Программность в творчестве Ф. Листа

Размещено на http://www.allbest.ru/

Лист - один из величайших представителей музыкального романтизма. В его творчестве сконцентрированы такие черты романтического метода, как расширение образного содержания, поиск новых форм и средств выразительности, стремление к синтезу искусств и, конечно же, программность. Лист не только последовательно проводит идею программности в своём творчестве, но и даёт эстетическое обоснование своих принципов в письмах и литературных работах, таких, как «Письма бакалавра музыки», «Берлиоз и его симфония Гарольд», «Роберт Шуман» и другие.

К явлению программности Лист подходит исторически, связывая её утверждение с прогрессом искусства. Он считает, что программность в 19 веке имеет в основе целый ряд причин. Во-первых, это связь с богатой событиями жизнью, которая делает музыку искусством демократическим, а значит, понятным, доступным. Отсюда всякого рода пояснения в виде заголовков произведений и их частей или же словесных дополнений в рамках самой музыки, как например, в «Пасторальной» и 9 симфониях Бетховена.

Во-вторых, это стремление к индивидуально-неповторимому, насыщение искусства множеством новых, свежих образов.

Наконец, ещё одна причина - романтический принцип сближения, синтеза различных искусств.

Актуальные для 19 века принципы программности были восприняты Листом и оказали решающее воздействие на его творчество.

Непосредственным толчком, породившим увлечение Листа программностью, считают его знакомство с Берлиозом и его «Фантастической симфонией», исполненной в 1830 году. Но можно предположить, что творческая натура композитора была предрасположена к программности. Лист был поэт-музыкант. Он был всецело увлечён идеей того, что поэзия и музыка вышли из одного корня. В письме к Берлиозу Лист показывает, какое значение он придаёт сближению разных искусств. «С каждым днём, - пишет он по поводу своего пребывания в Италии, - во мне укреплялось и мыслью, и чувством, сознание скрытого родства между произведениями гениев. Рафаэль и Микеланджело помогли мне в понимании Моцарта и Бетховена… Данте нашёл свой отголосок у Микеланджело…»

Среди сочинений Листа - музыкальное воплощение сонетов Петрарки и картин Рафаэля, образы поэзии Торквато Тассо и Виктора Гюго, Шекспира, Шиллера.

Программость Листа часто сравнивают с програмностью Берлиоза, но подход этих двух гениальных музыкантов к пониманию принципа различны. У Берлиоза истолкование программности было театральным. Лист же видит в программости средство передачи идей и чувств. Он много размышляет о жизни, судьбе человека, о положении художника в обществе, добре и зле. Печать этих размышлений лежит и на его произведениях. Если Берлиоз как-будто хочет с максимальной наглядностью представить слушателю пленивший его образ, то Лист больше размышляет по поводу этого образа, хочет сообщить рождённые у него этим образом мысли и идеи. Лист мыслит более обобщенно, и большое значение придаёт такому приёму, как «обобщение через жанр».

Большое значение на Листа принципы программности оказали, начиная с 30 годов. На первых порах это претворялось только в фортепианных произведениях; так пьесой «Лион», посвящённой восстанию лионских ткачей, открылась серия программных пьес, объеденных в цикл «Альбом путешественника».

Особый размах программный метод получил в произведениях веймарского периода. Именно в Веймаре Листом написаны такие произведения, как «Фауст-симфония», «Данте-симфония» и 12 симфонических поэм.

Образы, созданные Данте и Гёте, имели для Листа особенное значение. С этими книгами он не расставался никогда, даже в самых дальних путешествиях. Они были для него одновременно зеркалом, в котором он видел своё отражение и маяком в процессе духовного становления. Речь идёт о «Божественной комедии» Данте и «Фаусте» Гёте. Этим книгам посвящены одноименные симфонические произведения - «Данте-симфония» и «Фауст-симфония». Широко известна также фортепианная соната «По прочтению Данте».

Но значительное и лучшее произведение - это великая фортепианная соната h-moll. По традиции считается, что в её основных темах воплощены образы Фауста, Мефистофеля, Маргариты, но в названии это никак не отражается.

Создавая сонату, Лист, с одной стороны, воплощал в ней образы и коллизии гениальной трагедии Гёте. С другой стороны, для него создание сонаты стало уникальной возможностью отобразить в звуках свой путь, рассказать о поисках смысла жизни и своих творческих исканиях. Ближайшие друзья композитора Л, Келлер и П. Корнелиус, посвящённые в эту тайну, «находили в сонате самое верное отражение «духовной и эмоциональной жизни композитора», отождествляли «героя» сонаты с её автором». Об этом же пишут и многие современные исследователи. Об этом также писал в восторженном письме Листу его самый близкий собрат по искусству - Рихард Вагнер: «Дорогой Франц! Теперь ты был со мной! Соната сверх всякого представления прекрасна, величава, достойна любви, глубока и благородно-возвышеннна, подобно тебе самому!»

Итак, перед нами автопортрет, рассказанная в звуках автобиография композитора, отождествлявшего себя с Фаустом.

Так в чём же суть проблемы Фауста, оказавшейся для Листа столь близкой? Послушаем, как её обрисовывает сам Фауст - университетский профессор средних лет:

«Я богословьем овладел,

Над философией корпел,

Юриспунденцию долбил

И медицину изучил.

Однако я при этом всём

Был и остался дураком.»

Герой не просто неудовлетворён своим положением, его состояние близко к самоубийству.

Необходимость выйти за рамки прошлого опыта неоднократно переживалась и Листом. Известно, что собственную судьбу, содержащую неожиданные повороты, он сам делил на пять актов. Создание сонаты для Листа ознаменовало достижение той вершины, с которой ему открылась вся его жизнь - как предыдущая, так и последующая. Подобному осмыслению итогов, выходу на новый уровень самопознания способствовал кризис 1848 года. Тогда, на гребне артистического успеха Лист отказался от концертной деятельности ради уединения, сосредотачивая все духовные силы для сочинения музыки, прекрасно осознавая, что в этой области ему будет гораздо труднее снискать признание. Но если бы не было этого непростого для Листа решения, то в истории бы вместо великого композитора упоминался бы только талантливый пианист-виртуоз.

Поразительно, что строительным материалом для этого грандиозного произведения послужило всего несколько исходных мотивов - тем самым Лист продемонстрировал практически безграничные возможности принципа монотематизма.

Давайте прочтём сонату как музыкальную драму, её внутренний сюжет - как строгую последовательность сцен, разыгрываемых актёрами - действующими лицами (мотивами-персонажами) по мере их появления на авансцене.

1 сцена знакомит нас с главными героями: мотив судьбы Листа, Фауст (мотив поиска истины), Мефистофель, договор, скреплённый кровью. Вступление сонаты открывается мотивом октав соль в унисонах трёх голосов. Возникают ассоциации со знаменитым мотивом из 5 симфонии Бетховена. Но у Бетховена это гордое повеление всему человечеству: «Вслушайтесь!», у Листа же - тихий, но страстный призыв.

Вступление несёт черты автопортрета композитора, о чём красноречиво говорит нисходящая гамма, на которой построен этот мотив: сначала в нём используется фригийский, а затем цыганский звукоряд. Сам Лист говорил про себя: «По вероисповеданию - католик, по национальности - венгерец, я склонен к религии, но моей натуре присуще нечто демоническое».

Главная партия, Allegro Energico, открывается темой Фауста. В пластической характеристике мотива впечатляет размах бросков октав в пунктирном ритме - таким ниспроверганием основ представил Лист своего героя.

Мотив Мефистофеля так же производит незабываемое впечатление. Он словно «взвинчивается» в сознание пружинистой тиратой и репетициями.

Вторая сцена. Ночной полёт Фауста-Мефистофеля, тема Grandioso, то есть первая побочная партия.

Благодаря волшебной силе Мефистофеля, Фауст и Мефистофель отправляются в фантастический ночной полёт. Эта сцена построена на контрапункте мотивов Фауста и Мефистофеля и символизирует общность их судеб.

Чтобы не отвлекать слушателя от основной линии развития, Лист опускает многие эпизоды. Философскому духу сонаты более соответствуют те сцены трагедии, в которых появляется новый Фауст, атлет и герой, омолодившийся под действием волшебного напитка.

В таком контексте знаменательно новое появление мотива судьбы, усиливающего автобиографический элемент повествования и первая побочная партия Grandioso, составленная из двухтактовых мотивов свершения. Это - первая побочная партия. Мелодика, ритмика и гармония создают впечатление гимна, Фауст упивается беспредельностью открывшихся ему горизонтов.

Следующий эпизод - вторая побочная партия - связан с образом Маргариты. Поразительно то, что тема Маргариты построена на мотиве Мефистофеля, ведь именно он привел к ней Фауста, устранив все препятствия на пути. В этом варианте мотив Мефистофеля звучит, как лирический ноктюрн. В упоительной нежнейшей музыке Фауст в нашем восприятии связан с Листом, в жизни которого женская любовь занимала важное место.

Следующая сцена - Авантюры Фауста-Мефистофеля. Здесь Лист уходит от излишней детализации, показывая эпизоды как-будто сквозь призму восприятия Фауста. На первый план выдвигается мужественно-героическое начало, присущее мироощущению Фауста и очень характерное для самого композитора. Однако вскоре настроение меняется, причём без резко ощутимой смены динамики и даже фактурного приёма: возникшая модификация темы Маргариты, подстёгиваемая неистовым бегом шестнадцатых, наполнена тревогой, смятением. В трагедии Гёте это соответствует неистовству Фауста, понявшего, что он обманут Мефистофелем и что Маргарита в тюрьме.

Сцена, осуждения Фауста и гибель Маргариты.

Безусловно, это одна из трагедийных кульминаций сонаты. Гёте показывает, что чистая любовь Маргариты и Фауста из-за участия Мефистофеля оказалась преступной и явилась причиной смерти многих людей. Сама же Маргарита, под гнётом тяжести своей вины, с помрачённым рассудком ожидает смертной казни. В потрясающем диалоге героев Фауст представлен мотивом свершения в минорном варианте, в необычайно низком регистре, где он звучит, как грозный приговор самому себе: «Ты этого хотел!». Безумие Маргариты передают свободные от регулярной ритмики весьма экспрессивные речитативы.

Шестая сцена. Фауст-философ, Лист-аббат.

Начало следующего раздела и второй части трагедии Гёте резко контрастирует со всем предыдущим материалом. Оно знаменует начало нового жизненного этапа, переносящего героя в чистый мир созерцания. И сам Лист, отказавшийся в 1848 году от регулярной пианистической деятельности, был движим потребностью внутреннего духовного очищения, что и привело его к принятию сана аббата в 1865 году. Главная партия во втором эпизоде звучит возвышенно, как строгий хорал. Звучание темы олицетворяет тихий свет, её дух освещает следующую затем тему любви Маргариты, которая лишается здесь и вовсе оттенка чувственности. Это музыка поистине нереальной красоты, завораживающая тишайшими звуковыми красками. Она становится символом недостижимого античного идеала красоты, любви Фауста к идеальному воплощению женственности - Елены Прекрасной, виновнице Троянской войны, воспетой ещё Гомером.

Таким образом, можно представить, что Лист приводит своего героя-двойника к Богу. Однако не менее правомочной представляется и другая интепритация величественного хорала: он может быть прочитан как олицетворение безграничного дерзновения художника в процессе творческого акта.

Реприза сонаты открывается великолепным саркастическим фугато, являющееся пародийным символом ничтожности властителей. После странствий и перемещения во времени, Фауст и Мефистофель вновь возвращаются к реальной жизни. Фаусту впервые в жизни предоставляется настоящая возможность властвовать. Он снова оказывается в центре людских страстей, но уже в качестве вершителя судеб «маленьких людей». Фауст желает воплотить свои идеалы в жизнь, улучшить жизнь народа, но вся беда в том, что возможность эта появилась слишком поздно - Фауст постарел. Гёте указывает, что ему уже сто лет, он дряхл и слеп и фактически уподобляется марионетке, которой манипулирует Мефистофель. Стремление осчастливить народ приводит лишь к гибели ни в чём неповинных.

И всё же, в отличие от трагедии Гёте, Фауст в сонате Листа до конца остаётся воплощённым идеалом мужества, сохранившим прежнюю неукротимость стремления. Не случайно саркастическое фугато переходит непосредственно в героическую репризу, в которой доминируют черты Фауста-борца.

Следующая сцена - апофеоз и гибель Фауста. В своём знаменитом монологе Фауст подводит итоги своего жизненного пути и познания мира. Трагично, что эту высшую мудрость он обретает лишь на исходе жизни. В музыке же Листа доминирует героическое начало, она проникнута убеждённостью в конечном торжестве Фауста над Мефистофелем. Кредо Фауста, Гёте и Листа воплощается в блестящей октавной каденции:

«Тогда бы мог воскликнуть я: «Мгновенье!

О, как прекрасно ты, повремени!

Воплощены следы моих борений,

И не сотрутся никогда они». - Или же в другом переводе:

«Остановись, мгновенье, ты - прекрасно!»

В развёрнутой коде - важнейшем разделе сонаты - подводятся философские итоги всего пройденного пути. После грандиозных событий трагедии возвращение звучащего в среднем разделе сонаты просветлённо-возвышенного хорала отличается особой проникновенностью. Музыка полностью очищена от земных эмоций и передаёт взгляд на случившиеся события издалека, с высокой точки мысленного обзора. В эпилоге трагедии Гёте центральное событие, завершение сюжета - встреча в райском инобытии теней тех, кто раньше звались Фаустом и Маргаритой.

Последнее слово в сонате Лист оставил за собой. Финальное проведение мотива судьбы вновь выполняет функцию автографа композитора.

Таким образом - соната h - moll, формально не являясь программным произведением, является лучшим примером программности в творчестве Листа, а также являясь уникальным образцом автобиографичности в музыкальном произведении.

лист музыкальный романтизм

Размещено на Allbest.ru