Крупная феодальная вотчина в России конца ХVI-ХVII века (По архиву Троице-Сергиевой Лавры)

В дальнейшем разорение смутного времени и отказ Сергиева монастыря от собственной запашки привели к тому, что в течение ХVII в. ряд верейских деревень необратимо запустели, “распределение” дворов между сохранившими устойчивость селами Илемной и Юрьевским и уцелевшими 4 деревнями комплекса выровнялось и фактор домена в ходе сельского расселения и демографического роста верейских владений монастыря перестал действовать³⁰.

В малоярославецких селах Передел и Почап в конце ХVI в. наблюдаем такую же картину - дворов в них было размещено 7,6 %, все остальные - в деревнях, домен в количественном отношении преобладает над крестьянскими землями. В первой половине ХVII в. большинство деревень так и не возродилось, что привело к “уплотнению” оставшихся поселений, а отказ от господской пашни способствовал более равномерному, как и в Верейском уезде, распределению населения между селами и деревнями. С.Б.Веселовский в свое время связывал так называемое “владельческое укрупнение” сел с ростом господской запашки в конце ХVI в.³¹ Однако приведенные выше примеры по Верейскому и Малоярославецкому уездам показывают, что в селах с внушительным доменом (до 250 четв., как в Илемне) крестьянских дворов могло быть как раз немного. И вообще понятие “крупная феодальная” вотчина” не всегда обязательно предполагает крупное, большое село, вроде тех, которые приходилось отмечать для Околомонастырной округи, Переславского, Суздальского, Юрьевского уездов. Понятие это может иметь отношение к экономической организации, социально-демографической политике, проводимой крупным земельным собствеником.

В Серпейском уезде писцовая книга конца ХVI в. рисует такую же картину, как и в Малоярославецком и Верейском уездах - в малодворном селе Олферьевском сосредоточен приличный домен (80 четв.) и лишь 4 % крестьянских дворов, остальные 96 % размещены в деревнях комплекса. Две “литовские войны” первой трети ХVII в. (1610-х и 1632-1634 гг.) существенным образом осложнили условия жизни людей, хотя и не деформировали полностью уже сложившуюся структуру. В середине 1630-х гг. Сергиеву монастырю почти с нуля пришлось заселять и осваивать свою серпейскую вотчину, в которой пустые селения составили 95,4 %. Помимо отмеченных войн, дестабилизирующим население фактором в данном районе были в ХVII в. набеги крымских татар. В Троицкой Описи 1641 г. по с.Олферьевскому записано на крестьянах несколько долгов и кабал, “что плачено за них крымского окупу”, значит, монастырь выкупал собственными деньгами своих крестьян, попавших в плен, намереваясь затем вернуть истраченные суммы в качестве долгов 32.

В Серпейской писцовой книге 1635/36 г. фигурируют займища и починки с антропонимическими названиями, доносящими до нас имена расчищавших и распахивавших землю крестьян: “займище Куземкино”, “займище Богдашково, крестьянин Богдашко с детьми”, “займище Давыдково, крестьянин Давыдко”, “починок Вешняков, во дворе Иван Вешняк” и т.д. Переписная книга 1646 г. показывает интенсиный приток крестьян в деревни Олферьевского комплекса из соседних уездов - Оболенского, Дорогобужского, Смоленского. Новые жильцы оседали именно в деревнях округи. В самом селе по-прежнему было размещено меньшинство дворов (8 %). За 1635-1646 г. число крестьянских дворов у Троицкого монастыря в Серпейском уезде возросло в 6,8 раз, в 1646-1678 г. темпы его роста снижаются (увеличение в 2,9 раза). К 1678 г. все селения монастыря в Серпейском уезде были полностью восстановлены и даже приумножены, в отличие от общего для троицкой вотчины сокращения числа сел и деревень к концу ХVII в. (табл.24,25). Результаты роста числа дворов монастырских крестьян в Серпейском уезде нельзя было бы считать впечатляющими (в конце ХVI в. их было 122, в конце ХVII в. - 143), если не учитывать, в сколь неблагоприятных социально-политических и внешнеполитических условиях пришлось существовать данной территории и населяющим ее людям до середины 1630-х гг. Более выразительны показатели населенности самих дворов в конце ХVII в.: в среднем по 5,5 чел. в крестьянском и по 3,3 чел в бобыльском дворе.

В другом юго-западном от центра уезде, Оболенском, формированию устойчивой расселенческой структуры также препятствовали и окраинное положение, и набеги крымских татар, и общие потрясения начала ХVII в. Из-за сильного разорения уезда (83 % пустых селений отмечено у монастыря здесь в 1620-е гг.- табл.25) у троицких властей не нашлось сил для восстановления своих оболенских вотчин. В начале же 1640-х они предпочли и вовсе избавиться от земель в Оболенском уезде, отдав единственное тамошнее сел (Пажу, оно же Запажье) на выкуп кн.Б.А.Репнину (см. 3 гл.).

Хорошее начало было в освоении Троицким монастырем полученных им земель в самом южном, Новосильском уезде в 1570-1590-е гг. На починке Становом на р.Колпне трудом монастырских крестьян было основано село Становое, в ближайших окрестностях которого интенсивно распахивалось “дикое поле”, раскашивалось сено (1217 копен). Однако в ХVII в. за возникшим селом так и не закрепилось значение связующего центра, оно вовсе прекратило свое существование, а несколько уцелевших новосильских деревень монастырь едва удерживал, разместив в каждой часть своего домена. В 1640-1670-е гг. крымские набеги привели к тому, что у Троицы оставалась единственная новосильская деревня Толстенкова, а остальных деревень “крестьян и бобылей тотарове поймали, а иные розбежались” ³³. Так окраинное положение Новосиля (ныне - Орловская область), распахнутость границ делали очень ненадежным положение населения здесь, которое и страдало от набегов, и уходило дальше на юг. В целом же отмеченные факторы не привели к формированию устойчивой расселенческой структуры у монастыря в данном районе, столь удаленном от расположения основной массы монастырских вотчин.

Заканчивая рассмотрение общей структуры сельского расселения в центре и на юго-западе, отметим еще одно. При взгляде на табл.25 в глаза бросается обилие дробных сел и селец, также составлявшее особенность сельского расселения в Троицкой латифундии, которая с конца XIV в. формировалась и расширялась за счет постепенного поглощения долей и жребиев различных по масштабу и происхождению светских вотчин (пол села, пол сельца, треть сельца, две трети сельца, пол деревни и т.д.). В главе .и примеры таких “поглощений”, растянутые порой на многие десятилетия и несколько поколений владельцев .приводились по Переславскому, Бежецкому, Костромскому, Владимирскому. Коломенскому, Муромскому, Старицкому, Тверскому уездам. Долевые владения, как раз и реализуемые в виде “неполных” сельских поселений, отразили саму историю троицкого землевладения, сложные взаимоотношения монастыря с окружающим его миром светских вотчинников. И все же явление это было временным, преходящим: на конец ХVII в. в табл.25 долевые поселения показаны только в Московском и Переславском уездах. Во всех же остальных таковых уже не было.

В системе сельского расселения Троицкого монастыря в Центре России считаем также интересным тот факт, что нередко монастырские села являлись как бы “связующими узлами” в определении пограничных участков некоторых уездов страны. Имеем в виду то, что ряд троицких сел и их деревенские округи имели межуездное расположение. Например, одна треть села Петровского находилась в Сурожском стане Московского уезда, другая - в Ижевском стане Дмитровском, третья - в Скирманове стане Рузском уезде. Села Зубачево и Глинково по половинам располагались в Московском (стан Радонеж) и Переславском (волость Кинела) уездах. Деревни новоторжского села Медны размещались в соседнем Тверском уезде, означая Новоторжско-Тверской рубеж. Порубежное положение было характерно и для некоторых кашинских сел и деревень монастыря (причем как право-, так и левобережных по Волге), исторически и экономически тяготеющих к соседнему Угличу. Заметим, что устойчивости сложившихся сельских и деревенских округ их межуездное расположение не мешало.

В отличие от большинства центральных и юго-западных уездов, система сельского расселения у Троицкого монастыря в Нижегородском Поволжье в конце ХVI-ХVII в. развивалась по линии формирования сразу крупных деревень и сел, не проходя этапа мелкой починковой колонизации с последующим “припуском” деревень, починков, пустошей к более крупным селениям. Получив в 1590-е гг. массу запустевших земель, Троицкий монастырь уже к началу 1620-х гг. сумел в 12 раз увеличить здесь свое население и в 4,5 раза число самих жилых селений (табл.24.25). Рост по двум отмеченным направлениям показывает и сравнение писцовой книги 1620/21 г. с переписной 1646 г., хотя темпы его несколько снизились. Лишь после 1646 г., как показывает перепись 1678 г., население Троицкого монастыря в Закудемской волости Нижегородского уезда уменьшилось за счет его оттока в Свияжский и Алатырский уезды.

В начале 1620-х гг. на рассматриваемой территориии у Сергиева монастыря возникли новые крупные села в результате восстановления пустошей: Ляпесь с 49 дворами и Ондрейково с 56 дв. Нижегородские села монастыря нередко располагались на два-три “усада” (называемых иногда “посадами”), были обустроены двумя-тремя прудами. К концу ХVII в. некоторые деревни так укрупнились, что тоже стали селами. В них были открыты церкви и сформированы приходы (дер.Игумново, дер.Татинец). О роли монастыря в церковном устроении своих сел говорит факт основания церквей во имя Сергия Радонежского в селах Ондрейково и Копосово (вол.Стрелица), во имя Живоначальной Троицы в одной части села Варварского и Никона Радонежского - в другой его части⁴.

Имея в Нижегородском уезде села еще и в волости Стрелице (Копосово и Черное, Киржачского монастыря) Троицкая корпорация большую часть населения к концу ХVII в. сосредоточила в Закудемском стане (65 %).

О том, как складывалось монастырское землевладение и тесно связанная с ним система сельского расселения в уездах Казанского Поволжья (Свияжском, Казанском, Алатырском), говорилось в гл.2, параграфе о приписных обителях. В данной же главе остается только подчеркнуть стремительный рост крестьянского населения этих зависимых от “большой Троицы” филиалов в ХVII в., особенно в Свияжском и Алатырском уездах.

- Если в первом он продолжался до середины ХVII в.(табл.24,25), то во втором можно отметить два зенитных периода - 1620-е гг. (266 дв.) и вторая половина ХVII в. (870 дв.). Именно в Алатырском уезде сельские поселения отличались наивысшими размерами в рамках всей Троицкой латифундии: уже в 1620-е гг. они имели в среднем по 54 дв., по переписным книгам 1678 г. - по 72 дв., а по монастырской вытной переписной и оброчной книге 1696 г. - по 96 дв.! (табл.24). Этот средний показатель вдвое уступает реальным размерам отдельных сел. Например, алатырское село Четвертаково имело в конце ХVII в. 222 двора! Сообщаемые переписной книгой 1696 г. катойконимы при крестьянских именах (Шухобалец, Кувакинский, Присецкий, Сухоруковский и пр.) рисуют широкую географию происхождения алатырских новопоселенцев. Здесь называются практически все крупнейшие монастырские села Московского, Переславского, Дмитровского и особенно Суздальского, Муромского, Юрьевского, Юрьевецкого, Костромского (Луговой стороны), Нижегородского, Арзамасского уездов. По ним видна направленность внутривотчинных миграционных потоков - от центра на юго-восток. Указаны также и годы прихода крестьян в Алатырский уезд - в основном конец 1680-х-начало 1690-х гг.³³ Наблюдалось соединение центрально-русской топонимики с прежними мордовскими названиями. Одна из “новоселидебных” алатырских деревень Верхняя Ичикса Кувакино тож была полностью заселена (60 дв.) выходцами из крупного приселка Кувакина, стоявшего на Ярославско-Костромском рубеже. Специалист по топонимии В.А.Никонов пишет, что перенос с собой родного названия возможен лишь при компактном переселении сразу целой группы односельчан на новое место³⁶. Происходило перемещение крестьянского населения и внутри самого Алатырского уезда, из деревни Подгородней как своего рода “пересылочного” пункта в уездную “глубинку”.

Для начального этапа развития и Троице-Свияжского, и Троице-Алатырского монастыря важную роль играло их городское население, ведь и сами монастыри возникли как городские. Например, 18 % населения Алатырского монастыря по писцовой книге 1624/26 г. показаны как городские бобыли. В дальнейшем по мере “внедрения” в сельскую местность, укоренения там, соотношение “городской” и “деревенской” частей их зависимого населения все более менялось в пользу первой.

На всем огромном пространстве Русского Севера сельское расселение Троице-Сергиева монастыря (особенно когда к нему обращаешься после бурного демографического роста в Поволжье) выглядит скромными, едва тлеющими очагами в Деревской пятине, Пошехонье, Белозерье, на Вологодчине и на нижней Двине. Дадим краткий обзор их сельского расселения, двигаясь с запада на восток. Начнем в таком случае с Деревской пятины Новгородской земли. За короткий период после окончания Ливонской войны и до начала новых напастей троицкие волостки на восточном побережье оз.Ильмень развивались сравнительно неплохо (это отмечается и в очерке по Деревской пятины Т.И.Осьминского в коллективной монографии ленинградских авторов). Постепенно преодолевались демографические потери, понесенные ими в Ливонской войне: описание 1581/82 г. называет 16 крестьян-дворохозяев убитыми и 13 дворов пустых, через 12 лет, в 1594 г., число живущих дворов возросло, а пустых сократилось в 2 раза (табл.20). В волостках Сытинского (сельцо Сытине, оно же Кунья гора) и Листовского (сельцо Сопки, оно же Мокрой остров) погостов в 80-90-е гг. ХVI в. шел процесс внутреннего освоения: новые деревни “выставлялись” из старых, другие “припускались” в пашню к более крупным, дворность которых от этого еще более увеличивалась. Для волостки Сопки в Листовском погосте была характерна рассредоточенная система сельского расселения, более половины дворов (51 %) было размещено в самом сельце, остальные - в малодворных (по 3-4 дв.) деревнях ее округи. По подсчетам Т.И.Осьминского, в 1500 г. на крестьянский двор в этих волостках приходилось 1,14 “людей”, в 1582 г. 1,44, а в 1594 г. - 1,9 “людей”. На бобыльский двор “людей” приходилось 1,5.

Способом хозяйственого возрождения волостки Кунья Гора в Сытинском погосте в конце ХVI в. было предоставление монастырем некоторых ее деревень и пустошей в пожизненные держания прежним владельцам-вкладчикам (братьям Н., Б., Ю.Таракановым) и в служебно-поземельные держания - слугам (приказчику Т.Елизарову). И все же пустые селения здесь преобладали над живущими. Об ослабленности сельского населения говорит более высокий процент бобыльских дворов (54 %) над крестьянскими (46 %). Практиковалось и “подселение” бобылей в крестьянские дворы, возможно, как средство поддержания беднеющей части сельских жителей (табл.20). В писцовых и переписных книгах ХVII в. такие люди чаще всего будут называться “захребетниками” (табл.26). В переписных же книгах Деревской пятины 1667/69 г. они именуются “подсоседками”.

Прав А.Л.Шапиро, писавший, что “улучшение положения в 1590-е гг. было незначительным, а главное непродолжительным. Голод и мор первых годов ХVII в., гражданская война, польская и шведская интервенции, политика резкого увеличения податей - се это привело к новому еще более тяжелому, чем в 1570-1580-е гг. кризису первых десятилетий ХVII в.” ⁷. Деревская же пятина по праву считается наиболее пострадавшим от смуты районом и на Северо-Западе, и во всей России.

Действительно, дозоры 1620 и 1623 гг. показали, что население Троицкого монастыря в Деревской пятине практически было утрачено, если не считать по одному крестьянскому и бобыльскому двору. Село Сытино удавалось удерживать тоже благодаря единственному двору - монастырскому. Уже по описанию 1627/28 г. число дворов возросло до 22 и до конца 1640-х гг. продолжалось увеличение населения (табл.20). Теперь волостка Сытинского погоста развивалась более динамично, чем волостка Листовского (в отличие от конца ХVI в.). Во второй четверти ХVII в. в Сытинском погосте у Троицкого монастыря было в 2,5 раза больше селений и в 5, 2 раза - дворов, чем в Листовском. Такое положение сохранялось и по описаниям 1660-1670-х гг. К середине ХVII в. система сельского расселения у Троицкого монастыря в Деревской пятине была полностью восстановлена, деревни заметно укрупнились, иные до 20-25 дворов. Средняя же их дворность в данном районе составляла 15,5 дворов. Неоформленной в четкий рисунок и рыхлой в ХV-ХVII вв. оставалась группа сельских поселений Сергиева монастыря в Пошехонском уезде, в низовьях Шексны и ее мелких правых и левых притоков, на рубеже с Ярославским уездом. Некоторые соображения о причинах этого будут высказаны нами ниже при рассмотрении материала о погостах (следующий параграф данной главы). Здесь же отметим как возможную причину “проходное”, транзитное положение пошехонских деревень, связывающих белозерские и верхневолжские (ярославские, угличские, кашинские) владения монастыря. Отсутствие здесь господского хозяйства также не способствовало концентрации группы мелких деревень, погостов, приселков и пр³⁹.

В соседнем с Пошехонским Белозерском уезде, Андогском стане, у Троицкого монастыря сложился типично приречный тип сельского расселения. Речь идет о княжеском по происхождению вотчинном комплексе Танищи на левом берегу р. Суды, в который входило два десятка деревень, вытянутых вдоль левого берега этой реки. Никаких новых приобретений к уже полученному комплексу (еще в 1550-е годы) монастырь в дальнейшем не сделал. Соотношение жилых и пустых селений здесь менялось в зависимости от общих условий развития Белозерского края в годы смуты и послесмутного времени. В целом в расселенческой структуре к концу ХVII в. принципиальных изменений не произошло, только увеличилась численность дворов и их “людность”.

Об идущем в соседнем с Белозерским Вологодском уезде процессе починковой колонизации по правобережью Сухоны, где к Троице-Сергиеву в начале ХVII в. был приписан Авнежский монастырь, говорилось в гл.2. Сравнение описаний конца 1620-х и начала 1640-х гг. показывает, что состав поселений Авнежской обители не изменился, зато количество дворов в них возросло почти вдвое. Обращаясь к переписной книге 1678 г., видим, что некоторые починки 1620-х гг. к концу ХVII в. уже запустели, то есть процесс земледельческого освоения здесь шел неровно, в живущих деревнях появились пустые дворы и места дворовые (табл.24,35). От 1640-х к 1670-м гг. рост дворов также оказался незначительным. Одним словом, у Авнежского монастыря во второй четверти ХVII в. происходило и земледельческое освоение края, а во второй его половине проявлялись и некоторые признаки запустения ⁴¹

О малодворных деревнях, составлявших вотчину приписного Николо-Чухченемского монастыря в Холмогорском уезде также говорилось в гл.2. Здесь на всем протяжении ХVII в. еще медленнее росло количество дворов, чем в Вологодском уезде (в пределах 22-27 от 1620-х к 1670-м гг.). Малодворный состав деревень в 1620-1670-е гг. также сохранялся. В писцовой книге 1620-х гг. названы две деревни, восстановленные из пустошей - Меньшое Перхуровское и Зайцовское. В Троицкой Описи 1641 г. две деревни названы пустыми - Поташевская и Полевская, правда, появились две новых - Дьячья и Дьячья Вторая. Мы видим, что на Севере ураганного, устойчивого хозяйственного развития и заселения чухченемских (или авнежских) деревень и их населения, подобного тому, какой приходилось наблюдать в Поволжье, в ХVII в., не было и не могло быть. Кроме того, ни в Вологодском, ни в Холмогорском уезде Сергиев монастырь не имел ни одного села как крупного (и привычного для него) вотчинного центра. Роль такого “стяжения” играли, по-видимому, сами Авнежский и Чухченемский монастыри, которые, как могли, справлялись с возложенными на них задачами.

4.3 Погосты, слободки, сельские монастыри

Разбирая в свое время систему сельского расселения в вотчине Троице-Сергиева монастыря, Б.А.Романов образно называл ее “выразительной коллекцией поселенческих типов”⁴. Значительный интерес представляют в этой “коллекции” погосты. Их доля в общей совокупности сельских поселений была невелика - от 0,3 до 1,1 % (табл.23). В той же табл. видим и изменение количества погостов на троицких землях - к концу ХVI в. их было 11, во второй четверти ХVII в. - 16, в конце ХVII в. -5.

В троицких актах ХV в. погосты не упоминаются. Встречаем мы их в грамотах первой половины ХVI в. в значении административно-территориальных округов при оформлении пожалований Василия III и Ивана IV Сергиеву монастырю из фонда черных крестьянских земель. В 1520 г. корпорация по обмену с Василием Ш получила погост Кузьмы и Демьяна, “что был стан волостелин” на черной земле в составе подмосковной волости Корзенев.

Комплекс был значительным по масштабу, включая 70 деревень. “Во чреве” монастырской вотчины уже к началу 1560-х гг. произошло преобразование погоста как бывшей резиденции княжеского волостеля в обычное село с внедренным туда представителем вотчинной администрации (ключником-старцем или приказчиком-слугой). Описание 1594 г. называет сельцо Корзенево Кузьмодемьянское тож с церковью монастырского строения. Из обширной деревенской округи бывшего погоста сохранились только 3 деревни и отмечено 37 пустошей. В рамках троицких владений “периферийного” Околомонастырья сельцо Корзенево было включено в состав более крупного вотчинного комплекса села Муромцева.

Известен еще один случай попадания в руки Троицкого монастыря крупной крестьянской волости в самом центре государства - подмосковной Вохны, сохранявшей свою погостскую структуру более длительное время. Последним владельцем волости был удельный князь В.А.Старицкий, после казни которого в 1569 г. в течение некоторого времени происходит передача Вохны монастырю, окончательно она была оформленная изданием послушной грамоты Ивана IV Вохонским крестьянам в мае 1582 г.⁴⁴ Через 10 лет в той же волости монастырь получил дер.Климкову от вдовы Ульяны Желтухиной (см. гл2).

Изменения в структуре волости с конца ХVI и до конца ХVII в. позволяют проследить писцовые и переписные книги. Схематично изменения эти можно выразить так.

1594 г. - дер.Климкова. на поле которой крестьянином И.Оксеновым была поставлена церковь Параскевы Пятницы

новый погост Параскевы Пятницы - 30 дер.

погост Дмитрия Солунского на р.Вохонке - 30 деревень

сельцо Павловское на той же реке против Дмитриевского погоста,

погост Уполозы с церковью Рождества Пречистые - 26 дер.

погост Никиты Мученика - 27 дер.

пустой погост на Исаковом озере с ц.Рождества Пречистые - 9 дер.

1623 г.-погост Дмитриевский

сельцо Павловское - 40 дер., 21 пуст.

погост Уполозы - 18 дер.,19 пуст.

погост Никитский - 16 дер.. 12 пуст.

погост на Исаковом озере - 9 дер.,13 пуст.

1678 г. - село Павлове на двух погостах - Параскевы Пятницы и Дмитриевском - 69 дер.живущих и 29 дер., вымерших в мор 1654-55 г.

1752 г.- с.Павлове с 68 дер., в числе которых бывшие погосты Уполозы Никитский ⁴⁵ 1654/55.

Приведенная схема показывает, во-первых, что та часть волости Вохны, которая к концу ХVI в. еще не попала в руки частных феодалов или монастырей, состояла из нескольких погостов. Они представляли собой центры приходов, к каждому из них тяготела определенная деревенская округа. О сосредоточении в каждом из них каких-либо административных функций, полномочий у нас данных нет, равно как и о лицах, которым таковые могли усвояться. Во-вторых, до конца ХVII в. в волости Вохне продолжался процесс сокращения деревень (всего на 40 %), что само по себе не могло не подрывать значения погостов как центров сельских округ. Одновременно с этим действовал и механизм “крупной феодальной вотчины”. Он заключался во внедрении в одно из селений (им стало сельцо Павловское близ Дмитриевского погоста) агентов вотчинной администрации. Исчезновение погостов как когда-то существовавших административных центров в Вохне относится ко времени после 1620-х гг. Правда, церковное значение за некоторыми из них, уже ставшими приселками сельца Павловского, сохранялось и в конце ХVII в. В межевой книге волости Вохны с соседними волостями (московскими Гжелью, Куней, владимирской Сенежской, московской Рогожской ямской слободой) 1680 г. фигурируют к сельцу Павловскому - приселок Уполоз на р.Клязьме с церковью Рождества Пречистые и приселок Никитский на р.Дроздне с церковью Никиты Мученика. Деревни Вохонской волости, расположенные на Клязьме и ее притоках, были тесно связаны в торгово-экономическом отношении с Владимирскими и Нижегородскими землями. О развитии крестьянской торговли в Вохне имеется несколько свидетельств за ХVII в. В рамках же вотчинной торгово-хозяйственной специализации Вохна играла роль “житницы”, поставщика хлеба для монастырских “низовых” (прежде всего Астраханских) промыслов. На многочисленных речках Вохонской волости было сооружено много мельниц, которые мололи зерно для отправки его “вниз по матушке по Волге”, а также активно сдавались в аренду посторонним людям. Торгово-ремесленная специализация здешнего населения в дальнейшем, как и в Околомонастырской округе, станет фактором урбанизации края, вошедшего в состав формирующегося Центрального промышленного района (Иваново-Вознесенская текстильная промышленность и павлово-посадские платки), а бывшее монастырское село Павлове в 1845 г. получит статус города (Павловский Посад и ныне в Московской обл.)⁴⁶.

Погосты иногда могли быть компонентами средних и крупных по масштабу светских вотчин. Один такой погост - Василия Кесарийского на р.Остречине в Бежецком Верхе, с селом Елизаровым, несколькими деревнями, починками и пустошами представлял собой владельческий комплекс троицкого соборного старца Паисия Мичурина. В 1570/71 г вместе со своим братом Василием он дал его в Троицкий монастырь. О религиозно-культовом значении погоста (собственно, это могло быть еще и родовое кладбище ) для Мичуриных говорится так: “А тот у нас погост вопчей всех наших родителей” ⁴⁷. Кроме церкви Василия Кесарийского, на погосте имелась церковь во имя Живоначальной Троицы с приделом Сергия Радонежского - строения Паисия и Василия Мичуриных. Перед нами, думается, обычная ктиторская церковь (даже несколько) и семейный некрополь.

Фигурируют погосты и в составе более крупных княжеско-боярских вотчин, вместе с которыми они и оказались у Сергеева монастыря. Например, по данной грамоте богатой боярыни Елены Челядниной 1542 г. в корпорацию передавался большой вотчинный комплекс в Ростовском уезде, включающий несколько сел и селец, до 60 деревень и “погостец Никола Чудотворец на р.Талице”. Обширная деревенская округа тяготела “к тем селцом и погосту”. В составе вотчины кнг.Марии Оболенской (нескольких сел на р.Протве ) в Оболенском уезде к селу Марьинскому назван погост Афанасия Великого. Когда село запустело (после 1570 г.), то именно на погосте еще какая-то жизнь теплилась, с него началось повторное заселение данной местности ⁴⁹. В этой связи следует отметить амбивалентность погостов - они, действительно, могли являться и исходным пунктом для последующего развития (или восстановления ) сельского поселения, и конечной формой запустения. Выражения писцовых книг типа “погост, что было село” и “село, что был погост” вполне понятны. Подобная метаморфоза например, произошла со звенигородским селом Андреевским, ставшим после смуты погостом и возрожденным снова в село лишь после 1646 г. (см. прим. 1 к данной гл.). В подмосковном Радонеже в погост после смуты превратился бывший Успенский монастырек “Пречистые под сосною”, да так и не поднялся дальше. Зато в бежецком селе Присеки погост “бес пашни” с церковью Спаса-Преображения послужил основой для возникновения сельского монастырька. На правобережной стороне Угличского уезда именно погосты явились исходными формами для последующего образования сел. Растянулся, правда, этот процесс почти на столетие - с 1530-х до 1620-х гг. Село Сергиевское на Гривах возникло на основе припуска починка Палкина на Гриве в пашню к погосту Сергия Радонежского ⁵⁰. Видимо, и роль церковных земель при погостах следует учитывать, и взаимодействие погостов с другими видами поселений. О роли же другого погоста - Голенева - в образовании угличского села Красного речь шла выше в рамках региональных очерков сельского расселения.

Двухпогостскую структуру имело в конце ХVI в. сельское расселение у Троицкого монастыря в Пошехонском уезде. В округу первого - Подъяблонного (с церквями Живоначальной Троицы и Сергия Радоежского) - входило 7 деревень, второго - Раменского (с церковью Св. Георгия)- 6. Раменский погост представлял собой трансформированный монастырек Св.Юрия в Раменейце, известный по ряду княжеских грамот ХУ в. Наряду со дворами церковного причта в погосте Подъяблонном, описания 1594 и 1616 г. называют и крестьянские. Закрепление названных погостов в качестве административно-хозяйственных центров небольшой территории перспектив не имело, но такое значение во второй четверти ХVII в. утвердилось за деревнями, возникшими на церковных землях - Подъяблонной и Поповской (последняя - у погоста Раменского). В конце ХVII в. видим уже один центр -приселок Поповский с тянущей к нему округой из 7 деревень. В рамках более общего административно-хозяйственного организма монастыря его небольшой пошехонский комплекс был “притянут” к ярославскому селу Коприну, вместе с которым он был описан и включен в вытную книгу 1623 г.⁵¹

Во Владимирском уезде в конце ХVI в. погост Федосов с церковью Воздвижения у Сергиева монастыря находился в совладении по половинам с Ю.И.Плещеевым. На троицкой половине было размещено 5 крестьянских дворов. В конце ХVII в. о правах светских лиц на этот погост ничего неизвестно, зато произошло его слияние с соседним селом Обакумцевым ⁴⁸. Другой свой погост во Владимирском уезде, Николы Чудотворца на Усть-Колокши, корпорация отдала в 1583/84 г. по обмену братьям Л. и К.Волковым на их муромские земли. Правда, в переписной книге 1678 г. погост на усть-Колокши отмечен в составе троицких владений, а в нем 5 бобыльских дворов “за попом Иваном”⁵². Рыболовное значение для Троицкой корпорации имел погост Рождества Пречистые в Залипенье на р.Клязьме у озера Глебовского (“в нем пристанища рыболовей, а ловят рыбу на монастырь”). Имевший кельи черного попа и старцев, погост в Залипенье иногда назывался и монастырьком ⁵³.

Обратимся теперь к рассмотрению слобод или слободок на землях Троицкого монастыря. Нас в данном случае интересуют не городские слободки как компактные группы дворов монастырского населения в городах и на посадах, а именно сельские и подмонастырские слободки. Подобно погостам, их доля на фоне других видов сельских поселений была невелика: от 0,1 до 1,4 %. (табл.4).

Под слободами следует понимать как определенные территориальные округи, население которых собиралось первоначально на льготных условиях, так и отдельные сельские поселения. В редких троицких актах ХУ в. находим упоминания “слобод” (слободка в “Соснязе” Пошехонского уезда и “слободища” в Угличском у.)⁵⁴. В.Д.Назаров обратил внимание на то, что в серии княжеских грамот на бежецкое село Присеки ХУ в. последнее называется то селом, то слободой и отметил, что данная клаузула показательная для начального этапа освоения московской княжеской властью какого-либо района и более характерна для XIV в., чем для ХУ в.⁵⁵

Слободы как интенсивно заселяемые округи известны в ХУ-ХVI вв. в Дмитровском уезде (Берендеева Слобода), Переславском (Великая Слобода, позднейший Слободской стан, Маринина Слобода), Галицком (Жилина Слободка). Когда речь шла об определенной округе, то слово “слобода” обычно стояло на втором месте, а когда о конкретном селении с антропонимическим названием, то на первом: Чечевкина слободка, Филисова слободка” Тутолмина слободка и т.д.³ В отношении двух из перечисленнных известны их прежние владельцы - великокняжеский бортник Гридя Филисов и переславский вотчинник И.С.Тутолмин. Подобно погостам, слободки являлись компонентами в составе крупных княжеско-боярских вотчин. Например, в крупной вотчине М.В.Тучкова в Ростовском уезде в рамках комплекса Дебалы имелась непашенная слободка Потаповка на р.Где. Свой непашенный облик и чисто бобыльский состав населения она сохраняла до конца ХVII в., не сливаясь ни с какими другими сельскими поселениями Дебальской вотчины ⁵⁷.

Одна из причин образования слободок в ХVI-ХVII в. - это рост непашенного населения в результате отделения ремесел и промыслов от земледелия. У многочисленных приписных монастырей Троицкой корпорации такая группа людей селилась обычно в подмонастырских слободках. Этим объясняется их обилие в табл.22 для второй четверти ХVII в., ведь именно в тот период к Сергиеву монастырю было приписано более всего зависимых филиалов. Слободки торгово-ремесленных, мастеровых людей известны практически у каждой из приписных обителей, особым их количеством отличалась околомонастырская округа “большой Троицы”, о чем выше уже говорилось. Иногда слободка являлась конечным пунктом в развитии отдельных монастырей. Например, в предместье Бежецка (Городецка) в середине ХVII - первой половине ХVIII в. фигурирует “Макарьева слобода, что была Троицкая Макарьева пустыня”. Населена она была выходцами из монастырской Присецкой волости (крупнейшего вотчинного комплекса Троицы в Бежецком Верхе), обосновавшимися там для своих торговых дел. Обитатели ее совмещали торгово-ремесленные занятия с земледелием: “скупают кожи и телятины и хлеб припахивают; делают овчины и хлеб припахивают”.

Не только занятия, но и само население слободок часто отличалось смешанным составом: сюда входили и называемые исключительно по ремесленным специальностям люди (бочары, плотники, кузнецы и мн. др), и бобыли, и крестьяне. Четких отличий между ними источники не проводят, может быть, потому, что какая-то часть обитателей слободок продолжала заниматься и хлебопашеством. На правом берегу р.Сухоны на Усть-Толшмы в Тотемском уезде в Пьянкове слободке у Троицкого монастыря, наряду с торгово-ремесленными, были в 1620-е гг. и пашенные дворы ⁵.

В писцовых и переписных материалах ХVII в. слободкой могла называться компактная группа (из 10 и более дворов), являющаяся компонентом более крупного поселения. Скажем, в барщинных селах монастыря выделялись “воловьи слободки” с целью размещения в них воловиков и детенышей “для монастырские пашни” (муромское с.Дубровы, 1628/29 г.). Рост бобыльства в 1620-е гг. приводил к появлению составе сел отдельных бобыльских слободок, население которых было или польгочено на какое-то время, или выделялось своей экономической ослабленностью, неплатежеспособностью. Костромская писцовая книга 1628/29 г в с.Буякове указывает “Оксиньинскую слободку непашенных бобылей”, в которой в одном из дворов названа “вдова Оксиньица Нефедьевская жена с сыном Олешкою” ⁶⁰.

Видим слободки и в крупных поволжских селах ХVII в., куда шел стремительный поток новых поселенцев. В нижегородской дер.Игумновой, расположенной на р.Кирелке, на одной стороне реки было в 1620-е гг. 35 крестьянских дворов, а на другой, в бобыльской слободке, - 41 бобыльский двор. Позднее вся деревня именовалась Игумновской слободкой ⁶¹. В свияжском селе Новом льготные крестьяне в 1641 г. были поселены в отдельной слободке из 11 дв.⁶² Слободки вообще могли возникать вследствие естественного или созданного человеком разделения поселения - рекой, ручьем, прудом, озером, оврагом, крупной идущей через него дорогой и т.д. Часть поселения, расположенная несколько “на отшибе”, могла считаться его слободкой. Так, суздальское село Тума оврагом было отделено от Окаемовской слободки, хотя при описаниях они нередко обозначались как одно поселение - Тума Окаемово тож. Одно из древнейших троицких сел Медна, стоявшее на большой дороге из Твери в Торжок и далее в Новгород Великий, было разделено р. Твердой на собственно село и торгово-ремесленную слободку. Правда, более устойчивое демографическое развитие было показательно в середине ХVII в. именно для села, имевшего “подпитывавшую” его чисто земледельческую деревенскую округу ⁶⁴. Торгово-ремесленное же развитие слободки в Медне мог подрывать сам монастырь, сселяя меденских мастеровых в Клементьевские слободы собственной округи, о чем уже упоминалось в предшествовавшем очерке.

Некоторые слободки (и деревни) Сергиева монастыря в ХVII в. формировались и по национальному признаку. Речь идет о хорошо известном в литературе факте переселения карел во внутренние районы России после Столбовского мира со Швецией 1617 г. Деревни, населенные только карелам, фигурируют в переписных материалах в вотчине Троицкого монастыря в Деревской пятине, Тверском, Кашинском, Бежецком и др.уездах. Имели случаи и рассредоточенного размещения карел во дворах в составе русских деревень, среди крестьянского и бобыльского населения. В Суздальском уезде в конце ХVII - середине ХУШ в. на троицких землях фигурирует “Корельская слободка”, но это единственный выявленный нами факт.

Остановимся теперь на проблеме малых (сельских) монастырей как факторов расселения в вотчине Троицкой духовной корпорации. Из табл.23 следует, что в конце ХVI в. у него их было 10, во второй четверти XVII в.15 и в конце ХVII в. - 10. При изучении этой проблемы главная трудность заключается в хронологическом соотнесении обители и сельского поселения, поскольку письменные источники не всегда с желаемой полнотой раскрывают и раннюю историю самих монастырьков, и этапы развития порожденных ими или связанных с ними сел, деревень, погостов, слобод и т.д. Археологически же изучены очень немногие из интересующих нас монастырей, а ведь только данные археологии и позволяют уверенно сопоставить время возникновения монастырей и функционирования жилых селений.

С определенной степенью условности сельские монастыри были разделены нами на две группы. К первой группе были отнесены обители, так сказать, первичные по отношению к возникшему в дальнейшем на их месте “гнезду” поселений. Запустение таких обителей обычно “давало жизнь”, как ни странно это звучит, другим населенным пунктам. Ко второй группе нами были отнесены вторичные монастырьки, открытые в уже функционировавших селах, ставшие необходимыми вследствие роста их дворности, религиозно-духовных потребностей жителей в пострижении и т.д.

В непосредственной близости от Сергиева монастыря, в подмосковной волости Воре уже в ХУ в. существовали две зависимых от корпорации обители - Троицы на Березняках и Св.Ильи. Обе археологически были исследованы С.З.Черновым. В ходе раскопок первой автор выявил территорию собственно монастырька с храмом и некрополем и подмонастырное селище, датируемое по керамике второй половиной ХШ - первой половиной XIV в. Более раннее время возникновения жилого селения по сравнению с первыми письменными известиями о самом монастыре, не идущими глубже 1430-1470-х гг., позволило С. З. Чернову предположить, что обитель появилась на месте ранее существовавшего поселения, на некотором удалении от центра земледельчского освоения ⁶⁶. Троицкий на Березняках монастырь сначала был ктиторским боярской семьи Бяконтовых (из рода которых происходил митрополит Алексей), а в 1471 г. по пожалованию удельного кн.Юрия Васильевича Дмитровского, владевшего волостью Ворей, поступал в состав Сергиева монастыря. В дальнейшем монастырек Троицы на Березняках назывался то погостом, то приселком, то сельцом ⁷.

Еще слабее известна история монастырька Св.Ильи в вол.Воре. В 1460-е - начале 1470-х гг. он, по-видимому находился под юрисдикцией митрополита Филиппа и имел кое-какие свои земли (Игнатове, Копорское, Ворыпаево и др.), перешедшие в 1471 г.- в состав троицкой вотчины с включением Ильинского монастырька по грамоте князя Ю. В. Дмитровского. В выписи из писцовых книг начала ХVI в. он, хоть и называется монастырем, фактически уже являлся маленьким селом с 5 крестьянскими дворами. Правда, оказалось оно нежизнеспособным и позднее ни в каких документах не встречается. Лишь некоторые из прежних земель Ильинского монастырька (дер.Копорская, например, и пуст.Ильинская) вошли в состав обширного комплекса троицких владений в вол.Воре вокруг села Муромцева. Вряд ли прав С.К.Смирнов, локализовавший Ильинский монастырь в одном из ворьских сел, Боркове (в нем, действительно, была Ильинская церковь). Но в описании начала ХVI в село Борково и “Илья Святый в Воре” показаны отдельно и независимо друг от друга ⁶⁸.

На запад от Троицы, в московском Горетове стане в 1569/70 г. в руки корпорации попал небольшой ктиторский Спасо-Преображенский монастырек близ села Тушина на р. Москве и р.Сходне. Он принадлежал боярской семье Тушиных-Фоминых и их родственников, князей Телятевских. В данной грамоте кнг.Софьи Телятевской 1569/70 г. находим редкие сведения о каменных монастырских храмах: 1) Преображенском с приделом Благовещения и 2) Андрея Стратилата, каменной ограде длиной в 53 саж, каменных воротах, что говорит о состоятельности вотчинников-ктиторов. Каменные строения, безусловно, выделяли обитель на фоне окружающих крестьянских деревянных построек. Писцовая книга 1594 г. отметила в монастыре 5 бобыльских дворов, то есть он постепенно трансформировался в крестьянское поселение. Каменные строения не помогли пережить ему потрясения смуты и в начале 1620-х гг. описание отметило уже “село, что был монастырь Всходня на р.Москве, а нем церковь Преображения Господня с трапезою” ^6С). Сохранялось это село и в дальнейшем, а из прежних вотчинных деревень маленькой обители в документах упоминается единственная деревня - Назарьево ⁷⁰.

Фактором “селообразования” стало запустение другого зависимого от Троицы монастырька, Успения на Воинове горе, расположенного на рубеже Переславского и Владимирского уездов, на р.Клязьме, против устья р.Киржач. Под юрисдикцией троицких властей он находился еще со времен Василия I, упоминался также и в настольной грамоте митрополита Макария 1561 г. как зависимый от Сергиева. После смуты Успенский Воинов монастырек превратился в погост с церковью Успения близ дер.Воиновой. Именно она и становится основой для последующего поселения людей, укрупнившись к концу ХVII в. в село Воиново, Воинова Гора или просто Гора ⁷¹.

В Пошехонском уезде и в ХV, и в ХVI в состав Троицкой корпорации неоднократно и удельными князьями (И.А.Можайским, А. В. Угличским) и Иваном IV передавался “монастырек Егорей Великой, а к нему деревня монастырская”. Наблюдается упорное стремление князей помочь Троице утвердить свое влияние в низовьях Шексны “от рубежа Ерославского”. Возникшая на церковной (поповской) земле деревня Поповская и стала после запустения обители (позднее 1534 г.) “притягивающим” к себе пунктом для остальной группы мелких деревень в этом районе ⁷².

Что же касается сельских монастырей, как бы “вторичного происхождения, организованных в уже существующих селах, то можно отметить три основных пути их появления. Первый - когда сама троицкая корпорация создавала такие обители в своих, наиболее крупных и перспективно развивавшихся селах. Второй - когда она получала села с монастырями в них по вкладам от своих светских контрагентов. Третий - когда крестьянская община основывала для себя обитель в том или ином крупном селе. Питательной же основой для осуществления каждого из отмеченных путей, полагаем, было весьма распространенное в средневековой Руси “келейничество” при приходских храмах. В расширенном виде оно и могло приводить к образованию сельской обители. Е.И.Колычева пишет о “келейных сообществах”, “келейных братствах”, которые хотя и не относились официально к монастырям, в общественном сознании продолжали восприниматься как одна из форм аскетического жития, то есть как монашеское сообщество ⁷³. Ряд суждений по проблемам сельских монастырей и сельскому приходскому келейничеству будет приведен ниже.

Обратимся к доступному для нас фактическому материалу по вотчине Троицкого монастыря. В крупном троицком селе Прилуки на левом берегу Волги, на Кашинско-Угличском рубеже уже в первой трети ХУ в. известен как зависимый от Сергиева Христо-Рождественский монастырек. Из ряда княжеских грамот первой половины ХУ в. узнаем, что строителем в этом монастырьке был старец из Троице-Сергиева, имевший право “пятна”, то есть собиравший с местного населения пошлины с купли-продажи лошадей и другого скота в пользу троицких властей. упоминаются также рыболовы, состоявшие из чернецов Рождественского монастырька и мирян “Прилучьских деревень” и ловившие рыбу “до Ярославского рубежа” ⁷⁴. Обитель эта официально была признана за Троицким монастырем в настольной грамоте митрополита Макария 1561 г., а существование свое прекратила в 1620-е гг.Роль же ее можно видеть в интеграции населения на раннем этапе освоения Кашинско-Угичского Врхневолжья. Заметим, что первые письменные известия о Рождественском монастырьке относятся, по Житию Павла Обнорского”, к 1330-м годам. Археологические данные о возникновении села Прилук и других поселений в его окрестностях нам неизвестны, поэтому трудно выделить строго первоначальный компонент расселенческой структуры, являлся ли им Рождественский монастырек или села Прилучское и Удинское, слияние которых привело к образованию крупного комплекса Прилуки, в котором подобающее место заняла и обитель 75. Собственных земель у нее не было.

Во второй четверти ХVI в. в крупном бежецком селе Присеки (в 10 верстах к югу от уездного центра) появился Спасо-Преображенский монастырь, официально даже признанный за Троицей в настольной грамоте митрополита Макария 1561 г. Во второй половине ХVI - первой четверти ХVII в. Спасский монастырек находился под Управлением игумена и насчитывал 8-10 жилых и 3-5 пустых келий ⁷⁶. Был он безвотчинным.

Примером ктиторского вотчинного монастырька может служить обитель Рождества Христова в селе Рождественном в Дмитровском уезде. Ее ктиторами были прежние владельцы села И.А. и Ф.А.Рябчиковы, дававшие некоторые из своих деревень. Попав в состав мощной духовной корпорации в 1544 г по их вкладу, Рождествеский монастырек в дальнейшем получал содержание (фактически ругу) от троицких властей: “дают оброку из монастыря по чети ржи да по чети овса”. О существовании монастырька в конце 1620-х гг. напоминали лишь церковь Рождества Христова с приделом Николы Чудотворца да при ней несколько келий “нищих бобылков” ⁷⁷.

Наличие ктиторских монастырей в вотчинных селах в момент перехода их по вкладам к троице -- явление, которое нередко фиксируется в поземельных актах. Для позднейшего времени у нас не всегда имеются данные, что происходило с такими обителями, всегда ли корпорация заменяла им прежних светских ктиторов, поддерживала их? В московском селе Новленском (Шеренский стан) по вкладу Авдотьи Бреховой-Ощериной был получен монастырек-погост Николы Чудотворца, в переславских селах Дерюзине и Стогове также известны монастырьки во имя этого святого, а в селе Сваткове - Покрова Св. Богородицы, в кашинском селе Фроловском “церковь Покров Пречистые монастырек” и т.д. ⁷⁸

Примером общинного по происхождению сельского монастырька может предположительно являться обитель Флора и Лавра в муромском селе Дубровы на р.Ушне. Наиболее раннее упоминание о ней находим в данной грамоте муромского посадского человека А.К.Родионова 16 января 1580 г. на двор в Муроме на белом месте. За этот вклад он просил руководство Сергиевой корпорации постричь его “в Троицком монастыре у Флора Великого в Дуброве”. Следующее по времени упоминание находим в писцовой книге 1593/94 г. - здесь были игумен, 6 братов-старцев и нищенская слободка, населенная, помимо нищих, еще и “приходцами”. На возможные земельные вклады крестьян в свой монастырь указывают дозорные книги 1612 и 1616 гг. - у него отмечено “данных крестьянских жеребьев по душам пашни паханые средние земли 10 четей да данных жеребьев перелогу 10 четей”, а в конце 1620-х гг. пашни показано уже 50 четв. ⁷⁹ Судя по описанию конца 1620-х гг., монастырек имел ограду, которая к тому времени уже “обвалялась”, и только 3 кельи. Во главе крохотной общины стоял уже не игумен, а черный поп. Вообще особенностью малых сельских монастырей было предельно простое их внутреннее устройство, почти полное отсутствие иерархии должностей, если не считать редко упоминаемых игуменов и черных священников. Никаких больше келарей, казначеев и пр. здесь не было. По-видимому, на средства Сергиевой корпорации в монастырьке была возведена деревянная шатровая церковь во имя Живоначальной Троицы с приделом Чудотворца Сергия дополнительно к уже существовавшей там “древяной клетски” церкви Флора и Лавра. Дальнейшая его судьба в источниках не отражена. Скорее всего, он просто запустел, как и названные выше монастыри в Присеках и Прилуках.

Монастырь, подобный только что описанному, при всем лаконизме известий, можно понимать как проявление общинной и церковной благотворительности, как способ поддержания мизерабельных слоев деревни. В литературе больше известно о существовании малых монастырей у черносошного крестьянства на Севере России (М.М.Богословский, С.В.Юшков, А.В.Камкин). Как пишет А.В.Камкин, такие монастыри могли формироваться вокруг некоторых приходских храмов. Здесь образовывались своеобразные общины “старцев” или “стариц”. Постригаться могли местные бобыли и нищие, а постригали их строители каких-нибудь расположенных по соседству монастырей. Малые сельские монастыри выполняли роль богадельни для крестьянской общины. В них могли получить пищу и кров обедневшие, одинокие и престарелые ⁷⁷. Явление малых монастырей этим же автором отмечается как преходящее. С.В.Юшков считал, что на начальном этапе в управлении такими, монастырями преобладал приходской сход, а в дальнейшем -возвышался черный совет из монастырской братии. По поводу распоряжения собственностью малых монастырей А.В.Камкин высказывает суждение, что право это могло принадлежать местным церковным старостам ⁸⁰.

Вопрос о статусе земельных владений приходских церквей и сельских монастырей в центре России в ХV-ХVII вв. требует специального изучения и по законодательным актам, и по массовой писцово-переписной докуметации. В приговорах 1572 и 1580-1584 гг. разделялись большие монастыри, у которых вотчин много, малые монастыри, у которых их мало, и “места убогие”, у которых земли или совсем нет, или очень мало. О последних царь и митрополит должны были позаботиться и “устроить их землею, как будет пригоже, как бы им мочно прожити”. В законодательстве 1625-1636 гг. проводится линия на то, чтобы не допустить превращения оброчных земель у приходских церквей в их вотчины и поступления выслуженных вотчин по- вкладам бездетных вдов в приходские церкви. Но необходимо специальное выяснение того, кто распоряжался землями - поп, церковный староста как доверенное лицо общины или монашество сельской обители?