Из истории развития земледельческой культуры в Вятской губернии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Из истории развития земледельческой культуры в Вятской губернии

Ё.А. Волкова

Богатейшее источниковое наследство, характеризующее историю российской деревни и этнографию крестьянства, хранится в архивных фондах. Документы Российского государственного архива древних актов (РГАДА), государственного исторического архива РФ (РГИА), Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), Центрального государственного архива УР (ЦГА УР), Государственного архива Кировской области (ГАКО) и другие сохранили уникальные материалы, позволяющие осветить различные стороны жизнедеятельности крестьян¹ Вятской губернии конца XVIII - начала XX в.

Исключительно ценными для характеристики социально-экономического развития сельского хозяйства Вятской губернии являются документы РГИА. Здесь сосредоточены губернаторские отчеты и отчеты начальников губерний, регулярно составлявшиеся для Сената. В них помимо характеристики сельскохозяйственного состояния губернии в целом содержится анализ хозяйственной деятельности земледельцев разных национальностей². Чиновники отметили наряду с общими тенденциями региональные и этнические особенности земледелия. Так, указывалось, что в Малмыжском уезде морковь "более охотно сеют чиновники и крестьяне (здесь: русские. - Ё. В.), нежели инородцы"³, капусту кочанную белую выращивали "каждый поселянин, даже иноверцы⁴ только на свое продовольствие" [1]. Имеются интересные документы, иллюстрирующие процессы переселения русских крестьян в "инородческие" селения, с указанием причин переселения: "недостаток земли и неудобность оной к хлебородию", "желание раздробить свои семейства во избежание рекрутской повинности", <> "извлекать выгоды свои чрез самовольное изготовление в оных для продажи лесов и лесных изделий" [2]. На основании документов выявлены особенности сельского расселения: "положение лесов определяет направление переселений внутри губернии: выходят переселенцы оттуда, где леса совсем истреблены или истощены, а селятся там, где леса тянутся почти непрерывными большими пространствами" [3]. Материалы "Камерального описания 30 губерний России", хранящиеся в архиве Санкт-Петербургского отделения Института истории, позволяют оценить уровень развития аграрной культуры. В них представлены практически исчерпывающие сведения о земледелии (структура почв, особенности агротехники и агрокультуры, состав возделываемых культур) и иных отраслях хозяйственно-бытовой деятельности (скотоводство, огородничество, промыслы и ремесла): "земледелие и скотоводство - единственный промысел крестьян сих волостей, из некоторых только отходят по паспортам в работы на Волгу", "сверх земледелия и скотоводства крестьяне некоторых селений занимаются сниманием лубьев, тканьем из оных рогож и кульев; местами: битьем шерсти, сидкою дехтю (так в документе. - Ё. В.), шитьем платья и кузнечной работой" [4].

Фонды РГАДА сохранили материалы Экономических примечаний Генерального межевания России, проводившегося в Вятской губернии в 1804-1835 гг. Описания ландшафтов, физико-географических условий и "производительных качеств земли", на которых возделываются "все роды хлеба", позволяют произвести социально-экономическое районирование губернии по так называемым "хлебородным районам". В первый район, названный "малоплодородной северной полосой", входили Орловский, Слободской и северные волости Глазовского уезда. Преобладающие почвы - песчаные, кое-где каменистые и низкие, сырые торфяные. Эти земли требовали обильного удобрения и давали "жалкий урожай", на которых "родится порядочно только овес, урожай же ржи бывает не выше сам-2". Среднюю ("средственную") полосу составляли песчано-глинистые и песчано-известковые почвы с вкраплениями черноземья. Земли, которые "при усердном удобрении достаточно плодородны", "дают относительно удовлетворительные урожаи" сам-3, сам-4. "Земля здесь еще не истощена давней эксплуатацией" или "много запасных мест под расчистку". Сюда включались южные части Глазовского, Слободского, северные волости Сарапульского и Нолинский, Вятский, Ко- тельничский уезды. В третью, "плодороднейшую", полосу были объединены Яранский, Уржумский, Малмыжхкий, Елабужский и Сарапульский уезды с песчано-иловатыми (жирный суглинок) и черноземными (лесные перегнойные) почвами, дающими "прекрасные урожаи" сам-4 и сам-5. Эти почвы находились вперемешку с участками песка и суглинка. Среди них - "суглинок с незначительной примесью чернозема", "суглинок и песок", "беляк с лудяком и частью супесок с мелкой галькой", "беляк с лудяком и отчасти суглинок", "суглинок и галька". Почвы не очень плодородны, но вполне пригодны для выращивания хлеба. Урожайность на таких полях колебалась от сам-2 до сам-5, при унавоживании достигала сам-9. На подсечных и залежных участках крестьяне собирали зерна сам-12 - сам-18 и даже сам-24, правда, крайне редко [5]. Наличие приведенных сведений позволяет проследить степень зависимости земледелия от природных условий.

Исключительно богатые и ценные сведения о состоянии крестьянской культуры и развитии сельского хозяйства Вятской губернии сохранились в фондах ГАКО. Документы рисуют целостную картину жизни крестьян на протяжении длительного исторического периода. Например, в фондах губернского статистического комитета (ф. 574), управления земледелия и государственных имуществ (ф. 575), ученой архивной комиссии (ф. 170), губернской землеустроительной комиссии (ф. 1254) сконцентрированы многочисленные статистические сведения о населении и населенных пунктах, орудиях труда и инвентаре, о количестве домашней птицы и скота, составе и площадях посевов на полях. Они дополняются эмоционально содержательными материалами, иллюстрирующими повседневные крестьянские заботы и обращения их в официальные органы правосудия с жалобами, прошениями, судебными тяжбами и пр. Многие документы вышеназванных архивов собирались и изучались губернскими административными чиновниками и земскими деятелями и публиковались для служебного использования и для "удовлетворения интересов читающей публики" губернии. Среди изданных трудов XIX в. особый интерес вызывают статистические и статистико-экономические обозрения. Они составлялись чиновниками и добровольными помощниками Вятского губернского

Статистического комитета, созданного в 1835 г. с целью объединить "усердных и полезных деятелей на почве <> изучения во всех любопытных подробностях нашей великой и славной России" [6]. Организаторами и действительными членами комитета служили выдающиеся общественные деятели, краеведы и чиновники губернии, среди которых - А. И. Герцен, В. А. Короваев, П. В. Алабин, Н. А. Спасский. Земский этап стал расцветом развития Статистического комитета. Земские статистические органы были относительно независимы в организационном и финансовом отношении от правительственной опеки и жесткого контроля. Статистики и их помощники усовершенствовали поселенческий способ исследования крестьянства и перешли к подворному, что обеспечило полноту и достоверность собираемых сведений. Среди прочих источниковедчески насыщенных сборников представляют интерес "Материалы по статистике Вятской губернии" по всем уездам, 12 томов которых издавались с 1886 по 1900 г. Каждый том издания, в свою очередь, разделен на две части - табличную и описательную: "Материалы для оценки земельных угодий" и "Подворная опись". Каждому уезду посвящен отдельный том, первая часть которого содержит исторические сведения о населенных пунктах уезда, характеристику развития сельского хозяйства в каждой волости, описания орудий труда, почвенно-климатическую характеристику, вторая - карты и статистические таблицы. В таблицах представлены этнодемографические, половозрастные и сословные сведения, они также информируют о величине крестьянской семьи, ее состоятельности по наличию мужских, женских, рабочих душ, наличию в хозяйстве скота ("мясного" и "тяглового"), об использовании различных видов орудий труда, обеспеченности земельными, лесными и луговыми угодьями. Последний том сборника представляет собой сводные статистические сведения и аналитические выводы в целом по губернии. Над созданием этого фундаментального труда работал большой коллектив единомышленников, возглавляемый известными земскими статистиками Г. Филимоновым, Я. Вьюговым и Ф. Берсеневым. "Материалы" в основном касались сельского хозяйства и социально-экономического положения крестьян, основной части населения губернии. Статистические и нарративные сведения собирали корреспонденты на местах (грамотные крестьяне, священники, учителя, земские служащие), затем обрабатывали специалисты по сельскому хозяйству - агрономы, инструкторы по земледельческой технике, землемеры, статистики. Эти сборники по праву можно назвать наиболее удачным сводом разнообразной информации по краеведению, они и сегодня не утратили своей источниковедческой значимости и являются самым используемым и цитируемым источником современных исследователей - историков, этнографов, статистиков, географов, краеведов.

Еще один статистический сборник был издан земством на основании материалов Всероссийской сельскохозяйственной переписи 1916 г. [7] Перепись осуществлялась по девяти переписным формулярам, призванным дать всестороннюю характеристику крестьянского хозяйства начала XX в. В формулярах фиксировались практически все направления и виды деятельности сельских жителей Вятской губернии: число населения (с половозрастной дифференциацией); количество домашнего скота (с выделением крупного рогатого скота, лошадей, мелкого рогатого скота и свиней); структура и размеры посевных площадей и иных сельскохозяйственных угодий; состав и урожайность возделываемых культур; распределение крестьянских хозяйств по наличию работников-мужчин, по числу рабочих лошадей, по количеству голов крупного рогатого скота. Сведения этих формуляров затем систематизировались в единых волостных сводках. Составители итоговых сводок не пропустили практически ни один населенный пункт губернии, названия которых в местной истории сегодня утрачены. Если вспомнить, что Вятская губерния на протяжении длительного исторического времени формировалась как аграрная, то можно предположить, что материалы переписи 1916 г. представляют собой, по сути, энциклопедию жизни земледельцев начала XX в., а также позволяют проследить воздействие социальных и политических катаклизмов на крестьянство. Документы показывают, например, что Первая мировая война, в которую Россия вступила в 1914 г., мобилизовала почти половину крестьянского мужского населения самого трудоспособного возраста (около 16 млн чел.). Если в 1912 г. в губернии хозяйств без работни- ков-мужчин насчитывалось около 46 тыс., то спустя четыре года их стало более 161 тыс. В первый месяц войны только по Глазовскому уезду в армию было призвано 10627 нижних чинов и 5940 ратников ополчения. С каждым годом эти цифры возрастали в геометрической прогрессии. Для нужд войны государство изъяло огромное количество тягловой силы. Только по обязательным поставкам 1915 г. было реквизировано 11,4 тыс. лошадей. В результате, по данным переписи, сократилось число дворов с 2, 3 и более лошадьми, почти на 20 тыс. увеличилось количество хозяйств с 1 лошадью, а число безлошадных увеличилось на 8 тыс. В 1916 г. в Вятской губернии 58,7% дворов обходились одной лошадью, а 18% крестьянских хозяйств были безлошадными [8].

В отечественной историографии досоветского периода особую группу источников по истории и этнографии крестьянства представляют сельскохозяйственные описания губернии и статистические ежегодники, над выпуском которых в разное время работали статистики Н. Н. Романов, П. А. Голубев и агроном А. А. Новиков. Это были земские чиновники, глубоко заинтересованные в улучшении материального благосостояния народа, в подъеме его аграрной культуры. Наблюдая за ежедневным земледельческим трудом, они умели видеть лучшие его проявления, старались сделать их доступными для всего сельского населения губернии. Призывая губернские службы способствовать развитию агрокультуры введением общего, сельскохозяйственного и технического образования, Н. Романов писал: "весьма желательно, чтобы не нужда, а другой сильнейший рычаг вывел вотское и русское население <> из нынешнего <> застоя" [9]. А. Новиков, оценивая сельскохозяйственную деятельность губернского земства, отмечал, что "всякие советы и рекомендации крестьянам" со стороны специалистов не будут находить отклика до тех пор, пока последние не убедятся в "несомненно благоприятных результатах" нововведений. "Крестьянина может убедить только факт, слову он не верит". Аграрную культуру необходимо совершенствовать с учетом местных природно-географических, производственных и бытовых особенностей. В одной местности кардинальным решением будет "травосеяние, в другом - улучшение естественных лугов, в третьем - лесоразведение, в четвертом - надлежащая обработка почвы, в пятом - рациональная постановка дела удобрения" [10].

Задача активизации внедрения новационных тенденций в крестьянском хозяйстве особенно остро встала перед земством Вятской губернии в конце Х!Х - первой четверти ХХ в. в связи с ухудшением "экономического быта крестьян". Земские деятели отмечали: "экономическое положение губернии быстро ухудшается, урожаи делаются год от года хуже (особенно масштабными и губительными оказались неурожаи 1891-- 1892 и 1898-1899 гг. - Ё. В.), <> убивая в мужике всякую энергию, необходимую для развития всякой культуры" [11]. Архивные документы во множестве сохранили сведения о формах, методах, проблемах и результатах земской деятельности в реформировании крестьянской экономики, а также материалы, позволяющие оценить степень их востребованности крестьянами. Практическими направлениями работы были признаны: образование и культурно-просветительская работа; демонстрация положительного опыта и усовершенствованных орудий труда; оказание материальной поддержки крестья- нам-экспериментаторам. Земская аграрная инициатива, зародившись в 1890-е гг., активизировалась в 1910-е гг. и была ориентирована прежде всего на коллективные формы сотрудничества с крестьянским миром. К сожалению, усилия земства оказались малоуспешными среди нерусских крестьян. Они оказались не готовыми к решительным изменениям традиционной культуры жизнедеятельности по нескольким весьма важным обстоятельствам. Во-первых, мало востребованной оказалась информационная пропаганда, осуществляемая на русском языке (распространение книг, журналов, газет, чтение лекций на сельскохозяйственные темы), вследствие незнания русского языка, а также неграмотности. Во-вторых, положительный опыт экспериментальных полей и ферм, ремесленных мастерских и кустарных промыслов, создаваемых в крупных селах с преобладающим русским населением, редко достигал жителей окрестных деревень. Услуги техников-смотрителей, агрономов были востребованы прежде всего русскими грамотными крестьянами. Для получения кредита земского банка, ссудосберегательных товариществ, обществ взаимного кредита под залог изделий и произведений также необходимо было владеть грамотой и русским языком. Получается, что объективно аграрные новации были направлены прежде всего на развитие русского, а не в целом российского крестьянства. И тот факт, что в них постепенно вовлекалось нерусское крестьянство, следует трактовать, очевидно, как заслугу земских деятелей, понимавших особенности этноспихологии.

Прогрессивное решение проблемы заключалось в развитии двух основных источников дохода земледельцев: кустарных промыслов и сельского хозяйства. Важность первой отрасли доказал неурожайный 1898 год и подтвердил, что это важный источник, защищающий от разорения и нищенства. Однако в ней была занята лишь часть крестьянства, культура жизнедеятельности которого отличалась неспециализированнос- тью. Ведение смешанного хозяйства предполагало развитие разных отраслей сельскохозяйственного и иного направлений, включавших до 80 видов занятий, что давало хозяйству относительную независимость от других производителей и от рынка, делало достаточно устойчивым в случаях кризиса. Среди разнообразных видов кустарных промыслов статистические материалы конца XIX в. отмечают обработку кожи, шерсти и рога, обработку дерева и растительных волокон, обработку металлов и природных минералов, например ткачество, рогоже- и лаптеплете- ние, плотницкое, столярное, кузнечное ремесла, изготовление деревянной посуды, мебели, орудий труда и бытового инвентаря, включая такие "экзотические", как гармонный или игрушечный промысел [12]. Вятский крестьянин занимался ими всегда, крепко помня, что "ремесло за плечами не висит, а хлебом кормит".

Крестьяне также занимались животноводством, пчеловодством, огородничеством, охотой, рыболовством. Высокая степень природообуслов- ленности хозяйственной практики способствовала сохранению отдельных элементов лесного собирательства и летних заготовок, плодами которых кормилась и пользовалась в быту вся семья. Речь идет о заготовках сена, дров, веников, лыка, луба, бересты, а также о сборе дикорастущих трав, ягод, плодов и грибов и прочих даров, которыми скудная северная природа щедро заменила отсутствие фруктов и восполняла витаминный запас в организме. Однако первенствующее место в деревенской жизнедеятельности деятельности все же занимало земледелие. Крестьяне возделывали "все роды хлеба, какие только родятся и обыкновенно сеются в наших местах". Из подсчета "Сводок по высеву сельскохозяйственных культур" 1916 и 1917 гг. видно, что высевалось в среднем около 15 наименований. При этом наибольшая доля посевных площадей приходилась под зерновые культуры. В целом по Вятской губернии в начале ХХ в. посевы озимой ржи занимали 45,9% общей пахотной площади, овса - 33%, ячменя - 7,1%, льна - 5%, гречихи и пшеницы - по 1,9%, картофеля - 1,6%, гороха - 1,1%, полбы и конопли - по 0,4%, сори- цы - 0,3%, ярицы и проса - по 0,2% и прочих культур (репы, чечевицы, посевных трав) - 0,3% [13].

Обработка земли и выращивание хлеба представлялись в крестьянском обществе стержнем праведной жизни, ради которой рождается человек. В соответствии с этим соционормативные установки и этнопедагогические требования разных народов губернии определяли взросление ребенка степенью выработанности навыков земледелия: "кто землю пахать может, тот и прожить на свете сможет". Например, удмурты считали полноценным человеком ("зэмос адями") мальчика, заменившего отца за сохой, девочку, умеющую жать серпом. Русские крестьяне также наставляли детей не бояться труда, ибо "жизнь измеряется не годами, а трудами", а "хочешь есть калачи, так не сиди на печи", потому что если "не потрудиться, так и хлеба не добиться". Стереотипная формула сватовства у татар также свидетельствует о земледельческой ориентации в воспитании потомства. Цель своего визита сваты объявляли предельно просто и ясно: "У нас есть сын, могущий держать косу, а у вас - дочь, умеющая держать серп, давайте поженим их". Религиозность обыденного сознания и приоритет веры над разумом закреплялись в сакрализованности многих направлений земледельческой практики (обряды и магические действия, сопровождавшие обработку земли и уборку урожая) и мифологизированности представлений о земле (как о выражении абсолютного добра, справедливости, наделение ее сакральной мощью). Результатом и следствием этих положений являлось воспроизводство сложившейся в течение веков традиционной крестьянской культуры. Её главной отличительной чертой в исследуемый период была особая императивность коллективных обычаев актуализации, аккумуляции и трансформации крестьянского опыта и слабое распространение индивидуальных начинаний и новаций. Традиции складывались из диалектически противоречивого взаимодействия двух тенденций:

а) сохранения архаических, проверенных многовековым опытом методов; б) введения в практику еще не ставшего общепринятым и устойчивым опыта положительных индивидуальных начинаний и экспериментов. Принципы практической целесообразности и здорового консерватизма жестко регулировали взаимодействие комплекса традиций и новаций и создавали уверенность в завтрашнем дне. Любое крестьянское хозяйство, по мнению исследователей, представляло собой са- мопроизводящуюся, практически автономную систему, создававшую для существования своих членов все необходимое, в которой потребности не очень стимулировались, а люди довольствовались малым, "довольство, <...> пропорциональное слишком умеренным требованиям" [14].

Между тем в дореволюционной историографии наблюдается два противоположных подхода к оценке агропроизводственных традиций земледельцев края. Количественное соотношение критических или позитивных оценок примерно одинаково. Позитивно настроенные авторы обвиняли земледельцев в консерватизме, критиковали их за приверженность к производственным традициям, когда все работы выполняются "таким же порядком и способом, как пахали и работали их предки за двести и триста лет". Некоторые авторы предлагали "увлекательной силой русского духа и обычаев" способствовать росту агрокультуры⁵ у "инородцев" (здесь: удмурты и марийцы. - Ё. В.), которую оценивали как крайне низкую [15]. Другая группа авторов позитивно оценивала культуру земледелия крестьян. Они писали, что "поселяне Вятской губернии, как русские, так и иноплеменные, преимущественно вотяки (удмурты. - Ё. В.), с особенным рачением занимаются хлебопашеством". Отмечали даже, что в обработке земли удмуртские крестьяне порой "стоят гораздо выше своих соседей - русских" [16]. Наиболее объективным представляется мнение чиновника Министерства государственных имуществ, инспектировавшего в середине XIX в. Вятскую и Казанскую губернии. Он отметил, что несмотря на разность племен, религии, языка, характера и обычаев "земледелие у этого разноплеменного народа имеет общий характер и не носит резкого отличия" [17]. Главными условиями успешного земледелия он и другие специалисты сельского хозяйства называли наряду с адаптированной к местным условиям агротехникой⁶ традиционный агрономический опыт, т. е. знания "свойств земель, <...> в каких местах и когда сеять семена, каким числом навоза удобрить" поле [18]. Речь идет о соблюдении важнейших принципов развития агрокультуры любого народа - приспособлении к конкретным природно-климатическим и социально-экономическим условиям, стремлении к практической целесообразности. Следовательно, традиции складывались в процессе гармоничного взаимодействия векового опыта и новейшего эксперимента.

Данное положение абсолютно верно для еще одной сельскохозяйственной отрасли - огородничества. В системе земледельческой культуры его место было незначительным. Во-первых, потому что в рационе питания крестьян лесной зоны основное место занимали хлеб и крупа. Во-вторых, потому что необходимая организму растительная пища пополнялась дикими травами (лебеда, дикая редька, хрен, луговой щавель, кислица, борщевик, крапива, сныть, полевой хвощ, полевой пастернак), весенними соцветиями ели и сосны (севериха и сосновая кашка, по вкусу отдаленно напоминающие землянику, отдающую смолой. - Ё. В.), орехами, грибами и ягодами. Например, в этнографической записке известного вятского краеведа Я. Мултановского "Деревенские природные лакомства" упоминается 12 наименований ягод, среди которых - земляника, малина, смородина, черника, клюква и иные "лакомства, заменяющие вятчанам яблоки", потому что в начале XX в. яблоневые сады и другие плодовые деревья и ягодные кусты были лишь на юге губернии "<...> и не только для себя, но на продажу" [19].

Многочисленные архивные документы и опубликованные краеведческие и этнографические материалы создают весьма критическое мнение об огородничестве. Архивные документы, например, утверждают, что "огороды у крестьян представляют жалкий вид: овощей у них почти и для себя не бывает", что крестьяне садоводством и "огородничеством почти не занимаются", в отличие от русских, "вотяки, черемисы и татары не думают о нём и часто не знают самых обыкновенных огородных овощей", да и в целом крестьяне овощи выращивают "в малом количестве, только для своего употребления", "про домашнюю экономию". Все же зафиксирована также позитивная оценка огородничества. Так, об удмуртах Слободского уезда Ф. Корнилов сообщал в 1839 г., что "из крестьян лучшие огородники - вотяки". Через много десятилетий губернатор Чарыков в 1870 г. снова отметил, что "лучшими огородниками в губернии считались вотяки, с любовью занимавшиеся земледелием" [20]. По архивным сведениям, овощи охотно выращивали жители городов и заводских поселков: сеяли капусту, лук, редьку, огурцы, потому что размеры усадебных земель и род деятельности не позволяли им заниматься полеводством. Общеупотребительными овощами также были свекла, хрен, хмель и картофель [21]. Таким образом, состав овощей, их агротехника у местных крестьян не отличались от русских, у которых они заимствовали также названия. Например, удмурты называли капусту - кубиста, хрен - кирень, картофель - картофка.

Культура огородничества, как и земледелия в целом, напрямую зависела от объективных природно-географических условий, например, от плодородия почвы, климатических условий и колебания атмосферных явлений. Историко-генетический метод исследования позволяет подтвердить непосредственное влияние природных факторов на огородничество всех этнических групп крестьян губернии и выявить общее и особенное. Так, в "малоплодородной северной" сельскохозяйственной полосе с преобладающими песчаными, кое-где каменистыми и сырыми торфяными почвами овощи выращивали "незначительные", "плохого качества", для своего употребления. Например, об огородничестве русских и пермяков Гординской волости Л. Братчиков с сожалением писал в 1865 г.: "Огородничество <...> в весьма жалком виде: огороды маленькие - грядок в пять, шесть, длиною сажени в три, четыре и удобряются кое-как. Садят лук, капусту, редьку <> Овощи мелкие: лук - с лесной орех, капуста - от половины до одного фунта, редька - в две четверти длины и три вершка толщины"⁷. Ему вторили другие наблюдатели и отмечали, что из-за неблагоприятных атмосферно-климатических явлений и плохих почв на севере губернии "картофель, посаженный на подзолистых почвах, почти всегда загнивает", "лук здесь получается мелкий, огурцы не созревают, капуста и калега часто погибают или от весенних заморозков, или вредных насекомых, не всегда удается и редька"

Слабое развитие огородничества подтверждает В. Г. Короленко, пребывавший в 18791880 гг. в Березовских починках Бисеровской волости Глазовского уезда: "Однажды Лукерья захотела меня угостить экстренным образом и поэтому подала <...> луковицу. <...> Каждый день Лукерья ставила на стол так называемые "шти". Но это не были наши щи: в них не было ни картофеля, ни капусты. У починовцев почти не было огородов" [23]. Такую практику мы наблюдаем на севере губернии.

Напротив, в "плодороднейшей сельскохозяйственной" южной полосе Вятской губернии культура огородничества была более развитой. Здесь преобладали песчано-иловатые (жирный суглинок) и черноземные (лесные перегнойные) почвы, на которых урожай овощей удавался лучше. Например, в 1870-е гг. в Варзиятчинском приходе Елабужского уезда удмурты и татары сажали картофель и капусту, а русские еще - лук, морковь, свёклу, редьку. По причине "недурного качества" почвы и значительности земельных угодий в с. Можгинском помимо перечисленных культур выращивали брюкву, редьку, горох, бобы. В Космодамианском приходе того же уезда, по словам наблюдателя, каждый хозяин разводил огурцы, лук, морковь, свёклу и картофель "в достаточном количестве для продовольствия, а иногда и на продажу". Сведения об осенних базарных ценах на овощи: "капусты сотня вилков - 60 коп., огурцов сотня - от 7 до 15 коп., редька пудовка - 7 коп., репы пудовка - 3 коп., гороху пуд - 50 коп., свеклы и моркови пудовка - по 5 коп." - говорят о высокой культуре товарного овощеводства в этой части губернии. Кстати, косвенным доказательством развития огородничества в средней полосе является перечисление уничтоженных непогодой и огородными вредителями огородных культур. В Сарапульском уезде овощи были посажены поздно из-за холодов, "затем бездождие задержало их рост настолько, что до конца мая росли тихо, местами стали погибать". Капусту уничтожили черви и жучок, а иней "погубил огурцы и тыквы, попортил картофель и лук" [24]. На рубеже XIX-XX вв. данная отрасль земледелия распространилась повсеместно. Подтверждение находим в этнографических записках и архивных документах. Н. Н. Блинов, характеризуя календарь работ удмуртов Карсовайского прихода Глазовского уезда, отметил в цикле весенних и осенних работ огородничество: дня три после окончания весеннего сева праздновали, затем исправляли изгороди на яровых полях, женщины белили холсты, сажали овощи (подчёркнуто мной. - Ё. В.), сеяли лен; в августе и примерно до половины сентября жали хлеб, пахали пары и сеяли озимую рожь, копали картофель, убирали овощи из огородов (подчёркнуто мной. - Ё. В.), возили снопы с полей на овины и ставили кабаны [25]. Архивные фонды также сохранили документы, свидетельствующие о наличии огородов на усадьбах, специально обнесенных изгородями для защиты от потрав скотом, и о судебных тяжбах по поводу потрав огородов соседями. Так, крестьянин Глазовского уезда Вологдин жаловался на соседа, который "вспахал у него посаженные в огороде две гряды картофеля и выгреб граблями две же гряды луку и, кроме того, засадил своими овощами шесть гряд" [26].

Отметим, что некоторые огородные культуры, например репа, долгое время производились в полевой системе. Находки семян репы на городище Иднакар Чепецкой археологической культуры (IX- XIII вв.) говорят о том, что она была широко распространена в период господства подсечно-огневой системы земледелия. Источники XVIII в. также отмечают посевы репы "на вызженной земле", на "новорасчистных местах". И в исследуемый период репу также сеяли на "репищах" - подсечных участках в лесу, постепенно перенося на старопахотные поля - "на особых участках, обносимых изгородью и довольно сильно удобряемых навозом" [27]. Лишь с 1916 г. она перестала фигурировать в губернских статистических сводках в качестве полевой культуры, потому что, как и картофель, была переведена в огороды. Тем не менее представления о ней как о полевой культуре сохранялись до второй четверти ХХ в. В лексике удмуртов и русских зафиксировано понятие полевая репа, в микротопонимике бытуют названия полей репное поле и репище. У кулигинских старообрядцев (современный Кезский р-н Удмуртии) картофельную яму и сейчас называют репником, что также свидетельствует об отставании лексических норм словотворчества от реалий культуры жизнедеятельности, в частности огородничества. Репа была важным продуктом питания и самым употребляемым в деревне лакомством. В защиту от потравы и ранних сроков употребления, особенно детьми, сельское общество на мирском совете принимало специальное установление до Ильина дня не рвать репу и горох. Кстати, также запрещалось вырубать плодовые кустарники и деревья (рябину, черемуху, орешник, кусты малины, смородины) в окрестных лесах и берегах речек. Старики деревни символически "ограждали" черемуховые лога иконами, а когда черемуха созреет, эту ограду "размыкали" и собирали плоды всей общиной, не ломая деревьев.

В структуре полевых посевов находился картофель ("земляные яблоки" - называют их источники XVIII в.). Его приспособление к крестьянскому хозяйству проходило в крае с большими трудностями. В конце XVIII в. он зафиксирован в приусадебных огородцах и одворицах горожан, чиновников и отдельных русских крестьян, а в XIX в. постепенно распространяется везде. Однако внедрение картофеля правительственными мерами с отведением под него четвертого поля в традиционном пашенном трехполье или "общественной запашки" из состава общинных угодий вызвало решительное неприятие крестьянами, вылившееся в 1830-1840-е гг. в "картофельные бунты". Сопротивление спровоцировали насильственные меры, нарушение структуры посевов и цикла земледельческих работ. Основное податное население России - крестьяне - небезосновательно усматривало во всей этой кампании повод для сбора дополнительных податей и налогов. Жители некоторых селений Сарапульского, Нолинского, Слободского, Глазовского уездов выкапывали посаженный под давлением чиновников картофель, разгораживали выделенные под картофель общинные поля, отказывались сажать его, говоря, что "на их земле, якобы неудобной, не будет родиться картофель, что посев оного для них обременителен" [28]. Причины неприятия новой культуры состояли в следующем: отсутствие традиций агрокультуры и агротехники; недостаток посевных площадей; требовательность картофеля к плодородным почвам - унавоженным карбонатным или дерново-карбонатным; нарушение налаженного цикла земледельческих работ; включение дополнительных рабочих рук и вложение средств в виде приобретения семян, внесения навоза, уборки. В силу названных обстоятельств в начале ХХ в. по занимаемой площади в структуре полевых посевов по губернии на долю картофеля приходилось всего 1,6%, в то время как в огородничестве он стал занимать ведущие позиции, а в системе питания стал "вторым хлебом".

Выращивание овощей было делом сложным, многоэтапным. Первоначально сеяли и выращивали рассаду в специальных рассадниках-вырец - небольших бревенчатых срубах на невысоких столбах. Их сооружали на солнечном безветренном месте в огороде. С появлением 2-4 листочков рассаду капусты рассаживали на грядки в огородах. Неблагоприятные климатические и почвенные условия не давали возможности женщинам (мужчины обычно лишь готовили землю под огороды) повышать культуру овощеводства. К тому же женщины не освобождались от выполнения полеводческого цикла работ (пахота, боронование, жатва). Недостаток прилежания в выращивании огородных культур восполняли магическими приемами и обрядовыми действиями. Для обеспечения богатого урожая в Великий четверг накануне Пасхи проводили символическую уборку огородных культур, собирали печную золу, полагая, что она обладает особыми свойствами защиты капусты от блошек. Перед ее посадкой примечали: если ночь на Арину-рас- садницу (5 мая по старому стилю. - Ё. В.) холодная, то лето будет холодное, овощи не вырастут. При высаживании рассады приговаривали магические слова-пожелания: "расти большая с мою голову", "будь пузата/пузаста, а не голенаста". В целом овощеводство в системе земледельческой культуры развивалось слабо и мало занимало умы и силы крестьянского населения.

Итак, анализ архивных документов и эт- но-краеведческой литературы дореволюционного периода Вятской губернии позволяет сделать выводы о богатстве направлений жизнедеятельности и жизнеобеспечения сельского населения, в которых самое важное место занимало земледелие. Все другие отрасли хозяйства могут быть названы вспомогательными. Анализируемые источниковедческие материалы содержат ценнейшие сведения об агрономических мероприятиях, технологии земледелия, орудиях труда и других производственных аспектах деятельности крестьян, в которых хватало места и овощеводству как средству пополнения источников питания и материального благополучия населения.

Примечания

сельский хозяйство аграрный земледелец

1. Российский государственный исторический архив (здесь и далее - РгИа). Ф. 36. Оп. 1. Д. 482.

2. РГИА. Ф. 379. Оп. 1. Д. 1290.

3. Романов Н. Переселения крестьян Вятской губернии (исследование губернского земского статистика). Вятка, 1880.

4. Архив Института истории Санкт-Петербургского отделения РАН. Ф. 36. Оп. 1. Д. 482.

5. Российский государственный архив древних актов (здесь и далее -РГАДА). Ф. 1355. Экономические примечания. Оп. 331, 333, 337, 341, 351, 355; См. также: Государственный архив Кировской области (здесь и далее - ГАКО). Ф. 574. Оп. 1. Д. 418, 940.

6. Вятский край на рубеже тысячелетий. История и современность: историко-статистический сборник. Киров, 2002. С. 611.

7. Итоги Всероссийской сельскохозяйственной переписи 1916 года по Вятской губернии. Вятка, 1916.

8. Цит. по: Обзор Вятской губернии за 1914 год, Вятка, 1915; Обзор Вятской губернии за 1915 год, Вятка, 1916; Итоги Всероссийской сельскохозяйственной переписи 1916 года по Вятской губернии. Вятка, 1916; Вятский край на рубеже тысячелетий. История и современность: историко-статистический сборник. Киров, 2002; Удмуртия в период Первой мировой войны. 1914-1918: сборник документов. Ижевск, 2006.

9. Романов Н. Краткие очерки уездов Вятской губернии. Вып. I. Вятка, 1875. С. 155.

10. Новиков А. Очерк сельскохозяйственных мероприятий Вятского губернского земства. Вятка, 1893. С. 16, 26, 30.

11. Труды Экономической комиссии при Вятской губернской земской управе. 1891-1896. Т. 1. Вятка, 1898. С. I.

12. Вятский край на рубеже тысячелетий. История и современность: историко-статистический сборник. С. 55-59.

13. Голубев П. А. Вятская губерния в ряду других губерний Европейской России. Вятка, 1896. С. 106; Подсчитано по: Итоги Всероссийской сельскохозяйственной переписи. С. 24.

14. Романов Н. Краткие очерки уездов Вятской губернии. С. 154.

15. Вятские вотяки // ВГВ. 1861. № 10; ВГВ. 1847. № 18; ВГВ. 1859. № 33.

Российский государственный военно-исторический архив (здесь и далее - РГВИА). Ф. 414. Оп. 1. Д. 41; РГИА. Ф. 1281. Оп. 11. Д. 37. Л. 6, 114, 364об., 365; Д. 38б. Л. 5об.-6; ГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 72. Л. 10; Блинов М. В. Историко-статистическое изве-стие о Камско-Воткинском заводе и тамошних вотяках // ЖМВД (Журнал Министерства внутренних дел). 1855. Ч. 11. № 3. С. 52.

16. Цит. по: Волкова Л. А. Земледельческая культура удмуртов (вторая половина XIX - начало XX века). Ижевск, 2003. С. 149.

17. Зябловский Е. Землеописание Российской империи. Вятская губерния. СПб., 1810. Ч. IV. С. 71-72.

18. Мултановский Я. Ф. Деревенские природные лакомства // Энциклопедия земли Вятской: в 10 т. Т. 8. Этнография и фольклор. Киров, 1998. С. 194-198.

19. ГАКО. Ф. 574. Оп. 1. Д. 418. Л. 21, 144, 393, 395, 448; Памятная книга и календарь Вятской губернии на 1860 год. Вятка, 1859; См. также: Вятский край на рубеже тысячелетий. С. 94.

20. ГАКО. Ф. 574. Оп. 1. Д. 418. Л. 21, 144, 395, 448.

21. Братчиков Л. Несколько слов о естественных богатствах Гординской волости и настоящем состоянии в ней сельского хозяйства // Вятские губернские ведомости. 1865. № 46; Материалы по статистике Вятской губернии. Глазовский уезд. Т. 8. Ч. 1. С. 133.

22. Короленко В. Г. Собр. соч.: в 5 т. Т. 5: История моего современника: Кн. 3, 4; Приложения / сост., подгот. текста, примеч. Б. Аверина. - Л., 1991. С. 17.

23. ГАКО. Ф. 574. Оп. 1. Д. 418. Л. 393, 395; Сельскохозяйственный обзор Вятской губернии за 1892-- 93 гг. Вып. 1. Зима и весна. Вятка, 1893. С. 58; Хрестоматия по истории Удмуртии: в 2 т. Т. 1: Документы и материалы. 1136-1917. Ижевск, 2007. С. 356.

25 Блинов Н. Н. Сельскохозяйственный быт пермяков и вотяков Карсовайского прихода (Глазовского уезда) // Вятские губернские ведомости. 1865. № 36.

26. ЦГА УР (Центральный государственный архив Удмуртской Республики). Ф. 108. Оп. 1. Д. 128, 188, 191.

27. Иванова М. Г. Удмурты // Финно-угры Поволжья и Приуралья в средние века. Ижевск, 1999. С. 233; РГИА. Ф. 91. Оп. 1. Д. 540.

28. РГИА. Ф. 91. Оп. 1. Д. 540; Столетие Вятской губернии. 1780-1880. Т. 2. Вятка, 1881. С. 461-462; Хрестоматия по истории Удмуртии. Ижевск, 1973. С. 63, 65, 66; Хрестоматия по истории Удмуртии: в 2 т. Т. 1. С. 328-329.

Размещено на Allbest.ru