Социально-экономическая политика Наполеона Бонапарта

Размещено на http://www.allbest.ru/

Оглавление

Введение

Глава 1. Экономическая политика Наполеона

1.1 Общая характеристика экономики Наполеона

1.2 Кодекс Наполеона

1.3 Континентальная блокада Наполеона

Глава 2. Социальная политика Наполеона

2.1 Социальная политика Наполеона в России 1812 года

2.2 Религиозная политика Наполеона

2.3 Реформирование системы образования

Заключение

Список использованной литературы

Введение

После поражения революции конца XVIII в. во Франции термидорианцы призвали к власти генерала Наполеона Бонапарта. Совершив государственный переворот 9--10 ноября (18--19 брюмера) 1799 г., он закрепил власть крупной буржуазии, а в 1804 г. провозгласил себя императором.

Будучи ставленником крупной буржуазии и защищая ее интересы, Наполеон подтвердил буржуазные итоги антифеодальной революции. На это были направлены принятые гражданский, уголовный и коммерческий кодексы. Государственная политика в этот период сводилась к поддержке промышленного предпринимательства, крупных торговцев и сельской буржуазии. Частная собственность объявлялась неприкосновенной. Получила развитие промышленность. Хотя преобладала домашняя промышленность в виде рассеянной мануфактуры, росло число прядильных машин и централизованных мануфактур.

В начале 1800 г. Наполеон поддержал создание Французского банка и сам подписался на его акции. Обладая крупным тридцатимиллионным капиталом и особыми привилегиями, этот банк стал главным оплотом буржуазии, открыв эпоху учредительства других банков как в столице, так и в провинции.

Приток огромных средств осуществлялся из покоренных Наполеоном территорий, а также за счет расширения французского экспорта в Европу, порою принудительного. Широкая захватническая политика Наполеона сопровождалась ростом военных расходов. Это чрезвычайно усиливало налоговый гнет. Вводились дополнительные косвенные налоги на соль, табак и пр. Многочисленными налогами облагались также подвластные территории. Стремясь создать колониальную империю, Наполеон навязывал захваченным странам невыгодные им торговые договоры и устанавливал беспошлинный ввоз своих товаров.

Двоякую роль в экономической жизни страны сыграл декрет о континентальной блокаде, подписанный Наполеоном в конце 1806 г. в Берлине. Этот документ преследовал цель сокрушить английское экономическое могущество и устранить конкуренцию со стороны Англии на Европейском континенте. Всем зависимым от Франции государствам запрещалось вести торговлю с Англией. С одной стороны, Франция действительно оживила свое производство, опирающееся на местное сырье (шерсть, лен, металл и т. д.). Но, с другой стороны, в упадок пришли отрасли, работавшие на импортной продукции (хлопок, сахар и др.). Отрицательно сказалась и самоизоляция Франции от английских изобретений и открытий, что значительно снижало уровень промышленного развития.

Известно, что наполеоновской мечте об общеевропейском господстве не суждено было сбыться. И в поражении "непобедимой" армии главная роль была исполнена Россией. Именно русский народ ценой огромных человеческих жертв и материальных затрат, усилий и лишений сумел разбить агрессоров и освободить западноевропейские страны. С падением наполеоновской тирании была восстановлена королевская династия Бурбонов. Для окончательного утверждения капитализма потребовались революционные события 1830, 1848 гг. а также достижения промышленного переворота.

Промышленный переворот во Франции начался позже, чем в Англии. Он проходил медленными темпами, что объясняется особенностями исторического развития страны, преобладанием мелкого надомного производства, отсутствием значительной пролетаризации как крестьянства, так и ремесленного населения, более быстрым развитием не промышленного, а банковско-ростовщического капитала и т.д.

И все же революционные события конца XVIII в. ускорили переход страны к промышленному перевороту. Созрели необходимые условия как для развития мануфактур, так и фабрик. Была уничтожена цеховая система. Все большее признание получали принципы фритредерства. Крах феодального режима ускорил дифференциацию крестьян и облегчил их миграцию. Складывался столь важный для фабричной промышленности рынок рабочей силы.

За счет спроса на амуницию, оружие и прочее в период революционных событий и наполеоновских войн расширился внутренний рынок. Некоторое улучшение экономического положения зажиточного крестьянства также способствовало росту спроса на отечественные промышленные товары. К тому же наполеоновские походы, в свою очередь, обеспечивали более широкий внешний рынок для французских товаров. Изобретательская мысль стимулировалась также стремлением преодолеть английскую конкуренцию и ускорить механизацию французского производства.

Промышленный переворот во Франции проходил в первой половине XIX в. Наиболее значительные изобретения затронули текстильную промышленность, особенно хлопчатобумажную и шелковую. Ж. Жаккард в 1805 г. создал станок для производства шелковых тканей с набивным узорчатым рисунком. В ситценабивном производстве стала применяться перротина, обеспечивавшая нанесение на ткань разноцветных рисунков. Ф. Жирар в 1810 г. сконструировал льнопрядильную машину и т.д.

Более широкому развитию металлургии препятствовала нехватка сырья -- железной руды и угля. В 30--40-е годы получило распространение пудлингование -- и две трети металла в стране стали производить с использованием каменного угля.

Однако подлинный взлет промышленного переворота наметился после революционных событий 1848 г. В хлопчатобумажном производстве стало использоваться около 120 тыс. станков с 3,5 млн. веретен, в шелковом производстве -- 90 тыс. станков. В 50--70-е годы потребление хлопка удвоилось. Крупным центром шелкового производства стал Лион. Здесь перерабатывалось около 2 млн. кг шелка-сырца и изготовлялось до двух третей всех шелковых тканей в стране. Половина из них шла на экспорт. Лион приобрел статус крупнейшего промышленного центра европейского масштаба. Конкуренцию Англии на европейском рынке составило и французское шерстяное производство.

В 50--60-е годы значительные темпы промышленного подъема набрала и тяжелая промышленность. С применением бессемеровского метода выплавки стали ее производство выросло в восемь раз. Утроились производство чугуна и добыча угля. Более чем в 3,6 раза увеличилось общее количество паровых двигателей (с 7,7 тыс. в начале 50-х годов до почти 28 тыс. в 60-х). Почти в 5,7 раза увеличилась длина железных дорог и т.д.

Однако при очевидных успехах крупной промышленности в стране преобладали средние и мелкие предприятия. В Париже, например, на одно предприятие в среднем приходилось четыре рабочих, а в провинции -- даже менее двух.

В целом промышленный переворот был завершен к концу 60-х годов. Общий объем промышленной продукции возрос в шесть раз (с 2 млрд. фр. в начале 10-х до 12 млрд. фр. в конце 60-х годов XIX в.). И хотя Франция значительно уступала Англии, ей принадлежало второе место в мире по размерам промышленного производства и общему экономическому потенциалу.

При всех успехах и достижениях промышленного развития Франция все же оставалась сельскохозяйственной страной. Так, из 8,7 млрд. фр. национального дохода более половины -- 5 млрд. фр. приходилось на долю аграрного сектора. В сельском хозяйстве было занято 40% населения, а в сельской местности проживало 56% жителей страны.

В первой половине XIX в. после революционных преобразований, ликвидации феодальных порядков в деревне были созданы условия для развития капитализма в сельском хозяйстве. Феодально-зависимые крестьяне превратились в свободных земельных собственников. Наметился определенный подъем сельскохозяйственного производства. Увеличились посевные площади. Несколько улучшились агротехника и механизация труда. Более чем в 1,5 раза увеличилось поголовье крупного рогатого скота и т.д.

Однако в дальнейшем эта отрасль французской экономики не отличалась особыми достижениями. Раздробленность участков и чересполосица, преобладание малоземелья, техническая отсталость вели к низкой урожайности. По этому показателю страна занимала 11-е место в Европе.

Велика была задолженность значительной части крестьянских хозяйств как государству, так и ипотечным банкам и ростовщикам. Это превращало крестьян лишь в формальных собственников земли. В начале XX в. в стране насчитывалось более 2 млн. батраков.

Однако позиции крупных землевладельцев и зажиточных слоев крестьянства укреплялись. При улучшенной агрокультуре продвинулось производство пшеницы, сахарной свеклы, шелковичных коконов, винограда. Наметилась тенденция к превращению животноводства в ведущее сельскохозяйственное звено.

Объектом исследования является социально-экономическая политика Наполеона Бонапарта, предметом - итоги проведения социально-экономической политики Наполеона.

Цель дипломной работы - рассмотреть социально-экономическую политику Наполеона Бонапарта.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

- рассмотреть общую характеристику экономики Наполеона;

- оценить значимость кодекса Наполеона;

- проанализировать причины и последствия введения континентальной блокады;

- рассмотреть социальную политику Наполеона в России 1812 года;

- провести анализ религиозной политики Наполеона;

- оценить реформирования системы образования.

Структура исследования включает в себя введение, две главы, заключение и список использованной литературы.

Глава 1. Экономическая политика Наполеона

1.1 Общая характеристика экономики Наполеона

Возникновение на развалинах старой монархии Бурбонов новой деспотии Наполеона не может быть правильно понято без изучения тех изменений, которые произвела революция в экономическом и социальном строе Франции. Только это изучение может объяснить нам, почему французское общество, столь свободолюбивое и миролюбивое, по-видимому, в 1789 г., через 10 лет беспрекословно подчиняется выскочке -- генералу и мирится с его непрерывными военными предприятиями. Мало того: как ни далеко отстоит, на первый взгляд, военная деятельность Наполеона, в частности его войны с Россией, от мирной сферы промышленного и сельскохозяйственного труда, в числе мотивов его внешних предприятий мотивы экономического свойства занимают отнюдь не последнее место. Вполне ясна связь военных и таможенных мер, направленных против Англии, с насущными интересами французской буржуазии, мечтавшей о вытеснении с континентального рынка своего единственного в то время опасного конкурента; не менее очевидна связь войны 12 года с тем недовольством, которое было вызвано во Франции недостаточно строгим применением в России континентальной системы и русскими таможенными тарифами. Словом, все крупные факты военной и политической истории наполеоновского времени соединены более или менее заметными нитями с фактами истории экономической. Для всестороннего понимания эпохи 12 года знакомство с последними необходимо.

Крупнейшим явлением эпохи французской революции в области социально-экономической, несомненно, приходится признать то грандиозное перераспределение земельной собственности, которое явилось результатом продажи так называемых национальных имуществ, т.е. земель духовенства и эмигрировавшего дворянства. Это перераспределение не следует, впрочем, считать чем-то неожиданным и экономически не мотивированным. Наоборот, оно было лишь последним звеном в длинной цепи экономических явлений, общий смысл которых может быть охарактеризован, как ликвидация привилегированного землевладения.

Исходный пункт этого процесса трудно отметить точно. Вероятно, с теми или иными колебаниями и остановками он происходил уже несколько столетий. Как бы то ни было, ко времени французской революции наряду с землевладением дворянским, значительно за XVIII век сократившимся, и землями церкви, недоступными для лиц других сословий в виду их неотчуждаемости, мы видим уже массу свободных земельных владений, принадлежащих непривилегированным. Точных данных по этому вопросу не существует, но есть полное основание предполагать, что к началу революции в руках привилегированных сословий оставалось лишь от 1/3 до 1/2 территории Франции. Разумеется, и это не малая доля, не малая экономическая сила; но, с другой стороны, сосредоточение 1/2 или даже большинства земель в руках третьего сословия свидетельствует о том, что эта сила все больше таяла в процессе разложения феодальных форм жизни. Что становилось на ее место? Иными словами, к кому переходила земля? В большинстве случаев, вероятно, к крестьянству, в меньшинстве -- к горожанам. Тяга к земле была сильна как у крестьян, так и у крупных капиталистов. Первые всегда видели в земле источник своего существования и всегда стремились к тому, чтобы закрепить ее за собой по возможности прочнее, а сельскохозяйственный подъем второй половины XVIII в. дал многим из них возможность осуществить это исконное желание. Вторые, в поисках за выгодным помещением капитала, должны были неизбежно обращаться к земле всякий раз, как повышалась доходность сельскохозяйственного производства или предвиделась возможность ее повысить. Предложение земли со стороны беднеющего, бессильного в хозяйственном отношении, но в то же время привыкшего роскошно жить и бездельничать, дворянства было велико, но очевидно, спрос очень превышал предложение. Это доказывается тем успехом, какой имела продажа национальных имуществ. Не ясно ли, что операция не могла бы идти так блестяще, если бы приобретение земли третьим сословием не было искусственно задерживаемо общими условиями старого порядка.

Непосредственным мотивом к продаже была нужда правительства, т.е. победившей революции, в деньгах. Но этот акт был во всех отношениях неизбежен. Победа третьего сословия была бы не полна и не прочна, если бы ее не закрепило перемещение собственности из рук привилегированных в руки буржуазии и крестьянства, а существование собственности мертвой руки (как назывались неотчуждаемые имущества духовенства и других корпораций) стояло в слишком резком противоречии как со всей церковной политикой революции, так и с основными принципами буржуазного общественного строя. А ведь провозглашение этих принципов и проведение их в жизнь было главным мотивом наиболее сознательной и дееспособной части французского общества, восставшего против старого порядка. К этому необходимо еще добавить, что покупка национальных имуществ в известной мере давала выход крестьянской тяге к земле, умиротворяла крестьянина и связывала с буржуазией этого ее не совсем спокойного и удобного союзника.

Таким образом, утверждение старых писателей, будто бы революция создала во Франции мелкую крестьянскую собственность, должно быть признано неточным. Во-первых, эта собственность существовала и до революции. Во-вторых, и в эпоху революции, как и до нее, значительная часть земель, уходящих из рук привилегированных сословий, переходила не в руки крестьянства, а в руки новых крупных же владельцев, главным образом, из буржуазной среды. Но революция безусловно очень упрочила мелкую земельную собственность, увеличила число мелких собственников и раздробила массу старинных крупных владений. И она сделала это не только продажей национальных имуществ, но и отменой феодальных прав и повинностей, которая превратила крестьянина из зависимого держателя земли в ее собственника, которая дала ему впервые возможность распоряжаться своим участком свободно, в зависимости от собственных экономических соображений.

Как перемещение земли из рук старых владельческих классов в руки крестьян и буржуазии, так и освобождение земли от феодальных уз не могли не отразиться на способе сельскохозяйственного производства. Известно, в какой ужас приводило английского путешественника второй половины ХVIII века -- Юнга сельское хозяйство Франции, насколько варварским казалось оно ему по сравнению с английскими порядками. Правда, мы знаем теперь, что и в этом отношении некоторый прогресс был заметен и до революции. Мы знаем о существовании сельскохозяйственных обществ, о горячем интересе к техническим вопросам сельского хозяйства, о культурных новшествах, вводимых на землях как буржуазии так и дворян, знаем, что они отражались косвенным образом и на крестьянских хозяйствах. Но все это движение в пользу сельскохозяйственного прогресса захватывало лишь незначительный слой сельских хозяев, при условиях старого порядка оно неизбежно должно было оставаться поверхностным. Конечно, революция и эпоха Наполеона создали новые препятствия этому прогрессу: чтобы не входить в детали, достаточно указать на факт, наиболее бросающийся в глаза -- почти непрерывные войны 1792--1814 гг. и вызываемый ими отлив в армию наиболее энергичных элементов сельского населения. Тем не менее, успехи сельскохозяйственной культуры во Франции за этот период очень значительны. Правда, мы имеем по этому вопросу почти исключительно официальные данные, но в виду отсутствия указаний противоположного характера и в виду их общей правдоподобности приходится признать их заслуживающими доверия.

Вот, например, заявление министра внутренних дел графа Монталивэ (1810 г.). "Никто не сможет отрицать прогресса агрикультуры во Франции за последние 30 лет; довольство распространилось в деревнях более широко, чем в прежние годы; деревенский житель почти повсюду превратился в собственника; ему трудно было раньше добывать себе хлеб насущный, теперь он знает роскошь; травосеяние, мелиорации, увеличение удобрения, изменение севооборота, культура многих масличных растений, распространение мериносов -- все это вместе обогатило Францию". Несколько позже Шапталь почти буквально его повторяет: "Культура травосеяния сделала громадные успехи и обогатила сельское хозяйство; травосеяние доставляет обильный корм скоту, позволяя увеличивать стада и тем самым усиливать унаваживание... Громадное количество перемещений собственности и создание большого числа собственников содействовали прогрессу сельского хозяйства: новый собственник с жаром занимается обработкой земли. В тех местах, где владения огромных размеров едва могли прокормить одну семью, события заставили произвести раздел, вся земля пошла в обработку, и доходы удесятерились".

Оба автора, как мы видим, вполне согласны и в своей характеристике сельскохозяйственного прогресса и в том объяснении, которое они этому прогрессу дают: оба видят его причину в перемещении собственности -- в ее дроблении. Получается даже такое впечатление, как будто они приписывают всю заслугу в деле культурных новшеств исключительно мелкой собственности, т.е. крестьянину. Но это, конечно, не верно. Новые буржуазные владельцы земли не отставали в этом отношении от крестьян, а иногда даже служили им образцом. Так было, вероятно, при переходе к более интенсивному севообороту.

Например, в Дордони, стране мелкой культуры, господствует еще двух-полье. И первым переходит к плодосменной системе крупный владелец, некто Jumilhac: "Вместо обычного севооборота, который состоит в том, что рожь следует за паром и пар -- за рожью, он вводит новый, основанный на принципах здравой теории, подтвержденной на практике: пар совершенно изгоняется. Севооборот Jumilhac'a состоит из десяти полей, которые следуют в таком порядке: 1) рожь, 2) репа, 3) овес с клевером, 4) 5) 6) клевер, 7) один из хлебных злаков, 8) картофель, 9) пшеница или рожь, 10) овощи. Таким образом, хлебные злаки культивируются ежегодно на 4/10 земли; но прочие 6/10, пять из которых были до сих пор непроизводительны, дают корнеплоды, овощи и клевер. Среди преимуществ этого севооборота должно отметить, что поля, которые всегда производили только рожь, приносят теперь Jurmlhac'y прекрасные сборы пшеницы".

Травосеяние, интенсивный севооборот, улучшение породы и увеличение количества скота, лучшее удобрение -- таковы признаки сельскохозяйственного прогресса, указанные в приведенных нами цитатах. Для полноты картины мы должны еще обратить внимание на судьбу культур некоторых растений, пользовавшихся особым покровительством империи. Эти привилегированные растения -- свекла, шелковица, хлопчатник. Причина их особого положения заключается в стремлении правительства, войной с Англией изолировавшего Францию, отрезавшего ее от подвоза сырых материалов из вне-европейских стран, создать эти необходимые для страны материалы в пределах ее территории.

Свекла до эпохи Наполеона не пользовалась совершенно своей теперешней известностью. Общераспространенным сахаром был сахар из сахарного тростника. Но прекращение его подвоза заставило умы усиленно работать над разрешением проблемы добывания сахара из других растений. Понятно, с каким интересом было встречено изобретение сахароварения из свеклы; понятно также, что новая отрасль промышленности попала сразу в фавор к правительству. Так как свекла -- растение не особенно прихотливое, а спрос на сахар далеко превышал предложение, то и свеклосахарное производство и культура свеклы распространились во Франции очень быстро.

Далеко нельзя сказать того же о культуре хлопчатника. Несмотря на правительственные премии, на организацию в южной Франции двух специальных школ, дело не пошло, так как климат оказался недостаточно жарким и постоянным. Зато шелководство преуспевало: в 1812 г. в двенадцати департаментах было собрано количество коконов, из которого можно получить 5 1/2 миллионов килограммов шелка на сумму l5 1/2 милл. франков. Эти цифры показывают, что культура шелковицы вышла уже из стадии эксперимента и превратилась в доходную отрасль хозяйства.

Итак, новые хозяева земли по всем видимостям преуспевали. С другой стороны, старые владельцы еще отнюдь не забыли о своих священных правах, отнюдь не были склонны от них отказаться. Их объединяющими центрами были эмигрантские кружки за границей, главным их средством действия -- иноземное вмешательство во французские дела. Это своеобразное положение должно считать одним из немаловажных оснований наполеоновского деспотизма. Как мелкие, так и крупные приобретатели национальных имуществ (вместе составлявшие и по своей численности и по представляемому ими капиталу огромный процент населения Франции) склонны были считать революцию законченной в тот самый момент, как земля попала в их руки. В самом деле, для настоящего использования своей новой собственности они нуждались всего более во внутреннем спокойствии страны, в "порядке"; якобинское правление, правда, как будто давало порядок, но это был порядок рискованный: известно, как относились якобинцы к богатству, какой страх нагнали они на все имущие классы своей политикой принудительных займов, реквизиций, законом о maximum'e заработной платы, законом против барышничества и т. п. Конечно, на словах якобинцы всячески открещивались от "аграрного закона", но все знали, что их дела далеко не всегда согласуются со словами. Если до эпохи Робеспьера и миссионеров Конвента новые собственники чувствовали себя удовлетворенными революцией, то после этого периода они были уже ею напуганы. И напуганные, они неизбежно должны были мечтать о такой твердой власти, которая, опираясь на какую-либо солидную силу, санкционировала их приобретения и в то же время оградила их от эксцессов революции, от дальнейших эгалитаристских покушений. Такой властью не могла быть старая монархия, ибо она слишком связала свои интересы с интересами старых владельческих слоев; ее возвращение было бы, без сомнения, возвращением эмигрантов, т.е. претендентов на землю, за которую и буржуазные и большинство крестьянских покупателей уже заплатили сполна. Итак, нужно было создание новой власти. А так как власть должна была располагать и силой, то единственным претендентом на нее являлся, конечно, человек, располагавший единственной дисциплинированной силой того времени -- победоносной армией.

Вполне естественно, что новые собственники земли приветствовали новый режим консульства и империи. К концу империи, впрочем, сельское население начинает уже освобождаться от этого гипноза, и, главным образом, под влиянием непосильной тяжести, которую возлагали на него непрерывные войны. Наборы, следующие один за другим ежегодно, громадные жертвы людьми (в одной Испании погибло до 300.000) начали возбуждать всеобщее недовольство, которое проявлялось пока лишь пассивно -- в уклонении от воинской службы.

Революция не успела закончить этой операции распродажи национальных имуществ. Значительная часть земель осталась еще не проданной к моменту вступления во власть Наполеона. Отношение Наполеона к этой сложной проблеме весьма характерно и представляет значительный интерес.

Само собой разумеется, что новое правительство не могло, по самим условиям своего возникновения, нарушать созданного революцией права новых владельцев земли. Ведь оно само выросло на почве, подготовленной революцией, основным мотивом его существования было закрепление и упорядочение ее социальных результатов. Не удивительно, что одним из первых его актов было признание неприкосновенности всех законным путем совершенных покупок национальных имуществ. Даже за попытку запугивать приобретателя национального имущества оно грозит строгой карой.

Но, с другой стороны, зарождающаяся монархия вполне основательно не доверяла долговечности той поддержки, которую пока оказывали ей демократические элементы населения. Ее прочной опорой были средние классы -- торгово-промышленная и землевладельческая буржуазия. Такое положение было чревато опасностями. В более или менее отдаленном будущем можно было предвидеть борьбу на два фронта -- с реакцией и демократией. Стремление к примирению с силами реакции -- духовенством и дворянством -- было в этих условиях естественно, тем более что оно чувствовалось и в среде самой буржуазии, очень напуганной демократией. Этим стремлением и объясняется целый ряд мероприятий эпохи консульства и империи. Так, примирение с католицизмом ведет за собою возвращение клиру еще не проданных земель, предназначавшихся на содержание церквей; амнистия эмигрантам, объявленная 6 флореаля Х года, обещает вернуть им их земли (за исключением лесов, объявленных государственной собственностью), поскольку, разумеется, эти земли не перешли в другие руки.

В связи с этими попытками примирить с новой властью верхние слои старого общества, необходимо упомянуть еще об одном акте империи -- о создании нового дворянства. Ряды старых дворянских родов за время революции очень поредели. Да и из оставшихся далеко не все, и не самые видные дворяне, вняли призыву Наполеона, Чтобы, с одной стороны, пополнить кадры дворянской знати, с другой -- тесно связать с собой, со своими личными интересами тщеславие и корыстолюбие новых людей, выдвинутых революцией и войнами, Наполеону пришлось вернуться к принципам старого порядка, казалось, всецело отвергнутым Францией в эпоху революции. Мы не можем входить в детали этого вопроса. Для нашей задачи важно отметить лишь одну его сторону -- социально-экономическую.

Все дворянские привилегии, титулы и т.п. имеют реальное значение лишь тогда, когда они опираются на действительную силу. Сила дворянства всегда была связана с его землевладением. Так как Наполеон это прекрасно понимал, то он мог действовать двояко: или давать дворянство людям, уже обладавшим крупными земельными владениями, т.е. представителям буржуазного землевладения, или дарить своим приближенным, возводимым в дворянское достоинство, земли, составлявшие национальную собственность.

Но своему происхождению эти земли составляли часть еще не распроданных национальных имуществ. Таким образом, земли, отобранные революцией у старой аристократии, начали служить при Наполеоне фондом для образования аристократии новой. Понятно, что при аристократической тенденции правительства дальнейшее дробление земель были ему совершенно нежелательно. Поэтому почти все постановления, облегчавшие мелкому люду покупку земли, были при Наполеоне отменены, а оставшиеся в силе не применялись; поэтому же было объявлено, что все, не уплатившие в срок следуемой доли покупной суммы (т.е. бедные покупатели), лишаются навсегда прав на уже приобретенную ими землю. В крестьянском вопросе Наполеон всецело отказывается от традиций Национального собрания, как ни были они сами по себе умеренны. "Крестьянофильство" для него лишь революционная "идеология", заслуживающая такого же презрения, как и все прочие "идеологии".

Несмотря на многочисленные препятствия, стоявшие на пути промышленного прогресса, дореволюционная Франция была уже в значительной степени страной капиталистической. Очевидно, ни цеховая регламентация, ни многочисленные разделявшие страну таможенные перегородки, ни общие политические условия старого порядка не могли задержать естественного хода вещей. Не только отдельные предприниматели находили возможность обходить суровые средневековые регламенты, их вынуждено было во многих случаях нарушать и само правительство. Первые при этом могли широко пользоваться тем обстоятельством, что сеть цеховой организации не распространялась на всю Францию (некоторые провинции были совсем свободны от цехов); второе действовало двояко: или выдавало особые привилегии, разрешающие основание мануфактур и освобождающие их от корпоративной опеки, или просто игнорировало возникновение новых отраслей индустрии, не торопилось подчинить их не удобной для них регламентации. Так или иначе, но накануне революции существовали уже крупные капиталистические мануфактуры. В Лангедоке, в Севеннах были суконные мануфактуры, в Нормандии -- фабрики шерстяных и хлопчатобумажных материй, в долине Луары, в Type, Руане, Лионе -- фабрики шелковых изделий, в Арденнах -- металлургические заводы, в Артуа -- каменноугольные копи, в Бордо -- сахарные заводы и кораблестроительные верфи и т.д. и т.д.

Разумеется, крупное предприятие не было еще господствующим типом. На ряду с ним и часто в зависимости от него существовала масса цеховых и нецеховых мелких производителей, работавших у себя на дому. Но они в большинстве случаев уже потеряли свою самостоятельность и были всецело в руках скупщика-торговца или владельца соседней мануфактуры. От него они получали сырой материал и ему же сбывали продукты своего труда, получая за него довольно скудную заработную плату.

Параллельно с развитием индустрии шло и развитие торговли. По расчетам конца XVIII века за период 1715--1792 гг. внешняя торговля Франции увеличилась в четыре раза. Франция поддерживала правильные торговые сношения со всеми странами Европы. В один Гамбург, напр., она отпускала ежегодно на 40 миллионов сахарного песку. Сырые материалы для французской промышленности -- сырой сахар, хлопчатая бумага, кожи и т.п. -- ввозились из колоний. При этом большая часть ввезенного после, переработки снова уходила из страны. Так, в 1789 г. из колоний было ввезено товаров на 218 миллионов, причем во Франции было потреблено лишь на 71 миллион.

Центром колониальной торговли был Бордо. Центром восточного вывоза, т.е. средиземноморской торговли, после Утрехтского мира становится Марсель. Крупную торговлю вел также Лион: он ввозил из Леванта, Италии и Дальнего Востока 8--9.000 тюков шелка-сырца и не менее четверти своего продукта сбывал на иностранные рынки.

Так обстояло дело перед революцией, так преуспевал капитализм при неблагоприятных для него условиях старого порядка. Естественно, что деятели Учредительного собрания, представители поднявшейся к власти буржуазии, отнюдь не склонны были сохранять в неприкосновенности эти условия. Уничтожив сословие цеховых присяжных и звание мастера, они провозгласили абсолютную свободу труда, т.е., говоря точнее, абсолютную свободу капиталистического предприятия. После всего сказанного выше, мы, конечно, не можем придавать этому акту всеобщего значения. Это была мера исторически-неизбежная и для промышленного развития страны очень важная, особенно, если ее рассматривать в связи с общей ликвидацией остатков средневекового строя, но все же она для многих, и притом наиболее прогрессивных, отраслей промышленности лишь санкционировала уже совершившийся факт.

Как бы то ни было, до сих пор промышленная свобода была исключением, теперь она стала законом. Само собой разумеется, этот закон должен был отразиться губительно на благосостоянии старой привилегированной цеховой аристократии. Зато его горячо приветствовали все живые и жизнеспособные элементы французской буржуазии.

Период демократической диктатуры якобинцев, при всей их враждебности к богатым, не внес существенных перемен в судьбы французской буржуазии. Правда, многие ее представители серьезно пострадали от отдельных актов нарушения собственности, от принудительных займов, реквизиций и т.п. Правда, военное положение, застой в делах, закон о maximum'e вызвали массу банкротств. Но зато в тот же период многим удалось составить себе целые состояния, путем покупки и перепродажи национальных имуществ, путем всевозможных темных финансовых операций, поставок на армию и т.п. На ряду со старыми капиталистами появились новые, так называемые nouveaux riches, по размерам капиталов часто далеко оставлявшие за собой старых.

Если, таким образом, накопление капиталов продолжалось, и притом усиленно, даже в эпоху Конвента, то тем более должно это сказать про период реакции. Существенное различие лишь в том, что капиталисты, при Робеспьере всячески скрывавшие свои деньги от зоркого правительственного ока, при Директории смело выступили на авансцену, как настоящие хозяева Франции.

Ко времени вступления во власть Наполеона буржуазия, освобожденная Учредительным собранием, оттеснившая на задний план старое дворянство, пережившая более или менее благополучно страшное для нее время Конвента, щедро вознаградившая себя за пережитое унижение материальными благами, представляла собою господствующий класс в полном смысле этого слова. Как же отразилась эта перемена в ее положении на ее экономической деятельности? Как воспользовалась она своими новыми капиталами при новых условиях промышленной свободы?

Официальные данные эпохи консульства и империи свидетельствуют о непрерывном прогрессе индустрии. В этих данных есть некоторые преувеличения: в действительности "непрерывный прогресс" довольно часто, напр., в 1806 и 1811 гг., прерывался серьезными кризисами; в очень многочисленных отраслях индустрии вообще прогресс мало заметен. Но, в общем, за время правления Наполеона, главным образом, за его первые годы, французская промышленность, несомненно, сделала крупный шаг вперед. Период 1800--1806 гг. представляет одну из ярких страниц ее истории.

Особенно преуспевало хлопчатобумажное производство. В начале столетия во Франции совсем не существовало производство муслина, в 1806 г. в одном округе С.-Кентэна было уже 8.000 станков, изготовлявших канифас, муслин, перкаль и коленкор; этот округ производил 300.000 кусков в год. Французский коленкор шел уже наравне с английским. Быстро развивалось ситценабивное дело: один из ситцевых королей эпохи консульства Оберкампф, основавший свою мастерскую с 600 франков в кармане, в короткий промежуток времени завоевал рынок для своих indiennes и довел производство ситца до громадных размеров. Наконец повсюду возникали фабрики нанки и бумажного бархата.

Тот же Оберкампф основал первую бумагопрядильню. До 1789 г. механическое бумагопрядение было вовсе неизвестно во Франции. Теперь же самопрялка исчезает, заменяясь новейшими машинами английского образца, и уже через несколько лет прекращается совершенно спрос на английскую бумажную пряжу, за исключением самых тонких сортов.

Эта победа французского бумагопрядения свидетельствует о большой энергии капиталистов.

Наиболее трудно было бороться с английской конкуренцией в области шерстяного и суконного производства. Главное преимущество Англии состояло в высшем типе употребляемых в деле машин. Чтобы поддержать французских промышленников, из Англии был выписан известный машиностроитель Дуглас, снабдивший французские мануфактуры большим числом новых машин. На выставке 1806 г. были уже выставлены девять новых типов машин, а общее их число достигло 340.

Металлургия была еще в зачаточном состоянии. Правда, во Франции было до 150 железоделательных заводов, рассеянных по всей территории, и число сталелитейных все возрастало. Но лишь на одном заводе в Крёзо пользовались каменным углем.

Зато стеклянные заводы, гончарное дело, производство фарфора непрерывно развивались. В этом отношении Франция не имела конкурентов.

Паровых машин еще почти не было. В 1810 г. существовала лишь одна машина высокого давления и одна -- низкого, употреблявшиеся в водокачках. В бумагопрядении паровой мотор был применен впервые в 1812 г. Тем не менее, французская промышленность вступила уже вполне определенно в стадию машинного производства. И мы можем даже констатировать в изучаемый период социальные последствия этого факта: замену мастерской -- фабрикой, соединение некогда изолированных работников в казармах крупного капиталиста, образование резервной рабочей армии. Министр империи Шапталь со скорбью отмечает, что вследствие применения машин заработная плата понижается, масса рабочих лишается труда, все большая часть населения группируется вокруг фабричных зданий. Его скорбь объясняется, впрочем, не сочувствием к рабочим, но боязнью беспорядков с их стороны.

Вместе с машинным производством Франция узнала и промышленные кризисы. Впрочем, при объяснении кризисов наполеоновской эпохи, помимо обычных факторов, следует принимать во внимание еще и специфические условия, о которых будет сказано ниже. Как бы то ни было, вторая половина правления Наполеона в экономическом отношении далеко не так благополучна, как первая. Начиная с 1806 г., мы уже слышим жалобы промышленников то в той, то в другой отрасли индустрии, а к 1811 г. кризис принимает всеобщий характер.

Он охватил самые разнообразные местности и самые разнообразные отрасли производства. И нужно еще добавить, что он отнюдь не был скоропреходящим: о застое в делах и безработице говорят официальные доклады и 1812 и 1813 гг.

Должны ли мы признать, на основании этих данных, что французская промышленность в период 1806--1813 гг. регрессировала? -- Разумеется, нет. Кризисы -- неизбежная принадлежность капиталистического строя. Благодаря особым условиям кризис 1811 г. был чрезвычайно тяжел. Но, все же, и в техническом отношении, и по количеству вложенных в индустрию капиталов, и по числу занятых рабочих рук Франция 1812 г. ушла далеко от Франции 1800 г.

Хлопчатобумажная промышленность продолжала быстро расти вплоть до кризиса: в 1812 г. число веретен превосходит миллион, и общее количество продукта достигает 10 1/2 милл. килограммов. Насчитывают более 100 механических бумагопрядилен, 70.000 ткацких станков, валовой доход производства равен приблизительно 190 милл. франков. Производство шерстяных материй занимает громадное число рабочих: в Седане 18.000 при 1.550 станках, в Каркассоне 9.000 при 290, в Реймсе 20.000 при 6.265. Фабрикация льняных тканей, наоборот, падает, уступая место тонким бумажным тканям. В С.-Кептэне в этой отрасли промышленности занято 40.000, в Дофинэ -- 17.000 рабочих. Производство шелка пережило за изучаемый период технический переворот, благодаря изобретению Вокансоном сучильной и тростильной машин, а также некоторым более мелким усовершенствованиям; цена шелка значительно понизилась. В Лионе в 1812 г. было 15.500 ткачей при 10.700 станках против 5.800 ткачей и 3.500 станков в 1800 г., в Ниме 13.700 при 5.000 против 3.450 и 1.200, в департаменте Луары в производстве шелковых лент занято 15.400 рабочих. В производстве шелковых тканей в Лилле занято 52.000 рабочих в 1812 г. против 26.000 в 1800 г. Металлургия развивалась гораздо медленнее: в 1812 г. считалось 230 доменных печей, производивших 99.000 тонн чугуна против 61.500 тонн в 1787 г. Потребление каменного угля возросло с 25.000 до 92.900 тонн.

Приведенные данные принадлежат уже упоминавшемуся нами Шапталю. Можно предположить, что цифры несколько преувеличены, особенно, если относить их к 1812 г. -- году, непосредственно следующему за кризисом 1811 г. Наиболее вероятно, что они соответствуют положению промышленности перед кризисом, в момент ее наивысшего подъема. Как бы то ни было, у нас нет оснований признать их чистой выдумкой Шапталя.

Мы уже отмечали тот факт, что зарождение наполеоновской монархии приветствовалось и сельской буржуазией и сельской демократией, поскольку последняя была удовлетворена в своем стремлении к земле. То же можно сказать и о городском населении: индустриальная буржуазия, напуганная революцией, видела в Наполеоне олицетворение идеи "порядка", а демократические элементы городов, утомленные политикой и разочарованные в ней, рады были наступлению внутреннего мира, который должен был усилить спрос на их труд и дать более прочное обеспечение их экономической деятельности. Конечно, экономическая политика правительства не была в состоянии отвечать одновременно интересам столь различных групп. К тому же удельный вес буржуазии после разгрома дворянства и поражения демократии был так велик, что в выборе Наполеона не могло быть и сомнения. Чтобы упрочить свое положение, он должен был искать поддержки в самом сильном в данный момент классе общества, должен был служить его интересам. И действительно, экономическая политика консульства и империи носят определенно буржуазный характер.

Революция освободила промышленность, но она не дала ей соответствующей новым нуждам организации. Между тем буржуазия несомненно, испытывала потребность в некоторых объединяющих органах, которые давали бы ей возможность обсуждать коллективно вопросы экономической политики и оказывать коллективное же давление на правительство. Такие органы и были созданы Наполеоном в XI г. в виде промышленных и торговых палат. Они состояли из представителей, избранных наиболее видными лицами торгово-промышленного класса, под председательством должностного лица. Их решения передавались в министерство внутренних дел, при котором был учрежден особый генеральный совет торговли, концентрировавший и обсуждавший все предложения и требования буржуазного мира. Все это здание представительства буржуазных интересов было завершено в ХII году организацией особой торговой секции в одном из высших государственных учреждений -- в государственном совете.

Описанная система организовала буржуазию; в том же XI г. Наполеон дал известную организацию и пролетариату, разумеется, в несколько ином духе. Введением обязательной рабочей книжки и целым рядом относящихся к ее применению постановлений пролетариат был отдан под двойной и при том очень суровый надзор -- полиции и нанимателей. Одновременно быль исправлен революционный закон о коалициях. Как известно, он карал за коалицию одинаково как капиталистов, так и рабочих; правительство консульства нашло это несправедливым, и установило высшую норму наказания для первых в месяц тюрьмы, для вторых в 3 месяца. К тому же коалиция первых но новому закону считается преступной лишь в случае их стремления к несправедливому понижению рабочей платы, стремление вторых к повышению платы признается всегда преступным. Законодательством Наполеона буржуазия и пролетариат были впервые ясно и определенно противопоставлены друг другу, как две неравноценные и неравноправные категории граждан.

Не менее ярко сказываются буржуазные тенденции в таможенной политике Наполеона. Ее характер вполне определяется двумя тесно связанными между собой идеалами. Эти идеалы -- завоевание внешнего рынка для продуктов французской промышленности и вытеснение английской конкуренции; средства, к их достижению -- доведенный до крайности протекционизм (система континентальной блокады) и военное принуждение. Что касается целей, то они, бесспорно, были намечены правильно, т.е. в полном согласии с реальными интересами французской буржуазии. Но события показали, что принятые к их достижению меры не только не привели к желаемому результату, но, наоборот, в конечном итоге оказали чрезвычайно вредное влияние на развитие индустрии и торговли. Еще до объявления континентальной блокады, во время обсуждения вопроса о таможенных тарифах в государственном совете, обнаружилось, что среди французской буржуазии не существует на этот счет единогласия. Та часть промышленников, которая нуждалась во ввозе сырых материалов, горячо протестовала как против запрещения их ввоза, так и против обложения их высокой пошлиной. Так, напр., уже известный нам владелец ситценабивной фабрики Оберкампф не согласен на запрещение английских бумажных тканей: обладатель шести бумагопрядилен Ришар-Ленуар выступает в этом пункте против Оберкампфа, но зато сам возражает против запрещения ввоза хлопка, и т.д. и т.д. Тем не менее, циркуляр императора по поводу континентальной блокады, разосланный торговым камерам, был в большинстве их встречен с энтузиазмом.

Этот энтузиазм должен был скоро испариться. Дело в том, что разрыв торговых сношений с Англией повел к прекращению не только ввоза английских продуктов, но и вообще морской торговли Франции. Английский флот изолировал Францию от колоний, которые были фактически ею потеряны. Сношения с Востоком были тоже затруднены. С другой стороны, принуждение континентальных государств к блокаде имело для их экономического благосостояния пагубные последствия: медленно завязывающиеся торговые сношения нельзя перестроить повелением деспота, как бы силен он ни был. В результате общей депрессии спрос на продукты французской промышленности не только не возрос, но, наоборот, упал. В 1806 г. французский вывоз был равен 456 милл., в 1812 г. -- 383 милл.

В 1811 г. ближайшие итоги наполеоновской политики, в виде общего кризиса, были уже вполне ясны для французской буржуазии. В отчетах о положении промышленности за 1811 г., составленных безусловно на основании заявлений промышленников, причины кризиса указаны определенно: недостаток сырых материалов вследствие прекращения морских сношений и сокращение рынка, особенно заграничного.

Эти печальные итоги сразу значительно охладили отношение буржуазии к императорскому режиму. И ни субсидии, ни премии, ни казенные заказы не могли уже восстановить прежнего энтузиазма. Буржуазии был нужен мир во что бы то ни стало и восстановление торговых сношений. Если Наполеон мешал этому, то они ничего не имели против того, чтобы дать ему расчет, как дают расчет неумелому приказчику.

1.2 Кодекс Наполеона

Создание Гражданского кодекса французов 1804 г. (Кодекса Наполеона), оцениваемое как начало нового периода истории французского гражданского права, стало наиболее значимым событием в истории европейского права XIX столетия. Кодекс стал не только национальным достоянием Франции, но и получил широкое распространение во многих частях Европы. Его достоинства были оценены не только во Франции, но и во многих других странах. Французское гражданское право было воспринято многими народами.

Одной из причин распространения кодекса была внешняя завоевательная политика Наполеона Бонапарта. Из Франции кодекс перешел в Европу, "он следовал за французским оружием и одерживал вместе с ним победы". Территория влияния Франции расширялась, и помимо самой Франции включала Бельгию, Голландию, левый берег Рейна от Везеля до Базеля, полосу Северной Германии до Балтийского моря, часть Швейцарии, Пьемонт, Тоскану и Папскую область. Во всех этих странах кодекс Наполеона приобретал силу положительного закона. Также он действовал в Неаполе, большинстве мелких княжеств Германии, в Данциге, в Великом герцогстве Варшавском. Так Наполеон стал законодателем не только во Франции, но и во многих частях Европы. Здесь образ Наполеона-военачальника вытесняется фигурой законодателя, и он предстает как юрист и миротворец.

При этом широкое распространение кодекса Наполеона нельзя объяснить только завоевательной политикой Франции. Есть территории, вообще не имевшие французского политического влияния, и где кодекс закрепился на целое столетие, где к его принципам возвращались после временной антифранцузской реакции (напр.: Луизиана, Бельгия, Женева и др.).

Одним из достоинств, принесшим кодексу популярность, стал простой, ясный и точный язык его изложения. "Каждая из статей дает полное и законченное понятие, и для установления смысла отдельного положения законодатель не прибегает к этим постоянным ссылкам на другие параграфы, которыми так затрудняется чтение нового германского уложения". Даже если на некоторых европейских территориях кодекс не был введен в действие в переведенном или переделанном виде, он послужил основой и образцом систематизации и последующего развития национального гражданского законодательства. Так, закрепленные в нем принципы легли в основу некоторых европейских кодексов (итальянского, испанского, саксонского).

Процесс приспособления к новым гражданско-правовым порядкам проходил несмотря на то, что после завоевания народы, симпатизировавшие ко всему французскому, напротив, стали ненавидеть французские идеи. В связи с этим представляется, что кодекс соответствовал потребностям и мировоззрениям многих людей и за пределами Франции.

После падения режима Наполеона, во многих государствах наступила реакция против французского вообще, и французского законодательства в частности. Такой поворот событий также имеет политические предпосылки. Некоторые государства отказывались от кодекса Наполеона не потому, что он не соответствовал уровню развития гражданско-правовых отношений или духу исторически сложившегося национального права, а потому что напоминал о притеснениях и унижениях народа. Однако некоторые государства сохранили, и длительное время продолжали пользоваться кодексом Наполеона. Так, в течение всего XIX века население Царства Польского и прирейнских княжеств Германии прекрасно приспособилось и не испытывало никаких затруднений при применении чужеземного кодекса.

Безусловно, создание гражданского кодекса стало событием общеевропейского масштаба и обусловило широкое распространение французского законодательства. Некоторые называют его "кодексом современного цивилизованного мира", полагая, что Франция "своим гражданским кодексом установила лучшую форму общественного строя". "Таким путем Франция вознаградила человечество за кровь, пролитую во время войны, и несколько компенсировала зло, причиненное современному поколению, теми огромными благами, которые она обеспечила грядущим поколениям". В течение всего XIX века французское законодательство господствовало в Европе, и законодательства государств не могли не считаться с его принципами и положениями. А благоприятную основу для его распространения создали французская философия и культура XVIII века.

За XIX век существенно изменились социально-экономические условия жизни общества, и кодекс Наполеона, уже во многом не соответствовал потребностям гражданского оборота. Но французы держались за основополагающие принципы гражданского права и не допускали радикального пересмотра кодекса. "В то время, как прорываются на свет учения, грозящие разрушением всему социальному (существующему) строю, и находят себе сторонников, когда предлагают заменить законный брак свободным сожительством, когда на собственность делаются нападения во имя социального равенства, забывая, что неравенство составляет один из основных законов природы, когда попирают доверие, которое свойственно договорам, когда некоторые судьи, избранные равными и предназначенные внести мир между капиталом и трудом, унижают и извращают свои обязанности до того, что заранее обещают признавать правыми рабочих, а виновными предпринимателей - было бы опасно открывать простор для обсуждения широких социальных задач, разрешенных уже нашим кодексом".