Проблема свободы личности неоднократно рассматривалась различными авторами. Однако, эта социальная проблема сохраняет значимость и по сей день. Научная актуальность работы заключается в том, что методология Бодрийяра сравнительно нова и ее применение для анализа аспектов социальной реальности проработано слабо. Объектом работы является социальная реальность, а предметом - личность в социальной реальности. Сама концепция предполагает построение и функционирование реальности на основе механизма симуляции, который получает онтологический статус и определяет все последующее развитие общества.

Цель данной работы - рассмотреть проблему свободы личности в контексте концепции социальной реальности Ж. Бодрийяра. Таким образом, основные задачи данной работы:

1) Описать концепцию симулятивной социальной реальности.

2) Рассмотреть следствия применения этой концепции.

3) На основании выявленной картины реальности рассмотреть в ней личность и ее основные свойства: свободу и ценности.

Гипотезой в данной работе является предположение о том, что в симулятивной социальной реальности свобода личности и ее ценности также симулированы.

Глава 1. Характеристика социальной реальности в концепции бодрийяра

1.1 Симулятивный характер социальной реальности в концепции Бодрийяра

1.2 Проявления симулятивного характера социальной реальности

1.2.1 Структура системы вещей

В современном мире вещи несут в себе несколько смыслов, что позволяет говорить об их превращении в симулякры. Если исключить предметы чисто технические, с которыми мы никогда не вступаем в субъективное отношение, то окажется, что два уровня - объективной денотации и коннотации (на котором вещь получает психическую нагрузку, идет на продажу, персонализируется, поступает в практический обиход и включается в систему культуры) - в современных условиях производства и потребления не поддаются точному разделению, как языковой код и речь в лингвистике. [5, с.15]

Симуляция, изменяя смысл вещей, ведет к новому типу отношений между вещами и людьми. Бодрийяр рассматривает четыре аспекта системы вещей.

1.2.1.1 Функциональная система, или дискурс объекта

В обществе потребления повсеместно действует симулякр функциональности - вещь должна соответствовать своему функциональному назначению, потому что ценность вещи определяется ее функцией. Эта система основана на оппозиции расстановки (которая позволяет повысить функциональность вещей) и среды (которая позволяет повысить функциональность отношений). "И в том и в другом реализуются смыслы игры и исчислимости: для расстановки это исчислимость функции, для "среды" - исчислимость красок, материалов, форм, пространства." [5, с.36]

Такое исчисление - симуляция функциональности всего окружающего. Люди оценивают все вещи с позиции соответствия функциональности, потому вещи начинают эту функциональность симулировать. "Все вещи объявляют себя функциональными, так же как все политические режимы - демократическими. Между тем это понятие, включающее в себя все современные факторы привлекательности, само по себе сугубо двойственно. Будучи производным от "функции", оно подразумевает, что вещь реализует себя, точно соответствуя реальному миру и человеческим потребностям. Фактически же из вышеприведенного анализа вытекает, что "функциональным" именуется отнюдь не приспособленное к некоторой цели, но приспособленное к некоторому строю или системе; " [5, с.73]

1.2.1.2 Нефункциональная система, или дискурс субъекта

Существуют, однако, вещи, которые явно нефункциональны - старинные вещи, коллекции и т.п. Такие вещи обладают другой функцией - через них человеком что-либо присваивается. К такой вещи применимо уже не категория использования, а категория обладания. Так, например, через старинные вещи присваивают время. Эта же составляющая обладания может присутствовать и функциональных вещах - например автомобиль позволяет присваивает пространство. "Покорять природу с помощью технических вещей и приручать чужие культуры с помощью вещей старинных - это, по сути, один и тот же империализм. В быту он заставляет человека окружать себя функционально-прирученными вещами и прирученными знаками минувшего, вещами-пращурами, по сущности своей сакрально-десакрализованными; их задача - являть свою сакральность (или историчность) среди лишенной истории домашней обстановки." [5, с.96]

1.2.1.3 Мета - и дисфункциональная система: гаджеты и роботы

В обществе, как уже рассмотрено выше, действует симулякр функциональности - у каждой вещи есть функция и для выполнения каждой функции может быть создан механизм. На деле эта функциональность кажущаяся, потому что реализует не столько технологическую необходимость, сколько необходимость психологическую - доказательство функциональности мира. Предельная функциональность вещи - это полная автоматизация. Автоматизация ведет к тому, что человек начинает восприниматься как идеальный автомат, т.к. в идеале каждый автомат должен приблизиться по функциональности к человеку. Одновременно на машины переносятся человеческие свойства - отсюда подсознательный страх перед машиной. Но перенос на машины человеческих свойств позволяет также перенести на них ответственность за свои действия - потому роботы начинают подменять людей всюду, где только возможно. "Благодаря обществу потребления мы можем впервые в нашей истории оказаться перед лицом организованной и необратимой попытки всецело интегрировать общество в раз навсегда данную систему вещей, которая всегда и во всем будет подменять собой открытое взаимодействие природных сил, человеческих потребностей и технических средств" [5, с.147]

1.2.1.4 Социоидеологическая система вещей и потребления

В обладании серийной вещью человек стремится к обладанию моделью, хотя на деле существует только симулякр модели. Потому это обладание всегда опережающее - так как моделью обладать нельзя по причине ее отсутствия, то ей обладают все, кто обладает ее серийной копией. В покупке в кредит происходит та же симуляция обладания - человек стремится присвоить время и опережает его, используя вещь, которой еще не обладает. Такая деятельность создает зависимость человека от системы опережающего потребления. Результатом ее становится новое восприятие мира, в которой зависимость от отложенного процесса приобретения рассматривается как свобода мгновенного получения вещи. "Действует любопытный иллюзионизм: общество кредитует вас ценой формальной свободы, а на деле вы сами его кредитуете, отчуждая в его пользу свое будущее. Разумеется, прежде всего, строй производства живет эксплуатацией рабочей силы, но сегодня он получает поддержку еще и от этой круговой поруки, от этого сотрудничества, в котором самая зависимость переживается как свобода, а следовательно, обособляется в устойчивую систему." [5, с.175]

1.2.1.5 Система вещей как основа общества потребления

Таким образом, через механизмы производства и потребления осуществляется связь человека с системой вещей и контроль системы над человеком. Система стремится сохранить себя - и в итоге вещи оказываются предназначены только для того, чтобы их производили и покупали. Окончательную завершенность система вещей и потребления обретает в рекламе. Реклама - сама по себе вещь. Но эта вещь во-первых является чистым знаком, то есть не ссылается ни на что реальное, и потому ссылаясь на себя, превращает вещи в знаки. Во-вторых дается бесплатно, что должно привести к ее автоматическому принятию. Здесь действует механизм дара, который, по Бодрийяру, является механизмом порабощения - до тех пор, пока дар не возмещен ответным даром, человек остается символическим должником. В-третьих, реклама формирует в сознании сам образ мира, сложенный из потребностей. В рекламе человеком принимается и потребляется больше не информация о неком товаре, а наличие самой возможности потребления, формируется сам образ общества, наделяющего индивида благами и через это обеспечивающего ему сопричастность с обществом. "Сопротивляясь все лучше и лучше рекламному императиву, мы зато делаемся все чувствительнее к рекламному индикативу, то есть к самому факту существования рекламы как вторичного потребительского товара и очевидного явления определенной культуры. Именно в этой мере мы ей и "верим": в ее лице мы вкушаем роскошь общества, явленного нам как податель благ и "превзойденного" в культуре. В нас оказываются внедрены одновременно сама инстанция и ее образ." [5, с.180]

концепция общество бодрийяр свобода

В такой схеме потребление уже не означает удовлетворения потребностей, потому что потребляются не вещи или объекты, а знаки, которые требуется производить и потреблять только для того, чтобы производить и потреблять. "Традиционная вещь-символ (орудия труда, предметы обстановки, сам дом), опосредовавшая собой некое реальное отношение или житейскую ситуацию, несшая в своей субстанции и форме ясно запечатленную, сознательную или же бессознательную, динамику этого отношения - а стало быть, лишенная произвольности, - такая вещь, будучи связана, пропитана, насыщена коннотацией, но оставаясь живой в силу своей внутренней транзитивности, соотнесенности с определенным поступком или жестом человека (коллективным или же индивидуальным), не может потребляться. Чтобы стать объектом потребления, вещь должна сделаться знаком, то есть чем-то внеположным тому отношению, которое она отныне лишь обозначает, - а стало быть, произвольным, не образующим связной системы с данным конкретным отношением, но обретающим связность, то есть смысл, в своей абстрактно-систематической соотнесенности со всеми другими вещами-знаками. Именно тогда она начинает "персонализироваться", включаться в серию и т.д. - то есть потребляться - не в материальности своей, а в своем отличии." [5, с.215]

Так в сознании людей происходит симуляция реального мира и замена его образом, совокупностью знаков, который замкнут сам на себя в бесконечном потреблении этих знаков.

Бодрийяр описывает не действия отдельного человека, а социальную реальность в целом. Отсылки к поведению индивида можно встретить в описании действий массы, также можно обнаружить типичную модель потребления и связанного с ней потребителя. Тем не менее, в предлагаемой Бодрийяром схеме современного общества четко прослеживается несколько основных проблем личности, главной из которых является проблема свободы. Суть данной проблемы заключается в следующем.

Само понятие свободы для конкретной личности, как правило, не определено. Потому люди требуют свободы, как правило, не осознавая, чего именно они требуют. "Что же касается политической и социальной революции, послужившей прототипом для всех других, она, предоставив человеку право на свободу и собственную волю, с беспощадной логикой заставила его спросить себя, в чем же состоит его собственная воля, чего он хочет на самом деле и чего он вправе ждать от самого себя. Поистине неразрешимая проблема." [3, с.39] Это приводит к замене идеи свободы на ее материальные проявления, знаки - то есть свобода превращается в симулякр. Точнее - в симулякры, ведь свобода может проявлять себя в самых разнообразных знаках. Эти симулякры свободы заменяют ее и начинают выдавать себя за саму ее сущность. Что приводит людей к неизбежному выбору: "свобода или видимость свободы в обмен на материальные символы свободы." [3, с.143]

Такое узкое понимание свободы приводит к двум аспектам проблемы выбора, напрямую с проблемой свободы связанного. Первый аспект заключается в сжатии границ, в которых человеку предоставляется свобода, с одновременной симуляцией их расширения. В качестве примера можно указать технологически идентичные вещи, которые благодаря разной окраске уже могут считаться разными, а, значит, предоставлять человеку выбор (хотя на самом деле - только иллюзию выбора). "В условиях множества маргинальных отличий, когда один и тот же товар чисто формально распадается на разные виды благодаря внешнему оформлению, конкуренция оказывается особенно острой, широко разворачивая последнюю, сомнительную свободу выбора - свободу случайно выбирать вещи, которые будут отличать вас от других." [5, с. 198]

Второй аспект - и это главное проявление несвободы в выборе - процесс принятия правил игры, в рамках которых этот выбор происходит. "Таким образом, выбор лишь кажущийся: мы переживаем его как свободу, но гораздо меньше ощущаем, что он нам навязывается, а через его посредство и целое общество навязывает нам свою власть. Выбирая ту, а не другую автомашину, вы, быть может, и утверждаете свою личность, но главное - самим фактом своего выбора вы связываете свою судьбу с экономическим строем в целом." [5, с.154] Поддержка такой иллюзии свободы создает новый тип человека: человек, основной задачей которого является не труд, а потребление. От человека требуется уже не труд и не результаты этого труда - а поддержание экономической системы, в которой нужно производить и покупать, пусть даже для этого будет нарушена привычная схема экономического обмена ценностей (потому что, даже разрушившись в реальности, она все равно будет симулироваться системой). "Прибавочная стоимость, разумеется, исчезает, а заработная плата меняет свой смысл (мы к этому еще вернемся). Это не "регрессия" капитала к феодальному состоянию, а переход к реальному господству, то есть к тотальному закабалению и закрепощению человеческой личности. К этому и направлены все попытки "ретотализировать" труд - они стремятся сделать его тотальным услужением, где личность услужающего будет все менее и менее отсутствовать, все более и более включаться в процесс.

В этом смысле труд больше не отличается от других видов практики, в частности от своей противоположности - свободного времени, которое, предполагая такую же степень мобилизации и приставленности к делу (или же отставленнности от производственного дела), оказывается ныне точно таким же оказыванием услуг - за каковое по всей справедливости полагалась бы и оплата (что, впрочем, тоже не исключается)." [4, с.68]

Труд ради цели или пользы исчезает - возникает труд ради поддержания процесса труда, то есть его симуляция. Точно таким же образом исчезает потребление ради удовлетворения потребностей, замененное потреблением знаковым, осуществляющимся ради самого потребления. "Наша система основана на своеобразном сообщничестве: современный потребитель непроизвольно интериоризирует и принимает как должное то бесконечное принуждение, которому он подвергается, - обязанность покупать, чтобы общество продолжало производить, а сам он мог работать дальше, дабы было чем заплатить за уже купленное." [5, 175] И труд и потребление направлены уже не на свои действительные цели, а на то, чтобы они вообще существовали и воспроизводились людьми. Так люди вынуждены поддерживать существование системы, хотя при этом полагают, будто они действуют в своих интересах. "Ныне, когда продукты производства - все продукты, включая и сам труд, - оказались по ту сторону полезного и бесполезного, производительного труда больше нет, остался только труд воспроизводительный. Точно так же нет больше и "производительного" или "непроизводительного" потребления, осталось только потребление воспроизводительное. Досуг столь же "производителен", сколь и труд, фабричный труд настолько же "непроизводителен", как досуг или труд в третичном секторе; первая формула не отличается от второй, и эта неотличимость как раз и знаменует собой завершение фазы политической экономии. Все стали воспроизводителями - то есть утратили конкретные целевые установки, которые их различали." [4, с.85] Труд и потребление, переставая быть двумя полюсами обмена, теряют свою стоимость (потому что одно больше не обменивается на другое по экономическим законам) и ценность. "Масса перевела потребление в плоскость, где его уровень оказывается показателем статуса и престижа, где оно выходит за всякие разумные пределы или симулируется, где царствует потлач, который отменяет какую бы то ни было потребительную стоимость." [1, с.54]

Для того, чтобы существовала ценность и работал механизм обмена, требуется дифференциации, ведь именно на ней основан любой обмен. Но гиперреальность достигла высшего уровня равенства - в этой системе равны все и всё (ведь состоит она из симулякров, которые не обладают собственным смыслом - а значит, обладают любым). Так гиперреальность уничтожает возможность обмена, а вслед за ней исчезает и стремление к обмену. Но так как обмен - основа социальности, то его исчезновение означает исчезновение любых других стремлений и гибель социального как такового. "Ибо все положительные устремления, все влечения, в том числе и влечение к социальности, инвертируются и превращаются в отрицательные влечения, в безразличие. Влечение сменяется отвращением. Ведь в атмосфере всеобщей коммуникации, пресыщенности информацией, прозрачности бытия и промискуитета защитные силы человека оказываются под угрозой. Символическое пространство уже более ничем не защищено. Ничем не защищено интеллектуальное пространство собственного мнения. Когда техника делает доступным все, что угодно, я уже не могу решить, что полезно, а что бесполезно; пребывая в недифференцированном мире, я не в состоянии решить, что прекрасно, а что безобразно, что хорошо, а что плохо, что оригинально, а что нет. Даже мой организм не в состоянии разобраться, что для него хорошо или плохо. В ситуации невозможности принять какое-либо решение, любой предмет делается плохим, и единственной защитой становится противореакция, неприятие и отвращение." (2)

Там, где исчезает обмен - возникают попытки выйти из модели всеобщего равенства (в случае террора этот выход из равенства осуществляется с помощью неотдариваемого дара смерти). Потому контроль над свободой путем всеобщего равенства обретает свою предельную форму в контроле над жизнью и смертью, в особенности над смертью, символическое значение которой максимально и не может быть обменяно ни на что другое, кроме смерти же. Человек полагает, будто система дарит ему жизнь и потому работает на благо этой системы - но с другой стороны оказывается, что система забирает у человека возможность смерти и заставляет его жить ради самой себя. "Убить требование смерти. Для чего - чтобы люди жили? Нет - чтобы они умирали только той смертью, какая дозволена системой, что­бы они были при жизни отрезаны от своей смерти и могли бы обменивать только форму своего послежития, обеспеченного страховкой от всех рисков." [4, с.312]

Таким образом, человек отныне не может жить вне системы (и не мыслит свой жизни и смерти вне нее) - при этом ведя себя на протяжении жизни и в труде и в отдыхе (т.е. потреблении благ) так, как это диктует система. Со стороны системы, напротив, декларируется абсолютная свобода - в частности, проявляющаяся в полном предоставлении информации, благодаря которой каждый человек может принять окончательное решение. Однако огромное количество предоставленной информации никогда не может быть обработано, потому решение всегда будет неполным - а потому чаще всего оно принимается в готовом виде, т.е. в том, которое предложила система. "Человек Телематический предназначен аппарату, как и аппарат ему, по причине их сплетенности друг с другом, преломления одного в другом. Машина делает лишь то, чего от нее требует человек, но взамен человек выполняет то, на что запрограммирована машина. Он - оператор виртуального мира, и, хотя с виду его действия состоят в приеме информации и связи, на самом деле он пытается изучать виртуальную среду программы подобно тому, как игрок стремится постичь виртуальный мир игры." [3, с.83]

При такой схеме свободы люди чувствуют свою несостоятельность и сами отказываются от такой свободы, перекладывая с себя ответственность на машины. Перекладывают до такой степени, что машины уже заменяют людей в главном человеческом процессе, символизирующем свободу - принятии решений. "Доверить свой интеллект машине - значит освободиться от всякой претензии на знание, подобно тому, как делегирование власти политикам позволяет нам смеяться над всякой претензией на власть. Если люди мечтают об оригинальных и "гениальных" машинах, то это потому, что они разочаровались в своей самобытности или же предпочитают от нее отказаться и пользоваться машинами, которые встают между ними." [3, с.76] Отсюда берет свое начало виртуальность жизни в целом. Свобода информации и коммуникации взамен свободы принятия решений, подмена реальности гиперреальностью, исчезновение дифференциации ведут к созданию телематического человека. Телематический человек больше не участвует в действиях механизмов (как технических, так и общественных), а только смотрит их как спектакль. "Где же во всем этом свобода? Ее не существует. Нет ни выбора, ни возможности принятия окончательного решения. Любое решение, связанное с сетью, экраном, информацией и коммуникацией является серийным, частичным, фрагментарным, нецелостным." [3, с.85]

Таким образом, с одной стороны индивид лишается свободы, скованный системой и ограниченный сужающимся выбором, а с другой - убежден, что он приобретает все большую свободу, потому что система обладает неограниченным конформизмом, выражающемся в готовности принять любое поведение, объяснить и оправдать его (послед чего найти для него место в системе, пусть даже изолированное). "Нормализуясь, то есть распространяя на всех логику эквивалентностей (все равны и свободны по отношению к норме), такое окончательно социализированное общество исключает из себя любые антитела. Одновременно, в ходе того же процесса оно создает для них специальные учреждения - так и расцветают на протяжении веков тюрьмы, приюты, больницы, школы, а также и фабрики, процветание которых началось вместе с Правами Человека: в таком смысле следует понимать и труд." [4, с.300] Отсутствие сопротивления порождает отсутствие желания - так как если можно все, то ничего уже не хочется. Так полная свобода превращается в апатию, а после в несвободу, ведь в ситуации фрагментарных решений любой выбор ведет к непредсказуемым последствиям, что равнозначно отсутствию выбора. "Это также катастрофа смысла: событие без последствий отмечается тем фактом, что все причины могут быть безразлично отстранены безо всякой возможности выбора. Его начало непостижимо разумом, его направление тем более. Невозможно восстановить ход времени. Всякое событие сегодня виртуально без последствий, оно открывается всевозможным толкованиям, и никакое из них не способно остановить смысл: равная вероятность всех причин и всех последствий - множественная и случайная ампутация." (6)

Таким образом, система с одной стороны распределяет смыслы и объясняет человеку, чего он хочет (во всяком случае, должен хотеть), а с другой распределяет ресурсы и немедленно ему все желаемое предоставляет, убирая разрыв между влечением и обретением любые препятствия. В такой ситуации человек выступает машиной без собственной воли и желаний, непрерывно воспроизводящей систему ради ее существования. Апатия в такой ситуации естественна, ведь активность больше не нужна. Система пытается симулировать ее необходимость, но безуспешно. "От масс постоянно требуют, чтобы они подали свой голос, им навязывают социальность избирательных кампаний, профсоюзных акций, сексуальных отношений, контроля за руководством, празднований, свободного выражения мнений и т.д. Призрак должен заговорить, и он должен назвать свое имя. Молчание масс, безмолвие молчаливого большинства - вот единственная подлинная проблема современности." [1, 31]

В итоге вместо свободы в гиперреальности существует только симуляция свободы, основанная на двух механизмах: предоставление иллюзии выбора, неизбежно приводящей к выбору отказа от ответственности, и исчезновение стандарта ценностей, которые позволили бы оценить наличие или отсутствие свободы. Что напрямую ведет к вопросу о проблеме ценностей.

2.2 Проблема ценностей