Пауперизация английского общества и государственная политика в социальной сфере в XIX веке

Многие девушки начинали свои первые заработки с воровства, постепенно они вырастали и понимали, что получить деньги можно менее рискованными способами, чем грабеж. Но при этом продолжали поддерживать тесные связи с воровским миром. Часто проститутки были соучастниками преступлений. «Между домами терпимости (т.е. публичными домами) самого низшего пошиба в Лондоне, Манчестере, нет ни одного, которые не были бы в то же время притоном для воров и разбойников. В Лондоне связи проституток с ворами - общее правило за весьма немногим исключением. Женщины эти посвящены во все воровские предприятия своих приятелей мужчин и нередко принимают участие в планах, имея при этом часть добычи» (54; 50). Не были исключениями случаи, когда проститутка совершала карманные кражи и у своего клиента.

Не имея своего дома, часто девицы легкого поведения жили в кабаках, ночлежках либо в так, называемых домах терпимости. «Из 91 157 домов терпимости в 57 больших городах Англии и Уэльса в 3 628 жили проститутки и воры, 8% лондонских проституток становятся ворами в 30 лет, а 7% в пожилом возрасте» (54; 50). Обращение проституток к воровству в столь позднем возрасте объясняется, тем, что если девочка начинает заниматься торговлей своего тела в 13 лет, то к 30 годам её внешний вид становится мало презентабельным, а в результате спрос на неё резко падает. Другим выходом из такой ситуации был шантаж клиентов. Происходило это следующим образом: проститутка завлекала мужчину к себе в гости, а в самый критический момент на сцену являлся ее сутенер, разыгрывавший роль ее супруга или брата, и требовал за поруганную честь - деньги, которые жертва должна была заплатить, если хочет избежать скандала. Как нельзя лучше в этом случае для профессии проститутки подходит лозунг: «Хочешь жить, умей вертеться». Сами сутенеры часто становились любовниками путан. «Проститутки не могут обходиться без защитника в своих выборах они обыкновенно останавливаются на самых испорченных, но сильных мужчинах, которых все боятся, и в которых они видят опору и защиту против всяких нападения на них. Проститутка раз выбравшая себе подобного защитника, не может уже разорваться с ним в течение все жизни: она должна доставать ему средства, дающие ему возможность жить» (54; 54). Ярким литературным примером этого может послужить 17 летняя проститутка Нэнси из романа «Приключение Оливера Твиста», которая одновременно любит и ненавидит вора по имени Сайкс. «Диккенс точно подметил и описал развитие отношений между такой парой, точно передал их манеру общения, поведения друг с другом» (45; 1). Как говорила сама героиня об отношениях вора и проститутки: «Божья ли это кара за содеянное мной зло, но меня тянет вернуться к нему…мне придется умереть от его руки…такие как я, у которых нет надежной крыши, кроме крышки гроба, отдают свое развратное сердце какого-нибудь мужчине и позволяют ему занять место» (13; 311). Сама проститутка понимает всю хрупкость отношений, но при этом в её жизни этот мужчина единственный человек, который хотя бы в ней нуждается.

Всем проституткам была свойственна страсть к спиртным напиткам и обжорству. «Некоторые из них едят целый день и съедают такую массу, что этим можно было прокормить 3-4 женщин одного с ним возраста» (54; 55). Как отмечают многие исследователи, именно утоление голода была самой важной потребностью. Многие из девиц легкого поведения были религиозны, несмотря на свой образ жизни, именно от них шла значительная часть пожертвований на храмы.

Большинство проституток не признавали никакого иного труда, кроме своего ремесла. Часть девушек, специально пошла на панель из-за нежелания трудиться. Они любят веселье, кутежи, оргии. Все проститутки живут одним днем и не задумываются о будущем. Они очень лживы, в условиях постоянных встреч с полицией. Именно полиция, контролировала проституцию, начиная с конца XVIII века. В основе всех полицейских мер лежал контроль за сохранением здоровья мужчин, главных потребителей проституток, для этого за девицами проводился постоянный врачебно-полицейский контроль и регистрация. Именно проститутки были основным переносчиком венерических заболеваний. Сифилис и гонорея были целой эпидемией для Англии XIX века. Излечиться от которых, в тот период была весьма трудно. В результате появляется мода на девственных проституток, которые заведомо считались чистыми. Как пишет Тэннхил, «в начале XIX века за девственницу в Лондоне давали 100 фунтов стерлингов, хотя к 1880 г. цена упала до 5 фунтов, что свидетельствует не об уменьшении спроса, а, наоборот, об увеличении предложения» (66; 15). В Лондоне девственность становится живым товаром. Изнасилование девственниц являлось хорошо организованным и доходным бизнесом. Торговля была широко поставлена. Многие из девочек поступившие на продажу были настолько юны, что не понимали случившегося. После первой встречи девочки со своим клиентом, навсегда превращала её в проститутку, с искалеченной психикой. Многих девочек заставляли заниматься проституцией сами же родители. Значительным было число женщин, для которых проституция была лишь подсобным заработком, способом увеличить свой скудный бюджет. Все меры, предпринимаемые в XIX веке простив проституции, были фактами жестокости и злоупотребления полицией своей властью над проститутками. Никогда ещё проституция не стола на общественной ступени так низко, как в это время. Проститутки подвергались осмотру полицейского врача часто против воли и без предварительного судебного приговора. Такой осмотр внушал многим из них дикий ужас. На проституток устраивались облавы. И они изо всех сил старались завязать контакт с органами полиции. Проститутки добывались этого или подкупом, или оказанием интимных услуг. Часто полицейские становились сутенёрами.

Были известны случаи, когда проститутки, становились хорошими матерями, стремясь оградить своего ребенка от грязного мира трущоб, все заработанные деньги мать тратила на образование своего чада, заставляла ходить в школу. Многие матери - одиночки, пополняли ряды уличных девиц, т. к. понимали, что неспособны зарабатывать много честным трудом, а если обратиться за помощью к государству, то ее и ребенка наверняка отправят в работный дом. Часто случалось и такое, когда проститутки брали клиентов на улице, но после того как клиент удовлетворит свои потребности где-нибудь в темной подворотни или переулке, он убегал, не заплатив денег.

Т.о. проституция в XIX веке разворачивается в полную силу. Проститутке были свойственны все пороки мира нищеты. Кто-то самостоятельно выбирал себе такой жизненный путь, кому-то «помогали» родители, а кого-то заставляла жизнь. Но, как и каждая женщина, проститутка искала себе опору и поддержку, в роли которой выступал сутенер. Свою жизнь, каждая стремилась скрасить маленькими радостями, которых так не хватало в трущобных условиях. В роли таких радостей выступали еда и выпивка. Уличная проституция контролировалась в основном организованной преступностью, но не воспринималась государством как острая социальная проблема.

3. Жизнь в условиях трущоб

3.1 Жилищно-бытовые условия, одежда, питание

«Мой дом, моя крепость» гласит известная поговорка, но 300 000 лондонцам, живущих в начале XIX в. в состоянии хронической нужды, домом приходилось называть парк, подворотню, а в лучшем случае антисанитарное подвальное или чердачное помещение, без света, воздуха, где всегда сыро и холодно. Именно такое жилище считалось очагом преступности и разврата, рассадником заразных болезней и смерти.

Все трущобы, начиная от Лондона и заканчивая самым маленьким городишком, были одинаковы. Старые, полуразрушенные дома двух или одноэтажные, сделанные из кирпича, почти всегда расположенные в беспорядке, с жилыми подвалами во многих из них. Такие домики состояли, обычно из трех - четырех комнат и кухни. Их называют коттеджами, и они располагались по всей Англии, исключение составляли лишь некоторые части Лондона. Улицы в трущобах были обычно немощные, грязные, на них много мусора, растительных и животных отбросов, без водостоков и сточных канав. На улицах всегда стояли пахнущие лужи. Дома были построены неправильно, в беспорядочном порядке. Такая застройка мешала естественной вентиляции. В хорошую погоду на улицах сушили белье, протягивая веревки от одного дома к другому. Дома в таких районах от подвала до самых крыш полны жильцов. Как отмечал Энгельс, «…в тесных дворах и переулках улиц, куда можно попасть через проходы между домами, где грязь и ветхость не поддаются описанию» (36; 261). В трущобных домах почти не было окон с целыми стеклами, стены разрушенные, дверные косяки и оконные рамы сломаны, двери сколочены из старых досок или совершенно отсутствуют. В таких районах было полно воров, но воровать в трущобах было нечего. Везде раскиданы кучи мусора, золы, и застывшие помои. Во время наводнений эти улицы заливало водой, а вместе с тем поднимаются все клоаки прямо в дома из подвальных помещений, в результате стоял ужасный запах испарений. Т.о. Не удивительно, почему эти места назвали местом заразных болезней. Подробное описание трущобных районах, во все своих произведениях дает Диккенс: «Все отвратительные признаки нищеты, всякая грязь и гниль. Стены крошатся, окна перестают быть окнами, двери вываливаются на улицу, трубы почернели, но из них не валиться дым … у домов нет владельцев, ведь здесь не живут, здесь умирают» (13; 387). Именно в таких районах и жила английское «дно»: низкооплачиваемые рабочие, воры, мошенники, проститутки, кроме того, жили здесь и ирландцы, приехавшие покорять Англию. Карамзин, побывав в одном из таких районов, отмечал: «побывав в таких районах, видишь у ног отверстия, которые ночью закрываются, а днем всегда открыты, это - подземная часть дома, горница для бедных. Можно сказать, что в Париже носят бедных на головах, а здесь топчут ногами» (23; 528). Большая часть этих домов, давно была признана ветхими, непригодными для жилья, но именно эти дома больше всего были заселены, т. к. по закону с таких домов не снимали квартирную плату. В результате, это было лучшее место жительства для тех, кто не имел средств к существованию. В работе «Положение рабочего класса в Англии» описывается случай. «По случаю осмотра трупа 45-летней Анны Голуэй г-ном Картером, следователем из Суррея, 14 ноября 1843 г., в газетах было описано жилище умершей. Она занимала вместе со своим мужем и 19-летним сыном маленькую комнату в №3 по Уайт-Лайон-корт, Бермондси-стрит, в Лондоне; там не было ни кровати, ни постельных принадлежностей, ни какой-либо мебели. Мёртвая лежала рядом со своим сыном на куче перьев, которые пристали к её почти голому телу, ибо не было ни одеяла, ни простыни. Перья так крепко облепили весь труп, что его нельзя было исследовать, пока его не очистили, и тогда врач нашёл его крайне истощённым и сплошь искусанным насекомыми. Часть пола в комнате была сорвана, и вся семья пользовалась этим отверстием в качестве отхожего места.

В понедельник 15 января 1844 г. два мальчика предстали перед полицейским судом на Уоршип-стрит, в Лондоне, по обвинению в том, что они, мучимые голодом, украли из лавки полусырую телячью ногу и тут же съели её. Судья почувствовал необходимость затребовать дальнейшего расследования и получил от полицейских следующие сведения. Мать этих мальчиков - вдова отставного солдата, впоследствии полицейского, после смерти мужа, оставшись с девятью детьми, очень бедствовала. Она жила в №2 на Пулз-плейс, Квакер-стрит, в Спиталфилдсе, в крайней нищете. Когда полицейский явился к ней, он застал её вместе с шестью из её детей буквально втиснутыми в небольшой чулан без всякой мебели, кроме двух старых плетёных стульев без сидений, столика с двумя сломанными ножками, щербатой чашки и маленькой миски. В очаге ни следа огня, а в углу - кучка лохмотьев, которую можно было бы унести в женском переднике, но которая служила постелью для всей семьи» (36; 262). И таких примеров приводится очень много. Где показываются ужасающие жилищно-бытовые условия трущоб.

В таких домах, в каждой комнате жило примерно по 15-20 человек. В комнате умещалось по две, три семьи, т. к. обычно все семьи были многодетными. Как отмечает, Дионео, каждая из таких семей переживало несколько фаз бедности за свою жизнь. Первая наступала пока были маленькими дети, затем, вырастая, чадо само себя могло прокормить и помочь семье материально, затем после 18 лет выросший ребенок, обычно перестает жить с семьей. Попадая во взрослую жизнь, человек жениться и обзаводиться детьми, начинается вторая фаза голода и нужды, до того момента пока его дети не станут самостоятельными, третья фаза начинается в старости, когда человек не может обеспечить себя всем необходимым. Т.о. беднейшие слои терпят три фазы нужды, в детстве, в среднем возрасте и старости. Все жители дома спали вповалку, во-первых, так было теплее, а во-вторых, не было никаких кроватей. Постелью для них служили кучи соломы или лохмотья. Мебели практически не было. Все члены семьи ходили в одной и той же одежде, младшие дохаживали в вещах старших. Вот как выглядела одежда детей: «Во всей округе обычная одежда была такой: бумазейные брюки широкие и длинные, что нигде ни прикасались и все завязки были бесполезны, пояс приходился под подмышкой, брюки волочились по полу» (6; 77). Одежда у огромного большинства находится в самом скверном состоянии. Практически не было вещей из полотна и шерсти, и их место заняли хлопчатобумажные ткани. Рубашки шили из белёного или пёстрого ситца, женские платья большей частью также из набивного ситца, а шерстяные юбки были большой редкостью. Мужчины носили большей частью брюки из плиса или другой тяжёлой хлопчатобумажной ткани и такой же сюртук или куртку. «Навряд ли найдется один отец семейства из десяти, у которого есть другая одежда, и та состоит из лохмотьев; многими из них нечем прикрыться ночью, кроме этих же лохмотьев» (36; 262). Шляпы были обычной принадлежностью костюма самых различных форм: круглые, конусообразные или цилиндрические, широкополые, с маленькими полями или совсем без полей, и только молодые люди носили кепки. Кто не имеет шляпы, делал себе из бумаги невысокий четырёхугольный колпак. Вся одежда мало соответствовала климату. Сырой климат Англии с его частыми переменами погоды часто вызывал простуды. Чтобы спастись от холода, люди носили тяжёлые бумажные ткани, хотя они толще, жёстче и тяжелее шерстяных, всё же гораздо меньше защищают от холода и сырости, а вследствие своей толщины и свойств самого материала дольше удерживают влагу и вообще по плотности уступают валяному шерстяному сукну. Если кто-то позволял купить себе приличную одежду, то она долго не задерживалась, т. к. нужда заставляла относить лучшую одежду в ломбард. Одежда очень, очень многих в особенности ирландцев, представляла собой сплошные лохмотья, на которых часто даже негде было поставить заплату, или же эта одежда состояла из одних заплат, так что уже совершенно нельзя узнать её первоначального цвета. Англичане или англо-ирландцы всё же умудрялись чинить такую: для них ничего не значило посадить заплату из сукна или мешковины на плис или наоборот; но настоящие, недавно прибывшие ирландцы никогда почти не чинили своего платья. Приезжие ирландцы также ввели обычай ходить босиком. Во всех городах множество людей, в особенности женщин и детей, ходили босиком, т. к. на хорошую обувь часто не хватало денег.

С питанием дела обстояли также плохо, как и с одеждой. Обычно приходилось питаться картофелем, который был плохого качества, несвежей зеленью, старым сыром, низшего качества, прогорклым салом, мясом без жира, часто залежавшимся и жестким от старых и больных животных, нередко оно было испорченное. Все продукты обычно воровались, либо покупали на рынке, по дешевой цене, обычно в субботу в 12 часов ночи, т. к. все магазины были закрыты в воскресенье, то в этот день между 10 и 12 часами шла распродажа того товара, который нельзя хранить до понедельника. Но большинство из распродаваемых продуктов нельзя было употреблять в пищу, так было выявлено несколько случаев, когда 11 мясников в Манчестере в 1844 году были представлены перед судом и оштрафованы за то, что продавали негодное для еды мясо. У одного из них была обнаружена целая туша вола, у другого - свинины, у третьего - баранины. Все это подверглось конфискации. У одного из этих мясников конфисковали 64 фаршированных рождественских гуся, которые не были во время проданы в Ливерпуле. Часто бедняцкое население обманывали и продавали солёное масло под видом свежего, для чего обмазывали куски солёного масла слоем свежего, к сахару подмешивали толчёный рис или другие дешёвые продукты и продают по цене чистого сахара. Отбросы производства, получаемые при мыловарении, также смешивают с другими веществами и продали под видом сахара. К молотому кофе прибавляли цикорий и другие дешёвые продукты. В какао очень часто подмешивали мелко истолчённую бурую глину, которую растирают с бараньим салом, чтобы она лучше смешивалась с настоящим какао. В чай часто подмешивали терновый лист и тому подобный сор, или же спитой чай высушивают, поджаривают на раскалённых медных листах, чтобы вернуть ему окраску, и продают как свежий. К перцу подмешивают стручковую пыль и т.п. Портвейн попросту фабриковали (из красящих веществ, спирта и т.д.), и поставляли в кабаки, подмешивают разные тошнотворные вещества. После всего вышеперечисленного становится понятно, почему одной из самых распространенных заболеваний среди жителей трущоб являлись пищеварительные расстройства. Не удивительно, что большинство детей в подобных условиях существования страдали физическими, и как следствие умственными заболеваниями. Практически все жители трущоб имели маленький рост, чрезмерную рахитность. Дети жили впроголодь именно тогда, когда питание им было наиболее необходимо. Так средний рост мальчиков, английских состоятельных классов составляет 59 дюймов, а мальчика из беднейшей среды на 4 дюйма меньше сверстника (27; 478) (см. прил. 4), то же самое можно проследить и с весом, средний вес мальчика из состоятельной среды - 83 фунта, а из семьи бедняка - 73. (3; 479), (см. прил. 5).

В 1851 году, распространение эпидемий, заставил правительство Англии принять акт о рабочих жилищах, после которого был составлен целый ряд законодательных мер, предписывающих закрытие нездоровых районов, помещений, разрушению домов представляющих для народа опасность. По закону о здравоохранении гласит: «Так признано считать опасными места, 1) наносящие любые предпосылки для ущерба и вреда здоровью; 2) всевозможные лужи, канавы, желоба, водостоки, уборные; 3) неправильное содержание животных, наносящих ущерб здоровью; 4) скопление мусора; 5) дома, где наблюдается размер скопления жильцов» (19; 125). Создана целая исследовательская комиссия, которая следила за выполнением данного закона.

Как мы видим из всего выше изложенного, для трущоб была характерна полная антисанитария, не удивительно, что это место считалось источником заразы. Непроветриваемые помещения, без света, воздуха, плохо отапливаемые, а также плохое питание, одежда делали человека восприимчивым к болезням. Все это обрекало на преждевременную и неестественную смерть.

3.2 Здравоохранение Смерть как обыденное явление

Здоровье является основным условием человеческого счастья, но сохранить его в трущобных условиях жизни было сложно: в домах без света и воздуха, полных антисанитарии, без теплой одежды в холодное время года, без качественной пищи, при постоянном алкоголизме и без веры, что когда-то, все это закончится.

В 1834 году с принятием Закона о бедных впервые появилась реальная возможность улучшить существования нуждающихся элементов. Секретарем комиссии, чьей обязанностью было следить за исполнением закона, был назначен Эдвин Чедвик - юрист, которого интересовали социальные проблемы. Вскоре после его назначения, комиссия предоставила отчет о здоровье жителей Лондона, который выявил поистине ужасающее положение дел. В одном из лондонских приходов, население, которого составляло 77 000 человек, 14 000 людей ежегодно заболевали какой-либо болезнью, и 25% из них от этой болезни умирали.

Положение в других районах Англии было столь же удручающим. Исследования обнаружили ужасные жилищные условия, плохое водоснабжение, частое загрязнение имеющихся источников воды, а также частое отсутствие канализации. Улицы и подвалы были заполнены человеческими экскрементами и другими всевозможными видами отбросов, и повсюду были зловонные лужи. В своем отчете правительству, опубликованном в 1842 году, Чедвик заявил: «Что причинами либо обострения, либо распространения (главным образом среди пауперов) различных форм эпидемических, эндемических и других заболеваний являются воздушные нечистоты, вызванные гниением и растительными веществами, а также сырость и грязь, теснота и перенаселенность жилищ; что болезни эти имеют место во всех частях Королевства среди населения, живущего и в отдельных домах, и в деревнях, и в маленьких или больших городах, поскольку, как обнаружилось, болезни эти превалируют в беднейших жилых районах. Частые вспышки таких болезней, как выяснилось, всегда связаны с условиями, указанными выше… но стоит полностью удалить вредоносные факторы, и такие болезни практически окончательно исчезнут» (46; 474).

Сам уровень медицины стоял на низком уровне. Приходской доктор, зачастую не имел даже диплома и не учился никогда медицинскому делу, а просто в свое время набивал руку, работая в госпиталях. Обычно, доктора прививали детей одной и той же иглой, не промывая ее. Врачи требовали высоких гонораров, а бедняки не в состоянии были их оплачивать. В результате они предпочитали обходиться без помощи, или прибегать к помощи дешёвых лекарей-шарлатанов и шарлатанских снадобий, которые зачастую ухудшали болезнь или не приводили ни к какому эффекту. Во всех английских городах имелось множество таких шарлатанов, которые при помощи всевозможных афиш, объявлений и тому подобных уловок привлекали клиентов из среды бедняков… Кроме того, в продаже имелось множество так называемых патентованных лечебных средств против всех возможных и невозможных болезней, например, пилюли Моррисона, жизненные пилюли Парра, пилюли д-ра Мейнуэринга и т.д., которые обещали излечить от всех болезней. Эти средства редко содержали непосредственно вредные вещества, но когда их принимали часто и помногу, они всё же приносили вред организму. Многие бедняки думали, что чем больше применять таких лекарств, тем лучше, в результате поглощали их в больших количествах, не считаясь с тем, показано это или нет. Нередко случалось, например, «что жизненных пилюль Парра в течение недели продаёт до 20-25 тыс. коробок этого чудодейственного средства, которое одни принимали от запора, другие от поноса, третьи против лихорадки, общей слабости и всевозможных недугов» (36; 298). Правда, существовала множество благотворительных учреждений, которые помогали жителям трущоб; так, например, манчестерская больница ежегодно обслуживала 22 тыс. больных, из которых некоторые помещались в самой больнице, а другие получают врачебную помощь и лекарства.

Антисанитарные условия жилья не давали достаточного количества света и кислорода, плохая вентиляция создавали физическую и умственную отсталость у детей, распространению чахотки, тифа, скарлатины и всевозможных заболеваний легких. Некачественная пища, которая трудно переваривалась, и которой приходилось питаться всем, начиная от младенцев и заканчивая стариками, вызывала заболевания пищеварительных органов. Как писал Энгельс: «Но плохое пищеварение становится источником других болезней, развивающихся уже в детском возрасте, Золотухой страдают почти все рабочие, золотушные родители имеют золотушных детей, в особенности, если первоначальная причина болезни продолжает своё воздействие и на детей, унаследовавших от родителей предрасположение к золотухе. Вторым последствием этого недостаточного питания тела во время роста ребёнка является рахит» (36; 296). В результате рахита отвердевание костей замедляется, развитие скелета вообще задерживается, и наряду с обычными явлениями рахита часто встречаются искривления ног и позвоночника. Младенцам часто давали спиртное или опиум как успокаивающее средство. Женщины, работающие на дому и вынужденные нянчить собственных или чужих детей, поили их этими напитками, чтобы дети лежали спокойно. Часто младенцам начинали давать этот напиток чуть ли не со дня их рождения, не подозревая, как вредны эти средства. По мере того, как организм ребёнка становится менее восприимчивым к действию опия или алкоголя, увеличиваются дозы. Если перестаёт помогать, тогда ребёнку увеличивали дозу. В результате, благодаря подобным мерам, дети с рождения становились зависимыми от алкоголя или опия. Распространение проституции вызвало эпидемию венерических заболеваний. В результате, с человеком, заболевшим любой болезнью, даже обычной простудой, старались вообще не контактировать. Любая болезнь считалась заразной. Гринвуд в своей книге описывает диалог двух мальчиков, которые не знали, что делать со своим заболевшим другом: «Разве у него горячка? Значит, он умрет» (6; 55). Т.О. Реакцией на любую болезнь был страх, не за того, кто заболел, а за себя.

Отсутствие ухода, неподходящую одежда, которой невозможно было защитить себя от простуды, необходимость добычи средств пропитания, часто до того периода пока болезнь окончательно не свалит с ног, жестокая нужда, отсутствие всякой врачебной помощи, пьянство - все это обостряло болезни.

Неудивительно, что в связи со сложившимися обстоятельствами стала развиваться в XIX веке экспериментальная гигиена, так «еще в первой половине века, были начаты исследования, как фабричные условия труда влияют на здоровье людей» (60). Ведь множество людей, получившие различные травмы при производстве, оставались инвалидами и в дальнейшем не могли себе найти другую работу, и как следствие опускались на «дно».

После отчета комиссии, Чедвик предложил меры борьбы с нарастающими болезнями, объясняя это тем, что борьба с причинами обойдется дешевле, и позволит предотвратить некоторые болезни. Парламенту пришлось принять все доводы Чедвика, в результате был принят закон 1848 года о здравоохранении, являлось, таким образом, олицетворением настоящего возрождения общественного здоровья. В основе закона была идея, что поставленные действия, направленные на создание здоровой окружающей среды, помогут избежать многих болезней. Этот закон являлся первой законодательной мерой в сфере здоровья, однако наиболее продуктивным в продвижении санитарной реформы стал Закон о здравоохранении, принятый в 1875 году. В котором говорилось: «Долгом каждого местного органа управления является периодическое обследование подведомственной ему административной единицы для надзора за исполнением положений настоящего закона» (19; 126). Теперь государству необходимо было решить следующие проблемы: наладить действие врачей и полиции, в обязанности последних входило наблюдение за размещением свалок и кладбищ; контроль над торговлей; выявление вредных для здоровья людей местности; контроль за распространением проституции как источника венерических заболеваний; урегулирование способов питания и ношения одежды, с целью предотвращение эпидемий; контроль над деятельностью врачей.

Какова же была ситуация со смертностью в Англии? Согласно отчётам ведающего записями гражданского состояния Дж. Грехема, смертность во всей Англии и Уэльсе составляла ежегодно немногим менее 21%, т.е. ежегодно умирает 1 человек на 45 жителей. Такова, по крайней мере, была средняя норма в 1839-1840 г.; в следующем году смертность несколько уменьшилась, и умирал уже только 1 из 46. В Ливерпуле средняя продолжительность жизни составляла в 1840 г. для высших классов (джентри, лица свободных профессий и т.д.) 35 лет, для торговцев и более обеспеченных ремесленников 22 года, а для рабочих и населения пауперов 15 лет. В парламентских отчётах можно найти множество подобных фактов. Особенно много умирало детей в младшем возрасте, организм ребёнка менее всего мог противостоять неблагоприятному воздействию плохих условий жизни. Безнадзорность, на которую ребёнок часто был обречён, когда отец и мать оба работали, или же когда один из них умирал. Огромная часть детей погибала в результате несчастных случаев. «Что же удивительного, если сотни таких детей гибнут вследствие всевозможных несчастных случаев. Нигде столько детей не гибнет под колёсами экипажей и копытами лошадей, нигде столько детей не тонет и не сгорает, как в больших городах Англии. Особенно часто умирают дети, обожжённые или ошпаренные кипятком; в Манчестере в течение зимних месяцев бывает почти каждую неделю по одному случаю, в Лондоне не меньше, но об этом редко печатают в газетах; я располагаю лишь одним сообщением газеты «Weekly Dispatch» от 15 декабря 1844 г., судя по которому за неделю от 1 до 7 декабря было шесть подобных случаев» (36; 295) - пишет Энгельс.

В XIX век увеличивается число самоубийств, среди бедняков, т. к. многие не выдерживали «битвы за существование». Дионео, описывает случай одной женщины, решившей покончить жизнь с самоубийством: «Она клялась, что с детьми никогда не войдет в работный дом» (46; 457). Но при этом другой исследователь, Ломбразо, замечает, что число самоубийств, среди женщин гораздо ниже, чем у мужчин. Это объясняется тем, что женщины легче переносят нужду, быстрее приспосабливаются к физическим лишениям, к плохому питанию, жилищным условиям. Женщине легче заработать себе на пропитание, выходом для многих являлась проституция. Но среди женщин были и исключения, те, кто в силу возраста или стыдливости, не могли переступить через свои принципы, для таких, выход был один - покончить с собой, чтобы не мучиться.

Обычно умершего хоронили за счет прихода, в котором проживал нищий. Смерть была обыденным явлением. К умершему, посылали гробовщика, для того чтобы смерить мерки для гроба и священника, для отпевания усопшего. Похороны проходили на приходском кладбище. Бедняка закапывали самым небрежным образом. Например, кладбище Сент-Брайдс, в Лондоне, где хоронят бедняков, представляло собой голое, болотистое место, служащее кладбищем со времён Карла II и было усеяно кучами костей. Каждую среду умерших за неделю бедняков бросали в яму в 14 футов глубиной, за это время священник читал молитвы. Яма слегка засыпалась землёй, чтобы в следующую среду её можно было опять разрыть и бросить туда новых покойников, и так до тех пор, пока яма не наполнится до отказа. Запах гниющих трупов заражал, поэтому всю окрестность. В Манчестере кладбище для бедных было расположено напротив Старого города на берегу реки Эрк; здесь была проведена железная дорога. Т.о. рельсы были проложены прямо на могилах. «Будь это кладбище для респектабельных людей, какой вопль подняли бы буржуазия и духовенство, как они кричали бы о святотатстве! Но это было кладбище для бедных, место последнего успокоения пауперов и «излишних», - значит, нечего было церемониться» (36; 328). Могилы раскапывались там, где казалось удобнее провести дорогу, сваи вбивались в свежие могилы, так что вода, насыщенная продуктами разложения, выступала из болотистой почвы, наполняя окрестность самыми отвратительными и вредными газами. Именно, такие места и являлись одним из множества источников антисанитарии.

Т.о. «Главные почести за усмирение разрушительных эпидемий… должны были воздаться социальным реформаторам, которые выступали за более чистую воду, за лучшее удаление сточных вод и за повышение уровня жизни. Уменьшение количества смертей от инфекционных болезней является, прежде всего, их заслугой» (60). Борьба должна была вестись с источником зарождения болезней. Необходимо было: улучшить условия жилищ, качества потребляемой пищи, обеспечить населения теплой одеждой, необходимо было вести борьбу с алкоголизмом, контролировать медицинскую деятельность, проституцию и др. Именно законы о здравоохранении, и ряд других реформ принятые английским парламентом, помогли к концу XIX века снизить смертность населения.

3.3 Религия. Образование

Физический облик паупера напрямую влиял и на его духовное развитие. Низкая образованность, отсутствие морально-этических норм были характерной чертой жителей трущоб. Посещать школы, большая часть детей просто не могла - голод не давал думать о цифрах и буквах, а большинство семей считали, что их детям больше пригодиться курс - «выжить в условиях трущоб», чем знания по математики и грамматики. Как отмечает Дионео, «ј часть этих детей - дураки. Взрослые мальчики, с лицом забитой и испуганной овцы сидят в младших отделениях и пробуют учиться, но не могут» (46; 486). Дети улиц должны были обучаться в приходских школах, но до 1833 года, правительство не затрачивало никаких денег на образование. Все школы для бедноты содержались на деньги благотворительных организаций, зачастую религиозных, например, «Общества распространения христианского образования». Т.о. с периода с 1808 по 1817 года было открыто более тысячи воскресных школ. Основной целью подобного рода школ было научить детей чтению Библии и распространению протестантизма. При этом совершенно не учили письму. Но период между занятиями был велик, в результате дети забывали все знания, которые получили неделю назад. Таким образом, очень незначительное число людей в трущобах могли похвастаться своими знаниями. Члены комиссии лично проверяли знания учащихся воскресных школ, результаты были следующими: « «В Бирмингеме», - говорит член комиссии Грейнджер, - «дети, которых я экзаменовал, в общем, совершенно не имеют того, что хоть в самой отдалённой степени могло бы быть названо полезными знаниями. Хотя почти во всех школах даётся исключительно религиозное образование, в этой области, как правило, тоже обнаруживается полнейшая неосведомлённость». - «В Вулвергемптоне», - рассказывает член комиссии Хорн, - «я видел, между прочим, следующие примеры. Девочка одиннадцати лет, побывавшая в дневной и воскресной школах, «никогда не слышала ни об ином мире, ни о рае, ни о загробной жизни». Юноша семнадцати лет не знал, сколько будет дважды два, и не смог сказать, сколько фартингов (1/₄ пенни) в двух пенсах, даже когда ему дали эти деньги в руки. Некоторые мальчики никогда не слышали о Лондоне и даже об Уилленхолле, который находится всего в часе езды от Вулвергемптона и постоянно сообщается с последним. Некоторые из них никогда не слыхали имени королевы или таких имён, как Нельсон, Веллингтон, Бонапарт. Но замечательно то, что те, которые никогда не слышали даже об апостоле Павле, Моисее и Соломоне, прекрасно были осведомлены о жизни, делах и личности разбойника Дика Тёрпина и, в особенности, прославленного своими побегами из тюрьмы вора Джека Шеппарда». - «Шестнадцатилетний юноша не знал, сколько будет дважды два или сколько составляют четыре фартинга; другой, семнадцати лет, утверждал, что десять фартингов составляют десять полупенсов, а третий, тоже семнадцати лет, на некоторые очень простые вопросы коротко отвечал, что «ничего не знает» (36; 301). Т.о. «Отчёт комиссии по обследованию детского труда» приводит много свидетельств о неэффективности воскресных школ.

Все религиозные школы обеспечивали такой уровень образования, который был назван в официальном докладе в 1818 году «плачевным дефицитом образования для бедных». Многие из тех, кто выучил азбуку, говорили, что уже умеют читать. Писать бегло умели лишь очень немногие, но при этом, не соблюдая правила орфографии. В 1833 году парламент впервые выделили скромную сумму в 20 тыс. фунтов на постройку народных училищ. Но лишь немногие смогли посещать эти заведения, причина была все та же т. к. большинство детей были загруженными домашним хозяйством, другая часть добывала себе пропитания, а третья, работала на фабриках.

Для повышения образовательного уровня детей, многие фабриканты начали основывать фабричные школы, специально для уличных детей, основанные на идее о том, что леность является основой для пороков. В таких школах практиковалась обучение ремеслам, причем выделялось три основных типа школ: для детей бедноты, для детей-бродяг, и для малолетних преступников. Такие школы для бедных детей создавались при приходах, дети содержались здесь вместе с родителями под надзором школьных комитетов. Для бродяг были учреждены особые рабочие школы, которые создавались при ночлежках и приютах, в них обучалось примерно 22 тыс. детей. Для малолетних преступников, учебные заведения создавались прямо в тюрьмах. Учреждения для таких детей назывались «школами». Лишь по законодательному акту 1854 г. об исправительных школах, такие учреждения получали государственные субсидии и подлежали правительственному контролю.

Все эти виды школ отличались строгим режимом. Как описывает Диккенс: «Такого-то передали в общество попечения малолетних преступников, забрало мальчишку, лишило его ремесла, которое давало ему заработок, стало обучать его грамоте» (13; 147). В две последние школы детей отправляли зачастую по приговору суда. Те и другие заведения были рассчитаны на 100 300 мест. Девочки составляли 1/4 от общего числа воспитанников.

Старейшим воспитательно-исправительным заведением Англии был Редхилл или «школа» Редхилл-Саррей (Саррей - графство в юго-восточной Англии). «Филантропическое общество», занимавшееся устройством малолетних преступников, было основано в 1788 г., а вскоре была открыта эта школа. Педагогический коллектив широко практиковал передачу детей на воспитание в семьи. Редхилл был расположен в очень живописной местности. Педагоги полагали, что красота природы сама по себе служит прекрасным воспитательным средством.

Конференция по элементарному образованию в 1857 г. заявила, что только 2 млн. детей охвачена элементарным образованием и почти половина учеников посещают школы менее года. В 1858 г. королевская комиссия признала, что образование необходимо всем классам общества. В то время 80% посещавших школы оставляло их до 12-летнего возраста, не получая нужного образования. Низкий уровень учителей дополнял эту мрачную картину.

Запущенными во всех отношениях детьми занималось также общество «Союз исправления и призрения», находившееся под покровительством принца Уэльского (основано в 1856 г.). Союз помещал беспризорников в приюты, где детей обучали ремеслам, давали им начальное образование.

Большой интерес представляла деятельность общества «Школьный союз оборванцев», основанного лордом Шефтсбери. Оно пользовалось услугами специальных агентов - «детских педелей». Педели забирали с улиц маленьких бродяжек и покинутых детей и передавали их «Обществу», которое заботилось о том, чтобы они получили образование и обучились ремеслу.

Борьба с детской беспризорностью в Англии конца XIX - начала XX в. неотделима от имени крупнейшего и известнейшего филантропа страны врача Томаса Джона Бернардо, «отца ничьих детей». В 1867 г. он основал своего рода воспитательно-образовательный комплекс-колонию Степней-Хаус. Колония включала в себя начальную и среднюю школу, мастерские, самодеятельный театр, два оркестра, кружки, пожарную команду и больницу. Дети занимались спортом, прежде всего традиционными британскими его видами: футболом и боксом, а также гимнастикой, акробатикой, бегом. Хотя режим в Степней-Хаусе был военизированным, работал он по семейному принципу. В группах были дети разного возраста, иногда - родственники, занимался с ними воспитатель - «отец». Несколько лет спустя по просьбе воспитанников (мальчики умоляли Бернардо забрать в колонию своих сестер и кузин) была открыта колония для девочек - Ильфорд. Она работала по семейному принципу: каждая группа жила в отдельном коттедже, девочки были разного возраста; занималась их воспитанием «мать коттеджа». Девочкам разрешалось иметь домашних животных. Режим был более мягким, чем в собственно Степней-Хаусе. Девочки получали религиозное воспитание и очень хорошее образование. Они становились гувернантками и нянями.

Обстоятельства сложились так, что Бернардо открыли приют для самых маленьких - «Крепость малюток». В «Крепости малюток» младенцев подлечивали, подкармливали, приводили в порядок и старались устроить в бездетные семьи. Если это не удавалось, то они оставались в Степней-Хаусе до тех пор, пока не получали образование и специальность.

В конце жизни Бернардо организовал Уаттскую школу моряков в Норфолке. В нее принимались «трудные подростки». Англии, «владычице морей» того времени, хорошо обученные моряки были жизненно необходимы.

В Англии существовала также знаменитая система «трейнинг шип» - «кораблей-приютов». Эти частные учреждения, принадлежавшие благотворительным обществам. Корабль-приют предназначался для нравственного спасения мальчиков, которые, будучи брошенными родными, на произвол судьбы или потеряв родителей, стали бродяжками, нищими, ворами. Средства на организацию этого оригинального приюта дали генуэзские судовладельцы. Они одновременно делали два дела: освобождали город от потенциальных преступников и готовили себе прекрасно обученные кадры.

Срок пребывания на кораблях-реформаториях был не менее трех лет. Воспитанники учились морскому делу и получали школьное образование. Летом они проводили два месяца на берегу. По окончании обучения они трудоустраивались, кроме того, за ними устанавливался присмотр в течение четырех лет.

В 1870 году за родителями признана обязанность, посылать детей в школу. По закону, если родители ребенка признавались не в состоянии платить за обучение из-за бедности, то за них платил приход, «школа должна быть общедоступной, начальной, в школе не должны обучать никаким религиозным догмам» (17; 122). Те дети, которые остались сиротами, жили при школах, такие школы стали называть - «приютами». Здесь дети получали книги, одежду, пищу. Это были воспитательные учреждения, где обучались дети с 7 летнего возраста, где они учились писать и считать. С 7 до 11 лет дети обучались в начальной школе, где их подготавливали к обучению в специальной школе. Как описывает героиня романа Ш. Бронте, попав в такой приют: «Убогая одежда не могла защищать нас от холода, не было подходящей обуви … до отчаяния доводила скудность пищи, у нас был здоровый аппетит, а мы едва получали достаточно, чтобы поддержать жизнь» (2; 64). Т.о. такие школы отличались суровыми порядками, тяжелыми условиями жизни, целью было искоренить пороки. В 1876 году издается второй закон о начальном образовании, по, которому обязанностью каждого родителя становиться необходимость дать ребенку, элементарные навыки чтения, письма, арифметики. «Если какой-либо родитель, не выполняет этого, он подлежит наказанию» (18; 95). Этот закон был предложен Дизраэли, как дополнение к закону 1870 года.

Т.о. Реформа образования в 70-е гг. XIX в. предусматривала создание по всей стране за счет местных налогов при частичной поддержке правительства светских школ для подготовки квалифицированной рабочей силы. К тому времени школы при церковных приходах с этой задачей уже не справлялись.

Что касается вопросов религии, то вопрос здесь остается открытым. Как считается, многие жители трущоб были далеки от религиозной жизни. С одной стороны протестантизм рассматривал бедность как порок, как леность и нежелание трудиться, чем отделило от себя часть населения трущоб. К тому же развитие капиталистических отношений, также заставили много скептически подойти к религиозным вопросам, но при этом как отмечают многие исследователи удары судьбы, аморальный образ жизни зачастую заставлял обращаться к Богу. Как отмечает, исследователь Ломбразо: «Во время прохождения по улицам религиозных процессии, проститутки часто делают складчину … иногда, можно наблюдать как они (т.е. проститутки) крестятся» (53; 57). Кроме того, в произведениях Диккенса также можно наблюдать обращение многих героев в своих трудных жизненных обстоятельствах к вере, «Бедная женщина, которая часто не удавалось скрыть следы побоев, она со своим мальчиком, занимала одну и ту же скамью…. И именно в тот момент ее лицо было довольным и спокойным» (11; 88). Религиозные догмы насаждали сверху, в детстве религиозные школы, потом их место сменяли религиозные благотворительные общества, которые строили на собранные деньги, ночлежки и богадельни, даже сидя в тюрьме, религия не покидала человека, в каждой камере на стенах висели тексты из писания, на смертном одре последним человеком кого видел усопший был священник. Т.о. Бедность и религия шли рука об руку с друг другом, именно церковь всегда помнила о нуждающихся, и протягивала руку помощи тем, кому она была наиболее необходима, пауперам.

Из всего вышесказанного, можно сделать следующий вывод. Постепенно правительству пришло осознание того, что искоренить аморальное поведение «дна» общества, можно только путем нравственного воздействия, путем обучения широких масс. Школа должна была стать, своего рода местом социализации личности, и повышение его морально-нравственных норм.

Появляются своего рода «Армии спасения», среди молодых аристократов, которые работали в роли учителей, в школах для беднейшего населения. Введение всеобщего начального образования, не сразу дало свои плоды, все ещё сотни детей продолжали слоняться по улицам и вставать на путь - порока и разврата.

4. Меры английского государства и общества по решению социальных проблем

4.1 Закон о бедных 1834 года. Создание работных домов

Для многих современников XIX века нищета рассматривалась как нечто естественное, но в какой-то мере регулируемое вмешательством извне. Бедные отождествлялись у аристократии как бездельники и попрошайки. В таком восприятии нищеты был виноват протестантизм. Религия рассматривала бедность «через несоответствие человека общепринятым нормам и требованиям, а общим правилом для всех должно стать стремление к обогащению» (38; 129). До 1834 года проблему нарастающей бедности стали широко обсуждать в печати. Борьба с голодом, безработицей, попрошайничеством, сиротством, грабежами, пьянством была темой для обсуждения в широких слоях населения Англии. Стало очевидно, для решения такого рода социальных проблем индивидуальных денежных пожертвований будет мало, и что необходимо вмешательство - государства.

Старый закон о бедных, основанный ещё в 1601 году, долгое время регламентировал помощь и поддержку нуждающимся со стороны прихода. Тот, кто не имел работы, получал пособие. А с течением времени бедняк совершенно естественно стал считать, что приход обязан защищать его от голодной смерти. С богатых собирался прямой налог в пользу паупера, который рос вместе с количеством нищих. Как говорил по этому поводу Мальтус: «Мы сами поощряем тунеядство, но даем погибнуть человеку трудолюбивому и деятельному, который больше этого заслуживает» (25; 146).

К 30-м годам XIX века пауперизм достигает наивысшей точки. В связи с этим, была назначена государственная комиссия, которая обследовала попечительство о бедных, т.о. было раскрыто много вопиющих фактов. Комиссия пришла к выводу, что существующая система попечительства «тормозит развитие промышленности, поощряет необдуманные браки, содействует увеличению населения, парализует влияние роста населения на заработную плату, что она представляет собой национальный институт, который отбивает у трудолюбивых и честных людей желание работать, а ленивых поощряет … разоряет налогоплательщиков» (36; 324). Т.о. комиссия была права, перед бедняком стоял выбор работать или ничего не делать при одинаковых условиях жизни, за которые он получал примерно одну и ту же сумму.

Правительство понимало, что «помощь бедным, оказываемая, тем, кто при желании может найти работу, стимулирует пауперизацию, безответность. Необходимо ограничить любые формы помощи трудоспособным» (43; 30). В результате, был принят закон 1834 года, под названием «Закон о бедных». Согласно новому закону, лица, живущие самостоятельно, впредь лишаются права на пособие. Также утверждалось, что бедные, старики и больные не обладают никакими правами на получение общественной помощи. Государство не несет ответственности за судьбу безработных, нетрудоспособных и стариков. Впервые был введен в действие принцип, согласно которому, объем пособия, которое мог получать безработный не должен превышать минимальной заработной платы. Теперь осуществлялся принцип личной ответственности, полагания на самого себя, это становится базовым принципом в подходах к бедности. Государственная поддержка считалась, вынужденной мерой, а не правом личности. Т.о. полученная помощь теперь имела размер ниже, чем заработная плата неквалифицированного рабочего. С дотациями к заработной плате было покончено. Все пособия деньгами или продуктами были отменены. Допускалась только одна форма помощи - помещение в работный дом. Закон называли «жестоким лекарством от ужасной болезни». Введение практики работных домов в Англии в XIX веке было одним из серьезных социально-экономических и социально-политических решений.

Работный дом - это английский приют для бедных. Впервые заведения подобного рода были созданы в 1697 году. Частные предприниматели, по контракту с государством содержали работные дома, в которых направляли бедных и безработных. В обмен на свой труд обитатели этих заведений получали жилье, питание, медицинскую помощь. На практике подобная реформа привела к созданию, фактически нового института рабовладения, в котором бедняков заставляли работать в нечеловеческих условиях, но с 1782 года система эта была уничтожена, и появилась опять с принятием «Закона о бедных».

Позитивной стороной этой системы помощи бедным, было создание территориальных опекунских советов. Они выбирались в одном или нескольких районах и были подотчетны центральной комиссии по делам бедных, которая осуществляла общий надзор за деятельностью всей системы, и, прежде всего за ее основным звеном - работными домами. Однако, возможности опекунских советов, которые избирались налогоплательщиками, оказались ограничены в помощи бедным. Даже выдача небольших пособий для просителей, из числа нуждающихся связывалась с помещением, последних, в работный дом.

Контроль над проведением реформы был положен на трех уполномоченных, «но фактически не несущие ответственности ни перед кем, три короля, которые на протяжении десятилетии вместе с их секретарем Эдвином Чадвиком, были самыми ненавистными людьми Англии» (56; 332).