В годы первой мировой войны в Китае произошли значительные экономические и политические сдвиги. Синьхайская революция, несмотря на свою половинчатость и незавершенность, создала более благоприятные, чем при цинской монархии, условия для развития национальной промышленности и национального капитала.

Углубление противоречий между китайским народом, с одной стороны, и иностранными империалистами, хозяйничавшими в стране, и внутренней феодально-милитаристской реакцией -- с другой, вело к росту антиимпериалистических и антифеодальных настроений в стране.

После революции 1911 г. в китайском обществе возникли сомнения в необходимости и целесообразности восприятия и усвоения буржуазной культуры Запада. В это время консервативно настроенная интеллигенция выступила с идеей реставрации монархии, за новое возрождение китайских традиционных учений, политических канонов и моральных кодексов конфуцианства, за признание конфуцианства государственной религией. Все возникающие в Китае проблемы они объясняли несовместимостью национальной культуры с культурой Запада, предполагая, что традиции феодальной морали позволят надежно застраховаться от пороков Запада. Эти деятели горячо превозносили конфуцианство, ратовали за возврат к старому.

Демократически настроенная часть китайской интеллигенции, представителями которой являлись Чэнь Ду-сю, Ли Да-чжао, Лу Синь и другие, решительно выступала против реакционной феодальной идеологии, видя в ней основу деспотизма и считая, что конфуцианское учение не отвечает требованиям современного общества.

В этот период впервые со страниц китайской печати во весь голос зазвучали лозунги, призывавшие к демократическим свободам и равенству, к политическим преобразованиям и освобождению от пут реакционной феодальной идеологии, от суеверий и предрассудков, от традиционных конфуцианских догм и канонов. В 1915--1917 гг. почти во всех номерах журнала «Синь ципнянь» были помещены статьи, в которых авторы выступали как ярые поборники пересмотра традиционных взглядов, представлений, идей. В этих статьях настойчиво подчеркивалось, что конфуцианство является тормозом для национального прогресса Китая, что, если Китай хочет сравняться с передовыми странами Европы и Америки, то он должен порвать с конфуцианской идеологией.

Мысль о том, что именно тяжелый груз традиций прошлого препятствует движению вперед, модернизации Китая, затрудняет приобщение его к новой, передовой культуре, мешает его социальному прогрессу и экономическому развитию, красной нитью проходит через выступления журнала «Синь циннянь». Журнал «Синь циннянь» и борьба с конфуцианской идеологией // http://www.chinago.ru/study-146-8.html

Эти идеи особенно последовательно излагал и популяризировал в своих работах Чэнь Ду-сю. Уже в первом номере «Синь циннянь» он выступил с программной статьей «Обращение к молодежи», где призывал к ломке старых традиций и идеологическому пробуждению китайской молодежи, в которой видел надежду для построения нового Китая.

Для того, чтобы направлять действия китайского студенчества и чтобы оно «могло понять, что такое правда и неправда, н сделать свой выбор», Чэнь Ду-сю провозглашал следующие шесть принципов: быть свободной личностью, а не рабом; быть прогрессивным, а не консервативным; всегда наступать, а не быть пассивным; быть космополитом, а не национально-ограниченным; ценить полезное и пренебрегать бесполезным;, мыслить научно, а не фантазировать.

Чэнь Ду-сю выступал против рабского преклонения перед конфуцианскими канонами и моральным кодексом и, призывая молодежь стать «хозяевами своей воли» и бороться с суевериями, писал: «Все поведение человека, все права, обязанности, убеждения должны определяться его сознанием и не должны зависеть от чужих принципов».

Несомненно, что статья «Обращение к молодежи» имела ясную и определенную цель -- всеми возможными силами призвать и подтолкнуть молодежь Китая на борьбу со старой феодальной идеологией, тормозящей национальный прогресс страны, идеологией, которую революция 1911 г. поколебала только поверхностно. «В настоящее время наша страна еще не пробудилась от длительного сна и сама себя изолировала,, одобряя старые законы,-- писал Чэнь Ду-сю.-- Вся наша традиционная этика, законы, эрудиция, обряды, обычаи являются пережитками феодализма. Когда сравнивают наши достижения с достижениями белой расы, то видна наша многовековая отсталость, хотя мы живем в тот же самый период. Благоговея перед историей двадцати четырех династий и не строя планов развития и улучшения, наш народ будет изгнан из этого мира двадцатого века и застрянет в канаве, годной только для рабов, скота и лошадей».

Выход из создавшегося положения Чэнь Ду-сю в 1915 г. видел прежде всего в идеологической борьбе, в наступлении на пережитки, считая, что, «пока эти пережитки будут существовать, не найдется места, куда человек сможет удалиться для спокойной отшельнической жизни. Это наша естественная обязанность в жизни -- наступать, несмотря на множество трудностей».

Призывы к наступлению и к борьбе с конфуцианской идеологией и феодальной моралью, безусловно, являлись положительными моментами в «Обращении к молодежи». Однако следует заметить, что Чэнь Ду-сю, увлеченный борьбой с реакционными традициями, не замечал и не видел ничего хорошего в китайской культуре и допускал мысль, что Китай может достигнуть обновления только путем полного отказа от своей старой культуры и приобщения к западной.

Чэнь Ду-сю считал важнейшей задачей пробуждение и развитие политического сознания парода для осуществления западных принципов демократии, свободы и равенства. Новая идеология непримирима со старой, конституционный-республиканский строй -- с феодально-патриархальным так думали Чэнь Ду-сю и другие представители прогрессивной китайской интеллигенции и неоднократно подчеркивали, что в Китае наступил период «великих, ожесточенных боев между старой и новой идеологией» и что китайскому народу необходимо начать широкую сознательную борьбу против феодальной идеологии в области политики, этики, науки.

Позиции журнала «Синь циннянь» в вопросе об отношении к традиционным принципам китайской культуры резко осуждались консерваторами, которые были убеждены в том, что отказ от конфуцианских норм поведет к утрате национального своеобразия, к разрушению моральных и политических устоев китайского общества. Консерваторы нападали на республиканскую форму государства, защищали монархический строй, основанный на конфуцианских началах. Они утверждали при этом, что сохранение старых порядков нисколько не помешает Китаю идти по пути прогресса и перенимать материальную культуру Запада.

Споря с сомневающимися о возможности установления в Китае республики, Чэнь Ду-сю в ряде статей доказывал, что конфуцианство защищало систему привилегированных классов и неравенства личности в обществе, поэтому не могло поддерживать республику. «Если мы построим государство н общество на основе конфуцианских принципов,-- писал он,-- то не нужны будут ни республиканская конституция, ни реформы, ни новая политика, ни новый образ жизни. Страна возвратится к старому режиму».

В этот период Чэнь Ду-сю стоял на позиции идеализма. Различие в уровне прогресса, степени социально-экономического развития разных стран он объяснял исходя не из материальных факторов, а из особенностей национальной культуры, духа, морали. Поэтому основным условием преобразования и модернизации китайского общества он считал отказ от старой идеологии и восприятие новой.

Чэнь Ду-сю считал необходимым заменить устаревшую феодальную идеологию и порядки более прогрессивными буржуазно-демократическими и ошибочно полагал, что смена общественных систем--это не историческая закономерность, а результат стремлений различных народов, которые отличаются друг от друга расовыми особенностями. Он указывал на непримиримость и противоположность морали и цивилизации Востока и Запада, па различия в идеологии, на стремление к борьбе у западных народов, к покою -- у восточных. «Конфуцианство защищало излишние церемонии и проповедовало мораль покорности и уступчивости,-- писал он,-- осуждало борьбу и конкуренцию. Это сделало китайцев слишком слабыми и пассивными для современной жизни».

С таких же позиций выступал и Ли Да-чжао, который подчеркивал, что восточная цивилизация носит пассивный характер, а западная -- активный, что тогдашняя китайская культура не соответствовала потребностям дня.

В статье «Молодость», опубликованной в «Синь циннянь», Ли Да-чжао призывал китайскую молодежь подняться на революционную борьбу, освободиться от рабства, полностью пробудиться и объявить войну феодализму. Он считал, что в Китае наступил исторически переломный момент, благоприятный для возрождения, и что нельзя мириться с положением жалкого существования, необходимо преобразовать это существование. Критикуя теологическое объяснение происхождения мира, Ли Да-чжао в последующих статьях, также напечатанных в «Синь циннянь», отстаивал и пропагандировал материалистическую диалектику. В статье «Сегодня» он писал: «Вселенная движется и течет ежеминутно и ежесекундно, ее движение никогда не прекращается, не останавливается»

Глубину и последовательность взглядов Ли Да-чжао признают и китайские историки. Так, в частности, Го Чжань-по отмечал, что Ли Да-чжао «нападал на конфуцианскую идеологию с позиций диалектического материализма». Это, конечно, не совсем так. В ту пору Ли Да-чжао еще только осваивал основы марксистского мировоззрения. И в целом его статьи отличались страстной непримиримостью к старому.

В какой-то степени статьи Ли Да-чжао были созвучны статьям Юнь Дай-ииа -- одного из авторов журнала, хорошо знавшего историю западноевропейской философии и разбиравшегося в ее основных проблемах. Выступая против религии и слепой веры, Юнь Дай-ин в статье «О веровании» утверждал, что вера и религия в наше время идет к закату и «тот, кто стремится слепо верить, препятствует прогрессу и просвещению народа и приносит вред обществу».

Подобным образом думал и высказывался не только Ли Да-чжао. Его взгляды разделяли многие прогрессивные деятели того времени, среди которых был и Лу Синь, принимавший активное участие в издании журнала «Синь циннянь».

В своих «Заметках под впечатлением» и многих рассказах Лу Синь решительно нападал на конфуцианство, проповедовавшее мораль, которая причиняла людям бессмысленные страдания. В рассказе «Дневник сумасшедшего», опубликованном в «Синь циннянь», Лу Синь изобразил старый строй в Китае как общество людоедов, а всех тех, кто старался продлить жизнь этого строя,-- как проповедников «людоедской» морали.

Эпитет «людоедская» мораль по отношению к конфуцианскому моральному кодексу употреблял также и известный публицист У Юй, который позднее, в 1919 г., опубликовал в «Синь циннянь» статью под названием «Людоедство и вое» питание в духе конфуцианской морали».

В этой статье У Юй писал: «Самое замечательное, что мы китайцы, с одной стороны, можем быть людоедами, а с другой стороны, можем предлагать воспитание в духе конфуцианской морали. Людоедство и воспитание в духе конфуцианской морали -- несовместимы, однако в свое время они признаны существующими параллельно и не выступающими против друг друга -- это действительно невероятно».

У Юй всеми силами старался убедить в необходимости борьбы со старой моралью, с традиционной идеологией. «Те перь каждый должен понять, что людоеды -- это те, кто проповедует нравоучения, проповедники те же людоеды», -- доказывал он.

Нападая на конфуцианство, основное внимание У Юй сосредоточивал на критике существующих институтов, обычаев, обрядов. Его статьи отличались резкостью суждений н криль ческой направленностью, изобиловали нелестными эпитетами по адресу последователей Конфуция. Своими высказывания» ми он неоднократно напоминал читателям журнала, что «зло от конфуцианского учения, бедствия от абсолютизма дошли до крайности». Однако понятие «зло» У Юй не соединял с какими-либо бедствиями социально-экономического характера, а видел лишь в нищете, невежестве, отсталости китайского народа.

Весьма интересна в этом отношении статья «Послесловие к книге Сюнь-цзы». Эта статья была посвящена проблеме проникновения конфуцианства в китайское общество и последующим результатам этого проникновения. Основной мыслью автора являлось то, что конфуцианство принесло большую беду китайскому народу, что главная идея этого учения заключалась в возвеличивании правителя, унижении подданных и одурачивании народа. Правитель является одновременно и правителем, и наставником, и родоначальником всего народа, и в его лице, таким образом, переплетаются клановые отношения с монархическим строем. Сторонники конфуцианства возвышали монархов, ставя их превыше всего. Поэтому правители разных времен опирались на конфуцианство и использовали его в своих целях.

Утверждая, что конфуцианство являлось оплотом монархии, У Юй ставил вопрос: можно ли добиться подлинно республиканского строя, если не устранить клановую систему? Однако, говоря о необходимости искоренения феодальной идеологии, автор в то же время не предлагал для этого каких-либо радикальных способов.

В другой статье, под названием «Патриархальная система как основа деспотизма», У Юй, оперируя многими примерами, критиковал конфуцианство не только как абстрактную философскую и этическую систему, но и выступал против его законов, институтов, обычаев, оценки исторических событий. Основной аргументацией ему служило то, что это учение поддерживало традиционную систему семьи, что оно защищало принцип покорности и сыновней почтительности, ставший основой принципа преданности монарху. У Юй неоднократно ссылался на использование понятия «сыновняя почтительность» китайскими императорами. «Наставление о преданности и сыновней почтительности, которое преподавало конфуцианство,-- писал он,-- имело цель превратить Китай в огромную фабрику верноподданных».

У Юй осуждал не только патриархальную систему, он так же резко критиковал конфуцианство, защищавшее привилегированные классы и социальное неравенство, и доказывал, что это -- учение феодалов и аристократов, противоречащее идее равенства и свободы, духу демократизма.

О системе кланов высказывался и Ли Да-чжао, который писал, что «так называемое постоянство, почитание имен, мораль, этикет -- разве все это не направлено на самоуничижение младшего перед старшим, разве не приносит подчиненного в жертву господину, разве не прививает почтение младшего к старшему в семье? Политическая философия Конфуция призвана воспитывать личность таким образом, чтобы удобно было наводить порядок в семье, государстве, в Поднебесной». Ли Да-чжао считал, что идеологическое и освободительное движение в современном Китае преследует цель ликвидировать клановую систему и уничтожить влияние конфу-I цианства. «Обреченность системы большой семьи определяет и участь конфуцианства»,-- заявлял он.

С серией резких протестующих статей журнал «Синь циннянь» выступил против предложения в августе 1916 г. внести в проект китайской Конституции статью «Нравственное совершенствование соответственно учению Конфуция составляет основу национального просвещения», что на деле означало признание конфуцианства государственной религией.

В 1914--1915 гг. Кан Ю-вэй опубликовал ряд статей, пропагандирующих конфуцианское учение. В 1916 г. он обратился с письмом к президенту и премьеру, настаивая на восстановлении конфуцианства в качестве государственной религии. Кан Ю-вэн возмущался тем, что парламент китайской республики отменил обряд коленопреклонения и молитвы перед изображением Конфуция. Считая это святотатством, он требовал внести в Конституцию пункт о признании конфуцианства «великой государственной религией» и учредить в каждом округе и уезде специальную должность «чиновника по охране храмов Конфуция», а также передать храмам земельные угодья, доход с которых направлялся бы на оплату ритуальных обрядов.

Подобную позицию занял теперь и Лян Ци-чао. Если в начале XX в. он подвергал критике конфуцианское учение и утверждал, что старая мораль эгоистична и противоречит идее свободы и равенства, то теперь, после Синьхайской революции, он всячески восхвалял это учение и писал: «Наша страна сумела сохранить целостность и поддержать свое существование в течение двух тысяч лет. Этим мы обязаны тому, что конфуцианское учение служило невидимым стержнем общества. Необходимо поэтому использовать конфуцианство как ядро общественного воспитания в будущем».

И чем решительней звучала критика конфуцианства со стороны демократически настроенной интеллигенции, тем яростней защищали его Лян Ци-чао и его последователи, объявляя Конфуция великим философом всех времен и всех народов.

Ли Да-чжао, Чэнь Ду-сю н многие другие представители прогрессивной интеллигенции в своих статьях осуждали абсурдные идеи Кан Ю-вэя и всех ревностных сторонников возврата к прошлому, доказывая, что конфуцианская идеология и этика не являются чем-то вечным н незыблемым и не отражают национальных особенностей китайского общества.

Чэнь Ду-сю в ответ Кап Ю-вэю писал, что «конфуцианство-- это не религия для всех, и даже если бы была ею, то принятие таковой будет противоречить принципам свободы религиозных верований, которые приняты в проекте конституции».

Чэнь Ду-сю полагал, что конфуцианство и монархия неразрывно связаны, и если Кан Ю-вэй выступает за восстановление конфуцианства, тем самым он за восстановление монархии.

Полемизируя со сторонниками возврата к прошлому, Ли Да-чжао в статье «Конфуций и конституция» писал: «Конфуций и конституция -- понятия совершенно несовместимые. Конфуций -- высохший труп тысячелетней давности. Конституция -- живой дух современных наций . Конфуций -- апологет монархического деспотизма. Конституция -- гарантия свободы современных наций . Конфуций -- святыня для части нации, относящей себя к числу его последователей. Конституция -- заповедь для процветания всех народностей Китайской республики независимо от вероисповедания (буддизм или христианство), национальной и расовой принадлежности».

Вызывает интерес статья Чэнь Ду-сю «Конфуцианство и современная жизнь». Автор писал, как он в молодости испытывал трепет перед именем Кан Ю-вэя. Начиная свою статью ссылкой на Кан Ю-вэя, Чэнь Ду-сю надеялся опровергнуть его доводы о необходимости восстановления конфу- , цианства как государственной религии. По мнению автора, в Европе и Америке разум людей не мог длительное время следовать древним учениям, подобным учению Аристотеля, или даже следовать учениям недавних мыслителей, подобных Канту, так как условия жизни постоянно изменялись. В статье подчеркивалось, что в 1916 г. китайцев уже не удовлетворяют идеи Кан Ю-вэя. В этом мире дух и материя всегда изменяются, и, следовательно, конфуцианство также должно рассматриваться в свете его пригодности для современных условий жизни.

В статьях «Конституция и конфуцианство», «Еще раз к вопросу о конфуцианстве», «О старой идеологии и государственном строе», опубликованных в «Синь циннянь», Чэнь Ду-сю выступал еще решительнее. «Если члены парламента настаивают на введении в конституцию конфуцианства,-- писал он,-- не лучше бы прямо обсудить вопрос, может ли существовать в Китае республиканский строй. Если, с одной стороны, признавать республиканский строй, а с другой -- стремиться сохранить конфуцианство, то сама идея уже непригодна и на деле не приведет ни к чему».

Возражая тем, кто хотел ввести конфуцианскую этику в Конституцию как главное направление воспитания, Чэнь Ду-сю подчеркивал, что «не только нельзя сделать конфуцианство государственной религией, но даже нужно разрушить конфуцианские храмы и отказаться от жертвоприношений».

Ли Да-чжао, как и некоторые другие, выступал не против личности Конфуция -- «мудрого гения своей эпохи», жившего в глубокой древности, не против его учения, достаточно полно отражавшего мораль деспотического общества. Он был против конфуцианства в современной жизни, служащего оплотом реакции, тормозящего национальный прогресс Китая. «Если бы Конфуций был жив сегодня,-- писал он,-- может быть, и он стал бы пропагандировать великие принципы народоправства и свободы. По, к сожалению, он уже высохший труп, а учение его несовместимо с духом современной эпохи. Поэтому, отвергая Конфуция, я обрушиваюсь не па него лично, а на авторитет идола, вылепленного из Конфуция монархами. Я посягаю не на Конфуция, а на самую суть деспотизма, на его душу».

Чэнь Ду-сю считал, что это учение представляется ценным. Он был против принятия конфуцианства в целом на основании того, что это -- продукт феодализма и не отвечает требованиям современного общества. Аргументы, подтверждающие этот взгляд, содержатся в некоторых его статьях, например «Основные различия в идеологии Запада и Востока», «Принципы конфуцианства и современная жизнь» и др.

Необходимость и важность борьбы с конфуцианством понимали многие деятели, но не все полностью сознавали, каким образом и какими методами надо вести эту борьбу. В журнале «Синь циннянь» поднимались вопросы, имевшие животрепещущее значение в повседневной жизни китайского общества и долгое время бывшие под запретом. Это -- вопросы о взаимоотношениях в семье, воспитании молодого поколения, положении женщины в семье и обществе, вопросы свободы брака, развода и т. п. Все эти поднятые журналом проблемы не могли не волновать читателей, вызывали споры и дискуссии.

При анализе социальных корней конфуцианской идеологии Чэнь Ду-сю и другие были идеалистами в определении путей национального возрождения страны. В большинстве случаев они переоценивали значение разума и морали и возлагали свои надежды на идеологическую борьбу, в которой видели основной способ освобождения Китая от феодальных пережитков. Но в целом несомненно, что решительный разрыв с традиционной идеологией, понимание того, что ее господство тормозит социальное, политическое и экономическое развитие Китая, выдвигали авторский коллектив журнала «Синь циннянь» в передовые ряды борцов за демократическое обновление страны.

3.3 Политические взгляды Ли Да-чжао на пути развития Китая

В связи с окончанием мировой войны и победой Октябрьской революции вопрос о том, по какому пути развития -- «русскому» или «западному», пролетарскому или буржуазному -- должен идти Китай, стал предметом острой полемики в следе китайской интеллигенции. Значительная ее часть, обманутая демагогическими посулами американского президента Вильсона, возлагала серьезные надежды на Антанту, рассчитывая, что воевавший на стороне Антанты Китай займет равноправное положение среди держав-победительниц. Весть о заключении Компьенского перемирия вызвала бурное ликование в Китае. В Пекине толпа разрушила памятник убитому во время восстания ихэтуаней бывшему немецкому посланнику барону Кеттелеру, в свое время воздвигнутый по требованию Германии. В честь победы союзников не прекращались демонстрации, торжественные шествия с зажженными фонарями. На площади Тяяьаньмынь в Пекине 15 ноября 1918 г. состоялся массовый митинг, посвященный окончанию мировой войны. На нем выступил ректор Пекинского университета Цай Юань-пэй, который изображал державы Антанты носителями принципов демократии и свободы, одержавшей в справедливой войне победу над милитаристско-кайзеровской Германией. Он говорил о победе «светлых» идей над «темными», о победе «честной, справедливой демократии» над интригами, шпионажем, насилием и расизмом. Оратор призывал китайский народ поддержать доктрину Вильсона.

На следующем митинге, 16 ноября Цай Юань-пэй напомнил, что китайцы, послав во Францию 150 тыс. рабочих, внесли свой вклад в войну и вправе рассчитывать на справедливое к себе отношение. Цай Юань-пэй пытался обосновать свои возражения против «русского пути» развития Китая, ратуя за западный путь «сотрудничества и взаимопомощи» государств на основе пресловутой доктрины Вильсона.

На митинге 16 ноября выступил и Ху Ши, который приписал США исключительные заслуги в победе над Германией, достигнутой, по его мнению, не столько силой оружия, сколько мудрой доктриной Вильсона, указавшей путь окончательного разрешения проблемы вооружения -- единственной, с точки зрения Ху Ши, причины возникновения войн. Создание Лиги наций и подчинение ей вооруженных сил всех стран должны были, по утверждению Ху Ши, исключить войны и утвердить на земле вечный мир. Восторженно восхваляя американского президента, Ху Ши призывал следовать по указанному Вильсоном пути.

На том же митинге выступил видный в то время ученый Тао Мэн-хэ. Он заявил, что, как показала война, народам необходимо «избегать тайной дипломатии, избегать нарушения законов, вмешательства военщины в политику, избегать диктатуры». Он полагал, что ликвидация этих «четырех зол» явится надежным средством предотвращения войн.

Чэнь Ду-сю, выступая со статьями об уроках войны, высказывал мнение, что победа над Германией есть заслуга не только Антанты, но и немецких социал-демократов, готовивших революционное свержение власти кайзера и милитаристов. Это не помешало Чэнь Ду-сю также включиться в хор, воспевающий «14 пунктов» Вильсона, выдавая их за образец справедливости и основу взаимоотношений между людьми и государствами. Самого Вильсона Чэнь Ду-сю называл «самым замечательным человеком в мире». Чэнь Ду-сю, по его словам, «стыдно за Китай, который не внес никакого вклада в эту победу». Он обрушился на тех, кто разрушил памятник Кеттелеру, сооруженный якобы по вине... ихэтуаней. В глазах Чэнь Ду-сю это был не столько памятник национального позора, «сколько память о «реакционном крестьянском восстании». Чэнь Ду-сю отрицал антиимпериалистический, антифеодальный характер движения ихэтуаней, явившегося, по его мнению, главной причиной отсталости Китая. Единственный путь к прогрессу страны автор видел в подражании западной цивилизации и в предотвращении крестьянских восстаний, которые «могли бы привести к новой интервенции, к сооружению новых памятников, подобных статуе Кеттелера».

Чэнь Ду-сю не понимал империалистического характера мировой войны, не смог оценить исторического значения Октябрьской революции, а следовательно, и определить путь дальнейшего развития Китая.

Совершенно по-иному понял уроки войны и значение Октябрьской революции Ли Да-чжао. Выступая на массовом митинге 16 ноября 1918 г., он решительно заявил, что победили в войне не Антанта и не Вильсон, не милитаристы разных стран, а народные массы и большевики. Ли Да-чжао характеризовал первую мировую войны как империалистическую и захватническую, приведшую к социальной революции в России и Германии, к поражению империализма, к победе народных масс, чьи совместные антивоенные выступления в разных странах приблизили конец войны. Ли Да-чжао указывал, что Октябрьская революция в России открыла новую эру, предвещая мировую революцию XX в., что-»русский путь» -- единственный путь освобождения и возрождения Китая. Он призывал учиться у большевиков революционной теории и практике. Ли Да-чжао разъяснял китайскому народу, что рождение новой эры сопряжено с трудностями и опасностями --тем более новую эру нужно приветствовать и верить в ее победу. «Русская революция,--писал он,--это первый листик, упавший с тунгового дерева, предвещающий наступление осени старого мира». Дискуссия об итогах войны и двух путях развития Китая // www.wushu.pp.ua/istoriya-kitaya

Толкуя термин «большевизм», который империалисты и реакционеры трактовали как «экстремизм», Ли Да-чжао отмечал, что большевизм-- это «революционный социализм». «Большевики,-- писал он,-- основывались в своей деятельности на учении немецкого социалиста экономиста Маркса», а целью их является «уничтожение производственной системы,, обеспечивающей интересы капиталистических монополий». Большевики выступают против защиты буржуазного отечества и во всеуслышание заявляют, что «война --это война царя,, кайзера, короля, императора и капиталистических правительств... Наша война классовая, война пролетариев всех стран против мировой буржуазии, и ее успешный исход обеспечит работу трудящимся женщинам и мужчинам, сплотит всех трудящихся, осуществит передачу всех предприятий производителям и ликвидирует частную собственность. Большевики, объединяясь с пролетариями всех стран, с величайшей энергией сделают землю свободной». Слово «большевизм» создано русскими, но «его дух может стать духом общей сознательности в сердцах всего человечества XX в.»,--заявлял Ли Да-чжао.

Считая русский путь революции образцом для других стран, в том числе для Китая, Ли Да-чжао предсказывал: «Подобно широкому, бурно клокочущему потоку, массовое движение XX в. не может быть остановлено современными капиталистическими правительствами, потому что оно охватило все человечество, в ходе этого всемирного движения масс исторические пережитки, такие, как императоры, аристократы, военщина, бюрократия, милитаризм и капитализм,-- все, что может быть препятствием на пути нового движения, будет непременно опрокинуто силой, равной десяти тысячам ударов грома. Никто из них не устоит перед этой неодолимой волной, один за другим они падут, как падаюг пожелтевшие, высохшие листья от прикосновения холодного-осеннего ветра». Ли Да-чжао воспевал торжество большевизма, предвещал наступление новой эры человечества: «Ныне все, что мы видим,-- это победные знамена большевизма; все, что мы слышим отовсюду,--это звук триумфальной песни большевизма. Прозвучал набат гуманизма. Взошла заря свободы. Будущий мир неизбежно будет миром, красных знамен».

Ли Да-чжао призывал китайский народ трудиться и бороться не щадя сил, «пользоваться лучами света великого-Октября, озаряющими путь к новой жизни в ночном мраке Китая».

В описываемое время Ли Да-чжао еще не подошел к пониманию сущности марксизма-ленинизма, не выдвинул конкретной программы борьбы китайского народа за национальное и социальное освобождение, но революционным чутьем, он понимал и глубоко верил, что путь русского пролетариата, указанный великим Лениным, является единственным путем, освобождения китайского народа. Дискуссия об итогах войны и двух путях развития Китая // www.wushu.pp.ua/istoriya-kitaya

Система взглядов Ли Да-чжао, высказанная им в то время, основывалась еще не на марксизме-ленинизме, а на революционном демократизме, на гуманизме и «принципе труда».

Источниками гуманистических воззрений Ли Да-чжао были, с одной стороны, китайские традиционные идеи жэнь (гуманность), с другой -- идеи буржуазных просветителей и великих утопистов западных стран. Древнекитайский и просветительский гуманизм, несмотря на громадную разницу имеют общие черты. Тот и другой преклонялись перед человеком как частью природы, выступали против религии, ставившей в центре мира сверхъестественную, божественную силу. Гуманизм провозглашал свободу личности, отвергал религиозный аскетизм, утверждал право человека на удовлетворение земных потребностей, на справедливое общественное устройство.

С гуманистических позиций Ли Да-чжао высказывался против насилия, эксплуатации человека человеком, подавления свободы, против всякого экспансионизма, который рассматривал как источник войн и угнетения.

Гуманизм Ли Да-чжао имел мало общего с буржуазным: и тем более с древнекитайским гуманизмом. Как и социалисты-утописты, Ли Да-чжао особое значение придавал формам общения и взаимной связи людей. Он призывал к имущественному равенству, равному участию всех в общественном производстве; к созданию такого строя, где труд был бы обязанностью для всех без исключения членов общества, где «паразитизм и леность будут объявлены вне моральных законов». С этой точки зрения капитализм с его системой эксплуатации трудящихся Ли Да-чжао рассматривал как «антигуманное общество».

Разгром иностранных интервентов Красной Армией, отстоявшей революционные завоевания Октября, доказал китайскому народу практическую возможность победы угнетенных народов над вооруженными до зубов империалистами. Социальным итогом войны, считал Ли Да-чжао, является поражение капитализма и «торжество принципов труда». И далее: «Отныне мир становится миром тружеников... Всякий, кто не работает,-- грабитель. Борьба двух грабителей за не принадлежащее им имущество ничем не отличается от разбоя и является одной из его разновидностей».

Критикуя капиталистический строй, Ли Да-чжао не ограничился замечанием, что при капитализме труд не является обязанностью всех, что существуют также паразитизм и тунеядство. Он подчеркивал и то, что при капитализме народ фактически лишен права на труд. Лишение человека этого неотъемлемого права -- главное проявление антигуманной сущности капитализма. С победой демократизма, гуманизма и «принципа труда» будет обеспечено, по мнению Ли Да-чжао, право на труд всего человечества, в том числе и китайцев. «Теперь, когда мир стал огромной мастерской, где могут найти работу все... мы должны стать тружениками,-- писал Ли Да-чжао и призывал: -- Соотечественники! Скорее за работу!». Дискуссия об итогах войны и двух путях развития Китая // www.wushu.pp.ua/istoriya-kitaya

Логическая цепь рассуждений Ли Да-чжао существенно отличается от формулы «Труд -- святое дело», выдвинутой Цай Юань-пэем и ставшей позже общим лозунгом «движения 4 мая» 1919 г. Гуманистическое мировоззрение Ли Да-чжао, поднявшегося до острейшей критики капитализма, служило своего рода мостом для перехода передовых людей Китая от революционной демократии к марксизму. Что касается «принципа труда», то он привел Ли Да-чжао к пониманию исторической роли рабочего класса в борьбе народа за освобождение.

Объективную экономическую закономерность смены общественных формаций Ли Да-чжао тогда еще не в состоянии был осмыслить. Всем разумом и сердцем приветствуя новый общественный строй, он исходил из этических категорий добра, гуманности, справедливости. Смену капитализма социализмом Ли Да-чжао представлял как «торжество принципа взаимопомощи над принципом борьбы, конкуренции, соперничества». «В основе социалистических учений всех направлений лежит мораль в чистом виде,-- писал Ли Да-чжао.-- Сотрудничество и дружба являются общим законом жизни человеческого общества... и утописты и сторонники научного социализма -- все они соответственно своим знаниям и умению строили теорию на базе этого общего закона -- закона сотрудничества, дружбы, взаимопомощи, любви. Такие отношения, свойственные семье и роду, социалисты хотят возродить в жизни всего общества».

Эту идею Ли Да-чжао в значительной мере почерпнул из учения Кропоткина о «биосоциологическом законе взаимопомощи», широко распространенного в то время в Китае. Следует заметить, что, критикуя социальный дарвинизм и мальтузианство, он также исходил из позитивистской теории Кропоткина о взаимопомощи как первоначальном инстинкте человека и законе природы. «Совсем недавно сторонники естественной эволюции во весь голос заявляли: погибает слабый, побеждает сильный, пожирающий слабого,-- писал Ли Да-чжао.-- Теперь всем ясна ошибочность этих взглядов, все понимают, что человеческая жизнь развивается не как борьба, а как взаимопомощь». Дискуссия об итогах войны и двух путях развития Китая // www.wushu.pp.ua/istoriya-kitaya

«Нельзя жить по законам войны,-- писал он,-- развиваться по законам войны... Мир взаимопомощи будет создан только благодаря максимальным усилиям человечества, направленным на материальное и духовное преобразование мира, переустройство общества».

В отличие от Сунь Ятсена, который в 1919 г. в книге «Промышленный план» уповал на индустриализацию Китая при помощи иностранных капиталов, Ли Да-чжао не питал никаких иллюзий по отношению к империалистам. Он считал войну и разбой порождением капитализма.

Подлинная причина войны кроется в развитии капитализма, писал он, «рамки капиталистического государства становятся узкими для развития производительных сил, поэтому капиталистические правительства пытаются путем войны ликвидировать государственные границы, чтобы извлечь наибольшую прибыль для буржуазии своей страны. Она стремится создать под своей эгидой огромную мировую империю с единой экономической структурой».

Идеи национального освобождения угнетенных народов из-под ига империализма содержались во многих статьях Ли Да-чжао («Новая эра», «Федерализм и международная организация», «Новое течение после войны»).

В отличие от других прогрессивных деятелей Китая, выступавших лишь против японского и германского империализма и питавших иллюзии в отношении держав Антанты, которые якобы руководствуются идеями справедливости, мира и демократии, Ли Да-чжао всегда оценивал всех империалистов как «соперничающих грабителей». В статье «Тайная дипломатия и мир грабителей» он писал: «Протестуя против резолюции по Шаньдунскому вопросу, принятой европейской конференцией по разделу мира, мы руководствуемся отнюдь не узким патриотизмом. Мы сопротивляемся агрессии, боремся против захватнических действий, против грабительского мира. Поясняя это положение, он продолжал: «Японцы творят бесчинства и осуществляют свои агрессивные замыслы именно потому, что современный мир есть мир грабителей. Поэтому не только тот, кто захватил Шаньдун,-- наш заклятый враг. Наши заклятые враги -- все разбойничьи шайки грабительского мира». Разоблачая иллюзии многих китайских демократов, Ли Да-чжао спрашивал: «Вильсон! Не ты ли выступал против тайной дипломатии? Почему же теперь шаньдунский вопрос решают, основываясь на лондонских тайных договорах или секретных соглашениях, заключенных между милитаристами?.. Что дает такая мирная конференция? Вся твоя программа -- стрельба вхолостую. Она лопнула как мыльный пузырь. Мне стыдно за тебя, мне жаль тебя».

Ли Да-чжао принадлежат исключительные заслуги в воспитании антиимпериалистического национального сознания китайского народа, которое затем в полной мере проявилось во время «движения 4 мая».

Антиимпериалистические идеи Ли Да-чжао неразрывно связаны с его антимилитаристской борьбой. Выступления против 21 требования японского империализма он непосредственно связывал с разоблачением предательской политики правительства. Вступление правительства Дуань Ци-жуя в мировую войну в 1917 г. на стороне Антанты Ли Да-чжао рассматривал как результат давления японских и американских империалистов. Он разоблачал контрреволюционный характер соглашения японского правительства с милитаристским правительством Китая (1918 г.) против Советской России.

Рассматривая китайский милитаризм как верного слугу иностранного империализма, Ли Да-чжао не видел его классовой сущности. Он тогда еще не требовал ликвидации экономической основы феодализма, не выдвигал аграрной программы.

Разочарованный в способности китайской буржуазии и интеллигенции выполнить великую освободительную миссию, Ли Да-чжао искал источник революционных сил в массах. Он интересовался жизнью пекинских рабочих, шанхайских рикш, горняков, положением крестьян в провинциях Шаньдун, Хэнань, Хэбэй. Большое политическое значение он придавал стачечной борьбе, анализировал организацию забастовки на таньшаньских угольных копях. Ли Да-чжао не раз говорил о необходимости просвещения рабочих, создания доступных для них популярных учебных пособий. Без работы образованной молодежи среди масс он считал общественный прогресс невозможным.

Вокруг Ли Да-чжао группировалась революционно настроенная интеллигенция и особенно молодежь. В июле 1918 г. Ли Да-чжао принял активное участие в создании Научного общества молодого Китая (Шаонянь Чжунго), объединившего передовую молодежь.

В декабре 1918 г. по инициативе Ли Да-чжао был создан орган революционных кругов еженедельник «Мэйчжоу пин-лунь», на страницах которого, как и других прогрессивных газет и журналов, Ли Да-чжао и его соратники систематически разоблачали клевету буржуазной прессы на Советскую Россию, на коммунизм, публиковали переводы советских документов-- «Декларации прав народов России», Конституции РСФСР, декретов о земле, о мире, законов о труде, о браке, о равноправии женщин, о национализации банков. Они напечатали также сокращенный перевод «Манифеста Коммунистической партии» и отрывки из книги Ф. Энгельса «Развитие социализма от утопии к науке».

Таким образом, Ли Да-чжао был ярким представителем передовой китайской мысли, возглавившим в то время группу революционной интеллигенции, влияние которой непрерывно росло. Впоследствии эта группа стала ядром китайской коммунистической интеллигенции. Близко к этой группе, хотя формально и не входя в нее, стоял великий писатель Лу Синь. Подобно Ли Да-чжао, он приветствовал Октябрьскую революцию как зарю новой эры. Восхищаясь героическим подвигом русского народа, Лу Синь писал: «Ценой крови он остановил яростный натиск врага. Вот рассеиваются зловещие тучи огня и появляется лучезарный небесный свет. Это и есть заря новой эры».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Первое знакомство китайской общественности с марксизмом относится к началу XX в., активное же изучение и освоение марксистско-ленинских идей в Китае началось лишь после Великой Октябрьской революции в России. История проникновения марксизма-ленинизма в Китай в первую очередь, была связана с идейным развитием того поколения китайской радикальной молодежи, которое начало принимать участие в революционном движении в 10-х годах XX в. С наибольшей полнотой и последовательностью процесс перерастания революционно-демократических настроений в марксистско-ленинские убеждения отразился в духовной и политической трансформации одного из блестящих представителей этого поколения -- Ли Да-чжао, процесс идейного становления которого неоднократно привлекал к себе внимание исследователей.

Начинающему китайскому марксисту в первой четверти XX в. надо было преодолеть невероятно сложные идеологические и социально-психологические напластования, состоявшие, по крайней мере, из трех слоев:

1. огромной толщи традиционных конфуцианско-легистских, даосских, буддийских и иных представлений, установок и ценностных ориентаций, накрадывавшихся на общественное сознание китайского народа не менее двух с половиной тысяч лет;

2. сложной путаницы различных либерально-демократических воззрений, привнесенных из Европы, Америки и Японии, а также возникших на их основе буржуазных идей и теорий китайского происхождения;

3. революционно-демократических и социалистических немарксистских представлений, «вывезенных» из-за рубежа и выработанных в Китае радикальной интеллигенцией.

Особенно трудно было разобраться в революционаристских, а также оппортунистических, ревизионистских взглядах, взглядах, которые выдавались за марксизм или связывались с ним. В Китае активно распространялись идеи П. Кропоткина и М. Бакунина, К. Каутского и Э. Бернштейна, причем противники научного социализма преднамеренно противопоставляли их марксизму. Так, уже в 1919 г. ими были предприняты попытки критики экономической теории К. Маркса с позиций Э. Бернштейна, а его политических взглядов--с позиций П. Кропоткина.

Это, разумеется, затрудняло понимание марксизма теми, кто искренне к нему тянулся, тем более что взгляды Кропоткина, Бернштейна и Каутского представлялись как последнее слово в науке, якобы соответствующее новым историческим условиям, а марксизм изображался теорией, пригодной лишь для XIX в. Именно этим и надо в первую очередь объяснять те ошибки в понимании марксизма, которые Ли Да-чжао первоначально делал при ознакомлении с марксистской теорией.

Глубокое овладение марксизмом было по плечу лишь очень образованному, интеллектуально развитому человеку, обладавшему философским складом ума и разбиравшемуся в проблемах экономики, политики, идеологии и культуры. Таким человеком в Китае оказался Ли Да-чжао, сумевший благодаря воздействию Октябрьской революции найти в сложном лабиринте разнородных концепций нить Ариадны -- марксизм -- и благодаря этому преодолеть воздействие описанного выше огромного идейного давления, которое испытывало китайское общество в то время.

Ли Да-чжао был первым китайским революционером, глубоко понявшим и отразившим в своих трудах смысл и значение сначала марксизма, затем большевизма и ленинизма. Он заложил основы тех традиций в Коммунистической партии Китая, на основе которых шло развитие ее пролетарской, марксистско-ленинской линии. В этом заключается непреходящее историческое значение его идейно-теоретического и политического наследия для китайской революции и международного коммунистического движения, и именно поэтому не прекращаются попытки со стороны противников марксизма-ленинизма фальсифицировать это наследие.

Поколение, к которому принадлежал Ли Да-чжао, приняло эстафету борьбы за спасение и обновление Китая от старшего поколения революционных демократов, воспитанных на идеях тайпинов, Адама Смита, Руссо, Монтескье, Спенсера, Гекели и Ч. Дарвина, поколения, верившего в буржуазную демократию и парламентскую систему как в панацею. Ли Да-чжао и его современники жили уже в другое время. Они также прошли через увлечение теориями эволюционизма, позитивизма, социал-дарвинизма, однако относились к ним с гораздо большей долей сомнения, чем те, кто начал свою политическую деятельность в 90-х годах XIX в. и первом десятилетии XX в. То же самое можно сказать и об отношении молодых революционных демократов к идеям буржуазной демократии и парламентаризма, поскольку попытки их реализации после революции 1911 г. не только не избавили Китай от трудностей и страданий, но и фактически усугубили тяжелое положение страны, раздираемой на части милитаристскими кликами, за спиной которых стояли великие державы.

Почему же в Китае начиная с 20-х годов марксизму-ленинизму было отдано явное предпочтение перед буржуазным демократизмом и анархизмом, несмотря на усилия, предпринятые, с одной стороны, Ху Ши и его сторонниками, а также Б. Расселом и Дж. Дьюи, которые широко пропагандировали идеи буржуазной демократии среди китайской интеллигенции в 1920 г., и, с другой -- китайскими анархистами, поносившими марксизм? Пытаясь ответить на этот вопрос, некоторые из буржуазных ученых доходили до нелепых утверждений вроде того, что марксизм якобы напоминает конфуцианство и поэтому легче воспринимается китайцами.

Поворот китайской интеллигенции к марксизму-ленинизму отнюдь не был случайным явлением. Целый ряд серьезных причин заставил передовую часть китайской интеллигенции сделать еще одну нелегкую для нее переоценку ценностей и попытаться найти истину в новом учении -- марксизме-ленинизме.

Огромным стимулом для поворота Китая к марксизму-ленинизму явилась победа Октябрьской революции в России, показавшая Китаю жизненную силу научного социализма и подтвердившая правильность этого учения на практике. Большое значение имело и то, что буржуазный демократизм, с которым китайская радикальная интеллигенция конца XIX в. связывала столько надежд, оказался дискредитированным вследствие полного провала политической системы демократических институтов, созданной в Китае в результате революции 1911 --1913 гг. Значительный удар по престижу буржуазной демократии в Китае нанесла и первая мировая война, показавшая китайцам истинное лицо капитализма и буржуазной демократии. После войны широкое распространение получило в Китае представление о европейском капитализме как о несправедливом и аморальном. Это представление еще больше усилилось в связи с тем, что европейские державы продолжали проводить в отношении Китая прежнюю, колониалистскую, дискриминационную политику (ответом на нее было развернувшееся с 1919 г. революционное «движение 4 мая»). Советская же Россия с самого начала стала строить свои отношения с Китаем на совершенно новых принципах, невиданных до этого в практике международных отношений.

Переход Ли Да-чжао на позиции научного социализма не был простым и легким процессом. Он потребовал времени, больших усилий, упорной учебы и практической политической деятельности. Профессор Пекинского университета Ли Да-чжао был одним из самых образованных китайцев своего времени. Глубокий мыслитель, человек с широким диапазоном научных интересов, включавших историю, философию, политэкономию, социологию, Ли Да-чжао без преувеличения может быть назван первым идеологом китайского рабочего класса и в идейно-теоретическом отношении поставлен в один ряд с лучшими марксистами Азии своего времени. Как политический деятель Ли Да-чжао, безусловно, принадлежал к политикам ленинского типа. Он был принципиальным, волевым, самоотверженным, стойким и мужественным, преданным делу Коммунистической партии Китая, ради которого он без всяких колебаний пошел на смерть.

Анализ взглядов Ли Да-чжао важен еще и потому, что его идеи преднамеренно замалчивались и в самом Китае, причем не только гоминьдановцами, но и маоиситами. Характерно, что в Китае работы Ли Да-чжао долгое время не издавались. Лишь в 1939 г. вышел сборник 30 его работ (переиздававшийся в 1949 и 1950 гг.). В 1959 г. в связи с 40-летием «движения 4 мая» были изданы «Избранные произведения» Ли Да-чжао (переизданные в 1962 г.). Хотя в Китае неоднократно публиковались статьи о жизни и политической деятельности Ли Да-чжао, в которых освещалась его роль в создании Коммунистической партии Китая, однако на китайском языке до сих пор нет работы о нем.

Анализ политической биографии и взглядов Ли Да-чжао приводит к выводу о том, что он как человек, политик и идеолог -- антипод Мао Цзэ-дуна. Ли Да-чжао целиком и полностью воспринимает марксизм-ленинизм, делает его своим мировоззрением. Мао Цзэ-дун же берет из марксизма-ленинизма только некую «всеобщую истину», сводимую лишь к учению о классовой борьбе, которая, в свою очередь, опошляется и приспосабливается к его личным политическим целям. Ли Да-чжао с начала 20-х годов фактически становится ленинцем, Мао Цзэ-дун же утверждает, что ленинизм для Китая неприемлем. Самой отличительной чертой политических взглядов и деятельности Ли Да-чжао был их последовательный демократизм, поднявшийся в 20-х годах до уровня пролетарской демократии. Мао Цзэ-дун же фактически никогда не был демократом (вспомним его высказывание периода «культурной революции»: «Я не знаю, что такое демократия») и всегда стремился к автократии, прикрывая это стремление рассуждениями «о новой демократии».

Характерно, что Ли Да-чжао и Мао Цзэ-дун занимали принципиально противоположные позиции в вопросе о диктатуре пролетариата в Китае. Выше было показано, что Ли Да-чжао в 1921--1923 гг. стал сторонником революционной диктатуры пролетариата. Мао Цзэ-дун же в действительности был противником идеи диктатуры пролетариата, считая ее непригодной для Китая (во всяком случае, до середины 50-х годов).

В беседе с американским журналистом Форманом в середине 40-х годов он прямо говорил, что диктатура пролетариата неприемлема для Китая.

Будущее Китая и всего мира Ли Да-чжао связывал с рабочим классом. Он написал о рабочем классе и его международном движении около 15 статей; Мао Цзэ-дун же почти не касался этого вопроса.