Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

ДАГЕСТАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

Кафедра истории древнего мира и средних веков

ДИПЛОМНАЯ РАБОТА

Средневековые университеты

Джабраилова Лариса Камиловна

Научный руководитель -

д.и.н., проф. С.И. Муртузалиев

МАХАЧКАЛА -

Содержание

Введение

Глава I. Традиционные факультеты университетов Средневековья

- Факультет медицины

- Факультет права

- Факультет искусств

- Причины ухода ученых из университетов

- Факультет теологии

- Проблема образования религиозных меньшинств

Глава II. Преподаватели и система обучения

- Преподавание как профессия

- Порядок назначения на преподавательские должности

- Общая характеристика средневековой профессуры

- Принципы подбора профессорского состава

- Оплата работы в университете

- Карьера и мобильность преподавателей

- Профессура как особая социальная группа

Заключение

Список использованных источников и литературы

Введение

Система образования в XXI столетии призвана стать реальным механизмом культурного развития общества, удовлетворять его образовательные потребности. Проводимая в России реформа школьного и вузовского образования предполагает всесторонний учет социально-экономических и национальных особенностей развития каждого народа, исследование его образовательных и воспитательных традиций. Знание этих особенностей в различные эпохи и разных странах, их историко-педагогическая интерпретация позволяют целостно и во многом по-новому осмыслить прошлое, настоящее и будущее системы образования.

Решение этой задачи требует глубокого исследования многих факторов - в том числе и исторических. Актуальностью этой проблемы объясняется выбор темы дипломной работы, хронологические рамки которой охватывают пять столетий эпохи средневековья - период с XIII по XVII вв. - средневековья, коему современный человек обязан слишком многим и, что особенно важно для моей темы, университетами.

Изучая данную проблему, я использовала сравнительно-исторический метод исследования, сочетая его с критическим подходом к имеющимся источникам и литературе. Такой подход позволил мне, опираясь на труды отечественных и зарубежных ученых, рассмотреть два основных вопроса дипломной работы: 1) что представляли собой традиционные факультеты средневековых университетов (медицины, права, искусств и теологии) и 2) каково было положение преподавателей в средневековом обществе и их место в системе обучения. Разумеется, это далеко не исчерпывает того круга вопросов и проблем, которые связаны с историей средневековых университетов, но дипломное задание ограничивает объем работы.

Источниковую базу дипломной работы составили документы, опубликованные в переводе на русский язык в таких изданиях как: «Антология педагогической мысли христианского средневековья» [1], «Документы по истории средневековых университетов Европы XII-XV вв.» [2], один документ из практикума по истории средних веков [3], имеющаяся в библиотеке ДГУ книга «Средневековье в его памятниках», изданная под редакцией Д.Н. Егорова [4], два документа из хрестоматии по истории средних веков [5] и публикация документов по истории Франции середины XVI в. [6] в сборнике «Средние века». В ряде случаев источники цитируются по трудам исследователей.

Изучением проблем западноевропейской средневековой школы занимались многие отечественные ученые, но университеты, почему-то, привлекали меньшее внимание. Одним из самых полных для XIX в. трудом является книга Н. Суворова «Средневековые университеты», изданная в 1898 г. [31].

Основными трудами по моей теме явились следующие исследования и опубликованные в них материалы: «Европейская педагогика от античности до нового времени» [12], «Западноевропейская средневековая школа и педагогическая мысль» [13], «Университеты Западной Европы. Средние века. Возрождение. Просвещение» [34], «Школа и педагогическая мысль средних веков. Возрождение и начало нового времени» [35].

Интересные материалы содержат труды отдельных ученых - Л.И. Владимирова по истории книги и книгопечатания [9], А.Я. Гуревича по культуре и обществу средневековой Европы глазами современников [10], Ф. Даннемана по истории естествознания [11], С.Г. Лозинского по истории римского папства [27], С. Костюкевича об университете как уникальном сплаве либерального образования, средневековой гильдии и естественной науки [22], М.Т. Петрова об итальянской интеллигенции в эпоху Ренессанса [29], Г.И. Липатниковой [26] и др.

Часть необходимого материала была почерпнута из трудов отечественных и зарубежных отдельных ученых и коллективов авторов по истории отдельных стран и средневековья в целом: Р. Альтамира-и-Кревеа по истории Испании [7], «Англия XVII века: социальные группы и общество» [8], из 2-го и 3-го томов по Истории Европы с древнейших времен до наших дней [14], из разделов и глав по истории культуры Италии [16], Франции [17], Швеции [18], истории средних веков [19], истории скандинавских стран [20], Ле Гоффа Ж. по цивилизациям средневекового Запада [25], о классах и сословиях средневекового общества [21], по культуре Италии [23; 24], в книге для чтения «Средневековая Европа глазами современников и историков, с публикацией ряда источников по средневековой системе обучения [32], А.Л. Ястребицкой по истории Западной Европы в XI-XIII вв. [39] и др.

Особо следует сказать о работах двух зарубежных ученых: О. Петерсоне и П.А. Вандермеше, опубликованных в журнале «Альма матер» («Alma mater»), которые позволили мне совершенно по-новому взглянуть на исследуемую проблему и во многом определили круг рассматриваемых вопросов.

Олаф Петерсон - датчанин. Родился в 1920 г. Заслуженный профессор истории науки Университета Орхуса (в отставке), по приглашению читает лекции в Кембридже. Является вице-президентом Международного союза истории и философии науки, а также Президентом Исторической комиссии Международного астрономического союза. Он является автором работы по истории университетов в ранний период современной Европы, изданной в 3-х номерах указанного журнала [28].

Второй автор - Питер Вандермеш (Бельгия) изучал историю в Университете Гента, после окончания которого работал как исследователь в Бельгийском национальном фонде научных исследований, затем - ассистентом в Университете Антверпена. В настоящее время - журналист, автор исследования о преподавателях средневековых университетов Западной Европы [30].

Говоря в целом, можно заметить, что перечисленные и другие отечественные и зарубежные ученые, изучавшие университет, проделали большую работу и оставили нам понимание как термина «universitas» (городская гильдия), так и других, с ним связанных: «studium generale» или «alma mater». Исторический анализ университетских имен позволяет судить о том, как конституировался университет. Будучи городской гильдией, где обучали ремеслу врача, юриста и теолога, он был подобен другим, например, гильдии каменщиков, также обучавшим какому-либо ремеслу. Отличие же заключалось в том, что обучение в университете предполагало не только передачу узкоспециальных профессиональных знаний, но и получение дополнительных, на так называемом факультете свободных искусств. Именно дополнительное образование и определяло конституирование университета как учебного заведения, т.е. «studium generale», а не только как гильдии (universitas). В качестве учебного заведения университет наследовал образовательные традиции античности, а в качестве гильдии следовал духу средневековой жизни. Что же касается термина «alma mater», то это еще одно имя, помимо «universitas», обозначающее средневековую гильдию.

Образ университета, который был создан уникальным сплавом либерального образования, средневековой городской гильдии и естественной науки - это обобщенный его образ, который, естественно, в каждой конкретной европейской стране имеет свои особенности, обусловленные национальной спецификой. Так, наследие гильдии доминирует в университетах юга Европы, т.е. там, где они и возникли на почве школ-гильдий: здесь по-прежнему делают акцент на профессиональном образовании; обучение профессии - главное. Английские же университеты, в большей степени унаследовавшие традиции либерального образования (особенно Оксфорд и Кембридж) и основанные церковью, видят опору в либеральном образовании, интерпретированном в церковном духе. До сих пор Оксбридж, например, культивирует воспитание студентов через систему тьютеров, подготовку джентльменов-интеллектуалов [22, с. 34], поскольку образование, как считают здесь, необходимо не для профессии, а для жизни.

Структурно дипломная работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованных источников и литературы

Глава I. Традиционные факультеты университетов Средневековья

Развитие первых европейских университетов, появившихся в XII - XIII вв. в виде корпораций магистров и студентов, организационно было направлено на удовлетворение потребностей общества. Фактически каждый из тогдашних четырех традиционных факультетов (свободных искусств, права, медицины и теологии) представлял собой школу, которая ориентировалась на ту или иную сферу жизни, испытывающую потребность в унифицированном знании.

Уже первые крупные медицинские школы средневековья (наиболее яркий пример - Солерно) придавали большее значение не хирургии, а медицине. Эту традицию подхватили и первые университетские факультеты [16, с. 143; 25, с. 201-202].

Не стоит забывать и то обстоятельство, что на пути интеграции медицины и хирургии стояли препоны религиозного порядка. В 1215 г. Четвертый Латеранский собор запретил всем клирикам высокого ранга участие в любом действии, связанном с пролитием крови. Конечно, такое решение было направлено прежде всего против применения пыток в ходе судебных расследований, а значит, мотив запрета ничего общего с медициной не имел. И все же положение носило общий характер. В результате университеты не смогли ввести курсы хирургии в программы подготовки медиков; хирургию можно было изучать только вне университетских стен, причем только мирянам или младшим клирикам. Тем самым фактически декрет Собора объективно содействовал превращению медицины в мирскую профессию [27, с. 58-59].

Не следует забывать также и то, что сам по себе медицинский факультет едва ли можно рассматривать как самодостаточный: врачебное дело предполагало применение лекарств, подготовка которых находилась в руках гильдий аптекарей и знатоков трав. Эта особая профессиональная группа существовала до тех пор, пока теоретическое знание относительно matena medico не стали преподавать профессора медицины, что и привело к возникновению в рамках медицинского факультета фармацевтики.

Таким образом, разделение медицины, фармации и хирургии - характерная особенность медицинской жизни средних веков [11, с. 32].

Разумеется, для всех было очевидно, что само по себе ремесло хирурга предполагает хорошее знание анатомии человеческого тела. Однако древнее римское право запрещало уродовать тела умерших, а значит, и анатомирование (даже в научных целях) было делом запретным: и в эпоху античности, и в средние века оно рассматривалось как занятие мерзкое, пакостное. Традиционные руководства по анатомии часто основывались на реальных или предполагаемых аналогиях между анатомией человека и свиньи, а неизбежные при этом ошибки обнаруживались очень медленно, по мере достижения нового понимания, приобретаемого хирургами во время операций или вскрытий. Только около 1300 г. возникает новое отношение к анатомированию, а традиционные предубеждения игнорируются. Перемены начались в Болонье (Италия), где в 1308 г. была учреждена первая кафедра хирургии [23, с. 418; 25, с. 203].

Во Франции изменения происходили медленнее. В Монпелье анатомирование не практиковалось вплоть до 1366 г., а в Париже - до 1404. Здесь первый шаг к интеграции двух дисциплин, по всей вероятности, был предпринят хирургами, которым в 1436 г. медицинский факультет разрешил посещать лекции по медицине, правда, без права получения медицинских степеней. Такое ограничение лишало слушателей возможности выступать в роли практикующих врачей-медиков. В 1494 г. положение хирургов стало еще хуже: факультет открыл двери их заклятым врагам - цирюльникам. Более или менее приемлемое решение удалось найти только в 1506 г., а окончательно зафиксировать - в 1515 г., когда хирурги Saint-Come (так в тексте. - Л.Д.) объявили себя студентами медицинского факультета и принесли установленную законом присягу декану. Этот момент и считается началом объединения хирургического и медицинского университетского образования: возникла система, которая постепенно получила повсеместное распространение [17, с. 276]. В Англии лондонские цирюльники, гражданские и военные хирурги были объединены парламентским актом 1540 г. в единую корпорацию; здесь действовал также Королевский колледж врачей, основанный в 1540 г. Т. Линакром, который был наделен королевской привилегией, позволявшей ему востребовать тела уголовников для анатомирования (1565 г.) при чтении лекций по анатомии. Читать же такие лекции врачам стали в 1569 - 1570 гг. [14, с. 306-307].

Интеграция основных ветвей медицинского образования оказалась крайне полезной, поскольку позволяла приступить к подготовке врача нового типа, способного справляться с более широким, чем его средневековый предшественник, диапазоном заболеваний. Вместе с тем именно объединение медицины и хирургии стало одним из важных факторов, обеспечивших университетским факультетам возможность не только выживания в период общего спада, но и превращения в центры научных исследований нового типа. Последнее обстоятельство было обусловлено прежде всего тем, что анатомия получила статус научной и академической дисциплины, достойной внимания университетов. Иллюстрацией сказанного может служить внушительной список известных анатомов, усилиями которых на протяжении XVI в. Университет Падуи оставался общеевропейским центром медицины. Именно в анатомическом театре Падуи, где анатомия получила статус учебной и научной дисциплины, в 1609 г. была создана соответствующая академическая кафедра, и анатомия обрела свой современная облик [13, с. 91 - 92]. В течение последующих двух столетий анатомические театры стремительно распространились по всей Европе.

Факультет права

Поскольку предметом факультетов права всегда были вопросы очевидного общественного звучания, они оказывались более тесно связанными с различными ветвями власти, чем остальные три факультета. И короли, и принцы, и епископы подбирали членов своих советов, судей и государственных служащих из числа дипломированных специалистов, в которых они крайне нуждались для решения текущих вопросов управления. Нередкими были и такие случаи, когда факультет как целое выступал в роли консультанта по трудным или спорным политическим, национальным или международным вопросам. В силу этого факультеты права не только были повсюду, но и, зачастую, являлись самыми крупными среди высших факультетов по числу преподавателей и студентов. В то время как в ранних университетах факультеты теологии, например, были явлением довольно редким, и далеко не каждый из них имел факультет медицины.

Влияние этих факультетов на жизнь средневекового общества в значительной степени определялось и тем, что в качестве предмета обучения выступали две системы права (каноническое и римское), причем каждая из них имела свое отделение или школу [39, с. 104-106].

Отрицательным отношением к римскому праву особенно отличалась Англия, где общее право имело сильную традицию и подкреплялось огромной компиляцией (на латыни) законов и традиций Англии, выполненной Генри Брэктоном (Henry Bracton) в середине XIII в. и основанной на общей практике и процедурах, нашедших отражение в решениях различных судов. И тем не менее, несмотря на все сказанное, университеты, похоже, никогда даже не рассматривали возможность превращения законов своей страны в предмет, который хотя бы в какой-то части мог стать предметом обучения.

Сам по себе этот факт привел к новому варианту университетского образования, возникшему в стороне от Оксфорда и Кембриджа, - так называемым четырем юридическим корпорациям в Лондоне (Inns of Court). Возникновение этих уникальных учебных заведений восходит приблизительно к 1400 г., т.е. к тому периоду, когда в Королевском суде, Суде лорда-канцлера и других центральных Высших судах рассматривалось самое большое число дел, и провинциальные адвокаты были вынуждены подолгу во время процесса проживать в Лондоне. Останавливаясь в гостиницах с собственным поваром и служащими, они волей-неволей встречались друг с другом в компаниях или клубах (отсюда и название «Inn»). В перерывах между судебными слушаниями они нередко брались за подготовку учеников, положив тем самым начало системе, которая была полностью разработана к 1470 г. Во времена Тюдоров Inns of Court достигли такого расцвета, что начали котироваться наравне с университетами. Их роль возросла еще больше после Реформации, лишившей Оксфорд и Кембридж школ канонического права: здесь, как и в других протестантских странах, эти школы были закрыты [35, с. 34-35]. Так, в своем «Описании Англии», датированном 1577 г., Вильям Харрисон отмечал: «В наши дни в Англии есть три превосходных университета: в Оксфорде, Кембридже и Лондоне» [1, с. 170]. Эти слова подтверждает и число студентов. Около 1560 г. в Грейс Инн не было студентов, в Иннер Темпл учились приблизительно 190 чел, в Миддл Темпл - примерно столько же, а в Линкольне Инн - около 160. К этому числу нужно добавить еще студентов доброго десятка гораздо меньших судебных школ [12, с. 215].

Развитие в Англии подобных учебных заведений - возможно, первый и один из наиболее интересных примеров, свидетельствующих о крушении монополии университетских факультетов права (разумеется, когда для этого возникали благоприятные условия, а давление со стороны общества оказывалось достаточно сильным). Без этого поддержать традиционную систему английского права в условиях, когда университеты настойчиво обучали праву римскому, было бы делом едва ли возможным.

Тот факт, что норманны ввели в Англии в качестве языка права и судебной практики французский, означал одно: никто не мог заниматься английским правом без знания французского языка. Однако ни один средневековый университет не учил современному родному языку, а значит, и не шел навстречу очевидной потребности. Вместе с тем со временем потребность эта осознавалась все отчетливее, о чем можно судить по такому факту: более чем 1300 преподавателей Оксфорда обучали «искусству письма и составлению документов на французском языке», работая на договорных условиях с университетом. Когда же в 1362 г, английский язык стал официальным языком судов, вышеупомянутая мотивация к такому дополнительному обучению отпала [28, № 10, с. 36-37].

Факультет искусств: влияние гуманизма

Аналогичным образом пренебрегали изучением современных языков и на факультетах искусств. Латынь доминировала здесь как универсальный язык ученых. Ей, единственной, уделяли внимание филология и литература. Римские авторы и поэты имели признанный статус; их произведения интенсивно использовались при изучении риторики в тривиуме. Однако, и это стоит отметить, в университетах риторика была несколько «затенена» грамматикой и диалектикой.

Гуманизм способствовал возрождению риторики после того, как ею в течение предшествующих столетий в известной степени пренебрегали. Сам по себе этот процесс оказался вполне естественным: ведь именно риторика была непосредственно связана с литературными текстами, которые находились в центре интересов гуманистов [32, с. 371-372].

Печатная книга стал одним из главных факторов распространения как старых, так и новых принципов обучения). Искусство печатной книги охватывало все новые и новые регионы со скоростью пожара. В итоге фактически во всех европейских странах действовали одна или несколько типографий. Многие тысячи наименований опубликованных в этот ранний период книгопечатания работ продемонстрировали наличие огромного разнообразного книжного рынка буквально во всех областях знания. Наибольшим спросом пользовались литургические работы. Существует 1200 изданий из Миссали, 400 - из Бревира, около 100 изданий Библий латыни и 30 - на родных языках. Кроме того, свет увидели 3000 книг (включая 1000 названий различных авторов) по математике, естественным наукам, астрологии, технологии, медицине. В большом количестве издавались труды классических авторов, учебники по началам грамматики и арифметики для школьников [9, с. 63-64].

Какое-то время большие книжные собрания XV в. посматривали на новые книги искоса: эстетически они проигрывали тщательно выполненным рукописям. Большинство же ученых с энтузиазмом приветствовали новое изобретение, рассматривая его как путь к изданию дешевых учебников. Первая книга, напечатанная во Франции, вышла из стен типографии Сорбонны в 1470 г. Здесь стоит обратить внимание еще на один аспект, связанный с появлением печатной книги - только эстетическими недостатками дело не ограничивалось. Уже около 1464 г. астроном Иоганнес Реджимонтанус (ум. в 1476 г.) обращает внимание на то, что новое изобретение не только делает более доступной дорогу к истине, но и содействует приумножению и тиражированию ошибок: из-за небрежности печатников, которые могут выпустить книгу «на скорую руку» или же из-за того, что поступающие к ним рукописи, тоже «кишат» ошибками. Следствием признания этого факта становится то, что сразу же за появлением искусства печати возникает другое - искусство текстуальной критики. Необходимость создания добротных текстов способствует развитию на рубеже столетий сотрудничества между профессиональными филологами и крупными издательствами. Так, в Париже Генри Эстьену помогает Летевр д' Этаплес, выдающийся специалист в области греческой культуры. В Базеле Фробениус сотрудничает с Эразмом Роттердамским, а в Венеции Алдус Манутиус специализируется на публикации греческих книг, тексты которых подготавливает целый коллектив ученых, которым он платит зарплату [9, с. 65-66]. Таким образом, изобретение печати имело своим следствием и становление новой гуманитарной дисциплины - классической филологии.

В целом же роль печатной книги была куда значительнее перечисленного. В частности, именно книгопечатание позволило снизить темпы нараставшей неграмотности людей, находившихся вне академической среды, за счет издания книг на родном языке. Из первых 500 печатных работ, появившихся, например, в Болонье, не менее 104 вышли на итальянском [16, с. 144]. Еще более значительной была доля книг, изданных в Лондоне Вильямом Кекстоном: из общего числа напечатанных им произведений (примерно 90 названий) 74 были изданы на английском языке. Сам по себе такой ход событий вынудил печатников сделать выбор того диалекта, которым они могли бы пользоваться. Так, Кекстон отдал предпочтение лондонскому и прилегающих к нему округов. И в скором времени его выбор обрел статус национального языка [36, 48], точно так же, как современный итальянский произошел из тосканского диалекта, принятого за норму большинством печатников Италии. Таким образом печать способствовала не только развитию чувства национальной идентичности у больших наций, но и сохранению его у малых лингвистических групп. Голландцы, например, многим обязаны первой Библии, напечатанной на их родном языке (1477 г.) [15, с. 54].

В более широкой перспективе печатная книга послужила благоприятной средой для больших интеллектуальных или просто популярных движений в Европе XVI в. Если в Италии гуманизм уже преуспевал в период манускриптов, то к северу от Альп он прокладывал себе дорогу уже печатным словом. Идеи же Реформации, распространявшиеся в начальный период старым способом - путешествующими учеными, которые посещали Виттенберг, в скором времени начали настоящее сражение с помощью книг, брошюр и листовок на родных языках. Эти идеи никогда бы не «дошли» до широких слоев населения, если бы не было популярных дешевых публикаций, доступных каждому, например, в виде катехизиса Лютера [9, с. 67].

Таким образом, искусство печати сыграло роль мощного стимула для изменения всех аспектов жизни, ни одна область которой не избежала его влияния. Прежде всего изменились отношения в мире ученых, которые всегда стремились, совместно со своими коллегами и студентами, использовать новые идеи. Появление же печатной литературы и обращение к родному языку сделали возможным и естественным совместное использование этих идей постоянно увеличивающимся количеством людей, принадлежавших к самым разным стратам общества, но имевшим доступ к книге.

Два фактора определили рост влияния гуманизма на жизнь университетов. Первый касается его проникновения на доуниверситетский уровень обучения - через школы, призванные дать детям состоятельных граждан городов более общее, по сравнению с традиционными грамматическими школами, образование. Хорошим примером сказанного может, в частности, послужить «академия», созданная в Мантуе Витторино Рамболдини да Фелтре (ум. в 1499 г.), который в 1425 г. покинул университет Падуи, чтобы начать обучение в школе (или «академии») детей герцога Франческо ди Гонзага вместе с другими мальчиками и девочками из города. Программа «академии» во многом была связана с возрождением древней греческой идеи paideia, т.е. сориентирована на подготовку молодых людей к «добродетельной жизни», что являлось привлекательной альтернативой теоретического образования, предлагавшегося университетами. Обучение основывалось на классических литературных произведениях, которые анализировались, заучивались на память. При этом много внимания уделялось языку и стилю произведения; практиковалось также создание собственных текстов в прозе и стихах. Во время отдыха учащиеся выполняли физические упражнения, занимаясь гимнастикой, фехтованием, конной ездой [4, с. 113-114]. Появление таких школ, конечно, было сопряжено с известным риском: гуманистическое движение могло обойти университеты стороной.

Нараставший интерес к изучению Библии повлек за собой и рост популярности таких языков, как еврейский и греческий. Уже Балла публикует серию комментариев к Новому Завету (основанных как на латинской «Вульгате», так и трех греческих манускриптах), в 1498 г. кардинал Ксименс основывает (или, возможно, переосновывает) университет Алкалы (Мадрид) в целях радикального преобразования изучения теологии. Таким образом возникает не менее двух факультетов искусств, организованных в духе идей гуманизма; изучение римского права отменяется, а канонического передается факультету теологии, перед профессорами которого ставится задача подготовки многоязычной Библии на многих языках. Эта огромная работа в шести томах была закончена в 1517 г.; пятый том, выпущенный в 1514 г., включал первую печатную версию греческого Нового Завета [10, с. 220-221], тем самым предвосхитив издание, сделанное Эразмом Роттердамским лишь два года спустя.

Незаметно и в других странах в университеты проникает новый подход к обучению. Обычно его поддерживают ученые, посетившие Италию. В Германии голландский ученый Агрикола (ум. в 1485 г.) стал первым профессором греческого в Гейдельберге. Изучение еврейского на «твердые ноги» поставил Йоганес Рейхлин (ум. в 1522 г.), чья карьера, включавшая периоды работы в Базеле, Ингольштадте и Тюбингене, спровоцировала первую ожесточенную схватку между сторонниками нового подхода к обучению и приверженцами традиционной системы - доминиканцами университета Кельна [28, № 11, с. 38-39].

В Париже начало преподаванию греческого положил византийский схолар (схоласт) Джон Ласкарис (1445-1535), который привез из Константинополя ко двору Лоренцо де Медичи две сотни греческих рукописей, а позже организовал печатание греческих книг для римского папы Льва X. Около 1509 г. Джон Колет (1466/7-1519) организует в Лондоне школу для мальчиков, где впервые также начинают изучать греческий язык. Колет и его друг Томас Мор (автор знаменитой «Утопии» и канцлер английского короля Генриха VIII) во многом способствовали приезду в Англию Эразма, в результате чего их коллективные усилия подкрепили изучение греческого в обоих университетах, впрочем, не без сопротивления со стороны оксфордских «троянцев» (1518 г.) [8, с. 111]. Более гладко введение новых языков прошло в Лувене, где, приблизительно в 1517 г. [13, с. 93], был основан колледж для изучения греческого, латинского и еврейского языков, сделавший местный университет на ряд лет основным центром гуманистических исследований в Западной Европе.

Вместе с тем, хотя тенденции гуманизма и влияли на университетское обучение, весьма сомнительно, что в XVI в. они сумели бы одержать столь стремительную победу без помощи политических сил, включившихся в борьбу за модернизацию программ обучения. Во Франции это произошло в 1530 г., когда известный греческий ученый Дж. Буде (1467-1540) убедил короля Франциска I основать новую корпорацию королевских лекторов (lecteurs royaux) греческого, латинского и еврейского языков, которые бы назначались непосредственно им и были бы независимы от Парижского университета [6, с. 117; 24, с. 35].

Новый подход к обучению поддержали и политические власти Англии, хотя несколько иным способом. Уже в 1502-1503 гг. леди Маргарет Буфорт (мать короля Генриха VII) сделала совместно со своим духовником Джоном Фишером вклад для организации двух новых ставок лекторов в области теологии в Оксфорде и Кембридже. Духовник, прежде чем стать канцлером университета в 1504 г., являлся первым куратором этих ставок в Кембридже. Поддерживая библейский гуманизм, именно он помог Эразму получить ставку леди Маргарет в Кембридже в 1511 г., чем санкционировал по сути появление в университете первой кафедры греческого языка. Следующий шаг был предпринят королем Генрихом VIII, вменившим в 1535 г. своим предписанием в обязанность каждого колледжа ежедневное чтение общих лекций как по греческому, так и латинскому языкам. Впоследствии, в 1540 г., последовало создание в Кембридже пяти королевских кафедр в областях теологии, гражданского права, медицины, греческого и еврейского языков. В 1546 г. такие же пять кафедр были созданы и в Оксфорде. Будучи щедро обеспечены постоянным доходом (получаемым из состояния распущенных монастырей), новые гуманистические дисциплины приобрели особую привлекательность. Время истории наступило только в следующем столетии, когда в 1621 г. Вильям Кэмден основал в Оксфорде кафедру по этой дисциплине; в 1628 г. аналогичная кафедра была создана и в Кембридже [33, с. 76; 35, с. 40].

В Германии замысел реорганизации лютеранских университетов принадлежал Филипу Меланхтону, который, будучи учеником Рейхлина, оказал глубокое влияние на движение гуманизма, а в 1518 г. стал первым профессором греческого языка в Виттенберге. В своей иннагурационной лекции он представил полную программу университетской реформы. Меланхтон подчеркнул абсолютную необходимость знания греческого языка как для теологии, так и философии; существенно, что последняя дисциплина, кроме моральной и естественной философии, также включала историю. В Виттенберге история преподавалась самим Меланхтоном (впоследствии ему ассистировал Каспар Фьючер). Приступив к созданию нового университета в Марбурге (1519 г.), Меланхтон предусмотрел организацию не менее десяти кафедр в области искусств: риторики (две), греческого и еврейского языков, диалектики, грамматики, поэтики, истории, физики и математики (включая астрономию). Аналогичные программы получали все большее распространение, подтверждая тем самым факт того, что идеи гуманизма обретали все более прочную почву [13, с. 94-95]. Таким образом, университет в продолжительной борьбе с движением гуманистов все же одержал победу.

В некоторых странах, в частности католических, подобных южной Германии, Франции, Испании и Италии, эти перемены содействовали появлению специального учебного заведения - колледжа. Как известно, колледжи возникли в средневековых университетах XIII-XIV вв. как религиозные центры для проживания бедных студентов. В XV-XVI в. эта система получила развитие в направлении, определенном Парижским колледжем Наварры (основан в 1304 г.) и школой Братьев общинной жизни в Нидерландах. Более значительные колледжи нанимали персонал из магистров-регентов, в итоге чего посещение университетских лекций теряло всякое значение: традиционные факультеты все заметнее демонстрировали тенденцию к превращению в институты присуждения ученых степеней [34, с. 125]. Факультеты искусств и, в меньшей степени, теологии больше всего страдали от такой конкуренции с колледжами.

Средневековая наука в рамках quadrivium, добившись впечатляющих успехов как в области теоретических дисциплин (математика и астрономия), так и в области физики (оптика и магнетизм), где были плодотворно использованы экспериментальные методы, сделала возможным осуществление ряда практических нововведений, которые со временем оказали глубокое воздействие на повседневную жизнь человека (изобретение очков в XIII в. или механических часов в XIV в.). И все-таки, в целом, наука и техника взаимодействовали слабо [11, с. 34]. Даже в XV в., когда начался великий университетский строительный бум, ни одно из этих учебных заведений не имело лабораторий и даже не задумывалось над необходимостью их организации.

Растущий интерес к науке в мире сопровождался нараставшим чувством разочарования и тревоги в стенах самого факультета искусств. О том, насколько серьезной была складывавшаяся ситуация, свидетельствует массовый исход ученых, в результате которого университеты потеряли немало исследователей, пришедших к выводу, что свои замыслы они могут реализовать только в иной интеллектуальной среде. Первые свидетельства отмеченной тенденции можно усмотреть в развитии астрономии, хотя (а возможно, именно поэтому) она по сравнению с другими науками начиная с XII в. имела лучшие условия для этого. В частности, в некоторых университетах астрономия была представлена на факультете искусств отдельной кафедрой (Краков, 1394) [28, № 10, с. 40].

Коперник (1473-1543) учился на факультете искусств в Кракове, где астрономия процветала ничуть не меньше, чем в Вене. Отсюда он направился в Падую, где посещал курсы по медицине, затем провел некоторое время с астрономом Доменико де Новара в Болонье, а в 1503 г. получил степень в области канонического права в Ферраре, после чего навсегда покинул университет [2, с. 113].

В этом отношении интересна и карьера Галилея. Его путь в университетской системе пролегал от очень плохо оплачиваемой и зависимой должности в Пизе к более почетной и лучше оплачиваемой кафедре математики в Падуе. Тяготясь большим объемом преподавания, оставлявшим мало времени для научной работы, он вступил в тайные переговоры с флорентийским двором, чтобы получить там должность «придворного математика». На нее-то он и был назначен вскоре после того, как предложенное им использование телескопа для астрономических наблюдений принесло ему общеевропейскую известность (1610 г.). Массовое бегство ученых из университетов продолжалось в течение всего XVII в.

В XVII в. некоторые университеты предприняли ряд шагов, чтобы остановить отток ученых, для чего стали предоставлять им новые возможности, в том числе и астрономам. В иезуитском университете Ингольштадта Христоф Схемер (ум. в 1639 г.) стал первым, кому была предоставлена возможность работы с телескопом с экваториальной установкой (для наблюдения пятен на солнце); именно здесь в 1637 г. была создана обсерватория. В протестантском мире новый путь прокладывал Лейден (1632 г.). В 1642 г. Утрехт обеспечил университет обсерваторией на городской стене; в том же году была закончена и Круглая Башня Копенгагена. В Германии лютеранский университет Альтдорфа, расположенного вблизи Нюремберга, реализовал грандиозный проект (1616 г.) с анатомическим театром (1650 г.), обсерваторией (1657 г.) Hlaboratoriumchymicum (1682 г.), одной из первых в своем роде [28, № 11, с. 42-43]. Таким образом, по крайней мере некоторые университеты поняли опасность отставания потребностей научно-исследовательской работы от развития материальной базы.

Факультет теологии

Положение факультета теологии в университете с момента его возникновения было особым. И, конечно же, ничего удивительного в этом нет.

Поскольку теология как учебная дисциплина играла важную роль в становлении общественного самосознания христианского общества, объединенного единством веры, стоявшей выше любых политических разногласий, постольку и факультет, на котором эта дисциплина преподавалась, активно участвовал в бесконечных дискуссиях о том, какова природа человеческого общества, какими должны быть отношения церкви и государства, как соотносятся общественная и индивидуальная мораль.

Кроме того, так как и каноническое право базировалось на теологии, теологический факультет оказался тесно связанным с факультетом права, со временем превратившись в естественный форум политической и экономической мысли. Вместе с тем, говоря о роли теологического факультета в жизни университета и общества, не следует забывать, что сам этот факультет возник достаточно поздно: к этому времени церковь уже сумела решить такую важную для себя задачу, как подготовка кадров духовенства [19, с. 235-236].

Вообще же университет формировался как новый тип учебного заведения, в основе которого лежала идея корпоративности, по сути, чуждая каноническому праву (как об этом можно судить по той борьбе, которая развернулась между канцлером - представителем церкви и ректором - представителем корпорации за контроль над новым институтом) и весьма смущавшая церковные власти. Приняв в этой борьбе сторону ректора, теологический факультет тем самым продемонстрировал, что не воспринимает себя в качестве неотъемлемой части церкви, с подозрением относившейся к самой возможности существования независимой теологической школы. Последним, в частности, объясняется и следующий факт: вплоть до конца XIV в. папы отказывались учреждать теологические факультеты где-либо, помимо традиционных центров теологии (Париж, Оксфорд и еще несколько городов) [34, с. 126-127].

Только после Великой схизмы число таких факультетов, организуемых, кстати, как папами, так и антипапами, стремившимися тем самым завоевать себе сторонников, начинает стремительно расти.

После эпидемии чумы, когда возникла необходимость срочно пополнить корпус священников, по всей вероятности, он стал еще ниже: жалобы на некомпетентность священнослужителей посыпались отовсюду, а небольшие руководства, прописывающие, как следует священникам отправлять свои обязанности, стали пользоваться небывалым спросом. "Дефицит в кадрах" был налицо, но помочь в разрешении этой задачи теологические факультеты не могли [13, с. 96-97].

В итоге интеллектуальный уровень младшего духовенства оставался низким, в то время как на более высоких ступенях иерархии наличие университетского теологического образования или подготовки в области канонического права становилось скорее правилом, чем исключением. Несомненно, в эпоху позднего средневековья духовенство являлось объектом особо интенсивной критики, в силу чего предпринимались постоянные попытки поднять уровень подготовки священнослужителей, в частности, и путем создания новых колледжей, часть которых предназначалась специально для этого. Однако радикальные перемены произошли только в эпоху Реформации, которая не только включила теологический факультет в число участников жесткой доктринальной борьбы, но и вообще открыла новую страницу церковного образования [27, с. 60-61; 32, с. 373]. Кстати, именно тогда-то и разошлись пути римско-католической и протестантской церквей.

Достаточно типичным примером влияния, которое оказала Реформация на университет, может стать история Дании, где в ряде провинциальных городов в 1526 г. появились частные школы, занятые подготовкой священников для лютеранской церкви. Одна из таких школ с разрешения короля была создана в 1529 г. (как раз тогда же им был закрыт в университете Копенгагена колледж студентов-кармелитов). На следующий год все профессора-католики были высланы, а университетскую церковь штурмовала толпа иконоборцев. Год спустя, после несостоявшихся выборов ректора, университет фактически прекратил свое существование, возобновив деятельность лишь в 1539 г. уже как чисто лютеранское учебное заведение, созданное немецкими богословами по образу и подобию университета Виттенберга. Похоже складывались судьбы и многих других университетов, расположенных в регионах, охваченных лютеранским или реформационными движениями [20, с. 184-185]. Правда, поначалу все происходившее не сулило духовенству никаких перемен, однако со временем образование священнослужителей все заметнее становилось прерогативой реформационной церкви.

В 1564 г. курфюрст Саксонии принимает решение, в соответствии с которым ни один священник без университетского образования не может быть возведен в духовный сан. Подобный подход получает распространение и в других лютеранских странах. В результате университетам поручают подготовку священнослужителей, о чем в XIV-XV века они и подумать не могли [27, с. 62; 26, с. 39]. Таким оказался один из наиболее важных итогов Реформации,

В реформированных церквах на французской почве события развивались несколько по-иному. Если Лютер мог сделать центром своей активности университет Виттенберга, то у Джона (Жана. - Л.Д.) Кальвина, после его бегства из Парижа в 1533 г., университетской базы не было. В 1541 г., когда он обосновывается в Женеве, единственной школой для подготовки реформационных священников, говорящих на французском языке, была Академия Лозанны. И, естественно, пока эта Академия действовала, Кальвин не мог приступить к созданию университета в Женеве. Эту задачу удалось решить лишь в 1559 г., причем во вновь созданный университет Кальвин привлек многих профессоров из Лозанны.

После открытия университета Женевы появилась возможность подготовки преподавателей и для других кальвинистских школ теологии. В 1573 г. кальвинистка, графиня Луиза из Нассау возрождает университет Оранджа. В Нидерландах, где в 1575 г. последователем Кальвина Вильямом из Оранджа был основан (по образцу университета в Лувене) Лейденский университет [2, с. 114-115].

Что же касается католиков, то в их среде было распространено мнение, согласно которому сама Реформация явилась результатом слабой теологической подготовки младшего духовенства, в 1553 г. иезуит Игнатий Лойола основывает в Риме колледж для немецких студентов-клириков. Этот шаг Лойолы привел в восторг кардинала Поула (Pole), который, вернувшись в Англию, предложил и здесь учредить подобного же рода колледжи, которые он назвал семинариями [7, с. 119].

Таким путем проблема подготовки священников-католиков была решена, но оценить влияние семинарий на высшее образование в католических странах трудно.

Проблема образования религиозных меньшинств

Реформация обострила конфессиональный аспект высшего образования, которое теперь вынуждено было согласовывать свое содержание с доктринами той или иной церкви и страны. Реализация идеи светского университета отодвигалась в будущее. В кальвинистской Женеве, например, ни один студент не допускался к занятиям без принятия конфессиональной присяги. Это правило сохраняло свою силу вплоть до 1576 г., когда его стали относить лишь к профессуре и лекторам. Кальвинистские академии Франции также требовали от студентов признания под присягой веры и дисциплины реформированной церкви, а лютеранские университеты Германии и Скандинавии - приверженности аугсбургской конфессии. В период лютеранской ортодоксии одного подозрения в симпатиях к кальвинизму или католицизму было достаточно для исключения студента или увольнения профессора. В Англии два университета были преобразованы в чисто англиканские учебные заведения и на протяжении более трехсот лет (с 1559 до 1871 г.) все члены университета обязаны были ставить свою подпись под догматами англиканской церкви.

В тех странах, где религиозная дискриминация стала элементом государственной политики, единственной возможностью для обучения оставалась эмиграция в ту страну, где то или иное вероисповедание допускалось. В итоге и в XVI, и в XVII вв. Европу переполнили ученые, переезжающие с места на место по причине своих религиозных убеждений. Возможности выбора были, правда, небогаты. Например, кальвинистов не жаловали в лютеранских странах. А после того как усилилась религиозная нетерпимость во Франции XVII в., гугеноты-беженцы стали предпочитать всем другим университеты Голландии. В Англии же быстрое становление общин нонконформистов привело к установлению связей с университетами Шотландии, Голландии, Германии, Женевы [28, № 11, с. 32-33].

Что касается римских католиков, то их положение в протестантских странах было несколько иным: к ним относились гораздо лояльнее, чем, например, к нонконформистам. Стоит отметить, что и католические университеты Франции, Южных Нидерландов, Италии и Испании держали для них свои двери открытыми. Но в ряде стран Реформация никогда так и не одержала полной победы: католицизм в них сохранялся в такой степени, что готовить священников нужно было во все больших объемах.

По мере того, как независимые и самоуправляемые итальянские города-государства богатели благодаря своей промышленности, международной торговле и банковскому делу, в них формировался новый класс преуспевающих граждан, грамотных, чутких в культурном отношении, осознающих значение высшего образования. Во многом благодаря им в Италии и появилось больше университетов, чем где-либо еще в Европе [21, с. 243-245]; большим, чем где-либо, здесь оказалось и количество высокообразованных людей.

Причин же успеха этого движения и доброжелательного отношения к нему правительств можно назвать несколько. Государству было удобно иметь "под рукой" группу экспертов, которым можно было поручать задачи, решение которых оказывалось непосильным для любого университетского факультета.

Как известно, в средние века между преподавателем и обучаемым резкой грани не существовало. Став бакалавром, студент сразу же приступал к чтению лекций. Вообще же каждый кандидат после получения степени магистра или доктора был обязан читать лекции на протяжении ряда лет. Такой способ организации обучения, именовавшийся обязательным регентством, обладал определенными преимуществами, в частности, обеспечивал преемственность и обновление лекторов, которые к тому же не предъявляли университету никаких финансовых требований. Вместе с тем подобная практика не только значительно удлиняла время пребывания студента в учебном заведении, но и препятствовала привлечению высококвалифицированных лекторов [30, № 7, с. 48-49].

В XVI в. система обязательного регентства модифицируется. Так, в архивах Оксфорда (конец 1550-х гг.) упоминаются магистры, "делегированные для чтения лекций". Таким образом, происходит отход от прежнего требования, согласно которому после получения степеней все студенты были обязаны читать лекции.

Тогда же возникает и идея создания ряда постоянных и материально гарантированных лекторских должностей (lectores или professores являлись понятиями взаимозаменяемыми вплоть до семнадцатого столетия). В 1497-1502 гг. леди Маргарет, мать короля Генриха VII, организует и обеспечивает такие ставки в области теологии в Кембридже и Оксфорде. В Кембридже сэр Роберт Рэд выделяет средства для оплаты лекторов философии, логики и риторики. Королевскую поддержку данному начинанию оказывает и Генрих VIII, учреждая королевские ставки профессоров теологии, права, медицины, еврейского и греческого языков. Томас Лайнакр, заметив, что Оксфорд испытывает нехватку преподавателей-медиков, пошел по тому же пути, проверенному еще в Падуе. Таким же образом и сэр Генри Сэвайл, ректор Мэртонского колледжа, учредил в 1619 г. в Оксфорде две ставки лекторов по геометрии и астрономии [8, с. 112-113]. Аналогичная тенденция, связанная с переходом к постоянным лекторам, начиная с XIV в. наблюдается в Италии, а с XV в. - и в остальной части Европы [16, с. 145; 14, с. 308].

Конечно, перемены в системе обучения (и, следовательно, изменение ролей разных преподавателей) заметнее всего проявили себя в английских университетах. Хотя и многие континентальные университеты и колледжи вопросам преподавания (или обучения искусствам в так называемых "pedagogies") начинают уделять все больше внимания (Париж, Лёвена, Саламанка и т.д.). Кроме того, и здесь также изменяется видение обязанностей профессуры: теперь эта группа четко отграничивается от студентов. Однако было бы ошибкой полагать, что на континенте определить содержание понятия "преподаватель" проще: даже в одном университете, у разных категорий преподавателей (профессора, доктора или lectores) различия в привилегиях, размерах жалованья, условиях работы, решаемых ими задачах или обязанностях оказывались весьма существенными [30, № 7, с. 50-51].