Место и роль национальной идентичности в ситуации социокультурного кризиса в России конца XIX – начала ХХ века

Однако философ констатирует, что в реальности повсеместно торжествует стихийный национализм, который представляет собой идеализацию и абсолютизацию «стихийных свойств народа». Крайним его проявлением, по Н.А. Бердяеву, является «зоологический национализм» (термин заимствован у В.С. Соловьева) - апофеоз национального эгоизма и самодовольства, культивирующий враждебное отношение к другим нациям и стремящийся к реализации собственной «воли к могуществу».

Рассуждая о природе стихийного национализма в своей работе «О рабстве и свободе человека», Н.А. Бердяев характеризует «состояние» идеи нации, породившей данный тип национализма. Идея нации, с его точки зрения, превратилась в продукт рационализации, выродилась в конъюнктурную «правящую идею», «отвлеченный принцип», цель которого - обеспечение выгоды определенным социальным группам, идеологическое господство над людьми. Из нации оказалась исключена личность: национальность стала пониматься не как составная часть личности, а как самодовлеющая цель, т.е. экзистенциальный центр (центр сознания) был перенесен с личности на нацию, вследствие чего произошло невиданное извращение и идеи личности, и идеи нации.

Осмысливая сущность стихийного национализма, философ делает акцент на его психологических характеристиках: он считает такой национализм результатом объективации, экстериоризации во вне сильных эмоций, страстей и расовых инстинктов человека. Он уверен, что бессознательная составляющая национализма служит благодатной почвой для идеологических манипуляций общественным сознанием. Будучи объективированным, иррациональное рационализируется, и человеческое качество (национальность) превращается в «нечеловеческую» и надчеловеческую реальность.

Одной из ипостасей стихийного национализма Н.А. Бердяев признает национализм государственный, идеологию которого оценивает как языческое обоготворение государства, разрыв связи с культурой, истребление «органического своеобразия» нации. Он полагает, что стихийный национализм может реализовать себя только через государство, без которого он остается лишь «моральным состоянием». В этом, по его мнению, отразилось и искажение самой идеи государства: из средства и функции национального существования оно превратилось в его самоцель. Н.А. Бердяев четко определил собственную нравственно-философскую позицию: государственный национализм не национален, так как именно он спровоцировал окончательный распад единого человечества, его возвращение к состоянию «языческого партикуляризма», основанного на подмене Бога народом. Языческая природа национализма, по оценке мыслителя, антиэтична, античеловечна, инстинктивна, поработительна, она является формой рабства и идолопоклонства. В основе государственного национализма, считает Н.А. Бердяев, лежит унифицирующая тенденция, нивелирующая культурную индивидуальность и абсолютизирующая политические различия. Соответственно, его сущность (как и сущность стихийного национализма) не религиозна, не онтологична, не органична, а технична, механична, принадлежит уже не сфере культуры, а сфере цивилизации и является ее закономерным результатом.

Признавая возможность существования «многих национализмов», Н.А. Бердяев особое внимание уделил анализу такого «характерно русского явления», как «церковный» или религиозный национализм. Факт его возникновение он считает результатом «полнейшей национализации церкви Христовой», т.е. ее русификации. В русификации православия философ усматривает главное противоречие, исторический парадокс: изначально вселенский характер церкви экстраполировался на ее национальную разновидность - русское православие, вследствие чего произошла «подмена вселенского русским». Извращенные формы религиозной идентичности, утверждаемые церковным национализмом, легли в основу праворадикального убеждения в том, что русская нация претендует на главенство не только в православном мире, но и во вселенной. Идеология религиозно-национальной исключительности, считает Н.А. Бердяев, отрицает ценность единого человечества и абсолютизирует одну национальность - носительницу «истинной» религии. В этом философ обнаруживает проявление ущербности, провинциализма, локализма русского национального сознания.

Н.А. Бердяев отвергает теорию официальной народности, считая ее правительственной идеологией, закрепившей главенство идеи самодержавия над идеями православия и народности. Он утверждает, что официально-идеологические критерии национальной идентичности давно устарели вместе с породившим их режимом власти: «Из официальной фразеологии «православие, самодержавие, народность» исчезло реальное содержание, фразеология эта стала неискренней и лживой». Он отрицает «мистическую связь православия и самодержавия», саму идею такой связи называет «нелепой». В основе всякого «абсолютного государства», по его мнению, лежит языческая идея, культивирующая богоотступничество, человеческое самоутверждение.

Философ «обвинил» православие в том, что оно «срослось психологически и исторически» с языческой государственностью, вследствие чего превратилось в реакционную общественную силу. Н.А. Бердяев выступает за отделение церкви от государства, так как, с его точки зрения, «условная и насильственная ложь официальной, государственной религии продолжает растлевать человеческие души». Если же этого не произойдет, то атеизация общества может принять необратимый характер, в народной душе окончательно «померкнет религиозная святыня». Прямым следствием церковного национализма, по Н.А. Бердяеву, явилось государственное порабощение церкви, что привело к сращиванию церковного и государственного национализма. Гибридным плодом этого слияния и можно считать, на наш взгляд, имперский национализм (как разновидность стихийного национализма), внутри- и внешнеполитические акции которого жестко критикует Н.А. Бердяев.

Националистическую политику царизма он «обвиняет» в том, что она не учитывает и даже отрицает экзистенциальную природу национального бытия проживающих в пределах Российской империи народов, отделяет и противопоставляет им собственную (русскую) национальность посредством своей эгоистической политики. «Хитрость» имперского национализма, полагает философ, состоит в том, что он действует под личиной мессианизма, с которым, однако, не имеет ничего общего.

Философ демонстрирует двоякое отношение к империализму: с одной (положительной) стороны, в нем он видит проявление универсализма, выводящего народы за пределы замкнутого национального существования и ведущего в конечном итоге к мировому объединению культуры; с другой (отрицательной) стороны, указывает на имманентно присущий империалистической идее соблазн могущества, насилия одного над другим. Тот или иной потенциал империализма мыслитель ставит в зависимость от природы национализма, на котором основывается всякая имперская политика. Соотношение империализма и национализма он рассматривает как соотношение двух тенденций мирового исторического развития: универсализма и партикуляризма (локализма). Причем приоритетной для Н.А. Бердяева является первая из них.

Современную ему национальную политику русского империализма он оценивал с негативной стороны, поскольку она проповедовала, с его точки зрения, «дух провинциальной исключительности и самоутверждения», отталкивая и озлобляя тем самым входящие в состав российского государства народности. Главной культурно-исторической задачей русского либерального империализма философ считал глобальное объединение Запада и Востока, а мировую войну рассматривал как благоприятное условие для выхода России «в мировую ширь, на путь осуществления ее мирового призвания». Национализм (как начало индивидуализации) в его «учении» преодолевается религиозно во имя универсализма.

Империализм, основанный на культурном национализме, представлялся мыслителю освободительным по своим внешнеполитическим задачам, приоритетной среди которых было решение «больного» для России славянского вопроса (в первую очередь польского), с новой силой поставленного Первой мировой войной. Значимость славянского вопроса для нас обусловлена тем, что он служит как бы «лакмусовой бумажкой», безошибочно выявляющей направленность национальной позиции тех людей и социальных групп, которые предлагали различные варианты его решения. Не обошел вниманием проблему отношения России к остальному славянскому миру и Н.А. Бердяев. Аксиоматичной для него была идея о необходимости славянского единения, так желаемого русскими интеллектуалами еще с начала XIX века. Также бесспорным для философа являлся факт главенствующей роли России в объединенном славянском мире. В этом он последовательно повторяет мысли К.Н. Леонтьева. Однако солидарность Н.А. Бердяева с ним на этом заканчивается. В отношениях со славянами Россия должна придерживаться определенной национальной этики, предполагающей признание незыблемых прав за всякой национальной индивидуальностью и отношение к ней как к самоценности.

Н.А. Бердяев отвергает «в корне ложное» базовое положение славянофильского видения русско-славянской проблематики, согласно которому, славянский мир должен быть, прежде всего, православным. В этом проявлял себя религиозный национализм русских, грозивший славянским народам скорее разъединением, чем объединением, поскольку «русский и православный тип славянства признается полной и исключительной истиной, не нуждающейся ни в каком дополнении и ни в каком существовании других типов славянской культуры». Подобное отношение к славянам, считал Н.А. Бердяев, в перспективе чревато политикой русификации и насильственного обращения в православие. Но такая политика извращает смысл славянской идеи (заключающийся в противостоянии объединенного славянского мира «грозной опасности германизма») и способна только усугубить, а не решить славянский вопрос. Идея славянского единения предполагает, с точки зрения философа, прежде всего достижение русско-польского единения.

Польский вопрос Н.А. Бердяев считал «самым больным и самым важным» для русских, а его возрастающую сложность связывал с тем, что воспринимался он и официальными кругами, и народом слишком формально, преимущественно в политическом ракурсе. А суть проблемы философ видел гораздо глубже: противостояние русских и поляков он интерпретировал как столкновение Востока и Запада внутри славянской ойкумены. Поскольку историческое призвание России Н.А. Бердяев видит в создании типа востоко-западной культуры, постольку противостояние России и Польши должно быть «снято» их неформальным союзничеством, основанным на взаимном уважении и братских чувствах. Для этого русские, в первую очередь, обязаны «простить» польскому народу его католичество, осознав опасность, исходящую от протестантской Германии.

Н.А. Бердяев оказался очень проницателен в своих оценках Германии как первого врага России, не примкнув к тем русофильствующим мыслителям, которые со времен славянофилов из-за отвращения к католичеству (как царству Зверя, говоря словами Д.С. Мережковского) предпочитали искать дружбы с Германией. Н.А. Бердяев ратовал за скорейшее политическое освобождение и духовную реабилитацию польского народа, называя его «великим славянским народом», обладающим удивительно напряженным национальным чувством, «чистым и жертвенным» мессианским сознанием, уникальной культурной традицией. Он опроверг миф о польской опасности, назвав его обидным и постыдным для достоинства русского народа.

Таким образом, духовное содержание всеславянской идеи понималось Н.А. Бердяевым не как монологическое господство русского православия, а как совокупность нескольких религиозных типов, что диктовало необходимость преодоления религиозного национализма в отношении к русско-славянскому вопросу. Изменение мировоззренческих основ взаимоотношений со славянскими народами (и не только с ними) также требовало дальнейшего развития русского национального сознания и самосознания, заключающегося в отказе от славянофильской догматики и преодолении ее «провинциальной замкнутости». Зрелое национальное самосознание, по Н.А. Бердяеву, выходит за рамки узко-национальных интересов и воспринимает бытие нации сквозь призму мировой истории, и в этом смысле несет на себе печать всемирно-исторического (универсального) сознания.

Однако национализм (как начало индивидуализации) в «учении» Н.А. Бердяева преодолевается религиозно во имя универсализма, проводниками которого в истории являются империи (объективный смысл империй - в объединении человечества). Во время Первой мировой войны философ высоко оценивал потенциал русского либерального империализма. Российская империя, по Н.А. Бердяеву, имеет национальную основу, именно в ней получило реализацию требование новой исторической эпохи - органическое соединение национального сознания с универсальным, т.е. определилось мировое призвание русской нации быть одним из объединяющих начал человечества. Отсюда вытекает внешнеполитическая задача Российской империи - присоединение Константинополя, которому суждено стать важным центром единения Запада и Востока на русской почве.

Подытожим размышления Н.А. Бердяева. Во-первых, нация - это сверхличная объективная реальность, представляющая собой определенную историческую общность, обладающую культурной уникальностью, воспроизводящуюся на основе межпоколенной культурной памяти и мистико-религиозного чувства принадлежности своих носителей. Во-вторых, нация - обязательное звено мировой иерархии, космическое бытие которого обусловлено идеей более совершенной космической иерархической целостности - единого человечества. Важно учесть, что идея нации, сформулированная Н.А. Бердяевым - это сфера должного, идеальный проект (пре)образования конкретной культурно-исторической реальности по законам «одухотворенной» культуры. Должное для философа - это наступление универсалистической эпохи нового средневековья, это соответствующее ей «учение» о мистической сущности нации-микрокосма и об онтологичности национальности как качества личности, это торжество христианской идеи вселенскости.

Нация мыслилась Н.А. Бердяевым как духовно-религиозная цель, реализация которой означает восхождение от бессознательного (природного расового хаоса) через сознательное (историческое земное бытие) к сверхсознательному (слияние с божественной реальностью). В основу своего истолкования идеи нации мыслитель положил религиозный принцип, обнаружив тем самым абсолютные начала консолидации и сохранения человечества и противопоставив их относительным началам социально-политической идентичности, ведущим к его окончательной атомизации и гибели.

Отстаивая позиции творческого (культурного) национализма, Н.А. Бердяев подвергает критике и осуждению разновидности стихийного национализма (государственный, церковный). С его точки зрения, они являются производными бездуховной, механической, цивилизаторской трактовки идеи нации, которую он называет «рационалистической утопией». Национализм творческий не противоречит у Н.А. Бердяева имперскому универсализму, который выводит нации «в ширь мировой истории». Следовательно, русская нация должна стремиться к реализации своего сверхнационального предназначения, используя для этого свой имперский потенциал. Проект национальной идентичности Н.А. Бердяева имеет четкое имперское проявление - великодержавность.

В целом проекты К.Н. Леонтьева и Н.А. Бердяева представляют собой (хотя и в различной степени) противоречивый национально-имперский синтез и воспроизводят базовый не только для имперского проекта идентичности, но и для всей самобытно ориентированной русской философской традиции противоречивый дуализм локального и универсального. Можно констатировать, что в конце XIX - начале ХХ в. «национальное» преодоление «имперскости» в России не удалось как в реальности, так и в теории.

Заключение

Подводя итоги, отметим, что ключевым понятием данного диссертационного исследования является понятие национальной идентичности, контекст которого задает параметры всего исследовательского понятийно-терминологический аппарата. В данной работе определение понятия национальной идентичности формулируется с позиций конструктивистского подхода, делающего акцент на интерпретативной активности человека, представляющий собой непрерывный процесс смыслополагания, направленный на организацию, конституирование окружающей человека социокультурной реальности. В соответствии с этим под национальной идентичностью понимается социально-психологический и социально-культурный феномен, подразумевающий сознательное самоопределение личности в социокультурном пространстве, осуществляющееся на основе самопредписания или предписания извне, заключающееся в осознании и переживании индивидом своей принадлежности к нации и зависящее от того, что в данном социокультурном контексте считается нацией.

Конкретизацией данного определения служит указание на проективную природу национальной идентичности, которая рассматривается как целевая конструкция, «объяснительный проект», создаваемый представителями интеллектуальной элиты (т.н. «экспертами») и легитимирующий определенный институциональный порядок. Постепенно становясь частью институциональной традиции, проект национальной идентичности обретает статус объективной реальности для членов общности.

Применительно к исследуемому историческому контексту выделяются структурные компоненты национальной идентичности - идея нации (доминирует когнитивный аспект) и национальная идея (доминирует аксиологический аспект). Под идеей нации понимается философское обоснование сущностных характеристик нации, отличающих ее от других форм социальной организации. Национальная идея трактуется как философское обоснование ментальных характеристик и смысла бытия конкретной социокультурной общности, которая расценивается как нация. Важно подчеркнуть, что в данном исследовании акцент сделан на осмыслении когнитивного аспекта национальной идентичности.

В популяризации того или иного проекта национальной идентичности особая роль принадлежит национализму. В рамках конструктивизма национализм рассматривается как определенная система идей и действий (идеология и практика), признающая нацию важнейшей формой бытия социокультурной общности и направленная на отстаивание ее прав и интересов. Очевидно, что национализм содержательно обусловлен тем или иным проектом национальной идентичности, являясь масштабным организованным социальным действием, направленным на его реализацию.

Выяснение специфики, места и роли национальной идентичности в ситуации социокультурного кризиса в России конца XIX - начала ХХ в. (цель исследования) предполагает обнаружение причин и проявлений проблематизации, усложнения процессов идентификации в русском обществе на рубеже веков. К важнейшим причинам следует отнести, во-первых, глубокий социокультурный раскол, обусловленный реформами Петра I, во-вторых, необратимую модернизацию страны, активизированную реформами Александра II. На этом фоне проявлениями «неблагополучия» в сфере идентичности правомерно считать «банкротство» имперского проекта идентичности и кризис конфессиональной идентичности, выполнявшей функцию традиционного (а в условиях раскола, пожалуй, единственного) межсословного интегратора в русском обществе.

Предпринятый анализ проекта имперской идентичности (определенной совокупности идей, мер и политических действий, направленных на интеграцию империи - обеспечение лояльности подданных, государственного единства и территориальной целостности) показал, что с момента своего оформления (XVI в.) и до распада империи (1917 г.) он включал два аспекта: универсальный (доминировал до первой половины XIX в.) и локальный (доминировал с 80-х гг. XIX в.). Доминанта локального компонента в имперском проекте идентичности обусловила противоречие между локально ориентированной политикой власти (силовые методы интеграции империи) и универсальной культурно-институциональной традицией (надэтническое подданство), что явилось значимым индикатором кризиса имперской идентичности.

Ставка власти на локализм (русскость) оказалась несостоятельной, поскольку традиционный межсословный интегратор русского общества - конфессиональная идентичность - в конце XIX - начале ХХ в. сам вступил в полосу кризиса. К основным проявлениям кризиса конфессиональной идентичности правомерно отнести дехристианизацию и маргинализацию основных сословных групп русского общества, а также десакрализацию личности монарха. Кризис конфессиональной идентичности наложился на вековой социокультурный раскол, что обусловило максимальное понижение уровня интегрированности русского общества. На фоне очевидной социокультурной дезинтеграции актуализировалась проблема национальной идентичности как макроидентичности, способной обеспечить целостность общества. Представляется, что у основной массы русского общества национальная идентичность отсутствовала (вряд ли общеизвестным было значение слова «нация»).

Важно обратить внимание на отсутствие общепринятой дефиниции «нации» в российской интеллектуальной традиции конца XIX - начала ХХ в. Это обстоятельство обусловило важность исследования такого смыслового комплекса, как идея нации, а также необходимость реконструкции индивидуально-философских подходов к ее интерпретации. В контексте данного исследования рассмотрены наиболее показательные для русской философской мысли рубежа веков проекты национальной идентичности, авторами которых являются К.Н. Леонтьев (традиционалист) и Н.А. Бердяев (апологет нового религиозного сознания).

Крайне важно понимать, что сами философы оценивали собственные национально ориентированные теории как проекты, хотя и не употребляли это слово для их характеристики. Так, из анализа взглядов К.Н. Леонтьева следует, что «русский национальный идеал» имеет субъективно-проективную природу, поскольку создается (конструируется) людьми (идеологами) как определенная совокупность признаков духовно-культурной уникальности народа, которую необходимо сохранить или создать. Для Н.А. Бердяева общерусское национальное сознание, обеспечивающее единство нации-народа, также выступало «идеальной нормой», целью, а не данностью. Обнаруживается интересный параллелизм: несмотря на то, что К.Н. Леонтьев и Н.А. Бердяев осмысливают сущность нации с позиций христианской религиозно-философской методологии, их резюмирующая трактовка нации, по сути, идентична современной конструктивистской: нация - предмет веры. В обозначенном ракурсе и национальный идеал К.Н. Леонтьева, и нация-народ Н.А. Бердяева выступают проектами национальной идентичности.

Данные проекты были направлены на преодоление социокультурного раскола, на единение и сохранение русской этнокультурной общности, являлись проектами преодоления кризиса идентичности на основе переопределения прежних идентификационных программ. С этой точки зрения, они, безусловно, носят интегративный характер: идея нации была выбрана мыслителями в качестве универсального социокультурного интегратора.

Авторские интерпретации идеи нации наиболее созвучны т.н. этнической парадигме нации, базовые принципы которой были заложены представителями немецкой философской мысли (Гердер, Фихте), а впоследствии составили методологический каркас примордиалистской «национальной» теории. Категорически отвергая «эгалитарно-либеральный» (французский) проект национальной идентичности, реализующий принцип надэтнической (государственной) принадлежности (нация как согражданство), русские философы воспринимали Российскую империю как национальную, т.е. русскую, воспроизводя тем самым базовый для имперского проекта идентичности дуализм локального и универсального. По сути, проекты К.Н. Леонтьева и Н.А. Бердяева представляют собой (хотя и в различной степени) сложный и противоречивый национально-имперский синтез, наиболее ярко выраженный идеей великодержавности. Предложенные философами религиозные проекты русской национально-имперской идентичности вряд ли могли реализоваться: К.Н. Леонтьев явно переоценил охранительный потенциал имперского государства, а Н.А. Бердяев - веру русского народа в собственное «высокое» религиозно-культурное призвание.

В целом можно сказать, что, несмотря на национально ориентированную политику имперской власти, в конце XIX в. общерусская национальная идентичность отсутствовала. Даже образование русских национальных партий после 17 октября 1905 г., идеологи которых настоятельно апеллировали к национальным чувствам русского населения империи, не привело к существенному повышению значимости проблемы национальной идентичности для большинства русских. Тем не менее, в это время национальная идентичность активно конструировалась представителями русской интеллектуальной элиты, приобретая форму соответствующих проектов. Именно идея нации в кризисных условиях конца XIX - начала ХХ в. была воспринята русскими мыслителями в качестве главного социокультурного интегратора. На примере двух репрезентативных религиозно-философских проектов национальной идентичности показан существенный имперский уклон, утопичность ее интерпретаций.

Представляется, что позиция современной российской власти в отношении «национального вопроса» вполне адекватна: полиэтничному и поликонфессиональному государству, каковым является Российская Федерация, наиболее соответствует этатистский проект национальной идентичности, который, однако, слабо реализуется на практике. В рамках оппозиционных политических течений современные апологеты русской национальной идеи постоянно воспроизводят пагубный для полиэтничной среды комплекс идей и лозунгов, нагруженных локально-этническим смыслом. Такой путь чреват вспышками этнонационализма, способными привести к острым военным конфликтам.

Библиография

1.Автопортрет славянина / редкол.: Л. А. Софронова, Т. И. Чепелевская. - М. : Индрик, 1999. - 255 с. : ил. - (Б-ка Ин-та славяноведения / Рос. акад. наук. Ин-т славяноведения. Отд. истории культуры).

2.Агеева, Р. А. Страны и народы: происхождение названий / Р. А. Агеева ; отв. ред. Э. М. Мурзаев ; АН СССР. - М. : Наука, 1990. - 254 с. : ил., карт.

3.Альтерматт, Урс. Этнонационализм в Европе / Урс Альтерматт ; пер. с нем. С. В. Базарновой ; Рос. гос. гуманитар. ин-т. - М. : Изд-во РГГУ, 2000. - 366 с. : карт.

4.Андерсон, Б. Воображаемые сообщества : размышления об истоках и распространении национализма / Б. Андерсон ; пер. с англ. В. Г. Николаева. - М. : Канон-Пресс-Ц : Кучково поле, 2001. - 286 с. - (Conditio humana : Соц. и культур. антропология / Ин-т социологии РАН и др.).

5.Андреева, Л. А. «Местник Божий» на царском троне : христиан. цивилизац. модель сакрализации власти в рос. истории / Л. А. Андреева ; Рос. акад. наук. Центр цивилизац. и регион. исслед. - М. : Ин-т Африки РАН : Центр цивилизац. и регион. исслед. РАН, 2002. - 223 с. : ил.

6.Андреева, Л. А. Процесс дехристианизации в России и возникновение квазирелигиозности в ХХ веке / Л. А. Андреева // Общественные науки и современность. - 2003. - № 1. - С. 90-100.

7.Андреева, Л. А. Религия и власть в России : религиозные и квазирелигиозные доктрины, как способ легитимизации полит. власти в России / Л. А. Андреева ; сост. и науч. ред. А. В. Ващенко. - М. : Ладомир, 2001. - 251 с.

8.Андреева, Л. А. Христианство и власть в России и на Западе: компаративный анализ / Л. А. Андреева // Общественные науки и современность. - 2001. - № 4. - С. 85-102.

9.Андронов, Ю. В. Русская социально-политическая мысль XIX-начала XX века : К. Н. Леонтьев / Ю. В. Андронов, А. Г. Мячин, А. А. Ширинянц ; под ред. Д. В. Ермашова ; Моск. гос. ун-т им. М. В. Ломоносова. - М. : Университет : Воробьев, 2000. - 224 с.

10.Арвеладзе, Г. Ш. Национальная идея как феномен российской политической культуры : автореф. дис. … канд. филос. наук : 09.00.10 / Г. Ш. Арвеладзе. - Ставрополь, 1999. - 23 c.

11.Артановский, С. Н. Идея нации в контексте интеллектуальной истории / С. Н. Артановский // Интеллигенция и нравственность / НИИВО. - М., 1993. - С. 70-91.

12.Арутюнов, С. А. Народы и культуры : развитие и взаимодействие / С. А. Арутюнов ; отв. ред. Ю. В. Бромлей ; АН СССР, Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. - М. : Наука, 1989. - 246 с.