Алексей ("Лёха") Никонов и Настасья Хрущёва с экспериментальной монодрамой "Магбет"

Размещено на http://www.allbest.ru

Кафедра современной русской литературы

Алексей («Лёха») Никонов и Настасья Хрущёва

с экспериментальной монодрамой «Магбет»

Дипломная работа по журналистике

Я в Лермонтовы, Пушкины и Маяковские не записываюсь и вполне отдаю себе отчет в том, кто я такой. Тем не менее, могу сказать, что я - поэт! Поэт XXI века! Какой вот поэт получился у нас в России. Понимаю, что многим мой грязный стиль может казаться хамским.

(Лёха Никонов, из интервью [36])

Оглавление

Введение

Глава 1. Поэзия Лёхи Никонова и музыка Настасьи Хрущёвой как эстетический факт нашей современности

§ 1. Кто такой Лёха Никонов

§ 2 Кто такая Настасья Хрущёва

§ 3. Эксперимент в Малом зале Санкт-Петербургской филармонии 16 мая 2011 года и его итоги

Глава 2. Комментарии и размышления по поводу текстов панк-оперы «Медея. Эпизоды» и монодрамы «Магбет

§ 1. По поводу монодрамы «Магбет

§ 2 По поводу панк-оперы «Медея. Эпизоды

Заключение

Библиографический список

Глоссарий

Иллюстрации

поэзия никонов панк опера

Введение

Тема настоящей дипломной работы в том её виде, как она сформулирована, на первый взгляд, производит на читателя впечатление странное - так нам кажется. Поэт-панк Алексей Никонов - до недавнего времени если и представлял собой некое явление нашей культуры, то исключительно явление маргинальное* (см. «Глоссарий» в конце работы), а уж Настасья Хрущёва - композитор и пианист - какое она-то имеет отношение к дипломной работе по литературе?

И потом - где тут проблема? Допустим, в привычном виде тема дипломного сочинения могла бы звучать так: «Проблематика и поэтика панк-оперы Лёхи. Никонова «Медея. Эпизоды», а также монодрамы Лёхи Никонова и Настасьи Хрущёвой «магбет». Но эти тексты - больше, чем тексты в смысле функционирования их в системе культуры. И не только потому, что их невозможно интерпретировать без учёта музыкального сопровождения или, лучше сказать, органично пронизывающей их музыки.

Буквально на наших глазах изменился статус панка* Лёхи Никонова, который из автора прикольных текстовок панк-группы «Последние танки в Париже» в восприятии российских любителей поэзии (давайте лучше скажем так - не всех любителей поэзии, а только некоторой их части) превратился уже в поэта… известного (отметим хотя бы премии Ильи Кормильцева в номинации «рок-поэзия» за 2008 и 2009 г. и признание Лёхи Поэтом года уже в теперешнем 2014 на сайте «Стихи.ru» - это не Нобелевская, конечно, премия, но…), хотя по-прежнему эти тексты (произведения?) всё-таки лучше искать в Сети, нежели на полках книжных магазинов. Это к вопросу об актуальности настоящего исследования.

Текстов Лёхи Никонова в Сети много (графических, аудиотекстов, видеороликов), но объектом нашего исследования стали, в основном, два вышеуказанных - панк-опера и монодрама - на фоне всего творчества поэта. Почему именно эти? А вот почему.

Для начала - по чисто формальному признаку. Оба текста входят в пятый сборник Лёхи Никонова «Медея» (правда, по-разному входят: фрагменты «магбета» разбросаны по сборнику, а текст панк-оперы дан как нечто единое). Тут припоминается некая аналогия с пушкинскими «Повестями Белкина», которые «сохраняют свободное существование: их можно читать отдельно…» [15, 127].

Но есть и другая причина, по которой монодраму и панк-оперу надо бы рассматривать в одном исследовании…

Именно с появлением данных произведений произошло в общественном сознании волшебное превращение питерского панка в русского поэта. Изменился его статус в системе культуры, да так изменился, что вот и одна из литературоведческих кафедр нашего славного вуза отреагировала на это изменение, отреагировала достаточно быстро, утвердив данную тему дипломной работы по литературе. О причинах этой оперативной реакции будет сказано в «Заключении» настоящей дипломной работы, причинах очевидных и внешних, а также не столь очевидных причинах…

Предметом исследования является поэтическое своеобразие и культурный статус упомянутых текстов Лёхи Никонова, а относительно музыкальных достоинств монодрамы «магбет» - этот аспект произведения нами будет затронут… в самой незначительной степени. Не из-за пренебрежения к данной стороне произведения, отнюдь. Тут, наверное, лучше бы дать слово специалисту в данной области, а наши кое-какие дилетантские соображения будут высказаны, но - без особых претензий на глубину постижения музыкальных открытий Настасьи Хрущёвой.

Методологической основой дипломной работы являются книги М. Бахтина, Д. Лихачёва, А. Панченко, В. Понырко, а также отдельные положения книг А. Лосева и П. Палиевского, концепция интертекстуальности* Ю. Кристевой (см. «Библиографический список», № 32). Что касается методов, применённых для анализа, то ведущими тут будут:

- сравнительно-сопоставительный,

- системный \(в частности, определение инварианта*),

- герменевтический анализ текста и группы текстов,

- социокультурный и интертекстуальный комментарий.

Несколько слов относительно «Глоссария». Зачем он нужен в работе студента, не проще ли пользоваться привычными значениями упомянутых терминов, которые даны во многих имеющихся в распоряжении дипломников словарях? Не проще. Дело в том, что многие литературоведческие термины употребляются исследователями в различных значениях. «Глоссарий» даёт возможность устранить возможные двусмысленности, снимает потенциальные недоразумения на этот счёт. И ещё: это один из способов исследовательской самодисциплины: многозначный (или же сомнительный?) термин после уяснения употребляется лишь в указанном значении - и никакой путаницы в восприятии. Психологический аспект подобного «Глоссария» состоит в стимулировании исследовательской самодисциплины: значение термина представлено - будь добр используй его в работе именно в этом значении, и ни в каком другом. Термин, который будет объяснён в «Глоссарии», при первом своём употреблении в тексте работы обозначен звёздочкой - вот так: *. Да, собственно, читатель уже это видел… Ещё раз: никакой конкуренции по отношению к уважаемым литературоведческим словарям с нашей стороны. «Глоссарий» настоящего исследования имеет значение исключительно в контексте нашего исследования (если вообще имеет хоть какое значение).

Относительно научного аппарата настоящей дипломной работы также отметим: 1) при цитате в квадратных скобках указывается либо только номер по «Библиографическому списку (если это электронный документ); 2) либо - номер и страница (если это книга), 3) либо - номер, том, страница - если источник представляет собой многотомное издание.

Знаки препинания в текстах Лёхи Никонова - как у автора, если источник даёт графический вариант (даже орфографические и пунктуационные ошибки воспроизведены скрупулёзно!); однако, если текст цитируется по ауди- или видеоисточнику, то и строки, и знаки обозначены и проставлены с точки зрения нашего восприятия и непременно по правилам грамматики, что делать, привычка филолога; может быть, Лёха сделал бы это по-другому…

Относительно структуры работы - давайте сначала обозначим, а потом мотивируем. Дипломная работа состоит из «Введения», двух глав, «Заключения», «Библиографического списка» и уже упомянутого выше «Глоссария». О главах. В первой главе даётся представление о двух творческих личностях, упомянутых в заглавии, а также рассказывается о самом значимом для данных текстов культурном событии (премьера монодрамы), которое ознаменовало смену статуса одного из авторов «магбета». Вторая глава - чисто исследовательская в литературоведческом смысле этого слова, тут как раз будет идти разговор о проблематике, поэтике, лирическом герое, особенностях стиха и пр.

«Библиографический список» включает в себя 53 наименования, его можно было бы и расширить, но был выбран иной принцип: включено только то, что реально и функционально необходимо и действительно представлено в дипломной работе, и этого вполне хватило. В списке два раздела - I. «Источники текстов и сведения об авторах» (тексты А. Никонова) и II. «Монографии, статьи, литературные тексты других авторов, иллюстрации, аудио и видеоматериалы».

Автор настоящей дипломной работы вынужден извиниться перед научным руководителем, рецензентом и читателями за избыточное количество цитат, но как раз уважение к Своему Читателю и заставило автора облегчить восприятие текстов, которые надо искать в Интернете, текстов, которые являются порождением текущей литературной ситуации. А если всё же кого из читателей заинтересуют полные версии текстов, то главный источник их, самый полный источник, с нашей точки зрения, - Лёха Никонов. Медея [Электронный документ], режим доступа: nikonovptvp.narod.ru/stihi.medea/htm (№ 3 по «Библиографическому списку»).

Глава 1. Поэзия Лёхи Никонова и музыка Настасьи Хрущёвой как эстетический факт нашей современности

§ 1. Кто такой Лёха Никонов

В определённых кругах странно было бы задавать этот вопрос - но всё-таки известность поэта-панка всеобщей пока не стала, согласитесь?

Однако в «Википедию» он уже попал: «Никонов Алексей Валерьевич (более известен как Лёха Никонов) - российский музыкант, поэт, автор большинства текстов и вокалист панк-группы «Последние танки в Париже» [7]. Что ещё? Родился в 1972 году в Выборге.

Выборг - это особый российский город. Он на самой границе с Финляндией, когда-то назывался Виипари. Кто был в Выборге, тот знает - этот город на русский город не очень похож. Даже сейчас. Там кинофестиваль проводится, «Окно в Европу», там своя, особенная жизнь, не похожая на обычную жизнь русской провинции.

Какое образование получил панк-поэт Лёха Никонов «Википедия» не сообщает, другие сайты, впрочем, тоже. В одном из них проскользнула информация, что Лёха якобы после окончания восьмого класса в школу больше не ходил и высшего образования не имеет (так ли?); он некоторое время был журналистом районной газеты (?), его, естественно, выгнали. Наверное, какое-то филологическое образование всё же Лёха получил, из текстов это явствует. Вот, в частности, один из них называется «Гражданин кантона Ури». Кто такой, этот самый гражданин? Только филолог (и притом не каждый!) скажет, что это - Ставрогин, герой романа Ф.М. Достоевского «Бесы». Кантон Ури - это район Швейцарии. Стать гражданином Швейцарии - означало бы для героя обрести покой, закончить духовную эволюцию и тихо доживать… Только вот не получилось у героя Достоевского. И это надо было Лёхе ведь роман до конца дочитать, чтобы узнать, ибо только в самом конце романа автор (или повествователь?) сообщает: «Гражданин кантона Ури висел тут же за дверцей. На столике лежал клочок бумаги со словами карандашом: «Никого не винить, я сам» [21, 516]. Идеолог и аморалист, циничный экспериментатор и самоубийца оказывается духовно близким лирическому герою Лёхи Никонова. Любопытно, как отреагировала панковская тусовка на такой эпатаж*? Полагаю, что - никак. Это не для них эпатаж, это для продвинутого пользователя (как выражаются авторы инструкций к компьютерным программам). А для простого бесхитростного панка - вот такие лёхины строки - в кайф:

Хватит пиздеть!

Иди разбивай витрины!

Или такие:

Весна опять наебала:

Вместо тепла - холод…

Или такие:

Нет никакой разницы

Между блядью и поэтом… [4].

Такие строки слушателю-панку (именно слушателю, а не читателю!) душу греют.

Полагаю, что научный руководитель и рецензент извинят автору дипломной работы наличие в ней ненормативной лексики, ибо это является неотъемлемой составляющей стихов Лёхи Никонова первого периода творчества, хотя именно в панк-опере и монодраме ненормативной лексики уже почти нет, и это весьма симптоматично, но… не будем забегать вперёд.

Все эти грозные лёхины призывы и нарочитые словесные провокации, насколько нам известно, никого не пугали и не пугают. Аналогичным образом около века тому назад сюрреалист А. Бретон эпатировал французского читателя выражением, что самый правильный сюрреалистический акт состоит в том, чтобы выйти на Монпарнас с револьвером и стрелять по всей этой буржуазной сволочи. «О, се бьен!» - аплодировали шалуну пресыщенные парижане. «Во даёт, чувак!» - восклицают теперь питерские фанаты Лёхи.

Но мы слегка забежали вперёд… И - давайте процитируем «Second manifeste du surrealisme» («Второй манифест сюрреализма»), чтобы уж не по памяти, а точно: «Простейший сюрреалистический акт состоит в том, чтобы с револьвером в руке выйти на улицу и стрелять наугад, сколько можно, в толпу» [Цитируется по: 11, 29].

Конечно, ни А. Бретон с револьвером никуда не выходил, ни Лёха никаких витрин не разбивал - это художественный образ литературной позиции, не боле того…

В 1996 году поэт стал одним из основателей панк-группы «Последние танки в Париже» (или так: «П.Т.В.П», или так - ПТВП), именно в этом году был записан первый промо-альбом со странным названием «Olkaa Huva». Ничего, впрочем, странного тут нет: «Olkaa Huva» по-фински приблизительно означает «Добрый день». Сказано же - Выборг…

Со вторым альбомом (1998, «Девственность») вышла проблема: гитарист Николай Бенихаев (один из основателей группы) подсел на тяжёлые наркотики и умер. Лёха погоревал, а потом сам взял в руки гитару. А также привлёк к записи неких посторонних музыкантов. Вот как он сам рассказывает об этом в интервью: «Запись была осуществлена упёртыми дестерами (т.е. ортодоксальными металлистами, которым было насрать и на нас [тут должна быть запятая, но в документе, который цитируется, её нет - А.М.] и на нашу музыку) напрямую, без сведения» [2].

Уж какое там «сведение»… Музыка специфическая: агрессивная, грубая, иногда - как будто железом по стеклу. Лёха иногда поёт, иногда это мелодекламация, иногда он просто… орёт дурным голосом.

Всех лёхиных альбомов перечислять - смысла нет. Все в том же роде…

В Санкт-Петербурге, куда поэт перебрался в 2000 году, он выступал в ночных клубах и на других сценах, куда приглашали - со своей группой, с другими панк- и рок-группами, а также с чтением своих стихов и завоевал некоторую известность в этом кругу.

Было дело, торговал Лёха наркотиками. Лёгкими, правда. Как будто это принципиально важно, какими... И сам употреблял. Вот фрагмент из одного интервью:

«- Ты, кажется, все же завязал с тяжелыми наркотиками?

- Это смешная история. Меня, в принципе, не особо кумарило. Ну я подтарчивал два-три раза в неделю. Настоящий системный героинщик тебе скажет, что это не особый заторч. Хотя все равно кумарило. И тут ко мне пришел один пацан, принес гитарный тюнер, а с ним вывалил всякую хуйню на табуретку. У меня была такая красная, очень красивая табуретка. И говорит, давай Леха! А я такой, раз, и задумался… Мы ведь тогда почему торчали? До этого была только шмаль, но она вдруг исчезла из города. Мы ее искали целыми днями. Ничего нет. Пришлось брать героин. И так почти полтора года. Он опять говорит, давай! А я смотрю, молчу. Он - давай! Я говорю, знаешь, что-то не хочется. Сказал и сам испугался, потом вокруг этой табуретки четыре часа ходил. Пиздец! Круги наматываю, остановиться не могу. Тот чувак уже упал, вырубился. А я хожу и все придумываю для себя отмазы, типа, ну ладно, последний раз. И к концу четвертого часа я себя почти уговорил. И тут мне стало страшно! Я понял, что стою на развилке. У каждого человека в жизни случаются такие перекрестки, на которых нужно выбирать путь. Особенно у наркоманов. Вот выберешь знакомую дорогу, засадишься, и всё, назад пути нет. Я тогда выдержал. После этого я, кажется, всего два раза по случаю торкнулся и все. А тогда всю квартиру облевал, может это и спасло в ту минуту. Семь лет уже прошло» [36].

Кстати, а почему непременно «Лёха»? Поэт сам объясняет псевдоним, словно боится, что вот придёт кто-то со стороны и объяснит за него: «Не знаю, почему «Лёха», так, наверное, исторически сложилось… А может быть я просто подсознательно стесняюсь того, что шепелявлю, и произношение слова «Алексей» меня выдает, а «Лёха» - нет. Вообще - стоп! Стоп! Литературный прием, нуждающийся в объяснении, теряет смысл. Подпись - это тоже литературный прием» [7]. Что тут можно сказать? Кто слышал, как Лёха читает свои стихи, тот скажет: если поэт и шепелявит, то не сильно. Не в этом дело. Литературный приём, чего же ещё, приём, похожий на тысячи прочих. Когда поэт Ефим Придворов придумывает себе политически правильный псевдоним Демьян Бедный (хотя /Господь наградил его более точной фамилией!), когда поэт Фёдор Тетерников придумывает себе изящную фамилию «Сологуб» - это, в сущности, то же самое. «Лёха» вместо «Алексей» - это установка на неофициальное, доверительное общение, на некий демократизм, уличность некую, если угодно.

Ну вот, таки пришёл тот, кого поэт боялся, пришёл - и всё объяснил.

Как хотите, а Лёха Никонов всё-таки не совсем панк. Не органический панк. Это скорее его литературная позиция. На одной из фотографий (что ли не доглядел?) перед нами нормальный интеллигентный молодой человек в белой рубашке и с галстуком - чёрным, на котором череп и две кости (см. Иллюстрация № 4, по «Библиографическому списку» № 27) - ну панк, панк, уговорили…

Давайте посмотрим, как он теоретизирует. Вот одно из многих его эссе с красивым названием «Постмодернизм* как глобализация в искусстве»: «Русское анархо-панк движение так и будет разрозненно и неспособно к активным действиям, пока не поймет, что искоренение глобалистских тенденций должно начинаться с деидеологизированной деятельности в области мысли и духа. С врагом нужно бороться его же средствами и... начинать, блять, сначала, а не играть в революционеров конца девятнадцатого века. Глобализация и постмодернизм - две стороны одной медали. И отказ от первого должен закономерно привести к понятному выводу: Бакунин и Кропоткин, даже Маркузе уже не есть актуальные средства для отвращения угрозы. Анархизму требуется серьезное философское, филологическое и, не боюсь этого слова, теологическое обоснование для разрушения существующего дерьма. В этом, на мой взгляд, - его главная задача, остальное, по крайней мере, в России - школьная игра в войнушку. Начинать как бы на пустом месте, то есть, в области идей, противостоящих именно постмодернизму, как классицизму двадцать первого века, а значит реального врага на пути к будущему искусства» [4]. Цитата, конечно, длинновата, но уж больно показательна. И ещё цитата на цитату по поводу пятого сборника «Медея» «самого постмодернистского из всех»: «Мне кажется, что в «Медее», я наконец высказался достаточно ясно по поводу всего того, что меня волновало в эти три года и высказался, отказавшись от прежней, присущей мне манере или, правильнее сказать, тактике «выжженной земли». Здесь сжигать уже нечего. И если раньше я страховался уличными приёмами и внешним романтизмом, то сейчас, полагаю, смог отбросить эти костыли. Тот накал, которого я пытался достичь в самой поэме, касается также и каждого стиха сборника в отдельности, которые составляют с поэмой, или даже поэмами, один неизменный текст. Если хотите, это как спутавшийся навеки клубок шевелящихся змей» [7].

Можно трактовать это как смену поэтического курса. Или как выразился сам автор - всё это «левый поворот вправо». «Уличное арго и презрение меняются на литры крови и ненависть». Так говорит панк-поэт. А так - совершенно в духе «теоретика»-Лёхи - его неведомый фанат и интерпретатор на сайте: «Борьба стилей в этом сборнике превращается в войну за выживание. Выживание поэта уже не в зримом, видимом, уличном пространстве, а в сфере архетипа и времени» [7]. Что тут сказать? Оба теоретика достойны друг друга. Ниспровергатель глобализма и постмодернизма гордится «самым постмодернистским своим сборником», похожим на клубок шевелящихся змей», а интерпретатор с важным видом квалифицирует это как «левый поворот направо».

Эти тезисы не стоит комментировать, потому что это не тезисы, а образы, порождённые настроением, экспромты, словесная игра. По настроению Лёха может заклеймить проклятый постмодернизм, а может его превознести. Или стихотворение так назвать - «Постмодернизм».

И что это за стихи поэта-панка? Это уже не панк, а… что-то наподобие… а угадайте-ка, дорогой читатель:

Здравствуй, Клавдий!

Я здесь задержался.

Император и консул всё так же бодры… [4].

Это из «Письма коринфскому другу» Лёхи Никонова. Слушатели хохочут, ибо поняли политический намёк. Филолог тоже улыбается, но по другому поводу: он припоминает «Письма римскому другу» И. Бродского. То же самое, только более тонко:

Что в столице? Мягко стелют? Спать не жёстко?

Как там Цезарь? Чем он занят? Всё интриги?

Всё интриги, вероятно, да обжорство.

Но у Бродского помимо политической фиги в кармане ещё и философия:

Если выпало в Империи родиться,

Лучше жить в глухой провинции у моря.

Кстати, Выборг как раз у моря. У Балтийского моря. Не так чтобы совсем рядом, но недалеко… А что там хорошего «в глухой провинции у моря»? А вот что:

И от Цезаря далёко, и от вьюги,

Лебезить не нужно, трусить, торопиться.

Говоришь, что все наместники - ворюги?

Но ворюга мне милей, чем кровопийца [16, 193-194].

Слушатель-панк от таких стихов кайфа не словит. Тем не менее, некоторые лёхины стихи обнаруживают своё духовное родство с классикой, не пытается Лёха сбросить с «Парохода современности» всю предшествующую литературу, а вполне нежно обращается с нею и слышит иногда пророческим своим визионерским ухом в ответ:

Послушай, Лёха!

Я русский поэт Сергей Есенин! [4]

А потом настало 16 мая 2011 года…

§ 2 Кто такая Настасья Хрущёва

Настасья Алексеевна Хрущёва в композиторских кругах уж никак не менее известная личность, чем Лёха Никонов в кругах питерских панков. Её страница в «Википедии» по своему объёму лёхину даже превосходит. Вот далеко не полные сведения о юном композиторе (она родилась в 1987 году!): «Закончила Санкт-Петербургскую консерваторию, в настоящее время - аспирантка СПбГК (класс профессора С. М. Слонимского, научный руководитель - профессор Н. И. Дегтярёва). Стажировалась в Варшавской музыкальной академии им. Шопена по специальности «Электронная музыка» (2008). Стипендиат Баховской недели в Ансбахе (август 2009 года), Вагнеровского общества (Байройт, 2011). Лауреат международных юношеских конкурсов «Я - композитор» (1999, 2003). Победитель конкурса на лучший романс на стихи А. Тарковского в рамках международного фестиваля «Три века классического романса» (2007). Финалист композиторского конкурса радио «Орфей» (2009). Участвовала в различных всероссийских и международных фестивалях, в том числе «Планета Андрей Петров» (2008), «Балтийские фортепианные дуэты» (2008), «Другое пространство» (Москва, 2009, 2010). Приглашенный композитор фестиваля «Музыка США: Современное прошлое» (2010). Сочинения Хрущёвой исполнялись в Швеции, Германии, Мексике, Польше, Англии. Партитуры камерных сочинений Хрущёвой выпускаются издательством «Periferia Sheet Music» (Барселона). В 2012 году Настасья Хрущёва удостоена Молодежной премии правительства Санкт-Петербурга «За достижения в области музыкального творчества». Преподаёт в Санкт-Петербургской государственной консерватории имени Римского-Корсакова (курс истории зарубежной музыки), Русской христианской гуманитарной академии, СПбГУКиТ. С сентября 2012 года Настасья Хрущёва ведёт ежедневную авторскую программу «Opera magna» на петербургской радиостанции «Нева FM» (95,9). Член Союза композиторов России (2010). В 2009-2012 годах председатель петербургского МолОта (Молодёжного отделения Союза композиторов России)» [9].

Если верить справочнику «Молодые российские композиторы», «Настасья Хрущёва не стремится в своей музыке к доступности, но провоцирует контакт. Она смело обращается к слушателю, не допуская пассивного восприятия. Хрущёва всегда ясно выражает свои мысли, отсюда - афористичность музыкального высказывания, рельефность интонации, почти декламационность. Её произведения, насыщенные культурно-историческими параллелями, рождающие глубокие ассоциативные ряды, дают богатую пищу для размышлений» [40].

Так это или не так можно судить, услышав музыку Настасьи Хрущёвой в формате MP-3 на сайте petamusic.ru\?sting= Настасья Хрущёва (№ 52 по «Библиографическому списку»). На автора настоящего исследования произвела впечатление фуга из «Хорошо препарированного квавира». Понятно стало, почему молодого композитора называют «шниткеанкой» (от фамилии композитора А. Шнитке).

При всей своей благополучности и успешности Настасью Хрущёву, как видим, не стоит представлять этакой тихой девочкой-отличницей в беленьком платьице. Она довольно легко нашла общий язык с брендовым панком Лёхой и монодрама «магбет», в создании которой Хрущёва сотрудничала с панк-поэтом, вызвала аншлаг в Санкт-Петербургской филармонии.: «В нашем тандеме Алексей Никонов отвечает за страсть и кровь, а я - за иронию и отстранение» [17], - пояснила композитор. Премьера монодрамы состоялась, как уже было сказано, 16 мая 2011 года…

§ 3. Эксперимент в Малом зале Санкт-Петербургской филармонии 16 мая 2011 года и его итоги

В Малом зале Санкт-Петербургской филармонии 16 мая 2011 года свершилось экстраординарное - монодрама «магбет» Настасьи Хрущевой и Лехи Никонова.

Фактическую сторону события будет изложена по источнику за № 17 «Библиографического списка», ибо автор настоящего исследования на Событии не присутствовал…

Экстраординарным данное Событие показалось участникам и организаторам совместного проекта филармонии и петербургских студентов Стоп, стоп, наш источник не изволил объяснить, что такое Open Door. Просто некий союз студентов? И только? А не есть ли это союз студентов-фанатов рок-музыки (ибо «Open Door» - это название второго альбома американской рок-группы «Evanescence»)? В буквальном переводе «Open Door» означает - «Открытая дверь». Метафора что ли такая? Открытая дверь в жизнь?

У кого есть другая версия - было бы интересно послушать…

Экстраординарность события заключалась прежде всего и главным образом в том, что филармония выпустила на академическую сцену… панка. Панк и филармония. Да к тому же один из самых «брендовых» панков на сегодняшний день - Лёха Никонов. Интригующе уже само по себе.

Однако уже в в процессе знакомства с «магбетом» обозначилась вторая половинка эксперимента - композитор Настасья Хрущева - сама та еще панкесса. При всём том, что аспирант Консерватории, лауреат многих конкурсов и прочая, прочая и прочая…

Организаторы обещали: «Мы хотели соединить высокое и низкое: аспирантку Консерватории, молодого композитора Настасью Хрущёву и поэта, панка Лёху Никонова», - сказала ещё до премьеры Мария Слепкова, координатор проекта Open Door. Эксперимент по впряжению в одну телегу коня и трепетной лани (в смысле: маргинального матерщинника Никонова и небожительницу-пианистку Хрущёву) был призван помимо всего прочего заманить в филармонию таких субъектов, которых другим способом в это учреждение заманить было бы невозможно …

И, между прочим, заманили.

Такие личности заявились. В рваных джинсах, с зелёными волосами. Обычная публика тоже была - обычной публике тоже интересно.

Но никаких ужасов и потрясений не было. Потому что не было обещанного контраста текста и музыки. Настасья вместе с камерным ансамблем не наводили академическую тоску, а Никонов - вы не поверите! - не матерился и не эпатировал. Высокое и низкое не конфликтовали друг с другом, потому что они были порождением одной и той же сущности, далекой от традиционализма.

Но при этом «магбет» был воплощением диссонанса и атональности. Но только потому, что на данное произведение Хрущевой, обозванное экспертами-критиками «шниткенианством» для удобства понимания, в принципе невозможно положить какой-либо текст. Как такое петь? И не пел Лёха вовсе… Похоже, сами авторы намеренно усиливали эффект отчужденности текста от музыки и наоборот.

Что это было? Шекспир в интерпретации композитора и поэта, на дух не переносящих «чистое искусство» и конформизм как таковой. Так что угадать, в какой момент, борясь с музыкой, Никонов начнет читать монологи, было сложно.

Музыкальная линия не была аккомпанементом, а жила параллельно со стихами и ежесекундно распадалась на все новые партии и подголоски. Но когда поэт дорывался до своей «очереди» высказаться, его Макбет угрожающе вырастал, весь в отблеске кровавого зарева пожара убийства и злодеяний.

Да, это был герой Шекспира, но именно в интерпретации, ведь сами авторы утверждают: «Мы ни в коем случае не ставили своей целью посягнуть на «Макбет» Шекспира. Именно поэтому название монодрамы с маленькой буквы - «магбет». Буква «г» - дань постмодернизму: тот самый «сбой в системе», о котором упоминает Никонов. Он считает, что именно Макбет является воплощением того единого, стихийного начала, которое характерно для постмодернизма. «У Шекспира этого сверхчеловеческого в пьесе нет», - говорит Настасья.

На этом прервём пересказ источника и обратимся к шекспировскому «Макбету». В чём смысл или, если угодно, пафос этого образа? В начале трагедии это доблестный полководец, за боевое отличие удостоенный королём Дунканом титула и земель «ковдорского тана». Ведьмы пророчат ему этот титул, а также в будущем титул короля. /И когда Макбет становится «ковдорским таном», то он уже не сомневается в дальнейшей своей судьбе. Но… на троне добрый Дункан, у которого имеется законный наследник. Можно просто жить и надеяться на судьбу:

Когда судьба мне хочет дать корону,

Пусть и даёт без помощи моей [53, 268].

Но Макбет и его супруга совершают ряд чудовищных преступлений, чтобы предсказание сбылось. Оно и сбывается. Герой получает новое предсказание, уже от призраков: он будет непобедим пока Бирнамский лес не пойдёт на Дунсинан. Герой думает, что это невозможно, но вражеское войско украсило себя ветками, и лес как бы пошёл на замок, злодей в итоге получил по заслугам… Это семантическая доминанта, и тут столько возможностей для перекодировки… К примеру: силы зла во всём виноваты, завлекли беднягу. Или же - они только пробудили то зло, которое в душе героя таилось. Или… Так можно до бесконечности, давайте вернёмся в зал филармонии…

Вот поэт-панк на наших глазах сам превращается… в кого? Читайте:

...Воняют трупы одинаково…

Ну, двадцать, тридцать лет…

кому осталось - сорок.

Но все равно смердеть в гробу.

С позором, без позора,

богатым, бедным, добрым, злым…

А труп застыл.

В глазах остекленевших - пустота

и безразличие…ему не важно

что победила доброта

в этой пьесе.

Издевайся же, поэт!

Мой меч в руке, я слышу песню.

Я - Тан Кавдорский. Я - Макбет…

Никонов был все тот же Никонов, что и всегда. Может, только немного смущенный непривычной обстановкой и предписанными по сюжету манипуляциями. Надо было и по сцене перемещаться в определенный момент, и менять листы с текстом. Лёхе пришлось пережить в тот вечер одну из ужаснейших минут своей жизни: в хаосе уже прочитанных и потому разбросанных по полу листов он пытался отыскать нужный монолог. Но тщетно. «Те-е-екст!», - оставив попытки отыскать нужный лист, Никонов отчаянным шептал со сцены своим товарищам в зале. Подоспевший на выручку режиссёр-постановщик Василий Заржецкий с кипой листов, может быть, спас поэта от инфаркта, да так ловко, что никто особо и не заметил конфуза.

Во втором отделении, когда началось обсуждение «магбета», «экспертная коллегия» в целом сошлась на том, что постановка удалась, и увиденное - понравилось.

Александр Боровский, искусствовед, заведующий отделом новейших течений Русского музея, посетовал именно на отсутствие запланированного контраста: «Желание авторов совместить высокое и низкое, как я считаю, не реализовалось: высокого особо нет… и совсем нет низкого: площадного, матерного, гнусного, противного. Получился такой нервный, средний тон».

Анастасия Миролюбова литературовед, филолог, отметила: «Мне показалось, что здесь произошла, попытка поэта, во-первых, идентифицировать себя с Макбетом, во-вторых, его реабилитировать - то есть освободить героя от кукловода-Шекспира, представившего Макбета злодеем и негодяем», - на что по утвердительным жестам Никонова, севшего на момент обсуждения вместе с Анастасией Хрущевой в зал, было ясно: Миролюбова одна из немногих, кто максимально верно смог понять суть поэтики «магбета», чему Алексей был определенно рад.

Сам же Никонов был неотступен от своего поэтического предназначения - разрушить постмодернизм. И хотя он также утверждал, что ничего общего с Шекспиром его Макбет не имеет, все же внес важное уточнение: «Я пытался сделать язык Макбета по-шекспировски потому, что это создает архетип. И этот архетип выстраивает иерархию, посредством которой можно взломать постмодернистский дискурс. Постмодернистский дискурс выстраивает Настя, я его ломаю по вертикали».

Давайте снова вмешаемся в изложение событий и выскажемся по поводу теоретических построений Лёхи. Скажем коротко: никакого смысла в них нет. Или так: в эти фразы можно вложить сколько угодно смыслов. А теперь опять дадим слово нашему источнику (который мы слегка правим стилистически и расставляем пропущенные знаки препинания).

Ради чего филармония и координаторы Open Door пошли на этот эксперимент? Напомним - ради того, чтобы привлечь в стены Храма Классической Музыки молодежь. Эксперимент в этом смысле оправдался. Но только в этом конкретном случае. Да, зал был полон. И его покинули от силы человек тридцать - видимо все-таки кое-кто ужаснулся дерзновениям попирателей классической культуры. Но как показал опрос зрителей после представления, многие пришли только ради необычного тандема Никонова и Хрущевой. А, значит, вряд ли «магбет» имел бы такой успех, если бы не фигура Никонова, ставшая знаковой.

Настасья Хрущева дала утвердительный ответ на вопрос Андрея Денисова, искусствоведа и историка музыки, относительно того, что произведение действительно было специально написано для Никонова и ансамбля, а не для некоего абстрактного чтеца и ансамбля. То есть монодрама «магбет» изначально ограничивалась в перспективе ее дальнейшего исполнения. Так что проект проектом, а, как показал финальный концерт сезона Оpen Door, пока что молодежную аудиторию удается заинтересовать только привлечением «тяжелой артиллерии» известных творческих личностей.

Чем закончился рискованный эксперимент? И почему он рискованный? Перед началом представления в гардеробе слышны были тревожные перешептывания консерваторских старушек: «Они же сейчас здесь все переломают!» «Они» -- это молодые неформалы, пришедшие в филармонию приобщиться к прекрасному…

Ничего, не переломали. А об итогах сказал со сцены Лёха:

Все может быть. Теперь я знаю.

Причины, следствия -- всего лишь миражи.

И я, конечно, проиграю.

Но выиграл кто?

Я расскажу об этом слушателям в зале.

Представление состояло из двух частей - самой монодрамы и дискуссии. Фиксируем реплики:

- Из зала выходили зрители всех возрастов: от семи и до семидесяти лет. Некоторые выходили с таким выражением лица, будто их сильно напугали.

- Непривлекательное содержание…

- Но это содержание, которое привело на концерт не 150 человек, а 450

- Монодрама длилась час. За это время зал покинули около 30 человек, среди которых были семейные пары с детьми и люди солидного возраста. Это вполне понятно, зрелище не для них. Молодежь - примерно половина пришедших - осталась на местах.

- Мы хотели соединить высокое и низкое: аспирантку Консерватории, молодого композитора Настасью Хрущёву и поэта-панка Лёху Никонова, - говорит Маша Слепкова,

-- Идея появилась два месяца назад. Лёха согласился сразу, сам предложил взять за основу «Макбет» Шекспира, продумал текст и отдал его Насте.

- Я согласилась, потому что сочла эту идею не слишком осуществимой, - признается Настасья. - Было страшно ставить такой эксперимент. Когда же филармония неожиданно дала согласие, и, главное, Лёха с воодушевлением взялся за работу, я тоже быстро втянулась. Это мой самый крупный проект: 50 минут музыки, партитура в 90 страниц! Обычно мои сочинения идут не больше 13 минут. В постановке задействованы шесть человек: три скрипачки в роли ведьм, флейтист, Настасья за фортепьяно и Лёха, читающий стихи. Во время действия «ведьмы» меняются скрипками, флейта спускается в зрительный зал, Настасья нагнетает обстановку характерным постукиванием по корпусу инструмента, а Никонов держит зал в постоянном напряжении: уже с первых строк его голос срывается на крик, поэт безостановочно перемещается по сцене, листы с текстом летят в разные стороны. Мы ни в коем случае не ставили своей целью посягнуть на «Макбет» Шекспира. Именно поэтому название монодрамы с маленькой буквы, -- поясняет Настасья. -- А буква «Г» -- это уже дань постмодернизму: тот самый «сбой в системе», о котором так часто упоминает Никонов. Он считает, что именно Макбет является воплощением того единого, стихийного начала, которое как раз и характерно для постмодернизма.

- Честно: нас привлек именно Лёха Никонов, - признается девушка Алиса. -- Но нам очень интересна дискуссия.

Волосы Алисы выкрашены в ярко-зеленый цвет, а ее соседа - в пронзительно синий. Если взглянуть на зал со сцены, можно различить с десятка два голов неестественных оттенков.

- Я впервые в филармонии, - смущенно признается Тима, высокий парень с двухсантиметровыми тоннелями в ушах. - Я, конечно, предполагал, что это далеко не гиг, но тут как-то все слишком… официально.

- Я не ожидала увидеть такое в стенах филармонии, - говорит филолог Ирина Владимировна. -- Каждую вещь надо отрабатывать перед выпуском. Тем более, когда хочешь привлечь зрителя. А здесь? Посмотришь такой эксперимент, и вообще в искусстве разочаруешься. У артиста ни дикции, ни умения держать себя. Эмоции не обязательно передавать криком.

И снова микрофон переходит в зал.

- Представление превзошло все ожидания. У нас был довольно большой застой в искусстве, как в классическом, так и в альтернативном. Это прорыв.

- Был ли в ваших стихах какой-то сакральный смысл? - вопрос из центра зала. - Мы слов толком не расслышали… Но было круто!

- Ну, так и все. Если у тебя встают шейные позвонки на спине - это и есть искусство, - резюмирует Лёха. И продолжает: - Мы не рассчитывали на какую-то определенную аудиторию. Повторяю: это был эксперимент. Меня интересовал именно архетип самого Макбета.

Слово берет взрослая женщина, завсегдатай филармонии:

- Я знала, на что шла, и осталась довольна. Но мне было плохо слышно. Причина: в дикции артиста, в моем слухе и в технических средствах. Если бы я слышала текст четче, то получила бы еще больше удовольствия. Это вопрос: подходят ли такие залы для подобных представлений?

Проблему звучания отметили все присутствующие.

- За день до концерта мы притащили сюда свои колонки, дополнительные, отрегулировали их… и за полчаса до начала концерта все перегорело, - объясняет Маша Слепкова. - Мы остались со старыми филармоническими колонками, которые используются только для подзвучивания инструментов. Когда же ты подзвучиваешь голос, звук эхом отражается от стен и в конце зала превращается в кашу.

- О том, что Лёха кричал… Это его манера исполнения, в данном контексте довольно уместная, - комментирует Настасья. - Хотя я хотела использовать все возможности никоновского piano, и последний номер, текст для которого был взят из сборника «Нулевые», Лёха читал достаточно сдержанно.

Однако главный вопрос на дискуссии так и не прозвучал: место ли таким экспериментам в Малом зале филармонии? И если не место здесь - тогда где?

Комментарии в Сети:

-Бесподобная музыка! Камерно-дикие струнные! Богиня со скрипкой в руках ! Божественное мракобесие! (Доктор)

- Мне кажется с моим академическим образованием проще общаться с просто с нормальными людьми…Смотришь вакшаканалию... Может это и гениально ???» (Рассадина)

- Не знаю, о чем ты бубнил, чувак, но ты достучался мне до самого сердца (К. Шолмов)

Выводы по первой главе:

1. Поэт-панк Лёха Никонов и его стихи-песни нашли своих слушателей и стали эстетическим фактом.

2. В этих текстах странным образом сочетается некая интеллектуальная претенциозность и грубый панковский эпатаж, который, впрочем, сейчас мало кого эпатирует.

3. Эстетический эксперимент руководства Консерватории и координаторов проекта Оpen Door получился достаточно интересным, монодрама «магбет» затронула определённую часть зрителей, заставила их что-то почувствовать и размышлять…

Глава 2. Комментарии и размышления по поводу текстов панк-оперы «Медея. Эпизоды» и монодрамы «магбет»

При анализе лирического произведения одним из ключевых моментов является осознание исследователем своеобразия лирического героя, «маски автора», той специфической точки зрения, с которой даётся мировосприятие. Именно в лирике принципиально исключительно важно, с какой точки зрения создаётся мир произведения.

В этом смысле нам весьма удобно начать с характеристики постмодернистской маски автора исследователем, который на дух не выносит такого (модернистского и постмодернистского) лирического героя, такого автора, такой точки зрения. Есть такие исследователи в нашем литературоведении? Есть… А если бы их не было, то их надо было бы непременно придумать… исключительно в целях совершенствования процесса анализа. Это что-то наподобие точки зрения «адвоката дьявола» при процедуре канонизации католического святого, который по должности оспаривает заслуги, которого надо опровергать, чтобы в итоге канонизировать или нет.

Вот в книге П. Палиевского «Литература и теория» мы находим статью-памфлет «К понятию гения». Исследователь, как уже было сказано, на дух не переносит всё модернистское направление в литературе и искусстве. Хлебников, Пикассо, Брехт - даже эти имена мало что для него значат. Апологет традиционного реализма таким образом реконструирует инвариант маски автора модернистского и постмодернистского типа: «В наши дни развилось одно явление, которое стоило бы получше изучить; особенно тем, кто ожидает чего-то от современного искусства. Это гений без гения, но обладающий всеми признаками гениальности и умеющий заставить считать себя гением. <…> Своих первых наблюдателей он поразил вот каким свойством: полнейшим нежеланием считаться с чем бы то ни было, пока обстоятельства не приспособятся к нему… <…> Он требовал ответить всего лишь на один вопрос: гениально ли то, что он делает, а если нет и есть сомнения, пусть ему изложат и скажут почему» [43, 168].

Если ампутировать из этой характеристики очевидную негативную коннотацию, можно (в определённой степени) согласиться, что такая стратегия творческого поведения свойственна некоторым представителям модернистских и постмодернистских течений. Тогда естественным образом возникает вопрос: а почему г-н Палиевский единственно верной считает стратегию древнерусского книжника, которую можно охарактеризовать как показная скромность, самоуничижение паче гордости? Чем она лучше? Или же стратегию поведения автора-мэтра, который изготавливает качественный товар для продажи на литературном рынке - чем эта маска лучше маски гения-бунтаря?

Маска автора-постмодерниста ориентирована на культурные образцы (Лёха Никонов непременно сказал бы тут - «архетипы») шута, клоуна, юродивого*, карнавального короля*. При этом традиция культуры чаще всего воспринимается и воспроизводится такими авторами как бы помимо их субъективной памяти: ветром культуры навеяло. Это блистательно сформулировано М. Бахтиным: «Культурные и литературные традиции (в том числе и древнейшие) сохраняются и живут не в индивидуальной субъективной памяти отдельного человека и не в какой-то коллективной «психике», но в объективных формах самой культуры (в том числе в языковых и речевых формах), и в этом смысле они межсубъективны и межиндивидуальны (следовательно, и социальны); отсюда они и приходят в произведения литературы, иногда почти вовсе минуя субъективную индивидуальную память творцов» [13, 397]. И тогда мы говорим: ветром культуры навеяло. И тогда мы говорим: память жанра.

В другой своей знаменитой работе [12] Бахтин выдвигает универсальную концепцию бытования культуры на основе оппозиции «праздник - будни». /Слову «карнавал» исследователь придаёт универсальное значение (а изначально - это всего лишь народный праздник в Провансе, праздник урожая). Карнавал - это состояние общества, в котором оно погружается в смеховой мир. Карнавальный король оказывается распорядителем и организатором этого мира, в котором всё наоборот (временно и только для смеха). Человек в этом мире временно не исполняет социальную роль, фамильярно контактирует с другими людьми, осмеивает и профанирует авторитеты. Бахтин карнавал славит и санкционирует, ибо он проявляет человеческое в человеке. Другой русский мыслитель - А.Ф. Лосев, признавая наличие такого явления в культуре, считает его… гнусным, мерзким, постыдным, безнравственным и пр. [37, 606], ибо карнавал проявляет животные инстинкты, самое гнусное, что есть в душе человека.

Реально - оба исследователя правы. Ибо во время карнавала один человек будет смеяться т танцевать, а другой - зарежет кого-нибудь за углом, ограбит или изнасилует. И то, и другое - в человеческой природе…

Авторы статьи «Карнавал» в Мифах народов мира» (см. «Библиографический список», № 30) от греха подальше относят это явление исключительно к средневековью (корни - к античности). Как будто эти авторы в каком-то особом мире живут…

Творец или герой литературного произведения может замещать функцию карнавального короля.

Как уже было сказано, лирический герой Лёхи Никонова ориентирован на культурные стереотипы шута, клоуна, карнавального короля, юродивого и визионера*. Если говорить о какой-то его эволюции, то в начале своего творческого пути поэт-панк больше смахивал на карнавального короля, шута и клоуна, то уже в последующих произведениях это скорее визионер, пророк и юродивый, который по самой природе своей призван «ругаться грешному миру» [48, 79].

Вот о них, об этих самых произведениях, сейчас и будет идти речь…

А что у них общего - у монодрамы и панк-оперы? В первом приближении вот что: актуализация классического образа (шекспировского и мифологического), присвоение его, перемаркировка, осовременивание. И только? Отнюдь, давайте пока что не всё сразу… впрочем, кому из читателей не терпится - обратитесь к «Заключению»…

§ 1. По поводу монодрамы «Магбет»

С чего начать? Ну, хотя бы вот с чего: монодрама существует в двух ипостасях: 1) в виде театрального представления с музыкальным оформлением Н. Хрущёвой и 2) в разобранном на относительно самостоятельные фрагменты виде - в сборнике «Медея» (при этом в подзаголовке к каждому такому фрагменту непременно указывается «из поэмы «магбет»).

От разобранности на фрагменты ничего не теряется, ибо в «магбете» никакого сюжета нет. А зачем он, если сюжет есть у Шекспира? Доблестный воин и верный подданный своего короля Макбет вступает в контакт с силами зла, они его заманили, и он действует, добивается своего и - погибает, являя миру некий урок...

В представлении три скрипачки, три скрипки как бы олицетворяют трёх шекспировских ведьм. И на фоне этой раздирающей душу музыки поэт кричит:

Остановись минута,

Ты ужасна.

И, если что-нибудь кому не ясно,

То вот вам мой ответ -

Разгаданный секрет забудется -

Останется лишь недосказанность

Без уничтоженного бурей знака.

Меня читают по губам

Корнеева и Пастернака.

Злодейство и кинжал,

Побольше трупов -

Читатель должен быть доволен.

Но это вовсе не разгадка,

И тайна тайной остаётся.

Смотри чернила вместе с кровью

Размазаны по переводу Пастернака,

И музыка верёвкой вьётся.

Смотри - Дунсениан

Под властью англичан

Теперь навеки.

И Шотландия моя

Под гнусной властью короля.

Проклятое, кошмарное видение,

Но властная судьба меня ведёт

Туда,

Где завершается строка.

И где меня хватает за колени

Дункана мёртвая рука [3, и все дальнейшие цитаты из монодрамы по этому источнику].

У Шекспира никакая «Дункана мёртвая рука» никого за колени не хватает, но призрак… призрак - да, призрак Банко появляется перед преступным героем, этот призрак видит только он, да вот ещё лирический герой монодрамы, а это значит… Именно так: он ощущает себя Макбетом. Каким? В начале пьесы - доблестным победителем врагов и полководцем короля Дункана? Да нет же! «Властная судьба» ведёт его туда, «где завершается строка». Макбетом-накануне-краха, ощущает себя лирический герой-визионер…

Мак Дауэл сбежал,

И я остался сам с собою.

Возьми меня за руку, не дрожи.

Мы раньше бредили одной любовью,

Но это были только миражи.

Так преступив однажды пару трупов,

Всем остальным уже не счёт ведёшь,

А так... всё забываешь. Дай мне руку.

Мы слизь речённая есть ложь.

Но мысль настолько же коварна!

Смотри - кровавая разорванная рана,

Кинжал, торчащий из груди Дункана

Блестит, как Вифлеемская звезда.

И всё, что мне тогда наобещала

та ведьма...

Я - Кавдорский Тан!

Мак Дауэл сбежал

И значит, он убийца!

А мы не будем прятать лица,

Мы выйдем, и народу скажем,

Кто истинный преступник.

Тот, кто остался иль сбежал?

Как будто признавая всю вину в кредит,

а в доказательство - кинжал.

О, Леди, он блестит, как тысячи алмазов,

Как ваши бирюзовые глаза.

Одним ударом, без сомненья, разом -

Вы помните свои слова?

Теперь мы на вершине Ваших снов.

Что с Вами?

Вас тревожат трупы?

Они молчат. И нет той силы,

Способной их разговорить.

Им путь один - глубокие могилы,

А нам -

Жить на вершинах горних,

Где лишь один закон - желание двоих.

Поэту не достанет воли

Закончить этот окаянный стих.

Но я договорю, мне автор не помеха.

Но сколько крови!.. Пусть всё уберут

Служанки... И побольше воплей, Леди.

А лучше позовите слуг.

В переводе Пастернака никакого Мак Дауэла нет. Судя по всему, это или Малькольм или Дональбайн - сыновья короля Дункана, которые сбежали, чтобы их не обвинили в убийстве отца.

Кто эта Леди, к которой обращается… поэт? Нет, Макбет! Надо полагать, это его супруга, преступная леди Макбет. Но у Шекспира она ободряет героя, а не он её.

Назовём это - семантическая перекодировка.

При обсуждении монодрамы было высказано мнение, что поэт освобождает героя от кукловода Шекспира и договаривает за героя то, что не дал ему сказать автор. Можно согласиться, что перед нами несколько иной Макбет, более преступный и - более цельный.

Можно ли пройти мимо «чёрного» каламбура? О чем речь? Да вот об этой строчке: «Мы слизь речённая есть ложь». Какая фраза тут препарирована и травестирована, ясно: тютчевский афоризм из стихотворения «Silentium!». Вспомним, как он звучит:

Мысль изреченная есть ложь [63].

Семантика тютчевского афоризма диалектически парадоксальна. Если «мысль изреченная есть ложь», то и эта мыль тоже ложь, ибо она «изреченная»? А если она ложь, то она - правда! Поэт прорывается через непреодолимую преграду и доносит до нас то, что донести невозможно.