Сами по себе новеллы в «Декамероне» не являются разрозненными, это произведение достаточно целостное. Обрамление предполагает скопление новелл изнутри, выступает как органическая часть общей художественной структуры [84]. Это делает

«Кентерберийские рассказы» Джеффри Чосера схожими с

«Декамероном». Боккаччо удается не просто собрать рассказы с их переосмыслением, но еще и показать, как этот процесс происходил. Композиционно «рама» выступает в совершенно новом качестве: в пределах обрамления индивидуализм перерастает в исторически новое общественное явление.

При этом в «Декамероне» само обрамление является сложным, двухступенчатым. Первая ступень - это авторское «я» самого Боккаччо, во второй ступени эстетически воплощается гуманистическая целостность видения мира. Кроме того, можно выделить достаточно тесную связь между рассказчиками в «Декамероне» и авторским «я» самого Боккаччо [76]. Сами же рассказчики друг на друга похожи способами изложения.

До сих пор среди литературоведов (исследования А.Н. Веселовского, А.К. Дживелегова, В.Э. Крусмана, М.П. Алексеева, А.А. Аникста, Ю.М. Сапрыкина, Г.В. Аникина, Н.П. Михальской и т.д.) существует устоявшееся мнение относительно того, что

«Кентерберийские рассказы» были написаны под влиянием

«Декамерона».

Мы рассмотрели особенности «Декамерона» Боккаччо, теперь обратимся к пониманию композиционных соответствий произведений Боккаччо и Чосера.

Открывает произведение Чосера «Общий пролог», где вырисовываются облики действующих лиц. Именно в Прологе автор задает основной композиционный принцип, который будет использоваться в дальнейшем. Паломникам предлагается рассказывать занимательные истории, и именно эти истории выступают завершенными поэтическими новеллами.

В целом можно сказать, что «Кентерберийские рассказы» относятся к древней жанровой традиции сборника повестей, новелл, которые объединены общей сюжетной «рамкой». В данном случае такой рамой выступает ситуация беседы, чередование рассказчиков. Однако нужно учитывать, что эта достаточно распространенная традиция, в которой создано большое количество произведений мировой литературы, претерпела под пером Джеффри Чосера важные изменения. Автор стремится к передаче основного сюжета с позиции большей естественности, большей значимости, что позволяет более естественно обрамлять вставные новеллы. Кроме общего пролога характеристика паломников содержится также в прологах, которые непосредственно предваряют их рассказы [22].

Динамичный и изобразительно выстроенный сюжет даёт Чосеру возможность использовать или спародировать едва ли не все жанры средневековой литературы. Так, одним из основных жанровых составляющих данного произведения, является уже описанная нами новелла. Однако помимо новеллы в произведении присутствуют элементы многих других средневековых жанров. Рыцарь излагает историю в духе рыцарского романа. Игуменья рассказывает легенду о замученном христианском мальчике - это уже жанр жития. Плотник же повествует смешную и непристойную историю в духе скоромного городского фольклора, напоминающего жанр фаблио. Басенный характер имеют рассказы монастырского капеллана и эконома. Рассказ продавца индульгенций содержит элементы фольклорной сказки и притчи.

При рассмотрении композиции произведения необходимо отметить, что все рассказы паломников возникают как будто бы случайно, вытекают из обстоятельств бесед, при этом каждый из них дополняет либо оттеняет предшествующее повествование, что их тесно связывает с обрамляющей «рамкой», новеллой [17].

Можно сказать, что композиционное новаторство Джеффри Чосера представляет собой в рамках одного произведении синтез жанров. Практически каждый рассказ обладает собственной, неповторимой жанровой спецификой, что делает «Кентерберийские рассказы» своеобразной «энциклопедией» средневековых жанров [76].

В произведении «Декамерон» Боккаччо до высокого совершенства доводит только один жанр - существовавшую ещё до него в итальянской литературе небольшую прозаическую повесть-новеллу [76].

Боккаччо в «Декамероне» опирается на латинские средневековые сборники рассказов, на восточные причудливые притчи; зачастую им пересказываются маленькие французские рассказы с юмористическим содержанием, так называемые «фабльо» или «фаблио». Однако Чосер идет гораздо дальше, как мы видим на примере его «Кентерберийских рассказов».

Произведение Боккаччо «Декамерон» - это не просто сборник, в который входит сто новелл, это художественное и идейное целое, которое продумано и выстроено в соответствии с определённым планом. Новеллы в «Декамероне» одна за другой следуют не произвольно, но в определенном порядке, который достаточно строго продуман. Скрепляет эти новеллы, как мы уже отмечали, обрамляющий рассказ, вступлением к книге, своеобразный композиционный стержень. При подобном построении рассказчики различных новелл выступают как участники обрамляющего, вводного рассказа [84].

В целом, можно отметить, что возможно, Джеффри Чосером в создании «Кентерберийских рассказов» был заимствован композиционный прием, использованный раньше Боккаччо в создании

«Декамерона». И, тем не менее, у Чосера обнаруживается более тесные связи между отдельными рассказами с их обрамляющим повествованием. Джеффри Чосер стремится к большей значимости и естественности основного сюжета, который обрамляет «вставные» новеллы, что отсутствует в произведении Боккаччо. поэт персонаж нарративный новелла

Произведение Чосера, несмотря на одинаковую с «Декамероном» композицию и наличие нескольких случайных сюжетных совпадений, можно назвать полностью уникальным. Отметим, что в рассказах, которые по сюжету сопоставимы с Боккаччо, Чосер ведет повествование всегда более подробно, более развернуто и детально, во многих моментах оно выступает и более насыщенным, начинает обладать большей драматичностью и значительностью.

И если можно говорить по отношению к «Кентерберийским рассказам» относительного жанрового разнообразия этого произведения, в сравнении с ним «Декамерон» представляет собой произведение, где представлен только новеллистический жанр, хотя и доведенный до совершенства [76]. Но, конечно, это не значит, что для мировой литературы произведение Боккаччо представляет гораздо меньшую ценность. У каждого писателя свои задачи, каждое произведение несет свою определенную миссию. Так, Боккаччо созданным им «Декамероном» разрушает религиозно-аскетическое мировоззрение, давая необычайно яркое, полное, разностороннее отражение современной ему итальянской действительности. Боккаччо удается вывести целую галерею фигур, которые взяты им из разных слоёв общества, и наделить их типичными чертами.

Именно «Декамерон» Боккаччо позволил утвердить новеллу как самостоятельный полноправный жанр, и «Декамерон», который был проникнутый духом современной национальной культуры, стал выступать как образец для множества поколений не только итальянских, но и европейских писателей, что мы и видим на примере Чосера.

Для лучшего понимания композиции «Кентерберийских рассказов» можно сравнить его с произведением Чосера «Легенда о примерных женщинах». В «Легенде» и в «Кентерберийских рассказах» Чосером даются два структурно разных решения проблемы обрамленной композиции. В «Общем прологе» к «Кентерберийским рассказам» поводом является желание развлечь паломников, идущих в Кентербери. «Легенда» объединяет любовное видение (в Прологе) с собранием рассказов, а Общий пролог к «Кентерберийским рассказам» предполагает реальную ситуацию. Кроме того, существует и различие в способе представления: истории «Легенды» излагаются рассказчиком, которым, вероятно, является сам Чосер. Их объединяет тематическая нить, но между ними нет «драматических» связей, основанных на действии. В «Кентерберийских рассказах» Чосер появляется как один из паломников-рассказчиков и в то же самое время как рассказчик- репортер. В сборнике Чосера есть драматическое действие, хотя оно и характеризующееся отрывочностью и неполнотой, которые, тем не менее, связывает каждую историю с последующей (такие закономерности можно проследить в отношении целого ряда историй) [12].

«Легенда о добрых женщинах» состоит из Пролога и девяти легенд. В Прологе к «Легенде» Чосер пытался предложить структурную мотивацию для обрамления собрания рассказов. Фигура Альцесты должна была обеспечить мотивацию для повествования легенд. Это была смелая попытка со стороны поэта объединить видение с собранием историй.

Сюжетная рама «Кентерберийских рассказов» несколько иная. Хозяин Гарри Бейли изобретает игру-состязание, которая развлечет паломников в их долгой поездке к Кентербери и обратно: каждый из них должен рассказать по две истории, но это еще не все. По окончании пути тот, кто рассказал наиболее поучительную и интересную историю, будет награжден обедом, который обещает быть роскошным. Другими словами, это своего рода «путевое» литературное соревнование, основанное на устном повествовательном мастерстве, с перспективой гастрономической награды. Но события не разворачиваются по плану:

паломники не достигают Кентербери, не говоря уже о возвращении; и призовой обед тоже не состоится. В конце двадцать четвертой истории хозяин объявляет, что только одной истории недостает, чтобы закончить его план. И ее рассказывает, вернее, проповедует, Пастор, и под воздействием его проповеди автор вводит отречение, в котором имплицитно представлен создатель книги, пытающийся повиниться за те греховные истории, которые были рассказаны. Он благодарит Бога за те религиозные произведения, которые он написал, за перевод

«Утешения философии» Боэция. И, наконец, он сам готовит себя к раскаянию и перерождению, которое, как он надеется, дарует ему спасение в Судный день [58].

Таким образом, «Кентерберийские рассказы», хотя они и не закончены, но все же имеют окончание, несколько отличающееся от того, что намечал Гарри Бейли, организующий действие всего нарратива. И все же рассказы не имеют совершенной архитектурной последовательности: они представляют собой несвязанные фрагменты разной величины, которым предшествует «Общий пролог».

Можно найти объяснения таким противоречиям. В первую очередь, конечно, это поспешное приближение смерти автора. Кроме того, некоторые литературоведы объясняли это тем, что автор был органически неспособен закончить собственную работу.

В самой структуре «Кентерберийских рассказов» - паломничество

- заключается скрытое аллегорическое значение, в котором паломничество в Кентербери предстает как паломничество человеческой жизни к Иерусалиму, Небесному Граду [39]

Кроме того, основываясь на более ранних исследованиях, можно отметить, что в «драматическом принципе» заложена объединяющая форма всей работы: три фактора развития действия (соответствие между рассказом и рассказчиком, внешнее побуждение, внутреннее побуждение), управляющие выполнением паломниками обязательств.

В целом можно сказать, что структурная модель

«Кентерберийских рассказов» является сплетением целого ряда историй в лабиринте, который Чосер упомянул еще в произведении

«Дом Славы». В связи с этим особенно важным является замысел, который преследует Чосер в «Кентерберийских рассказах» и который делает этот сборник новелл таким сложным [66].

В произведении сам Чосер представляется читателю одним из персонажей-паломников, совершающих путешествие к Кентербери. Именно он появляется в гостинице Габард, присоединяется к группе паломников, слушает слова Хозяина и отправляется к могиле Бекета. Как никому не известный паломник и малоуспешный рассказчик, он сообщает историю о сэре Топасе. Когда его прерывают, он начинает рассказывать о Мелибее. Он в нарративе проявляется как обычный наблюдатель, которому ближе мирские интересы. Этот паломник Чосер является повествовательным «Я» всего действия, так называемой рамы, обрамления [63].

Безусловно, «Кентерберийские рассказы» отнюдь не являются дневником, в связи с чем можно предположить, что паломник Чосер в своей памяти освежает то, что им было увидено и услышано. Это разные события - появление разных паломников, их характеры, особенности, лица, беседы, конфликты и, наконец, истории. Подобная нарративная двусмысленность (Чосера-паломника и нарратора против паломников-рассказчиков) отражается в конце «Рассказа Студента», где студент, который только что рассказал историю Гризельды, желает спеть песню, за которой описывается «послесловие Чосера», в связи с чем непонятно, кто именно выступает рассказчиком - сам студент или Чосер-нарратор.

Эта двусмысленность в «Кентерберийских рассказах» часто является значимой: например, в случае с Мельником, который, находясь в подпитии, обещает сообщить свою историю, однако повествует ее хорошим литературным языком при соблюдении рифмы и в совершенной организации, что не соответствует его состоянию. Здесь нарратором снова негласно обнаруживается его присутствие. Проведенный анализ позволяет говорить о наличии в «Кентерберийских рассказах» Чосера имплицитного нарратора, который себя не называет, но, тем не менее, часто оказывает влияние на ход рассказывания историй.

В целом, сам нарратор представляется как рассказчик историй, представленных другими, и в то же самое время как автор книги; отметим, что похожий прием Чосер использовал и в «Троиле и Крессиде».

Отметим также, что в «Кентерберийских рассказах» композиционное обрамление, по сути, выступает национальным [11]. Такова обстановка места действия новелл: это таверна у ведущей в Кентербери дороги, это толпа паломников, где, по сути, представлено практически все английское общество.

Таким образом, нарратор поэм-видений и «Троила и Крессиды» одновременно находится как творец над текстом и как персонаж внутри него. Он человек, который создал этот текст. Иногда нарратор в тексте сообщает и о других своих произведениях («Легенда о добрых женщинах»). Он - создатель других рассказчиков и он же вымышленный рассказчик среди других рассказчиков, человек, дающий отчет перед своей совестью. Чосер конца «Кентерберийских рассказов»

- это одновременно для читателя тот «Я», который рассказывает историю паломничества, и «Я» того, кто рассказывает «Сэра Топаса» и

«Мелибея». Не исключено, что все представленные в сборнике новелл истории были прочитаны публично, чем и объясняются некоторые повторения, использование формул, прямые вопросы аудитории, просьбы о внимании, нарративные переходы.

Эти истории, рассказанные паломниками другим путешественникам, воспроизводят социальную и литературную действительность того времени, отношения между текстом, его автором и читающей публикой.

2.2 Мастерство Чосера в создании образов персонажей

Сборник новелл содержит рассказы паломников. Как мы уже упоминали, для того, чтобы, так или иначе, скоротать время, каждым из паломников рассказывается сказка либо повесть. При этом сама группа паломников находится в постоянном движении, в котором проявляются их особенности, характерные черты. Паломники передвигаются, останавливаются на ночлег в трактирах, знакомятся с прохожими, разговаривают, обмениваются репликами, комплиментами, зачастую даже ударами.

Каждый рассказ паломников вызывает целые, живо описанные, комические сцены - каждое повествование обсуждается, паломники спорят друг с другом, высказывают собственные мнение. Это все позволяет Чосеру создавать серию интермедий, а в них - абсолютно разнообразных характеров и типов.

Подбор рассказов связан с самими рассказчиками: каждое повествование соответствует индивидуальному характеру, общественному положению, у каждого рассказчика собственная манера [56].

Так, рассказ исповедника похож на проповедь, его заканчивает приглашение покупки индульгенции, предложение что-нибудь пожертвовать на церковь. Непременно желает говорить нищенствующий брат, однако ему мешает гнев, поэтому из его рассказа ничего не получается.

Необыкновенно ярко изображенный писателем комический тип - мещанка из Бата. Автор показывает нам толстую жизнерадостную болтунью, уморившую нескольких мужей. Она, прежде чем начать свое повествование, рассказывает о себе несколько важных подробностей, но еще ярче характеризует ее рассказанная ею история. Батская ткачиха является одним из самых ярких характеров среди паломников.

Рыцарь, в соответствии со своим саном, представляет придворную изящную повесть о Палемоне и Арсилае (здесь прослеживается подражание Боккаччо, произведению «Тесеида»). В «Кентерберийских рассказах» оксфордский клерк повествует о Гризельде; монах рассказывает о превратностях судьбы и при этом приводит примеры тех, кто эти превратности испытал. У каждых своих роль - пьяный мельник представляет непристойную повесть, исполненную в духе фабльо и так далее.

В целом можно сказать, что «Кентерберийские рассказы» Джеффри Чосера являются нравоописательным романом, где автор практически с натуры списывает типы и нравы современного английского общества [39].

Чосер при этом с особенным удовольствием и симпатией изображает представителей низших сословий, показывая их глубокое знание. Материалом для него служили наблюдения, которые он производил в процессе всей жизни, богатой различными переменами и встречами.

Не исключено, что влияние учения Уиклифа сказалось при изображении характера нищенствующего брата, склонного к лицемерию и корыстолюбию, который, по его собственным словам, питался исключительно Библией. Он даже больного увещевает вместо утешения, в основном, побольше давать Библию монахам, которые забыли о библейских нравственных заветах. Джон Уиклиф был английским богословом (1320/24 - 1384), основателем учения виклифистов, отошедшим от ортодоксии католицизма и выдвинул теорию, в соответствии с которой только праведность дает право на владение и собственность, и гражданская власть должна решать, кому сохранять собственность из церковников, кому нет. Он считал, что собственность - это плод греха, исповедь - насилие совести, считал, что каждый человек с Богом связан напрямую, без посредников [43].

Кроме того, влияние этого учения ощущается в изображении образцового священника, выступающего как истинный пастырь церкви, также Чосер с этих позиций рисует благочестивого крестьянина. И, тем не менее, неизвестно, принадлежал ли сам Чосер к последователям Уиклифа. Отметим, что в фабльо, авторами которых выступали правоверные католики, встречаются и сатирические изображения пастырей церкви.

В «Кентерберийских рассказах» показаны практически представители всех слоев английского общества в средние века [54].

Открывает галерею образов портрет рыцаря. Его камзол в многочисленных походах поизносился, «потерт кольчугой, пробит и залатан»; этот рыцарь воевал с язычниками и сарацинами, он ходил в поход на Литву, брал Александрию. Рядом с ним автор показывает кряжистого, бритоголового йомена с лицом, которое опалено солнцем и обожжено холодным ветром. Вот перед читателем монах, который любит «охоту и богомолье - только не работу»; заплывший жиром, его «проворные глаза запухли». Показан и купец, который рассуждает о том, «как получать и сберегать доходы», и студент из Оксфорда, «обтрепанный, убогий, худой, измученный плохой дорогой».

При помощи нескольких штрихов Чосеру удается точно и емко обрисовать внешний вид всех паломников, их костюмы и повадки. Даже эти лаконичные замечания позволяют представить людей определенной эпохи, определенных социальных слоев общества.

При описании своих героев, при создании образов персонажей Чосер не жалеет красок. Как пример приведем портрет мельника:

Лопатой борода его росла.

И рыжая, что лисий мех была. А на носу из самой середины

На бородавке вырос пук щетины Такого цвета, как в ушах свиньи;

Чернели ноздри, будто полыньи; Дыханьем грудь натужно раздувалась,

И пасть, как устье печки, разевалась [79].

Новеллы, достаточно разнообразные по своему характеру, в

«Кентерберийских рассказах» сливаются в единое поэтическое целое; в результате чего мастерство Чосера проявляется в создании яркой, реалистически правдивой картины английской действительности [18]. Ему удается раскрыть эпоху через облик ее представляющих людей, показать множество деталей, большое количество подробностей бытового характера, особенно писателю удаются беглые, но точные портретные характеристики персонажей произведения.

Чосеру удается создавать образы-амплуа. Такие образы он периодически создает на базе профессионально-сословной характеристики с несоответствием ей героев. Его типизация достигается при помощи дубликации, на базе умножения похожих образов. Например, Абсолона из «Рассказа мельника», можно представить в амплуа служителя религии -- любовника. Абсолон является церковным причетником, лицом полудуховным, однако свои мысли он обращает «не к богу, а к хорошеньким прихожанкам».

Распространенность в литературе подобного образа показывает, кроме материала большого количества французских фаблио, одна из народных баллад из сборника «Secular lyrics of the XlVth and XVth centuries». В этой балладе поведение в достаточной мере похоже на действия Абсолона [17]. В результате этого повторяемость образа делает такой образ персонажа действительно типическим для того времени.

В паломничество в «Кентерберийских рассказах» отправляются представители разных слоев общества. «Рассортируем» их по их социальному положению, которое может быть представлено следующими группами:

· Высший свет (представители - Рыцарь, Сквайр, церковные служители);

· Ученые люди (представители - Врач, Юрист);

· Землевладельцы (представитель Франклин);

· Собственники (представители - Мельник, Мажордом);

· Купеческий класс (представители - Шкипер, Купец);

· Ремесленники (представители - Красильщик, Плотник, Ткач, и так далее);

· Низший класс (представитель Пахарь).

Как мы уже отметили, практически каждый пилигрим представлен читателю в «Общем Прологе», где-либо просто упоминается о его присутствии, либо паломник представляется в деталях его характера:

И вот, покуда скромный мой рассказ Еще не утомил ушей и глаз,

Мне кажется, что было бы уместно

Вам рассказать все то, что мне известно О спутниках моих: каков их вид,

И звание, и чем кто знаменит

Иль почему в забвенье пребывает;

Мой перечень пусть Рыцарь открывает. Тот рыцарь был достойный человек. [4] С тех пор как в первый он ушел набег, Не посрамил он рыцарского рода; Любил он честь, учтивость и свободу; Усердный был и ревностный вассал.

И редко кто в стольких краях бывал. Крещеные и даже басурмане Признали доблести его во брани.

Например, аббатиса описана автором следующим образом:

Была меж ними также Аббатиса -

Страж знатных послушниц и директриса. Смягчала хлад монашеского чина Улыбкой робкою мать Эглантина.

В ее устах страшнейшая хула

Звучала так: «Клянусь святым Элуа». И, вслушиваясь в разговор соседний, Все напевала в нос она обедню;

И по-французски говорила плавно, Как учат в Стратфорде, а не забавным Парижским торопливым говорком.

Она держалась чинно за столом:

Не поперхнется крепкою наливкой, Чуть окуная пальчики в подливку, Не оботрет их о рукав иль ворот.

Ни пятнышка вокруг ее прибора. Она так часто обтирала губки,

Что жира не было следов на кубке.

С достоинством черед свой выжидала, Без жадности кусочек выбирала [79].

Именно в «Общем Прологе» читателем получается представление по поводу того, какие будут рассказаны истории, описание внутреннего мира каждого пилигрима. В поведении персонажей, представленных Чосером, раскрывается суть их личностей, личная жизнь, их привычки, настроение, хорошие и дурные стороны. Например, при описании купца, Чосер сразу же характеризует его как «бравого молодца»: ехал, подбоченясь фертом, напялив много пестрого добра. Вообще подробности описания одежды являются одним из важных портретных характеристик для автора. Про того же купца он пишет, что тот носил шапку фландрского бобра, наборные сапоги. И основные речи купца он описывает: о получении и сбережении доходов, о курсе экю, о том, что купец давал в рост деньги и т.д. И одна деталь при описании купца сразу наполняет все новым смыслом. Автор пишет: «Не знаю, право, как его зовут», подчеркивает определенное авторское пренебрежение к этому герою.

Автор произведения, Чосер, он же рассказчик, относится к каждому персонажу, к пилигримам, участвующим в путешествии, по- своему. Все его отношение можно представить через определенные группы. Опишем их. В первую очередь, это группа неких идеальных образов, к которым можно отнести Рыцаря, Сквайра, Студента, Пахаря, Священника.

Есть в произведении и персонажи, над которыми Чосер откровенно посмеивается. К ним можно отнести Аббатису, Монаха, батскую Ткачиху. Автор при создании образов персонажей использует и серию нейтральных образов, чьи описания в Прологе не представлены. Общий пролог содержит только упоминание об их присутствии - к ним относятся священнослужители из окружения Аббатисы.

Кроме того, есть образы, имеющие определенные отрицательные черты характера - это Эконом и Шкипер, а также закоренелые грешники, церковные служащие. Среди них - Кармелит, Пристав церковного суда, Продавец индульгенций.

Чосеру удается найти к каждому персонажу свой собственный индивидуальный подход уже в представлении его в «Общем Прологе».

Мастерство Чосера в создании образов персонажей велико - ему удается изобразить живых и достаточно сложных людей своего времени. Отличным стихом Чосер рассказывает о привычках и одежде, о манере держать себя, о речевых особенностях персонажей.

В этом произведении Джеффри Чосер показывает себя настоящим мастером пера, ведь насколько различными являются его герои, настолько различными выступают и художественные средства, используемые при их описании. Так, набожный и храбрый рыцарь описывается им с дружеской иронией, потому что рыцарь смотрится чересчур анахроничным в грубоватой, крикливой толпе простонародья с его, специфической, рыцарской куртуазностью.

И во всю жизнь (тут есть чему дивиться) Он бранью уст своих не осквернял - Как истый рыцарь, скромность соблюдал [79].

Образ Рыцаря - идеальная фигура, воплощающая в себе достоинство, благородство, честь, но при этом и ему присущи определенные недостатки, что делает образ Рыцаря более живым, настоящим. Рассмотрим это на примере рассказа рыцаря.

Рыцарь повествует про любовь Паламона и Арситы, двух кузенов, к Эмилии, невестке герцога Афин. Кузенов по приказанию Тезея заточили в темницу, так как были царевичами враждебного государства. Они оба видят случайно с высокой башни темницы Эмилию и сразу же влюбляются в нее. В результате между кузенами вспыхнула вражда, о которой и узнает Тезей. Соперничество приводит его к организации рыцарского турнира для двух братьев, при этом он обещает отдать победителю в жены Эмилию. Вмешиваются боги, Паламон побеждает; по случайности гибнет Арсита; заканчивается рассказ свадьбой Паламона с Эмилией.

В целом, для сборника новелл «Кентерберийские рассказы» именно рассказ Рыцаря является одним из наиболее длинных повествований. В процессе рассказа создается впечатление величавости, торжественности, потому что рассказчик допускает частые отступления от основного действия, представляет слушателям большие отрывки с детализированными описаниями, которые часто к самому развитию сюжета не относятся (это и описание фиванских женщин, которые оплакивают гибель мужей, и описание сражений, празднеств, храмов). Да и сам Рыцарь в процессе повествования прерывает сам себя несколько раз, возвращается вновь и вновь к главным героям, а затем к основному развитию сюжета.

Но чересчур бы затянулась речь

Про скорбный плач, про вопли без числа, Про горе дам, покуда жгли тела,

Про почести, что в милости своей Сей победитель доблестный, Тезей, При расставанье оказал тем вдовам…

Прослыть я не желаю многословом [79].

В рассказе Рыцаря можно увидеть длинные отрывки, в которых представлены описания обрядов, храмов, воинских доспехов, все это подчеркивает вычурность, роскошь рыцарской жизни. В описаниях содержится множество образности, они метафоричны, хотя их можно назвать и стандартными для Рыцаря. Так, описывая пленников, Паламона и Арситу, Чосер в основном использует стандартные, даже избитые эпитеты: «woful» («бедный»), «sorweful» («грустный»),«wrecched» («несчастный»), «pitous» («жалкий»), и все их повторяет в процессе всего рассказа.

Центральные фигуры в повествовании Рыцаря - Паламон с Арситой, однако образ герцога Тезея также важен. В самом начале его представляют, как идеальный образ, он выступает в рассказе истинным воплощением мудрости, благородства, справедливости, воинских достоинств. Открывает рассказ представление не главных героев, а именно герцога, проводится описание именно его достоинств. Рыцарь представляет Тезея образцом рыцарства, идеальной фигурой, а дальше - судьей спора Арситы и Паламона.

Однажды, как старые сказы гласят, Жил как-то герцог по имени Тезей; Был он Афин правителем и лордом, И был он воином в то время таким,

Что не было могущественней его под солнцем. Богатых стран он много захватил;

Доблестью и мудростью своей Завоевал он царство амазонок…

Добросердечный герцог с коня сошел

С сострадающим сердцем, как речь их услышал. Он думал, что сердце его разобьется,

Когда увидел их несчастными такими и слабыми Что не было несчастней них;

И всю армию свою он поднял, И ласково их успокоил,

И поклялся, как истый рыцарь…

…Сражался он и многих он сразил, как рыцарь В бою [79]

Рыцарь считает именно Тезея идеальным образом в отношении рыцарских достоинств: Тезей защищает нуждающихся, он исполнен рыцарской доблести в сражениях, обладает рассудительностью в спорных делах, помогает другим в трудном положении и в страданиях. Таким образом, это идеальный образец поведения Рыцаря, и, по сути, Рыцарь рассказывает публике об идеальном образе подобном себе.

Сама по себе структура рассказа показывает мастерство Чосера при создании образов персонажей. Она обладает симметрией в самой структуре, в образах, вычурными статичными описаниями, богатым символизмом. Однако при этом все внимание рассказа посвящено не моральным выводам, не вырисованным искусно образам, а только эстетическому впечатлению от рассказа.

В рассказе Рыцаря на лексическом уровне отмечается наличие большого количества эпитетов (использованных в описании персонажей рассказа, храмов), однако наличие стандартности, повторяемости эпитетов не дает возможности для определения стилистической окрашенности текста. Стилистическую окраску текста, лиризм повествования в большей степени представляют параллельные конструкции, перечисления (то есть, уровень синтаксический).

В целом, образы являются символичными, а не реальными. При этом структура рассказа раскрывает эти образы, предполагая положение и роль всех героев в рассказе, предоставляя читателю характеристики.

В рассказе читателю представлен дополненный образ Рыцаря, и это образ романтического героя. Таким образом, при помощи использования элементов рыцарского романа, Чосеру удается создать образ Рыцаря. При этом сама по себе жанровая традиция рыцарского романа несколько изменена - писателем представляются все персонажи в качестве неповторимых индивидуальностей, к их описанию он подходит максимально обстоятельно. Все это позволяет Джеффри Чосеру создавать идеальный образ Рыцаря - в авторском отображении это настоящее воплощение чести, благородства, достоинства, им употребляется большое количество метафор и эпитетов; особенно образностью богаты его описания местности и природы.

В целом, можно сказать, что «Кентерберийские рассказы» являются энциклопедией поэтических жанров, которые позволяют Чосеру проявить свое мастерство в создании образов персонажей. Он использует и элементы куртуазной повести, и бытовой новеллы, и лэ, и фабльо, и басни, и пародии на авантюрную рыцарскую поэзию, и дидактическое повествование, исполненное в стихах.

Басенный характер рассказов монастырского капеллана с экономом позволяют Джеффри Чосеру наиболее точно передать их портреты. Той же цели служит прием, который использован для рассказа продавца индульгенций - его перекличка с одним из сюжетов, который использован в сборнике «Новеллино», с содержанием элементов притчи и фольклорной сказки (к взаимному истреблению друзей приводят поиски смерти, также роковую роль играет найденное золото).

Наиболее яркими и оригинальными в плане создания образов персонажей выступают рассказы мельника, шкипера, мажордома, пристава церковного суда, кармелита, слуги каноника. Все эти рассказы обнаруживают близость к фабльо и к средневековой новеллистической традиции вообще.

Рассказ Батской ткачихи о себе также добавляет к ее образу различные штрихи. Этот рассказ выполняется в духе фабльо, эта повествовательная группа располагает привычными как для фабльо, так и для классических новелл тем адюльтера и связанных с ними приемов плутовства с контрплутовством (рассказы мажордома, мельника, шкипера).

В повествованиях пристава церковного суда дается достаточно яркая характеристика монаха, который вымогает у умирающего дар церкви, кроме того, важная роль принадлежит саркастическому описанию грубой ответной шутки больного - он вознаграждает вымогателя вонючим «воздухом», который необходимо между монахами разделить. Повествование кармелита содержит и фигурирующего в подобном сатирическом ключе другого вымогателя, «хитреца» и «лихого малого», «презренного пристава, сводника, вора». В тот момент, когда бедную старушку пытается обирать церковный пристав, и она отправляет его к черту в отчаянии, дьявол, при этом присутствующий, отправляет в ад и душу пристава. В целом, рассказ слуги каноника связан с популярной в то время темой - разоблачение плутовства алхимиков.

Новаторство Джеффри Чосера как рассказчика, новаторство его мастерства связано с использованием в одном произведении приемов разных жанров, ему удается создать синтез жанров, что позволяет привести к целой галерее образов персонажей.

Еще один пример - «Рассказ оксфордского студента», в котором автором подробно излагается в те времена популярная история про терпеливую Гризельду. Она была дочерью бедного крестьянина, затем выходит замуж за крупного феодала, который от нее требует безоговорочного послушания. Ее повелитель и муж хочет испытать Гризельду, поэтому приказывает отобрать у нее детей, инсценируя их убийство. После этого муж лишает Гризельду всего имущества, не оставляя ей даже одежду, он изгоняет ее из дворца, рассказывает ей про свое решение снова жениться на девушке, молодой и знатной. Гризельда покорна, она безропотно исполняет любые приказания ее супруга. Так как послушание является одной из важнейших христианских добродетелей, к концу истории Гризельда за свое послушание оказывается вознагражденной. В результате супруг ей возвращает собственное благоволение, и Гризельда вновь становится повелительницей всей округи, ей снова позволяется встречаться с детьми, хотя ранее она считала их убитыми.

Эта известная притча пересказывается с добросовестностью, добавляющей штрихов в образ студента. Однако он передает ее иронично, и его заключение крайне показательно. В нем отражается понимание неправдоподобности, а также нереалистичности представленного им рассказа, отношения к этой истории, выступавшей как часть средневековой действительности [24].

Отметим, что само творчество Чосера относят к сложнейшему и переходному историческому периоду, в который рассказы создавались, и где объединены разноречивые тенденции. Чосером все еще продолжают использоваться средневековые традиции в изложении, однако он интерпретирует их совершенно по-иному, что также подчеркивает мастерство писателя. Эти приемы проявляются в способах характеристики персонажей произведения. Художественным методом реализма предполагается изображать типических героев в типических обстоятельствах, зачатки реализма мы и наблюдаем у Чосера.

Отметим при этом, что характер героя в то время определяло его положение в иерархической лестнице, но со времени античности научные трактаты и их популярные переложения содержали идеи по поводу влияния, которые внешние обстоятельства оказывают на характер людей. При этом сами обстоятельства понимались часто в духе метафизическом, иногда даже в астрологическом. Во времена Чосера художественной литературой также начинаются поиски причин разных особенностей личности человека, причем уже рассматривается не просто его положение в феодальной иерархии, но заложенные в нем самом, а также во внешних обстоятельствах. Попытки писателей в позднее средневековье проникать в тайны психологии во многом была связана с восходящим к Гиппократу учением о темпераментах, в соответствии с которым потом было определено, что всех людей можно было подразделить на такие типы, как холерики, меланхолики, сангвиники и флегматики. Каждый тип темперамента имел соответствующие ему специфические черты характера. Считается, что Чосер с этим учением был знаком, так как его влияние ощущается, к примеру, в описании мажордома. Эта характеристика подтверждается словами и поступками персонажа.

Одно из наиболее важных обстоятельств, которое формирует характер людей, как считали во времена Чосера, это астрология [60]. В соответствии с астрологическими представлениями, звезды, под которыми человек родился, оказывают влияние на его характер. Пример из текста - ткачихой из Бата утверждается, что ее любвеобилие связано именно с предопределенностью рождения под знаком Венеры, а ее воинственный дух - под знаком Марса.

Чосером в определенных случаях показано влияние, которое оказывают на характер своего героя обстоятельства социального плана. В этом отношении интересным можно назвать образ мельника Симкина в «Рассказе мажордома». В то время как общепризнанный факт выступала нечестность мельников, даже была такая загадка: «Кто в мире самый смелый?» -- «Рубашка мельника, так как каждый день она обнимает мошенника».

Писатель, изображая своего персонажа как вора, следует средневековым традициям в представлениях по поводу людей его профессии. Но не только такую сословно-профессиональную характеристику он предлагает читателю. Симкин является представителем зажиточных слоев в третьем сословии, в связи с чем Чосер описывает его образ наполненным большим количеством черт, связанных непосредственно именно с этим обстоятельством. Чосер рисует его человеком, имеющим ярко выраженное чувство собственного достоинства, которое комически переходит в чванливость. Однако у него отсутствуют традиционные причины для гордости: он не знатного происхождения, не совершил великих рыцарских подвигов. Основой независимости мельника является его богатство, которое ему удалось создать при помощи только обмана и воровства. В «Кентерберийских рассказах» в лице Симкина автор делает попытку показать характер социально-обусловленный.

Одной из важнейших черт в мастерстве Чосера при создании образов персонажей выступает умение раскрывать типическое в индивидуальном и через индивидуальное. Так как этот прием был неизвестен средневековой литературе, как правило, в средневековье писатели ограничивались только краткими типическими характеристиками, например, это свойственно фабльо. Джеффри Чосер, в отличие от них, своим героям придает определенные индивидуализированные черты.

В «Кентерберийских рассказах» индивидуализация образов связана с серией определенных процессов, происходивших в обществе и идеологии 16 века. Так, Д.С. Лихачев считает, что раннее средневековье «не знает чужого сознания, чужой психологии, чужих идей как предмета объективного изображения», так как в то время еще не произошло выделение личности из коллектива (коллективом называется сословие, каста, корпорация, цех). Но во времена Джеффри Чосера происходит активный рост предпринимательства, увеличивается частная инициатива, в результате чего начинает расти роль отдельных людей в жизни общества, что и выступает как основа для появления индивидуалистических веяний и идей в области идеологии.

Чосером в «Кентерберийских рассказах» используются разные способы индивидуализации. Им подчеркиваются особенности поведения и внешности участников паломничества. Можно привести многочисленные примеры из текста. Это и бородавка на носу мельника, и раздвоенная борода купца, и девиз на брошке аббатисы. Писателю свойственно часто прибегать к характеристике через поступки, что подчеркивает его мастерство в создании образов персонажей.

Показательным в этом отношении можно назвать образ плотника Джона. Авторское описание этого героя в «Рассказе мельника» отсутствует, проявление всех черт его характера происходит в соответствии с развитием действия. Так, определенный эпизод раскрывает доброту плотника - тот отправляется навестить Николаса, симулирующего отчаяние в связи с ожидаемым потопом. Джона Чосер описывает не очень умным и достаточно легковерным, что становится очевидным, когда плотником предсказание Николаса принимается за чистую монету. Героя Чосера нельзя назвать эгоистичным, он способен к заботе о других героях. В первую очередь, когда он получает известие по поводу грозящего бедствия, беспокоится он о своей молодой жене:

Как? ну а жена?

Ужель погибнуть Алисон должна? [79]

Практические впервые в истории английской литературы Джеффри Чосер проводит индивидуализацию речи своих героев. Им этот прием используется в характеристике в «Рассказе мажордома» студентов Алана и Джона. Речи школяров заметно изобилуют проявлениями северного диалекта. Некоторые западные литературоведы считают, что во времена Чосера северян определяли, как людей неотесанных и грубы. Этот фактом обида, которую Алан с Джоном наносят собственному хозяину, только усугубляется. Его жена и дочь соблазняются северянами, хотя именно их «благородством происхождения» весьма гордится мельник.

Таким образом, мы рассмотрели мастерство Чосера при создании им образов персонажей.



2.3 Предвозрожденческое в «Кентерберийских рассказах» Чосера

Максим Горький называл Чосера «отцом реализма», ведь именно

«Кентерберийские рассказы» содержат живописные портреты современников писателя. Все это, а также наличие общей жизнелюбивой концепции этой последней книги автора дают возможность воспринимать «Кентерберийские рассказы» как предвозрожденческое явление.

Рассмотрим вопросы Предвозрождения в английской литературе. Английская литература XIV века обогащалась и в идейном и в жанровом плане. Крупнейшие писатели XIV века - Ленгленд, Гауэр, Чосер, анонимный поэт «Гавейна» - разрабатывают традиционные средневековые сюжеты и формы, приспосабливая их для современного содержания. В свою очередь, Чосер, с одной стороны, следует традициям жанра видения, разработанным до него Гауэром (1330-1408), Ленглендом (1330-1400), а также неизвестным автором «Сэра Гавейна» и «Жемчужины», а с другой стороны, он пытается обогатить их традиции [80].

Жанровое многообразие английской литературы этого периода включало в себя также аллегорические дидактические и рыцарские поэмы, баллады и мадригалы, послания и оды, трактаты и проповеди, поэмы-видения и венчающие творчество Дж. Чосера синтетические формы: «Кентерберийские рассказы», таким образом, вобрали в себя все разнообразие жанров того времени.

XIV век стал периодом больших перемен в жизни Англии. Это время можно назвать началом формирования английской культуры и, прежде всего, английского языка. До этого момента все сочинения писались на различных диалектах, что говорило о разрозненности не только в отношении языка, но и в отношении всех семи королевств, на которые была поделена Англия (Кент, Сессекс, Эссекс, Уэссекс, Восточная Англия, Нортумбрия и Мерсия). Официальным языком в стране был французский. Коренное население говорило на англосаксонском языке, в церковных же кругах пользовались латынью. И в этот переломный между Средневековьем и эпохой Возрождения этап и начинает свою литературную деятельность Джеффри Чосер, и все его творчество тоже можно назвать переломным. У Чосера мы видим проявление нового, широкого взгляда на человека и на окружающий его мир. В его отношении к человеку уже прослеживается гуманизм, который не был свойственен эпохе Раннего Средневековья. Существующие в Средневековье жанровые формы становятся недостаточными для выражения содержания нового времени, и поэт пытается трансформировать и синтезировать эти жанры, найти новую форму выражения своих замыслов [56].

Предвозрождение (или Проторенессанс) -- переходный период между средними веками и эпохой Возрождения. А. Ф. Лосев, посвятивший в своей «Эстетике Возрождения» большой раздел Проторенессансу, называет философской основой этого явления неоплатонизм (в христианской монотеистической форме, идущей от Псевдо-Дионисия Ареопагита) с его аристотелевской акцентуацией, развитый Фомой Аквинским, Бонавентурой, Роджером Бэконом, Дунсом Скоттом и другими мыслителями XIII века, традиционно относимыми к схоластике. Характерная черта этой переходной эпохи -- появление нового содержания, которое писатели вкладывают в уже разработанные в средние века художественные формы [33].

Что касается периода перехода, то его принято называть Предвозрождение, а его главную особенность видят в дальнейшем обмирщении художественной культуры и заметно возросшем интересе к личностному началу в человеке. Но это еще не Возрождение, хотя бы потому что развитие индивидуализма происходит в рамках средневекового религиозного сознания. Не случайно, что в это время столь большое распространение получает мистика. Человек осознает свои силы, но направляет их на постижение Бога. Велик интерес к земным переживаниям, но выступают они в искусстве в одеждах религиозных. Предвозрождение в литературе -- это художественное осмысление процесса секуляризации. Здесь выражаются многочисленные сомнения, раздумья, терзания, вызванные осознанием уже наличия нового и при этом невозможностью отказа от авторитета традиций. Предвозрождение готовило возрожденческий антропоцентризм. Но принимать или не принимать его все же оставалось задачей сложной, неразрешимой. Центральное значение в литературе в этот период приобретает поэзия -- эта универсальная мудрость, философия в образах. Отсюда и высочайший авторитет поэта: его считают пророком, за строчками которого скрыты глубочайшие истины [73].

Во второй половине XIV в. в английской литературе выступают два наиболее значительных представителя Проторенессанса, и одним из них является Джеффри Чосер [64].

Чосер как писатель все еще близок традициям средневековой литературы, он перевел на английский язык аллегорический «Роман о Розе», написал несколько видений («Дом славы», «Птичий парламент» и др.), в которых, тем не менее, чувствуется влияние итальянского гуманизма.

Чосер демонстрирует поразительное жизнелюбие, например, в его произведении священные цели паломников не мешают им предаваться земным радостям, что уже более свойственно Ренессансу. Юмор Чосера редко перерастает в сатиру. Кроме того, Чосеру присущи такие черты эстетики Предвозрождения, как парадоксальность и пародийность [33].

«Кентерберийские рассказы» вышли из-под его пера в 1387 году. Их предвозрожденческие тенденции выросли на основе повествовательной традиции, истоки которой теряются в глубокой древности, заявившей о себе в литературе XIII-XIV вв. в итальянских новеллах, циклах сатирических сказок, «Римских деяниях» и других сборниках поучительных рассказов. В XIV в. сюжеты, подобранные у разных авторов и в разных источниках, объединяются уже в глубоко индивидуальном оформлении. Выбранная форма -- рассказы путешествующих пилигримов -- даёт возможность представить яркую картину Cредневековья. Представление Чосера о мире включает и христианские чудеса, о которых повествуется в «Рассказе аббатисы» и в «Рассказе юриста», и фантастику бретонских лэ, которая проявляется в «Рассказе ткачихи из Бата», и идею христианского долготерпения -- в «Рассказе оксфордского студента». Все эти представления были органичны для средневекового сознания, но их изображение представляет собой переходный элемент. Чосер не подвергает сомнению их ценность, о чем свидетельствует включение подобных мотивов в «Кентерберийские рассказы».

Сам нарративный текст предвозрожденческих «Кентерберийских рассказов» в основе своей имеет две составляющие: текст нарратора и текст персонажей. Текст нарратора, с его предвозрожденческими тенденциями, оформляется в процессе повествования, а вот текст персонажей уже существует до нарратива и только воспроизводится во время повествования. В качестве основ Предвозрождения, перехода к Ренессансу, в «Кентерберийских рассказах» можно отметить наличие индивидуальности, жизнелюбия [58].

Появление того или иного жанра в литературном процессе обусловлено не только внутрилитературными причинами, но и политическими, экономическими, культурными и духовными процессами в обществе. Переходный характер рассматриваемого периода приводит к усложнению жанровых процессов: изменению жанровых границ, традиционной жанровой топики, развитию тенденции к упорядочению, синтезу и др. Эти тенденции можно расценивать как своеобразное знамение конца эпохи, своеобразное творческое подведение ее «итогов».

Распространенные в эпоху позднего Средневековья жанры видения, путешествия-паломничества, обрамленные сборники рассказов нашли свое творческое воплощение в творчестве Дж. Чосера. Восприятие континентальной культуры, французской, итальянской, богемской, продолжается в Англии на протяжении всего XIV в. Однако показателем растущей художественной зрелости становится творческий характер восприятия иноземной культуры, самобытная переработка ее образцов, создание новых, оригинальных художественных форм [44].

Нарратор в произведениях средневекового поэта становится творцом произведения, именно через его индивидуально- художественное восприятие, через призму мировоззрения читатель воспринимает изображаемые события. Заметим, что его произведения отличаются свободным жанровым образованием, композиционной свободой, что, в свою очередь, дает возможность автору включить в его пределы и другие жанровые формы, при этом расположив их в тексте по своему усмотрению.

Чосер с большим искусством сочетает в своем произведении в жанре паломничества стихотворную и прозаическую речь, юмор, соединенный с высокой поэзией, пародирует сцены из эпоса и трагедий. Таким образом, жанр у него секуляризуется, в известной мере теряя религиозную подоплеку и приобретая более светский характер.

Умелое пародирование говорит о высоком уровне овладения законами жанра, однако, несмотря на тематическое, жанровое и стилевое разнообразие поэм-видений Чосера, вершинным произведением творчества Чосера считаются «Кентерберийские рассказы», книга, которая представляет собой повествование о паломничестве с наиболее сложной нарративной структурой [66].

Нарратор в произведениях Чосера выполняет как сюжетообразующую функцию, так и серию других функций. Среди них можно выделить:

- Собственно нарративную функцию.