Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Повседневные практики в деловой культуре



ОГЛАВЛЕНИЕ

• Введение
• Глава 1. Теоретико-методологические аспекты изучения повседневности как базиса деловой культуры
• 1.1 Основные подходы к определению понятия «повседневность»
• 1.2 Социокультурные условия как фактор влияния на деловую культуру
• Глава 2. Современные социокультурные процессы Российской Федерации как базис формирования деловой культуры
• 2.1 Устойчивость повседневной жизни в России
• 2.2 Энтропия повседневности как современные этап развития Российской Федерации
• 2.3 Глобализационные процессы и их влияние на деловую культуру
• Заключение
• Список литературы


ВВЕДЕНИЕ

Актуальность выбранной темы исследования. В круг научных интересов ученых во второй половине ХХ века вошел ряд новых тем, среди которых и изучение повседневной жизни обычного человека во всех его измерениях. Это направление научной рефлексии получил название «история повседневности». Оно активно развивается не только в западной, но и в постсоветской историографии.

Несмотря на наличие большого количества работ, авторы которых исследуют указанную проблематикой в разные исторические периоды, актуальным остается определение самого понятия «повседневность». Казалось бы, его содержание не требует особого разъяснения, поскольку абсолютно понятным для каждого: повседневность - это жизнь в общем, все то, что составляет бытие каждого из нас.

Сам термин «деловая культура» был впервые применён в 20 веке для описания отношений в офицерской среде. Правила делового общения в те времена как писаные так и не писаные сложились в профессиональных кружках ещё в эпоху средневековья.

Однако сейчас всё больше специалистов в бизнес-области говорят о том, что организация имеет свою культуру, которая формируется из совокупности культур всех представителей этой организации.

На сегодня существуют различные термины для описания этого явления, но самым точным и целесообразным является «деловая культура».

Следует указать, что разработкой данной исследованиями «деловой культуры» занимаются множество исследователей но, тем не менее, материал по данной теме в рамках исследования культуры повседневности не наработан.

Цель исследования - исследование повседневных практик в деловой культуре.

Для достижения цели необходимо решить такие задачи:

- проанализировать основные подходы к пониманию явления «повседневность»;

- исследовать социокультурные условия как фактор влияния на деловую культуру;

- изучить устойчивость повседневной жизни в России;

- проанализировать явление энтропии повседневности и её влияние на деловую культуру;

- изучить влияние глобализационных процессов на формирование повседневности.

Объект исследования - деловая культура.

Предмет исследования - повседневный практики в современной деловой культуре.

Теоретико-методологическая база исследования. За последние годы появился ряд историографических работ, авторы которых ставят своей целью обобщить теоретическое наследие предшественников и найти определенный консенсус в определении понятия «повседневность». Существенная фактологическая работа проведена украинским историком Ольгой Коляструк в процессе подготовки теоретической части коллективной монографии

«Очерки повседневной жизни советской Украины в период НЭПа (1921-1928 гг.)». Исследовательница проанализировала не только собственно исторические трактовки указанной дефиниции, но и осуществила комплексный анализ подходов к определению повседневности в современных терминологических и толковых словарях, а также социологами и культурологами1.

Среди последних фундаментальных трудов по указанной тематике, хотя и в локальном измерении, следует отметить статью Владимира Алькова

«Повседневность: проблема дефиниции и предмета на локальном уровне».

Автор подчеркивает необходимость четкого представления о предмете исследования истории повседневности или хотя четкой дефиниции, «чего как раз и не хватает».

К этому же выводу пришла и известная российская исследовательница Наталья Пушкарева, которая отмечает, что, несмотря на активные дискуссии вокруг истории повседневности, «исследователи не пришли к единой мысли, что понимать под этим термином. Тем не менее [...] современные ученые России продолжают рассматривать «повседневность» как понятие с устойчивым и всем понятным смыслом»3. В ряде научных статей она не только делает попытку систематизировать уже имеющиеся подходы к решению этой проблемы, но и анализирует вопросы соотношения исторической повседневности и быта как основной категории этнологии.

В современной белорусской историографии, по словам Елены Смирновой, длительное время повседневную жизнь не входило в приоритетных тем, а история быта и материальная культура (жилье, еда, одежда и т.д.) были вотчиной этнографии. Но уже сегодня, как отмечает исследовательница, повседневности стало отраслью научных исследований «специалистов почти всего круга исторических, социальных и гуманитарных дисциплин».

Методы исследования. Кроме общенаучных анализа и синтеза в работе были задействованы такие методы, как исследование результатов опроса.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Результаты дипломной работы могут стать базисом для написания магистерских и кандидатских диссертаций. Также результаты дипломной работы могут быть использованы при подготовке к лекционным и практическим занятиям по философии и культурологии.

Кроме того, результаты дипломной работы могут быть полезными руководящему предпринимательскому составу при формировании и определении стратегических путей развития фирмы.

Структура исследования. Выпускная квалификационная работа бакалавра состоит из введения, двух глав с параграфами, заключения и списка литературы.

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИЗУЧЕНИЯ ПОВСЕДНЕВНОСТИ КАК БАЗИСА ДЕЛОВОЙ КУЛЬТУРЫ

1.1 Основные подходы к определению понятия «повседневность»

Существующая нормативная повседневность в переломные или кризисные времена приобретает признаки экстраординарности и экстремальности, характер повседневности зависит от исторически освоенного человеком пространства, уровня его потребностей и возможностей; он определяется культурными ограничениями определенному социальному слою, культурными практиками той или другой эпохи.

Отдельно стоит выделить теоретические наработки Александра Удода. Исследователь отмечает, что «История повседневности - это человековедческих история», актуальность которой обусловлена несколькими группами факторов (методологическая, мировоззренческая и политическая актуальность). Что касается собственно дефиниции понятие «повседневность», то ученый отмечает, что «это не только жилищно- бытовые условия, это психологизация быта, исследование отношения человека к государству, обществу, господствующей системы ценностей через призму ежедневного восприятия своего существования».

Оксана Прохоренко, рассматривая указанную проблему в процессе подготовки диссертационного исследования, отмечает, что «повседневность - это повседневная жизнь человека, как индивидуума, отношение ее к бытовым проблемам, власти, государства и общества в целом через призму личностного восприятие условий жизни».

В исследованиях Александра Лысенко к предмету истории повседневности отнесены морально психологическое состояние, переживания и представления людей, эмоциональные реакции, эволюцию исключительного в «Исключительно нормативное», а затем - в распространенное. Изучается не только бытовая, но и производственная сфера и прослеживаются мотивационные факторы труда, условия и обстоятельства, сопровождающие трудовую деятельность, отношения между работающими (в том числе конфликтные). Он отметил, что важным сегментом является гендерная сфера, отношения в семье, проблемы отношений между представителями разных возрастных групп («конфликт поколений»), а также девиантное поведение отдельных членов общества, мотивация поступков маргинальных лиц, отношения в криминальной среде, которое живет по собственным установкам и правилами.

Российские ученые также занимаются теоретической разработкой данной проблемы. Так, Ирина Свинцов отмечает, что изучение повседневной жизни это - «попытка найти другой вход в историю [...]», а собственно повседневность настолько разнообразна в своих проявлениях, что в одном определении их выразить сложно; это сама жизнь индивида, «влияние его на общественное устройство государства».

По словам Н. Пушкаревой, история повседневности - это новая область знаний, «предметом которой является сфера человеческой обыденности в многочисленных историко-культурных, политико-событийных, этнических и конфессиональных контекстах». Исследовательница отмечает, что в центре внимания историка повседневности - всегда не только и не просто быт, а жизненные проблемы и их осмысление теми, кто живет рядом или жил с нами. Противоречия и сомнения, способы их решения, попытки сказать свое слово или заявить о своей непохожести, опосредованные тривиальностью жизни (от ландшафта до распорядка дня, от модели отношений с родственниками представлениям о привычном или исключительное в сексуальной сфере) - все это, как замечает Н. Пушкарева, и определяет круг интересов именно исследователя повседневной жизни.

Она отмечает, что в методологической основе истории повседневности лежит «комплексное исследования повторительного, ««нормального» и привычного», того, что «конструирует стиль и образ жизни в представителей различных социальных слоев, включая эмоциональными реакциями на жизненные события и мотивами поведения».

В другой статье исследовательница добавляет, что понятие «повседневность» достаточно широкий, и «включает в себя и быт, и событийность и частную жизнь людей, в том числе их эмоциональное отношение к событиям и явлениям».

Несколько схожий подход к решению данной проблемы имеет и белорусский историк Ольга Бригадина. Она, анализируя теоретические наработки предшественников, считает, что предметом повседневной есть реконструкция исторического опыта и образа жизни людей, предполагает «анализ» базовых потребностей человека в историко-культурных, политико- событийных, этнических, конфессиональных и других контекстах; путей приспособления («стратегий выживания и продвижения») к событиям окружающего мира; поведения и отношений в процессе трудовой деятельности».

По мнению еще одной российской исследовательницы Марии Жулевой, повседневность охватывает все то, из чего складывается жизнь человека: его положение, потребности и возможности их удовлетворения. К предмету изучения ученый относит также отношения, поступки, идеалы, обычаи и традиции, ценностные ориентиры, регулирующие поведение людей, индивидуальную и коллективную практику, формы общения. Она отмечает, что понятие и явление повседневности касается также «ментальных стереотипов», то есть мыслей, переживаний, идеалов, норм, привычек и т.д..

Отдельного внимания заслуживает коллективное исследование Натальи Вамбольдт и Марии Шубиной. Авторы делают вывод, что

«повседневности - это мир всех людей, в котором исследовано не только материальную культуру, питание, жилье, одежду, но и повседневное поведение, мышление и переживания».

Несколько иную трактовку этого понятия дает Альфия Татаркина. Она, по традиции социологов, утверждает, что «повседневность - это прежде всего рутинный, неосознанный мир, противопоставляется досугу и празднику (повседневности - будни), мгновениям острой психологического напряжения (Повседневности - обычную жизнь)».

Кардинально противоположный взгляд на решение проблемы определения основных характеристик предмета исследования истории повседневности имеет украинский историк Татьяна Заболотная. Она отмечает, что основная цель исследователя - «выяснить влияние различных неожиданных событий на изменения в частном, бытовой жизни и воспроизвести многообразие индивидуальных реакций на ход политических событий; центром анализа становится изменчивое жизни человека с его ежедневными заботами».

Отсутствие предметного ограничения понятия «повседневность» в историографии породила попытки классифицировать основные его феномены по определенным обобщающими аспектами. Например, Олеся Гончарова выделяет два главных аспекта в его дефиниции: объективная сторона понятие охватывает различные явления, процессы, события экономического, социального, культурного жизни человека, которые ежедневно повторяются: условия жизни, отдых, работа, развлечения, общение, материальные и духовные потребности, - а также их удовлетворения, традиции, обычаи и т.д.; субъективный (психологический) сторону повседневности включая эмоциональную реакцию на этот повтор и его оценку.

Елена Банникова указывает, что обстоятельства, которые определяют повседневное существование, можно разделить на природные (среда обитания обычного человека, вещи «вокруг» и «для» нее, культура питания, способы поддержания здоровья) социальные (профессиональная деятельность, общественные (в том числе, семейные) коммуникации, девиантное поведение); ментальные (общая культура, ценностные представления, гендерные и возрастные установки). Она также считает, что в повседневности относятся социальные явления и индивидуальные состояния, «не относятся к явлениям единичных, необычных или харизматических».

Следует также указать, что проблема отсутствия общего определения понятия «повседневность» привела к попыткам выделить отдельные направления исследования, которые ограничивают объект на локальном уровне.

Так, в понимании Дианы Аверин-Луговой, «городская повседневность - это взаимодействие между предметно пространственным окружением и городским населением, направленная на удовлетворение материальных и духовных человеческих потребностей».

По мнению В. Алькова, «наиболее адекватной дефиниции для повседневности на локальном уровне является повторяющееся взаимодействие между предметно-пространственным окружением и местным населением, направленное на удовлетворение материальных и духовных потребностей, реальность в интерпретации непосредственных участников». Также следует заметить, что вхождение в методологическое поле исторической науки истории повседневности способствовало выделению категории «повседневности», как собственно исторического понятия из сферы социологии. Например, Михаил Бойченко, написавший хорошую статью «Повседневность историческая», в специальном терминологически- понятийном справочнике «Историческая наука» приводит следующее ее определение: «Это социально-философский термин, означающий определенный срез взаимодействия социального пространства и времени, сферу человеческой жизнедеятельности, в процессе которой осуществляется непосредственное и опосредованное (через предметы культуры) общения людей. Повседневность - область действительности, социокультурная реальность, в которой человек может понять других людей и вместе с ними действовать: здесь возникает их общий, коммуникационный мир, а сама повседневность предстает как специфическая форма социализации человека». влияния на деловую культуру



1.2 Социокультурные условия как фактор влияния на деловую культуру

Нельзя проигнорировать учреждения, которые, так или иначе, звучали в сторону адептов постмодернистской мысли по ее «Релятивизма» и «позаполитичности». Как пишет Бенно Хюбнер, после «первичного и спонтанного» эстетического приходит этика, стремится ограничить его и оправдаться за него.

С другой стороны, это взаимно-обратный принцип: например, обвиняемый в всех коммерческих и нигилистических грехах поп-арт был порожден не чем иным, как этико-политическим стремлением поднять уровень жизни, расширить средний класс, открыть дополнительный доступ к образованию в послевоенные годы в США - Виктор Тупицын, в частности, говорит о принятом Конгрессом в 1946 году «G.I. Bill», законопроект, предоставлял льготы и субсидии гражданам, которые тем или иным образом были задействованы в войне. Соответственно, резкий рост производства и рекламы породило новые ценности потребления и новое поколение художников, которые одновременно завороженно разделяли и иронично осмысливали такие ценности.

Представители советского «коммунального постмодернизма», которых Тупицын тщательно отделяет от подобия практик поп-арта, делали заметно «этическое» искусство, исследовали, по его мнению, «Психолингвистике языка коммуналки» - а в этом, бесспорно, лежит потенция критики идеологии.

Впрочем, для Ильи Кабакова, как он сформулировал это в 70-х, связь с западными художественными тенденциями являются чем-то достаточно очевидным, отличие заключается в другом: «Искусство« реди-мейд », втяжение в выставочных залов и музеев предметов «низкой действительности началось в начале века, с Дюшана, и теперь это обычная, будничная дело... » - Но когда «произведения поп-арта демонстрируют рекламы чего и этим «витринам» что-то отвечает внутри магазина, они рекламируют, обещают «несколько реальное» (...), а «нашим рекламам, призывам, объяснением, указаниям, расписаниям - все это знают - никогда, нигде и ничего не отвечает в действительности».

Борис Гройс приводит эту цитату для того, чтобы объяснить, каким образом в советских условиях, оформившиеся в сталинский период и после, быт - и, соответственно, повседневности - совпадали с идеологией.

Конечно, эта «идеологичность» отличалась от прямых, почти художественных призывов 1920-х годов к «монистического сплава искусства, политики и повседневности, возвышенных одной революционной стихией» (эти слова, принадлежащие Александру Богданову, автору романа- утопии «Красная звезда», приводит Светлана Бойм).

Подобным образом, но с другой полюса, Фредерик Джеймисон говорит отношению к американскому общества о «рыночную идеологию» - которая имеет дело «со злом свободы и человеческой природы самой по себе». Есть потребительство, которое она включает в себя, оказывается «Страхом свободы и борьбой за свободу», навязанным представлениям, что люди не справляются с контролем их судьбы.

Вызывают удивление попытки не только определить определенную человеческую природу, но и потребностью дистанцироваться и обозначить рамки свободы, в духе традиции Локка и в общем американского представления об «общественном договор». В общем, ловушкой попытка отстраненно критиковать потребления по этой же логике лимита свободы, сделать почти индивидуальной ответственностью. В этом контексте следует привести пример Жижека о своем раздражение, вызванное «Бесконечным приставанием» «зеленых» до мельчайших будничных промахов граждан, тогда как настоящая вина в экологических проблемах лежит на крупномасштабном неконтролируемом производстве - на социальной организации в целом.

В известном смысле такая реакция интеллектуала выглядит «неэтично», но на самом деле она является основой вполне прагматической программы постановки общественных проблем. если продолжить параллели, то не произошла крупнейшая за последние десятилетия экологическая катастрофа - взрыв в Чернобыле - на территории государства, которое принято считать отделенной от капитализма и «демонического» консюмеризма? И разве не имеют «эксплуатируемые Западом» или «антизападные» страны своего эстетического консюмеризма - ведь существует элитный глянец в Китае («Vogue China»), а также Ливане, Иордании?

Кроме того, решение этических проблем, предлагаемые поборниками устойчивого умеренного развития, sustainability, обычно руководствуются той же эстетической схеме дизайна стиля жизни, почти шиллеровских Lebenskunst (термин, буквально вовлечен Михелем Гердтером к описанию проекта замены потребления (Consumption) на умеренное использование (usage)).

Очевидно, образцом такого принципа является жижекивськие «Зеленые». Другой пример - это проект фотожурналиста Йонаса Бендиксен «The place we live» («Место, где мы живем»), поддержанный Нобелевским центром мира.

Бендиксен сделал серию фотографий убогих жилищ в Венесуэле, Кении, Индии и Индонезии и создал мультимедийный сайт, на котором подробно описано быт конкретной бедной дома, звучит история ее жителей и слышать звуки города. Образы, задокументированы автором, стилистически очень напоминают работы самых дорогих современных художников, например, Грегори Крюдсона, который тоже изображает повседневные картины с флером жути.

С одной стороны, это попытка социального послания - с другой, очередное доказательство того, что любое повседневности может быть эстетически зафиксировано, а также и того, что любое повседневности имеет эстетические принципы своего конструирования (одна из женщин, которых фотографировал Бендиксен, демонстрирует и рассказывает о том, как украсила стены своей лачуги под мостом найденными где упаковками от продукции Siemens и автомобильных шин Dunlop - темный двойник поп- арта) и может быть комерционализированно. Большинство показанных импровизированных домов совсем не соответствуют идеалистическим западным представлениям о бедности: эти жилья «Избыточно» оформлены и, в то же время, нефункциональные - Там нет водопровода, но есть телевизор, по которому смотрят футбол и музыкальные видео, стены картонные, но заклеены разнообразием цветных иконок и «красивых» вырезок из журналов. Это описание напоминает сформулированные Бодрийяром стилистические модальности риторики «Мелкобуржуазного» порядке, основанные на принципах «Насыщенности и избыточности», накоплении большого количества вещей в малом пространстве. Но те же правила действуют в критических условиях с минимумом условий для выживания - порождается очередная фикция повседневности.

Идентичной по форме деятельностью занимается Илья Кабаков, создавая инсталляцию «Туалет» для выставки «Документа» в Касселе в 1992 году - обжитой советский публичный клозет, со столом, скатертью, сервизом, софой, ковриком и репродукцией на стене.

Более того - он и есть в прошлом потенциальный участник проекта Бендиксен: известная история из биографии Кабакова о том, как в детстве он жил с мамой-прачкой в туалете художественной школы, когда они перебрались с Днепропетровска в Москву и не имели где поселиться; поэтому это также и «психотерапевтическая» инсталляция.

Для Светланы Бойм «герой» автора - одновременно житель и номадам, а одивнення дома и обживания наиболее необживаного - главные художественные приемы. Тождество практик современного художника и жителя трущоб (и парадоксальная фактическая тождественность обоих) свидетельствует в пользу тезиса Хюбнер о том, что «современная человек инсталлировала себя в эстетику», а «этос ничего или почти ничего не может противопоставить экспансии эстетического». Когда Запад ищет свою вину - это только проекция эстетического «Я» на «другое, метафизическое, ради которого Я существует и перед которым оно в долгу»; для Хюбнер с этой точки зрения альтруизма в привычном смысле слова не существует - это «не что иное, как эгоизм, движется обходным путем».

Зло развращенного Запада - это часто лишь проявления его собственных нарциссических проекций, чисто западная выдумка. Гораздо существеннее понять и суметь принять наличие определенной универсальной тенденции специфические отношения людей с сенсуальнистю и предметностью, даже если их проявления вполне условные или внешне второстепенные рядом с «Настоящими» проблемами. Поэтому труд Бенно Хюбнер «Произвольное этос и принудительность эстетики», что касается формирование эстетического общества в рамках общества потребления и содержит размышления о позиции человека после нигилизма и способов существования нравственного закона, является достаточно смелым текстом, и понятно непопулярным во время «вето на метафизические вопросы». Жижек говорит, что теория страдает из-за этого вето, наложенное школой Cultural Studies, которое открыло путь «ньюейджевським околонаучных дискурс», одновременно блокируя определенные описания через радикальный «полностью релятивизований историцизм».

Возвращаясь к вышеприведенному сравнения деятельности успешного художника-космополита (самая дорогая работа Кабакова - картина «Жук» - по данным skatepress.com стоит около 5800000. долларов) и полубездомного жителей в странах «третьего мира», этих полярных и одинаково освещенных аномалий консюмеризма, можно попытаться понять через них общий смысл и этос практик современного потребителя. Он занимает не какую посредственную позицию, а является одновременным воплощением и художника, который редактирует (слово Гройс), упорядочивает и концептуализирует пространство «товаров», и жителя трущоб, который так же удовлетворяется отходами, обертками, чем произведенным без его непосредственного участия, для акта вынужденной креации.



ГЛАВА 2. СОВРЕМЕННЫЕ СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ПРОЦЕССЫ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ КАК БАЗИС ФОРМИРОВАНИЯ ДЕЛОВОЙ КУЛЬТУРЫ

2.1 Устойчивость повседневной жизни в России

Исследования динамики ценностных и мировоззренческих установок россиян свидетельствуют, что период идеологического индифферентизма первого десятилетия нулевых подходит к концу. В настоящее время ситуация сложилась принципиально иная. Если в 2000-е гг. преодоление идеологических расколов 1990-х было частью общей стратегии президента В. В. Путина, то сегодня идеологическая нейтральность сменилась внятно обозначенной ориентацией внутренней и внешней политики России на неоконсервативные ценности, а консервативное большинство стало рассматриваться властью в качестве основной опоры.

Столь стремительный поворот порождает массу вопросов, и ключевые из них: существует ли в реальности это большинство и является ли оно в действительности носителем именно консервативных ценностей? Второй вопрос тесно связан с первым, он состоит в описании активного меньшинства и в выявлении его особенностей, свойственных ему ценностей, социальных норм и точек локализации. Важность этих вопросов обусловлена еще и тем, что в последние годы сформировался устойчивый стереотип, который характерезует российское общество как апатичное, инертное, безразличное ко всему, что находится за пределами личной жизни.

Между тем, социальная мобильность, рационально-активистская модель социального действия по освоению имеющихся политических и экономических ресурсов является одним их главных критериев развитости любого современного государства. И наоборот, низкий уровень социального активизма, как отмечает 3. Бауман, в наши дни служит главным мерилом бесправия и несвободы.

Ниже представлена эмпирическая проверка упомянутых выше гипотез на материалах репрезентативного общероссийского опроса 2015 г.

Проблематика консервативного большинства и активного меньшинства -- часть более широкого предметного поля культурной динамики и социокультурной модернизации. В этой связи стоит вспомнить Всемирное исследование ценностей под руководством Р. Инглхарта, на основании которого обосновывается корреляция социально-экономического развития и ценностей, Европейское социальное исследование, данные которого позволяют замерить базовые индивидуальные ценности по методике Ш. Шварца.

Культурная динамика в российском обществе -- предмет изучения ряда авторов и исследовательских групп. Ими используются разные методологии измерения особенностей нормативно-ценностной динамики, но при этом все они говорят о росте нормативно- ценностной гетерогенности населения России в последние годы. Результаты предыдущих исследований ИС РАН также свидетельствуют о том, что в нашей стране усиливаются дифференциация и плюрализация сосуществующих в обществе нормативно- ценностных систем.

Однако нужно учитывать, что нормы и ценности, которыми руководствуются россияне в регулировании своей повседневной жизни, могут значительно отличаться от тех, на основании которых они определяют желательность того или иного вектора развития и позиционирования России внутри страны и за рубежом. Рассмотрим соотношение идейно-политических и мировоззренческих установок россиян, относящихся к их собственной жизни, с одной стороны, и развитию страны в целом -- с другой. Начнем с анализа норм и ценностей, которые определяют особенности мировоззрения наших сограждан и в целом характеризуют модель их социальной адаптации. В качестве показателей того или иного мировосприятия здесь будут выступать внешний или внутренний локус-контроль (приписывание основной роли внешним обстоятельствам или же принятие ответственности за происходящее в жизни на себя), расчет на помощь государства или ориентация на собственные силы, следование традициям инициативность или, негативное или позитивное отношение к переменам. Приведенные распределения ответов по отдельным позициям демонстрируют высокий уровень альтернативности и в мировоззренческих суждениях, отражающих активную или инертную жизненную позицию. Так, ни один из вариантов не набрал подавляющее большинство (более 75%) сторонников.

О доминировании той или иной нормативно-ценностной модели в российском обществе говорить пока рано -- в обществе сосуществуют сторонники различных ценностных систем. Динамика распространения этих ценностей в последние годы была неоднозначной. Еще ярче отличия в типах моделей мировоззрения прослеживаются при выделении в российском обществе полярных групп, которые характеризуются последовательной ориентацией на те или иные нормы и ценности.

Методологическое выделение различных по мировоззрению групп может проводиться с помощью разных подходов -- построения специальных индексов, кластерного анализа и т.п. Мы использовали индекс, позволивший построить искомую типологию населения по особенностям их нормативно- ценностных систем, определяющих ориентацию на различные модели социальной адаптации. Были выделены группы активных и инертных россиян, различающихся склонностью к активному или инертному восприятию жизни и окружающей действительности.

Реальные поведенческие стратегии для данных индексов не использовались как индикаторы, речь шла именно о декларируемых нормах и ценностях) и демонстрирующих наличие в современной России двух субкультур, отличающихся моделями социальной адаптации. Активный тип характеризуется декларируемыми ориентациями на инициативность и предприимчивость, готовность к переменам в жизни, внутренний локус- контроль. Инертный тип, наоборот, характеризуется внешним локус- контролем, ориентацией на устойчивость, воспроизводство себя в неизменной форме. Другими словами, активному типу присущи скорее модернистские ценностные ориентации, а инертному -- традиционалистские Эмпирически группы выделялись на основании выбора респондентами четырех альтернативных парных суждений:

- опора на собственные возможности или ориентация на поддержку государства;

- ориентация на перемены или на статус-кво;

- ориентация на личную независимость, самостоятельность или подчинение внешним обстоятельствам (внутренний или внешний локус- контроль);

- ориентация на инициативность, предприимчивость или сложившиеся традиции.

Для выявления групп с той или иной доминантой типа мировоззрения (активного или инертного) рассматривались респонденты, сделавшие выбор первых или вторых суждений более чем в 70% случаев (т.е. в трех или четырех предложенных парах). Респонденты, которые не продемонстрировали явное преобладание активного или инертного мировоззрения, были отнесены к смешанному типу. Итоговое распределение респондентов по типам мировоззрения следующее: активный тип -- 40% населения, инертный тип -- 37%, смешанный -- 23% россиян. Как видим, численность активного типа в современном российском обществе практически сопоставима c численностью инертного населения. Заметная доля тех, кто отнесен к смешанному типу, свидетельствует, что процессы формирования этих групп и устойчивых нормативно-ценностных моделей пока продолжаются.

Это подтверждает тот факт, что последовательные активисты (выбравшие в четырех альтернативных парах суждений все четыре, указывающие на активную жизненную позицию) составляют только 18%, а последовательные инертные россияне -- 14% (вновь отметим близость по численности этих групп в современном обществе).

Таким образом, в России в настоящий момент уживаются и рациональная культура, в основе которой лежит стремление к самовыражению, инициативности, и культура пассивного приспособления к существующим условиям и обстоятельствам жизни. Схожие результаты получены в ходе общероссийского репрезентативного исследования ИС РАН

«Готово ли российское общество к модернизации?» (в основе лежит специальный показатель, условно названный индекс степени модернизированности сознания).

В основе индекса -- 12 индикаторов, отражающих такие особенности мировоззрения, как ориентация на саморазвитие, свободу и особенности мотивации к труду, личная ответственность индивида за свою судьбу и внутренний локус-контроль, развитие индивидуализма и нонконформизма, отношение к демократии и правам человека.

По данным исследования выделены группы модернистов и традиционалистов, а также промежуточная группа, у представителей которой сочетались взгляды, свойственные как традиционалистам, так и модернистам, и само существование которой отражало переходный этап социокультурной модернизации.

По данным 2010 г., доля модернистов составила 23%, традиционалистов -- 15%. Среди экономически активного городского населения модернистский тип распространен шире: 30% модернистов и 8% традиционалистов.

По сравнению с 2006 г. зафиксирован рост доли модернистов -- тогда среди экономически активного городского населения их было 25% при 13% традиционалистов.

С точки зрения социального и имущественного положения, мировоззренческих установок и т.п., и традиционалисты, и модернисты являлись социальными меньшинствами, а большинство составляли аморфные слои, не имеющие каких-либо специфических признаков и в разных конфигурациях, примыкающие к меньшинствам. В то же время численность модернистов над традиционалистами все же преобладала, что согласуется и с полученными нами результатами о большей численности активных россиян по сравнению с инертными. Специфика ценностной дифференциации россиян зафиксирована также в исследовании базовых ценностей, в ходе которого выделены три основные группы населения:

1) модернисты, представленные жителями мегаполисов и городского среднего класса (28%);

2) традиционалистская периферия, сосредоточенная в средних и малых поселениях и среди пожилой части общества (26%);

3) промежуточный, наиболее массовый слой россиян, с одной стороны, сохранивший ориентацию на традиционалистские ценности, а с другой -- утративший механизмы социальных связей, характерные для традиционного общества, и ориентированный на ценности общества массового потребления (41%).

Как видим, эти данные также фиксируют наличие в обществе массового промежуточного слоя смешанного типа и некоторое преобладание модернистских ценностей над традиционалистскими. Однако само по себе ценностное разнообразие с точки зрения социальной активности в обществе может играть положительную роль. В любом обществе крайне важны и активно ориентированные группы, и те, кто склонен к более спокойной и традиционной модели самореализации, а значит, необходимы баланс, определенная система сдержек экспансии сугубо рациональных установок и мотиваций инициативных групп, с одной стороны, и избыточного влияния конформистского мировосприятия -- с другой.

Нельзя не согласиться с оценкой соотношения активности и пассивности применительно, например, к политической сфере, данной в свое время Г. Алмондом и С. Вербой, в соответствии с которой активность и рациональность одних должны быть обязательно уравновешены пассивностью, традиционностью и обязательствами по отношению к локальным ценностям других.

Как отмечает российский философ А. Мелихов, сегодня главная цель политики государства должна состоять не в том, чтобы подогнать всех под единый «современный» стандарт, но, напротив, сохранить заповедники «архаики», в которых еще теплятся такие «устаревшие» качества, как уважение к старшим, преданность семье, любовь к детям.

Противопоставление современности и традиционной русской культуры может, по его мнению, привести к трагическим последствиям, поскольку лишь она хоть немного способна ограничить власть молоха рациональности. Людям невозможно жить одним расчетом.

Уничтожив красивые сказки, якобы воспевающие инертное существование в ожидании чуда, рационалисты сами оказываются в экзистенциальном Освенциме. Поэтому так драгоценно разнообразие не только доблестей, но и слабостей, ибо они, возможно, тоже доблести, еще не дождавшиеся своего вызова.

Ценности, которыми руководствуются россияне в повседневной жизни, могут значительно отличаться от представлений, на основании которых они определяют желательность того или иного пути развития России. Обратимся к вопросу, в котором, выбирая одно из двух утверждений в каждой паре альтернативных суждений, респонденты могли обозначить желательный вектор движения и дальнейшего развития России с точки зрения как ее внутренних процессов, так и позиционирования страны за рубежом.

Более того, они достаточно устойчивы во времени -- по данным 2012 г., 64% россиян предъявляли запрос на «твердую руку», 68% считали, что при всех ее недостатках власть все-таки заслуживает поддержки, 65% поддерживали идею России как великой державы, влияющей на все политические процессы в мире. Отличия этатистско-державной или либеральной ориентации россиян видны ярче, если обратиться к рассмотрению построенного по этим позициям индекса, позволяющего выявить полярные группы, ориентирующиеся на различные модели позиционирования России внутри страны и за рубежом, которых мы условно назовем либералы и этатисты-державники.

Эмпирическое выделение групп осуществлялось на основании выбора респондентов в уже приведенных выше пяти альтернативных парных суждений:

- Фокус дальнейшего развития страны: влиятельный актор в мировом пространстве или благосостояние граждан.

- Вектор развития страны: «особый путь» или модель развития западных стран.

- Приоритеты политики: развитие отношений с ближайшими соседями или союз с Западом.

- Приоритеты в характере управления страной: «жесткая рука» или политические свободы.

- Поддержка или отрицание нынешней власти. Для выделения полярных групп, как и в случае типологии «активных-инертных» россиян, была проведена группировка респондентов, сделавших выбор первых или вторых суждений в более чем 70% случаев (т.е. как минимум в четырех из пяти предложенных пар суждений).

Респонденты, которые не продемонстрировали явное преобладание державных или либеральных представлений, были отнесены к смешанному типу.

Применение этой методологии к эмпирическим данным позволило определить численность названных групп в современном российском обществе: этатисты-державники -- 59%, либералы -- 8%, смешанный тип -- 33% россиян.

Обращает на себя внимание, что среди тех, кто имеет четко выраженную и согласованную позицию по поводу дальнейшего вектора развития страны, преобладают этатисты-державники, составляющие более половины населения страны, тогда как доля последовательных либералов не превышает 10%. Около трети россиян не имеют четко сформированной позиции, их взгляды представляют собой смесь либеральных и державных представлений (с перевесом, однако, в сторону вторых). Отметим также, что численность последовательных этатистов-державников (выбравших все пять державных суждений из пяти возможных) составляет 28%, последовательных либералов -- менее 2%.

Эти данные значительно отличаются от распределения россиян по типу моделей их социальной адаптации, подтверждая, что ценности, которыми руководствуется население в своей повседневной жизни, отличаются от тех, которые называют респонденты, говоря о пути развития страны и своем отношении к власти.

Данные показывают, что, хотя между моделью социальной адаптации и представлениями о желаемом позиционировании страны существует определенная связь, первое все же не полностью определяет второе. Посмотрим, где находятся точки локализации представителей выделенных групп.

Данные демонстрируют заметно большую долю активных россиян в младших возрастах. Важнейшим фактором дифференциации выступает и оценка россиянами своего материального положения: среди тех, кто считает его хорошим, представители активного типа составляют большинство (58%), в то время как среди населения, оценивающего его как плохое, преобладает инертный тип. Наибольшая удельная доля активных россиян обнаруживается среди руководителей высшего звена и специалистов на должностях, предполагающих высшее образование, -- в этих группах россияне с активным типом мировоззрения составляют более половины.

Нормы и ценности, характерные для активного типа, больше распространены среди лиц с высшим образованием, однако эти различия дифференцируют население в меньшей степени, чем возраст. Различия, связанные с типом поселений, носят нелинейный характер. Ориентации на модели позиционирования России значительно меньше дифференцируются по различным факторам, чем по ориентации относительно собственной жизни. Сегодня в российском обществе с перевесом в разы преобладают этатисты-державники. Доля либералов чуть выше или ниже среднего в различных социальных группах, но эти колебания не превышают статистическую погрешность.

Максимальные доли этатистов-державников характерны для людей старше 60 лет (73%), военнослужащих, сотрудников МВД, прокуратуры (68%) и предпринимателей (66%).

Что касается других значимых характеристик, этатисты-державники чаще одобряют деятельность В. Путина на посту президента РФ: 63% поддерживают его при 3% неподдерживающих (у остальных нет четкой позиции), в то время как среди либералов аналогичные доли составляют 35% и 32%. По-разному оценивают представители этих групп и нынешнее положении России в мире: этатисты-державники чаще полагают, что она сегодня -- великая держава, одна из ведущих стран мира (39% считают Россию великой державой наравне с США и Китаем, еще 25% -- одной из ведущих стран мира наравне с Францией, Германией, Японией; в группе либералов эти доли составляют только 12% и 29% соответственно). Насколько совпадают или отличаются представления респондентов из выделенных нами групп о желаемом векторе развития страны? Ответ на этот вопрос можно получить, проанализировав лозунги, которые россияне выбирали как в наибольшей степени отражающие их представления о желаемом будущем России (табл. 6).

Наиболее востребована среди россиян в целом и среди подгрупп с разными моделями мировоззрения идея социальной справедливости. Соответствующий лозунг объединяет взгляды всех россиян: именно его в качестве отражения собственных представлений о желаемом будущем России выбирают 47% населения в целом (при этом он более популярен среди представителей инертного типа, нежели активного, и среди этатистов- державников по сравнению с либералами).

По всей видимости, проблема социальной справедливости является одной из ключевых болевых точек современного российского общества и затрагивает всех без исключения россиян, именно поэтому данный лозунг выходит на первое место даже в группах с различными типами мировоззрения и представлениями о желаемой модели позиционирования России. В пользу этого утверждения говорит то, что представления россиян о желаемом будущем страны дифференцировались также по возрасту, типу поселения, материальному положению, однако при этом на первом месте во всех социальных группах находился запрос на обеспечение социальной справедливости.

В то же время смысловое наполнение столь важной для россиян идеи социальной справедливости может быть разным, что и демонстрируют остальные лозунги, которые выбирают, описывая желаемое будущее страны, представители активного и инертного типов, как и этатистов-державников, и либералов.

Если для россиян активного типа социальная справедливость должна достигаться через обеспечение прав человека, демократию и свободу самовыражения личности, а также Россию как державу, объединяющую разные народы, то для россиян инертного типа характернее запрос на жесткую власть, которая сможет обеспечить порядок, а также возвращение к традиционным ценностям.

Еще ярче различия между представлениями этатистов-державников и либералов: идея социальной справедливости раскрывается представителями первой группы через возвращение к национальным традициям и Россию как империю, объединяющую разные народы, а второй -- через идеи права человека, демократию и сближение с западом, вхождение в

«общеевропейский дом». Явно поспешными выглядят попытки некоторых экспертов представить современную Россию и ее граждан в качестве «оплота всех консервативных сил, борющихся против революций, хаоса и либеральных идей, насаждаемых США и Европой».

Действительно, 67% опрошенных разделяют точку зрения, что «Россия должна быть великой державой с мощными вооруженными силами и влиять на все политические процессы в мире» (против 33% выбравших альтернативный вариант «Россия не должна стремиться к укреплению державной мощи, лучше позаботиться о благосостоянии собственных граждан»).

Еще большее число россиян не настроены подкрепить величие страны затягиванием поясов. Они готовы ликовать по поводу воссоединения с Крымом, но жертвовать личным благополучием во имя высоких целей готова лишь треть россиян (в дилемме «ради высоких, общезначимых целей можно пожертвовать личным благополучием»-«не готовы жертвовать личным благополучием даже ради важных, общезначимых целей» первый вариант ответа выбрали 36%, второй -- 64%).

Распределение ответов на этот вопрос среди населения страны устойчиво: в 2001 г. доля готовых жертвовать своим благосостояниям ради высоких целей составляла 34%. Чуть большая доля населения (44%) считает, что во имя интересов страны и общества людям следует ограничивать свои личные интересы. Но и в этом вопросе большинство (56%) все же согласны с тем, что личные интересы -- главное. Соотношение представителей разных точек зрения практически не изменилось за последние пять лет -- в 2009 г. оно составляло 45% к 55%.

О причинах такого социального эгоизма респонденты высказываются откровенно и самокритично, отмечая (в диапазоне 50-65%), что за последние 15-20 лет такие значимые и в каком-то смысле системообразующие качества национального сплочения, как патриотизм, межличностное доверие, ответственность за происходящее в стране, существенно ослабли.

Завершая обсуждение идейно-политических и мировоззренческих установок населения и их дифференциации в современном российском обществе, посмотрим, как население оценивает перспективы развития страны и ее прогресс за последнее десятилетие и как эти оценки различаются в разных группах по моделям адаптации к социальной реальности и по представлениям о позиционировании страны (табл. 8).

Как видно из данных, представленных в табл. 8, большинство настроено оптимистично: три четверти считают, что путь, по которому идет Россия, даст в перспективе положительные результаты. Несколько большие расхождения наблюдаются в оценке динамики положения России за последние 10 лет -- 62% полагают, что страна за эти годы развивалась динамично и возвращалась в число мировых экономически развитых держав, в то время как 38% уверены, что Россия, наоборот, в экономическом отношении все больше отставала от ведущих стран мира. При этом представители активного типа настроены более позитивно в отношении и прошлого, и будущего развития России, хотя качественных отличий от группы инертных они не демонстрируют. Что касается либералов и этатистов-державников, их настроения зеркально отличаются: две трети либералов считают, что путь, которым идет Россия, ведет страну в тупик (68%), и столько же уверены, что за последнее десятилетие Россия еще сильнее отстала от ведущих мировых держав в экономическом отношении.

Результаты исследования фиксируют высокую дифференциацию российского общества по нормам, ценностям и установкам, которыми россияне руководствуются в своей повседневной жизни. Однако при том, что выявлены основания, позволяющие констатировать постепенное движение россиян от инертности в сторону активизма, группы активных и инертных наших сограждан в настоящее время близки по численности и составляют около 40%, 20% россиян могут быть отнесены к представителям смешанного типа, чьи взгляды носят не полностью согласованный характер, совмещая в себе активные и инертные установки и ценности одновременно. Степень дифференциации в установках населения по отношению к власти, представления о желаемом пути развития и позиционировании страны значительно ниже. Этатистские ценности пока преобладают над либеральными, риторика сильной державы, влиятельного актора на мировой арене, развития собственной государственности в противовес ориентации на союз со странами Запада поддерживается большинством. Так, доля этатистов- державников не только составляет более половины всего населения (59%), но и в разы превышает долю последовательных либералов, которые вообще находятся в российском обществе в явном меньшинстве (8%).

Группы с разными типами ориентации на модели социальной адаптации сближает общий запрос на социальную справедливость, но представления о ее содержательном наполнении в разных группах отличается.

Для россиян активного типа она должна достигаться через обеспечение прав человека, демократию и свободу самовыражения личности, а для россиян инертного типа -- через жесткую власть, порядок, возвращение к традиционным ценностям. Этатисты-державники воспринимают идею социальной справедливости через возвращение к национальным традициям и Россию как империю, объединяющую разные народы, а либералы -- через идеи права человека, демократию и сближение с Западом. При этом именно либералам свойственны наиболее пессимистичные оценки динамики России в последние годы, как и оценки ее будущего.

Таким образом, говорить о консервативном большинстве среди населения страны можно достаточно условно и только в отношении приоритетов развития и позиционирования страны в глазах россиян. Консерватизм россиян проявляется в запросе на большую роль сильного государства во всех сферах жизни общества, но эта роль относится прежде всего к установке четких, действующих для всех правил игры и контролю их выполнения. Этатистко- державнические ориентации в развитии страны ни в коем случае не должны входить в конфликт с ценностями индивидуализма, предприимчивости, конкуренции, готовности брать ответственность свою жизнь на микроуровне, которыми население готово руководствоваться при соответствующих институциональных условиях.



2.2 Энтропия повседневности как современные этап развития Российской Федерации

Самоорганизации принципы в самой общей форме являются универсальными и не зависят от природы системы и ее структурного состава. Основной их смысл заключается в том, что естественный путь развития систем лежит в направлении стремление к равновесию, устойчивости и равномерности распределения вещества, энергии и информации по всем элементам и структурных взаимосвязях. Этот вектор является ведущим и для этнонациональных систем. С другой стороны, для сложных нелинейных систем эта определяющая цель максимизации устойчивости принципиально недостижима: через постоянный обмен с внешней средой, а также из-за постоянного усложнения структуры неравновесной системы в ней происходит периодическое чередование процессов роста и снижение уровня неупорядоченности, или - в распространенном потребления - энтропии.