Огромное значение в судьбах войны в сложившейся ситуации приобретала позиция Болгарии. Как отмечал корреспондент "Кельнише цайтунг" на Балканах: "Нейтралитет Болгарии. позволял Турции вести войну, объединившись с нами. т.е. обеспечивал связь между Германией и Турцией" [31, с.113]. Сразу же после заключения Бухарестского мира 1913 г. управление страной перешло к либеральной партии прогерманской ориентации. Ее лидер Васил Радославов сформулировал основной принцип своей политики следующим образом: "Достижение народных идеалов с помощью Австрии, а не России". Впрочем, эти идеалы, лежавшие в Сан-Стефанской Болгарии, были одинаковы для всех болгарских правительств. Разница между ними была только в том, на какую страну предлагала опираться та или иная сила. Стамбуловисты, представителем которых условно можно было назвать и Радославова, традиционно занимали русофобские позиции. "Порядок вещей после второй Балканской войны, - отмечал глава Фориноффиса Э. Грей, - был основан не на справедливости, а на силе. Он создавал непреодолимые сложности в будущем" [48, с.443]. Одним из зримых последствий этого нового порядка на Балканах была проблема беженцев в Болгарии. На июнь 1914 г. в стране их было 140 тыс., только в Софии находилось 8,7 тыс. беженцев, единственным пропитанием которых были хлеб и вода. Болгария и Турция остались одинаково неудовлетворенными условиями Бухарестского мира 1913 г., обе жили с надеждой на реванш.

В первой половине сентября 1914 г. направленность болгарской политики изменилась, по словам французского посла, в сторону "благоразумного нейтралитета". Он же перечислил и причины этих изменений: русские победы в Галиции, выжидательная позиция Турции и неудача австро-германских действий в Бухаресте.

Летом и осенью 1915 г. все изменилось. Англичане и французы несли потери на Галлиполийском полуострове, русские отступали в Галиции и Польше. Последствия этого отступления давали о себе знать далеко за пределами Балкан - в Британской Индии, Афганистане и Персии. Однако сами немцы не были так уверены в своей победе, и именно поэтому активно искали болгарского союза. Это было необходимо для того, чтобы не только не допустить обвала хрупкого баланса на Проливах, но и заполучить колебавшуюся Румынию в союзники. Румынское правительство попыталось добиться от Вены территориальной компенсации за свой нейтралитет. Однако против этого категорически выступили военные и политики - они считали, что компенсация могла бы быть предоставлена только при условии вхождения Румынии в войну в качестве союзника Германии и Австро-Венгрии. Венгерские же политики, с мнением которых не могли не считаться в Вене, были категорически против любых уступок в спорном районе со смешанным румыно-венгерским населением в Трансильвании. Здесь политика главы венгерского правительства графа Иштвана Тиссы сводилась к постоянной и довольно жесткой мадьяризации румынского населения. Местные власти были представлены исключительно венграми, количество румынских школ сокращалось из года в год. Количество румынских депутатов в венгерском парламенте постоянно сокращалось. Итак, немецкие успехи вызвали в Бухаресте всего лишь колебания.

Но для того, чтобы русские продолжали отступать, а румыны - колебаться, Германии нужно было удержать Проливы. Насколько тяжелым было положение, отражает тот факт, что немцы через своего посланника в Бухаресте попытались договориться с сербами о транзите боеприпасов через их территорию в Турцию. В случае согласия Берлин обещал не возобновлять наступление на Сербию. Предложение не было принято. После этого у немцев не осталось выбора - они сделали ставку на Болгарию. Трубецкой дал совершенно верное описание проблемы: "Именно Болгария играла решающую роль того дополнительного веса, который, в конце концов, опрокинул чашу весов; географическое положение предопределило эту ее роль" [19, с.58]. Безусловно, если бы Болгария отказалась от вступления в войну на стороне Центральных держав, то ее последствия для России могли быть совершенно другими. Для германской стратегии болгарский вопрос весной-осенью 1915 г. был, прежде всего, вопросом восстановления прямого сообщения с Турцией. В сентябре 1915 г. немецкий посол в Турции барон фон Вангенгейм предельно ясно изложил причины этой политики: "Без Болгарии мы не можем удержать Дарданелл" [33, с.16].

24 августа 1915 г. в Софии был подписан германо-болгарский договор, сроком действия до конца 1920 г. По его условиям Берлин выделял Софии помощь в размере 200 млн. левов. Однако к договору прилагалась тайная конвенция, в которой эта помощь проходила в качестве военного займа. По этому документу Германия гарантировала Болгарии приобретение спорной и бесспорной зоны в Македонии по отношению к договору 1912 г., а также часть пограничной сербской территории. В случае нападения Румынии на Болгарию, Австро-Венгрию или Турцию Германия гарантировала Болгарии возвращение потерянных по Бухарестскому миру территорий. То же самое относилось и к Греции. Это было почти максимальное удовлетворение территориальных претензий Софии. Но без решения болгаро-турецких противоречий, в центре которых была часть Македонии и Одрин (Адрианополь), враждебность болгарской политическое элиты к России и ее союзникам не могла реализоваться в более конкретное выступление. Ключом к болгарским симпатиям была Македония. Однако и правительство младотурок, несмотря на далеко не блестящее положение на Дарданелльском фронте, не было настроено в пользу уступок. Среди турецкого правительства отношение к болгарам оставалось враждебным вплоть до сражения в Добрудже, где болгары вместе с турками выступили против русских, доказав, что они достойны доверия Стамбула. Болгарию считали абсолютно ненадежным союзником, наследный принц Юсуф-Изеддин был против соглашения с Болгарией путем передачи последней турецкой территории. В такой обстановке и вынуждена была действовать германская дипломатия [31, с.303].

25 августа 1915 г., т.е. на следующий день после заключения германо-болгарского договора, была заключена и конвенция об исправлении границы между двумя государствами. Германии удалось достичь договоренности между Константинополем и Софией. Германский военный атташе в Турции - полковник фон Лейпциг, назначенный послом в Софию, решил проблему, подготовив договор, предусматривавший передачу части оспариваемых владений Османской империи в пользу Болгарии. Уступка внешне выглядела скромно: предусматривалась передача болгарам около 1,5 тыс. кв.км, в частности Димотика, Караагача и половины Адрианополя. Однако это была стратегически важная территория. Особенно значительной потерей для турок был участок железной дороги София - Дедеагач длиной около 70 км. Теперь болгары, не владея портом, контролировали его перевозки.

Это соглашение стоило его автору жизни. По дороге в Константинополь, куда он вез текст договора с целью его ратификации, он был убит. Все-таки договор был ратифицирован.

Продолжением германо-болгарского союза стала военная конвенция между Болгарией, Германией и Австро-Венгрией, заключенная в германской главной квартире. Для того чтобы повлиять на "недостаточно устойчивое относительно России" местное население, в Варну и Бургас отправлялись германские части и субмарины. На болгарские радиостанции в Софии и Варне был назначен германский персонал. Крайним сроком болгарского выступления было 11 октября, а мобилизация должна была начаться 21 сентября. Но и в сентябре 1915 г., когда, казалось, все уже было решено, болгарские политики продолжали двойную игру.

22 сентября началась болгарская мобилизация - известие о ней вызвало в России сильнейшую волну негодования [4, с.85]. С самого ее начала было ясно, против кого она направлена и к чему приведет. Впрочем, даже в эти дни болгарский премьер продолжал убеждать лидеров оппозиционных партий, что проводится политика строго вооруженного нейтралитета и нет никаких соглашений, обязывающих Болгарию выступить на стороне Турции или Германии. Болгарские войска с самого начала сосредотачивались на сербской границе. В Турции эта весть была принята с восторгом. "В городах произошли демонстрации, враждебные России и дружественные Центральным державам, - говорилось в сводке сведений штаба Черноморского флота от 12 (25) сентября. - В Константинополе известие о болгарской мобилизации принято с большим энтузиазмом; перед болгарской миссией состоялась манифестация в честь Болгарии, Австрии и Германии" [44, с.167].

2 октября 1915 г. министр иностранных дел С.Д. Сазонов поручил русскому посланнику в Софии А.А. Савинскому предъявить болгарскому правительству ультиматум: в 24 часа удалить из армии германских и австрийских офицеров и прекратить сосредоточение войск на сербской границе. Из-за болезни посланника документ был вручен Радославову только 4 октября. Болгарский премьер-министр признал, что действует по соглашению с Германией и что его страна собирается напасть на Сербию. Тем не менее, он заявил, что ничего не замышляет против великих держав Антанты, и отклонил всякую ответственность за дальнейшие события. Союзники истолковали этот ответ как лицемерный. В тот же день русский, французский и английский дипломатические представители получили свои паспорта.5 октября болгарские части начали обстрел сербов на границе, 11 октября болгарская армия перешла к масштабному вторжению, причем официально война была объявлена только 12 октября. Греция и Румыния свои союзнические обязательства перед Сербией не выполнили, ввязываться в войну с Центральными державами они не хотели [48, с.452].

В разговоре с представителем сербской армии в Ставке, военным агентом Сербии полковником Брониславом Лонткиевичем, начальник штаба генерал М.В. Алексеев обратил его внимание на необходимость задержать болгарскую мобилизацию даже путем нападения на Болгарию [45, с. 193]. Однако для реализации плана превентивной войны у самих сербов не было достаточных ресурсов. Единственное, что они действительно могли сделать - это попытаться максимально использовать время для подготовки к наступлению болгар. К болгарской границе были переброшены и незначительные резервы сербской пехоты. Начальник штаба верховного командования сербских вооруженных сил Путник надеялся остановить болгарское наступление, максимально используя преимущество, которое ему давало спокойствие под Белградом.

Лонткиевич и Спахнкович - сербский посол в России - обратились в Ставку с просьбой послать русский корпус. Сербское командование надеялось, что появление в регионе русских солдат может вызвать антикобургский переворот в Болгарии. Командующий Черноморским флотом Эбергард поддержал эту идею. С его точки зрения, Германии - необходимо было получить гавани в качестве ближней промежуточной базы для операции на Босфоре. В пользу этого был примитивный расчет: расстояние от Батума до Босфора составляло 500, от Севастополя - 300, от Констанцы - 188 миль, от Бургаса - 121 милю. Кроме того, в ходе высадки войска могли получить и крайне необходимый опыт. Одновременно сербское правительство просило Францию о посылке на Балканы 150-200 тыс. солдат. Алексеев поддержал эту просьбу, предложив организовать совместное выступление стран Антанты для помощи Сербии и оказания давления на Болгарию, однако это имело бы смысл только в случае немедленной реализации плана [39, с.79-81]. Затянувшееся обсуждение лишало смысла эти меры, а отрицательное отношение к ним военных руководителей Англии, Франции и Италии превращало разгром Сербии лишь в дело времени. Появление 12 сильных болгарских дивизий в тылу у сербов не оставляло им никакой надежды на отражение вражеского наступления. Отряды комитаджей были сведены в особый македонский легион, действовавший вместе с регулярными болгарскими войсками в Вардарской Македонии.17 октября Путник обратился к Алексееву с призывом о помощи. По его мнению, возможный прорыв болгар в долину Моравы ставил сербскую армию в безвыходное положение.5 (18) октября 1915 г. Россия объявила войну Болгарии.

Своеобразным сюрпризом для правительства Радославова была бомбардировка русским флотом Варны 27 октября 1915 г., произведенная, по свидетельству Сазонова, по требованию союзников [10, с.288]. Свидетельство Сазонова подтверждается телеграммой Николая II Алексееву от 29 сентября (12 октября) 1915 г.: "Союзные нам правительства настаивают на посылке хотя бы одной бригады русских войск на помощь Сербии через Архангельск и на бомбардировке укреплений у Бургаса и Варны несколькими судами черноморского флота. Я дал на это свое принципиальное согласие" [6, с.420].

Но бомбардировка Варны произвела положительный для России эффект только в Румынии, где убедились в том, что Черноморский флот может быть серьезной угрозой для ее берегов. Это была разовая акция и вскоре Черноморский флот перешел к практике набегов эсминцев на линии Констанца - Константинополь и Варна (Бургас) - Константинополь [32, с.134].

5 октября массивной артиллерийской подготовкой, в которой приняло участие 170 тяжелых орудий и 420 тяжелых минометов, началось австро-германское наступление на Сербию. По оценкам британского генерального штаба в наступлении принимало участие 450 тыс. австро-германцев, 150 тыс. болгар, возможно до 100 тыс. турок. В ночь с 8 на 9 октября Белград был оставлен [31, с.310].

В этот же день австрийцы атаковали Черногорию.11 октября болгарские войска под командованием генерала Богачева начинают массированное вторжение в Сербию. 19 октября болгары достигли важнейшую из стоявших перед ними задач, взяв Вранья. Единственная линия снабжения сербской армии была прервана. Болгары быстро наступали вдоль железной дороги на Скоппе. Началась "сербская Голгофа" - великое отступление сербской армии, сопровождавшееся массовым исходом гражданского населения, опасавшегося репрессий со стороны австро-германо-болгарских оккупантов.

В начале австро-германского похода в Сербию президент Франции пришел к выводу: "Если Австрии и Германии удастся проложить себе путь к Константинополю, то, выгоним ли мы их из Франции, они все равно останутся хозяевами Европы [15, с.100]. От открытия Проливов, считал адмирал А.Д. Бубнов, сотрудник Морского штаба Верховного главнокомандующего, "безусловно зависел исход войны" [1, с.114]. Открытие Проливов для вывоза русского хлеба и исправления таким образом финансового положения страны и ввоза военной продукции с точки зрения Алексеева было необходимо: "разумно можно будет рассчитывать на достижение цели войны: изгнания врага из наших пределов и сокрушения опасной для нашего существования военной мощи Германии. Преследовать иные цели - значит гоняться за миражем" [10, с. 207].

Судьба войны на истощение, навязанной союзниками Германии, решалась на Западном фронте, но для победы во Франции немцам необходимо было максимально освободить силы на Востоке, минимизировать негативное воздействие блокады на экономику Германии, продолжать удерживать Россию в режиме фактической блокады.

18-22 ноября 1915 г. воевода Путник предпринял последнюю попытку прорваться к Монастырю и Салоникам, когда она провалилась, сербская армия была вынуждена отступать к Адриатике. Потери среди ее солдат и офицеров превысили 120 тыс. человек, более половины первоначального состава. В начале декабря 1915 г. Центральные державы закончили сербский поход, дойдя до греческой границы. Германское командование получило свободную от противника внутреннюю оперативную линию от Северного моря до Тигра. Германская экономика приобретала столь необходимую ей сырьевую отдушину. Это был стратегический успех, который давал возможность Германии одновременно дышать самой и душить Россию. "Разрыв этой артерии в 1918 году, - вспоминал Тирпиц, - был существенной причиной проигрыша войны" [18, с.284].

Победа Германии на Балканах окончательно решала судьбу Дарданелльской операции.10 декабря началась эвакуация Галлиполи, 8-9 января 1916 г. последний солдат союзников покинул позиции на Проливах.16 января было восстановлено железнодорожное сообщение между Германией и Турцией.18 января первый экспресс Берлин - Константинополь пришел в Софию. "1915 год кончился для нас плюсом", - так оценивал ситуацию командующий германскими войсками на Востоке генерал Э. Людендорф [13, с.143].

Начальник штаба Ставки - Алексеев предлагал оставить на западном и восточном (Турция) фронтах только те силы, которые способны были бы предотвратить любой возможный успех противника и "нанести решающий удар мощными комбинированными силами в направлении наиболее опасном для противника и по линии, где он наименее подготовлен к этому удару". Этим направлением Алексеев считал Австро-Венгрию, которую и предлагал в качестве основной цели большого наступления Антанты на 1916 г. Союзники по этому плану должны были сконцентрировать не менее 10 армейских корпусов на Балканах и начать наступление на Сербию, а, выйдя к Дунаю, основной удар нанести по Будапешту. Главное наступление русской армии также силой не менее 10 армейских корпусов должно было начаться на Юго-Западном фронте в направлении к Карпатам, Венгерской долине и Будапешту. Эти действия должны были помочь открыть итальянской армии дорогу на Вену. Задачу защиты тыла союзников Алексеев возлагал на сербов. Создание линии оккупации Брест-Литовск - Лемберг (Львов) - Будапешт он считал важнейшим залогом перелома в войне и достижения преобладающего влияния в нейтральных Греции и Румынии [31, с.318].

Эти же предложения через бельгийского представителя в Ставке генерала Пьера де Лагиша были отправлены и к назначенному в декабре 1915 г. верховным командующим всеми французскими армиями маршалу Ж. Жоффру. Французское командование не поддержало их. Жоффр по-прежнему оставался сторонником удара на западе, и, кроме того, он сомневался в том, что наступление русской армии на австро-венгерском направлении было соответствующим образом материально обеспечено. Однако необходимо отметить, что обеспеченность русского наступления на германском участке фронта отнюдь не вызывала сомнения у французского главнокомандующего. На то, что сербская армия будет боеспособна в ближайшие несколько месяцев, Жоффр вообще не рассчитывал. Предложения Алексеева не получили поддержки английского командования. Начальник имперского генерального штаба А. Мюррей отмечал, что из предложений русской стороны не ясно, идет ли речь о двух - или трехдивизионном составе корпуса. В первом случае состав планируемой англо-французской группировки равнялся бы 400 тыс. человек, что приблизительно равнялось численности болгарской армии, а во втором - 600 тыс., что не давало гарантии достижения численного превосходства перед наступлением, так как в Македонию могли бы быть переброшены турецкие, а в случае необходимости австро-венгерские и германские части [33, с.21].

Следует отметить, что за октябрь, ноябрь и декабрь 1915 г. подводные лодки противника потопили 44 английских и 38 союзных и нейтральных парохода. С января 1916 г. эти потери пошли на убыль, но говорить об этом с уверенностью в декабре 1915 г. никто не решился бы. Изучив план русской стороны, Жоффр пришел к выводу, что он невыполним, поскольку союзники не в состоянии были осуществить переброску, снабжение и маневр франко-англо-итальянской группировки в 800 тыс. солдат и офицеров, а именно эту цифру французская сторона считала необходимой для обеспечения превосходства, достаточного для перехода в наступление на Балканах. Погодные и транспортные условия на Салоникском фронте также вызывали опасения у командования [31, с.318].

Координация военных усилий и даже военного планирования союзников шла туго. Даже прямая связь между русской Ставкой и союзниками была налажена только к началу 1915 г., когда между Мурманским берегом и Шотландией был протянут телеграфный кабель. Немаловажную роль играл и личностный фактор. Российский военный атташе во Франции полковник А.А. Игнатьев довольно точно отметил: "Жоффр и его окружение с полным основанием считали Николая Николаевича другом Франции и французской армии, но царский двор оставался для них загадочным. Они, конечно, понимали, что вершителем всех вопросов явится не царь, а его начальник штаба, генерал Алексеев, но с ним они не были знакомы и могли судить о нем только по донесениям своих представителей в России. Неразговорчивый, не владеющий иностранными языками, мой бывший академический профессор не был, конечно, создан для укрепления отношений с союзниками в тех масштабах, которых требовала мировая война" [8, с.217]. Игнатьев несколько преувеличивал. Но, безусловно, Алексеева Жоффр оценивал гораздо ниже, чем Николая Николаевича-младшего, хотя и относился к этому русскому генералу с уважением.

Контакт осложнялся и тем, что Джон Генбери-Вилльямс, назначенный на пост представителя Британии при русском командовании скорее по соображениям придворно-репрезентативным, не владел русским языком. Начальник штаба Ставки не сработался и с предыдущим французским военным представителем при Ставке генералом По. Как отмечает Жоффр, "в Ставке наши офицеры вежливо игнорировались, им было очень трудно узнать о планах русского Высшего командования". Необходимо также отметить, что именно о плане наступления на Балканах генерал По все же был информирован. Обращает на себя внимание и тот факт, что Алексеев был, судя по всему, абсолютно незнаком с особенностями борьбы "западников" и "восточников" во Франции и Англии.

На конференции в Шантильи в начале декабря 1915 г. английская, французская и итальянская стороны выступили единым фронтом против предложений русской Ставки. Основную роль играл маршал Жоффр. Именно он был инициатором принятия союзниками своего единого оперативного плана на 1916 г.6-9 декабря 1915 г. он был окончательно принят конференцией.

Основным содержанием этого решения было признание того факта, что решение войны будет достигнуто на главных театрах, во Франции, Италии или России, а на второстепенные театры следует выделять как можно меньшее количество войск. Исходя из этого, экспедиционные силы союзников эвакуировались из Галлиполи, но в Салониках должны были остаться пять британских, четыре французских и шесть сербских дивизий [7, с.13]. К этому следует добавить лишь то, что Алексеев в феврале 1916 г. был настроен против вступления Румынии в войну, невысоко оценивая потенциал ее армии. Алексеев не хотел и того, чтобы нейтралитет Румынии был нарушен, но при этом, естественно, не желал, чтобы румыны перешли на сторону противника. Если бы это произошло и румынская армия получила бы при этом эффективную поддержку немцев, то весенне-летнее наступление русской армии, по мнению Алексеева, было бы сорвано.

Так или иначе, союзники не поддержали предложения Алексеева, и это определило главные направления ударов Антанты именно по германским участкам фронта, вылившиеся в бесперспективные наступления между озерами Нарочь и Вишнев и на Сомме.

Недооценка Балкан как самого слабого звена в обороне Центральных держав привела союзников к неразумному использованию своих ресурсов. Над союзным командованием тяготел кошмарный образ сорвавшейся Дарданелльской операции. Между тем Проливы были необходимы Антанте как точка, окончательно блокировавшая осажденную Центральную Европу, но более всего в этом нуждалась Россия, также фактически находившаяся в блокаде. Кроме того, по мнению автора работы, отказ союзников усилил подозрения к ним русской стороны. В марте 1916 г. Алексеев в разговоре с начальником оперативного отделения Ставки генералом М.С. Пустовойтенко так отозвался о партнерах по Антанте: "Нет, союзникам вовсе не надо нас спасать, им надо спасать только себя и разрушить Германию. Вы думаете, я им верю хоть на грош? Кому можно верить? Италии, Франции, Англии? Скорее Америке, которой до нас нет никакого дела" [31, с.323]. Подтверждением этого высказывания является подписание так называемого "соглашения Сайке - Пико" 9 марта 1916 г. о разделе Азиатской Турции. Инициатива принадлежала западным державам. С английской стороны переговоры вёл Сайке, с французской - Пико.9 марта 1916 г. результаты сговора между Сайксом и Пико были сообщены русскому правительству. Это был план захвата Антантой большей части Оттоманской империи, включая часть чисто турецких областей. Сазонову очень не понравилось, что между русскими, французскими и английскими владениями не оставлено какого-либо буферного государства. Да и вообще у него возник целый ряд возражений. Последовали новые переговоры. Только после длительного торга и ряда поправок русское правительство признало соглашение Сайке - Пико.26 апреля состоялось подписание франко-русского соглашения (в дальнейшем одобренного Англией) о размежевании обоюдных претензий на Азиатскую Турцию, 9 и 16 мая - соглашения между Англией и Францией по тому же самому вопросу. Два последних документа и вошли в историю под наименованием "соглашения Сайке - Пико" [42, с.117].

Англия получала Месопотамию с Багдадом, но без Мосула. Большая часть Аравии признавалась сферой английского влияния. Палестина подпадала под международный контроль, но Англии предоставлялись порты Хайфа и Акра.

Франция получала Сирию, Малую Армению, Киликию, значительную часть Курдистана ж даже часть восточной Анатолии. В качестве сферы влияния она приобретала сверх того часть Аравии, расположенную к северу от границы Неджда, и Мосульскую область с её нефтеносным районом.

Россия приобретала области Трапезунда, Эрзерума, Баязета, Вана и Битлиса, часть Курдистана и полосу вдоль Черноморского побережья, к западу от Трапезунда. Всё это - сверх того, что ей было предоставлено по соглашению о Константинополе и проливах. Французские железнодорожные концессии на территории, отходившей к России, сохраняли свою силу.

Доли Италии не определили, поскольку, начав войну с Австрией, она всё ещё мешкала с объявлением войны Германки. В августе 1916 г. она, наконец, решилась на этот шаг, и после этого ей был на карте выкроен огромный кусок южной и юго-западной Анатолии, включавший Адалию, Кониго, Айдин и Смирну. Словом, от Турции оставалась только центральная и северо-восточная Анатолия.

С самого начала войны Англия развила широкую деятельность своих агентов среди арабов. Во главе этих агентов стоял знаменитый разведчик полковник Лоуренс. Этой восточной дипломатией британского империализма руководило не столько Министерство иностранных дел, сколько Интеллиджене Сервис. В июне 1916 г. при активном участии этих агентов вспыхнуло арабское восстание.

Французский империализм через Пико развил в Сирии работу, аналогичную деятельности Лоуренса. Инструкция, которую получил Пико от председателя Совета министров гласила: "Раздачей денег вы будете вознаграждать дезертиров и набеги против железных дорог и путей сообщения. Племенам, которые выскажутся в благоприятном для нашего дела смысле, вы раздадите оружие и амуницию и организуете из них банды, способные тревожить нашего неприятеля. Находись посредством информационной организации в тесном контакте с арабами, вы будете направлять и согласовывать их движения. Наконец, вы создадите при себе совет, состоящий из делегатов различных вождей, и будете направлять их стремления" [38, с.430].

Вся эта политика активно поддерживалась капиталистами, имевшими интересы на Ближнем Востоке.

Между тем Константинополь по-прежнему был основным коммуникационным центром и наиболее уязвимой точкой Турции. Здесь встречался грузопоток из Европы (боеприпасы и другая продукция промышленности) и из Азии (уголь и продовольствие из Анатолии). Положение с продовольствием в Константинополе было не просто трагически тяжелым, но и опасным для интересов Германии. Голод начался еще в конце 1914 г. вместе с мобилизацией.

В 1916 г. голод охватил и турецкий тыл, и армию. Положение усугублялось эпидемией азиатской холеры. В начале 1916 г. в Константинополе ежедневно от голода умирало несколько десятков человек. Летом 1916 г. положение со снабжением продовольствием стало еще хуже, кризис, как отмечает Фалькенгайн, "по счастью, был устранен своевременной доставкой румынского зерна [20, с.238]. Однако проблемы турецкой столицы не исчерпывались продовольствием. В октябре 1916 г. русская подводная лодка "Тюлень" захватила крупный турецкий пароход "Родосто" с грузом угля из Эрегли. Корабль был отведен в качестве приза в Севастополь. С выходом из строя двух оставшихся крупных угольщиков - "Патмос", "Ирмингард" - подвоз угля из Зонгудлага почти совсем прекратился. В городе и во флоте была введена строжайшая экономия.

Поскольку Сербия была разгромлена, роль Румынии как потенциального плацдарма для возможного удара по Болгарии существенно возрастала. Теперь главную стратегическую роль играла железная дорога, связывавшая Константинополь с Центральной Европой. Болгарский вопрос стал неразделимым с вопросом о Проливах. Его необходимо было решить любым путем. В Салониках надеялись на взаимодействие с русскими: "Если бы Россия постучала в болгарскую дверь с другой стороны, наши дела на Балканах могли бы принять другой оборот" [48, с.460]. В России не были уверены, стоит ли прибегать к силе.

По информации английского посланника в Бухаресте Дж. Баркли, Болгария к началу 1916 г. была уже фактически полностью подчинена германскому военному контролю. Администрация, полиция, таможня, железные дороги, банки, почта, телеграфные и телефонные линии контролировались немцами, без позволения которых ничего не делалось. Этот режим вызывал массовое недовольство.

В последних боях на сербском фронте болгарская армия понесла большие потери. В телеграмме от 20 января 1916 г. Баркли сообщал, что госпитали Рущука переполнены и для нужд раненых власти вынуждены были реквизировать несколько частных зданий. Прибытие в Восточную Болгарию двух турецких полков, размещенных недалеко от Варны, не прибавило популярности правительству, которое вынуждено было усиливать цензуру и полицейский гнет. Отношения между немецкими и болгарскими частями были далеки от дружеских, между солдатами часто происходили драки, дошедшие у местечка Карки около Монастыря до штыков. Болгарское командование с явным неудовольствием смотрело на вывод из Балкан наиболее боеспособных германских частей после разгрома Сербии [31, с.325].

Учитывая сложность внутреннего положения в Болгарии и желая избежать пролития болгарской крови в боях с русскими, Алексеев соглашался взять на себя руководство по реализации проекта устранения царя Фердинанда при условии его одобрения Сазоновым, санкции МИД на перечисленные территориальные приращения и выделения средств, судя по всему, значительных. Сазонов критически отнесся к возможности осуществления этого проекта, в том числе и потому, что "устранение Фердинанда" не было гарантией переориентации Болгарии на Антанту: "Наконец, не надо себе делать иллюзий в отношении питаемых Болгарией к нам чувств. Среди болгар, особенно в руководящих кругах, у нас совершенно нет союзников" [10, с.218].

29 июля 1916 г. в германской главной квартире была подписана военная конвенция на случай выступления Румынии - ее подписали Фалькенгайн, начальник генштаба австро-венгерской армии генерал-фельдмаршал Ф.К. Гетцендорф и болгарский военный уполномоченный полковник Ганчев.5 августа на встрече с Гетцендорфом в Будапеште ее подписал от имени османского командования Энвер-паша. Конвенция предполагала, что основной удар румыны нанесут в Семиградьи, ограничившись слабой обороной по Дунаю. Именно там они и должны были получить первый удар от Центральных держав. Но для этого им необходимо было высвободить силы, скованные Антантой в другом районе Балкан. Большая часть болгарской армии к осени 1916 г. находилась на Салоникском фронте. Греческие части стояли тонким кордоном между противниками, но до лета 1916 г. фактически саботировали снабжение подвижным составом железной дороги в тылу союзников. Салоники в конце 1915 - начале 1916 г. были переполнены солдатами разных стран и беженцами, дисциплина среди мобилизованных греческих частей была низкой - резервисты массами дезертировали. Среди греческих офицеров было много явных и скрытых германофилов - выпускников германских военных училищ и академий. Германской ориентации придерживался и король Константин.

В начале апреля 1916 г. Саррайль был информирован о том, что греческие части в Македонии получили приказ эвакуировать артиллерию и боеприпасы и оставить укрепления на границе болгарам. Важнейшим из них был форт Рупель. Это было мощное долговременное укрепление, возвышавшееся над долиной реки Струмы. Рупель был ключом, открывавшим болгарам дверь в Салоники, а союзникам - Болгарию.26 мая 1916 г. болгары перешли границу. На следующий день зажатый на Струме между болгарами и французами без сопротивления капитулировал 4-й греческий корпус.

Немцы усилили болгарские части одной дивизией, артиллерией, пулеметными частями, авиацией и командованием.9 болгарских и 1 германская дивизии (201 батальон) примерно сравнялись в силах с союзническими 15 дивизиями (183 батальона), тем более что в августе 1916 г. они были усилены 2-й особой русской бригадой (6 батальонов).17 августа болгары предприняли наступление на струмском и флоринском направлениях [5, с. 20]. В результате вспышки малярии, болгарская армия, наступавшая на сербском участке обороны, заставила последних отойти.

Несмотря на значительный списочный состав союзнических армий в Салониках - 200 тыс. французов и англичан, 120 тыс. сербов, 30 тыс. итальянцев, 10 тыс. русских, имевших на вооружении 1,3 тыс. пулеметов и 662 орудия, - эта огромная сила по-прежнему не имела единого командования, а эпидемия и трудности с коммуникациями позволяли использовать приблизительно лишь половину из имевшихся. Тем не менее, 22 августа сербам была оказана поддержка, и у озера Острово они остановили болгар, отбив пять их последовательных атак. "Болгарское наступление не удалось, и вместе с ним было сломлено болгарское мужество, - вспоминал Людендорф. - Болгарский царь и Радославов, которые в начале сентября были в Плессе (Ставка германского верховного командования), плакались и просили германских войск [13, с. 203]. Помощь Берлина была необходима. Болгария, таким образом, представляла собой идеальную цель для комбинированного наступления Антанты при вступлении в войну Румынии. Однако, слабая румынская армия не могла даже опереться на долговременные укрепления - они были частично направлены против будущего союзника - России, или не полностью готовы. Примерно половина артиллерийского парка страны - 1300 орудий - была представлена устаревшими системами, но 760 орудий были вполне современными, немецкого, английского и французского производства [16, с.157, 159].

Весной 1916 г. наметился отход правительства Братиану от колеблющейся политики. Первыми отреагировали на это изменением своей позиции по Балканам французы. В личном и секретном письме от 8 мая 1916 г. генералу Милну, командовавшему английскими силами на Салоникском фронте, начальник британского имперского генерального штаба В.Р. Робертсон сообщает о предложении Жоффра провести комбинированное наступление на этом направлении, "против чего мы и наше правительство всегда возражали". Все внимание Робертсона было приковано к Западному фронту. Ллойд-Джордж вспоминал: "Французы всегда раздражали его и разжигали все его упрямство. Вот почему они называли его: генерал "Нет-нет"; таков был его первый импульс по отношению ко всем их требованиям и предложениям. Бриан однажды сказал мне: "Робертсон говорит "нет", еще не расслышав в чем заключается предложение" [11, с.516]. Слова у Робертсона не расходились с действиями. Поскольку единого союзного командования на этом фронте не было, перед Милном ставилась задача не допустить распыления британских войск и удержать их под исключительным британским командованием.

Идеи Жоффра нашли понимание у Алексеева.15 апреля 1916 г. Генбери-Вилльямс в письме Робертсону, отправленном из Петрограда, упомянул о том, что в середине лета 1916 г. Алексеев ожидал упадок силы немецкого личного состава. Он был прав. Лучшие германские дивизии перемалывались, как выразился фон Фалькенгайн, "на мельнице Маасского района". Верденское сражение имело для рейхсвера такое же значение, что и великое отступление 1915 г. для русской армии.

Назначенный в русскую Ставку генерал Жанен получил перед отъездом из Франции инструкции приложить на своем посту все усилия для того, чтобы способствовать вступлению Румынии в войну на стороне Антанты. Изложив все доводы в поддержку этой идеи Алексееву практически сразу же после своего приезда в Могилев 22 мая 1916 г., Жанен, по его словам, нашел у Николая II и его начальника штаба симпатию по отношению к планам Жоффра.

Сразу же после прорыва фронта под Луцком германское верховное командование сделало абсолютно верный вывод о возможности выступления Румынии на стороне Антанты. Превентивное наступление сочли невозможным из-за отсутствия сил. Союзное командование решило "войну против Румынии к северу от гор скорее повести частным контрударом" [20, с.233]. Было принято решение о начале его подготовки, однако в условиях русского наступления на Юго-Западном фронте сделать это было невозможно.

В конце июня 1916 г. Алексеев предложил Жоффру провести немедленное наступление на позиции болгар. "Заключительные доводы обращения генерала Алексеева, по-моему, очень убедительны, - отметил в дневнике посол Франции в России Палеолог. - Вряд ли будут более благоприятные условия для успеха наступления из Салоник. Русские войска пробили широкую брешь в австро-германской линии, а в Галиции мы вновь перешли к наступательной войне. Германия и Австрия стягивают сюда все свои свежие силы и, таким образом, ослабляют свой фронт на Балканах. Удар по Болгарии обезопасил бы тыл Румынии и был бы угрозой Будапешту. Для Румынии выступление является необходимым и выгодным и в то же время неизбежным [42, с.149]. Предложения Алексеева совпали с самыми неприятными опасениями германской стороны, со страхом ожидавшей возможной активизации Салоникского фронта.

Предложения Алексеева нашли полную поддержку у французов, но были встречены английской стороной отрицательно. "Бриан настаивает в Лондоне на необходимости согласиться с мнением Алексеева", - отмечал в дневнике Палеолог. Кроме того, приходилось считаться с позицией румын" [42, с.67]. Можно отметить, что Алексеев в своих предложениях в несколько измененном виде возвращался к своему плану ноября 1915 г. предполагавшему выделение Австро-Венгрии как главной цели комбинированного союзного наступления. Так же оценивает смысл предложений Алексеева, поданных на высочайшее имя еще 16 июля, и Ю.А. Писарев. Однако он отмечает нежелание Алексеева наносить удар по Болгарии, считая предпочтительным выходом сепаратный мир с ней или принятие болгарским правительством декларации строгого нейтралитета [46, с.116]. Отсутствие единения и близости между дипломатами и военными по вопросу о Румынии, обозначившееся вместе с началом переговоров в конце 1915 г., стало почти традицией. Савинский и Петряев - специалисты МИД по Балканам, правильно указали на невозможность подписания мира с Болгарией и на необходимость применения военной силы напрямую или в виде угрозы против этой страны. Позиции начальника штаба Ставки укрепляла несговорчивость румынской стороны, стремившейся, прежде всего к наступлению в Трансильванию. Против плана Алексеева выступил и сам Штюрмер, справедливо отмечая невозможность для России брать на себя инициативу замирения с Болгарией, так как это могло вызвать осложнения в отношениях с союзниками и, в частности, с Сербией.

Худшей политикой является непоследовательная политика. Все эти недостатки русской дипломатии унаследовала внешнеполитическая позиция, занятая Ставкой. Более того, с уходом Сазонова из руководства МИД начальник штаба Ставки, находившийся в неприязненных отношениях со Штюрмером, стал активнее вмешиваться во внешнеполитические вопросы, чего раньше он не делал. Выполняя его волю, российский военный представитель при сербском командовании генерал В.А. Артамонов пытался защищать идеи примирения Сербии и Болгарии и воссоздания балканского союза. Естественно, эти попытки были обречены на провал, Пашич встретил их крайне отрицательно.

19 июля совещание представителей верховного командования союзников в Шантильи определили 5 августа как крайний срок наступления генерала Саррайля на Салоникском фронте, а выступление Румынии должно было произойти через 10 дней. При этом вопрос об объявлении Румынией войны Болгарии и Германии был обойден.

27 июля 1916 г. в Форин-оффис пришла телеграмма от Баркли: "Я узнал, что полковник Рудеано (румынский атташе во Франции) подписал в Париже военную конвенцию, предполагающую совместное наступление на Болгарию румынской армии и союзников из Салоник. Я думаю, что это, должно быть, ошибка, так как Румыния неоднократно отказывалась предпринимать наступательные операции против Болгарии и премьер-министр до настоящего времени не намеревался объявлять ей войну" [31, с.329]. Румыны для наступления на Софию должны были выделить 150 тыс. армию. Ее должны были поддержать две русские пехотные и одна кавалерийская дивизии - всего около 50 тыс. человек [31, с.330].

Парижская конвенция, судя по всему, и была причиной изменения позиции Алексеева, отмеченной в дневнике Палеолога от 30 июля 1916 г.: "Английское правительство просит русское правительство не настаивать на наступлении Румынии на Болгарию. В течение дня Нератов сообщает мне, что генерал Алексеев не допустил бы посылки 50 000 русских в Добруджу, если задачей им не было бы поставлено немедленное наступление на Болгарию" [42, с.167, 169]. Об этом же упоминает и Бьюкенен: "В то же время он (Алексеев) поставил обещанное отправление русского отряда в Добруджу в зависимость от немедленного наступления Румынии на Болгарию. Румыния отказалась сделать это, хотя, по мнению наилучших военных авторитетов, такая операция была бы для нее совершенно правильной [2, с.165]. Позиция Британского правительства по-прежнему состояла в отрицании возможности расширения боевых действий на Балканах. Посол Англии в Париже лорд Берти получил следующие инструкции из Лондона: "Ввиду незавершенности переговоров с Румынией Вы должны информировать министра иностранных дел Франции, что правительство его величества считает, что, до тех пор пока Румыния не находится в состоянии войны с Болгарией, основание проекта парижской военной конвекции исчезает и военная акция не будет и не может быть ничем другим кроме проверки состояния болгарских сил и притягивания их к греческой границе" [33, с.23].

Союзные послы не ошибались, французский военный представитель также относит радикальное изменения инструкции Алексеева по этому вопросу на 30 июля, когда он решил уполномочить некого военного агента в Бухаресте начать оказывать давление на румынские военные и политические круги с целью скорейшего вступления этой страны в войну. В июне 1916 г. Татаринов получил очередные инструкции от Алексеева, который ознакомил с ними через Жоффра и англичан. Смысл их сводился к требованию немедленного выступления Румынии: "Настоящая ситуация требует, чтобы вмешательство (Румынии) произошло сейчас или никогда. Я считаю, что последние сомнения г-на Братиано должны исчезнуть, так как он может сейчас убедиться, что общее наступление на всех фронтах начато победоносно, и так как Россия дала обещание доставить все необходимые военные грузы. Представьте эти соображения генералу Иллиеско [31, с.332]. Союзники поддержали русский демарш. Не оставляя надежды на возможность осуществления своего плана, в июле Алексеев просил командующего итальянской армии генерала Л. Кадорна найти какие-нибудь части для усиления Салоникского фронта. В какой-то степени это можно назвать жестом отчаяния.11 августа 1916 г. в Салониках была высажена 35-я итальянская дивизия, хорошо проявившая себя до этого в боях на альпийском фронте. В нее входили две бригады двухполкового состава, однако перед отправкой на Балканы ее усилили восемью батареями горной артиллерии, транспортными, саперными и прочими службами. Дивизия должна была "защитить честь итальянской армии" и прекрасно проявила себя в наступлении на Монастырь.

В это время переговоры по Румынии явно затягивались. Почти на каждое предложение русского генерала следовало или контрпредложение, которое в свою очередь встречало сухой отзыв Алексеева, или молчание. Он опять предупреждал румын, что решение должно быть принято в этот момент или в нем уже не будет необходимости, что речь не идет "о военной прогулке, как в 1913 г., которая дала бы право на увеличение территории" [31, с.332]. Однако ситуация не менялась, после решительного предложения генерала почти 1,5 месяца прошло в бесплодной по сути дела переписке. В середине июля Алексеев указывал на 7 августа как на крайний срок выступления румынской армии.2 августа румынская сторона перенесла эту дату на наделю, т.е. на 14, но выдвинула следующие условия: Румыния выступает десятью днями позже союзного наступления из Салоник, двумя днями позже начала активных действий русского флота на Черном море, ежедневные поставки боеприпасов в страну должны равняться 300 т [31, с.333].

Алексеев настаивал на одновременном объявлении войны не только Австро-Венгрии, но и Болгарии и Турции и на более четких обязательствах относительно даты румынского выступления. Он соглашался на то, чтобы 7 августа стало бы днем начала союзного наступления, а 12 начал бы операции русский флот. Он соглашался гарантировать транспортировку через русскую территорию 9 тыс. т боеприпасов в месяц, если эти обязательства будут приняты Бухарестом. В переговоры с французской и русской стороны все активнее втягивались военные - Жоффр и Алексеев.8 августа Генбери-Вилльямс сообщил, что парижский проект окончательно отброшен в сторону ввиду нежелания Румынии объявлять войну Болгарии. Такие же данные приводит и Жанен. На активизацию вмешательства русских военных в решение этой проблемы оказывало влияние не только отсутствие активности со стороны МИД, но и фактическая поддержка со стороны императора, так же как и Алексеев, недолюбливавшего дипломатов. Николай II так отозвался о них: "Они только задерживают решение румынского вопроса, которое шло гораздо быстрее, когда им занимались военные" [6, с.709]. В начале августа император получил телеграмму от Пуанкаре, в которой он просил ускорить решение румынского вопроса. На этот призыв отозвался Алексеев, заявив, что дипломатам необходимо действовать активнее и установить окончательный срок, до которого румынское правительство должно было определиться в вопросе о выступлении. Это изменение позиции французских политиков сказалось и на позиции французских военных.9 августа французский атташе в Лондоне информировал англичан о готовности Жоффра пойти на уступки румынам по двум принципиальным вопросам:

1) дате выступления - 10 дней после начала наступления на Салоникском фронте;

2) сохранения мира с Болгарией и Турцией [31, с.334]. Таким образом, закладывалось основание будущего поражения. Единственным выходом из тупика было бы вторжение в Болгарию крупной русской армии, что после нескольких побед должно было решить колебания в болгарской армии в пользу России. Как отмечал Неклюдов, "разбить их, после чего вся болгарская армия перешла бы на нашу сторону с криком, что Святая Русь непобедима, что только предатели втянули болгарский народ в кощунственную войну и что эти предатели заслужили смерть" [48, с.465].

Однако внимание Алексеева по большей части привлекал карпатский участок русско-австрийского фронта. Прежде всего, он продолжал считать, что Румыния не обладает силой, достаточной для обороны всех своих границ. Поэтому он и предлагал перевести русские войска в Трансильванию, на границах которой по-прежнему почти не было австрийских частей, а румынскую армию сосредоточить в восточной части Валахии, ближе к сербской границе, по линии обороны, проходившей восточнее Бухареста. Это положение давало возможность использовать эти войска для наступления в разных направлениях - как в Трансильвании, так и в Сербии. В принципе, будучи противником идеи войны с Болгарией, начальник штаба русского фронта мог склониться в пользу удара по этой стране, но только при условии, что он примет характер крупномасштабной операции с координированными ударами со стороны Салоникского и вновь образуемого Румынского фронтов, причем с обязательным созданием единого союзного командования на последнем. Безусловно, условия эти были разумны, но никак нельзя сказать, что Алексеев активно их защищал. Можно предполагать, что сопротивление со стороны союзников и румын устраивало его, потому что снимало с повестки дня необходимость болгарского похода. Таким образом, внимание к Карпатам, где гасло русское наступление, было логичным. Оставалось надеяться, что румынская армия откроет перевалы - путь в Венгерскую равнину с тыла.28 августа 1916 г., в понедельник, Николай II не без радости записал в дневнике: "Наконец пришло давно ожидаемое известие о выступлении Румынии. Она объявила войну Австро-Венгрии. Наша кавалерия (3-я кав. див.) перешла Дунай в Добруджу, а пехота на судах подымается к Черноводам [6, с.600].

Братиано одержал дипломатическую победу, опираясь на поддержку Лондона и Парижа. Ночью 27 августа Румыния объявила войну Австро-Венгрии. В обращении короля к народу и армии основной упор был сделан на необходимость объединения всех румын в одном государстве - враг был назван прямо: это была Австро-Венгрия и только она [48, с.466]. Немцы при самом худшем развитии ситуации ожидали это выступление в середине сентября, к концу сбора урожая - так что начало боевых действий было одновременно и долгожданным, и внезапным для Центральных держав.

Через неделю после объявления войны Австро-Венгрии немецкое и турецкое посольства покинули Бухарест в одном поезде. Перед отъездом германский посланник принц Адольф Шомбург-Липпе заявил, что даже если в его стране поймут, что война проиграна и что в распоряжении командования осталось всего 500 тыс. человек, то, прежде чем капитулировать, их пришлют в Румынию для того, чтобы преподать ей урок за коварство [48, с.467].

Уже 29 августа начались немецкие налеты на Бухарест, что возымело свой психологический эффект на румын.1 сентября 1916 г. Болгария объявила войну Румынии.2 сентября болгарские пограничные войска атаковали румын, в ряде пунктов границу стали переходить и части армии.

Вступление в войну Румынии поначалу действительно поставило Центральные державы в сложное положение. В Трансильвании, где румыны нанесли свой главный и первый удар, их 400 тыс. солдатам и офицерам поначалу противостояла австро-венгерская 1-я армия численностью всего в 34 тыс. человек, подкрепленная шахтерским ополчением. Гинденбург вспоминал: "Противник на первых порах пользовался полной свободой действий. Я в особенности опасался румыно-русского наступательного движения на юг. Сами болгары высказывали сомнение, - будут ли их солдаты сражаться против русских. Твердая уверенность в этом отношении генерала Искова. не всеми разделялась. Не было сомнений, что наши противники рассчитывают на это русофильское настроение, по крайней мере, большей части болгарской армии" [5, с.21].