О философии науки

Конспективно охваченные в этой главе течения в философии науки не показывают всей картины развития, кризиса или заката метафизической мысли. Они обретают более отчетливые контуры в сравнении и на фоне многомерного потока философских исследований новейшего времени. Рассмотрение лишь некоторых актуальных взглядов на проблемы общественного и персонального бытия, науки и философии, в частности, на методологию естественных наук, показывает, что не только этот социокультурный слой цивилизации, а и человечество в целом находятся в фазе кардинального перелома.

Постхристианский трансперсонализм. О кризисе духовности и культуры предупреждает В.В.Налимов: «Все официальные конфессии остаются погруженными в далекое прошлое. Они не хотят видеть того, что изменился сам человек». Нет спасения и в «современной» философии, остановившейся на экзистенциализме и герменевтике; ее характеризуют оскудение позитивизма и трагический крах марксистского материализма. Философия и религия, возможно, сольются, как во времена патристики, но позитивизм во всех его модификациях бессилен перебросить канатную дорогу между наукой и философией. Долой попов! - сказал полупоп.

Важная программная мысль Дж. Джинса воспроизводится по: «Вряд ли может быть оспорено то, что природа и наш математически мыслящий ум работают по одним и тем же законам... Это остается справедливым в том случае, когда наш ум впечатывает свои законы в природу, и тогда, когда природа впечатывает свои законы в нас, снабжая достаточными оправданиями для представления об универсуме как о математической конструкции». Это утверждение вытекает из античного тезиса о совпадении законов и форм мышления с законами и формами движения материи. А. Эддингтон полагает: «Мы разрабатываем одну за другой глубокие теории, чтобы узнать их происхождение. Наконец, нам удается распознать существо, оставившее эти следы. И подумать только! - это мы сами» (см. ⁶³, с. 87). «Мы сами» не что иное, как носители атрибута материи - отражения. То есть «мы сами» и материя, когда ее «носим», и идеальное, когда его «вынашиваем» и впечатываем в мозги.

В противовес механистической эволюции Ч. Дарвина возникают трансперсональная психология и космизм В.И. Вернадского в его развитой конкретной форме. Аналитическая философия (неопозитивизм) опирается на логический и лингвистический анализ языка философских высказываний. Горизонт неопозитивизма, этой околоязыковой беллетристики, ограничен «из-за резкой метафизической настроенности». Постпозитивизм (Поппер) несколько шире (ввиду широких шпал-фальсификаторов) и рассматривает мироздание через аккуратно настроенную призму «современной» физической науки. Здесь, как при дисперсии света у И. Ньютона, поток входящей информации разлагается на составляющие, создавая ароматические флюиды философской мысли. «Но это все же еще только «около-философия». Чтобы достигнуть подлинно философского уровня, надо усилить метафизическую составляющую, включив в картину мироздания представление о вездесущности сознания...

Проблема «сознание - материя» становится серьезной проблемой физики, ускользая из рук профессиональных философов (надо полагать, базовых). Что-то похожее, по-видимому, может произойти и в биологии, если хотя бы некоторые из биологов готовы будут признать, что эволюция живого может рассматриваться как творческий процесс. В психологии уже выкристаллизовалось одно мировоззренческое направление, известное как трансперсональное движение».

Термину «метафизика» В.В. Налимов придает «широкое звучание». В проблеме «сознание - мышление» философия непосредственно сталкивается с физическим экспериментом. Если стойло «марксистского материализма», дополнительное к цепям иудохристианства, распалось ввиду того, что: 1) «овец», как живой товар, не удержать в любом стойле; 2) «овцеводы» со временем, как и их «теории», также деградируют, то в «глубину сознания», минуя трансперсональное бытие психики, незаметно юркнуло теперь новое божество. Не хватает пока только конкретных средств для его пропаганды, то есть для впечатывания в мозги и в подкорку, нет нужных общественносоциальных, «идеологических» и иных приводов, чтобы таким сознанием с заселившимся в него квартирантом управлять. Но это сознание само уведет его носителя в небытие: оно «может локально изменять метрику семантического пространства», а трансперсональная психология способна через медитацию помочь всем желающим самоустраниться в прошлое либо в будущее. Наука же в целом грешна, является синонимом Ветхого завета и не может освободить человеческий дух; напротив, она неволит человека; в ней нет Истины, но она питается мелкими истинами и фальсификациями, самозамкнута и отдаляется от философии и религии ⁶⁴. Эта наука корыстна и лжива, как и все «библии». Вот вам и раздвоение личности, достигнутое двумя более чем странными черными книгами: Ветхим и Новым заветами.

Сверхфизик В.В.Налимов предлагает рассмотреть подготовку парафизических экспериментов:

1) сознание воздействует на генератор числовых импульсов, то есть субъект «гипнотизирует» генератор импульсов - генератор случайных импульсов имеет квазисознание, что есть «почти белый шум», но «квазисознание» уводит в таблице случайных чисел действительное сознание с его функцией обзора то «влево», то «вправо», то «вверх», то «вниз»;

2) маятник качается на компьютере, а цвет на экране дисплея зависит от его скорости. «Маятник реагирует на ментальное действие оператора, принимающего решение замедлять или ускорять его в соответствие с условиями эксперимента...

Изменение эмоционального состояния оператора под влиянием чтения текстов, сильно действующих на его психику, локально меняет метрику семантического поля, что в свою очередь ведет к изменению длины маятника, а следовательно - к изменению периода колебаний.

Опираясь на отчетливо формулируемые исходные посылки, я непосредственно строю модель, не доказывая теорем. Вопрос о полноте и непротиворечивости модели не ставится. Правомерность ее основывается на интуитивно воспринимаемой ясности ее построения и на ее объясняющей силе». Все такие опыты возможны в «трансцендентном» мире, «там», где обитают только духи. Вследствие психического напряжения субъекта меняются реальные время и пространство поблизости от индуктора, но эти эффекты отнюдь не сверхъестественные, а вполне физические, объяснимые в рамках гиперкомплексного формализма (источник - энергия желез).

В совокупности это означает, что вместе с разочарованием в христианстве и подспудными поисками свежего божества - вместо старого одиозного рожденного в хлеву «бога» для варваров - причина надвигающегося кризиса усматривается также и в науке, которая является производной от распространенного сейчас в Европе и Северной Америке темпорально-генетического груза с «наложенным платежом» - шлака от давно умерших цивилизаций Древнего Египта и Ближнего Востока.

Пролиферация посткантианства

С позиций кантианского априоризма подходит к философии науки А.Ю. Грязнов, но темпорально-генетическую нить, довлеющую над наукой, он отмечает: «Фрейдизм видел в человеке существо, движимое бессознательными животными инстинктами. Марксизм и дарвинизм подтачивали в общественном сознании незыблемые, единые для всех устои религии и морали... [«для всех» или для рабов?]. Вскоре не выдержал натиска такого «апофеоза беспочвенности» и абсолют строгой науки, дающей достоверное знание о мироздании.

Когда об Альберте Эйнштейне говорят как о мыслителе, убедившем человечество в том, что «всё относительно», то имеют в виду относительность любого знания, включая и теорию самого Эйнштейна. Напрасно Я.И.Френ- кель предлагал переименовать теорию относительности в теорию абсолютности» [а В.Л.Гинзбург - в теорию кажимости, а лучше - в теорию померещилости]. Отсюда весь кризис в науке и философии, в которых рушится всё. Выход, якобы, лишь в априоризме И. Канта, поскольку логический эмпиризм (неопозитивизм) «не дал того, что обещал», а постпозитивизм породил «эпистемологический анархизм». Все методологические предписания имеют свои пределы, и единственным «правилом», которое сохраняется, является правило «всё дозволено». Крах физики - в агностицизме, замаскированном под «вероятные» знания. Но если правила строительства научных теорий даны априори, то надо эти правила знать. Априорное знание есть условие превращения эксперимента из чистой эмпирии в физическую методологию. Несколько смягчая категорический априоризм, можно сказать, что, во-первых, человек есть часть того мира, в котором он является физической реальностью и должен иметь в основе умственной деятельности наиболее фундаментальные ее законы. Во-вторых, кроме такого «генетического базиса», обусловленного общей структурой (и гармонией) физических явлений, субъект познания постоянно перерабатывает огромные массивы эмпирической информации, часто на подсознательном, интуитивном и других уровнях сознания.

Переработав и поместив в память обобщения эмпирической информации, человек выводит затем их, по мере необходимости, на уровень оперативного мышления, называя их априорными формами разума.

К всеобщим априорным принципам физики относятся динамические категории: субстанциональность, причинность, взаимодействие. «Они априорны постольку, поскольку без них не может даже начаться строгое научное мышление» (см. ⁶⁵, с. 102). Вот правила соединения явлений, зафиксированные «во всеобщих законах природы (аналогиях опыта):

1. Всякий предмет опыта содержит в себе постоянное (субстанцию) и изменение (акциденцию). Акциденции суть способы существования субстанции. Количественная мера субстанции есть величина постоянная [какая? бесконечная? если да, то какая бесконечная? аристотелевская, колмогоровская, кузанковская?].

2. Всякое изменение акциденций происходит по закону связи причины и ее следствия [перед нами удар по статистическому «детерминизму»?].

3. Все одновременно существующие предметы опыта находятся во всеобщем взаимодействии постольку, поскольку их субстанции одинаковы» [не здесь ли лежит крайне метафизическая мысль Б. Спинозы об одновременном существовании многих ничем и никак не связанных друг с другом вещей, так как «их субстанции разные»? Но что-то должно быть общее у различных субстанций, обусловливающих явления инерции, гравитации, электромагнетизма и т.д., - апейрон в новом понимании? - если они «разные», то ощущает их homo посредством связующего поля].

У Канта время - априорная форма; причина и действие в явлении связаны временной последовательностью. С другой стороны, «явления должны быть поэтому подведены под понятие субстанции» ⁶⁷. А так как субстанция субстанций определена постоянным числом (бесконечностью), то это беспредельное, апейрон, является реанимацией идеи Парменида (идеи Единого, эфира и, далее, физического вакуума). Однако в этом положении имеются возражения против релятивизма, воздвигнутого на позитивистской платформе, «поскольку одновременное существование должно познаваться объективно, то есть с помощью суждения опыта», а опыт, основанный на явлениях различной природы, проистекающих из различных субстанций, - разный, как различна и их эмпирика в целом. Это относится к явлениям оптическим, механическим, электромагнитным, гравитационным, сильным и слабым взаимодействиям, при изучении которых устанавливается, что в их основе - различные субстанции, характеризующиеся различными физическими величинами, различными «постоянными числами», в том числе характерными скоростями, электрическими и магнитными зарядами, различными «действиями», зависящими от разных «причин», обусловливающих природу массы (и не только её).

Между категориями (всеобщими, априорными) и опытом (созерцанием) должно быть связующее звено: категориальные схемы (то есть нечто такое, что нельзя привести к какому-либо образу). На категориальных схемах строятся научные модели. При этом допускаются частные априорные принципы, находящиеся ближе к чувственному опыту. В механике Ньютона представление о причине задается через аналогии опыта категориями «субстанциональность», «причинность», «взаимодействие», которые воспринимаются совместно, во взаимосвязи. Природа явлений выводится из эмпирических данных при применении к ним частных априорных принципов. Так возникает физическое (в отличие от эмпирического) знание, называемое апостериорным, так как априорное знание существует до физического опыта и для него, а апостериорное - после и из него.

Выявляется три рода знания в физике. Априорное знание причастно к физической истине через опыт. Таким образом, фундаментальная физическая теория включает в себя эмпирический базис, априорные принципы (построенные на моделях с помощью всеобщих априорных законов), апостериорное знание (выражающее суть явлений, входящих в эмпирический базис). К апостериорному знанию относятся, например, закон всемирного тяготения, закон Кулона, третье начало термодинамики. Эмпирическое знание фиксирует последовательность и регулярность явлений. То есть субъект познания в науке с самого начала обречен иметь дело с теми явлениями, которые регулярны. Но эмпирические законы ничего не говорят о причинах явлений, лишь формально или содержательно их описывая. «Частные априорные принципы (формируемые в рамках принятой модели материи на основе всеобщих априорных принципов) представляют собой динамические теоремы, то есть они доказываются, при этом, в отличие от математики, используются динамические категории». Апостериорные законы, восходящие к причине явлений, суть элементы знания, выводимые по априорным правилам из эмпирии.

Так как трансцендентальное не доказывается, а усматривается, в качестве критерия достоверности априорного знания служит признание субъектом самого себя. И это трансцендентальное условие в корне отличается от математического или физического знания, находясь при этом в основе того и другого. Уловка метафизиков-позитивистов состоит в вводе символов-кодов (для зомбирования представителей других научных конфессий или для обработки «президиумов» высоких собраний) типа «ясное солнце здравого смысла», «самоочевидно», «интуитивно ясно», «внутренне оправдано» и т.д., служащих для фиксации и закрепления протаскиваемых ими догм. Это тупиковая ситуация, по определению в работе, и любое противоречие в ней - «источник катастрофы».

Обращаясь к геометрической парадигме, как основе картезианской физики, А.Ю. Грязнов констатирует: «Достоверность геометрии Евклида основана на интуитивной очевидности ее основных аксиом» - это пример тупиковой ситуации метафизиков. «Геометрия Лобачевского неразрывно связана с геометрией Евклида, потому что само ее существование (в смысле непротиворечивости) окончательно устанавливается путем построения изоморфизма между нею и евклидовой геометрией» - это пример механистического установления отношения соответствия, то есть тоже метафизика. «Прямую вообще нельзя определить, так как это не дискурсивное понятие, а чистое созерцание, в котором дается прямизна... Суждение «прямая есть кратчайшее расстояние между двумя точками» [равно как и геодезическая] является, по Канту, априорно-синтетическим, так как количественный момент (кратчайшее расстояние) не может быть аналитически выведен из качественного (прямизна)». Понятие «расстояние» опирается на представление о прямой, а аксиоматика, с помощью которой задается расстояние, опирается на трансцендентальные формы [рассудка]. Подробнее это обсуждается в работе.

Критерий истинности апостериорного знания определяется через возможность применения его в эмпирии, то есть в опыте как предмете физического исследования. Различаются «физические законы» и «законы физики», первые из которых апостериорны, а ко вторым добавляются эмпирические законы и априорные принципы. Если теория априори содержит в себе условия своей применимости, то на опыте она не может быть опровергнута. Специальная теория относительности - спекулятивная теория, так как основана на понятии времени, конструируемом субъектом познания на базе субъективного процесса синхронизации часов. Тем не менее законы механики И. Ньютона можно вывести априорно, различая математическое и физическое мышление, при том что предмет любого динамического мышления «схватывается рассудком через его (предмета) субстанциональность, причинное изменение акциденций и обратное действие (взаимодействие)» и возникает вопрос: что есть субстанция движения и что представляет собой его акциденции. «Инертность материи, по определению, понимается как неспособность состоящего из нее тела за счет внутренних причин приобретать абсолютное ускорение: единственной причиной изменения абсолютной скорости является сила - внешняя причина ускорения». Отсюда выводится первый закон классической механики, как затем и все остальные. Только в формулировке «Всякое тело удерживает свое состояние равномерного прямолинейного движения в абсолютном пространстве.» следовало бы заменить слово «удерживает» на слово «удерживается», имея в виду то обстоятельство, что: 1) тело порождено из Единого и туда же уйдет; 2) тело находится в перманентной причинно-следственной связи (или ее модификациях) со всеми такими же порождениями из Единого, как и оно само, то есть испытывает влияние окружающего фона, состоящего из других тел и полей (по Э. Маху), и это взаимодействие передается с различными характерными скоростями.

Второй закон классической механики вызывает противоречивые суждения среди физиков. Одни из них утверждают, что этот закон априорен; дру-гие физики уверены, что он выводится по индукции; третьи склонны полагать, что это не закон, а определение; четвертые считают его продуктом метафизики. Согласно А.Ю. Грязнову, второй закон дается не априорно, не индуктивно, не по определению: «По сути это теорема. Не математическая, а динамическая. Главным здесь является априорное представление о причинности вообще и ее воплощении в ньютонианской парадигме в частности...

Между тем второй закон Ньютона и не произвольное соглашение, и не выводится из эмпирических фактов, а представляет собой априорный принцип, с помощью которого устанавливаются законы, вскрывающие природу движения широкого класса макроскопических объектов. Второй закон сам по себе не позволяет экспериментально определить массу. Только используя все три закона движения, можно дать ее операциональное определение. Три закона Ньютона - это три момента единого закона движения, ни один из них не выводится из другого, но каждый предполагает два остальных». Однако в механике Г амильтона второй закон - теорема в математическом смысле, а принципы построения гамильтоновой формулировки механики - другие. Если же силы между телами зависят от скоростей тел, то здание «априорно» построенной классической механики рушится. Тогда нужно принимать «другую модель материи» и создавать новый раздел физики.

Касаясь вопроса историчности физического знания, А.Ю.Грязнов замечает, что относительный априоризм - это разновидность конвенционализма. У К.Поппера любое знание, в том числе априорное, предполагает некоторую «содержательную» гипотезу, но никакого содержательного априорного знания «в нашем мире не существует». Главная заслуга И. Канта в методологии науки заключается в указании им пути получения объективного знания о природе явлений. «Этот путь искали и докантовские рационалисты, и докантовские эмпирики. Рационалисты так и не справились с проблемой антиномичности метафизического мышления, ярко зафиксированной Кантом в антиномиях чистого разума. Эмпирики же были не в состоянии преодолеть неполноту индукции. Но у тех и других все-таки была часть истины. Эти-то части и сумел соединить Кант: аподиктическое апостериорное знание существует (тезис рационалистов), но не о мире, а о способе организации чувственного опыта; для получения знания необходим опыт (тезис эмпириков), но этого недостаточно, так как также необходимо располагать принципами вывода знания из опыта. Однако то, с помощью чего к ним приходят, к [исторической] парадигме не относится, а является надисторическим абсолютным априори (здесь имеются в виду только методологически корректные теории).

Законы Ньютона. могут быть выведены в рамках определенной модели материи. То, с помощью чего они выводятся, уходит своими корнями в сознание» (там же). Пуанкаре полагает, что: «Если принцип инерции не принадлежит к числу априорных истин, то не значит ли это, что мы имеем в нем экспериментальный факт?.. Закон инерции не присущ нам a priori.». Греки считали (Аристотель), что тело без действия силы остановится, а если оно при движении еще и не испытывает никаких препятствий со стороны, то начинает бег по кругу, как наиболее совершенное из всех движений. Это глубоко верное суждение, и физики все более убеждаются в его справедливости, рассматривая автосолитоны в конкретных земных явлениях и в масштабах Метагалактики. В этом движении воочию присутствует эффект памяти всех рожденных из Единого тел (из физического вакуума, из эфира) о первой фазе своего появления, которая гармонична. А волновое движение - это проекция «бега по кругу» на пространство, полученная во времени. Но «никто не сможет сказать, почему тело, приведенное в движение, где-нибудь остановится... Следовательно, ему необходимо или покоиться, или двигаться до бесконечности...». В данном утверждении содержится «принцип инерции», но возможно его понимать как констатацию наличия у природы такого всеобъемлющего свойства, как память. Эта память «видна» на всех уровнях движения материи, а не только в механических явлениях. Эта память помогает сделать вывод: если тело разогнать и затем отпустить, предоставив самому себе, то рано или поздно оно остановится, так как в начале опыта оно покоилось. Тогда возникает вопрос: почему тела должны останавливаться, а в расширяющейся Метагалактике объекты разбегаются и к периферии от наблюдателя - все быстрее? В первом случае движение «по инерции» - локальное. Во втором случае - оно элемент состояния автосолитона. То есть в первом случае был нарушен естественный ход развития Метагалактики в ее локальной области, поэтому Метагалактика, ее автосолитон, «втягивает обратно» в свое глобальное движение, в развитие, «выскочившее» из естественной гармонии тело. Во втором случае движение галактик и их скоплений, если это не очередная «кажимость» релятивистов, определяется фундаментальным, глобальным законом развития проявленной из «ничего» (из Единого) материи. Но в действительности «разбег» галактик - кажимость.

Причина движения тела «находится в нем самом» (Аристотель), эта причина находится во внешнем фоне «далеких соглядатаев» (Э. Мах). Оба утверждения равносильны в том смысле, что при их анализе необходимо учитывать, что все тела не разделены пустотой спинозизма, а взаимодействуют между собой (causa sui), что определяет их существование, бытие, в том числе важнейший, «двигательный» предикат. Если инертная масса может быть отнесена к глобальной памяти тела о процедуре своего выделения из Единого, а материальный мир перманентно рождается и гибнет, то это не гилозоизм Аристотеля, а организация, или «феноменология» эфирной флуктуации из Единого. Эманации природного «сырья» из многих очагов рождения и дают материю, доступную органам чувств субъекта познания.

«Пуанкаре считает закон инерции опытным фактом; но если законы Ньютона не априорны, а представляют собой индуктивное обобщение эмпирических фактов, то каким образом можно к ним прийти, опираясь на опыт, который, если его рассматривать через призму этих законов, сплошь и рядом им противоречит?.. Пуанкаре... полагает, что в физике ничего не остается как применять схему рассуждения ((А --» В) & В) --» А, которая, конечно, не дает твердого знания (не всегда, когда из А следует В или имплицируется В, также имеет место А). Наиболее общие принципы, считает Пуанкаре, не выводятся из опыта, так как один и тот же опыт можно описать различными способами. Поэтому эти принципы носят конвенциональный характер и отбираются научным сообществом из соображений простоты [К-метафизика, пронизанная субъективизмом]. Конвенционализм - это если и априоризм, то не кантовский; выше он был назван относительным. Априоризм же Канта абсолютный».

Таким образом, философское кредо А.Ю. Грязнова состоит в том, что он ищет спасение от надвигающегося краха «всеобщего релятивизма» в методологии И.Канта, придавая априоризму кенигсбергского мыслителя оттенки объективности и абсолютности. Этому есть «внешние оправдания», поскольку субъект познания тоже принадлежит тому миру, в котором он существует. Это означает и «внутреннее совершенство», являющееся следствием всеобщего процесса отражения, в котором непременно участвует человек.

Реанимационный прозелитизм

Естественно, «бог» по имени Иисусе, как главный герой библии, если и не был чистым вымыслом, то жил, здравствовал и мутил непростительно давно. На это обстоятельство обратил внимание В.В. Налимов (см. выше). Поэтому начало отсчета «Новой эры» нужно было бы переместить поближе, например, в 1900 год, когда М. Планк выдвинул свою гипотезу квантов, ввел постоянную к и «перевернул мир». Ну, если не весь мир, то по крайней мере тот, что был в «функционирующей голове» у физиков той поры. Хотя для большинства физиков столетней давности теория уже не служит истиной в последней инстанции, передвинуть планку отсчета времени для человечества представляется престижным начинанием, тем паче что оно исходит из недр уважаемой науки - физики. Но человеком, занимающимся практической деятельностью и далеким от идиллии абстрактных наук, сие мероприятие воспринимается не как своевременная новация, а как подмена героя, осуществляемая по старому рецепту, но в новом сценарии. И не более того.

Мир в головах физиков перевернулся на новую грань, однако на какую точно, никто из них сказать до сих пор не может. Как всегда, конфликт между старыми представлениями о физической реальности и новой парадигмой возникает незамедлительно и длится он уже сто лет. «Уничтожить пропасть между классической и квантовой физикой или хотя бы перебросить мост между ними никому так и не удалось до сих пор. Принцип соответствия, с которым многие связывали надежды на организацию такого моста, до сих пор так и не мог справиться с этой задачей». Более того, приводится обширный ряд аргументов в обоснование утверждения, что принцип соответствия вообще не имеет места.

Непонимание квантовой механики происходит по трем причинам:

«Попытки интерпретации уравнений квантовой механики как некого теоретического образа физических волн, распространяющихся в пространстве, оказались несостоятельными». Получается, что до опыта, вне его, независимо от него - одно представление о материальном процессе с помощью волновой функции и уравнений квантовой механики, а после опыта - другое.

Оправдывается данная метаморфоза «воздействием возмущающего фактора» - взаимодействием прибора и объекта исследования. При этом забывается, что «вероятность» и «вероятностное описание» имеют место, возможны только до опыта; после проведения измерения полученный результат - уже достоверное событие. До опыта - гадание (stochastis), после опыта - факт. Отсюда следуют соображения о «коллапсе волновой функции» и «квантовой телепортации», как только физик забывает, что такое вероятность и как она появилась в мышлении homo. На экспериментальной «стадии происходит то, что получило в литературе название коллапсов волновых функций: мгновенное исчезновение их во всей остальной части пространства, где они до этого были отличны от нуля». Но интерпретаций коллапсов волновых функций существует множество, вплоть до самых экзотических, активно обсуждаемых в наши дни. С некоторыми из толкований ассоциируется идея (квантовой) телепортации.

Далее в работе утверждается: «...В отличие от заурядного изменения волновых функций во времени (уравнение Шредингера), описывающего в теории изменение во времени свойств квантовых объектов и взаимоотношений между ними, которое не выводит за пределы области применимости квантовой механики, коллапсы волновых функций выводят за ее пределы, ибо они описывают в теории превращение квантовых свойств объектов и взаимодействий между ними в их неквантовые, классические проекции на прибор, представляющие собой по необходимости скачкообразный переход через границу, отделяющие друг от друга область применимости квантовой механики и область применимости классической физики [но где эта граница?]. Именно в этом... всё дело и вся тайна того, что приходит в квантовую механику с волновыми функциями: за пределами области применимости квантовой механики им ничто реальное не соответствует» (с. 151).

Таким образом, не зная, что такое пространство и время в микромире, механистический квантист вписывает непрерывные волновые функции в уравнения Шредингера, используя непрерывное пространство и непрерывное время, являющиеся прерогативой классической физики. В специальной теории относительности осуществляется тот же метафизический прием: вместо реального физического времени производится его подмена процедурой «синхронизации часов». Если в первом случае осуществляется сомнительная экстраполяция представлений о пространстве и времени в макромире, которые складываются у макроскопического субъекта познания, на «формы существования» материи в микроскопическом срезе бытия, то во втором случае в физику внедряется посткантианская философия другого порядка. Затем наш квантовый механицист (а точнее - метафизик) получает дискретные значения энергии и моментов импульса, решая частные задачи, возникающие при переводе практических потребностей, возникающих в физическом аспекте бытия, на язык его науки. Не понимая субъективной сущности понятия вероятности и теории вероятностей в целом - во всех их ипостасях, начиная с классической и частотной и кончая противоречивой аксиоматикой А.Н. Колмогорова, опирающейся на еще более противоречивую так называемую теорию множеств, метафизик сводит затем концы с концами, столетиями обдумывая парадоксы своего мышления типа «парадокса» Эйнштейна - Подольского - Розена. Метафизик, обладающий окостенелым, однобоким мышлением и, в сущности, пользующийся плодами чужих раздумий, взывает к сверхъестественным силам, «телепортации» и загадочным «коллапсам». Между тем отсутствие ясных категориальных пониманий того, что же такое время, пространство, движение и другие понятия физики, приводит его в таком деликатном явлении человеческого ума, как тяга к гаданиям и предсказаниям, к поиску пристанища в стране чудес по имени Модальная логика.