Мемуары как источник по истории Гражданской войны 1918–1920 гг. на территории Северной области

Подводя итог, Зеленов замечает: «Таким образом, все лето 1919 г. прошло или в ожидании восстания, или в подавлении уже произошедшего. В таком положении и состоянии застает нас решение союзников эвакуировать Север России. Союзному командованию стало известно об их уходе с Севера России еще 4 апреля 1919 года, но ряд причин не позволял им начать эвакуацию немедленно» (Зеленов Н.П., с. 211).

Н.П. Зеленов пишет о разложении союзных войск от действия большевистской пропаганды, в связи с чем перед английским командованием стала ясна возможность «бесчестной капитуляции», при которой «все склады провианта и большие запасы оружия и снаряжения попадали бы в руки врага» (Зеленов Н.П., с. 212-213).

«Поэтому английское командование затребовало присылки свежих войск из Англии, преследуя две цели: во-первых, дабы ими заменить расшатавшиеся части, и второе - нанести свежими силами большевикам сильный удар с тем, чтобы их лишить возможности преследовать и отойти спокойно к Архангельску для посадки на суда» (Зеленов Н.П., с. 213).

Далее и Зеленов, и Добровольский сходятся во мнении по поводу отношения антибольшевистских сил к эвакуации союзников. Добровольский, в частности, говорит о том, что генерал Миллер (занимавший на тот момент пост генерал-губернатора Области) созвал совещание, на котором выдвинул следующие вопросы: «1) следует ли оставаться в области после ухода англичан, 2) можно ли будет впоследствии благогополучно эвакуироваться без них и 3) возможно ли провести наступательную операцию без поддержки союзников. Представители строя единодушно дали отрицательный, ответ на все поставленные вопросы» (Добровольский С.Ц., с. 62-63).

Зеленов подтверждает: «…начальники отдельных частей заявили, что с уходом союзников борьба на Севере становится бессмысленной и обречена на неудачу» (Зеленов Н.П., с. 214).

Генералы союзных войск, Роулинсон и Айронсайд, «были уверены, что всякая попытка одними русскими силами оборонять Архангельск в течение неопределенного периода - обречена на неудачу» (Зеленов Н.П., с. 215).

По словам Добровольского, в сложившейся ситуации английское командование: «предложило нам эвакуироваться на любой из других фронтов, считая наше оставление в Архангельске после их ухода чистейшей авантюрой. План эвакуации был подробно разработан, ген. Айронсайд ручался за полную безопасность эвакуации, как наших вооруженных сил, так и тех жителей, которые пожелали бы покинуть Архангельск» (Добровольский С.Ц., с. 74).

«…предлагали: распустить ненадежный элемент по домам, а лучшую часть - перевезти с Архангельского фронта, усилить Мурманский. Но иного мнения был ген. Квецинский, назначенный нач. штаба главнокомандующего: отказаться от предложения союзного командования в переброске войск на другой фронт» (Зеленов Н.П., с. 214-215).

«…командование категорически отказалось и тем приняло всю ответственность за дальнейшую судьбу оставшихся войск на себя» (Добровольский С.Ц., с. 74-75).

Главнокомандующий русскими силами «ручался за устойчивость фронта», призывая «не поддаваться панике» (Зеленов Н.П., с. 216).

«Но в течение пятимесячного самостоятельного существования области после ухода англичан не было принято никаких разумных мер к обеспечению в нужный момент эвакуации войск и лояльных элементов населения» (Добровольский С.Ц., с. 74-75).

В воспоминаниях обоих авторов прослеживается «истинное» отношение союзников к событиям на Северном фронте.

«Уход англичан производился постепенно и окончательная эвакуация Архангельска предполагалась в средних числах октября, но в ночь с 26 на 27 сентября они незаметно исчезли» (Добровольский С.Ц., с. 92).

«27 сентября англичане покинули Архангельск, а 12 октября Мурманск. Северная Область была предоставлена сама себе» (Зеленов Н.П., с. 219).

С.Ц. Добровольский отмечает: «мы остались одни против противника, располагавшего колоссальными силами» (Добровольский С.Ц., с. 161).

К этому периоду относится и неожиданно создавшийся правительственный кризис: «члены Временного Правительства, не находя поддержки в своей среде, решили сложить свои полномочия и вручили свои портфели Главнокомандующему» (Добровольский С.Ц., с. 164). Правительство к этому моменту не располагало властью и вооруженной силой.

«Правительство Северной Области бежало… некому стало распоряжаться, некому приказывать… Главнокомандующий решает войти в переговоры с большевиками о сдаче Сев. Области» (Зеленов Н.П., с. 226).

После известия о падении Архангельска на совещании командиров полков Мурманского фронта мнения участников разделились: офицеры, приехавшие из Финляндии, заявляли, что «следует наметить отход на запад, на Финляндию»; меньшинство же было за отход на север и продолжение борьбы. «В результате дебатов было решено начать отход не ранее 26 февраля, т. к. только к этому времени могли подойти к с. Сороки головные части архангельского фронта» (Зеленов Н.П., с. 232).

22 февраля было созвано еще одно совещание, на котором «был роздан приказ с планом отхода на Финляндию. Срок отхода остался прежний» (Зеленов Н.П., с. 233).

Но буквально на следующий день «штабом командующего была разослана шифрованная телеграмма с приказанием, вопреки ранее установленного срока, приступить к исполнению приказа, полученного накануне». Сам же штаб, «отдав распоряжение об отходе частям фронта, этого распоряжения в тыл не передал» и «спешно ушел в направлении Финляндии», не дожидаясь подхода архангельских групп, которые успели только к 27 февраля (Зеленов Н.П., с. 233-234).

Таким образом, противоречия, возникшие в кругах антибольшевистского командования в заключительный период присутствия союзников на территории Северной Области и рассмотренные через воспоминания бывших участников военного вмешательства в предыдущем параграфе настоящей работы, находят отражение и в мемуарах самих участников антисоветского движения на территории Северной Области 1918-1920 годов.

Ценными также представляются суждения Б.Ф. Соколова, вошедшего в феврале 1920 г. в состав последнего Северного белого правительства, о военной диктатуре, иллюстрирующие изменение взглядов демократии на эту проблему.

Б.Ф. Соколов утверждает, что «для победы необходима диктатура… Процесс кристаллизации твердой военной власти, который имел место на Севере - отвечал желаниям англичан и находил в них во всех тяжелых случаях поддержку и одобрение. Но вот решен уход англичан. Этот момент совпадает с появлением известной холодности между русским и английским генералитетом. И тогда совершенно неожиданно генерал Айронсайд находит, что нужно реорганизовать Правительство» (Соколов Б.Ф., с. 356).

Далее Соколов говорит: «Правительство… оказалось несовместимым с принципами «военной диктатуры». Правительство изредка собиралось, обсуждало кое-какие дела, но не имело уже даже и тени авторитета. В газетах прямо писалось, что «Правительства у нас, слава Богу, нет, а есть Главнокомандующий». Победы на фронте еще более укрепили военную диктатуру, сведя совершенно на нет гражданскую власть. Общественное мнение, демократия и политические партии, по-видимому, считались как с совершившимся фактом с упразднением Временного Правительства Северной Области и окончательным укреплением военной диктатуры.

Так продолжалось четыре месяца до того времени, когда падение Области стало очевидным, когда оно стало фактом завтрашнего дня.

Тогда генерал Миллер снова обратился к общественности и вспомнил о правах Правительства» (Соколов Б.Ф., с. 357-358).

Б.Ф. Соколов ссылается на пример большевиков: «для меня стало более чем очевидным, что сила большевиков не только в их активности, которой были лишены их противники, но и в твердой, не отступающей ни перед чем, властью» (Соколов Б.Ф., с. 355).

Однако Б.Ф. Соколов, анализируя феномен российской военной диктатуры, характеризовал его следующим образом: «…погоня за призраком твердой власти, а не за ней самой, не затем, чтобы быть сильными, а чтобы казаться таковыми» (Соколов Б.Ф., с. 355).

«Условия гражданской войны требуют от ее вождей тех качеств, которыми генералы отнюдь не обладали: они требуют широкого ума, умения понять интересы и желания населения, умения повести их за собой - и все это наряду с существенно необходимым талантом стратегическим» (Соколов Б.Ф., с. 356).

По мнению Б.Ф. Соколова, на примере большевиков можно убедиться, что «русский генерал хорош тогда, когда его роль ограничивается исполнением. Они могут быть только, но не более, чем правая рука диктатора, - последним может быть отнюдь только не российский генерал» (Соколов Б.Ф., с. 356).

Но кто должен быть диктатором? Русский интеллигент? «Но интеллигент русский - преисполненный пассивности, в эти годы гражданской войны не мог этого понять. Находясь под гипнозом ореола генеральских погон, он уступает без сопротивления, часто изумленному этой пассивностью генералу всю власть» (Соколов Б.Ф., с. 356).

Представляется, что Соколов, таким образом, предсказывает неудачу антибольшевистского движения, делая акцент на отсутствии у белого командования не столько самой «твердой, не отступающей ни перед чем» власти, сколько верного ее понимания. Тот «призрак», что существовал какое-то время, держался за твердую основу «поддержки и одобрения» союзного и, прежде всего, английского командования.

В своих рассуждениях Соколов также затрагивает «проблему пассивности» как русской интеллигенции, так и всего остального общества Северной Области. Представляется, что, объясняя специфические особенности «интеллигенции местного населения» исторически сложившейся «демократичностью» и даже «какой-то антиобщественностью», Соколов как бы предопределяет доминирующее положение союзников в Области, занятое ими в условиях ожидания местного населения той твердости и определенности управления, которую они (союзники) привнесли.

Участники и свидетели событий на Русском Севере в первой четверти XX века в своих воспоминаниях стараются осмыслить итоги и причины поражения антибольшевистского движения.

В воспоминаниях Г.Е. Чаплина, В.И. Игнатьева и В.В. Марушевского прослеживается негативная оценка изначальных позиций политики, проводимой союзниками на территории Северной Области.

Чаплин говорит об отношении к внутрироссийским политическим процессам союзников, которые помогали антибольшевистскому движению только потому, что «к этому их принуждала сама обстановка. Немцы занимали всю Финляндию и западную часть Европейской России, русский фронт развалился окончательно, большевики, по сведениям союзников, работали по указке немцев и, следовательно, всякое начинание, направленное против советского правительства, Антанте было выгодно поддержать». Но через год обстановка изменилась: «с заключением мира с Германией у союзников интерес к России пропал, в ней они больше не нуждались, и нет ничего удивительного, что осенью 1919 года они эвакуировали область и предоставили нас собственной участи» (Чаплин Г.Е., с. 59-60).

Марушевский отмечает: «…полагаю, что секрет всех наших взаимоотношений целиком покоился на доверии населения к тем или иным иностранным представителям. Англичанам просто не доверяли инстинктивно… английские солдаты, унтер-офицеры и всевозможные тыловые офицеры были грубы в отношении нашего крестьянства… английская политика в крае была политикой колониальной, т.е. той, которую они применяют в отношении цветных народов» (Марушевский В.В., с. 239).

Он же пишет о том, какую линию изначально взяло английское командование на Мурмане: «…сыны гордого Альбиона не могли себе представить русских иначе, чем в виде маленького, дикого племени индусов или малайцев что ли…» (Марушевский В.В., с. 188-189).

Игнатьев приходит к следующим выводам: «…коалиция социалистов с буржуазией оказалась утопией; интервенция ради осуществления наших русских целей и задач романтической иллюзией; действовавшие группы в борьбе с большевиками - неспособными к активной твердой работе» (Игнатьев В.И., с. 156).

А Марушевский в свою очередь констатирует: «…это была просто оккупация края по чисто военным соображениям. Оккупация несла за собою известного рода насилие, необходимое, может быть с чисто военной точки зрения и совершенно непонимаемое местными жителями, верившими, что перед ними только бескорыстные друзья» (Марушевский В.В., с. 187).

Интересными представляются суждения генерала Добровольского, который главной причиной падения Северного фронта считает полную изолированность от каких-либо союзников при ликвидации всех остальных фронтов, а также отсутствие единодушия в рядах.

Далее он выделяет следующие причины поражения антибольшевистского движения:

«1) Отсутствие в народной массе идей здоровой государственности и недостаточное изжитие ею большевизма.

2) Неудовлетворительная постановка агитации и пропаганды.

3) Отсутствие единого национального противобольшевистского фронта.

4) Слабость Правительства и дилетантизм его членов.

5) Неспособность и бюрократизм высшего военного командования.

Перечисленные причины, как каждая в отдельности, так и особенно все они вместе, несомненно, сыграли свою роль при ликвидации нашего фронта…» (Добровольский С.Ц., с. 198-201).

Перечисляя эти причины, С.Ц. Добровольский ставит на первое место «отсутствие в народной массе идей здоровой государственности и недостаточное изжитие ею большевизма».

Думается, что это обстоятельство, выделенное С.Ц. Добровольским, действительно относится к причинам фундаментального порядка. И другие мемуаристы (В.В. Марушевский, Б.Ф. Соколов) указывали на равнодушие большей части населения к целям белой борьбы, симпатии значительной его части к большевикам и уверенность в неизбежности их возвращения.

Действительно, в воспоминаниях многих авторов прослеживается мысль о том, что так называемое «падение Северной Области» было предопределено рядом причин. Политика, проводимая ВУСО/ВПСО и изначальная ориентация на поддержку иностранцев не могли не повлиять на изменение отношения местного населения к Правительству.

В этих условиях большевики, усилив пропаганду, привлекли на свою сторону общественное большинство, что и обусловило успех свержения белого правительства в феврале 1920 г.

Таким образом, в следующей главе представляется важным осветить посредством воспоминаний участников и очевидцев событий на Мурмане предпосылки иностранного вмешательства на территорию Русского Севера, условия организации и развития «подпольного большевистского движения», ход подготовки свержения антисоветской власти, а также последствия ухода интервентов с территории Северной Области и последующего ее падения.

2. Воспоминания участников и очевидцев событий на Мурмане как источник по истории Гражданской войны на Русском Севере

2.1 Период установления антибольшевистской власти на Мурмане в воспоминаниях очевидцев событий 1917-1918 гг.

Особое место в истории Гражданской войны на территории Северной Области занимают события, происходившие на Мурмане с лета 1917 г. до марта 1918 г. Еще с начала 20-х годов за Мурманом утвердилась слава края, с территории которого началась военная интервенция. Есть и ряд крайне важных особенностей развития событий на Кольской земле, выделяющих их из общего строя. Являясь предпосылкой иностранного вмешательства во внутренние дела Русского Севера, эти события не могут остаться без внимания в настоящей работе.

Завершение Мурманстройки и одновременно торгового порта превратило Мурман из «далекой северной периферии» в стратегически важный регион как для российского правительства, так и для союзников.

Подтверждение этому можно найти в воспоминаниях К.Ф. Кетлинского и Г.М. Веселаго. В частности, контр-адмирал К.Ф. Кетлинский, главный начальник Мурманского укрепленного района и Мурманского отряда судов, в своем докладе «Состояние Мурманской железной дороги к октябрю 1917 года» дает стратегическую оценку Мурманского пути: «мурманский путь… единственный, кроме длинного и перегруженного сибирского, круглый год связывающий нас с союзными странами. Чрезвычайная важность его в зимнее время, когда замерзает Белое море и прерывается поэтому архангельский путь, весьма значительна и в летнюю пору…» (Кетлинский К.Ф., с. 21-22).

Исполнявший обязанности начальника штаба главного начальника Мурманского укрепленного района Г.М. Веселаго продолжает: «естественно, поэтому, что исправное состояние этого пути, а значит и все положение дел на нем, привлекало серьезное внимание не только нашего правительства, но и союзных, особенно английского» (Веселаго Г.М., с. 78).

Г.М. Веселаго также говоря о проблемах, существовавших на момент начала работы «по управлению районом и отрядом судов», перечисляет следующие: «1) положение дел на Мурманстройке; 2) отсутствие организованных воинских частей; 3) отсутствие управления на месте; 4) преобладающее влияние англичан в русском порту - результат отсутствия организации нашей морской части» (Веселаго Г.М., с. 81).

Ссылаясь на доклад контр-адмирала Кетлинского, Г.М. Веселаго подводит итог: «неорганизованность управления, бесхозяйственность, бесконтрольность, фактическая безответственность, необходимость получить результаты во что бы то ни стало в короткий срок и на короткий промежуток времени, создали атмосферу чрезвычайной неустойчивости настроения в массах и совершенно справедливого недоверия к администрации. Отсутствие оседлого населения, имеющего местные интересы, способствовало резкому выражению такого настроения» (Веселаго Г.М., с. 82).

26 октября, когда стало известно о низвержении правительства Керенского, контр-адмирал Кетлинский разослал телеграфные приказания: «Для блага всего края, я, со всеми мне подчиненными лицами и учреждениями, подчиняюсь той власти, которая установлена Всероссийским съездом рабочих и солдатских депутатов»; «…приказываю всем исполнять свои служебные обязанности впредь до распоряжений нового правительства» (Веселаго Г.М., с. 83).

«Его точка зрения была принята и организовавшимся в Мурманске Революционным комитетом Мурманского укрепленного района и Мурманского отряда судов и нашла свое отражение в приказе этого комитета» (Веселаго Г.М., с. 83).

Веселаго говорит, что «с каждым днем все резче стали сказываться последствия развала центральной власти» и цитирует телеграмму, посланную председателем революционного комитета Т.Д. Аверченко и главным начальником Мурманского укрепленного района и Мурманского отряда судов контр-адмиралом К.Ф. Кетлинским «всем, по всей России, на фронт, всей печати» (Веселаго Г.М., с. 83).

В телеграмме говорится о «тогдашнем положении в районе и настроении его обитателей», а также о том, что только работа революционного комитета, взявшего на себя всю полноту власти с самого начала Гражданской войны и в «тесном контакте с высшей администрацией», «сберегла район столь важный для фронта и для всей России от ужасов братоубийства» (Веселаго Г.М., с. 83-84).

Далее в телеграмме отмечается, что «продолжающийся паралич центрального управления страной угрожает разрушить всю трудную работу Мурманского революционного комитета и других местных организаций» (Веселаго Г.М., с. 84).

Угроза голода и последующих голодных бунтов с разгромом всех сооружений по всей Мурманской дороге, «создание которой обошлось в сотни миллионов русскому народу», учитывая, что «именно по этой дороге только и может происходить снабжение всей армии и России продовольствием и боевым снаряжением, идущим из-за границы» подтолкнула Мурманский революционный комитет к следующим требованиям: «1) немедленного прекращения братоубийственной борьбы за власть и образования сильной центральной всенародной власти; 2) направления всей политики нового правительства к скорейшему заключению демократического мира при обязательном условии тесного единения с союзниками, без помощи которых нам грозит гибель» (Веселаго Г.М., с. 84).

Председатель Мурманского Ревкома второго состава Т.Д. Аверченко вспоминает следующее: «как только империалисты увидели, что власть Советов укрепляется, а их надежды на ее свержение силами внутренней контрреволюции не сбываются, они решили вмешаться в гражданскую войну с Россией. Мурманск оказался в зоне борьбы двух мощных империалистических группировок с первых дней существования Советской власти» (Аверченко Т.Д. Из воспоминаний…, с. 45-46).

Г.В. Сироткин утверждает, что «англичане, американцы и французы имели в Мурманском порту еще в 1915 году значительные военно-морские силы, которые после Октябрьской революции еще были увеличены, якобы для отражения германских войск, угрожающих Северу со стороны океана и из Финляндии» (Сироткин Г.В., с. 147).

Таким образом, можно констатировать, что уже в 1917 году Русский Север привлекает к себе повышенный интерес зарубежных политиков и дипломатов, и он постепенно усиливался к концу года. Это было обусловлено и революционными событиями, и тем, что Север России играл в годы Первой мировой войны роль своеобразного моста, через который шла транспортировка грузов из-за рубежа для русской армии, значительная часть которых скапливалась здесь, а также шел обратный поток товаров. Наконец, этот регион относился к числу пограничных, и в условиях ослабления государственности и центральной власти он мог стать объектом иностранного вмешательства и прежде всего со стороны государств и коалиций, которые вели борьбу между собой в Первой мировой войне.

Активный участник революционного движения Н.Д. Курасов говорит, что уже «в начале марта 1918 г. в районе дороги начинают появляться банды белых финнов и делают набеги на отдельные участки Мурманской железной дороги. Засевшие в исполкоме Мурманского Совета кадеты и эсеры подготовляют почву для свержения Советской власти на Мурмане… убивают в Мурманске начальника морской обороны адмирала Кетлинского…» (Курасов Н.Д., с. 162).

В воспоминаниях Т.Д. Аверченко прослеживается мысль о том, что убийство Кетлинского было подготовлено представителями иностранного вмешательства, так как штаб гланамура «становился «союзнической» коалицией» (Аверченко Т.Д. Некоторые ответы…, с. 53).

Аверченко также говорит о том, что контрреволюционные силы «стекались в Мурманск из крупных городов страны» (Аверченко Т.Д. Некоторые ответы…, с. 53).

Курасов продолжает: «вскоре после убийства адмирала Кетлинского союзные суда вошли в Семеновскую бухту. Но, чтобы не разоблачить себя, предатели из исполкома Мурманского Совета ставят в известность Москву, что англо-французы изъявили свое согласие оказать содействие рабоче-крестьянской армии в борьбе с белофиннами и что при Мурманском исполкоме создан Совет из представителей иностранных держав. Как только эта авантюра была проведена в жизнь, сейчас же английские, французские и сербские войска погрузились в эшелоны и разместились по всем большим станциям от Мурманска до Петрозаводска, под видом борьбы с белофиннами… оккупация осуществилась, Мурманка разделена на две части: от ст. Мурманск до ст. Олимпия дорога в руках англо-французов, а дальше - в руках Советской республики» (Курасов Н.Д., с. 162-164).

Прибывший на Мурман весной 1918 г. С.А. Голованов рассказывает о встрече с председателем Мурманского краевого Совета Юрьевым, во время которой последний «попытался убедить нас в том, что англичане на Мурмане присутствуют как союзники с Россией по войне с Германией, что они не против Советской власти, они против Германии… все моряки сделали вывод, что Мурманский Совет за одно с англичанами, и так как у англичан - сила, то Мурманский Совет есть фактический помощник англичан» (Голованов С.А., с. 57).

Г.В. Сироткин вспоминает: «в июне 1918 года после прекращения войны между Советской Россией и Германией, потребовали от исполкома Совета рабочих и солдатских депутатов полного разрыва с центральной Советской властью. В случае отказа союзники заявили, что силой займут Мурманск, который уже и так фактически находился во власти военного союзного командования» (Сироткин Г.В., с. 147).

В воспоминаниях Н. Леонтьева, приехавшего на Мурман в июне 1918 г. подробно описываются события 1918-1920 годов. В частности, об отделении Мурмана от «центра» Леонтьев говорит следующее: «в начале июля было объявлено экстраординарное общее собрание особого типа, на котором обсуждался не совсем обычный вопрос, вопрос был о создании маленькой России при помощи и благосклонном участии друзей русского народа - союзников» (Леонтьев Н., с. 255).

В своих воспоминаниях, озаглавленных «Отделение Мурманского края от Советской России, углубление подпольной работы и пропаганда против белых и предателей», Голованов пишет: «6 июля 1918 года…на собрании было выступление Юрьева о том, что краевой Мурманский Совет отделился от центральной Советской власти. Основная причина отделения - это быть в контакте с силами союзников, которые защитят Мурманск от немцев. Союзники обещают снабжать население Мурманска продуктами» (Голованов С.А., с. 58).

Леонтьев продолжает: «собрание было необычное, двери на замке, обязательная роспись и лично в явочном листе и запись фамилий тех, кто вздумал возразить. Далее пояснение переводчика, что это заранее сформулированное решение является также и волей Народного управления Совдепа. Было предложено в месячный или полумесячный срок, а кто хочет сейчас же, подать заявление о желании выехать из маленькой России, и в то же время был пущен слушок, что те, кто захочет выехать, будут немедленно арестованы, или довезут до границы, пустят за линию окопов и в след - пулемет» (Леонтьев Н., с. 255).

Г.В. Сироткин вспоминает о разногласиях среди большевиков в отношении присутствия союзников на Севере России и фактическом захвате власти в Мурманском крае белым Северным правительством: «благодаря политической неграмотности, рабочие массы очень слабо протестовали против захвата власти англичанами и против разрыва с центральной Советской властью» (Сироткин Г.В., с. 147).

Также, рассказывая о разрыве отношений Мурмана с центральным Советским правительством, Сироткин вспоминает: «вечером 7 июля было созвано расширенное заседание Совета, на котором присутствовали представители Англии, Америки и Франции в лице адмиралов и офицеров. …представители союзников предложили заключить с ними временное формальное соглашение, которое бы действовало впредь до разрешения общих принципиальных вопросов между союзниками и центральным Советским правительством. При этом союзники заверили, что они не будут вмешиваться во внутренние дела мурманского населения… соглашение было подписано нашими представителями в лице президиума исполкома Краевого Мурманского Совета с одной стороны и представителями союзников с другой стороны» (Сироткин Г.В., с. 147-148).

Таким образом, можно сделать вывод, что очевидцы мурманских событий в своих воспоминаниях говорят о переходе власти на Мурмане к интервентам при практически пассивном согласии как местного населения, так и Мурманского Краевого Совета.

В частности, подтверждение этому можно найти в мемуарах Г.В. Сироткина: «делегаты Кемского уезда, также входившие в Мурманский краевой рабочий Совет и состоявшие из кулаков и интеллигенции, настаивали на подписании соглашения с союзниками и, плача, говорили: «Мы не можем жить без союзников, и все помрем с голоду, так как из центра получить продовольствие для населения нет никакой надежды». Победа осталась за соглашателями. Совет решился на подписание предложенного союзниками соглашения» (Сироткин Г.В., с. 147).

О дальнейшем усилении интервенции свидетельствуют мемуары Голованова и Леонтьева: «после собрания подвозка войск англичанами в Мурманск усилилась. Одновременно с англичанами стали прибывать суда с американцами и французами. Откуда-то прибыли поляки, сербы и даже датчане. Главным образом были англичане. Среди рабочих и служащих города были произведены аресты» (Голованов С.А., с. 58).

«Совет… функционировать продолжал, но незаметно стало все меньше дел, подлежащих обсуждению, и примерно через месяц - полтора членам Совета уже решать было совсем нечего, все решал начальник милиции, а затем стали появляться сначала англичане, затем французы, итальянцы, но главную роль играли англичане, они, так сказать, задавали тон, назначали и выдавали пайки и снабжали кооперацию товарами» (Леонтьев Н., с. 255).

«После измены местного краевого Совета центральному Советскому правительству… проходила неделя, а мы ели русский хлеб прошлых запасов и русские продукты. Наше снабжение не улучшалось а ухудшалось. На мелких и крупных фактах жизни население и моряки Мурманска убеждались в том, что интервенты-англичане - хищники и спекулянты, пользуясь временной слабостью центральной Советском власти, грабят страну, вывозя из Мурманска все, что можно, и также спекулируют» (Голованов С.А., с. 59).

По мнению Голованова, голод на Мурмане с самого начала был «организован умышленно, для того чтобы передать этот богатейший край англичанам» (Голованов С.А., с. 58).

Леонтьев вспоминает: «первые 5 - 6 месяцев пайки давали даже бесплатно, но потом сразу за все взяли сторицей и независимо от того, брал ты паек полностью или нет, а многие всего не брали. Это можно отнести к первому периоду пребывания помощников по созданию маленькой России» (Леонтьев Н., с. 255).

Таким образом, мемуаристы сходятся во мнении, что интервенция помимо вооруженного вмешательства во внутренние дела Русского Севера, носила и экономический характер.

Об окончательном установлении антибольшевисткого правительства вспоминают Сироткин, Шишков и Леонтьев.

«Вскоре после соглашения с союзниками в Архангельск была послана эскадра военных судов с десантом союзников, который в непродолжительное время им удалось занять… образовалось Северное правительство во главе с Чайковским. От Мурманского Совета в Архангельск выезжали представители во главе с председателем Совета Юрьевым, управделами Веселаго…С этого момента и начинается фактический захват власти белым Северным правительством в Мурманском крае, начинается с фактического уничтожения мурманских организаций, а также аннулируется соглашение союзников с Мурманским Советом о невмешательстве во внутренние дела края… Этим самым власть Мурманского Совета уничтожалась, и ему ничего не оставалось делать, как только разойтись» (Сироткин Г.В., с. 148-149).

«С установлением в Архангельске власти Северного правительства для рабочих Мурманска наступило тяжелое время, лучшие сознательные рабочие и рыбацкое население так или иначе выражавшее свое недовольство белогвардейскими правителями, арестовывалось и бросалось в тюрьму» (Шишков А., с. 154).

«Получилось так, что уже без англичан и их виз ничего не сделаешь и никуда не попадешь. Все опомнились, что постепенно, не замечая, превращаются в чьих-то подданных, а затем и в рабов. Если бы вам вздумалось поехать из Александровска в Мурманск, то извольте получить пропуск, и он должен быть обязательно снабжен оттиском большого пальца, в общем, так, как поступают с рабами или преступниками» (Леонтьев Н., с. 255).

«Редкий рабочий, работавший в порту на выгрузке и погрузке пароходов, не был бит рукой английских жандармов, не испытывал на спине их нагайки» (Шишков А., с. 155).

«На телеграфе уже появился комиссар в виде английского офицера, который, кстати сказать, англичанин в кавычках, так как был каким-то русским или польским выродком. Были и английские телеграфисты, которые работали на прямом проводе со штабом в Кеми. Русским этот провод не доверялся. Между прочим, все эти телеграфисты были не англичане, а шотландцы и не особенно долюбливали чистокровных англичан. К русским относились благосклонно, но все же не сближались. Нельзя было не видеть, что отношения между союзниками-интервентами были, как у стаи собак у жирной кости. И так как англичане здесь были верховодами со своим адмиралом Кемпом и броненосцем «Глория», то они и пользовались общей ненавистью остальных союзников… были неоднократные случаи стычек между англичанами и итальянцами, доходившие до убийств» (Леонтьев Н., с. 255-256).

Таким образом, можно сделать вывод, что, являясь очевидцами событий, происходивших на Мурмане с марта по конец 1918 года, мемуаристы сходятся во мнении по поводу характера присутствия союзников на Русском Севере.

Некоторые из «пассивных очевидцев» событий постепенно становятся «активными участниками» подпольной большевистской организации и партизанского движения, развернувшегося уже к 1919 году.

Практически не представляется возможным проследить эволюцию взглядов от «очевидца» до «участника» событий, так как многие мемуары создавались спустя долгий промежуток времени и при доминировании советской идеологии.

В следующем параграфе осуществляется лишь попытка разграничения понятий «очевидец» и «участник» на примере событий конца 1918-1920 гг.

2.2 Период падения антибольшевистской власти на Мурмане в воспоминаниях участников событий конца 1918-1920 гг.

Установление антисоветского правительства не могло не вызвать возмущения у представителей большевистского лагеря, многие из которых отразили в своих мемуарах весь драматизм пережитых ими событий.

В воспоминаниях С.А. Голованова, А. Шишкова, Трифонова говорится о начале работы над созданием подпольной большевистской организации для подготовки переворота в феврале 1920 года.

В частности, С.А. Голованов говорит об изначальном отношении моряков к захвату власти интервентами: «подавляющее большинство моряков было настроено против интервентов - за Советскую власть» (Голованов С.А., с. 60).

По словам Голованова, моряки считали, что «в России может быть только одно правительство, и оно должно быть центральным правительством. Если русский народ поставил во главе России большевиков, то, значит, это правительство и есть законное правительство. Это правительство опирается только на русский народ, борется против непрошенных гостей - иностранцев. Местные мурманские власти, согласившиеся допустить иностранные войска на русскую землю, это изменники Родины» (Голованов С.А., с. 60).

Далее он продолжает: «моряки и рабочие ненавидели интервентов, поэтому часто возникали драки и скандалы между английскими солдатами и русскими моряками и рабочими» (Голованов С.А., с. 60).

Также Голованов говорит о том, что «с упразднением Советской власти ничто не изменилось, и мы ничего не почувствовали, ибо англичане давно заняли край. Нам всем было понятно, что главной силой на Мурмане были они. Правда, прибыли войска американцев. Хотя у англичан и американцев и один язык, но солдаты резко отличались друг от друга… у американских солдат не было никакого желания воевать» (Голованов С.А., с. 61).

Об организации же большевистской партийной работы на Мурмане С.А. Голованов вспоминает следующее: «время было революционное, переломное. Из небольшого разговора узнавался человек, за Советскую власть он или против. А кто был за Советскую власть, тот был наш человек. Так мы узнавали своих единомышленников в торговом и местном флоте. Мы искали большевистскую партийную организацию, но таковой нам не удалось найти. По нашим подсчетам в первое время нас собралось около 300 человек моряков и грузчиков, готовых взять оружие и вступить в отряд для защиты Советской власти на Мурмане. Такие же люди имелись и на железной дороге. Примеру этого отряда последовало бы еще много народу на Мурмане. По моему мнению, на Мурмане в то время были очень благоприятные для этого условия» (Голованов С.А., с. 57).

«К концу 1918 г. среди моряков на Мурмане сложилась сильная подпольная организация. Уже имелись налаженные связи с железнодорожниками, военными моряками, комендантской командой и местным населением - рыбаками» (Голованов С.А., с. 62).

В своих воспоминаниях Трифонов говорит, что еще в начале 1919 г. «куда ни посмотришь - везде вооруженные интервенты. Среди них англичане, французы, американцы, итальянцы, датчане, чехословаки…» (Трифонов, с. 171).

Однако Н. Леонтьев пишет: «уже с начала 1919 г. начались разговоры, что все иностранные войска скоро должны покинуть Мурманск, так как солдаты драться не хотят. Особенно усилился разговор после того, как был окончательно разбит Колчак» (Леонтьев Н., с. 256).

По словам Голованова, «среди английских солдат находились люди, интересовавшиеся политическим положением. С этими людьми мы старались проводить беседы. Среди простых английских солдат интервенция была не популярна, и они, как правило, быстро усваивали правильную точку зрения и, как говорили, «разлагались» (Голованов С.А., с. 61).

В июле 1919 г., направляясь в Архангельск, Голованов узнал, что «в Англии проходят собрания рабочих с требованием ухода английских войск из России» (Голованов С.А., с. 67).

В воспоминаниях Шишкова говорится, что «в августе 1919 г. союзное командование под энергичным требованием английских рабочих отдало приказ об очищении Мурманска от иностранных войск. На Мурмане остались части добровольческих отрядов, сербов, белогвардейцев и датчан» (Шишков А., с. 155).

Леонтьев об эвакуации союзников говорит следующее: «осенью 1919 г. однажды вдруг на губе появилась масса пароходов, военных, коммерческих с баржами на буксире, которые все имели курс к выходу из губы, это продолжалось в течение 3 - 4 дней. Это внезапное отступление было окружено чрезвычайной тайной. В результате Мурманск в течение нескольких дней от иностранцев очистился. Совдеп к тому времени уже подменили генерал-губернатором, и в Александровске вместо Совета стало что-то вроде земской управы. Появились и министры Северного правительства» (Леонтьев Н., с. 256).

По словам Н.Г. Носкова, «в октябре месяце 1919 года интервенты вдруг начали грузиться на пароходы, и к концу ноября в Мурманске их почти не оказалось… После этого с каждым днем было заметно, как начала ослабевать белая власть в Мурманске» (Носков Н.Г., с. 227).

Голованов вспоминает: «моряки всех судов и рабочие встретили уход англичан, как радостную весть, предвещающую скорый приход Советской власти. Вместе с англичанами или немного позднее ушли и все интервенты. В крае остались одни белогвардейцы. А белогвардейцев за серьезных правителей и противников рабочие и моряки не считали. Главными врагами считались англичане. Уход англичан был похож на бегство. Они старались все, что не могли взять, либо уничтожить, либо испортить» (Голованов С.А., с. 68).

Северная область первоначально играла важную роль в планах антибольшевистских сил. К весне 1919 года у них созрел поддержанный союзниками план завершения кольца блокады вокруг Советской России путем соединения в районе Вятки двигавшейся из Сибири армии А.В. Колчака с вооруженными силами Северной области. Однако упорное сопротивление большевиков и тяжелые природные условия (непроходимые леса и болота) не позволили реализовать задуманное, что окончательно убедило союзников в бесперспективности поддержки антибольшевистской борьбы в России и необходимости эвакуации войск с Севера, осуществленной осенью 1919 года.

Антибольшевистское правительство было не способно без помощи союзников отстоять территорию Северной области.

В это время активизируется деятельность подпольной большевистской организации. С приближением Красной Армии партизанские отряды совершают все более смелые операции. В частности, по свидетельству командира одного из отрядов И.К. Поспелова, к осени 1919 г. «в отряде уже находилось 35 финнов и человек 35 местных крестьян. Наш план состоял в том: мы должны были не обнаруживать себя до тех пор, пока последние иностранные войска не выедут из пределов Мурманского края, и тогда уже напасть на русских белогвардейцев» (Поспелов И.К., с. 205).

В Архангельске все было спокойно. Интервенты покинули город. Таким образом, дорога к окончательному свержению антисоветской власти на Русском Севере была открыта.

Ряд мемуаристов свидетельствует о том, что с этого момента «гнет белогвардейцев усилился…» (Шишков А., с. 155).

По словам Голованова, Леонтьева и других, «была объявлена мобилизация и призыв в белую армию» (Голованов С.А., с. 61).

Шишков же вспоминает, что «несмотря на весь белый террор, недовольство белогвардейщиной стало все усиливалось. Насильно мобилизованное население производило восстания в своих частях, образовались партизанские отряды, которые делали налеты на железную дорогу, взрывали мосты и всячески уничтожали различное имущество» (Шишков А., с. 155).

Леонтьев продолжает: «перед концом своего существования белые, как комары перед холодом, свирепели с каждым днем. Знаменитая Иоканьга, Печенга, Торос-остров были битком набиты непокорными. Условия существования этих страдальцев становились все более нестерпимыми» (Леонтьев Н., с. 257).

И.К. Поспелов вспоминает, что к началу ноября 1919 года положение партизанских отрядов становилось все более затруднительным: «у нас продовольствие подошло к концу, а доставать становилось труднее, потому что белогвардейцы увезли все продовольственные грузы с линии в Мурманск и Медвежью Гору, и нам стало неоткуда пополнять запас продовольствия. 1 ноября я отвел свой отряд в деревню Конецковдозеро в 40 верстах от линии железной дороги для того, чтобы дать немножко отдохнуть, потому что в течение 2 месяцев мы жили преимущественно в лесу, у костров» (Поспелов И.К., с. 207).

Действия антибольшевистских властей явно запаздывали в сравнении с процессом разложения тыла и наступления Красной Армии, которая, разгромив основные силы противника на востоке, юге и западе, получила возможность сконцентрировать свои силы на северном направлении.

Тем не менее и у партизан было немало сложностей. Поспелов вспоминает: «голод и лишения с каждым днем давали себя чувствовать все больше и больше. Людей у меня становилось все меньше, но зато оставались самые лучшие, самые надежные товарищи, на все готовые, которые поголовно умрут на своем посту, но ни перед чем не отступят. Белогвардейцы увидели, что они с нами все-таки ничего сделать не могут. Тогда белогвардейцы применили ужасный террор, и те деревни или дома, где мы останавливались отдохнуть, впоследствии после нашего ухода белогвардейцы сжигали целые деревни. В половине ноября наступила осенняя распутица, и наша деятельность прекратилась более чем на месяц, потому что здесь на Севере дорог вовсе не имеется, и можно передвигаться только на лодках, а тут озера покрылись тонким льдом, так что было нельзя ни пешком идти и ни ехать на лодках. Так мы были вынуждены сидеть без действия до 25 декабря, продовольственное положение было тяжелое… так продолжали держаться до февраля месяца, т.е. когда началось восстание на Имандре и в Мурманске» (Поспелов И.К., с. 207).

Таким образом, свержение антибольшевистской власти, оставшейся без поддержки основных сил союзников, приближалось. Так называемое «падение Северной Области» должно было произойти после заключительного аккорда, роль которого сыграло восстание в Мурманске 21 февраля 1920 года.

Подробное описание событий февраля 1920 года, данное в мемуарах непосредственных участников И.И. Александрова, П.П. Лопинцева и дополненное воспоминаниями С.А. Голованова, Трифонова и А. Шишкова помогает проследить весь путь к победе, проделанный большевиками.

И.И. Александров вспоминает: «наступает февраль месяц 1920 г. В первой половине февраля местная белогвардейская газетка «Вестник» приносит сообщение о том, что на Архангельском фронте Красная Армия наступает в своем победоносном шествии, белые части отступают. Это ли не сигнал подпольной организации, подпольного резерва большевиков Мурманска и непосредственный приказ обратиться к действиям! И в ночь на 19-е число мы собираемся сделать первое наше выступление» (Александров И.И., с. 209).

О последних днях перед восстанием Трифонов вспоминает следующее: «с каждым днем все более мучила мысль, как лучше действовать. Наконец, все планы были готовы. Не хватало одного - оружия. Там, где сейчас Мортехникум, помещались артиллерийские склады. Охрана складов находилась в ведении тов. Орлова. Было решено так, что тов. Орлов снимет команду. В это время мы сорвем замки и возьмем нужное оружие. Так и случилось» (Трифонов, с. 172).

О роли, сыгранной руководителем партизанского отряда Поспеловым И.К. в мурманском восстании, Трифонов говорит: «…появился активный партизан - организатор Поспелов (в шутку его называли Ванька Каин). Тов. Поспелов сразу же по приходе к нам собрал митинг. Народу было полно. Тов. Поспелов поставил перед нами единственную задачу: «Интервенты под натиском Красной Армии уходят. Наша задача - как можно быстрей соединиться с частями Красной Армии и дружным натиском разбить интервентов и белогвардейцев». Тов. Поспелов призывал рабочих немедленно соорудить что-то в виде бронепоезда, на котором переправить наши части, он же и внес свое предложение. Стоявшие здесь американские железнодорожные платформы с высокими железными бортами, было решено защитить сверху сталью. Так и было сделано. Собранный бронепоезд успешно продвинулся по железной дороге за Кандалакшу, соединился с частями Красной армии. В это время на Мурман прибыли несколько наших эшелонов, которые окончательно разгромили белогвардейские и интервентские части и водворили порядок в Мурмане. Через 6 - 7 дней горячей борьбы с интервентами на Мурмане водворилась Советская власть» (Трифонов, с. 172-173).

С.А. Голованов вспоминает: «милиция города выступала на стороне восставших. Восстание закончилось быстро. Комендантская команда, милиция, военные моряки и рабочие города захватили различные канцелярии и учреждения. Во время восстания руководитель Александров (известный нам как капитан Орлов) удачно распределил задачи. Нам и военным морякам были даны свои довольно точные задания. С окончанием восстания над бывшим помещением краевого Совета был поднят красный флаг. Каждый был бесконечно рад происшедшему восстановлению Советской власти на Мурмане. Руководитель восстания Александров объявил установление Советской власти» (Голованов С.А., с. 71).

Сам И.И. Александров рассказывает следующее: «21 февраля днем в 3 часа комендантская команда выступает. Тактически были разработаны приемы выступления, которые увенчались хорошими успехами. Датский корпус, высланный против нас, был нами почти без одного выстрела захвачен и обезоружен. Все остальные попытки сопротивляться были сломлены восставшим во всех концах мурманским революционным пролетариатом, а в конце дня 21 февраля мы уже были полными хозяевами Мурманска» (Александров И.И., с. 209-210).

Трифонов вспоминает: «…интервенты и белогвардейцы начали стягивать свои силы против нас, и медлить было ни минуты нельзя. Поэтому мы начали действовать решительно. Сразу же арестовали начальника полиции, есаула и крупного здешнего подрядчика Скрябина. Захватили связь, банк и др. пункты, а вечером сняли порядочный отряд охраны интервентов, шедших с поста» (Трифонов, с. 172).

Подтверждение этому можно найти и в воспоминаниях Шишкова: «21 февраля 1920 г. мурманские рабочие поднялись все как один… Переворот совершился стихийно… начался около 3 часов дня и через 4 часа уже закончился. Все офицерство и администрация были арестованы и изолированы. В течение 4 дней вся линия железной дороги оказалась в руках рабочих. (Шишков А., с. 156-157).

Об окончательной победе Александров пишет: «станция за станцией присоединяются к нам. Наконец 25-го или 26 февраля получаем сообщение с фронта: белые бежали, штаб бежал в Финляндию, бронепоезд, посланный против нас, задержался у Сорок с разрушением материальных частей вооружения. …победа повстанцев на Мурмане была абсолютно полной и обеспеченной» (Александров И.И., с. 209-210).

Таким образом, сопоставив мемуарные источники, можно прийти к выводу, что восстание было хорошо подготовлено и потому прошло достаточно быстро. Большевики добились успеха благодаря своей сплоченности и отличной организации действий, подготовленной И.И. Александровым - Орловым и И.К. Поспеловым.

О первых днях после установления Советской власти вспоминают Шишков, Лопинцев и Голованов.

«Немедленно после переворота был организован Ревком, и спустя некоторое время состоялся уездный съезд, на котором был избран уездный исполнительный комитет, и начало налаживаться разрушенное интервентами и белогвардейщиной хозяйство» (Шишков А., с. 156-157).

«В Мурманске под руководством Революционного комитета, товарища Александрова, и под руководством комитета Чрезвычайной комиссии тов. Песочникова провели регистрацию всего населения города Мурманска…» (Лопинцев П.П., с. 220).

После утверждения на Мурмане Советской власти в декабре 1920 г. состоялась уездная партконференция, на которой был поставлен вопрос о «выделении Мурманского уезда в Мурманскую губернию и, следовательно, об отделении от Архангельской губернии», решенный «положительно и быстро» (Голованов С.А., с. 75-77).

Вообще проблема самостоятельности Мурмана весьма своеобразно дополняет революционный процесс. Проведение на Кольский Север железной дороги крепко связало его территорию с Петроградом и Москвой, сделав отношения Мурманска с Архангельском весьма прохладными.

В такой ситуации еще весной 1918 года вполне естественным оказывается стремление мурманских властей вывести Мурман из состава Архангельской губернии, с тем, чтобы подчинить его более «щедрому» центру.

Хотя идея самостоятельности Мурмана, в целом, нашла поддержку у Советского правительства, сопротивление архангельских властей и недостаток времени не позволили реализоваться этой идее до восстановления Советской власти.

В воспоминаниях С.Г. Мазавина дается подробное описание первых дней после свержения антибольшевистского правительства и установления Советской власти.