Русский консерватизм во второй половине XIX века (1861-1917 гг.)

Три тенденции: либерализм, консерватизм, радикализм. Философская сущность и социальная роль консерватизма, его место в работах европейских философов XVIII-XIX вв. История русского консерватизма и его характер. Русские философы - мыслители консерватизма.

Рубрика Философия
Вид диссертация
Язык русский
Дата добавления 23.09.2011
Размер файла 211,6 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Д. Юм не верстал общество и государство "Состояние общества без правительства есть одно из самых естественных состояний людей, и оно поддерживалось соединением многих семей на долгое время после первого поколения" David Hume. "A. Treatise of human Nature", II, р. 241. . В качестве примера Юм ссылается на североамериканских индейцев, живших в то время племенами, но без государства. Нельзя не признать, что это было весьма меткое наблюдение: Юм высказал верную догадку, что уже так называемое первобытное состояние человечества было общественным С.И. Нарский "Философия Давида Юма", с. 52.

Юм придавал огромное значение в политической жизни традициям и привычкам, ставя в зависимость от них решение вопроса о законности того или иного правительства. "Одно лишь время дает основательность их правам" David Hume. "A. Treatise of human Nature...", II, р. 255. .

Феноменалистский по своей методологической подкладке и буржуазный по духу принцип "то, что есть, то есть" использовал Юм также и для обоснования права частной собственности фактом длительного владения С.И. Нарский "Философия Давида Юма", с. 57. Он видит в частной собственности один из "фундаментальных законов природы", имея в виду, что из свойств самой природы проистекает будто бы "устойчивость владения".

Физиократизм как система взглядов землевладельческих групп господствующего класса представлялся Юму архаичным. Узкими для капиталистического развития Англии второй половины XVIII в. были и рамки меркантилистских учений, поскольку изжила себя меркантилистская политика (падение ее совпало с утратой североамериканских колоний, добившихся независимости в 1783 г.). В условиях, когда индустрия стала главным источником национального богатства, английским промышленникам, как воздух, нужна стала свобода мировой торговли. Эту политику фритреда и повел лидер "новых" тори Уильям Питт-младший.

В своих воззрениях философ идет к трудовой теории стоимости. Главные основы ее заложил Адам Смит в знаменитом "Исследовании о природе и причинах богатств народов", но в лице Давида Юма он имел одного из своих непосредственных предшественников С.И. Нарский "Философия Давида Юма", с. 59.

Между тем, Д. Юм все же выходит за меркантилистские рамки. Читателей "Политические рассуждения" он уверял, что торговля ведет к процветанию нации при условии, что она стимулирует развитие отечественной промышленности Давид Юм. "Опыты", с. 81. . Она полезна не тогда, когда карманы торговцев наполняются звонкой монетой, а когда обеспечивает отечественную экономику нужным для нее сырьем и прочими товарами. "Все на свете приобретается посредством труда. " Давид Юм. "Опыты", с. 31. , а не коммерческой хитростью.

Таким образом, "Юм не был слепым приверженцем торийских традиций. Его воззрениями в политике, социологии и политической экономии подводится черта под эпохой революционно-буржуазных преобразований в Англии с былой партийной односторонностью вигов и тори. Юм желал консолидации господствующего класса на более широкой основе индустриального капитализма и фритреда в экономике, парламентарной монархии в политике. Британский скептик видит в народе лишь рабочую силу, лишенную достоинства и разума, а в буржуазии - подлинную представительницу нации во всех сферах ее деятельности. Будущее Англии он не мыслит вне развития капиталистической промышленности и торговли, а Шотландии - вне упряжки английского капитализма" С.И. Нарский "Философия Д. Юма", стр. 62.

Реакция читателей на "Историю Англии" иногда приводила Юма к выводу, что его труд более пришелся по вкусу тори, чем вигам, но чаще он сетовал на то, что его сочинение не понравилось никому. И он упрекал закосневших в своих традиционных взглядах вигов и тори в жестокости, склонности к насилиям и крайностям в преследовании своих целей, ибо именно эти качества не позволили им, по мнению Юма, правильно оценить "умеренный тон" его исторического исследования L, I, р. 369. . В "Автобиографии" Юм признавался, что именно неуспех "Истории Англии" заставил его всерьез подумать даже над тем, чтобы навсегда покинуть ее негостеприимные берега и переселиться во Францию.

Посмотрим, кому и за что мог понравиться или не понравиться труд Д. Юма по истории Англии. Довольно распространено мнение, что это сочинение типично торийское. В пользу этого говорит, казалось бы, и известное заявление Юма в его "Автобиографии" по поводу переиздания первых двух томов "Истории":". почти все изменения, числом около ста, которые чтение, размышление и новые исследования заставили меня внести в историю первых двух Стюартов, благоприятны для торийской партии" О, стр. VII. . В действительности дело обстояло сложнее Е.С. Моssner. Was Hume a Tory historian?"Journal of the History of ideas", April, 1941. .

На протяжении большого числа страниц Юм подсказывал читателям мысль, что многих бедствий и невзгод не случилось бы, если бы духовенство не довело людей до религиозного исступления и не занималось интригами и происками. Мысль эта была очень отчетливо выражена в авторском предисловии ко второму тому "Истории Великобритании", которое при жизни Юма так и не увидело света Это предисловие было впервые опубликовано лишь Мосснером в тексте его биографии Юма (см. стр. 239 и 276 настоящей книги). .

Данный взгляд на события соответствовал духу консервативной антиклерикальной просветительской идеологии и принятому Юмом положению, что "все человеческие дела всецело управляются мнениями (opinions)" Е, р. 51. .

Согласно Юму, человеческая природа в ее эмоционально-чувственной основе неизменна, но сплетения обстоятельств создают на этой основе многообразные мозаичные комбинации разных черт характера, поступков и взаимоотношений людей. "Честолюбие, скупость, себялюбие, тщеславие, дружба, великодушие, дух общественности, - писал Юм в "Первом Inquiry", - все это аффекты, смешанные в различной степени и распределенные среди людей, с начала мира были и теперь еще остаются источником всех действий и предприятий, какие только когда-либо наблюдались среди человечества" И, стр. 95. .

Несколько иной, но в принципе аналогичный набор аффектов перечислен Юмом в качестве главных исторических факторов в эссе о "О красноречии". В эссе "Об изучении истории" Юм говорит даже о "тысяче страстей", влиявших над ход исторического процесса. Но это не беспредельный хаос: тайные пружины многих решений и поворотов в поведении исторических деятелей Юм усматривает в стремлениях их к выгоде, понимая эти стремления как извечное свойство человеческой психики. Жаждой выгоды диктовались и политические происки и злоупотребления духовенства, в выявлении и бичевании которых Юм, как он сам пишет "The History of Great Britain, under the House of Stuart.., by David Hume, esq.", the second edition corrected, vol. II. London, MDCCLIX, p. 448. , видит свою обязанность историка. Характерно, что в эссе "О суеверии." Юм определял церковников (priests) как людей, постоянно претендующих на владычество. Психологизм в понимании исторического процесса не мешал Юму иногда ссылаться на географические причины подъема отдельных народов, им самим, впрочем, в других случаях отрицаемые.

В силу психологического толкования человеческой природы, свойственного, впрочем, всей просветительской мысли XVIII в., анализ характеров исторических лиц занимал в труде Юма самое видное место. Но в его сочинении мы найдем сведения и о нравах, и быте разных эпох, о состоянии науки и культуры, об административном устройстве, коммерческих и финансовых отношениях. В эссе "О совершенствовании в искусствах" Юм обращает внимание на тесную связь экономического развития с расцветом культуры. Немало откровенных слов высказано Юмом о той обскурантистской роли, которую в отношении прогресса культуры сыграли церковники и вообще религиозные фанатики. Уже это делало "Историю Англии" Юма заметным явлением для своего времени.

Торийская и вигская историография не выдвинула в то время ни одного исследователя, который мог бы быть поставлен на один уровень с Юмом. Среди посредственных писак, вроде Олдмиксона, до некоторой степени выделялись Робертсон и Гиббон. Но оба они, в особенности первый, были близки к теологической концепции исторического процесса и решительно взяли церковь под. защиту. По сути дела они во многом придерживались трактовки революционных событий, характерной для роялистского историка XVII в. Эдуарда Гайда (Кларендона), видевшего одно из самых страшных последствий восстания против Карла I в распространении религиозного неверия, которое считал своего рода психическим помешательством. Проклерикальную линию в освещении событий продолжил в конце XVIII в. вигский историограф Эдмунд Борк, с бешеной яростью нападавший на малейшую попытку свободомыслия.

Проводя историческое исследование, Юм видел главную причину государственных потрясений в Англии XVII вв. деятельности церкви. Он не упускал ни одного случая, где мог осудить действия всякого духовенства, на чьей бы стороне оно ни находилось. На протяжении всего исследования он рассматривал церковь как чисто земное учреждение, деятели которого находятся во власти низких страстей и расчетов, из корыстных целей участвуют в распрях и преследованиях, угнетают и обманывают верующих. Юм не был согласен с мнением Вольтера и Дидро, что своим возникновением религия обязана симбиозу мошенничества и доверчивости, но был убежден, что без грубого обмана со стороны одних и легковерия других этот нарост на теле наций не смог бы долго существовать, а тем более разрастаться. В этом отношении показательны, например, раздел "Этельвольф" в III томе, многие главы, описывающие годы правления Якова I и Карла I, изложение событий 1649-1650 гг., и другие.

Консерваторы же, согласно Юму, полагают, что все блага имеют одинаковую ценность. Они не хотят, чтобы какое-то одно или два из них "подминали под себя" остальные. Вместо этого они предлагают находить временное разрешение конфликтов между ними, исходя не из принципа, что ценнее, а стараясь максимизировать каждое из них в конкретных обстоятельствах. Этот подход побуждает консерваторов больше думать, нежели следовать традициям. Они не могут просто защищать существующее или существовавшее ранее положение вещей; они должны убеждать общество, что определенные действия принесут благоденствие максимально возможному количеству его членов. Юм не противопоставляет себя идеям эпохи Просвещения. Он видит свою задачу в том, чтобы предложить более реалистический путь достижения целей, поставленных просветителями, нежели утопические теории совершенствования общества.

Теоретически, продолжает Юм, консерватизм признает многие способы достижения благополучия, но всегда готов принять во внимание границы, за которыми благополучие становится невозможным. Таким образом, консерватизм является философией пределов. Люди могут притязать на такие формы свободы, признание которых несовместимо с консервативным мировоззрением. Чтобы, однако, не перейти отсюда к утверждению, будто консерватизм выступает за подавление личности, мы, прежде всего, должны согласиться с тем, что позволительное и непозволительное существует на трех уровнях. Есть безусловные истины, например то, что убийство или обращение в рабство - недопустимые формы насилия над человеческим достоинством. Другие вещи допустимы или нет в зависимости от конкретных общественных установлений: то, с чем не могут примириться в одном месте - скажем, гомосексуализм, - допускают в другом. Наконец, есть индивидуальный уровень морали. Каждый человек, взаимодействуя с окружающими его людьми, может проявлять желание или нежелание сообразовывать свои представления о благе с существующими запретами. "Консерваторы охотно допускают справедливость каких-то частных положений для одного уровня и, ничуть не противореча себе, отрицают справедливость тех же положений для другого уровня".

Версию консерватизма Юма принимают далеко не все консерваторы. Если взглянуть на проблему с исторической точки зрения, то у этой версии действительно нашлось бы совсем немного сторонников, - ведь консерватизм формировался как идеология, защищающая те общественные классы, традиции и идеалы, которые были отброшены на обочину быстрым развитием капитализма и, в конечном счете, развитием демократии, следовавшей в его кильватере. "Я считаю, что умные и хорошие люди должны управлять глупыми и плохими", - писал Джеймс Ф. Стефен в 1874 году. Алан Вулф Революция, которой не было/Интеллектуальный Форум / 2002 год / 8 выпуск

1.4 Консерватизм в философии Жозефа Де Местра

Мэстр (cornte de Maistre) Жозеф Мари де, граф (1754-1821), французский писатель и пьемонтский государственный деятель. Происходил из переселившейся (в 17 в.) в Савойю ветви лангедокского графского рода; отец его был президентом савойского сената и управляющим государственными имуществами. Жозеф де Мэстр старший из 10 детей был воспитан иезуитами. В дальнейшем изучал право в Туринском университете, испытал влияние идей Руссо и высказывался по различным вопросам в либеральном смысле. В 1788 он был назначен сенатором. Французская революция, скоро захватившая Савойю, произвела на Мэстра большое впечатление. Это выразилось уже в первом его значительном произведении: "Considerations sur la Revolution francaise" ("Размышления о Французской революции") (Neuchatel, 1796). Cogordan, "Joseph de Maistre" (1894)

Однако придворные интриги в столице Сардинского королевства Турине помешали ему стать президентом сената.

В 1792 г. Савойя была аннексирована революционной Францией, и де Местр, отказавшись принести присягу новому правительству, покидает страну. В 1799 г. его назначают канцлером Сардинского королевства, а в 1803 г. в качестве посланника сардинского короля он едет в Россию.

Основную часть своих произведений де Местр написал в Петербурге, где провел 15 лет фактически на положении изгнанника.

Представитель континентально-европейской традиции классического консерватизма, у истоков которой стоял такой французский мыслитель, как Ж. де Местр, в полной мере, дал оценку работе своего предтечи, его политическую чутье и мудрость. Вместе с тем этот автор внес значительный вклад в развитие и дальнейшее развитие антропологических воззрений европейского политического консерватизма, придав им новизну конфигурации и звучания.

Ж. де Местр расширяет идеи Э. Берка, прежде всего, в геополитическом смысле, выводя борьбу с революционной идеологией за пределы чисто английской традиции, хотя последняя, всегда оставалась для французского идеолога наглядным примером благополучной и уравновешенной политики. Французская революции 1789 г. для Ж. де Местра была явлением неоднозначным и сошедшим как мессия, распространяясь истине вселенским масштабом. Французский мыслитель имел ряд единомышленников-современников, разделявших с ним осознание прихода 1789 год как начало новой эры, новой эпохи мира, как Сен-Мартен, Ж. де Сталь, Балланш, Шатобриан. "В течение долгого времени мы принимали ее за событие. Мы заблуждались: это эпоха" Maistre J., de. Discours а M-me la Marquise de Costa // Maistre J. de. Oeuvres Сomplйtes. T. 1-14. Lyon, 1884-1886. T. VII. P. 273. , - отзывался он по этому поводу.

Однако Ж. де Местр по сравнению с Э. Берком философ категорически не позволял себе замкнуться в пределах политического. Он бредил мыслями осуществления политических идей своего предшественника в более глобальные религиозно-философские рамки, которые, по - мнению само Местра, только и могут обосновать и одновременно оправдать его собственную политическую теорию, придав ей надлежащую глубину: "Против этой революции, этой "падали", этой матери всякого зла, Берк собрал с яростью все положительные аргументы, которые могла внушить великому уму, английскому кроме того, традиционная концепция общества.Ж. де Местр точно их возобновляет, но усиливает религиозной или даже мистической демонстрацией" Chevallier J. - J. Grandes oeuvres politiques, de Machiavel а nos jours. P., 1954. P. 84. .

Считая, что революция - это дело Божественного Провидения, мыслитель формулирует ряд глубоких и вместительных выводов. Он, в частности, касается такого вопроса: или можно видеть в революции кару, когда, очевидно, пострадали и невиновные? Ответ на это хоть и суровая, однако же, и не лишена справедливости: "безвинных жертв меньше, чем нам кажется. Нельзя считать невиновными тех, кто разрушил религиозную веру народа, кто с помощью софизмов посягал на основы государственного устройства. Или, может, незаслуженно гибли на эшафоты ученые, что засевали революционные, безбожные идеи? Удивительно надеяться, или Провидения переглянулось бы над преступником только потому, что он вельможный, знаменитый и ученый, когда в самый раз через эту свою ученость он наиболее и виноватый.".

Кроме этого французский теоретик отмечает, что наши, человеческие, оценки совсем не абсолютные, что мы неважно знаем толк в вопросе добра и зла потому, что подавленные тысячами условностями и пересудами, осуждаем потасовку на ножах, но признаем почетной е благородной дуэль на шпагах. И для него ясная вещь, которая у Провидения другие мерки для человеческих действий.

"Мы затрагиваем в наших оценках лишь поверхности явлений и не распознаем за прекрасными словами о благе народа, о свободе и т.д., тайных, иногда очень низких мотивов, известных божеству. В конце концов, нельзя ограничивать круг виновников революции только теми, которые себя чем-то оказали. Те, кто не желал революции, все, кто поддержал ее своей пассивностью, тоже виновные, тоже заслужили наказания".

Жозеф де Местр убежден в том, что виновником революции является весь французский народ, потому что посягнул на суверенную власть, на ее носителя. За бунт, который завершился цареубийством, французы понесут тяжелую ответственность: “убийцы станут защищать себя, выполняя неизвестную для них волю Провидения”. Интересно, что эти слова, сказанные де Местром в начале революции, оказались, как известно, пророческими. Позже он опять возвращается к этой теме: революция - это всем наказание.

Обосновав сущность философской революции XVIII в., известной нам - философии Просвещения, в подготовке революции политической, Ж. де Местр полагал, новая философия должна опираться на утраченное социально-политическое равновесие, восстановив которое мы вернем истинной смысл религиозным, философским и антропологическим принципам, которые и были рождены данной новой философией. Эти обстоятельства заставляют французского мыслителя двигаться все глубже в стихии политической мысли, что приводит его в итоге к написанию глубоко философских "Санкт-Петербургских вечеров" и трактата "О папе". Данный труд выражал следующее: "человечество в первые годы своего существования находилось на более высоком уровне развития цивилизации, чем в настоящее время: тогда как большая часть его в целом сохранила основные линии своего "золотого" века всезнания, те группы людей, которых называют "дикарями", были наказаны физической, моральной и социальной деградацией за грехи своих предков". Берк Э. Размышления о революции во Франции. М., 1993.С. 126

Ж. де Местра стремился вместе с тем разрушить и гипотезы естественного состояния, и общественного договора, утверждая социальную природу человека и естественный нрав общества. Общество для Ж. де Местра - это естественное явление, возникшее практически с человеком и являющееся следствием тех же элементов, которые составляют природу человека: "…природное состояние человека было тем, чем оно является сегодня и тем, чем оно было всегда, т.е. социальным" Maistre J., de. Etude sur la Souverainetй // O. C. T.I. P. 321. Изучение о Суверенитете. Для обоснования своего тезиса о социальной природе человека французский мыслитель апеллировал к самым разнообразным аргументам. Так в работе "Рассуждения о суверенитете" он вновь утверждает аристотелевскую идею "человек по природе своей есть существо политическое" и не скрывает в дальнейшем античных источников своей мысли: "Итак, сделаем все же вывод, как Марк Аврелий: "…человек социален, потому что он разумен" Maistre J., de. Examen d'un ecrit de J. - J. Rousseau… // O. C. T. VII. P. 556. .

Мыслитель считает, что человеческая природа неотделимая от общества. Природа человека и общество образовывают единое целое, поскольку общество есть не простой совокупностью индивидуумов, а живым организмом, который формирует человеческую личность из отдельных желаний и инстинктов. Человеческая личность не может сформироваться без общества. Таким образом, консерватизм рассматривает общество как мистическое, загадочное. Возникновение общества имеет почти тайный характер. Выясняется, что общество не создается вследствие любого договора. Наоборот, консерватизм считает, что люди получают вечное общество в наследство из прошлого и должны сохранить его нетронутым для будущего.

Через это общество не подлежит социальным изменениям. Революции с их инструментальным подходом к человеку и общества осуждаются, потому что общество не может быть построено и перестроечное.

Разрушение существующего общества путем коренных изменений приводит к разрушению личности. Философ полагает, что человеческая личность формируется нациями, языком, культурой и государственными учреждениями. Поэтому это все должно храниться, потому что изменения будут иметь вредные для человека следствия.

Общество, согласно де Местра, имеет иерархическую структуру: от семьи до государства. Стабильность этой иерархии позволяет человеку найти свое место в жизни. Те, кто занимают высшие ступени, руководят теми, кто находится ниже. Неровность относительно последней высших должностей и власти полагает естественной и должны храниться.

Ж. де Местра постоянно повторяет определение человека, данное Плутархом, как орудия в руках Бога и подчеркивает, что именно Бог наделил человека социальной природой. Помимо того, для обоснования своих политических идей им активно использовался догмат о первородном грехе, который приобретал тем самым в его рассуждениях инструментальный смысл. Так, для доказательства того факта, что происхождение общества и происхождение политической власти выступают лишь как две стороны одного процесса, Ж. де Местр исходил из самой природы человека, который рождается зараженным первородным грехом: "…он развращен в своей сущности, и вследствие этого ему необходимо управление". В этом высказывании, рассматривающим общественное состояние и принцип власти как следствие природы человека.

Интересные суждения французского мыслителя относительно конституции. Каждый народ - это живой организм. И каждой нации присущие свои определяющие черты, свой характер, который обозначается на своей конституции. Относительно же происхождения конституций, то оно, как и происхождение старых династий, достигает глубины столетий, теряется в тьме времен Конституции зарождаются и завершаются в непостижимых потаённых человеческого жизни. Их создает самое Провидение. И, конечно, конституции якобинского Конвента или Директории не имеют до этого никакого отношения. Эти конституции годятся для всех народов и государств - от Китая до Женевы, то есть "не годятся нет для кого". Поэтому такие конституции, согласно выводам философа, целиком закономерно превращаются в лоскут бумаги.

Для Франции той времена республиканская форма правления для Ж. де Местра, была чем-то внешним. Она не имела корни в природе французского народа. Созданная во время войны, она должна была погибнуть только, чтобы настал мир. Такой была воля Провидения.

Антропологическая мрачность явилась для Ж. де Местра весомым аргументом не в пользу тесного союза религии и политики. Опираясь на идеи Э. Берка, мыслитель делает принцип религии как базы гражданского общества и основой политической системы, своеобразным ключом своей политической теории. Французский философ постоянно подчеркивал, что в данном случае не изобрел что-то новое в области политической теории и практики, а лишь пытался заново переосмыслить этот принцип, уже исторически опробованный, реабилитируя его в глазах современников и будущих поколений. Ибо, согласно Ж. де Местру, один из законов практической политики гласит, что никогда нельзя в политическом мире отпускать "узду", которая могла бы сдерживать человеческие страсти в отведенных им границах, не располагая для этого другим, более гибким, а следовательно, более эффективным средством.Ж. Де Местр был убежден, что и на современном ему этапе развития человечество не смогло обрести до сих пор более эффективного средства для компенсации определенных изъянов человеческой природы, чем религия: "Религия - единственное средство цивилизации" Maistre J., de. Essai sur le principe gйnйrateur des costitutions politiques et des autres institutions humaines. St. - Pйtersbourg, 1814. P. 53.

"Испытание по порождающему принципу политических конституций и других человеческих учреждений".

Ж. де Местр утверждал, что выдуманного либералами "человека вообще" не существует в реальности: "В мире же вовсе не существует человека вообще. В своей жизни я видел французов, итальянцев, русских и т.д.; благодаря Монтескье я даже знаю, что можно даже быть персиянином. Но решительно заявляю, что сочиненного вами человека я не встречал ни разу в своей жизни; а если он и существует, то мне об этом ничего неизвестно…" Maistre J., de. Considйratioh sur la France. Lyon, 1845. P. 88. Обращаясь к Франции.

Поэтому цель его философии политики - раскрыв законы политического мира, поставить человеческий разум в те границы, где он действительно обладает полезной, а не разрушительной силой. С точки зрения Ж. де Местра, для того, чтобы реализовался положительный потенциал человеческих возможностей в политическом мире, нужна вера, которую дают только религия и патриотизм вместе взятые. Только погруженный в национальную стихию, только вооруженный религиозными догмами и политической верой, основу которой составляют национальные традиции, индивидуальный разум способен на плодотворное политическое действие в рамках установленного свыше порядка.

Мэстр был противником нигилистического характера французской революции XVIII в., порывавшей с прошлым и его вековыми традициями культурного общежития людей. Оптимистическому взгляду просветителей на природу человека, разум и воля которого в состоянии перестроить общество на началах свободы, равенства и братства, консерваторы противопоставили идею об изначальном несовершенстве человеческой природы, в силу которого умозрительные проекты радикального переустройства общества обречены на неудачу, поскольку нарушают веками установленный (по божьей воле или в ходе исторического процесса) порядок вещей. Его неприятие капитализма и буржуазной демократии зиждилось на том, что общество, лишенное объединяющего всех идеала, духовного консенсуса, переставшее быть организмом и ставшее собранием отдельных распыленных индивидуумов, не может существовать, что ему грозят упадок и декаданс. Противостоявший негативному образу капиталистического буржуазного общества духовный идеал - "золотой век" консерваторов - вначале воплощался для них в прошлом, в институтах старого порядка; впоследствии он менял характер, становясь секулярным и националистическим, перемещался в будущее, которое должно восстановить связь с прошлым и его традициями, но на этот раз на новой - научной - основе.

Как идеолог старого порядка, опиравшегося на традицию Жозеф де Мэстр отвергал всякую внезапную перемену, разрыв преемственности; однако если для английского консерватора речь шла о возражении против реформ, до которых общество еще не "дозрело", то во Франции разрыв со старым порядком уже произошел. И возврат к прежним временам с течением времени рисовался уже не как спокойное возвращение к "естественной" традиции, но как новая "революция", нацеленная на создание послереволюционного порядка, который, в свою очередь, уже не мог быть простым восстановлением феодализма. Эта противоречивость "контрреволюционной" позиции, отрицавшей революцию в принципе, вполне отразилась в творчестве де Местра.

Яркий представитель фундаментального консерватизма - Жозеф де Местр был европейским аристократом, который, осмысляя плоды Реформации и наблюдая последствия Великой Французской Революции, пришел к выводу, что движение в направлении индивидуализма, прогрессизма, модернизации и либерализма, т.е. утверждение парадигмы Нового времени в философии и политике, является отрицательным и ошибочным направлением человеческой истории, и что ему необходимо противопоставить программу радикального возврата к старой системе ценностей - к сословному обществу, религии, корням европейской сакральной (монархически-клерикальной) системы. Так как "сакральные корни" для этой категории консерваторов были католическими, то за идеал бралась "благословенная эпоха Средневековья", феодальный порядок.

Это направление получило название "контрреволюция", и отправляясь от Де Местра оно шло к консерваторам более поздних эпох.

Крайне реакционные взгляды стали причиной изгнания де Местра из Франции, ему дал прибежище король Сардинии, чьим послом в России он и стал. Показательно, что один из основных программных трудов де Местра называется "Вечера в Санкт-Петербурге". Дугин А. Философия политики/ http: //www.arcto.ru/modules. php? name=News&file=article&sid=1188

Вариант консерватизма де Местра был охранительным, реставраторским и утопическим, то есть исходно идеологическим - он выступал за строго иерархическую структуру общества, где каждое сословие знает свое место и не вмешивается в дела вышестоящих инстанций.

Глава II. Русский консерватизм конца XIX начала XX веков

2.1 Истоки истории русского консерватизма

В книге "Русский консерватизм и его критики" Р. Пайпс предпринимает попытку проследить корни русской консервативной традиции. Термин "консерватизм" имеет разные значения в зависимости от политической культуры страны, ибо именно культура определяет, что консерватизм стремится сохранить. Квинтэссенцией русского консерватизма, по мнению автора, является самодержавие - сильная централизованная власть, не ограниченная ни законом, ни парламентом. Историю консерватизма он прослеживает с момента возникновения идеала автократического правления в начале XVI века, когда появилась русская политическая теория, до начала XX, когда, по крайней мере, на время эта проблема была решена введением конституционного парламентского режима Пайпс Р. Русский консерватизм и его критики., 12 с. .

Изначально российская государственность установилась, когда страна была уязвима перед иностранными вторжениями, из-за этого она имела тенденцию к централизованным формам управления. Концентрации власти в руках русских правителей способствовало отсутствие частной собственности на средства производства и рынка предметов потребления.

Р. Пайпс отмечает, что такой менталитет существовал и в Европе - в период раннего Средневековья, например, у франкских королей Меровингов, тоже обращавшихся со своим королевством как с собственностью. Но на Западе в процессе развития общественное право наложилось на частное и породило представление о государстве как инструменте партнерства между правителями и управляемыми. В России такой эволюции не произошло из-за отсутствия факторов, сформировавших европейскую политическую теорию и практику, - римского права, и католической теологии, феодализма и торговой культуры городов.

Конечный результат такого политического устройства заключался в том, что правящая элита ни тогда, ни позже не рассматривали общество как образование, независимое от государства, имеющее свои собственные права, интересы и желания, образование перед которым они несли ответственность. Режим, не опиравшийся на народ, которым он управлял (а на самом деле даже отвергавший его поддержку), жил в постоянном ощущении опасности и страхе перед разрушением. Этот страх заставлял российских мыслителей, как и население в целом, поддерживать самодержавие как единственного гаранта внешней безопасности и внутренней стабильности. Это был замкнутый круг: русские люди поддерживали автократию, потому что чувствовали себя бессильными, и они чувствовали себя бессильными, потому что автократия не давала им никакой возможности ощутить свою силу Пайпс Р. - 47 с. .

Суверенитет, который Москва приобрела в результате освобождения как от монгольского, так и от византийского господства, заставил ее столкнуться с множеством политических вопросов. Это дало начало дискуссиям, ознаменовавшим появление в XVI веке русской интеллектуальной жизни. Политическая дискуссия, начавшаяся около 1500 года, между "нестяжателями" (Нил Сорский, Максим Грек) и "стяжателями" (Иосиф Волоцкий) касалась вопроса о монастырском землевладении. Однако полемика между этими двумя лагерями затрагивала и предмет, не относящийся прямо к монастырскому землевладению, - верховную власть.

Чтобы обезопасить свои владения и обеспечить монополию на религиозные обряды, официальная православная церковь предоставила "полную и безусловную поддержку самодержавной власти". Правитель, единственный подлинный христианский император в мире, при поддержке богословов был провозглашен как наделенный неограниченной властью - его подданные в буквальном смысле слова были его рабами, с которыми он волен был обращаться по своему усмотрению. У них не было прав, только обязанности. Он мог править один, без советников. Церковь, второй по значимости институт в стране, полностью подчинялась государству Пайпс - 64 с. .

Политическая теория в настоящем смысле этого слова, не просто как компиляция идей, а как доктрина государства с объяснением его истоков и оснований, законных полномочий и его отношения к обществу, впервые появилась в России во время правления Петра Великого. Сам Петр был деятелем, а не мыслителем. Но это не означает, что ему не хватало идей. Одной из них было представление о суверенитете как о неограниченной власти. Другая привлекавшая его идея заключалась в том, что правитель и подданные несут обоюдную ответственность за создание "всеобщего блага".

Такова была теория. Однако на практике Петр продолжал патримониальную традицию, отказывая русским людям в каких-либо устремлениях и воспринимая их как подданных. Отсюда и тесно связанная с концепцией "всеобщего блага" концепция государственной службы, обязательной не только для знати, но и для всех остальных, включая и самого царя.

Если русская политическая теория появилась во времена правления Петра Великого, то общественное мнение возникло при его непосредственных преемниках, сначала при Елизавете, а в более развитом виде - Екатерине Великой. Это стало прямым следствием ослабления и затем окончательной отмены обязательной государственной службы дворянства, а также введения частной собственности на землю, впервые в России создавшей свободный имущественно обеспеченный класс.

При всем этом русские правители обращались с общественным мнением непоследовательно. Они поддерживали его, развивая высшее образование, потому, что хотели видеть Россию современной страной. Но как только общественное мнение становилось критическим по отношению к правительству, они обращались к репрессиям.

Просамодержавный консерватизм доминировал в российской политической теории и практике с начала XVIII до середины XIX века. Были заметны и либеральные веяния, защитники которых пытались каким-то образом ограничить самодержавие: или посредством бюрократических механизмов, которые могли регулировать выполнение царских указов и таким образом препятствовать ему, или посредством сужения его компетенции. Эти усилия пользовались поддержкой наиболее просвещенных слоев страны, включая некоторых членов высшего дворянства. И все же в итоге все эти усилия потерпели неудачу, и консерваторы одержали победу.

Во второй половине XIX века русский консерватизм претерпел радикальные изменения, вызванные несколькими взаимосвязанными факторами. Самым важным из них было унизительное поражение России в Крымской войне. С этого момента мыслящие русские люди стали осознавать, что причина поражения крылась не в военной неполноценности, а во внутренней слабости, в отказе вовлечь общество в социальную и политическую жизнь.

Либеральной традиции в России посвящена последняя глава книги "Недолгий триумф либерализма". Русский либерализм черпал свои идеи в Западной Европе: за небольшими исключениями, все его сторонники принадлежали к западникам, хотя большинство осознавало особенности России, а некоторые признавали правильной доктрину славянофилов. Движение прошло через два этапа: первый продолжался примерно сорок лет с 1855 по 1895, второй - с 1895 года до конца старого режима. На первом этапе либерализм следовал умеренно консервативной линии поведения, будучи готовым пожертвовать демократией в обмен на гражданские права; на втором этапе он перешел в политическое наступление, познав на опыте, что гражданские права и самодержавие несовместимы (С. 197). Основными теоретиками либерально-консервативной школы в России являлись Константин Кавелин, Борис Чичерин и Александр Градовский. В частности, Градовский считал, что самодержавие полностью совместимым с гражданскими свободами и верховенством закона.

Такова была характерная черта российского либерализма во время правления Александра II и Александра III. Действительно, либеральный консерватизм был абстрактной и нереалистичной доктриной. Представление, что неограниченная монархия может с уважением относиться к гражданским правам, было далеко от реальности. По мере осознания этой реальности российское либеральное движение радикализировалось, его руководство переходило к тем силам. Которые были сосредоточены в земствах и требовали. А в 1905 году добились конституционного режима для России.

Ключевая ошибка Ричарда Пайпса, как и большинства представителей либеральной школы заключается в том, что Россия рассматривается исходя из соответствия "западному канону". Этот подход безусловно имеет право на существование, поскольку русская культура (особенно после петровских реформ) является частью европейской. Однако абсолютизация его приводит к неверному истолкованию существовавших институтов. К примеру, при анализе природы самодержавия, автор подчеркивает отсутствие сдерживающих институтов, традиционных для Европы, что дает ему возможность, сделать вывод о неограниченном характере царской власти и отсутствии у нее каких-либо обязательств. Однако следует помнить, что Россия была православной страной, где правитель воспринимался как пастырь своего народа. Соответственно за свой народ он должен был персонально отвечать перед самим Богом. Этим, среди прочего, объяснялась широта представленных ему полномочий.

Кроме того, Р. Пайпс достаточно небрежно обходится с историческим материалом разного времени, перенося современные реалии в иные исторические эпохи. Указывая на частную собственность, как на базовый институт европейской цивилизации, он с легкостью ее находит и в племенном строе, в античную и в феодальную эпоху. В то время как уже античные авторы указывали на сложный, двойственный характер права собственности в свое время, поскольку она сочетала черты как частной, так и общинной.

Не совсем корректно используются данные лингвистики, в частности терминология римского права. Пытаясь жестко разделить частное право от общественного (точнее - публичного), Пайпс говорит, что это выражалось в терминологии власти: potestas - государственная власть, dominium - частная власть. Что не совсем верно. К примеру, власть отца над своим семейством обозначалась как patria potestas, а власть римского народа могла звучать как dominium populi Romani. Корректнее говорит о potest а s как власти по отношению к людям, а dominium - к вещам.

Работа зачастую грешит тенденциозной расстановкой акцентов. Всячески подчеркивая неудачные попытки либерализации в России, Р. Пайпс упускает из виду тот факт, что постепенно система все же эволюционировала. Столь жесткое прерывание развития в 1917 году связано не столько с внутренним, сколько с внешними причинами - с Первой мировой войной.

Наконец, можно поставить под сомнение и базовый тезис, Р. Пайпса о либерализме европейского общества. Известно, что либерализм политических институтов на Западе компенсируется жесткими ограничениями со стороны самого гражданского общества, о "тоталитарности" и "репрессивности" которого в XX веке писали многие философы левого толка, в том числе - Сартр, Адорно, Маркузе.

Возвращаясь к упомянутому Р. Пайпсом выбору, правильнее будет сделать иной вывод. Следует говорить о двух сторонах общей европейской культуры, всегда ищущей разумный баланс между интересами общества и составляющих его людей. Ведь если европеец выбирает свободу, это не значит, что любой порядок для него означает рабство и тиранию.

Помимо Ричарда Пайпса, историю русского консерватизма исследовали многие другие философы и политологи. Так в монографии политолога В.А. Гусева, "Русский консерватизм: основные направления и этапы развития" Гусев В.А. Русский консерватизм: основные направления и этапы развития. Тверь, 2001. выделен ряд этапов в развитии отечественного консерватизма:

1. дореволюционный, по его мнению, являлся реакцией на Великую французскую революцию и на то влияние, которое оказал на Россию процесс обуржуазивания Запада. Как и большинство исследователей, Гусев считает, что русский консерватизм начал принимать форму политической идеологии на рубеже XVIII - XIX вв. Однако в дореволюционном этапе исследователем отдельно выделяется "предконсерватизм", история которого уходит в эпоху Киевской Руси и Московского Царства. Основными принципами в то время были: идея православия и идеал мощного централизованного государства.

2. Эмигрантский этап, представляющий реакцию на революцию 1917 года и ее социально-политические последствия. Здесь автор подробно рассматривает взгляды П.Н. Новгородцева, И.А. Ильина, И.Л. Солоневича и евразийцев.

3. современный, представляющий собой реакцию на политические процессы в России, начало которых относится ко второй половине 1980-х годов. По мнению В.А. Гусева, представителей нового этапа объединяют три родовых принципа русского консерватизма: антизападничество, отстаивание идеалов православия и вытекающих из него норм социального общежития, идеал мощного централизованного государства.

Дореволюционный этап характеризуется, главным образом тем, что русский консерватизм был реакцией на процессы развития Запада и прямое или косвенное их влияние на Россию, автор, по аналогии с европейским "предконсерватизмом" средневековых богословов, выделяет и русский "предконсерватизм", называя имена митрополита Илариона, Даниила Заточника, инока Филофея, Иосифа Волоцкого, Ивана Пересветова, Ивана Грозного и др.

Еще в 1970 г. Ричард Пайпс высказал мнение о возникновении российского консерватизма в XV в, и попытался провести линию развития русского консерватизма от Иосифа Волоцкого и Феофана Прокоповича, через М.М. Щербатова, Н.М. Карамзина, Николая I, И.С. Аксакова, Ю.Ф. Самарина, до М.Н. Каткова и далее. Консерватизм, по мнению Пайпса, это идеология, "пропагандирующая авторитарное правительство в России, с властью, не ограниченной формальным правом или выборным законодательным учреждением, которое признает только такие ограничения, которые считает удобным наложить на себя само" Пайпс Р. Русский консерватизм во второй половине XIX века. // XIII Международный конгресс исторических наук.М., 1970. . Такое определение делает возможным причислить к консерваторам всех русских князей и отодвинуть границы консерватизма вплоть до Х века.

В работе "Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика" историк В.Я. Гросул связывает возникновение консерватизма с существованием "серьезного консервативного пласта настроений", доминировавших в царствование Екатерины II Гросул В.Я. Итенберг Б.С. Твардовская В.А. Шацилло К.Ф. Эймонтова Р.Г. Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика.М., 2000.С. 20. . Автор считает, что "дворянский консерватизм" проявился в том, что носители этого мировоззрения (земледельческое дворянство) не желали поступиться своими привилегиями.

Представителями консерватизма того периода были А.П. Сумароков и М.М. Щербатов. Гросул считает, что истоки отечественного консерватизма зародились в XVIII - XIX вв. Гросул считает, что только в этот период "консерватизм стал оформляться как политическое течение, тогда как применительно к более раннему времени можно говорить лишь об отдельных консервативных мыслителях и тенденциях", правда, исследователь тут же оговаривается, "что некоторые материалы эпохи Павла I до нас не дошли, так что генезис консерватизма, по-видимому, корректнее отнести именно к рубежу столетий".

2.2 Характер русского консерватизма

Что эти скоты вмешиваются не в свое дело?" - отозвался Александр III на вполне благонамеренный меморандум, представленный ему двумя видными дворянскими деятелями. Тот факт, что наследственный самодержец не считал, что его подданные должны хоть как-то участвовать в определении судеб страны, неудивителен. По мнению Ричарда Пайпса, известного американского специалиста по русской истории, подданные, в большинстве своем, думали так же: российская политическая мысль с самого момента ее возникновения была глубоко консервативной.

Привычная нам история отечественного интеллектуального движения - история свободолюбия, от Радищева к декабристам, от Пушкина к Герцену, от народников к Плеханову. Пайпс, однако, уверяет, что это заблуждение: общим для большинства русских мыслителей было не свободолюбие, а как раз наоборот, отказ поставить под сомнение самодержавие, необходимость и оправданность его сохранения в стране. Свободолюбивые радикалы оставались на обочине интеллектуальной истории - как сказал один президент по совсем другому поводу, они "не были широко известны и не влияли на общественное мнение страны". Никаких новых имен при этом Пайпс не открывает: он перечисляет все тех же графа Уварова и славянофилов, Победоносцева и Каткова, Данилевского и Леонтьева, генерала Фадеева. Согласиться с Пайпсом можно не всегда, а попытка представить консерваторами славянофилов или того же Сперанского граничит, пожалуй, с антиисторизмом. Славянофилы, например, были новаторским интеллектуальным течением, которое ничего не "консервировало", а наоборот, изобретало заново и монархию, и общество, и национальность. Провести намеченную интеллектуальную линию Пайпсу удается только за счет максимально широкого понимания консерватизма как любой поддержки самодержавия, и в этом смысле его работа - отражение с точностью до наоборот советской концепции истории.

В целом Пайпс просто повторяет свой давний тезис о "вотчинном" характере государства в России. В отличие от Запада, здесь издавна укореняется представление о государстве и всем его содержимом как о частной собственности государя в самом буквальном смысле. Общество же при этом отсутствует, и, стремясь защитить свои интересы, различные социальные группы апеллируют не друг к другу, а к власти, тем самым играя ей на руку.

Общим для большинства русских мыслителей было не свободолюбие, а как раз наоборот, отказ поставить под сомнение самодержавие

По мнению Пайпса характерной чертой русского консерватизма является одобрение расширения государственного вмешательства. И причина этого находится в том, что именно самодержавие выступало квинтэссенцией российского консерватизма.

Пайпс отмечает, что политическая система самодержавной Российской империи, скорее, напоминало устройство эллинистических восточных монархий, восточных деспотий, в которых нация выступала не как источник власти, а как ее объект. Соответственно политический режим государства Российского, не опиравшийся на народ, жил в постоянном страхе перед ним, перед русским бунтом, "бессмысленным и беспощадным". Этот всеохватный страх перед анархией, считает Пайпс, и заставлял российских мыслителей поддерживать самодержавие как единственного гаранта внешней безопасности и внутренней стабильности.

Однако это не помешало появлению внутри консервативного движения либералов, а затем и радикалов. Но первоначально эти движения были слабы и не могли конкурировать с консерватизмом за умы и сердца русского общества. Эту слабость Пайпс объясняет тем, что до конца XVIII столетия в России отсутствовали силы, способные служить противовесом государству. Существовали только конкурирующие группы, которые в силу своей разрозненности позволяли верховной власти натравливать их друг на друга, поскольку считали, что, таким образом, могут претендовать на благосклонность государства.

Только во второй половине XIX столетия российский либерализм заявляет о себе как о силе, способной конкурировать с консерватизмом. Этот подъем Пайпс связывает с именами таких государственных деятелей, как Сергей Юльевич Витте и Петр Аркадьевич Столыпин. Однако если Витте, как считает американский историк, был убежден в скорой смерти самодержавия, то Столыпин, будучи убежденным монархистом, стремился спасти российскую монархию, трансформировав ее в монархию конституционную. Но отсутствие внушительной общественной поддержки привело к провалу его реформ. А это, в свою очередь, предопределило революционные события 1917 года.

Консерватизм в русской общественной мысли второй половины XIX века представлен в различных вариантах и никогда не исчерпывался лишь официальным "охранительством". Консерватором считал себя славянофил Ю.Ф. Самарин, который был одним из организаторов реформ 1861 года; консерваторами были столь разные культурные и общественные деятели, как Ф.М. Достоевский, М.Н. Катков, К.П. Победоносцев, И.С. Аксаков. Их, как и многих других российских консерваторов, нельзя механически причислить к некоему единому идеологическому лагерю. В современной политологии использование таких понятий, как "либерал-консерватизм", "либертарный консерватизм", давно уже стало привычным. В России еще в XIX веке были те, кто указывал на сложную идейную диалектику внутри классической оппозиции "либерализм - консерватизм". "Что либерал, по сущности дела, должен быть в большинстве случаев консерватором, а не прогрессистом и ни в каком случае не революционером, - писал консерватор Н.Н. Страхов, - это едва ли многие знают и ясно понимают". Традиционная максима консерватизма: "что можно не менять, менять не надо" - не только не исключает, но, напротив, предполагает признание необходимости реформирования общества. Консерватор может быть самым последовательным сторонником реформ, но всегда - реформ осторожных, не нарушающих, как утверждается в статье "Консерватизм" в "Британской энциклопедии", "механическим вмешательством" исторически сложившихся форм социальной и культурной жизни. Нет ничего парадоксального в том, что, скажем, консервативно мыслящие представители позднего славянофильства И.С. Аксаков и Ю.Ф. Самарин, считавшие любое ограничение самодержавия и введение конституционного строя в России крайне опасным, "механическим" преобразованием, в то же время были горячими сторонниками реформ, проводимых в царствование Александра II, и последовательно выступали за осуществление в общественной жизни основных гражданских свобод: слова, печати, совести и т.д.


Подобные документы

  • Особенности генезиса и развития консерватизма. Социально-политические предпосылки формирования консервативного мировоззрения Э. Берка. Характеристика традиционализма Берка, критика просвещенческого разума. Направления развития современного консерватизма.

    дипломная работа [84,1 K], добавлен 12.02.2018

  • Идеология как совокупность оценок и суждений, на которых строится понимание процессов социальной действительности. Отличие идеологии от философии. Характеристика базовых положений основных видов современной идеологии: либерализма, консерватизма и других.

    контрольная работа [63,2 K], добавлен 08.02.2013

  • Материализм в русской философии середины XIX в. Идеология русского консерватизма. Философия всеединства Владимира Соловьёва. Металогическое бытие как объект мистической интуиции. Учение космистов, славянофилов. Русское почвенничество и западничество.

    реферат [24,5 K], добавлен 15.12.2014

  • Основные этапы развития русской философии. Славянофилы и западники, материализм в русской философии середины XIX века. Идеология и основные положения философии русских почвенничества, консерватизма и космизма. Философия всеединства Владимира Соловьева.

    контрольная работа [36,5 K], добавлен 01.02.2011

  • Предпосылки и условия возникновения религиозного сознания. Становление и эволюция представлений о сверхъестественном. Религиозное сознание: объект отражения, особенности и специфика. Современное религиозное сознание: консерватизм и тенденции изменения.

    реферат [29,0 K], добавлен 21.03.2013

  • Особенности развития философских идей в России в первой половине XIX века. Славянофильство и западничество, представители течений. Народники и почвенники. Консервативные теории Н.Я. Данилевского и К.Н. Леонтьева. Самобытные цивилизации, хронология.

    реферат [26,6 K], добавлен 10.12.2014

  • Философские, религиозные, научные и политические воззрения великих философов от античности до наших дней. Описание взглядов европейских, арабских, русских философов на происхождение общества и государства, познание истины, бытия, диалектические идеи.

    реферат [83,6 K], добавлен 21.10.2009

  • Идейная и философская жизнь восемнадцатого столетия. Роль разума в познании "естественного порядка". Философия русского Просвещения. Политический радикализм. Масонство как светская квази–церковь. Сентиментализм и акцент на частной жизни простого человека.

    доклад [44,9 K], добавлен 13.02.2011

  • Социально-политическая и правовая мысль в России начала XIX в. Основатели русского национально-патриотического направления. Становление политических взглядов Карамзина. Его социально-политическая позиция относительно политического устройства России.

    реферат [18,6 K], добавлен 21.08.2014

  • Основатель русского космизма Н.Ф. Федоров, его краткая биография и мировоззренческо-философская система. Развитие идей русского космизма в науке, его представители Циолковский, Чижевский, Вернадский и их творчество. Русский космизм и педагогическая мысль.

    реферат [40,8 K], добавлен 22.06.2010

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.