Иван Грозный как историческая личность

Появление толпы повергло царя в ужас. По словам Ивана, его жизни грозила опасность, «изменники наусти-ли были народ и нас убити»¹ Боярам с трудом уда-лось успокоить горожан и убедить их, что Глинских в Воробьеве нет. Вооруженная толпа беспрепятственно вер-нулась в столицу.

Участники московского восстания принадлежали к раз-ным социальным слоям. Самой активной силой движения были низы -- «черные люди», но они не имели опреде-ленной политической программы, и их выступление про-тив Глинских напоминало обычный в эпоху средневековья «примитивный бунт» (С.О.Шмидт). «Большие люди» на первых порах также участвовали в выступлении, благода-ря чему они смогли со временем добиться от правитель-ства существенных уступок.

В конце концов волнение улеглось, и власти овладели положением в столице. Московские события показали ца-рю Ивану поразительное несоответствие между его пред-ставлениями о своих возможностях и подлинным положе-нием дел. С одной стороны, царю внушали, что власть его самодержавна и идет от бога. С другой стороны, пер-вые же шаги самостоятельного правления поставили его лицом к лицу с бунтующим народом, поднявшим руку на царскую семью. Не раз безнаказанно посягавший на чу-жую жизнь Иван впервые должен был всерьез задумать-ся о собственном спасении и спасении близких людей.

Московские события стали важной вехой в жизни Ива-на IV. Они заставили удалить из Боярской думы ском-прометировавшую себя царскую родню Глинских, обви-нявшихся в происшедших перед тем казнях бояр. Князь Михаил не осмелился вернуться в столицу и пытался бе-жать из своей ржевской вотчины в Литву, но по дороге был схвачен. По настоянию бояр у него отобрали титул конюшего. Казни в Москве прекратились как по мано-вению руки.

Правительство Глинских пало, и вместе с тем закон-чилась целая полоса политического развития Русского го-сударства, известная под названием «боярского правления». Грандиозное московское восстание показало бояр-ским правителям, сколь непрочна их власть. Обнажив-шийся социальный антагонизм ошеломил власть имущих, на время ослабил боярские распри и во многом опреде-лил характер последующих реформ.

ПЕРВЫЕ РЕФОРМЫ

К середине XVI в. политический строй России пере-живал процесс обновления. В ходе объединения страны власть московских государей чрезвычайно усилилась, но не стала неограниченной. Могущественная аристократия была живой носительницей традиций раздробленности, об-ременявших страну и после того, как разобщенные фео-дальные княжества объединились в единое государство. Монарх делил власть с аристократией. «Царь указал, а бояре приговорили» -- по этой формуле принимались законы, решались вопросы войны и мира. Через Бояр-скую думу знать распоряжалась делами в центре. Она контролировала также и все местное управление. Бояре получали в «кормление» крупнейшие города и уезды страны.

Название «кормление» произошло от того, что област-ные управители собирали пошлины в свой карман, т. е. в буквальном смысле кормились за счет населения. Си-стема кормлений была одним из самых архаических ин-ститутов XVI в.

Боярская аристократия старалась оградить свои при-вилегии с помощью местнических порядков. В соответст-вии с этими порядками служебные назначения определя-лись не пригодностью и опытностью человека, а его «отче-ством» (знатностью) и положением родни (отца, деда и прочих «сродников»). Местничество разобщало знать на соперничавшие кланы и вместе с тем закрепляло за уз-ким кругом знатнейших семей исключительное право на замещение высших постов. К середине XVI в. местниче-ство в значительной мере изжило себя.

Знать ревниво оберегала устаревшие традиции. Но распри и злоупотребления боярских клик в период мало-летства Ивана скомпрометировали старый порядок вещей и сделали неизбежной более энергичную перестройку си-стемы управления на новых началах централизации.

После образования единого государства феодальная иерархическая структура претерпела большие изменения. Некогда однородная масса боярства распалась. Старое па-звание «бояре» сохранили за собой лишь крупные земле-владельцы, верхний слой феодального класса. Они владе-ли обширными землями и распоряжались ими на правах вотчинников -- продавали, меняли, закладывали свою зе-мельную собственность. Низшую и более многочисленную прослойку составляли измельчавшие вотчинники (дети боярские) и слуги великокняжеского двора (старинные холопы, «слуги под дворским»), которых со временем ста-ли именовать дворянами. Служилые люди -- дворяне -- «держали землю» по большей части на поместном праве. Они владели ею до тех пор, пока несли службу в пользу великого князя. В XVI в. поместье стало ведущей фор-мой феодального землевладения. Через поместную систе-му великокняжеская власть тесно привязала к себе слу-жилое сословие. В лице помещиков монархия получила массовую и прочную опору. Перемены в структуре феодального сословия ранее всего сказались на армии. Многочисленные «княжие дружины» уступили место еди-ному дворянскому ополчению. В рядах ополчения насчи-тывалось несколько десятков тысяч средних и мелких дворян. Значение дворянской прослойки настолько возрос-ло, что с ее требованиями должна была считаться любая боярская группировка, стоявшая у кормила власти. Одна-ко непосредственное влияние дворянства на дела управле-ния не соответствовало его удельному весу. Дворяне не имели постоянных представителей в Боярской думе. Местнические порядки прочно закрывали им пути к выс-шим государственным постам. Дворянство не желало ми-риться с таким положением дел. Оно требовало привести систему управления в соответствие с новыми историче-скими условиями.

Московское восстание 1547 г. обнаружило непрочность боярских правительств и тем самым создало благоприят-ные возможности для выхода дворянства на политиче-скую арену. Именно после восстания впервые прозвучал голос дворянских публицистов, и представителям дво-рянства был открыт доступ на сословные совещания, или соборы, получившие позже наименование Земских соборов (С.О.Шмидт). Дворянские публицисты выдвинули про-екты всестороннего преобразования государственного строя России. Поток преобразовательных идей в конце концов увлек молодого царя.

В выработке мировоззрения Ивана, как полагают, боль-шую роль сыграл митрополит Макарий, «по чину» заняв-ший место наставника царя. Высокообразованный человек, но посредственный писатель, Макарий обладал качеством, которое помогло ему пережить все боярские правительст-ва и в течение 20 лет пользоваться милостями Ивана. Великий дипломат в рясе ловко приноровлял свою па-стырскую миссию; к запросам светских властей. Макарий выступил глашатаем «самодержавия». Он венчал «на цар-ство» .Ивдна.и придал новый блеск сильно потускневшей в годы боярского правления идее «богоизбранности» рус-ских самодержцев. Из его уст Иван воспринял мысль, ко-торая стала основой всей его жизненной философии. Гла-ва воинствующей церкви внес большой вклад в разработ-ку идеологии самодержавия, которая была прежде уделом книжников, а затем получила практическое осу-ществление в деяниях Грозного.

После коронации Грозного и основания «православно-го царства» Макарий провел церковную реформу. Собран-ный им духовный собор канонизировал несколько десят-ков местных угодников, объявленных «новыми чудотвор-цами». Русская церковь обрела больше святых, чем имела за все пять веков своего существования. Церковная ре-форма призвана была возвеличить значение национальной церкви и доказать, что солнце «благочестия», померкшее в Древнем Риме и Царьграде, с новой силой засияло в Москве - третьем Риме.

Деятельность Макария оказала воздействие на устрем-ления Ивана. Но влияние митрополита не стало исключи-тельным.

С первых шагов самостоятельного правления Иван близко сошелся с узким кругом высшей приказной бюро-кратии, приводившей в движение механизм государствен-ного управления. «Бюрократы» принадлежали к самой об-разованной части тогдашнего общества. Выходцем из ни-зов был знаменитый дьяк Иван Висковатый, который бла-годаря своим редким дарованиям поднялся с низших на самые высокие ступеньки социальной лестницы. Вискова-тый оказывал большое влияние на Ивана, но главным лю-бимцем царя стал все же не он, а Алексей Адашев.

Мелкий костромской вотчинник Алексей Адашев не блистал знатностью и богатством. Не без сарказма царь Иван заметил, что взял Алексея во дворец «отгноища» и «учинил» наравне с вельможами, ожидая от него «прямой службы». Адашев в самом, деле являл собой образец «пря-мого слуги», но этих достоинств было недостаточно, что-бы сделать успешную карьеру при дворе. Своим успехом Адашев (как и Висковатый) был обязан удачной службе в приказах -- новых органах центрального управления. Карьера будущего царского любимца началась со службы в Челобитенном приказе. Этот приказ служил своего рода канцелярией царя, в которой рассматривались поступав-шие на государево имя «изветы». Из Челобитенного приказа Адашев перешел в Казенный приказ и служил там столь успешно, что вскоре же получил чин государст-венного казначея, который открыл перед ним двери Бо-ярской думы. В конце концов Адашев, по образному вы-ражению современников, начал «править Рускую землю», сидя .в приказной избе у Благовещенского собора.

Порожденная процессом политической централизации, высшая приказная бюрократия не случайно стала провод-ником идеи преобразованргя государственного аппарата. Адашевский кружок осуществил эту идею на практике. Реформы явились важной вехой в политическом развитии страны. В кремлевские терема пришли новые люди. Зна-комство с ними составило целую эпоху в жизни Ивана. Перед Иваном раскрылись неведомые ранее горизонты об-щественной деятельности. Приближалась пора зрелости. Скрытая неприязнь царя к «великим боярам» получила но-вую пищу и новое направление.

Реформаторы впервые заявили о себе после созыва так называемого «собора примирения» 1549 г. Помимо Боярской думы и церковного руководства на этом совеща-нии присутствовали также воеводы и дети боярские. Выступая перед участниками собора, 18-летний царь пуб-лично заявил о необходимости перемен. Свою речь он на-чал с угроз по адресу бояр-кормленщиков, притеснявших детей боярских и «христиан», чинивших служилым лю-дям обиды великие в землях. Обличая злоупотребления своих вельмож, Иван возложил на них ответственность за Дворянское оскудение.

Критика боярских злоупотреблений, одобренная свыше и как бы возведенная в ранг официальной доктрины, спо-собствовала пробуждению общественной мысли в России

Настала неповторимая, но краткая пора расцвета русской публицистики. Передовые мыслители приступили к обсуж-дению назревших проблем преобразования общества. Од-ним из самых ярких публицистов той поры был Иван Семенович Пересветов. Он родился в Литве в семье мел-кого шляхтича и исколесил почти всю Юго-Восточную Европу, прежде чем попал на Русь. Уцелевшие члены семибоярщины еще располагали в то время некоторым влиянием в Москве. Один из них, М. Юрьев, обратил на Пересветова внимание, после того как ознакомился с его проектом перевооружения московской конницы щитами македонского образца. (Как видно, обстановка не благо-приятствовала составлению более широких преобразовательных проектов.) Как бы то ни было, Пересветов за-ручился поддержкой Юрьева и устроил свои материала ные дела. После смерти покровителя приезжий дворянин впал в нищету. Наступивший период боярского правле-ния стал в глазах Пересветова олицетворением всех об-щественных зол, которые губили простых «воинников» и грозили полной гибелью царству.

Проведя многие годы в бедности, Пересветов мгновен-но оценил благоприятные возможности, связанные с наме-тившимся в конце 40-х годов поворотом к реформам. Улу-чив момент, прожектер подал царю свои знаменитые че-лобитные. Простой «воинник» оказался одним из самых талантливых писателей, выступивших с обоснованием идеологии самодержавия. Опасаясь прямо критиковать московские порядки, что было делом небезопасным, Пе-.ресветов: прибегнул к аллегориям и описал в качестве идеального образца неограниченной дворянской монархии грозную. Османскую империю, построенную на обломках греческого дарства. Православное греческое царство царя Константина, рассуждал публицист, погибло из-за вель-мож, из-за, «ленивых богатинов», зато царство Магомет-Салтана процветает благодаря его «воинникам», которы-ми он «силен и славен»; Воззрения Пересветова поража-ли ровременников свюей широтой, в некоторых отношени-ях он обгонял свое время. Публицист писал, что о поступ-ках людей надо судить по их «правде», ибо «бог не веру любит, а правду». Он призывал освободить «похолоплен-ных» воинов. «Которая земля порабощена,-- замечал пи-сатель,--в той земле зло сотворяется... всему царству оскудение великое». Замечательно, что Пересветов обхо-дил полным молчанием вопрос о земельном обеспечении служилых людей, а между тем именно этот «великий воп-рос» тогдашнего времени более всего волновал феодаль-ное дворянство. Публицист предполагал, что служилых людей достаточно обеспечить жалованьем, а необходимые денежные средства можно получить с горожан при усло-вии введения твердых цен на городских рынках. Пере-светов советовал царю быть щедрым к «воинникам» («что царьская щедрость до воиннеков, то его и мудрость») и призывал «грозу» на голову изменников-вельмож. Пере-светов первый четко выразил мысль о том, что преобразо-вание системы управления и военной службы в России не-мыслимо без ограничения политического господства зна-ти, без приобщения к государственным делам дворян-ства. Пересветов смело и страстно протестовал против боярского засилия в России. Дерзкие обличения по адре-су высших сановников государства -- бояр -- неизбежно привели бы безвестного шляхтича в тюрьму или на пла-ху, если бы за его спиной не стояли новые покровите-ли -- партия реформ.

Возглавленная Адашевым партия реформ стала ядром правительства, получившего в литературе не вполне удач-ное наименование Избранной рады. Молодой царь Иван IV стал своего рода рупором нового направления. После «со-бора примирения» он выступил перед так называемым Стоглавым собором со знаменитыми «царскими вопросами», содержавшими обширную программу преобразований. В своей речи к членам собора глава государства за-тронул и экономические вопросы (например, вопрос о внутренних таможенных барьерах), и вопросы социаль-ные (такие, как ограничение местничества, всеобщая пе-репись земель, пересмотр землевладения, судьба кормле-ний). «Царские вопросы» показывают, сколь глубоко за-хвачен был царь преобразовательным течением. Споры, рожденные проектами реформ, и первые попытки их осу-ществления стали той практической школой, которой так недоставало Ивану. Они шлифовали его пытливый от при-роды ум и формировали его как государственного деятеля.

В 1549 г. «собор примирения» принял решение о том, чтобы исправить Судебник «по старине». Приказы при-ступили к делу немедленно и год спустя передали на ут-верждение думы новый Судебник. В центре законодатель-ной работы, по-видимому, стоял Казенный приказ, воз-главляемый казначеями. Не случайно в период подготовки нового кодекса законов А. Адашев получил чин казначея. Как только работа над Судебником подошла к концу, Адашев покинул Казенный приказ.

Составители судебника не внесли изменений в те за-коны государства, которые определяли взаимоотношения феодалов и крестьян. Нормы Юрьева дня были со-хранены без больших перемен. Крестьяне по-прежнему могли покинуть землевладельца в течение двух недель на исходе осени. Свое внимание законодатели сосредоточили на проблеме совершенствования системы центрального и местного управления. Новый Судебник ускорил формиро-вание приказов, расширил функции служилой приказной бюрократии, несколько ограничил власть наместников-кормленщиков на местах. Новые статьи Судебника преду-сматривали непременное участие выборных земских властей -- старост и «лучших людей» -- в наместничьем суде.

Одновременно с судебной реформой кружок Адашева занялся упорядочением местничества. В военном деле анахронизм местнических порядков ощущался особенно остро. Назначения на высшие воеводские посты по прин-ципу «породы» и знатности приводили на поле брани под-час к катастрофическим последствиям. Боярская дума и знать не допустили отмены местничества, чего требовали дворянские публицисты. По этой причине «приговоры» о местничестве носили половинчатый, компромиссный характер. Они воспрещали воеводам вести местнические споры в период военных действий, а кроме того, вноси-ли некоторые перемены в структуру военного командова-ния. Новые законы позволили правительству назначать в товарищи к главнокомандующему (непременно самому «породистому» из бояр) менее знатных, но зато более храбрых и опытных воевод, которые отныне ограждались от местнических претензий всех других воевод. В рефор-ме местничества борьба за расширение сословных приви-легий среднего дворянства сочеталась с интересами карь-еры семейства Адашева, представители которого получи-ли вскоре самостоятельные воеводские назначения. В глазах Алексея Адашева первые преобразования имели особую цену. Недаром перед самой отставкой он воскре-сил в памяти свой успех и неуместно включил отчет о реформе в последние тома летописи, над которыми тогда работал. «А воевод,-- писал он,-- государь прибирает, разсуждая их отечество (знатность!) и хто того дородитца, хто может ратной обычай сдержати». Рассуждения Адаше-ва были далеки от радикальных требований Пересветова об уничтожении местничества. Его реформы сохранили незыблемыми местнические порядки и лишь внесли в них небольшие поправки.

В связи с упорядочением административной и военной службы правительство предполагало отобрать из знати и дворянства тысячу «лучших слуг» и наделить их поместь-ями в Подмосковье. Будучи поблизости от столицы, «луч-шие слуги» в любой момент могли быть вызваны в Мо-скву для ответственных служебных поручений. Подготов-лявшаяся реформа должна была приобщить цвет провин-циального дворянства к делам управления.

Среди историков нет одного единого мнения по вопро-су о судьбе этой реформы. И.И.Смирнов считал орга-низацию «тысячи» одним из важных достижений Избран-ной рады. По мнению А.А.Зимина, проект не получил практического осуществления.

В целях укрепления вооруженных сил правительство Адашева приступило к организации постоянного стрелец-кого войска и сформировало трехтысячный стрелецкий отряд для личной охраны царя. Стрелецкие войска заре-комендовали себя с лучшей стороны в военных кампани-ях последующих лет.

Основной боевой силой русской армии в XVI в. оставалось, впрочем, феодальное ополчение, состоявшее в массе своей из мелких дворян. Необеспеченность э.тих дворян землями подрывала боеспособность ополчения. Правительство многократно обсуждало проблему перерас-пределения земельных богатств в пользу дворянства, Этрй теме посвящены были по крайней мере 5 из 12 вопросов, представленных царем Стоглавому собору. Аргументируя необходимость земельного «передела», Иван указывал на то, что в годы боярского правления многие бояре и дво-ряне обзавелись землями и кормлениями «ие по службе», а другие оскудели: «у которых отцов было поместья на сто четвертей, ино за детми ныне втрое, а иной голоден». В вопросах митрополиту царь просил рассмотреть, каковы «вотчины и поместья и кормления» у бояр и дворян и как они «с них служили», и приговорить, «недостальных как пожаловати».

Проекты «землемерия» приобрели широкую популяр-ность в среде дворянства. Однако осуществление их на-толкнулось на сугубо практические трудности: откуда было взять необходимые служилой мелкоте земли? Дворя-не не прочь были поправить свои дела за счет церкви. Земельные богатства духовенства возбуждали в них за-висть. В центральных уездах страны монастыри успели завладеть примерно ¹/₃ населенных крестьянами земель. Ни в одной стране, писали иностранцы, нет такого коли-чества монастырей и монашествующей братии, как в Рос-сии.

Русские монахи вовсе не походили на «живых мерт-вецов», ушедших от мирских дел. Они промышляли тор-говлей и ростовщичеством, что позволило им скопить большие денежные богатства. Располагая средствами, мо-нахи скупали земли разоренных вотчинников. Власти с тревогой следили за тем, как монастыри округляют свои владения за счет служилых земель. Наконец были попыт-ки частичной секуляризации церковных имуществ. Эти попытки получили поддержку со стороны «заволжских старцев», вызванных царем в Москву. Старцы эти издав-на жили в скитах, разбросанных в глухих лесистых ме-стах вокруг Кириллова монастыря. Первооснователь за-волжских скитов Нил Сорский и его последователи учили чернецов жить «нестяжательно» по пустыням, не владеть имуществом и кормиться своим «рукоделием», «Нестяжатели» допускали известную свободу в толковании священ-ного писания и отвергали методы инквизиции. Кроме того, они критиковали реформу, проведенную Макарием, и не верили в «новых чудотворцев». Вождь нестяжателей ста-рец Артемий настойчиво советовал ограничить земельные богатства церкви и предлагал «села отнимати у монасты-рей». На Стоглавом соборе правительство открыто поста-вило вопрос о будущих судьбах монастырского землевла-дения. «Достойно ли монастырям приобретать земли?» -- значилось в одном из царских вопросов к собору.

Покушение на земельные богатства церкви встретило решительное противодействие со стороны воинствующих церковников -- осифлян. Так называли себя последовате-ли Иосифа Волоцкого, главного противника Нила Сорского и нестяжателей. Осифлянское большинство сплотилось вокруг Макария и провалило правительственную програм-му секуляризации. Правительству удалось лишь частич-но осуществить свои замыслы. В мае 1551 г. был издан указ о конфискации всех земель и угодий, переданных Боярской думой епископам и монастырям после смерти Василия III. Закон полностью запрещал церкви приобре-тать новые земли без доклада правительству. Задавшись целью воспрепятствовать выходу земель «из службы», власти ввели некоторые ограничения в отношении княже-ско-вотчинного землевладения. Князьям воспрещалось продавать и отказывать свои вотчины в пользу церкви без особого на то разрешения. Земли, уже переданные мона-стырям без доклада, подлежали конфискации и обраща-лись в поместную раздачу.

Осуществление нового земельного законодательства позволило правительству несколько пополнить фонд по-местных земель за счет церковных и отчасти княже-ских вотчин. Но основные земельные богатства церкви остались все же нетронутыми. Церкви удалось отстоять земельные владения, но она должна была поступиться значительной частью своих податных привилегий -- «тар-ханов».

Со времен феодальной раздробленности обладатели «тарханов» -- знать и князья церкви -- не платили в казну податей с принадлежавших им земель. Приступив к реформам, власти задались целью ограничить действие «тарханов». Царский Судебник предписывал «тарханных вперед не давати никому, а старые тарханные грамоты поимати у всех». Как показал Н. Е. Носов, действие но-вого закона испытали на себе привилегированные земле-владельцы и светского и духовного звания.

Власти довершили реформу податного обложения, объ-явив о введении «большой сохи». Размеры этой окладной единицы определялись сословной принадлежностью земле-владельца. Черносошные (государственные) крестьяне оплачивали соху в 500, церковные феодалы -- в 600, слу-жилые землевладельцы и дворец -- в 800 четвертей «доб-рой земли». Таким образом, светские феодалы получили ощутимые налоговые льготы по сравнению с духовенст-вом и особенно крестьянами.

Меры против «тарханов» подрывали систему феодаль-ного иммунитета и способствовали осуществлению прог-раммы дворянских преобразований. Реформа сохи также шла навстречу требованиям дворянства.

Первые реформы Адашева имели важное значение: они способствовали укреплению централизованной власти и в известной мере удовлетворяли интересы дворянства. Но эти реформы носили в целом компромиссный характер. Консервативное боярство неохотно уступало свои позиции служилым людям. Необходимо было примирить противо-положные устремления знати и дворянства, чтобы дать реформам новый толчок. Помимо Адашева решению этой задачи более всего способствовал придворный священник Сильвестр. Для Ивана этот священник стал подлинным учителем жизни.

Сильвестр родился в Новгороде в семье небогатого священника и избрал духовную карьеру. Из Новгорода Сильвестр перебрался в столицу и получил место в крем-левском Благовещенском соборе. Благовещенский поп, «последняя нищета, грешный, неключимый, непотребный раб Сильвестришко» (так он именовал себя), выделялся своим бескорыстием в толпе стяжателей, сребролюбивых и пьяных князей церкви. Положение при дворе открыло пе-ред ним блистательные перспективы. При его влиянии он без труда мог бы занять доходное епископское место или пост настоятеля монастыря. Но он никогда не умел устро-ить своих дел. После пожара перед Сильвестром откры-лась возможность получить «протопопствие» и даже официальный пост царского духовника, но он не восполь-зовался случаем. Начав карьеру священником Благовещен-ского собора, он закончил жизнь в том же чине.

Благовещенский поп, надо полагать, принадлежал к образованным кругам духовенства. Он обладал неплохой для своего времени библиотекой. Некоторые книги ему подарил Иван IV из царского книгохранилища. Возмож-но, Сильвестр даже знал греческий язык. Иван немало обязан был Сильвестру своими успехами в образовании, но после разрыва с ним царь перестал признавать умст-венное превосходство бывшего наставника и наградил его нелестным прозвищем «поп-невежа». Этот эпитет свиде-тельствовал скорее о раздражении царя, нежели о необра-зованности Сильвестра.

Известно, что Сильвестр составил или во всяком случае отредактировал знаменитый Домострой. Формально он по-святил этот сборник наставлений своему сыну Анфиму. Но имеются основания предполагать, что Домострой имел в виду также и молодого царя. Иван IV, только вставший на стезю семейной жизни, нуждался в наставлениях, тем более что сам он рос сиротой. На первых страницах До-мостроя Сильвестр учил вере в бога и тут же переходил к более важной теме: «како чтити детем отца духовнаго и повиноваться им во всем». Обязанности Ивана IV по отношению к его отцу духовному были расписаны во всех подробностях. Питомцу вменялось в обязанность призы-вать духовника «к себе в дом часто», к нему приходити и приношение ему давати «по силе», советоваться с ним часто «о житии полезном», «како учити и любити мужу жену свою», как каяться, как покоряться перед духовни-ком во всем, а если духовник будет о ком-нибудь «печа-ловатися», как его «послушаться» ⁴. Припоминая свои взаимоотношения с Сильвестром, царь писал много лет спустя, что, следуя библейской заповеди, покорился бла-гому наставнику без всяких рассуждений. Сильвестр вос-пользовался покорностью питомца и через Домострой ста-рался всесторонне регламентировать его жизнь: учил, как следует посещать церкви, ездить на богомолье, вершить всевозможные житейские дела. Придет время, и царь бу-дет жаловаться на притеснения, которым Сильвестр под-вергал его во время путешествий и отдыха, в хождении в церковь и во всяких других делах². Как видно, Силь-вестр был учителем строгим и требовательным. Когда ученик восстал против пережившей себя опеки со сторо-ны наставника, он произнес много горьких слов по его адресу. При Сильвестре, сетовал царь, даже в, малейших и незначительных делах «мне ни в чем не давали воли как обуваться, как спать -- все было по желанию настав-ников, я же был как младенец» ³. Как бы то ни было, пора ученичества не прошла для Ивана бесследно.

После знаменитого московского пожара 17-летний Иван дал Сильвестру первое ответственное поручение. Священник должен был восстановить роспись кремлев-ских соборов, пострадавшую от огня. Сильвестр вызвал иконописцев из родного города и, «доложа царя государя», велел им браться за дело. Стены Золотой палаты покры-лись нравоучительными картинами, изображавшими юно-шу царя в образе то справедливого судьи, то храброго воина, то щедрого правителя, раздающего нищим золотни-ки. Средствами живописи Сильвестр старался оказать воз-действие на эмоции питомца и вскоре преуспел в этом деле.

Сильвестр принадлежал к числу глубоко верующих людей. Его преданность религии граничила с экзальтаци-ей: поп слышал небесные голоса, ему являлись видения. В придворной среде немало злословили по поводу ново-явленного пророка. Даже Курбский, хваливший царского наставника, смеялся над его «чудесами». По словам это-го писателя, Сильвестр злоупотреблял легковерием Ива-на, рассказывая ему о своих видениях («аки бы явление от бога»). Не знаю, замечает Курбский, были ли эти чу-деса истинными или же Сильвестр выдумывал их ради того, чтобы напустить на ученика «мечтательные страхи», унять его буйства и исправить «неистовый нрав» ⁴.

Рассказы Сильвестра производили на Ивана потрясаю-щее впечатление. Фанатик зажег в душе Ивана искру ре-лигиозного чувства. Иван увлекся религией и вскоре пре-успел в этом увлечении. Он ревностно исполнял все цер-ковные обряды. По временам, в минуты крайнего нервно-го напряжения, у него случались галлюцинации. Под сте-нами Казани в ночь перед решающим штурмом 23-летний царь после многочасовой молитвы явственно услышал звон колоколов столичного Симонова монастыря.

Первоначально Сильвестр ограничивался поучениями морального и житейского толка. Осложнение политиче-ской ситуации после Казанской войны позволило ему взять на себя роль политического советника Грозного. С появлением в правительстве Сильвестра формирование Избранной рады завершилось.

ПОКОРЕНИЕ КАЗАНИ

Наряду с осуществлением внутренних преобразований кружок Адашева разработал обширную внешнеполитиче-скую программу. Центральным пунктом ее была активная восточная политика. В первый момент после крушения Золотой орды казалось, что татарская сила никогда более не соберется воедино. Однако после того как турки-осма-ны покорили Крымское ханство, возникла реальная опас-ность соединения татарских юртов под эгидой Османской империи. Москве удалось на время подчинить своему влиянию Казанское ханство, но затем в Казани водвори-лись крымские Гирей.

Казанские феодалы производили постоянные набеги на Русь. Их подвижные отряды разоряли не только погра-ничные уезды, но выходили к Владимиру, Костроме и да-лекой Вологде. «От Крыма и от Казани,-- писал позже царь Иван,-- до полуземли пусто бяше»¹. Захваченных на Руси «полоняников» татары обращали в рабство и за-ставляли работать в своих усадьбах и на полях. Русских невольников продавали на рынках рабов в Астрахани, Крыму и Средней Азии.

Казанское ханство отличалось внутренней непрочно-стью. Покоренные татарскими феодалами разноязычные народы Поволжья -- чуваши, мордва, мари, удмурты, баш-киры ждали случая избавиться от татарской власти. По-стоянные раздоры казанских мурз держали ханство в состоянии неприкращавшихся междоусобиц. В 1545-- 1546 гг. борьба между крымской и московской «партия-ми» в Казани привела поочередно к изгнанию сначала крымского ставленника хана Сафа-Гирея, а затем москов-ского слуги Шах-Али. Начиная с этого момента Москва вы-двинула план окончательного сокрушения Казанского ханства.

Церковное руководство старалось придать войне с ка-занцами характер священной борьбы против невер-ных «агарян». Среди дворян планы завоевания Казани приобрели широкую популярность. «Подрайская» казан-ская землица давно привлекала к себе их взоры. Выра-жая настроения служилых людей, Пересветов писал: мы много дивимся тому, что великий сильный царь долго тер-пит под пазухой такую землицу и кручину от нее великую принимает. «Хотя бы таковая землица угодная и в дружбе была, ино было ей не мочно терпети за такое угодие»².

Русская армия дважды предпринимала наступление на Казань в 1548--1550 гг., но не добилась успеха. В первый раз она застряла под Нижним Новгородом, не сумев переправиться за Волгу из-за раннего таяния льда на реке; Иван IV вернулся из этого похода «со многими слезами». Во второй раз царские воеводы осаждали Ка-зань 11 дней. Накануне третьего похода русские выстрои-ли на правом берегу Волги против Казани крепость Сви-' яжск. Напуганные военными приготовлениями царя ка-занцы «добили ему челом» и пустили в Казань царского вассала Шах-Али. Но Шах-Али не удалось усидеть на казанском троне. В 1552 г. Казанский край вновь был охвачен пламенем войны. Последнее решающее наступле-ние на Казань началось движением армии А. Б. Горба-того к Свияжску. Крымские татары пытались помешать русским планам и напали на Тулу. После изгнания крымцев из южных уездов Руси московские рати двину-лись на восток. В конце августа русские обложили Ка-зань и подвергли бомбардировке ее деревянные стеныи Против главных Царевых ворот они выстроили трехъяру-сную осадную башню, достигавшую 15-метровой высоты. Установленные на ней орудия вели по городу убийствен-ный огонь. Минных дел мастера подвели под крепостные стены глубокие подкопы. Взрыв порохового заряда разру-шил колодцы, снабжавшие город водой. 2 октября после-довал общий штурм крепости. На узких и кривых улицах города произошла кровопролитная сеча. Татарская столица пала.

Под стенами Казани более всех отличился воевода князь Александр Горбатый. Участник казанского взятия Курбский называл его великим гетманом царской армии. В первые дни осады многочисленное татарское войско, действовавшее вне стен крепости, постоянными нападени-ями тревожило русский лагерь. Горбатый заманил это войско в ловушку и разгромил его. Через несколько ме-сяцев после окончания похода Сильвестр с ведома царя обратился к Горбатому с посланием, в котором писал, что Казань взята «царским повелением, а вашим храбрьством и мужеством, наипаче твоим крепким воеводством и сподручными ти»³

Что касается молодого царя, то он довольствовался по-четной, но на деле второстепенной ролью в общем воен-ном руководстве. Даже недоброжелатели признавали, что Иван IV, будучи одним из ревностных поборников Ка-занской войны, много раз, не щадя здоровья, ополчался на врагов. Однако в ходе военных действий царь не выка-зал больших дарований. В первые дни осады он участво-вал в расстановке полков, ездил «во все дни и в нощи» вокруг татарской крепости. В дальнейшем Иван стоял со своим полком в версте от крепости. По решению боярско-го совета государев полк предполагалось ввести в дело в день последнего штурма 2 октября. Начало общего штур-ма застало Ивана в походной церкви за молитвой. Дважды воеводы присылали к Ивану с напоминанием, что ему пора выступать. Но царь не пожелал прервать молит-ву. Когда государев полк появился, наконец, под стенами крепости, на них уже развевались русские знамена. Про-медление Ивана дало пищу для неблагоприятных толков в полках. Курбский передает, будто в критический мо-мент сражения на улицах города воеводы приказали раз-вернуть государеву хоругвь возле главных городских во-рот, «и самого царя, хотяща и не хотяща, за бразды ко-ня взяв, близ хоругви поставиша».

Боярский совет настоятельно советовал Ивану не по-кидать завоеванный край в течение зимы, чтобы довер-шить победу и окончательно замирить его. Но царь спе-шил в Москву.

С падением Казани война на восточной границе не пре-кратилась. Прошло четыре года, прежде чем русским уда-лось справиться с «казанским возмущением». Вслед за Казанью царские войска овладели Астраханью. Разгром Казанского и Астраханского ханств положил конец трех-вековому господству татар в Поволжье. В сферу русско-го влияния попала обширная территория от Северного Кавказа до Сибири. Башкиры объявили о добровольном присоединении к России. Вассалами царя признали себя правители Большой ногайской орды и Сибирского ханства, пятигорские князья и Кабарда на Северном Кавказе.

Успехи на востоке имели большое значение для истори-ческих судеб России. Овладение всем волжским торговым путем открыло перед Россией богатые восточные рынки и способствовало оживлению ее внешней торговли. Началась интенсивная колонизация русским крестьянством плодо-родных земель Среднего Поволжья. Народы Поволжья были избавлены от гнета татарских феодалов. Но на сме-ну старому гнету пришел гнет царизма.

ПОРА ЗАГОВОРОВ

Семилетняя Казанская война надолго отвлекла внимание кружка Адашева от внутренних преобразований. Не-малое влияние на последующие события оказал династи-ческий кризис, вызванный тяжелой болезнью Ивана.

Поспешность, с которой царь покинул армию и уехал в Москву, объяснялась тем, что его жена ждала ребенка.

Возвращение победителей в Москву сопровождалось на-стоящим триумфом. Царь въехал в столицу на «коне» в полном воинском доспехе, посреди блестящей свиты. Множество народа ждало Ивана в полях за городскими стенами и провожало его до кремлевских ворот. «И ста-рые и юные,-- говорит летописец,-- вопили великими гла-сами, так что от приветственных возгласов ничего нельзя было расслышать».

Едва наступили морозы, Иван поспешил в Троицу, где монахи окрестили его сына царевича Дмитрия. Но, когда кончилась зима и наступили первые весенние дни, Иван вдруг занемог «тяжким огненным недугом»¹. Он бредил в жару, перестал узнавать близких людей. Кончины его ждали со дня на день. Вечером 11 марта 1553 г. ближ-ние бояре присягнули на верность наследнику престола грудному младенцу Дмитрию. Общая присяга для членов Боярской думы и столичных чинов была назначена на 12 марта.

О событиях, происшедших 12 марта, сообщает один-единственный источник, достоверность которого сомни-тельна. Этот источник -- знаменитая приписка к тексту официальной летописи. Почти все историки согласны меж-ду собой в том, что царь Иван был непосредственно при-частен к составлению названной приписки.

Из летописного рассказа следует, будто 12 марта боя-ре открыто отказались присягнуть на верность младенцу, ввиду чего в думе произошел «мятеж велик и шум и речи многая в всех боярех, а не хотят пеленечнику слу-жити». Среди общего шума и брани тяжелобольной царь дважды обращался к боярам с «жестким словом». Госуда-ревы речи будто бы произвели магическое действие на крамольников: «бояре все от того государского жесткого слова поустрашилися и пошли в переднюю избу (крест) целовати» ².

Внимательное рассмотрение летописного рассказа об-наруживает в нем множество противоречий и недомолвок. Во-первых, царь был в столь тяжелом состоянии, что боя-ре вынуждены были провести церемонию присяги в пе-редней избе. Очевидно, у больного не было сил для произ-несения речей. Во-вторых, летописец не мог назвать по имени ни одного «мятежника», который бы отказался при-сягнуть наследнику. Перед началом церемонии боярин князь Иван Шуйский заявил, что крест следует целовать

в присутствии царя, но его протест вовсе не означал отказа от присяги по существу. Причиной недовольства старейшего боярина было то, что руководить церемонией поручили не ему, а молодому боярину Воротынскому. Не-сколько нелестных замечаний по адресу Воротынского вы-сказал боярин Пронский, но и он тут же «исторопяся» поцеловал крест. Близкий к царю Федор Адашев заявил, что целует крест наследнику, а не Даниле Захарьину с братьями. «Мы уж от бояр до твоего (царя) возрасту беды видели многие»,-- заявил он при этом. Таким обра-зом, Адашев вслух выразил разделявшуюся многими тре-вогу по поводу опасности возврата к боярскому прав-лению.

Критический разбор летописного известия о «мятеже» в думе позволяет установить, что боярские прения носили в целом благонамеренный характер, никто не оказал открытого неповиновения и царь попросту не имел повода к произнесению «жесткого слова». Можно догадаться, что само это слово было сочинено много лет спустя и тогда же вставлено в летопись.

Более достоверный характер носят сведения летописи о том, что родня царя -- Старицкие втайне готовились к захвату власти в случае смерти Ивана IV. В дни царской болезни князь Владимир и его мать вызвали в Москву удельные войска и демонстративно раздавали им жало-ванье. Верные Ивану люди потребовали объяснений, тог-да Старицкие стали «вельми негодовати и кручиниться на них». В итоге удельному князю воспретили доступ в по-кои больного.

В день общей присяги удельно-княжеская семья вела себя вызывающе. Приглашенный во дворец князь Влади-мир наотрез отказался присягать младенцу-племяннику и даже угрожал боярину Воротынскому немилостью. Про-тест Старицкого не имел последствий. Подходящее время было упущено: все члены думы уже присягнули наслед-нику. Ближние бояре пригрозили Владимиру тем, что не выпустят его из хором, и принудили целовать крест по-неволе. Мать претендента Евфросиния оказалась более упорной. Ближние бояре трижды ходили к ней на двор, прежде чем она согласилась скрепить крестоцеловальную запись княжеской печатью. Князь Владимир не имел до-стоинств, которые могли бы подкрепить его претензии на трон. Не очень смышленый, вялый юноша, проведший

раннее детство в тюрьме, не играл в событиях самостоя-тельной роли. Душою интриги была Евфросиния, обла-давшая неукротимым характером и глубоко ненавидевшая царя Ивана. Она не могла простить племяннику и его ма-тери гибели мужа и последующих унижений.

Многие знатные бояре выражали сочувствие Старицкие. На то были свои причины. В случае перехода тро-на к «пеленочнику» Дмитрию управлять страной от его имени должен был регентский совет во главе с братьями царицы боярами Захарьиными. Но в глазах княжеской аристократии Захарьины были людьми совсем «молодыми» и худородными. Их стремление «узурпировать» власть вы-звало сильное негодование в Боярской думе. Осуждению подверглись не только Захарьины, но и вся царская семья. Сторонник Старицких боярин князь С. Ростовский во время тайной встречи с литовским послом, происшед-шей вскоре после болезни царя, четко выразил отношение бояр к возможному регентству Захарьиных, сказав, «что их всех государь не жалует, великих родов бесчестит, а приближает к себе молодых людей, а нас (бояр) ими теснит, да и тем нас истеснил, что женился у бояри-на у своего (Захарьина) дочер взял, понял робу свою и нам как служити своей сестре?»³ Знать, пережившая правление Елены Глинской, недвусмысленно заявляла, что не допустит к власти царицу Анастасию Романовну и ее родню.

Когда князь Ростовский был взят под стражу и под-вергнут допросу, он сознался, что в марте 1553 г. княги-ня Евфросиния звала его на службу к князю Владимиру и что в тайных совещаниях сторонников Старицких вме-сте с ним участвовали многие бояре. Накануне дня прися-ги боярин князь Д. И. Немой тайно убеждал членов думы служить дяде «мимо племянника». «А как де служити ма-лому мимо старого?-- говорил он.-- А ведь де нами вла-дети Захарьиным». Бояре -- князь П. Щенятев и дру-гие -- также втихомолку говорили: «Чем нами владети Захарьиным, а нам служити государю малому, и мы уч-нем служити старому -- князю Володимеру Ондреевичу». Если верить летописным припискам, симпатии Стариц-ким выражали даже ближние люди царя. Князь Курлятев уклонился от присяги, сказавшись больным. Другой ближ-ний боярин князь Палецкий, поцеловав крест наследнику, тут же уведомил Старицких, что готов им служить. На-

ставник царя Сильвестр открыто осудил решение Захарь-иных не допускать Старицких в царские палаты. «Про что вы ко государю князя Володимера не пущаете? Брат вас, бояр, государю доброхотнее»,-- будто бы заявил он. «И оттоле,-- заключает автор приписок к летописи,-- бысть вражда межи бояр (Захарьиных) и Селиверстом и его съветники» ⁴.

Исход династического кризиса зависел в значительной мере от позиции церкви. Но официальное руководство церкви ничем не выразило своего отношения к претензи-ям Старицких. Замечательно, что летописные приписки вовсе не называют имени Макария и не упоминают о его присутствии на церемонии присяги, немыслимой без его участия. Это наводит на мысль, что ловкий владыка пред-почел умыть руки в трудный час междоусобной борьбы и сохранил нейтралитет в борьбе между Захарьиными и Старицкими.

Дело клонилось к заговору против наследника и реген-тов. Но заговорщики не успели осуществить своих наме-рений. Планы дворцового переворота потерпели неудачу: царь выздоровел, и вопрос о престолонаследии утратил остроту.

Оправившись от болезни, царь Иван отправился с семьей на богомолье в Кириллов монастырь. Там он имел долгую беседу с престарелым советником Василия III старцем Вассиаыом Топорковым. Вассиан снискал изве-стность как сторонник сильной монархической власти, и царь, узнавший кое-что о недавнем заговоре, говорил с ним относительно обнаружившейся крамолы. Между про-чим, Иван задал старцу вопрос: «Како бы могл добре царствовати и великих и сильных своих в послушестве имети?» В ответ Топорков настойчиво советовал царю ограничить влияние боярства. Предостережения старца касались не одной только знати. Доказательством тому служат жестокие гонения против нестяжателей и ерети-ков, происшедшие тотчас после возвращения Ивана IV из Кириллова.

Будучи человеком от природы любознательным, царь не чуждался иноверцев. Он охотно приглашал к себе немца Ганса Шлитте и расспрашивал его об успехах на-ук и искусства в Германии. Рассказы сведущего иноземца так увлекли царя, что он под конец отправил его в Гер-манию с поручением разыскать там и пригласить в Москву искусных врачей, ремесленников и даже ученых бого-словов.

Заветным желанием Ивана было заведение в России книгопечатания. Неизвестно, по чьему совету царь обратился в данию с просьбой прислать печатника. Король Христиан III отозвался на его обращение и в 1552 г. направил в Москву мастера. Ганса Миссенгейма с типо-графскими принадлежностями Библией в немецком пе-реводе Лютера.

Православное духовенство отнеслось к миссии датско-го печатника с крайним подозрением. Самое беглое зна-комство привезенными им книгами обнаружило их ере-тический характер. Церковь всеми силами воспротиви-лась введению на Руси печатного дела, усмотрев в этом козни датских еретиков.

Расследование по поводу датских «люторов» вско-ре обнаружило крайне неприятные для церковного руко-водства факты. Выяснилось, что ересь уже пустила кор-ни на святой Руси. Первым забил тревогу Сильвестр, объявивший царю, что в Москве «прозябе ересь и явися шатание в людех в неудобных словес о божестве». Иван призвал к себе заподозренного в ереси дворянина Матвея Башкина и велел ему читать и толковать Апостол. Озна-комившись с «развратными» взглядами Матвея, царь при-казал посадить еретика в подклеть на царском дворе и нарядил следствие. Оказалось, что ересь свила себе гне-здо при дворе старицкого удельного князя. Главными со-общниками еретика были дворяне Борисовы, троюродные братья и видные придворные княгини Евфросинии. Баш-кин и Борисовы проповедовали неслыханные идеи: они называли иконы «идолами окаянными», отрицали офици-альную церковь, «хулили» самого Христа и называли баснословием священное писание. Кроме того Башкин осуждал рабство и требовал упразднить холопство.

По решению священного собора еретики были преда-ны анафеме. После пыток Матвей Башкин был заточен в тюрьму Иосифо-Волоколамского монастыря. Его брат Федор Башкин был приговорен к смерти и предан пуб-личному сожжению. Иван Борисов отправился в ссылку на далекий остров Валаам.

В связи с судом над Башкиным дьяк Иван Виско-ватый обвинил в пособничестве еретикам Сильвестра и вождя нестяжателей Артемия. Осифляне подхватили эти обвинения, в результате чего Артемий был отлучен от церкви и отправлен на вечное заточение в Соловки.

Будучи ортодоксом, Висковатый назвал еретической роспись Благовещенского собора в Кремле, выполненную под наблюдением Сильвестра. Не один год дьяк, пытаясь скомпрометировать Сильвестра, «возмущал народ» против новых икон. Сильвестр не остался в долгу и обратился к царю с посланием против «избных» (приказных) лю-дей, впавших в «бесстыдство». Руководство церкви не поддержало Висковатого. Сомнения по поводу новых икон слишком близко затрагивали митрополита да и лично царя, одобривших роспись придворного собора. Еще большее значение имел тот факт, что Сильвестр отдал на расправу осифлянам своих недавних союзников -- нестя-жателей.

Едва закончились процессы над еретиками, как вскры-лись новые подробности относительно заговора привер-женцев Старицких. Опасаясь разоблачения, некоторые из них готовились бежать за рубеж. Боярин С. Ростовский выдал литовскому послу важные решения Боярской думы и пытался убедить его отказаться от заключения мира с Москвой, поскольку царство оскудело, а Казани царю «не сдержати, ужжо ее покинет» ⁵. Изменник просил посла предоставить ему убежище в Литве. Вскоре С. Ростов-ский снарядил к королю сына Никиту, с тем чтобы по-лучить охранные грамоты для проезда за рубеж. Но по-граничная стража схватила Никиту на литовском рубеже, и измена раскрылась. Преданный суду боярин Ростовский сделал чрезвычайно важные признания относительно за-говора Старицких. Положение Старицких окончательно пошатнулось. Мало того, что при их дворе свили гнездо еретики. Князь Владимир и его мать оказались повинны также в антиправительственных интригах. В Москве жда-ли суда и казней. Но расследование было прекращено благодаря вмешательству духовенства и Боярской думы. За тягчайшие государственные преступления боярский суд приговорил Ростовского к смертной казни и послал его «на позор» вместе с товарищами. Однако в послед-ний момент опальному боярину объявили о помиловании и после наказания батогами сослали в тюрьму на Белое озеро.

Князь Ростовский обязан был жизнью Сильвестру. На-ставник царя воспользовался правом «печалования» за опальных, чтобы окончательно замять дело о боярском заговоре в пользу Владимира Андреевича. Старицкйе вполне оценили заслуги скромного придворного проповед-ника. Сильвестр стал частым советчиком у княгини Ев-фросинии и завоевал ее «великую» любовь.

Благовещенский поп нашел себе и других влиятель-ных покровителей. Ими были знаменитый воевода князь В. А. Горбатый и князь Д. Курлятев-Оболенский. При-дет время, и Иван IV упрекнет своего учителя за то, что тот злоупотребил его доверием и «препустил» Курлятева в ближнюю царскую думу. Ближняя дума слу-жила средоточием высшей власти, последней инстанцией решении всех важнейших вопросов. Через, Курлятена Сильвестр смог влиять на деятельность органа, в состав, которого он формально не входил.