История изменения семьи и семейных ценностей от архаичных обществ до наших дней

Здесь мы видим, что половая мораль внутри данной секты резко контрастирует с половой моралью, существующей в современном обществе. Однако наивно было бы полагать, что данная секта специально выискивает сексуальных маньяков, одержимых жаждой плоти, ведь иначе она не могла бы иметь столь широкого распространения. В секту попадают совершенно обычные люди из привычного нам с вами мира. Поэтому на этом контрасте между двумя различными наборами установок я предлагаю рассмотреть, как именно меняется половая мораль человека при попадании в новую среду.

Приведем историю женщины, в течение 8 лет бывшей у “Детей Божиих”. В 1972 г., когда 17-летняя Джоанна гуляла по улице Торонто с подружкой, к ним подошел незнакомец и предложил угостить их чашкой кофе в баре неподалеку, где, по его словам, играл замечательный музыкальный ансамбль. “Про религию нам ничего не сказали, - пишет Джоанна. - Я шла туда, чтобы послушать группу и чтобы, если повезет, познакомиться с интересными ребятами. Я была типичным семнадцатилетним подростком”.

И ее тут же поймали на крючок.

«Большая группа парней подошла и расселась вокруг нас. Они задавали массу вопросов о нас: все им было интересно... Но они не пытались к нам приставать, как это могло бы быть в иной компании... Мне они ужасно понравились. Они выглядели чистыми, порядочными, добрыми христианами, но при этом не были занудами. Они были интересными людьми, как хиппи, но не озабоченными сексуально, как они. Они не употребляли наркотиков, не пили и не делали ничего другого в таком роде. Я поначалу не могла в это поверить. Я говорила себе: - Откуда такие парни могли взяться в центре Торонто?”

Я не была наркоманом, я не сбегала из дому. У меня был замечательный дом, великолепные родители, я любила своих брата и сестру... Единственная сложность, которую я переживала, - это то, что я была новенькой в Торонто. Но у меня уже было несколько замечательных друзей, я училась в выпускном классе средней школы, у меня были хорошие отметки, и школа мне нравилась... Я не делала ничего необычного, разве что была немножко наивной... Я считала, что каждый человек имеет право, чтобы его выслушали. Именно поэтому я в самом начале стала их слушать».

Джоанна стала навещать своих новых друзей чаще и чаще. В конце концов она не вернулась домой. Членам группы удалось убедить ее прийти к ним одной, и они начали обрабатывать ее, «...говоря, что аттестат зрелости ничего не значит на небесах, что единственная вещь, которая ценится на небесах, - это твоя душа и то, что ты сделала в своей жизни для Бога... что если бы мои родители действительно любили меня, они хотели бы, чтобы я жила для Бога... что мои друзья не понимают меня... Иными словами, они постарались восстановить меня против всех, кто не был членом их группы».

Сектанты прибегли также к эмоциональному шантажу, заставив Джоанну почувствовать себя виноватой. Они потребовали ответа на вопрос: «Ты думаешь, кто-либо может любить тебя больше, чем Бог, и если Он любит тебя до такой степени, если Он отдает Своего собственного Сына на смерть ради тебя, как же ты можешь отказаться отдать Ему свою жизнь?».

Неожиданно “друзья” Джоанны отказались проводить ее к последнему трамваю. Она боялась возвращаться домой в одиночестве поздно ночью и осталась у них. «Я была в полном замешательстве... Я хотела служить Богу, но у них я застряла против своей воли. Такая осталась там ночевать, и с этого момента меня ни на секунду не оставляли в одиночестве. Ко мне приставили “подружку”, и она проводила со мной 24 часа в день, даже ходила со мной в ванную и туалет... И если я успевала забежать в туалет до нее, она стояла возле двери и читала мне библейские стихи».

Далее Джоанна рассказываете порядках в секте:

«Если кто-нибудь, по их мнению, слишком много жаловался, они выбрасывали его на улицу без цента денег. Более того, человек, которого они выбрасывали, был в нервном шоке. Некоторые буквально сходили с ума. Я знала изгнанных из секты парней, которые оказывались в психиатрической лечебнице, так как они были полностью лишены своей индивидуальности: в секте вам давали новое имя и создавали совершенно новую психологическую идентичность. Наши руководители всегда использовали этих людей в качестве примера: “Видите? Вот что случится с вами, если вы уйдете от нас”. Несколько раз я почти что было решалась уйти, но не могла этого сделать из-за страха... Покинуть группу значило покинуть присутствие Бога и быть вброшенной во тьму кромешную. Вне Божественного света у вас не было абсолютно никакой защиты».

Джоанна подчеркивает, что членов секты постоянно держали в полной эмоциональной и психологической растерянности. «Когда вас лишают всякой стабильности, вас могут заставить принять все что угодно и согласиться на все. С ними невозможно спорить, так как они являются вашей единственной защитой и опорой в этом мире. С семьей или с кем-либо вне группы вы совершенно не можете общаться... Если вам удастся хорошенько изолировать кого-либо, вы можете принудить его делать все что угодно».

Пока Джоанна была новичком в секте, ее заставляли от восьми до десяти часов в день заучивать наизусть библейские стихи, проходить подготовку и обучение.

«Таким образом мало-помалу меня индокритинировали. Меня заставили уверовать, что Моисей-Давид был последним пророком Божиим, а мы были его революционной армией, которой предстояло абсолютно и полностью переделать весь мир... Мы должны были попытаться спасти сколько можно людей для Царства Божия... И мы в буквальном смысле жили, как в армии. Все девочки спали в одной комнате в спальных мешках на полу, а ребята спали в комнате этажом ниже... Горнист будил нас рано утром, мы вскакивали со своих постелей, становились в строй и в строю читали наши молитвы. Затем мы учили наизусть библейские стихи, после чего был завтрак, а затем начинались занятия, в ходе которых мы изучали писания нашего лидера и немножко Библии.

По заведенной там системе каждый человек считался членом колена, типа двенадцати колен Израилевых. В каждом колене был свой лидер, и вы должны были ежедневно отчитываться перед ним. Лидер имел право наказать вас. Например, вас могли запереть на два дня в комнату без еды и без питья, где вы должны были молиться о прощении за то, что вы, скажем, пожаловались на качество пищи. Однажды в виде наказания меня заставили мыть туалеты зубной щеткой».

И когда сектанты были полностью измотаны - физически, эмоционально и духовно, у них уже не было сил осмыслить и отказаться от того, что требовали от них “во имя Бога”.

«Мы должны были начать ходить по ночным клубам и заниматься “флиртовым рыболовством” - ловить одиноких мужчин. Наши парни, в свою очередь, должны были отлавливать женщин. Мы должны были использовать флирт и соблазнять сексуально... Быть как бы приманкой на крючке, чтобы можно было начать проповедовать. Поначалу мы не думали, что от нас потребуется спать с кем-либо. Но с течением времени на нас начали давить. “Ты не можешь заставить их поверить, что по-настоящему любишь их, если не разделишь себя с ними”. И они ссылались на библейские стихи: “Женщина создана для мужчины”. Или стих, где Иисус говорит: “Я отдаю Свое тело за вас...” Они говорили, что мы, если мы любим душу и заботимся о ней, должны сделать то же самое... И они начали требовать от нас, чтобы мы спали с любым братом, на которого нам укажут, в любое время суток».

Теперь рассмотрим приведённый выше рассказ с точки зрения социологии. Мы видим, что приобщение к секте происходит не на межиндивидуальном уровне общения, а на уровне человек-группа. Хотя индивидуальное общение становится инструментом для установления первого контакта, религиозный контекст происходящего раскрывается лишь с появлением группы. Затем постепенное погружение в мировоззрение секты непосредственно было связано с развитием контактов с самой группой, поэтому мы можем говорить о действии механизма социализации.

Здесь мы так же можем говорить о процессе погружения Джоанны в социальную реальность группы, то есть принятие ею таких мировоззренческих установок и оценок окружающего мира, какие приняты в данной группе. Это особенно прослеживается в сцене, когда Джоанну настраивают против её родителей, интерпретируя их поведение в рамках своей религиозной парадигмы. Это необходимо для ослабление эмоциональной связи между человеком и его семьёй для повышения приоритета связи с группой. Обсуждая виденье истории Энгельса, мы уже упоминали закономерность, согласно которой семья ослабляет коллективную идентичность, равно как и наоборот преданность группе ослабляет семью.

Весьма примечательным является момент, когда к девушке приставляют постоянную спутницу. Этот процесс, непосредственно связанный с формированием коллективной идентичности и вытеснением индивидуальной идентичности, очень напоминает концепцию Do Kamo, выведенную антропологом и этнологом Морисом Леенгардтом, изучавшим меланезийский этнос канак в Новой Каледонии.

Леенгардт обнаружил, что в среде канаков вообще отсутствует термин для обозначения индивидуального я. В разных случаях, когда большинство языков предполагает произнесение «я», «мне» «мое» меланезийцы произносят «Do Kamo», что означает «живое существо», «то, что живет». Do Kamo - это и человек, и группа людей, и клан, и фетиш-змея на головном уборе вождя, к которому жена вождя обращается также «Do Kamo».

Далее Леенгардт подметил, что меланезийские юноши никогда не ходят по одиночке, всегда группами. И говоря о себе, они всегда повторяют «Do Kamo», что подразумевает их группу, как общее нерасчленимое существо. Даже на свидание с девушками меланезийские юноши ходили группами, равно как и девушки. Как происходят свидания, Леенгардт выяснить не смог. Дальше больше: оказывается у канаков нет представления об индивидуальном теле, тело для них - «одежда Do Kamo». Не более того.

Леенгардт вывел схему, где Do Kamo показан как совокупность социальных статусов: муж, воин, охотник, участник магического ритуала. Пытаясь выяснить у канаков, кто является носителем этих статусов, каков Do Kamo сам по себе, он получал в ответ лишь недоумение. Do Kamo - это тот, кто есть, он не объясняется ни через что другое.

Но Do Kamo можно лишиться. Если человек совершает какой-то поступок или преступление, он выбрасывается из социальных структур, лишается статуса. После этого у нет имени, нет бытия. Это самое страшное для меланезийца - стать социальным изгоем, потерять Do Kamo. Это намного хуже смерти, так как в социальном контексте умерший член общества становится духом, продолжает жить в других частях клана, то есть Do Kamo сохраняется. Потерять Do Kamo это значит бесследно исчезнуть, даже если биологическая индивидуальность еще где-то осталась.

Точно такая же картина встречается нам у «Детей Бога», где изгнание является самым страшным наказанием, нанося порой непоправимый ущерб психике. Поразительная схожесть этих явлений позволяет задуматься, что само явление сектантства вполне может являться неосознанной попыткой людей вернуться в архаичное общество, которое не смотря на жёсткость всех своих предписаний оказывается, видимо, более комфортным состоянием для человеческой психики.

В последней главе я покажу, что та же архаичная страсть может быть реализована и в либеральном обществе вполне культурным способом.

5. Свободная любовь

После всей приведённой информации у вас могло сложиться ложное представление, будто бы альтернативные формы брака - это всего лишь пережитки архаичного прошлого, и только регрессисты могут желать к ним вернуться тогда, как остальные люди могут спокойно признать сложившиеся к сегодняшнему дню ценности вершиной прогресса и жить себе дальше. На самом деле это не так. Наибольший удар по привычной нам «традиционной» морали в наши дни наносят вовсе не секты с архаичным уклоном, а наиболее прогрессивные слои населения современной цивилизации.

Одним из актуальных вопросов, которые сегодня вызывают много споров, является легализация однополых браков. На сегодняшний день они разрешены в 15-и странах, и ещё в некоторых регистрируются как союзы с ограниченным набором прав из списка тех, которые предоставляются гетеросексуальной паре. Вопросы эти сегодня поднимают немало волнений в обществе. На примере Франции мы можем видеть, какие масштабные недовольства масс вызывает принятие подобных законов. Основной аргумент масс в защиту своей позиции - традиционные ценности.

Менее громкая, но более табуированная на сегодняшний день тема - это возраст сексуального согласия. В современном обществе существуют разные взгляды на этот счёт. Например, чуть ранее в той же Франции, а именно при обсуждении реформы Уголовного кодекса в 1977 году группа французских интеллектуалов направила в парламент «Французскую петицию против сексуального большинства» («Pйtitions franзaises contre la majoritй sexuelle»), призывая к декриминализации сексуальных отношений по согласию с несовершеннолетними до пятнадцати лет (возраст согласия во Франции). Петицию подписали писатели и философы Ж.-П. Сартр, М. Фуко, Ж. Деррида, С. Бовуар, Р. Барт, из политиков Б. Кушнер, Ж. Ланг и другие. Многие из этих людей внесли немалый вклад в развитие социальных наук.

Здесь важно однако понимать существенную разницу между насильственной педофилией, которую никто не оправдывает и которая безусловно должна быть уголовно наказуема, и добровольным актом. Дело в том, что какой бы ни был установлен юридический возраст, мы всегда имеем дело с формальностью, ведь в действительности кто-то созревает раньше, а кто-то созревает позже. Широкий диапазон принятых в разных странах ограничений на этот счёт (от 9 до 20 в мире и от 13 до 18 в Европе) является аргументом в пользу этой относительности. Ситуации, когда ребёнок созревает чуть раньше, чем предписывается законом, и в силу своей неосторожности становится жертвой вереницы судебных тяжб, абсурдна, поскольку закон в этом случае оборачивается против того, казалось бы, должен защищать. Понятно, что именно против этого абсурда была направлена некогда петиция французских мыслителей.

Целый ряд новых явлений таких, как свободные отношения, свинг и т.д. ещё больше сбивают с ног современного человека заставляют многих делать выводы об упадке нравственности. К сожалению на почве неправильной интерпретации происходящих событий и свойственный людям страх перед новшествами порождают чудовищные мифы о заговорах по гомосексуализации всего населения и торговле детьми как государственной политике отдельных стран. На деле такая информация оказывается ложью, но поистине пугает то, как легко такая наглая ложь принимается за правду. Для многих сегодня Европа и Америка выступают аналогом Содома и Гаморы.

Та лёгкость, с которой люди проглатывают спекулятивные конспирологические теории сообщает о том, что в коллективном бессознательном современного общества живут реальные страхи перед наводнившими сегодняшний мир явлениями. А чтобы перестать бояться неизвестного, нужно сделать его известным. Поэтому в этой главе мы постараемся раскрыть, в чём лежит корень происходящих процессов. Для этого обратимся к движению, которое берёт своё начало в XIX веке. Я говорю о движении свободной любви.

Стоит отметить, что хотя словосочетание «свободная любовь» часто ассоциируется в массовом сознании с промискуитетом, особенно в связи с контркультурой 60-х и 70-х XX века, исторически движение свободной любви не защищало множественность сексуальных партнёров в краткосрочных отношениях. Скорее оно утверждало, что любовные отношения, в которые вступают свободно, не должны регулироваться законом. Начальной целью этого движения было отделить государство от решения половых вопросов таких, как супружество, контроль рождаемости и адюльтер. Оно утверждало, что такими проблемами должны заниматься люди, непосредственно в них вовлечённые, и никто больше.

Особенно это движение волновали законы, препятствующие сожительству без регистрации брака, регулирующие супружескую измену, развод, возраст сексуального согласия, рождаемость, гомосексуализм, аборт и иногда проституцию. Хотя не все приверженцы свободной любви единогласны в этих вопросах. Отмена частных прав в браке так же представляет повод для беспокойства: некоторые юрисдикции, например, не признают супружеское насилие или рассматривают его как менее серьёзное, чем не супружеское. Движения свободной любви так же начиная с XIX века отстаивали право публично обсуждать секс и боролись против законов о непристойности.

С высоты современности мы видим, что именно движению свободной любви мы обязаны в таких вещах, как заметное упрощение процедуры разводов, право сожительства без регистрации брака (хотя ещё в начале XX века это могло вызвать страшное осуждение), право публично говорить о сексе. Таким образом оно на самом деле затронуло непосредственно каждого из нас, а не только движение хиппи, как думают многие.

Движение свободной любви зародилось внутри феминизма. Все мы знаем, что феминистки за права женщин. И речь здесь не только о праве голоса, как думают многие. Чтобы понять, как глубоко прежде было укоренено доминирование мужчин, достаточно привести пример с Великобританией, в которой вплоть до 1882 года замужняя женщина не имела права собственности, считаясь «находившейся под покровительством мужа, или барона, или лорда», как это гласил common law.

Таким образом за женщиной не признавалось вообще никакой собственности. Даже если она писала книги, гонорар от них получала не она, а получал её муж. Удивительно не то, что женщины стали бороться за свои права, а то, что они не стали бороться за них намного раньше. Ключевой точкой для возникновения феминизма стала Французская революция. Идеи, провозглашённые в декларации прав человека, вдохновляли женщин-революционерок не меньше, чем мужчин, поэтому для них стало сюрпризом, когда в ходе революции они не получили никаких прав.

Одним из институтов, на протяжении веков закреплявших положение женщин, был брак. Как мы показали выше, женщина в браке не имела даже никакой собственности. Известный феминист Фрэнсис Барри написал, что «брак является системой изнасилования», заявив, что женщина является жертвой в браке, где она ничего не может сделать, но угнетается своим мужем, поскольку он мучает её в своём доме, который для неё становится темницей.

Собственно само движение свободной любви начинается с идеи освободить любовные отношения от брачных обязательств и регулирования государством. Для распространения своих идей феминистки прибегают к художественной литературе. Например, Уоллстонкрафт была одной из первых женщин, посвятивших движению свободной любви свои литературные труды. Её новеллы критиковали социальное устройство брака и его воздействие на женщин. В её первом романе «Мэри», написанном в 1788, героиня вынуждена по материальным причинам вступить в брак без любви; она компенсирует своё желание любви и привязанности вне брака двумя страстными романтическими отношениями: дружбой с женщиной и любовью к мужчине.

Неоконченный роман «Марайя, или Заблуждения женщины» (Maria; or, The Wrongs of Woman, 1798), изданный посмертно, считается самой радикально-феминистской работой Уолстонкрафт. Действие разворачивается вокруг женщины, заключённой мужем в сумасшедший дом. Как и Мэри, Марайя тоже находит удовлетворение вне брака в романе с «сокамерником» и в дружбе с одним из санитаров. Мэри даёт понять, что «женщины имеют сильные сексуальные желания, и это унизительно и безнравственно притворяться, будто дело обстоит иначе». Как ни смешно звучит это сегодня, для тех времён это была действительно радикальная мысль.

Таким образом мы видим, что искусство оказывается способно влиять на половую мораль. Я предлагаю подробнее рассмотреть этот процесс на примере Жорж Санд, ориентируясь на материалы, предоставленные в научной работе О.Б. Кафановой «Жорж Санд и начало разрушения патриархального сознания».

Когда началось проникновение в русскую литературу романов Жорж Санд, то в это время общественное сознание страны репрезентировало крайностипатриархатного мышления. Женщина была абсолютно выключена из публичных сфер бытия. Все политические, законодательные, церковные, образовательные учреждения отражали «мужскую» точку зрения, которая идентифицировалась с общечеловеческой, всеобщей.

Христианская церковь на протяжении многих веков проводила идею о вторичном, подчиненном положении женщины. Этой цели служили два ветхозаветных мифа: о происхождении Евы из ребра Адама и о грехопадении. Став андрократической в течение средневековья, церковь закрепила это недоверие к женщине как «сосуду зла», воплощению греховности. С этим связано и отрицательное отношение христианской традиции к эросу. Для всех отцов церкви было свойственно отвращение к плотской любви. Английская исследовательница Р. Тэннэхилл, изучавшая этот вопрос, констатирует: «Фактически существовало негласное соглашение, что Богу следовало бы изобрести более подходящее решение проблемы размножения».

Следствием отношения к плотской любви как греху cтало патриархатное понимание брака. В качестве института церкви и государства брак призван был служить функции продолжения рода. Он считался пожизненным и нерасторжимым. Лишь несколько исключительных условий делали возможным его расторжение при обязательном согласии церковного Синода или Папы Римского (для католиков). Одним из таких условий было прелюбодеяние, доказанное в суде. Вполне понятно, что именно женщина, в силу своей замкнутости в частной жизни, оказывалась в этом случае страдательным лицом. Муж при желании мог очень легко доказать преступность супруги. Соответственно цели брака - деторождение и материально-экономическое обеспечение потомства - делали отца или брата ответственными за выбор для девушки мужа. Конечно, в практике русского дворянского быта встречалось бережное отношение отцов к духовным запросам своих дочерей. Но более распространенным было игнорирование их сердечной склонности. Ярким примером тому является судьба Анны Петровны Полторацкой, выданной в шестнадцатилетнем возрасте замуж за пятидесятитрёхлетнего генерала Керна, на которого она и смотреть не могла «без отвращения».

Начиная с 1832 г. в российское литературное пространство вторгаются романы Жорж Санд, которые благодаря своей привлекательной художественной форме значительно более эффективно, чем философские трактаты, начинают разрушать патриархатную идеологию. Романистка делает это через поэтику сюжета, новые мотивы, коллизии и способы их разрешения; через инновационную типологию характеров, особенно женских; наконец, через новые способы организации художественного пространства. А главные «революционные» идеи Жорж Санд, подорвавшие веру многих ее современников в незыблемость патриархальной нравственности, были следующими.

Церковь не тождественна религии. Она является инструментом подавления личности, и в первую очередь женской. При этом церковь исказила истину христианского учения. Женщина и мужчина равны как создания Бога. Церковный брак, заключенный из расчета или утилитарных нужд продолжения рода, есть своего рода узаконенная проституция. Любовь - необходимейшее условие его заключения - предполагает абсолютное единство двух существ, души и тела, материи и духа. Вместе с тем романтический мистицизм страсти допускал в сандовской концепции признание иррациональной природы чувства. А отсюда вытекало требование расторжения брака при исчезновении любви. Таким образом, Жорж Санд разрушала мифологему святости брака и заменяла ее «святостью любви».

В 1830-е гг. большинство российских критиков-мужчин (О. Сенковский, Ф. Булгарин, В. Белинский) объединились против Жорж Санд. И это произошло прежде всего, повидимому, из-за стремления не допустить расшатывания «священных устоев» - разрушения патриархатной семьи и «святости» брака. Но все изменилось уже в начале 1840-х гг. Бурные либерально-демократические процессы в России, а также поиск новых способов изображения действительности неожиданно высветили, выявили новые грани идейно-художественного потенциала Жорж Санд. Ее идеи вызвали оживленную полемику в русской литературе, которая привела даже к возникновению термина «жоржсандизм».

Жорж Санд сумела изобразить достойной уважения женщину, которая имела четверых детей от четырех мужчин, ни с одним из которых она не состояла в браке. Тем самым ей удалось пересмотреть и совершенно реабилитировать традиционный тип «падшей» женщины. Из мемуарно-критической литературы известно, какие страстные споры велись по поводу этой героини в литературном быту. Так, благодаря дневнику Аполлинарии Сусловой, возлюбленной Ф.М. Достоевского, выясняется, что и в 1864 г. Лукреция Флориани и связанная с нею этическая концепция имели для нее значение жизненного ориентира.

Не соглашаясь с утверждением собеседника, что «любить можно только однажды», она привела в пример героиню Санд, которая «много любила, и ей всякий раз казалось, что она любит в первый и последний раз».

Здесь мы сталкиваемся с обычным на первый взгляд, но на самом деле удивительным явлением. Литературный персонаж лёг в основу моральных убеждений этой женщины. Нашу способность делать выводы о себе исходя из наблюдения за окружающими можно считать естественной. Без неё мы не смогли бы обучаться многим вещам. Подражание и способность перенимать чужие суждения являются базовыми элементами социализации. И рассуждение «если так смог кто-то один из нас, значит, могут и остальные» выглядит вполне логичным, пока этим «кем-то из нас» не становится персонаж, которого никогда не существовало в действительности.

Этот случай служит лишним напоминанием о том, что социальная реальность далеко не тождественна материальной реальности и тесно переплетается с реальностью культуры и искусства. Этот случай я назвал бы социальным прецедентом. Слово прецедент в юридической практике означает судебное решение, которое становится основой для последующего принятия решений в аналогичных делах. Суд общества в данном случае признал поведение литературной героини заслуживающим морального одобрения и таким образом легитимизировал подобное поведение для всех своих членов. Конечно, всё это довольно условно, поскольку суд общества редко придерживается единой точки зрения по какому бы то ни было вопросу, но если брать не всё общество в целом, а отдельные социальные группы, именно так всё и происходит.

Социальная функция искусства таким образом заключается в том, что в умелых руках оно позволяет конструировать социальную реальность, создавая один за другим подобные социальные прецеденты. Мы хорошо видим это на примере феминисток, которые, не имея в начале пути политической власти, оказывают тем не менее мощное преобразующее влияние на общество при помощи целенаправленных произведений искусства.

Феномен рецепции Жорж Санд в России середины XIX в., сближающий ее с русским восприятием Байрона, как раз и состоял в том, что созданный ею культурно-исторический тип, порывающий с традициями патриархатного сознания, стал своеобразным эталоном поведения для части российской интеллигенции. Мужчина, чтобы сохранить чувство собственного достоинства, должен был следовать неписаным (а вернее, описанным Жорж Санд) правилам любовно-супружеского кодекса. Разумеется, соответственно изменился и идеал женщины, от которой требовали интенсивного духовного развития, серьезных занятий, самосовершенствования, способности разделять интеллектуальные интересы мужа.

Зафиксирована в литературе и реакция сопротивления постепенному распаду патриархатных ценностей под влиянием Жорж Санд. Например, в повести П.С. Соболевой «История Поли» (1866) карикатурно изображен «громадный помещик» из провинциального городка со знаменательным названием «Плеснеозерск». В его монологе о непонятном для него требовании «равенства женщин с мужчинами» выражено искреннее недоумение: «Сам Бог сотворил женщину слабее мужчины. Какое же тут может быть равенство? А свобода им на что? Я даже не понимаю, какую им свободу надобно? Ведь не под замком же они у нас живут. Ведь мы не турки! Слава Богу, разъезжают они у нас по магазинам вволю... <...>

Прежде женщина, нарушившая свой долг, так и считалась безнравственною женщиною, и все считали ее достойною осуждения, а нынче говорят, что не за что ее винить, - сострадания достойна, -гуманность, дескать, а какая гуманность! Безнравственность просто. Страстям волю дают. И женщин-то развратить хотят! А все это наделали французские писаки ваши, Вольтер, да вот эта, как ее... Жорж Занд». При этом имени помещик «от негодования стукнул даже по столу вилкой».

Так мы видим, что идеи о свободной любви ещё в XIX веке попадают в среду русского дворянства. Временами, конечно, идеи не удаётся передать полностью и они воспринимаются обществом в упрощённой форме. Иногда осуждаемая автором героиня провозглашала себя сторонницей идеалов французской писательницы, но в контексте ее поступков выяснялась явная их профанация. Возникали образы, отражающие реально сформировавшийся тип.

Такова Милочка в одноименной повести С.П. Победоносцева (1845). Апология свободы выбора избранника превратилась у нее в свободу иметь любовников. А отрицание общественной формы. Такова Милочка в одноименной повести С.П. Победоносцева (1845). Апология свободы выбора избранника превратилась у нее в свободу иметь любовников. А отрицание общественной формы брака она поняла как принципиальное игнорирование обета супружеской верности. «Такие барыни, - утверждал С.С. Шашков, историк культуры XIX в., - вызваны к жизни не жорж-зандовскою пропагандою: они были всегда, но прежде, под гнетом патриархально-лицемерного общественного мнения, они жили постоянно под маскою и прикидывались добродетельными».

Итак, мы отразили влияние идей свободной любви на самых разных уровнях. Мы видим теперь, что именно в XIX веке любовь как ценность действительно ставится превыше брака и отныне ложится в основу брака. То, что сегодня кажется нам естественным, возникло именно тогда. Брак, основанный не на чувстве долга перед отцом, не на скрытом расчёте, не на приобретении женщины как элемента роскоши и не на сугубо хозяйственных причинах, а на индивидуальной любви, имеет своей традицией всего лишь около двухсот лет.

Но ровно такую же традицию имеет движение ЛГБТ, которое берёт свои истоки всё в том же XIX веке с «Союза уранистов» Карла Ульрихса. Оно и не могло возникнуть раньше, чем любовь была бы поставлена выше брака, а женщины оказались бы равны мужчинам. По сути феминизм стал фундаментом для возникновения однополых браков в дальнейшем, ведь именно когда женщины обрели свои права, брак стал союзом двух равноправных субъектов.

Гомосексуализм существует с незапамятных времён, и осуждался далеко не всегда. В той же античности практика гомосексуализма была широко распространена, а местами (в Афинах, например) даже и восхвалялась. Однако пока брак оставался экономической формой рабства и подчинения, ни одному мужчине не приходило в голову выйти замуж за другого мужчину, ведь тогда пришлось бы делить безграничную властью над семьёй.

Ровно в том же XIX веке берёт своё историческое начало полиамория, ведь именно идеи свободной любви впервые дали нравственное обоснование множественным связям. Мы видим таким образом, что самые разные стороны половой морали современного западного мира имеют под собой общее основание: борьбу за права человека, за освобождение от ограничений, накладываемых обществом, традицией, а иногда и правом. И к современной моногамии, основанной на идее равенства полов, это относится в той же степени, что и к её альтернативам. Попытки же растянуть определение традиционной семьи и включить в неё феодальную моногамию, античную моногамию и т.д. позволят нам точно так же растянуть определение полиамории и объявить её традиционной формой в виду наличия группового брака у архаичных племён и довольно развязной половой морали у аристократов галантного века.

Таким образом моногамию нельзя считать ни более традиционной, ни более прогрессивной формой брака, а следует признать одной из существующих форм, каждая из которых на исторической арене проходит различные этапы и находит множества проявлений, специфичных для каждой эпохи.

6. Полиамория

брак моногамия сектантство

В этой главе я собираюсь рассказать об альтернативной системе половой морали, которая существует в наши дни и составляет конкуренцию моногамии.

Полиамория - это система этических взглядов на любовь, допускающая возможность существования множественных любовных отношений у одного человека с несколькими людьми (а также между несколькими людьми) одновременно, с согласия и одобрения всех участников этих отношений. Полиаморией также называют практику любовных отношений, воплощающую эти взгляды в действительности.

Полиамористов от моногамов отличает принципиально иное понимание природы любви. Моногамный человек обычно смотрит на любовь как на некий ограниченный ресурс, который можно вручить только одному избраннику, либо в крайнем случае разделить на несколько частей, но тогда, по представлениям того же моногамного человека, каждый избранник получит лишь часть чьих-то чувств. Таким образом отношение со многими партнёрами рассматриваются моногамами как распыление собственных чувств.

Полиамористы напротив уверены, что любовь - это неиссякаемый ресурс, который рождается в процессе отношений, и потому по мнению полиамориста любви в жизни человека напротив быть тем больше, чем больше тесных эмоциональных связей человек установит с окружающими. Полиамористы уверены, что интенсивность чувств к одному человеку не влияет на чувства к другому точно так же, как любовь к одному родителю не мешает любить другого, а ценность дружбы с одним человеком никоим образом не преуменьшает ценности дружбы с другим.

Влечение своего партнёра к другому лицу моногамный человек часто воспринимает как личное оскорбление, считая, что дело в каких-то его собственных недостатках. Полиамория же строится на признании уникальности каждого человека, вследствие чего влечение к новому партнёру происходит не из-за неудовлетворённости предыдущим, а именно из-за уникальных характеристик нового партнёра, что никак не должно умалять достоинств первого. Именно полиамористы критикуют людей, которые рассматривают полиаморию как как временную меру для разрешения конфликтов в моногамных отношениях. Полиамористы указывают, что полиамория - это не лекарство, а сознательных выбор.

Вопреки убеждению некоторых людей, что полиамория подойдёт только тем, кто вообще не испытывает ревности, полиамористы на самом деле тоже способны испытывать ревность, но находят способы не подавлять свои чувства (как это происходит с влечением к третьему лицу в моногамной паре), а совместно преодолевать.

В нравственном плане полиамористы часто критикую моногамов за ханжеское провозглашение сексуальной верности как ценности при довольно частом её нарушении на практике. Касательно секса без любви мнения полиамористов расходятся. Некоторые не одобряют его (как это делала в своё время Колонтай), некоторые наоборот провозглашают самостоятельной ценностью, которая так же имеет место быть.

Наиболее ярким современным произведением, декларирующим полиамурную этику, можно считать вышедшую в 2006 году книгу «Этика бл*дства», написанную в соавторстве Досси Истон и Кэтрин А. Лист. В этой книге они приводят основные принципы полиамурной нравственности: «И всё-таки, как остаться порядочным человеком в этом запутанном мире свободного секса, где все, чему учили мама, священник, супруг и телевидение, скорее всего, не подойдет?

Большинство правил, которых мы придерживаемся, исключительно практичны. Причинит ли это вред кому_либо? Можно ли избежать этого вреда? Опасно ли это? Понимает ли каждый участник, на что идет, и делает ли все возможное, чтобы обезопасить себя и остальных? И с позитивной стороны: насколько это приятно? Чему это научит каждого из участников? Поможет ли это кому_то развиваться? Станет ли мир от этого лучше?». Основной же ценностью провозглашается согласие, под которым подразумевается «всеобщее активное участие ради блага, пользы и удовольствия каждого участника».

Рассказывая о своих убеждениях, полиамористы часто сталкиваются со стереотипными представлениями людей о природе моногамии. Исследователи полиамории Derek McCullough and David S. Hall (2003) пишут: «Одно из наиболее принятых в нашем обществе предположений, что только моногамные пары являются правильной структурой человеческих сексуальных взаимоотношений, будучи господствующей, не подвергается критическому анализу. Фактически, наша культура делает столько ударений на этом, через нормы культуры, современную литературу и фильмы, что серьезные дискуссии на эту тему редки». Они указывают, что аргументация той точки зрения, что моногамия является единственно дозволенной формой сексуальных взаимоотношений сводится, в общем, к двум положениям: 1) это естественное состояние человека, детерминированное его биологической природой, 2) это единственная моральная альтернатива, одобряемая богом, все остальные альтернативы греховны.

Derek McCullough and David S. Hall приводят следующие аргументы, ставящие под сомнение само собой разумеющуюся «естественность» моногамии:

Диадные структуры не являются в природе устойчивыми. Например, структура атома имеет три элемента - протон, электрон и нейтрон. Архитектурные структуры обычно основываются на пирамиде.

Увеличивающееся количество исследований животных показывают, что все меньшее и меньшее количество биологических видов является реально моногамными в живой природе. В царстве животных, менее 5% видов сейчас считаются моногамными.

Биологи-эволюционисты утверждают, что существует много веских причин для немоногамии, но их теории трудно, или невозможно проверить. Аргумент антропологов в пользу моногамии сводится к тому, что мужчина стал бы защищать своего ребенка, только если бы был уверен в своем отцовстве. Но в последних исследованиях было показано, что дети женщин, которые имели множественные сексуальные связи, имели более высокий уровень выживания, т.к. «возможное» отцовство делало их менее уязвимыми.

Возможно, две первые группы аргументов не являются достаточно убедительными. Так, можно возразить, что третьим элементом в моногамной паре должен быть ребенок. А наблюдения над поведением животных некорректно экстраполировать на человека, т.к. человек является не только биологическим существом. Единственно, что они могут доказывать, так это то, что с большой долей вероятности у человека нет биологической предрасположенности к моногамии. Более убедительными представляются ссылки на этнографические и статистические исследования. В этнографическом атласе Мердока, указывают авторы, упоминается, что из 1270 человеческих сообществ около 85% имели какие-либо формы мульти-супружеских отношений. Напротив, кажется, что большим доказательством того, что западные люди не выполняют моногамию хорошо, является высокий уровень разводов, высокий уровень супружеской неверности, высочайший уровень подростковой беременности в Западном мире, большое количество родителей-одиночек и другие показатели. Мы часто видим, что люди покидают хороший брак, потому что они влюбились в кого-нибудь нового, и что может быть названо серийной моногамией. «Вкратце говоря, аргументы о том, что люди «крепко связаны» для моногамии трудно поддержать», - резюмируют Derek McCullough and David S. Hall.

Что касается религиозной аргументации, то авторы указывают, что, во-первых, во многих древних религиозных текстах упоминается полигамия, во-вторых, большинство основанных на религии правил, скорее исходят из предположения, что женщина является собственностью мужа, нежели из предположения, что отношения являются результатом свободного обещания равных людей. Кроме того, независимо от строгости религиозного учения и тяжести наказания, человеческие существа продолжают упорствовать в попытках удовлетворения своих сексуальных желаний.

Несмотря на то, что аргументация McCullough & Hall выглядит вполне логичной и обоснованной научными данными, мы также можем вспомнить о том, что человек является самоопределяющимся бытием, что было показано Ж.-П. Сартром, В. Франклом, П. Тиллихом и др. С этой точки зрения, полигамию и моногамию можно рассмотреть как стиль отношений, выбранный индивидом, несмотря на его биологическую предрасположенность. Ещё один стереотип касается предназначения сексуального поведения. А.В. Гронский выделяет в этой сфере два основных предубеждения. Первое предполагает, что основная цель сексуального поведения связана с репродуктивной функцией. Второе исходит из того, что цель сексуального поведения - это достижение удовольствия или физиологической разрядки.

Для развенчания первого Гроновский ссылается на В. Соловьёва. В работе «Смысл любви» тот оспаривал распространенное мнение, будто бы половая любовь - это лишь средство для продолжения рода. Соловьев отметил, что напротив, чем сильнее любовь, тем менее она способствует размножению. Подтверждение этой мысли можно найти в природе: во-первых, размножение возможно не только без любви, но даже бесполым образом (деление, почкование, партеногенез); во-вторых, можно заметить, что чем выше определенный вид существ стоит на ступенях эволюции, тем меньше у него оказывается «сила размножения» (т.е. плодовитость особей), а сила полового влечения, наоборот, - больше. Значит, «половая любовь и размножение рода находятся между собою в обрат-ном отношении: чем сильнее одно, тем слабее другая. <...> На двух концах живот-ной жизни мы находим, с одной стороны, размножение без всякой половой любви, а с другой стороны, половую любовь без всякого размножения». Настоящий смысл половой любви, согласно Соловьеву, заключается не в размножении, а в стремлении человека к единству с другими.

Второе предубеждение, о том, что сексуальное желание является желанием наслаждения или желанием прекратить страдание, было опровергнуто Ж.-П. Сартром. Он подчеркивал, что мужчина желает определенную женщину, а не просто удовлетворения. К аргументации Сартра можно добавить, что если бы целью сексуального поведения было достижение физиологи-ческой разрядки, или оргазма, то половой партнер был бы и вовсе необязателен.

Полиаморная этика породила ряд новых форм отношений. По общим принципам их можно разбить три основные группы.

Групповые формы полиамории основаны на идее групповой верности, представляющей собой расширительное толкование идеи «верности друг другу», когда она распространяется на целую группу людей. В наиболее общей форме принцип «групповой верности» не накладывает никаких ограничений на любовные и сексуальные отношения членов группы до тех пор, пока они ограничены рамками самой группы. При этом партнёры соглашаются не иметь любовных и сексуальных отношений вне группы. Традиционная моногамия является частным случаем таких полиамурных отношений. В этом случае группа состоит из двух человек. Разновидностями этой формы отношений являются также традиционные формы полигамии: полигиния (многожёнство) и полиандрия (многомужество), а также групповой брак. Некоторые группы допускают возможность изменения своего состава с согласия всех членов группы. Некоторые разновидности групповых отношений предусматривают возможность дальнейшего ограничения и контроля отношений, могущих возникать внутри группы.

Открытые формы. В этом случае каждый из участников полиамурных отношений может иметь множественные отношения с разными людьми, круг которых не ограничен заранее. Эти отношения могут различаться для участников по степени их важности, а также по степени вовлечённости. В этом случае выделить группу участников полиамурных отношений бывает затруднительно или невозможно, и вместо этого уместнее говорить о наборе связей каждого человека, с дополнительным пояснением иерархической структуры этих отношений.

Некоторые приверженцы открытых форм отношений предпочитают классифицировать их по степени вовлеченности в эти отношения, деля отношения со своими возлюбленными на «основные» и «дополнительные». Такое деление не является обязательным и многие сторонники открытых отношений стараются избегать подобной категоризации, находя её оскорбительной для всех участников отношений и не ухватывающей существенных особенностей их личных отношений.

Примерами открытой формы полиамории являются открытый брак и свинг. Их различие заключаются в том, что участники открытого брака обыкновенно ищут партнёров по одиночке тогда, как свингеры предпочитают знакомиться парами и на время обмениваться партнёрами.

Смешанные формы отношений содержат в себе как элементы групповых форм, так и элементы открытых форм полиамурии. Как правило, смешанные формы полиамурии объединяют моногамных и полиамурных партнёров. Каждый моногамный партнёр поддерживает моногамные отношения ровно с одним человеком, но не требует того же от своего партнёра, и последние могут иметь множественные любовные и сексуальные отношения.

Некоторые формы полиамурных отношений иногда описываются геометрическими фигурами, с учётом количества участников и существующих между ними связей: треугольником, квадратом, а также латинскими буквами V, W и N.

В четвёртой главе мы уже видели, насколько пагубно может обернуться для человека архаичное желание быть частью группы. Идеи Колонтай, Гронского не оставляют сомнений в том, что сексуальная потребность - это в первую очередь социальная потребность. Развитие капиталистического общества требует от нас проявлять всё больше индивидуализма, самостоятельности, а потому всё чаще приводит к феномену одиночества в толпе.

Моногамия в наш век получила широкое распространение потому, что она является прямым отражением изолированного общества рыночной конкуренции. По сути потребность в родном племени мы вкладываем в одного человека, чтобы предстать перед остальными сильными и независимыми. Однако эта модель возводит непреодолимые стены между нами.

Поиск спасения от этого одиночества приводит некоторых людей в сомнительные религиозные организации, где ему дают возможность почувствовать себя частью чего-то большего, где нет этих привычных рамок. Однако ценой становится полная десоциализация человека и неспособность его нормально жить в обществе.

Полиамория же предоставляет возможность размыть социальные барьеры между людьми не выходя за пределы парадигмы либерального общества. Её идеи целиком строятся на западном индивидуализме и на признании ценности личности, однако в то же время она позволяет преодолевать возводимые веками барьеры. Те ограничения и предрассудки, под властью которых мы обнаруживаем себя сегодня, когда-то действительно были важны для выживания человечества, но условия изменились. В век развитой контрацепции преодоление социальных барьеров становится более важной задачей, чем гонка за мифической традиционностью, которая на поверку оказывается не такой уж и традиционной.

Полиамория - это социальный феномен, который пока ещё мало изучен и потому не имеет фиксации в праве. Философия полиамории на сегодняшний день представляет достойную альтернативу доминирующим ценностям. Мифы, которые складываются в сознании людей относительно этого жвиэения лишь свидетельствуют о том, что наше общество ещё не успело ознакомиться с ним как следует, что досадно, ведь полиамория может предоставить новые перспективы развития нашего общества.

Заключение

В первой главе мы рассмотрели наиболее общие периоды развития семьи и убедились, что моногамия среди них является наиболее поздней формой, хотя парное сожительство, пока ещё не имеющее таких сильных ограничений, встречается и на более ранних ступенях.

Во второй главе мы убедились, что моногамное поведение существенно различалось на разных этапах истории, каждый раз реализуя ту или иную социальную задачу. В третьей главе мы проследили в истории взаимосвязь между коммунистическими учениями и тяготением к групповому браку. Мы так же сделали вывод, что взаимоотношения между людьми могут быть рассмотрены как специфическая форма собственности.

В четвёртой главе мы рассмотрели, как реализовывался групповой брак в общинах сектантов и предположили, что в психике человека заложено некое тяготение к архаичным временам, что может быть причиной как поведения сектантов, так и идей коммунистов. В пятой главе мы постарались выявить источник различных проявлений современной половой морали и обнаружили его в движении свободной любви, которое родилось как часть феминистского движения в парадигме либеральной идеологии и борьбы за права человека. В шестой главе мы рассмотрели современную альтернативу моногамии.

Проанализировав все исторические формы половой морали от архаичной древности вплоть до наших дней, мы можем сделать вывод, что наши представления о «нормальном», «исконном», «универсальном» устройстве семьи часто являются стереотипами, навеянными нашим собственным временем. Тот страх, с которым современный человек взирает на непонятные ему явления, в действительности является безосновательным.

Консерватизм и косность мышления только мешают нам принять на вооружение существующий арсенал возможностей. Мы уже видели на примере размышлений Колонтай, что различные идеалы любви могут использоваться для решения разных социальных задач. Трезвое понимание социальных процессов может позволить нам мыслить конструктивно.

Например, одной из актуальных проблем является рождаемость. Одна из причин тому - экономическая нагрузка, которую создаёт ребёнок в семье. Не смотря на то, что уровень в жизни в среднем постепенно растёт, воспитание ребёнка по мере ужесточения требований на рынке труда так же дорожает. Если не так много веков тому назад было достаточно выкормить ребёнка до того момента, пока он не научится ходить, после чего можно было отправить его в поле, чтобы он, например, стерёг овец или сеял зерно, то для выживания в сегодняшнем мире человеку может потребоваться несколько высших образований. Чтобы обеспечить ребёнка всем необходимым, нередко оба родителя вынуждены работать. Но кто тогда будет заниматься воспитанием, пока ребёнок один сидит дома? Расширение наших представлений о семье, о должном количестве мам и пап на самом деле позволило бы решить эту проблему куда эффективнее, чем традиционные ценности. Постоянная привязанность к одному рабочему месту иной раз мешает человеку профессионально совершенствоваться, так как зависимость от регулярной зарплаты не оставляет на это времени. Кооперация экономических ресурсов группы людей позволила бы решить и эту проблему. Но очевидно, что дабы такой союз не распался, этих людей должно нечто связывать. Почему бы не любовь? Печально слышать от политиков или даже президентов стран как аргумент против гомосексуальных браков фразу типа «У нас и так проблемы с демографией». Очевидно же, что от того, что гомосексуалистам запретят вступить в брак, гетеросексуалы не нарожают больше. Напротив, вступившие в брак гомосексуалы в современных условиях, когда существует сурогатное материнство, могут даже благоприятно повлиять на ту же демографию, как ни парадоксально.