднее - шаек лихих людей) и образовавшие понятие разбоя, были направлены в основном на ограждение личности, т.е. носили не столько преимущественный, сколько антинасильственный характер».[11,с.583]

Традиционно в российском уголовном законе при описании состава разбоя использовались термины «нападение» и «насилие». Возможно, это было связано с их общеупотребительным значением в русском языке. Слово «нападение» является отглагольным существительным, производным от глагола «напасть». Напасть - значит, в частности, выступить против кого-нибудь, чего-нибудь с целью разгрома, уничтожения, нанесения ущерба. Следовательно, термин «нападение» означает выступление против кого-нибудь, чего-нибудь с целью разгрома, уничтожения, нанесения ущерба. Термин «насилие» означает, в частности, принудительное воздействие на кого-нибудь, что-нибудь, а признак «соединение нападения с указанным насилием либо угрозой его применения» - скрепить, связать одно с другим.

Выражение «нападение с целью завладения имуществом, соединенное с насилием, опасным для жизни и здоровья лица, подвергшегося нападению, или с угрозой применения такого насилия» означает выступление с целью завладения имуществом, связанное с принудительным воздействием, опасным для жизни или здоровья лица, подвергшегося нападению, либо с угрозой применения такого принудительного воздействия.

Научное обоснование законодательной конструкции состава разбоя и его применения заключается в следующем. Все хищения, независимо от их способа, являются преступлениями, совершаемыми с прямым умыслом. Законодательное конструирование составов хищений и их применение должны быть подчинены основным положениям учения о стадиях осуществления преступного намерения. При условии рассмотрения анализируемого преступного деяния как материального состава преступления хищение чужого имущества путем применения насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия, как и всякого другого хищения, осуществляется в две стадии:

-умышленное создание условий для исполнения хищения чужого имущества путем применения насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия. Умышленное создание условий для исполнения преступления - такая стадия осуществления преступного намерения, в результате которой лицо нападает на объект преступления;

-исполнение хищения чужого имущества путем применения насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия. Исполнение преступления - такая стадия осуществления преступного намерения, в процессе которой лицо совершает посягательство на объект преступления и непосредственно приводит преднамеренное в исполнение. Эта стадия включает в себя не только общественно опасные действия (бездействие), но и причинную связь, наступление общественно опасного последствия. Следовательно, эта стадия состоит их двух фаз: 1) умышленные действия (бездействие), непосредственно направленные на исполнение преступления; 2) непосредственное приведение преднамеренного в исполнение. Именно с момента нападения на намеченный лицом объект, сопряженного с умышленными действиями (бездействием), непосредственно направленными на исполнение преступления, начинается эта стадия осуществления преступного намерения - исполнение преступления.

Вопрос о понятии «нападение» в науке и юридической практике спорный, что объясняется неразвитостью учения о стадиях осуществления преступного намерения. Несомненно, правильный ответ лежит в плоскости этого учения. В контексте предлагаемой мною концепции стадий осуществления преступного намерения понятие «нападение» может быть сформулировано следующим образом. Нападение лица на объект преступления с целью причинения ему общественно опасного вреда - это такая деятельность лица по реализации преступного намерения, при помощи которой должны быть осуществлены умышленные действия (бездействие), непосредственно направленные на исполнение преступления, т.е. это оконченное умышленное создание условий для исполнения преступления.

Как известно, «всякая деятельность включает в себя цель, средство, результат и сам процесс деятельности», поэтому диспозиция состава разбоя в УК РСФСР 1960 года означала следующее. Это такая деятельность по реализации преступного намерения, при помощи которой должны быть осуществлены действия (бездействие), непосредственно направленные на применение насилия, опасного для жизни или здоровья, или угрозу применения такого насилия с целью завладения имуществом. Это оконченное умышленное создание условий для осуществления действий (бездействия), непосредственно направленных на применение насилия, опасного для жизни или здоровья, или угрозу применения такого насилия с целью завладения имуществом.

Непосредственному приведению преднамеренного в исполнение предшествует посягательство на объект преступления. Вопрос об объеме понятия «посягательство» издавна вызывал не менее острые споры.

В последнее время высказано множество мнений относительно понимания понятия посягательства на объект преступления (особенно применительно к посягательству на жизнь работника милиции или народного дружинника, - ст. 191.2 УК РСФСР). Правильным является понимание посягательства как всякой деятельности, при помощи которой преднамеренное должно быть непосредственно приведено в исполнение. Вопрос о понятии «посягательство», использованном законодателем, в частности, в ст. 37 УК РФ «необходимая оборона», в науке и юридической практике по-прежнему вызывает большие споры, но правильное его понимание лежит в плоскости учения о стадиях осуществления преступного намерения.

Различие между терминами «нападение» и «посягательство» очевидно, поэтому ошибочным представляется утверждение А.Н. Попова о том, что «разбой с точки зрения конструкции состава преступления признается оконченным в момент посягательства». Общее, что объединяет их, - это то, что они звенья одной цепи. Название этой цепи - осуществление преступного намерения, но место нахождения нападения и посягательства различно: вначале совершается нападение, а затем посягательство.[52,с.194]

Неточными представляются утверждения В.В. Орехова о том, что «понятие посягательства нельзя полностью отождествлять с понятием нападения. Первое может выражаться не только в нападении, но и в других действиях, не связанных с нападением (например, побег из-под стражи, уничтожение или повреждение имущества, незаконное пересечение границы).[49,с.29].

Доводы П. Коробова, касающиеся невозможности добровольного отказа на стадии исполнения и неоправданного сужения применительно к разбою возможности использования института добровольного отказа от преступления, также нельзя признать основательными. Предотвращение причинения вреда здоровью потерпевшего либо даже смерти является основным обстоятельством, обусловливающим необходимость конструирования состава разбоя по принципу усеченного[31,c.28].

Ввиду известной сложности, спорности и практической важности необходимо остановиться на усеченных составах преступлений, представляющих собой разновидность формальных составов. К усеченным составам преступлений относятся, в частности, разбой (ст. 162 УК РФ); посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля (ст. 277 УК РФ); посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование (ст. 295 УК РФ); посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа (ст. 317 УК РФ).

По мнению В.В. Мальцева, «необходимость уголовно-правовой защиты нематериальных интересов от преступных посягательств - основная причина создания формальных составов преступлений»[41,с.12].

Преступлениями, предусмотренными статьями 277, 295, 317 УК РФ, причиняется вред их непосредственным основным объектам - соответственно политической системе как основной части конституционного строя России, интересам правосудия, нормальной деятельности сотрудников правоохранительных органов и военнослужащих по охране общественного порядка и обеспечению общественной безопасности. Само посягательство на жизнь соответствующих лиц (это есть всякая деятельность, при помощи которой преднамеренное их убийство должно быть непосредственно приведено в исполнение), независимо от дальнейших преступных действий посягателей по непосредственному приведению преднамеренного убийства в исполнение, означает причинение нематериального вреда этим правоохраняемым объектам. Непосредственный дополнительный объект - жизнь соответствующих лиц.

Таким образом, диспозиции статей 277, 295, 317 УК РФ построены законодателем по отношению к непосредственным основным объектам по принципу формальных составов преступлений, по отношению к непосредственным дополнительным объектам - по принципу усеченных составов преступлений.

Еще одной причиной установления усеченных составов преступлений является необходимость усиления борьбы с теми или иными видами преступных деяний и предотвращения причинения общественно опасных последствий. Усеченные составы характеризуются тем, что, формулируя их, законодатель признает преступление оконченным тогда, когда деяние, прямо направленное на объект, охватываемый умыслом виновного, еще не совершено, но объект уже ставится в явную опасность причинения ему ущерба. От формальных составов преступлений усеченные отличаются тем, что прямым умыслом лица охватываются не только действия, входящие в диспозицию уголовно-правовой нормы, но и дальнейшие, направленные на тот же объект действия и их результат.[53,с.31]

Представляется неэффективной, прежде всего с точки зрения необходимости предотвращения причинения вреда, опасного для жизни и здоровья потерпевшего, конструкция состава разбоя в УК РФ - нападение в целях хищения чужого имущества, совершенное с применением насилия, опасного для жизни или здоровья (ч. 1 ст. 162 УК РФ). К тому же такая конструкция неосновательна. Нападение не может быть совершено с применением насилия, поскольку последнее является непосредственным приведением преднамеренного в исполнение (наряду с изъятием и обращением чужого имущества в пользу виновного или других лиц). Применению насилия предшествует посягательство, а не нападение, т.е. посягательство в целях хищения чужого имущества может быть сопряжено с применением насилия. Применение насилия, а тем более причинение ущерба личности лежит за пределами юридического момента окончания разбоя. В УК РСФСР правильно было зафиксировано: « нападение с целю хищения чужого имущества, опасным для жизни и (правильно «или») здоровья».

Конструкция состава разбоя содержит два несовместимых признака - нападение и применение насилия, поскольку они не тождественны и совершаются разновременно. Такая конструкция абсурдна.

Возможны ли при осуществлении усеченных составов преступлений приготовление и покушение? Исследователи и судебная практика единодушны в том, что приготовление применительно к усеченным составам преступлений возможно.

Ярославским областным судом К. осужден по ч. 1 ст. 30, пунктам «а», «в», «г» ч. 2 ст. 162 УК РФ. Он признан виновным в том, что совершил приготовление к разбою на Ш. Судебной коллегией по уголовным делам Верховного Суда РФ в кассационном порядке приговор в части квалификации содеянного К. оставлен без изменения.

Относительно возможности совершения покушения при осуществлении усеченных составов преступлений мнения исследователей разделились: одни считают возможным покушение, в частности, на разбой (по УК РСФСР 1926 и 1960 годов), другие - нет (в силу особенностей его законодательной конструкции). Н.Д. Дурманов считал «невозможным оконченное покушение на разбой, поскольку момент нападения на человека с целью завладения имуществом путем применения насилия или угрозы насилия уже образует состав оконченного преступления». В материалах судебно-следственной практики отсутствуют случаи квалификации покушений на разбой (по УК РСФСР 1926 и 1960 годов).

А.И. Ситникова высказала мнение, что возможно выделение покушения на разбой, поскольку нападение и насилие (правильно - нападение и насилие, применение насилия) не тождественные понятия, следовательно, при разбое вероятно нападение без насилия (правильно - при разбое нападение соединено с насилием, но совершается без применения насилия), что и следует считать покушением на разбой. Действительно, мнение А.И. Ситниковой подтверждается судебной практикой, так как абсурдная конструкция состава разбоя такую точку зрения провоцирует[59, c.58].

По приговору Брянского областного суда П. осужден, в частности, по ч. 3 ст. 30, пунктам «а», «в», «г» ч. 2 ст. 162 УК РФ. По этому же делу осуждены М., Д., З. и др. П. признан виновным в покушении на разбой, совершенном группой лиц по предварительному сговору, с незаконным проникновением в жилище с применением оружия и предметов, используемых в качестве оружия.

М., осужденный по этому же делу за разбойное нападение, совершенное в составе организованной и руководимой им банды, а также за другие преступления, подыскивая очередной объект для нападения, узнал от знакомого П. о С., который, занимаясь продажей валюты, постоянно имел дома крупные суммы денег. М. предложил П., а также Д. и З., присутствовавшим при разговоре, один из которых являлся участником банды, совершить нападение на квартиру С., на что те, в том числе П., согласились.

По разработанному плану преступления П. указал квартиру С. и остался внизу у подъезда для наблюдения за обстановкой. Д. позвонил в квартиру и с целью проникновения в нее попросил С. обменять доллары США. Последний, открывая замки, в дверной глазок увидел, что один из преступников надевает маску, и не открыл дверь, стал кричать, что вызовет милицию. Испугавшись, соучастники убежали.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ приговор оставила без изменения. По протесту первого заместителя Председателя Верховного Суда РФ Президиум Верховного Суда РФ приговор и определение в отношении П. изменил: его действия переквалифицированы с ч. 3 ст. 30, пунктов «а», «в», «г» ч. 2 ст. 162 УК РФ на ч. 5 ст. 33, ч. 3 ст. 30, пункты «а», «в», «г» ч. 2 ст. 162 УК РФ. При этом Президиум в Постановлении указал следующее. Суд, установив в приговоре факт соучастия П. в покушении на разбой, вместе с тем не конкретизировал вид соучастия. Между тем из дела видно, что П. не участвовал в совершении действий, составляющих объективную сторону преступления, а лишь указал объект нападения и исполнял роль наблюдателя за окружающей обстановкой во время совершения преступления непосредственными исполнителями.

Однако Е.В. Благов не соглашается с квалификацией этих действий как покушение на разбой. Он отмечает: «Попытка совершить разбойное нападение , закончившаяся всего лишь звонком в дверь квартиры потерпевшего, который, заметив в глазок, как один из преступников надевает маску, дверь не открыл и стал кричать о вызове милиции, а соучастники, испугавшись, убежали, квалифицирована со ссылкой на ч. 3 ст. 30 УК РФ. При приведенных обстоятельствах содеянное за пределы приготовления к разбою не выходит, так как... прибытие на место совершения преступления означает не более чем создание одного из условий для совершения преступления»[12,с.43].

Таким образом, разбой есть нападение в целях хищения чужого имущества, соединенное с насилием, опасным для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия. Аналогичное содержание термин «нападение» должен иметь не только в ч. 1 ст. 162 УК РФ, но и в других составах преступлений Особенной части УК РФ, кроме статей 162, 209 УК РФ, это статьи 227 и 360 УК РФ. Ошибочным представляется отнесение И.В. Золотаревым и В.С. Прохоровым нападения к способу совершения преступления в составе пиратства ст. 227 УК РФ. Конструкция состава пиратства должна быть аналогична конструкции состава разбоя.[24,с.374]

2.3 Признаки насилия при совершении вымогательства собственности

С объективной стороны вымогательство характеризуется требованием передачи имущества, права на имущество или совершением действий имущественного характера под угрозой применения насилия либо уничтожения или повреждения имущества, а равно под угрозой распространения сведений, позорящих потерпевшего или его близких, либо иных сведений, которые могут причинить существенный вред правам или законным интересам потерпевшего или его близких.

Вряд ли можно согласиться с тем, что акт вымогательства состоит из двух разрывно-связанных преступных самостоятельных действий - требования и угрозы, то есть с тем, что объективная сторона является сложной. В этом случае совершение только одного из действий, входящих в совокупность, должно образовывать покушение на совершение преступления. Например, при изнасиловании применение только насилия в целях совершения полового сношения, когда само половое сношение не совершается по независящим от лица обстоятельствам, квалифицируется как покушение на изнасилование. Представляется, что объективную сторону вымогательства составляет общественно опасное деяние, которое характеризуется только одним действием - требованием, а угрозы различного содержания являются способами совершения преступления, то есть определенным порядком, методом, последовательностью движений и приемов, применяемых лицом в процессе осуществления общественно опасного посягательства.

Неточной представляется позиция авторов, согласно которой адресатом угроз при вымогательстве может быть как сам потерпевший, так и его близкие. Думается, что необходимо различать адресата требования передачи имущества, права на имущество или совершения действий имущественного характера, адресата угроз и их содержание. Для наличия состава вымогательства необходимо, чтобы требование и угрозы предъявлялись самому потерпевшему, однако содержание угроз может касаться не только самого потерпевшего, но и его близких.

Законодатель четко определил содержание угроз, с помощью которых вымогатель подкрепляет свои требования. Если предметом требования является чужое имущество, а содержанием угрозы - возможность применения насилия, то возникает проблема разграничения насильственного грабежа (в части угрозы применения насилия, неопасного для жизни или здоровья), разбоя (в части угрозы применения насилия, опасного для жизни или здоровья) и вымогательства. Угроза при вымогательстве адресована в будущее, а при грабеже и разбое виновный угрожает применить насилие немедленно. Кроме того, при вымогательстве умысел виновного направлен на получение имущества в будущем, а при грабеже и разбое - на его немедленное получение.

Тем не менее некоторые суды квалифицируют рассматриваемую ситуацию как идеальную совокупность нескольких преступлений, тогда как в действительности она отсутствует. Примером может служить уголовное дело в отношении Карпова и Рыбина, рассмотренное районным судом г. Кирова. Они были признаны виновными в вымогательстве, совершенном группой лиц по предварительному сговору. Кроме того, Карпов - в разбое, а Рыбин - в грабеже, совершенных группой лиц по предварительному сговору.

Преступления, как установлено судом, совершены в г. Кирове при следующих обстоятельствах. Рыбин потребовал от Перминова ежемесячной платы за то, что тот продает пакеты с жидкостью «Блеск». Последний платить отказался, и Рыбин предупредил, что если он деньги давать не будет, его изобьют. Через месяц Рыбин и Карпов пришли к Перминову, и Рыбин повторил требования, а затем с целью заставить его платить оба стали угрожать убийством и причинили ему телесные повреждения. Перминов испугался и вынужден был сказать им, что у него есть деньги в шифоньере. Рыбин взял оттуда деньги. Карпов, понимая, что Перминов не собирается в будущем платить им деньги, с силой нанес ему удар по лицу стеклянной банкой, причинив легкий вред здоровью.

Изменяя приговор суда, коллегия указала, что, решая вопрос о квалификации отдельно каждого вмененного деяния, суд первой инстанции искусственно разграничил объективную сторону совершенного Карповым и Рыбиным одного преступления.

Осужденные завладели деньгами потерпевшего в процессе вымогательства, с целью ежемесячного получения от него данной суммы. Их действия, связанные с завладением деньгами, полностью охватывались составом преступления - вымогательства и не требовали дополнительной квалификации как разбой или грабеж.

Поэтому квалификация действий Рыбина и Карпова по пп. «а», «б» ч. 2 ст. 161 и пп. «б», «г» ч. 2 ст. 162 УК РФ признана Судебной коллегией излишней и осуждение по данным статьям исключено. Кроме того, квалифицируя действия Рыбина как вымогательство, совершенное неоднократно, суд сослался на то обстоятельство, что он дважды незаконно требовал передачи чужого имущества. Однако по делу установлено, что Рыбин дважды одному и тому же лицу - Перминову - предъявлял одно незаконное требование - ежемесячно отдавать по 100 руб. в связи с торговой деятельностью. Коллегия обоснованно пришла к выводу, что данные действия Рыбина неоднократности не образуют, и этот квалифицирующий признак также исключен из обвинения.

Недостаточно обоснованной представляется позиция ученых, ограничивающих понятие шантажа как одного из способов совершения вымогательства только угрозой распространения сведений, позорящих потерпевшего или его близких. Несомненно, в этом есть вина и самого законодателя, который не дает определения шантажа. Думается, что под шантажом следует понимать: а) угрозу распространения сведений, позорящих потерпевшего или его близких, б) угрозу распространения иных сведений, которые могут причинить существенный вред правам или законным интересам указанных лиц (тайны усыновления, банковской тайны и т.п.).

В ряде случаев встречается неправильная оценка судами характера и содержания сведений, распространением которых угрожает виновный, что приводит к необоснованной квалификации содеянного.

Так, по приговору Санкт-Петербургского городского суда Соловьев был осужден по ч. 1 ст. 222, п. «а» ч. 2 ст. 163 УК РФ и по п. «н» ст. 102 УК РСФСР, Окунев по ч. ч. 1 и 3 ст. 222, п. «а» ч. 2 ст. 163, п. п. «а», «б» ч. 3 ст. 162 УК РФ. По этому же приговору осуждены Богданов, Сенин, Рыбаков и Михеев.

Согласно приговору суда после совершения разбойного нападения Окунев рассказал об этом преступлении Соловьеву и они решили шантажировать Богданова и Рыбакова. С этой целью Соловьев позвонил им и, требуя 6 тыс. долларов США, стал угрожать тем, что сообщит о совершенном ими преступлении. Опасаясь разоблачения, Богданов и Рыбаков отдали требуемую сумму Соловьеву.

Действия Соловьева и Окунева по эпизоду получения ими от Богданова и Рыбакова 6 тыс. долларов США суд квалифицировал по п. «а» ч. 2 ст. 163 УК РФ как вымогательство, то есть требование передачи чужого имущества под угрозой распространения сведений, которые могли причинить существенный вред правам или законным интересам потерпевшего, совершенное группой лиц по предварительному сговору. Однако Президиум Верховного Суда РФ признал приговор в этой части необоснованным.

Как видно из материалов дела, Соловьев и Окунев, достоверно зная о совершенном Богдановым и Рыбаковым преступлении (поскольку Окунев был одним из соучастников этого преступления), имели своей целью завладеть определенной частью денежных средств, похищенных Богдановым и Рыбаковым при разбойном нападении. Диспозиция ст. 163 УК РФ определяет вымогательство как требование передачи чужого имущества под угрозой распространения сведений, позорящих потерпевшего, либо иных сведений, которые могут причинить существенный вред правам и законным интересам потерпевшего.

Угрозу разглашения сведений о действительно совершенном преступлении нельзя признать обстоятельством, существенно нарушающим права Богданова и Рыбакова либо причиняющим вред их законным интересам.

При таких обстоятельствах действия Соловьева и Окунева в части, касающейся завладения ими 6 тыс. долларов США, квалифицированные судом по п. «а» ч. 2 ст. 163 УК РФ, не содержат состава преступления.

Представляется, что в данном случае выводы суда являются необоснованными. Согласно диспозиции ст. 163 УК РФ речь идет об угрозе распространения сведений двух категорий: либо позорящих потерпевшего или его близких, либо могущих причинить существенный вред правам и законным интересам этих лиц. В соответствии с Постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 4 мая 1990 года № 3 «О судебной практике по делам о вымогательстве» под угрозой оглашения позорящих сведений понимается угроза разглашения сведений о совершенном потерпевшим или его близкими правонарушении, а равно иных сведений, оглашение которых может нанести ущерб чести и достоинству потерпевшего или его близких. При этом не имеет значения, соответствуют ли действительности сведения, под угрозой разглашения которых совершается вымогательство (п. 3). Как обоснованно отмечается некоторыми авторами, важно, что потерпевший стремится сохранить эти сведения в тайне, а угроза их оглашения используется виновным для того, чтобы принудить его к передаче имущества.

На практике возникает проблема квалификации действий виновного, если он предъявляет требование передачи имущества, права на имущество или совершения действий имущественного характера, но каких-либо угроз не высказывает, однако, исходя из характеристики личности виновного и фактических обстоятельств, у потерпевшего есть все основания опасаться неблагоприятных для себя последствий в случае отказа удовлетворить предъявленные требования. Исходя из буквального толкования диспозиции ст. 163 УК РФ, состав вымогательства отсутствует. В связи с этим предлагается изменить редакцию ст. 163 УК РФ, исключив из основного состава указание на использование угроз, сделав этот признак квалифицирующим.

В следственно-судебной практике возникают вопросы, связанные с квалификацией и отграничением вымогательства от принуждения к совершению сделки. В теории уголовного права разграничению указанных составов преступления уделяется большое внимание. При отграничении принуждения к сделке от вымогательства необходимо установить характер требований, которые предъявлял виновный. При принуждении к совершению сделки отсутствуют такие признаки, обязательные для вымогательства, как безвозмездность и корыстная цель. Эти положения не всегда учитываются при квалификации конкретных деяний.

Так, Ковровским городским судом Владимирской области 9 декабря 1997 г. Бабаев И. и Бабаев М. осуждены по пп. «б», «в» ч. 2 ст. 179 и пп. «а», «б» ч. 3 ст. 163 УК РФ. Они признаны виновными в принуждении к совершению сделки с применением насилия, совершенного организованной группой, а также вымогательстве, совершенном в отношении граждан Ф., М. и М-ва организованной группой, неоднократно, в целях получения имущества в крупном размере.

Бабаев И. и Бабаев М. в период с конца марта по апрель 1997 г. с целью незаконного обогащения требовали от Ф. обменять принадлежавшую ей на праве собственности благоустроенную квартиру на другую, неблагоустроенную. С тем чтобы понудить Ф. к обмену, они избивали (в том числе и в ее присутствии) ее сына, угрожали ему убийством, увозили Ф. на другую квартиру и не разрешали выходить. Опасаясь расправы с сыном, Ф. была вынуждена согласиться на обмен своей квартиры на неблагоустроенную, куда затем и переехала, получив в качестве компенсации 1,5 млн. рублей. Ее же квартира была продана за 36 млн. рублей, из которых 30 млн. рублей получили Бабаевы.

Кроме того, в апреле - мае 1997 г. Бабаев И. и Бабаев М. снова совершили вымогательство: под угрозой применения насилия вымогали у М. деньги в сумме 18 млн. рублей, а у М-ва - в сумме 50 млн. рублей.

Судебная коллегия по уголовным делам Владимирского областного суда приговор оставила без изменения.

Заместитель Председателя Верховного Суда РФ в протесте поставил вопрос об изменении приговора и кассационного определения - исключении из обвинения осужденных пп. «б», «в» ч. 2 ст. 179 УК РФ.

Президиум Владимирского областного суда 4 сентября 1998 г. протест удовлетворил, указав следующее.

Виновность Бабаева И. и Бабаева М. в совершении вымогательства в суде установлена. Их действия квалифицированы правильно. Вместе с тем их осуждение по пп. «б», «в» ч. 2 ст. 179 УК РФ за принуждение Ф. к совершению сделки по обмену ее квартиры нельзя признать обоснованным.

В соответствии с диспозицией ст. 179 УК РФ уголовная ответственность за принуждение к совершению сделки наступает в том случае, когда действия виновного не содержат состава другого преступления - вымогательства.

В данном случае принуждение Бабаевыми Ф. к обмену ее квартиры как преследовавшее цель незаконного, за ее счет, обогащения судом обоснованно квалифицировано как вымогательство и дополнительной квалификации этих действий по ст. 179 УК РФ не требуется.

С учетом изложенного приговор и определение кассационной инстанции в отношении Бабаева И. и Бабаева М. были изменены, исключено указание об осуждении их по пп. «б», «в» ч. 2 ст. 179 УК РФ, в остальной части данные судебные постановления оставлены без изменения.

В теории уголовного права и правоприменительной деятельности возникают вопросы, связанные с проблемой отграничения вымогательства от самоуправства. Предметом вымогательства является чужое имущество, то есть такое, на которое виновный не имеет ни действительного, ни предполагаемого права. Однако это не всегда учитывается при квалификации конкретных деяний.