Общественно-политическая мысль Древней Руси IX-XIII века

Мировоззрение Кирилла тесно связано с идеями Климента Смолятича. В период своего «столпничества» Кирилл полагал, что мирянин не наследует «царства», поскольку он отягощен страстями и весь запятнан грехами. «Нет места чистого в нем, вся скверна», - писал Кирилл. По его мнению есть только один путь спасения - это «ангельское житие», монашество. В «столпнических» воззрениях Кирилла обнаруживается один любопытный аспект. Кирилл делает заключение о мнимости вочеловечения Христа. По его мнению, не мог принять образ человека тот, кто сам пожелал спасти от скверны плотского существования. Он утверждает, что «прилагать» тело к бесплотному Богу - ересь. Это, по Кириллу», притча», иносказание. Следовательно, делает он вывод, человеческое чуждо Божественному, а мирское - церковному. Скорее всего, здесь Кирилл под ересью подразумевал распространенное среди книжников софийского направления арианское восприятие Христа как совершенного человека. Но, сам Кирилл далек от церковной доктрины. Однако, Кирилл, стремясь в своем рвении «Замкнуть уста», арианствующим книжникам и, не задумываясь о догматической строгости, противопоставляет божественное и человеческое. Критике арианства туровский епископ посвятил одно из своих слов, в котором борьбу никейских Отцов Церкви с учением александрийского пресвитера Ария он сравнивает с грандиозной баталией.

Пастырская деятельность Кирилла после избрания его епископом, смягчает его прежний аскетизм. Теперь он занимается поиском моральных критериев жизнедеятельности человека. Подобные идеи высказывал и Владимир Мономах, пытавшийся определить общезначимый идеал мирской жизни. Однако, если князь исходил при этом из личного опыта, из практики, то Кирилл никогда не выходил за рамки Священного Писания. Он так и не смог довериться до конца разуму и поэтому всегда искал опору для собственных мыслей в евангельских заповедях.

Вслед за Климентом Смоляничем туровский епископ обращается к аллегории, пытаясь таким образом преодолеть мистико-аскетическое неприятие мирских ценностей. Рационализируя богословие, Кирилл, как и Климент Смолятич, стремился защитить разум, отстоять его право на постижение истины. 4.

Говоря о высоком уровне красноречия ХП века, мы можем опираться на творчество Климента Смолятича, произведения которого дошли до нашего времени. Сведения о Клименте весьма ограничены. Его фамилия дает повод предполагать, что родом он из Смоленска. До святительства подвизался в монастыре, находящемся в Зарубе, под Киевом.

В 1146 году ставший великим князем киевским Изяслав Мстиславович предложил кандидатуру Климента Смолятича на митрополичью кафедру. Однако попытка поставить русского митрополита без благословения Консстантинополя, встретила противодействие среди некоторых русских иерархов. В 1147 году поставленне все же состоялось, но положение Климента было непрочным.

После смерти своего покровителя Климент вынужден был оставить митрополичий престол.

Летопись отмечает, что такого великого «книжника и философа» не бывало на русской земле:

«…и бысть книжник и философь так, якоже в Русской земли не бяметь», «…и прилежна молитве и прочитанию божественных писаний, и зело книжен и учителен, и философ великий, и много написания написав».

Начитанность Климента подтверждается его посланием к смоленскому просвитеру Фоме, дошедшим с толкованиями мниха Афанасия. Поводом для написания послания явилось, видимо, натянутые отношения с просвитером. Фома обвинял Климента в тщеславии и в стремлении представить себя философом. Это послание Климент зачитал перед князем и обратился к Фоме с ответным посланием, которое и дошло до нас.

«…есть в письме твоем порицание нашему тщеславию, и о том я с удовольствием прочел я перед многими свидетелями и пред князем Изяславом Говоришь мне: «философию излагаешь», - и это совсем несправедливо ты пишешь, оставив Священное писание, излагал я Гомера, и Аристотеля, и Платона, которые средь греческих столпов славнейшими были; если же и писал, то не тебе, а князю, да и то не часто. Но, удивительно говоришь ты мне: «Прославляешься», а я объясню тебе, кто такие славолюбцы - которыре присоединяют дом к дому, и села к селам,…, - но от них-то я грешный Клим, как раз и свободен. Вместо домов и сел, у меня земли четыре локтя, чтобы вырыть могилу. Эту гробницу видели многие, если же ее вижу каждый день на семь раз, не знаю, с чего помышлять мне о славе, - ведь нет мне много пути до церкви, кроме гробницы».

В послании особенно характерны аллегорические толкования отдельных спорных мест Священного Писания, главным образом Ветхого Завета: это позволило автору выказать разнообразной литературы, преимущественно переводной византийской: «что же касается этого Давида, будто «возлюбили рабы твои каменья, и о прахе его жалеют» - да о прахе ли бог отец говорил или о камне? Если позволишь мне, любимый, истолковать, - камень и есть прах. Ибо вот бог отец об апостолах говорит, если вчитаеся в Книгу Бытие, у свидетеля бога, Моисея: «Ибо сказал господь бог: вот Адам стал как и мог…» - не то ли это, что читаю я тщеславия ради?».

Ссылки на Гомера, Платона и Аристотеля не доказывают его непосредственного знакомства с греческими классиками. Цитаты из них обыкновенно брались из третьих рук, причем имена языческих авторитетов приобретали у поздних христианских писателей почти нарицательный смысл. Однако, упоминается, что Климент знал греческий язык, владел приемами риторики, а также компетентность в вопросах церковного права позволяют предположить, что Клиент Смолятич получил образование в одной из высших школ в Византии.

Литературная сторона послания стоит высоко и свидетельствует о переходе на Русь традиционных форм византийской книжности уже в ХП веке. Приписываются Клиенту анонимное «Поучение о любви и «Слово в неделю сыропостную» в похвалу всем святым, а также несколько ответов в «Вопрошениях Кирика», «Поучения о всех святых». Можно предполагать, что Климент написал гораздо больше произведений, чем открыто до сих пор.

В развитии человеческой истории Климент Смолятич выделяет три периода - «Завет», «Закон» и «Дар Божий». Значение первых двух в том, что они подготавливают и предрешают победу абсолютной истине, которая открывается в христианстве. Для того, чтобы показать обществу свои личные взгляды Климент Смолятич широко использует работы Феодорита Кирского, Никиты Героклийского для объяснения религиозных тем. Его восприятие окружающего мира - это уверенность в том, что все имеет основу, «все улаживается, поддерживается, и имеет успех, благодаря силе божественной: Мыслитель характеризует Бога как абсолютное существо, которое не поддается человеческому понимаю. Человек, который открывает для себя научное построение света, становится, т.об., на путь познания Бога-творца, находит высший смысл своего существования.

Однако, подаренная ему свобода действий - одновременно и напоминание про то, что человеку, как венцу творения, как основному центру вселенной, нужно стремиться до морального усовершенствования, доверять божескому промыслу.

Как и Кирилл Туровский, и другие мыслители средневековья, Климент Смолятич подчеркивает духовно-моральную природу человека. Однако он имел свой взгляд на некоторые общественные проблемы и вопросы. Климент Смолятич отказывается от всего, включая церковное имущество, в то время как многие монастыри, церкви, некоторые священнослужители были крупными землевладельцами. Конечно, эта мысль была очень не типична для того времени. Акцент на духовном, вечном, осуждение алчности характеризует все мировоззрение средневековых восточных славян. Однако в ХП веке, практически только Климент Смолятич ясно и точно выразил эту мысль. Его призыв сберечь моральную чистоту мыслей и поступков звучит очень современно и актуален и в наши дни.

Видным представителем торжественного красноречия Древней Руси был киевский митрополит Иларион. Ему принадлежит «Слово про закон и дар Божий». Основное содержание этого произведения - восславление новой веры и мощи Киевского государства. Главная идея - проповедь ее политической и церковной независимости от Византии. Центральную часть произведения занимает похвала князю Владимиру как храброму воину, мудрому государю, просветителю, который содействовал укреплению международного авторитета Русской земли и установил на землях восточных славян христианство. Риторическое по стилю, стройное по композиции и глубоко патриотическое «Слово» Илариона - гимн Руси, которая, как говорит автор, «ведома и слышима есть всеми концы земли».

Однако значение «Слова» далеко выходит за рамки жанра торжественных праздничных слов, произносимых в церкви перед верующими. «Слово» Илариона - своего рода церковно-политический трактат, в котором прославляется Русская земля и ее князья.

Роль Владимира как крестителя Руси вырастает до вселенского масштаба: Владимир «равноумен», «равнохрий, столюбец» самому Константину Великому, императору «двух Римов» - Восточного и Западного, провозгласившему, согласно церковной традиции, христианство государственной религией в Византии и чрезвычайно почитавшемуся в империи. Равные дела и равные достоинства дают право и на одинаковое почитание. Так Иларион приводит слушателей к мысли о необходимости признать Владимира святым. Он ставит его в один ряд с апостолами Иоанном, Фомой, Марком, которым принадлежит заслуга обращения в христианскую веру различных стран и земель.

При этом Иларион стремится прославить могущество Русской ^вемли и подчеркнуть ее авторитет. Фразеологию церковной проповеди порой сменяет фразеология летописной похвалы: предки Владимира - Игорь и Святослав на весь мир прославились мужеством и храбростью, «победами и крепостью»; и правили они не в «неведоме земли», а на Руси, которая «ведома и слышима есть всеми четырьми конци земли». И сам Владимир не только благоверный христианин, но могучий «единодержец земли своей», сумевший покорить соседние страны «овы миром, а непокорима мечем».

Третья, заключительная часть «Слова» посвящена Ярославу Мудрому. Иларион изображает его не только как продолжателя духовных заветов Владимира, не только как усердного строителя новых церквей, но и как достойного «наместника… владычества» своего отца. Даже в молитве Иларион не забывает о мирских, политических нуждах Руси: он молит бога «прогнать» врагов, утвердить' мир, «укротить» соседние страны, «умудрить бояр», укрепить города… Эта гражданственность церковной проповеди хорошо объяснима обстановкой 30-40-х гг. XI в., когда Ярослав всеми средствами добивается независимости русской церкви и русской государственной политики и когда идея равенства Руси в отношениях с Византией.

Во второй половине XI в. создаются «Житие Феодосия Печерского» и два варианта жития Бориса и Глеба. Так определились две главные группы агиографических сюжетов: одни жития были «целиком посвящены теме идеального христианского героя, ушедшего из «мирской» жизни, чтобы подвигами заслужить жизнь «вечную», тогда как герои другой группы житий стремятся обосновать своим поведением не только общехристианский, но и феодальный идеал» 2.

Создание церковного культа Бориса и Глеба преследовало две цели. С одной стороны, канонизация первых русских святых поднимала церковный авторитет Руси, свидетельствовала о том, /что Русь «почтена пред богом» и удостоилась своих «святых угодников». С другой стороны, культ Бориса и Глеба имел чрезвычайно важный политический смысл: он «освящал» и утверждал не раз провозглашавшуюся государственную идею, согласно которой все русские князья - братья, и в то же время подчеркивал обязательность «покорения» младших князей старшим. Именно так поступили Борис и Глеб: они беспрекословно подчинились своему старшему брату Святополку, почитая его «в отца место», а он злоупотребил их братской покорностью.

Эта идея была отчетливо сформулирована в летописном завещании Ярослава Мудрого: «Се же поручаю в себе место стол старейшему сыну моему и брату вашему Изяславу… сего послушайте, якоже послушаете мене»

Феодальные распри на Руси того времени были достаточно обычным явлением, и участники этих конфликтов всегда поступали так, как подсказывал им расчет, честолюбие, военный опыт или дипломатический талант; во всяком случае, они ожесточенно боролись, отстаивая свои права и жизнь. На этом фоне покорность Бориса и Глеба, какой ее изображает летопись сама по себе необычна.

МОЛЕНИЕ ДАНИИЛА ЗАТОЧНИКА

Одной из центральных тем древнерусской литературы был вопрос о роли князя в жизни страны. Необходимость сильной княжеской власти как условие успешной борьбы с внешними врагами, преодоления внутренних противоречий остро осознава-1'лась теми, кто заботился о судьбах страны.

Идея сильной княжеской власти стоит в центре «Моления» Даниила Заточника, одного из интереснейших произведений древнерусской литературы. Памятник этот примечателен не только идейной направленностью, литературными особенностями, но и своей загадочностью. До сих пор остаются не до конца решенными вопросы о времени его создания, о том, кто такой Даниил Заточник. Различными исследователями диаметрально противоположно решается проблема взаимоотношения двух основных редакций произведения.

Одна редакция названа в заглавии «Словом», другая - «Молением». «Слово» адресуется князю Ярославу Владимировичу, «Моление» - Ярославу Всеволодовичу. В тексте «Слова» князь называется «сыном великого царя Владимира». Так, скорее, всего древнерусский книжник мог назвать только кого-нибудь из сыновей Владимира Мономаха. Но у него не было сына Ярослава. Ряд исследователей считает, что «Ярослав» - ошибка заглавия и вместо этого имени должно быть либо Юрий Долгорукий, либо Андрей Добрый. В этом случае «Слово» можно датировать временем не позднее 40-50-х гг. XII в.

Адресатом же «Моления», по мнению большинства исследователей, является сын великого князя Всеволода III Большое Гнездо - Ярослав Всеволодович, княживший в Переяславле Суздальском с 1213 по 1236 г.

Однако существует гипотеза, согласно которой «Слово» - более поздняя переработка «Моления». Несмотря на обширную литературу с аргументацией обеих точек зрения, вопрос, что первично - «Слово» или «Моление», остается открытым. Решение этого вопроса затрудняется тем, что все списки произведения сильно варьируют текст памятника: каждый переписчик вносил в переписываемый текст свои изменения и дополнения. Поэтому, рассматривая «Моление» Даниила Заточника, приходится учитывать данные и разных редакций и разных списков его.

Наиболее существенное различие между «Молением» и «Словом» - в их идейной направленности. В обеих редакциях в равной мере превозносится сила и могущество князя и княжеской власти. Отношение же к боярству в «Слове» и «Молении» сильно различается. В «Слове» князь не противопоставляется боярам. В «Молении» резко подчеркивается превосходство князя над боярами.

В летописной повести о битве на Воже в 1378 г. говорится о некоем попе, которого сослали в заточение на Лаче озеро, «иде же бе Данило Заточеник». Эти слова, однако, не решают вопроса о том, кто такой Даниил Заточник. Скорее всего, само это упоминание имени Даниила в летописи восходит к «Слову» или «Молению» и свидетельствует лишь о популярности v данного произведения в Древней Руси. Мы не можем даже быть, уверенными, существовал ли в действительности Даниил, почему-то и когда-то попавший в немилость у своего князя и находившийся на озере Лача. Неясно и само слово «заточник»: оно может иметь значение и «заключенный», и «заложившийся». Существующие в научной и научно-популярной литературе всякого рода «биографические» предположения о Данииле, как правило, весьма субъективны.

Наиболее обоснованно и развернуто эта гипотеза разработана Н.К. Гудзием в статье «К какой социальной среде принадлежал Даниил Заточник?» а также в написанной Н.К. Гудзием главе, посвященной этому памятнику, в академической истории русской литературы и в его учебнике.

Из «Моления», из самохарактеристик автора видно, что он не принадлежал к господствующему классу. Даниил относился к категории княжеских «милостников», которые происходили из самых различных слоев зависимых людей.

Сочинение Даниила Заточника представляет собой письмо, послание, которое попавший в беду человек адресует князю, ища у него защиты и покровительства. Даниил признается, что в своей надежде вызвать к себе благорасположение князя он может рассчитывать только на свой ум и житейскую мудрость. Если я, - пишет он в своем послании - «на рати не велми храбр», то зато - «в словесех крепок», и так развивает эту мысль: «Умен муж не велми бывает на рати храбр, но крепок в замыслех». Поэтому, говорит Даниил, князю выгодно иметь около себя мудрых советчиков. И самым характером своего произведения Даниил иллюстрирует свою мудрость, подчеркивая при этом, что мудрость эта - его личная заслуга, результат собственных усилий. Я не учился у философов, говорит он, но, как пчела собирает мед с разных цветов, так и я собирал отовсюду «сладость словесную» и соединил ее воедино в своем послании к князю. Сочинение Даниила представляет собой подборку мудрых высказываний из самых разнообразных источников. Подбирая эти сентенции, притчи, изречения, Даниил воздает хвалу князю, наставляет его в житейской мудрости, рисует свое собственное бедственное положение и, одновременно с этим, воссоздает публицистически острые картины современных нравов и порядков. В Древней Руси начиная с XI в. были широко распространены сборники изречений, составленные из самых разнообразных источников, «Моление» Даниила Заточника по своему характеру в определенной степени примыкает к этому популярному жанру древнерусской литературы, но вместе с тем и существенно отличается от такого рода сборников. Даниил Заточник не просто составил свой сборник афоризмов, а искусно подобрал и расположил избранные им афоризмы так, что они приобрели в своей совокупности характер сюжетного повествования. Отдельные афоризмы, в предельно сжатой форме передающие житейскую мудрость, объединены стоящим за ними живым человеком - Даниилом Заточником, и они становятся уже не сентенциями вообще, а начинают восприниматься как перипетии жизни Даниила, князя, к которому он обращается, различных представителей общества того времени, о которых он говорит. Личностный характер повествования усиливается тем, что Даниил все время обращается к князю, от которого зависит его судьба: «Княже мой, господине!» Эта повторяющаяся на протяжении всего текста фраза придает особое единство, цельность всему произведению, делает его не сборником мудрых изречений, а афористическим по форме повествованием о судьбе человека.

Даниил Заточник заимствует афоризмы из книг Священного писания, из «Повести об Акире Премудром», «Стословца» Геннадия, ему известна «Повесть временных лет». В изречениях такого рода Даниил стремится блеснуть своей эрудицией: «Глаголет бо святое Писание…», «Давид рече…», «Соломон тако же рече…». Сентенции подобного рода в «Молении» Даниила Заточника, как правило, носят отвлеченный характер, они риторичны и гиперболичны: «И бых паря мыслию своею, аки орел по воздуху»;

«Глас твой сладок, и уста твоя мед истачают, и образ твой красен; послания твоя яко рай с плодом» и т.д. и т.п. Вместе с тем Даниил столь же легко и свободно обращается к бытовой лексике и фразеологии. Как замечает Д.С. Лихачев, «Даниил как бы щеголяет своей грубостью, нарочитой сниженностью стиля, не стесняясь бытового словаря». И вот, наряду с книжными, отвлеченными образами, в «Молении» появляются яркие, реалистичные и меткие зарисовки живой жизни. В этих сентенциях Даниила проявляется его житейская мудрость, живой юмор, а подчас и сарказм.

«Девка погубляет свою красу блуднею, а муж свою честь татбою»; «Или речеши, княже: женися у богатого тестя - ту пей и ту яжь. Лутче бо ми трясцею болети: трясца бо, потрясчи, пустит, а зла жена и до смерти сушит»; «Иде же брацы и пирове, ту черньцы и черницы и беззаконие: ангельский имея на себе образ, а блудной нрав, святительский имея на себе сан, а обычаем похабен».

Евангельские изречения у Даниила соседствуют с народными пословицами и поговорками.

Такая особенность стиля «Моления» Даниила Заточника - свободное сочетание высокой книжной риторики с «мирскими притчами» - объясняется не только тем, что автор - представитель низших слоев общества, зависимый человек, но и литературной позицией писателя. Нарочитая грубость Даниила, его балагурство восходят к скоморошеским традициям.

Своеобразно «Моление» и своим отношением к человеческой, личности. Иронизируя над самим собой, непомерно восхваляя князя, Даниил выше всего ставит интеллектуальную силу человека, встает на защиту человеческого достоинства. Мудрый человек, находясь в бедственном, безвыходном положении, стремясь выбраться в люди, не может и не должен поступаться своим человеческим достоинством, идти против своей совести. Примечательно, что, подчеркивая силу княжеской власти, Даниил замечает, что, как ни могуществен князь, деяния его зависят от окружающих «думцев» - советников: «Господине мой! Ведь не море топить корабли, но ветри; не огнь творить ражежение железу, но надымание мешное; тако же и князь не сам впадаеть в вещь, но думци вводят. 3 добрым бо думцею думая, князь высока стола добудеть, а с лихим думцею думая меньшего лишен будет ».

Даниил Заточник - это древнерусский интеллигент, который остро ощущает недуги своего времени, пытается найти выход из них, ратует за признание человеческого достоинства независимее от социального и имущественного положения человека. Тонкую точную характеристику Даниила Заточника как писателя дал В.Г. Белинский: «Кто бы ни был Даниил Заточник, - можно заключить не без основания, что это была одна из тех личностей, которые, на беду себе, слишком умны, слишком даровиты, слишком много знают и, не умея прятать от людей своего превосходства, оскорбляют самолюбивую посредственность; которых сердце болит, снедается ревностью по делам, чуждым им, которые говорят там, где лучше было бы молчать, и молчат там, где выгодно говорить; словом, одна из тех личностей, которых люди сперва хвалят и холят, а потом сживают со свету и, наконец, уморивши, снова начинают хвалить»

Вообще, для агиографической литературы характерна еще одна черта - абстрогированность. Суть ее в том, что автор нарочито избегает определенности, точности, любых деталей, которые указывали бы на частность единичность описываемых ситуаций. Это не случайность, а осмысленное стремление рассматривать жизнь святого как бы вне времени и пространства. Вот как например, в «Житии Феодосия Печерского» расказывается о междукняжеской борьбе 1073 года, когда князья Всеволод и Святослав изгнали великого князя киевского Изяслава. В тексте видно, что не названы ни имена князей, ни Киев, а сама феодальная расприя изображается исключительно как результат дьявольского наущения. Для абстрагирующей тенденции характерно опущение имен, именование людей по их социальному статусу, опущение географических наименований, точных дат.

В агиографической литературе Киевской Руси эта тенденция только начинает себя проявлять, наиболее полное выражение она найдет познее - в XIV-XV вв.

Конечно же нельзя не упомянуть еще одно важное имя Ефрасиния Полоцкая. Деятельность Ефрасинии Полоцкой - яркий след тех кардинальных духовных сдвигов, которые происходили в общественно-политической жизни Древней Руси 9-13 веков. Именно в этот период закладывался фундамент нового понимания мира, начинали развиваться предпосылки развития индивидуума, как особенной личности, усваивались духовно-моральные ценности человека. Вклад в духовный мир белорусской святой Ефрасинии Полоцкой далеко вышел за границы средневековой эпохи. Ее имя, дела и мысли получили наивысшую ценность для истории и стали символом самоотдачи, служения высшим идеалам и верности своей родине.

Заключение

В настоящее время, мы вновь обращаемся к своей истории, пытаемся больше узнать о своих корнях. Очень важно сейчас обратиться к проблемам, которые стояли перед средневековым обществом, чтобы понять и лучше разобраться в современных. Ведь это неоценимый опыт, накопленный веками. Он может послужить для нас примером и показать пути решения наших проблем. А ведь многие актуальны и сейчас. Например, вопрос о единстве славян. Среди многочисленных проблем - раздробленность, междуусобные войны, монголо-татарское нашествие - четко слышен призыв к объединению практически во всех произведениях, написанных в то время.

В то время, в период Киевской Руси, было мало людей грамотных, образованных. Но были и такие, слава о которых шла далеко за пределы славянских государств. Так, например, можно сказать о «втором Златоусте» Кирилле Туровском. Конечно, не все дошло до наших времен, но то, что мы имеем, его произведения, поражают своим красноречием, богатством воображения, простотой и актуальностью. Кирилл Туровский имел высокий сан и, будучи приближен к государственным делам, свои мысли по поводу происходящего «доверял бумаге». Благодаря его многочисленным «Поучениям», «Притчам», «Словам» можно судить о настроениях общества древней Руси. Он затрагивает политические, экономические, социальные, религиозные, культурные аспекты общественной жизни. Многие высказывания можно применить и в современной жизни. Отрицательной чертой, которая характерна для всего средневековья, является рьяная религиозная направленность. Она присутствует в каждом произведении любого общественного деятеля и средневекового мыслителя.

Это и не удивительно. Образование и грамотность могли получить люди, приближенные к власти либо к церкви. Поэтому расцвет письменности приходит на Древнюю Русь лишь с принятием христианства и базируется на церкви и монастырях. Но и здесь видны очевидные плюс: люди могли изучать древнюю литературу, произведения византийских авторов и многое другое. На культурной почве происходил обмен информацией, идеями, мыслями. Конечно, древнерусские авторы многое заимствовали у Византии. Однако они проложили дорогу и дали толчок развитию своей, славянской, письменности, литературе и общественной мысли. Было очень интересно наблюдать как проходит превращение варварского государства в более культурную и развитую. Конечно, государство не достигло быстро такого расцвета как другие. Но можно видеть и кардинальные изменения.

Список использованных источников

1. Памятники литературы Древней Руси. XII век. - М.: Художественная литература, 1980.

2. Хрестоматия по истории Белоруссии. С древнейших времен до 1917. - Мн.: Высшая школа, 1974.

3. Хрестоматия по древней литературе. - Мн.: «Беларусь», 1987.

4. Хрестоматия по древней русской литературе. - М.: Просвещение, 1973.

5. Будовниц И.У. Общественно-политическая мысль Древней Руси IX-XII века. - М.: Наука, 1960.

6. Галко В.И. Кирилл Туровский и его время. // БГЧ., 1993 - N3.

7. Галко В.И. Славянское единство: прошлое и настоящее. // Славянский мир на пороге III тысячелетия. - Гомель: БелГУТ, 2001.

8. Гудзий Н.К. История древней русской литературы. - Наука и техника, 1986.

9. Гудзий Н.К. Литература Киевской Руси. - К.: Наука и техника, 1986.

10. Долгов В.В. Очерки истории общественного сознания Древней Руси. XI-XIII века. - М.: Просвещение 1999.

11. Ерёмин И.П. Литература Древней Руси: этюды и характеристики. - М. - Л-д.: 1968.

12. Еремин И.П. Литература Древней Руси. - М. - Л-д.: 1966.

13. История белорусской литературы. - Мн.: Высшая школа, 1984.

14. История русской литературы X-XVII века. - М.: Художественная литература, 1996.

15. История русской литературы. - М: МГУ, 1984.

16. История русской литературы. - Л-д.: Наука, 1980.

17. Ключевский В.О. Курс русской истории. Т. 2. - М.: Наука, 1957.

18. Колесов В.В. Красноречие Древней Руси: Кирилл Туровский. - М.: Просвещение, 1980.

19. Лобынцев Ю.А. Напой росою благодати … - М.: Художественная литература, 1993.

20. Лойко О.А. Старобелорусская литература. - Мн.: Высшая школа, 2001.

21. Минова Е.В. Проблема единства словян в наследии Кирилла

Туровского // Восточнославянское единство в прошлом, настоящем и будущем. - Гомель.: БелГУТ, 1998.

22. Никольский Н.К. История русской церкви. - М.: Просвещение, 1983.

23. Общественная мысль: исследование и публикации. - М.: Наука и техника, 1968.

24. Просветители земли белорусской. - Мн.: «Белорусская энциклопедия», 2001.

25. Рыбаков В.А. Первые века русской истории. - М.: Художественная литература, 1986.

26. Рыбаков В.А. Из истории культуры Древней Руси. - М.: Художественная литература, 1988.

27. Рябцева Н.А. Исторические условия жизни и творчества Кирилла Туровского // Гуманистическое и христианско-духовное содержание наследия Кирилла Туровского. - Гомель: БелГУТ, 2000.

28. Соловьёв С.М. История России с древнейших времён. Т. 1. - М.: Наука, 1984.

29. Становления философской мысли в Киевской Руси. - М.: Наука, 1984.

30. Юшков С.В. Общественно-политический строй. - М.: Наука, 1949.