Пожертвования движимого имущества и денежных средств являлось одним из важных источников монастырского дохода. Оно состояло из добровольных даяний. Причин для вкладов было множество - за поминовение, за погребение, за пострижение, за молебны и прочее. Значительная часть монастырских земельных владений всецело была обязана усердию вкладчиков. Пожертвования движимым имуществом, то есть деньгами, вещами, книгами, скотом, хлебом и т.п. и эти вклады можно разделить на две группы:

1. Единовременные.

2. Более или менее постоянные (ежегодные, «окладные»).

I. Первые единовременные вклады в Кирилло-Белозерский монастырь относятся к годам жизни преподобного Кирилла. Хотя он и заповедовал своей братии даже в нужде не просить у мирян милостыни. Причиной этого запрета было, прежде всего, его желание предостеречь монахов от вымогательства и обеспечение братии возможности нравственного влияния на мирян. Принимать добровольные пожертвования братии не возбранялось. Если кто-то присылал милостыню, за него молились. За князей, дававших в монастырь милостыню, сам преподобный молил Бога о здравии [59, с.143].

В послании можайскому князю Андрею Дмитриевичу в 1408 или 1413 году он писал о том, что братия молит Бога о здравии князя и поминает его милостыню. Если другие миряне приносили в монастырь милостыню - преподобный Кирилл не отказывался от нее. По свидетельству жития преподобного, некий боярин Феодор, иногда поймав осетра или двух, приносил в монастырь, и делал такое множество раз, и никогда с пустыми руками к святому не приходил [96].

Подобные вклады в монастырь делали и другие лица. Сам преподобный Кирилл называл вклады от князей «довольною милостыней». Иван Грозный на Стоглавом соборе указывал на то, что многие монастыри обеднели потому, что уставы их порушились, что они ослабли житием и благочестием, и поэтому они не оказывали на мирян никакого спасительного воздействия [94]. При жизни Кирилла вера князей и бояр выражалась в приношениях, которые отдавали в распоряжение монастыря, хотя действительная ценность могла преувеличиваться в глазах нестяжательной братии [71, с. 164].

По кончине преподобного, вклады продолжали поступать в монастырь. Игумен Трифон заботился об их увеличении, а его преемники, при которых монастырь приобретал земельные вклады, не отказывались от денежных и других взносов, которые принимались и во время расцвета нестяжательства. Даже Нил Сорский, до некоторой степени, не отрицал права монастырей на получение помощи от частных лиц, если эти вклады были нужны и не излишни [77, с. 246-247].

Достоверные сведения о пожертвованиях начинают появляться только с середины XVI века, когда были заведены вкладные и даяльные книги. В это время монастырь принимал вклады по разным поводам. Во-первых, делались вклады при пострижении. Однако, трудно решить, были ли эти вклады обязательными или нет. Древнейшие страницы вкладных книг о них не говорят. Но, с другой стороны, крупные вкладчики земель и денег в данных грамотах писали условие, чтобы игумен с братией в случае их желания, постригли их «за тем же вкладом», то есть за прежний вклад, а не за особый. Такие условия принял монастырь в отношении царевича Ивана Ивановича и многих других. В то же время видно, что за самые незначительные взносы при пострижении, имена вкладчиков иногда вписывали в синодики монастыря, не только в братский - в который заносились имена умерших старцев Кирилло-Белозерского монастыря, но и в те записи, в которые была возможность запись только за особую плату.

Таким образом, монастырь как бы признавал, что вклад сделан не по обязанности и назначал за него поминовение. Можно сделать вывод, что вклады при пострижении не всегда признавались обязательными, а если и были таковыми, то не вносились во вкладные книги. Так как в приходных казенных книгах за XVI век не видно поступлений от пострижения, то первое предположение звучит более правдоподобно. В конце же XVI-го и XVII-м веке вклады при пострижении становятся уже обязательными.

С XVII века сохранились грамоты царей, где зафиксированы их приказания монастырским властям постричь тех или иных лиц без вклада, по причине их бедности или ввиду их заслуг.

Что касается величины этих вкладов, то она была разной и начиналась от нескольких десятков алтын и выше. Судя по вкладным книгам, с 1566 года по 1624 год, было около 123 вкладов при пострижении на сумму менее 50 рублей каждый. Крупных вкладов, на сумму более 50 рублей, упоминается лишь 23.

Большая часть вкладов в этот период поступила в Кирилло-Белозерский монастырь за поминовение, заупокойное и заздравное. Это объясняется тем, что изначально эта практика исходила, с одной стороны, из всеобщего убеждения в необходимости церковного поминовения для спасения души и тела, а с другой стороны опиралась на веру в действенность молитв иноков, на которых в древности общество смотрело, как на более приближенных миру небесному, чем белое духовенство и миряне. Монашество казалось ступенью, соединяющей земной мир с небесным. Поэтому князья, бояре, белое духовенство и простолюдины за молитвой шли к инокам. Они делали вклады «на поминок души», то есть, чтобы устроить душу в загробной жизни, или хотели, чтобы братия молилась за их здравие. К концу XV века этот обычай стал повсеместным на севере России.

Выработалась целая система способов заупокойного поминовения, за каждый вид которой взымалась определенная плата. Эта система нашла применение в Кирилловом монастыре с XVI века. В это время заупокойное поминовение совершалось двумя способами: оно было или церковно-богослужебным или кормовым.

В первом случае имена лиц, за поминовение которых давались вклады в Кириллов монастырь, записывались в монастырские синодики, по которым и производилось церковное поминовение. Они принадлежали, в отличие от поминальных книг монастырю, а не частным лицам и состояли из больших книг, в которые вписывались поминания. Синодики разделялись на два вида - на вечные и повседневные. Вечный синодик - это объемная рукопись, в которую записывали в систематическом или хронологическом порядке всех персон, за поминовение которых был сделан тот или иной вклад, эти имена вносили «на веки» или «доколе монастырь стоит».

Вседневный синодик имел вид длинного списка, по обеим сторонам которого писались имена поминавшихся, затем он принял вид книги. В этот синодик записывался только перечень тех лиц, которые внесли вклад, и навеки здесь оставалась запись только о наиболее крупных вкладчиках. Люди, внесшие малый вклад, по прошествии определенного времени вычеркивались.

В конце XVI века упоминается особый синодик («свиток»), в который за пожертвования вносились лишь имена удельных князей, а также великих князей московских, царей и их родов [59, 144-148].

Включение в синодики и чтение их во время богослужения было не единственным способом поминовения. Иногда по вкладчикам пели «сорокоуст и служили 40 обеден» в одной или во всех церквях монастыря, иногда служили панихиды на 3-й, 9-й, 40-й день по смерти вкладчика. Если последний был погребен в Кирилловом монастыре - на его могилу ходили с кутьей для пения панихиды. Обедни также служили в день именин или в день смерти вкладчика, или в другие дни, обычно назначенные родственниками покойного или им самим. Чем ценнее был сделан вклад, тем чаще и торжественней были службы по вкладчику.

По самым щедрым христолюбцам, преимущественно царского рода, служил сам игумен с собором, то есть со всеми иноками Кирилло-Белозерского монастыря. По менее важным или менее щедрым вкладчикам, также княжеского или царского рода, служили тоже собором или полусобором, но уже без игумена.

Оценка вкладных предметов происходила в монастыре, при участии вкладчика и монахов, которые иногда занижали цену на предметы, но были случаи, когда вкладчик сам производил оценку, и цена завышалась, и монастырь нес убыток. Около 1595 года Иван Иванович Годунов дал жеребца, по своему отцу, за 15 рублей, но на самом деле, этот жеребец стоил 5 рублей, он же дал шубу из куницы тоже за 15 рублей, настоящая цена же ее - 8 рублей.

Кроме вещей и денег монастырь засчитывал в сумму вклада даже работу отдельных лиц. Например, около 1591 года старец Емфимий-часовщик сделал боевые часы в большом монастыре, его работа была записана во вкладную книгу и оценивалась в 50 рублей.

Монастырская казна со времени игуменства Афанасия и до второй половины XVII века получила огромные суммы и множество ценных предметов. Причина этого кроется в системе церковно-общественных отношений, сложившихся при Грозном и его преемниках. Исторический процесс поступления вкладов в Кириллов монастырь отражал религиозное настроение древнерусского общества и борьбу, происходившую в XVI веке на почве государственных и политических вопросов.

Щедрость Ивана Грозного была связана с его неспокойной совестью и благоволением к обители преподобного Кирилла, молитвам которого современники приписывали рождение Иоанна. В этих религиозных чувствах можно находить объяснение для многих вкладов царя, который стремился к отбиранию вотчин у монастырей, запрещал тарханы в Судебнике, жаловался на обнищание государевой казны, и в то же время, раздавал монастырям десятки тысяч рублей, предназначенных на покупку вотчин.

Однако Иван IV делал вклады не только в Кирилло-Белозерский монастырь, а и во многие другие. Чем крупнее монастырь - тем ценнее вклад. Однако, он редко давал вклады в обители, устроенные выходцами из Новгорода. Сумма вкладов Ивана Грозного менялась в зависимости от политических событий. Если в начале своего царствования, до 1560 года, он был очень расчетлив в своих пожертвованиях, то затем стал более щедр. Когда умерла его мать великая княгиня Елена Глинская, он дал всего 20 рублей, после смерти своей дочери Анны он дал 150 рублей.

В 1557 году по случаю пожара царь пожаловал игумену Матфею с братией 1000 четей ржи, в 1556 году дал по князю Семену Олабышеву 50 рублей. Всего монастырь до 1560 года получил от царя 370 рублей, 1000 четей ржи несколько ризничих вещей. С 1560 года после перемены в характере Грозного, когда его окружили новые советники, вклады его учащаются и становятся крупнее. В 1560 году он дал по своему племяннику князю Василию Юрьевичу 50 рублей. В этом же году по царице Анастасии 500 рублей, в 1563 году по сыну Василию Ивановичу - 100 рублей, затем при том же игумене - 200 рублей за здравие княгини - инокини Евдокии Старицкой [59, с. 159-163].

После учреждения опричнины в 1565 году Иван Грозный хотел утвердить свое жительство где-нибудь на севере. Задумывая перенести опричную столицу в Вологду, строя там город и дворец, он в то же время готовил себе помещение в Кирилло-Белозерском монастыре, постоянно посылая с этой целью туда вклады. В 1567 году он дал 200 рублей на кельи, в этом же году он с царицей Марией и сыновьями Федором и Иваном дал золотые потир, блюдце, звезду, копье, ложицу, 4 атласных покрова на раку чудотворца Кирилла и лично Иван Грозный с царевичем Иваном приложили еще 2 покрова [1, л. 46].

В 1567 году по Ионе Мотякине было дано 50 рублей, в этом же году царь послал в монастырь серебряный ковш. В 1569 году, когда сам царь с семьей были в Кирилловом монастыре, он пожаловал три образа, обложенных серебром, кроме этого, выдали братии 500 рублей, чтобы та молилась за здравие членов царской семьи. В это время у Грозного развилась мнительность и боязнь за свое здоровье и здоровье семейства, поэтому он все чаще и чаще присылает вклады за молитвы о здравие. Присылая, по великой княгине Марии 500 рублей, он в 1569 году жертвует «за себя» серебряный кубок для церковного вина, серебряную чару.

Дети Ивана Грозного были не менее щедры. В 1570 году князь Иван Иванович дал в свою келью образ, деньги на кельи - 200 рублей и 1000 рублей себе на кормы заздравные. В это же время Федор Иванович дал образ для своей кельи, 600 рублей на кельи и на кормы. В феврале 1571 года Иван IV пожаловал в Кириллов монастырь 100 пудов меда, затем царь дал деньги на содержание подворья, принадлежавшее Кириллову монастырю.

Тревога за здоровье членов семьи не покинула Грозного, и в 1572 году он дал 2000 рублей в монастырь, чтобы братия молилась за здравие его и его семьи.

В последнее десятилетие своего правления царь жертвовал деньги на поминовение опальных лиц, обвиненных в государственных преступлениях. Его вклады в это время превысили 10 тысяч рублей. В 1574/5 году он прислал 70 рублей по княгине-инокине Александре «княж Юрьевской Васильевича», в этом е году по князю Василию Владимировиче - 50 рублей, в 1576/7 году по князю Богдану Волосскому - 100 рублей. В мае 1580 года Грозный выдал из своей казны 2500 рублей по князю Андрею Палецкому.

В 1581 году он пожертвовал по своему сыну Ивану 2000 рублей и при игумене Игнатии - 9 коней, ценой в 355 рублей, также он дал коня ценой 30 рублей по Григории и Александре Колтовских, а в 1583/4 году по князю Владимире Андреевиче прислал платья на 254 рубля, по Ивану Висковатому - платья на 165 рублей, по Василии Умном - судов на 53 рубля. Кроме этого были сделаны 4 общих вклада по опальным: по князю Андрее и Ефросинье Старицких, и их сыне Владимире с супругой и детьми - 90 рублей; по князю Михаиле Черкасском - 130 рублей; по князю Александру Воротынскому - 265 рублей; по князю Дмитрию Палецкому - 120 рублей; по князю Михаилу Кубенскому - 40 рублей. Всего за первую дачу царя по опальным монастырская казна получила 870 рублей. Во второй раз Иван Грозный дал по опальным 900 рублей. Третий раз - 1683 рубля по князьям: Юрию Ивановичу, Андрею Ивановичу, Юрию Васильевиче, Владимире Андреевиче с семьей, Петру Щенятеву, Ивану Кубенскому, Михаиле Морозове, Дмитрие Палецком и Иване Хабарове. В четвертый раз Иван IV дал в монастырь 1300 рублей. За эти четыре вклада монастырь обогатился на 4754 рубля. [59, с. 165-170].

Кроме этого Грозный прислал в монастырь драгоценные облачения (ризы, стихарь, поручи, епитрахиль и пр.) [1, л. 51; 2, л. 343, 361 ] на сумму 6000 рублей. Общая стоимость всех вещей, пожалованных Грозным в монастырь, составляла примерно 28 тысяч рублей. Деятельность Ивана Васильевича нисколько не препятствовала обогащению Кирилло-Белозерского монастыря, напротив, его вклады стали самыми крупными в истории обители.

Общая сумма последующих поступлений от лиц царского рода до второй четверти XVII века уступала вкладам Грозного в пять раз. После смерти Грозного больше всего вкладов в монастырь поступало от его сына Федора Ивановича и Бориса Годунова. Первый дал по отцу 1300 рублей, затем еще 300 рублей, и по дочери Феодосье 500 рублей. В царствование Федора монастырь получил 2183 рубля.

Несколько значительнее были вклады Годунова. В 1598 году он дал по Федору Ивановичу 1119 рублей, в 1601 году - 500 рублей, в этом же году - по князю Ивану Михайловичу Глинскому - 30 рублей, в 1604 году по царице-инокине Александре - 500 рублей. Он же раздал монастырской братии поручные деньги, часть из которых была отдана старцами в монастырскую казну. Всего от Бориса Годунова было получено 2276 рублей.

Однако иноки утверждали, что «Борис ненавидел святое место», т.е. делая пожертвования, он в то же время брал из монастырской казны еще более существенные суммы на государственные потребности. Его вклады приобрели фиктивное значение. Другие представители царского рода конца XVI начала XVII века жертвовали в Кирилло-Белозерский монастырь значительно меньше Ивана Грозного.

Во время Смуты вклады от царских особ и вовсе прекратились. После Литовского разорения при царе Михаиле Федоровиче они не отличались обилием. Только при Алексее Михайловиче ситуация несколько изменилась. Он дал в монастырь 45 тысяч рублей и серебряный ковш. Однако, действовал он в политических интересах. На эти деньги была построена крепость Нового города, которая должна была защитить монастырь от нападений врагов.

В общей сумме за 100 лет (до второй четверти XVII века) монастырь от представителей царского рода получил 34 645 рублей, если причислять вклад великого князя Василия Ивановича в 1000 рублей. Таким образом, из монархов наиболее содействовал обогащению монастыря Иван Грозный. Поступления от его преемников могли быть вызваны уже укоренившимся обычаем [60, 170-172].

Во вкладных книгах Кирилло-Белозерского монастыря указываются многочисленные вклады от жертв опалы эпохи Грозного, тогда как впоследствии их количество сильно уменьшается и увеличивается только к Смутному времени.

Среди вкладчиков середины XVI века из рода удельных князей можно выделить семью Старицкого Владимира Андреевича, которого во время болезни царя называли главным претендентом на престол и который впоследствии был казнен с семьей по царскому приказу. При игумене Афанасии этот князь вместе со своей матерью Ефросиньей был усердным вкладчиком в Кириллов монастырь. Они оба дали по князю Андрее Ивановиче (отце кн. Владимира) 100 рублей, а княгиня Ефросинья дала по себе и по сыну еще 100 рублей. Затем князь Владимир снова дал по отцу 100 рублей, «Да княгиня же Ефросинья дала по своем отце князе Андрее Хованском, да по матери княгине-инокине Варсонофии Хованской, да по брате своем по князе Иване Андреевиче 100 рублей. Да княгиня же Ефросинья дала по сестре по своей по княгине по Фетинье Пронской 50 рублев». Также в 1566 году она дала в монастырь образ Умиления Пресвятой Богородицы и хоругвь, которые был обильно украшены драгоценными металлами и камнями [27, с. 13, 23].

Немало Старицкие жертвовали и хлебом. Всего от этой семьи монастырь получил 575 рублей, 8000 четей хлеба и до 60 драгоценных церковных вещей. Из числа других лиц удельно-княжеского рода поступали вклады от княгини-инокини Александры, вдовы племянника Ивана Грозного Юрия Васильевича, которая после 1564 года дала по своему князю «летник отласен» с золотом, ценою в 25 рублей. Но и эта княгиня была в опале, ее имя было занесено в известный кирилловский синодик по опальным.

Значительную часть вкладчиков составляли представители боярских родов. Иван Иванович Колычев дал 10 рублей, 3 образа, 2 шубы, его сыновья Федор и Василий в 1553 году дали по духовной грамоте отца 200 рублей, затем Федор - 3 образа, 1 книгу, золотой крест и 225 рублей. В 1574 году Василий пожаловал в монастырь 200 рублей. Всего от представителей этой семьи одними деньгами поступило 735 рублей.

Князья Воротынские, также подвергавшиеся гонению со стороны Грозного, внесли большой вклад в монастырскую казну. Князь Иван Михайлович дал 100 рублей, затем его сыновья Владимир и Михаил, вдова, и остальные члены семьи регулярно делали вклады. В период 1548-1623 гг. они пожертвовали 1370 рублей и множество драгоценных предметов церковного быта [14, л. 260, 282, 294 об., 447 об. ].

Князья Палецкие пожертвовали 1025 рублей, кадило [2, л. 55], образ, ширинку из тафты с шелком [14, л. 6, 288 об.], чарку и многое другое из церковной утвари. Князья Кубенские дали в Кириллов монастырь 100 рублей, позолоченный ковш с подписью Ивана Семеновича[14, л. 343].

Хабаровы дали в обитель 1450 рублей, 400 четвертей ржи, 5 книг и 1 коня. Хабаров Иван Иванович дал три серебряных чарки с подписью и серебряный ковш с подписью [14, л. 342, 344]. Князья Голицыны в начале XVII века с 1598 по 1615 г. пожертвовали денег, вещей и хлеба на 442 рубля.

От бояр Шереметевых с 1558 по 1610 г. монастырь получил 1864 рубля, раку из кипарисных досок [27, с. 5], ожерелье, ширинку, коня, плащаницу, украшенную золотом и серебром, серебряную лампаду [1, л. 381, 614 об.]. От князей Нащокиных - 1312 рублей, шубу и коней. Князья Шуйские - 632 рубля, Скопины-Шуйские - 100 рублей, Воронцовы -икону Живоначальной Троицы в серебряном окладе, с драгоценными камнями яхонтами, бирюзой [27, с. 16], колокол, ризы, оклады на образы, коня, 249 рублей. Трубецкие - 200 рублей и шелковые ризы [14, л. 259 об.].

Всего от перечисленных родов монастырь получил 10 252 рубля, не учитывая пожертвований вещами, неоцененными во вкладных книгах и описях.

Судьба многих ценных вкладных предметов церковного обихода была трагична. Как показывают архивные источники, на протяжении XVIII- первой половины XIX века они постепенно исчезали из обители. На этот факт обратили внимание архимандрит Варлаам, который составил описание древностей и редких вещей Кирилло-Белозерского монастыря в 1859 году [27, с. 3-4, 84-86], и профессор Н. В. Покровский, который в 1911 году опубликовал опись вещей, вывезенных из Кирилло-Белозерского монастыря в 1785 г. в московскую Синодальную контору [62, 89-248].

В 1818 и 1823 гг. из самой поздней описи 1802 г. были исключены 334 иконы, 8 киотов, 78 крестов, 23 панагии, 21 складень, 2 ризы, епитрахиль, поручи, набедренник, палица, 3 пелены, 2 убруса, ожерелье и пр. Кроме этого церковную посуду переплавили на серебро, которого получили полтора пуда. Сюда попали вклады Ф. И. Шереметева, И. И. Кубенского, два блюдца и серебряная звезда, данные Иваном Грозным и многое другое.

Записи вещей в описи 1802 года свидетельствуют об уничтожении икон, мощей, крестов, церковной посуды: потиров, дискосов, звездиц, чарок, ковшей и пр., и речь идет не о рядовых предметах, а о раритетах, возраст которых зачастую очень велик. Систематическое разорение ризницы Кирилло-Белозерского монастыря началось с конца XVIII века, когда по инициативе новгородского митрополита Гавриила была организована первая массовая распродажа монастырских вещей под предлогом их ветхости.

При составлении описи 1771-73 гг. были учтены все оставшиеся сокровища, но затем их отправили в Москву в Синодальную контору для оценки стоимости. Затем, при Екатерине II, распоряжаться этой ризницей должен был князь Г. А. Потемкин, но после его смерти Екатерина велела взять ризницу в Синод.

Процесс уничтожения, продаж и переделки монастырских вещей продолжался и впоследствии, о чем свидетельствуют единичные сохранившиеся произведения из ризницы Кирилло-Белозерского монастыря. В 1920-е гг. усилиями сотрудников Государственного музейного фонда были спасены от расхищения и гибели и остававшиеся в ризнице памятники. Некоторые из монастырских памятников находятся в частных или государственных музейных собраниях[64, с. 396-402].

Кирилло-Белозерский монастырь - это один из богатейших монастырей средневековой Руси. Благодаря покровительству политической элиты, он смог стать хранителем сотен и тысяч памятников древнерусского искусства. Богатые и знатные люди отдавали в монастырь для спасения своей души дорогие вещи. Это одна из главных причин процветания монастыря. Такое явление как вкладничество, сделало монастырь объектом культурного наследия, хранителем огромной коллекции древнерусского церковного искусства.

ГЛАВА 2. МОНАСТЫРЬ И ГОСУДАРСТВО: СУДЬБЫ РУССКОЙ АРИСТОКРАТИИ