РЕФЕРАТ

по дисциплине «История»

по теме: «Казачество на Дону»

Содержание

Введение

1. Происхождение донского казачества

2. Вольное воинство (XVI-XVII вв.)

3. Донское казачество в XVIII-XIX вв.

Заключение

Список литературы

Введение

О казаках написано и сказано немало. Мифов и откровенных благоглупостей в этих писаниях можно встретить больше, нежели подлинной истории. Это произошло во многом благодаря тому, что сами казаки в героическую пору своей истории в массе своей были неграмотны или очень малограмотны, не исключая и офицерский состав и старшину. Только с середины XIX века на Дону появилась целая плеяда талантливых и великолепно образованных писателей - Андроник Савельев, Михаил Сенюткин, Иван Ульянов, Адам Чеботарев и другие, в том числе и потомки одного из героев Отечественной войны 1812 г. Иван и его сын Николай Красновы.

Бунтарями и воинами назвал казаков историк В.И. Лесин. Данное определение очень точное и емкое, но в то же время оно оставляет без ответа вопросы как стали возможны подобные метаморфозы (путь из бунтарей в воины и обратно), были ли они вызваны к жизни исключительно политической конъюнктурой или имели под собой мощный исторический фундамент? Как казакам на протяжении почти четырех столетий удавалось одновременно сохранять репутацию и стражей империи, и свободолюбцев, готовых в любую минуту к ниспровержению царского трона? По каким причинам вчерашние бунтари, отказывавшиеся под угрозой царской опалы и блокады Дона «целовать крест» российским государям, и о которых, по их же собственному суждению, в Московском государстве было «некому тужить», превратились в опору Российской империи и почему «Дон стих»?

Данный реферат является попыткой дать ответы на вопросы, обозначенные выше.

1. Происхождение донского казачества

Главное противоречие между дореволюционной и послереволюционной историографией - в определении происхождения казачества в целом и донских казаков - в частности.

«Классовая» историография определяет возникновение казачества примерно XVI-м веком и утверждает, что «казаками» называли себя беглые крестьяне, люмпены, разбойники из Центральной России, которые скрывались от царя и прочих «эксплуататоров» на Дону. Глубокого исторического обоснования у этой теории нет; она подкрепляется обычно примерами свободолюбивого фольклора казаков (поговорки типа «С Дону выдачи нет», «Царствуй, царь-государь, в стольной Москве, а мы, казаки, - на Тихом Дону», «Секи меня турецкая сабля, да не тронь меня царская плеть» и пр.), а также некоторыми официальными документами, где казаки определяются как «всяких земель беглые люди».

Однако многие историки резко отвергают подобные социологические объяснения. Казаки - народность, образовавшаяся в начале новой эры, как результат генетических связей между Туранскими племенами скифского народа Кос-Сака (или Ка-Сака) и Приазовских Славян Меото-Кайсаров с некоторой примесью Асов-Аланов или Танаитов (Донцов).

Сообщения древних историков и географов вкупе с данными археологии позволяют исчислить историю казаков более чем двадцатью веками. Имя казаков в разных вариациях - Коссахи, Касакос, Касаги, Касоги, Казяги, - встречается у греков (Страбон, танаидские надписи и проч.), в русских летописях, в тюркских источниках и проч. «Коссахи» в переводе с языка скифов значит «белые Сахи», или «Белые Олени» (название скифского племени). Не случайно, поэтому у казаков в гербе - белый олень, раненый стрелой.

Не вдаваясь в подробности, скажем, что расцвет государства Коссаков приходится на конец Х века (988 г.), когда один из Рюриковичей, Мстислав Владимирович, отложился от Киева и создал свое государство Томаторкань со столицей того же названия (русское - Тьмутаракань), которое простиралось по Дону, Кубани вплоть до Курска и Рязани. В 1060 г. держава распалась, но земля Коссак со столицей Томаторкань еще полтора века оставалась независимым государством.

С приходом монголо-татар в 1223 году казаки (Подонские Бродники) встали на их сторону и бились против Руси на реке Калке. В составе установившейся татарской империи Золотой Орды (1240 г.) казаки пользовались некоторыми автономными правами, сохраняли славянский язык и христианскую веру, имели свою Церковь и епископов.

Когда в Орде начались междоусобицы, казаки, страдавшие от своеволия ордынских шаек, приняли участие в восстании московского князя Дмитрия и бились на его стороне в Куликовском сражении (1380 г.). Однако эта битва не принесла освобождения для Руси и оказалась роковой для казаков. Татары вынудили их очистить берега степной части Дона, оттеснили их в верховья и дальше на север - вплоть до Камы, Северной Двины и Белого моря. Самыми упорными оказались Азовские казаки, державшиеся до ХV века, когда они все-таки рассорились с турками и перекочевали ближе к Северской земле.

В XVI веке казаки Верхнего Дона объединяются с ногайскими и астраханскими и начинают возвращаться на свои исконные земли, т.е. на Нижний Дон. Вступив в активную борьбу с турками и ордынцами, они связывают свою судьбу с двумя династиями: Рюриковичами в Московии и Гедиминовичами в Литве.

Однако с этим союзом согласились далеко не все казаки. Протестом против такой политики явилось образование двух казачьих «речных республик» - на Дону и на Нижнем Днепре. Они послужили очагами возрождающейся казачьей независимости. Надо сказать, что московские государи в проведении своей политики активно опирались на казаков и поддерживали их переселение на Дон.

2. Вольное воинство (XVI-XVII вв.)

Географические условия (по словам Соловьева природа была «мачехой для России»), стремление стать самодержавным государством (в первоначальном смысле этого слова, т.е. самостоятельным), борьба с осколками Золотой Орды требовали от московских государей сильной деспотической власти, способной ответить на любой внешний вызов. «Русская государственная организация, - писал П.Н. Милюков, - сложилась раньше, чем мог ее создать процесс…внутреннего развития сам по себе. Она была вызвана к жизни внешними потребностями, насущными и неотложными: потребностями самозащиты и самосохранения». Собирание уделов сопровождалось репрессиями по отношению к местным политическим элитам и гигантским переделом собственности и власти. В результате государственная организация Московской Руси была устроена по принципу военной, в которой существовала жесткая иерархия. «Военное дело не только стояло тогда на первом плане между всеми частями государственного управления, но и покрывало собою последнее».

Концентрация всех сил подданных Российского государства не позволила развиться общественной самодеятельности и свободе личности. Напротив, в Московском государстве реализовался универсальный принцип подданства, четко сформулированный дьяком Иваном Тимофеевым: «были бы безмолвны как рабы». В рамках «нового государственного порядка» утвердилось две формы социального бытия. «В старинной Руси мирские люди по отношению к государству делились на служилых и не служилых. Первые обязаны были государству службою воинскою или гражданскою (приказною), вторые - платежом налогов и отправлением повинностей. Обязанности этого рода назывались тяглом». И если служилые люди были прикреплены к государевой службе, то тяглые - к «государевым слугам».

В течение длительного времени в отечественной историографии культивировалось мнение о том, что первооснову донского казачества составили бежавшие от крепостничества крестьяне и холопы. Данное утверждение базировалось на классовом подходе и признании государства орудием классового господства. Однако в период завершения «собирания земель» первый удар пришелся на местные политические элиты и, а не на крестьянство. Прежде всего, к службе были прикреплены «дети боярские» и «служилые по прибору» и лишь затем крестьяне (окончательно в 1649 г.). «Новый государственный порядок» Московской Руси предполагал обязательность службы, уход с которой однозначно трактовался как измена. То есть недовольными новым государственным строем оказались не только и не столько низшие сословия Российского государства, хотя и их было бы неверно сбрасывать со счетов. Не зря ведь в повести «азовского цикла» казаки декларировали: «Отбегаем мы ис того государства Московского из работы вечныя, ис холопства неволнаго, от бояр и от дворян государевых».

В донском казачестве оппозиционный государству элемент нашел свое спасение. Как верно отметил Н.И. Костомаров «издавна в характере русского народа образовалось такое качество, что если русский человек был недоволен средою, в которой он жил, то не собирал своих сил для противодействия, а бежал, искал себе нового отечества. Таким отечеством стал Дон». В.О.Ключевский писал: «В десятнях степных уездов XVI века встречаем заметки о том или другом захудалом сыне боярском: «Сбрел в степь, сшел в казаки». В десятнях Ряжска и Епифани в конце XVI столетия есть сведения о том, что многие дети боярские «сошли на Дон безвестно» или «сошли в вольные казаки с Василием Биркиным», «боярским сыном».

Среди казаков встречаем людей с дворянскими фамилиями - Извольский, Воейков, Трубецкой. По словам крупного специалиста по истории донского казачества эпохи позднего средневековья Н.А. Мининкова, «судя по источникам, многие донские атаманы второй половины XVI в. были русскими помещиками. Дворянами по происхождению были известные донские атаманы конца XVI в.: Иван Кишкин, у которого поместье было под городом Михайловым вблизи Рязани.… Некоторые атаманы XVII в. также были по происхождению русскими дворянами как, например атаман Смутного времени Иван Смага Чертенский». Радом с казаками дворянского происхождения путивльский служилый казак Михаил Черкашенин и люди совсем с недворянскими фамилиями - Иван Нос, Василий Жегулин. Известный впоследствии род Ефремовых вел свое начало от торговых людей, а род Красновых был в родстве с камышинскими крестьянами. На Дону во второй половине XVII в. обретали новое «отечество» и религиозные диссиденты, спасавшиеся от наступления «никонианства».

Параллельно с появлением казачьих сообществ на Дону источники фиксируют в различных частях Московского государства появление служилых казаков, нанимавшихся выполнять «различные службы» государству, «знатным людям» и даже патриарху (конец XVI в.). По мнению Сватикова, эта служба, «подвергавшая жизнь казаков опасности, была все же гораздо легче и интереснее, чем работа в качестве батрака». Что же объединяло и отличало казаковавших «в поле» донских «вольных казаков» и казаков служилых, если последние нередко пополняли ряды «вольных» и наоборот «вольные» донцы, если судить хотя бы по первой известной царской грамоте на Дон, брались за выполнение царской службы (проводы послов, совместные боевые действия с русскими ратями). Первоначально понятие «казак» означало «не тяглый», «приходец», «вольный человек». Относительная свобода (насколько это вообще было возможно в XVI-XVII вв.), возможность жить то в одной, то в другом месте были общими чертами двух групп российского казачества. Но если служилые казаки стремились к службе на более льготных условиях, с сохранением больше свободы, то «вольные» стремились к устройству жизни «по своей воле». В XVI-XVII вв. грань между «вольным» и служилым казаком была довольно зыбкой. Многие служилые казаки (особенно из пограничных крепостей) уходили «казаковать в поле» тогда как «вольные казаки» нанимались на государеву службу (в этом отношении весьма благоприятным периодом было Смутное время).

Но «вольное казачество» в отличие от служилого не было инкорпорировано государством. Донская земля не была провинцией Московской Руси. Созданное «вольными казаками» Войско Донское обладало демократическим внутренним устройством, имело собственные органы власти (Круг, выборные атаманы), проводило самостоятельную внешнюю политику (совершало неоднократно морские походы против Османской империи и Крымского ханства даже в те моменты, когда Москва рассматривал их как союзников в борьбе с Речью Посполитой). Контакты с донскими казаками Московское государство строило как с иностранными державами через Посольский приказ. В дипломатической переписке с султаном Оттоманской Порты и ханом Крыма Московские государи нередко характеризовали казаков не иначе как «всяких земель беглых людей, воров», «воров, беглых людей без государя…ведома». «Вольные» донские казаки в отличие от служилых не были обязаны службой государству. Они не приносили присяги («крестного целованья») до 1671 г., не несли тягла. В отписке 26 мая 1632 г. Михаилу Федоровичу Романову и патриарху Филарету Никитичу донцы сообщали: «И крестного целованья, государи, как и зачался Дон казачьи головами, не повелось». Во время военных действий в составе московских ратей казаки не считали себя связанными какой-либо субординацией. В 1579 г. во время Ливонской войны казаки ушли из состава русской армии из-под крепости Соколы, в 1633 г. покинули расположение московских частей во время осады Смоленска, занятого поляками, в 1655 г. с «польской войны». Именно казачьи вольности были причиной того, что даже на весьма благоприятных для казаков условиях на последнем этапе «Смуты» (после избрания царем Михаила Романова) лишь часть их перешла в разряд служилых московских людей.

По отношению к донским казакам Москва проводила политику «кнута и пряника». С одной стороны государство стремилось минимизировать самостоятельные, несанкционированные им внешнеполитические акции донцов. Отсюда и периодические «опалы», накладываемые на казачество. В 1590-е гг., 1630 г., середине 1660-х гг. Москва устраивала Дону блокады. С другой стороны, несмотря ни на что Москва не спешила покончить с «вольным Войском», так как была заинтересована в казачестве как в мощной военной силе. Появившись на территории Северного Причерноморья, казаки с первых дней своего существования вели борьбу с турецко-татарской экспансией, закрывая с юга границы Московского государства. Казаки были фактически бесплатной военной силой Москвы зачастую более эффективной, чем ее собственные вооруженные силы. Военная мощь казачества была чрезвычайно нужна государству. Отсюда интерес к Дону и его строптивым обитателям, поддержка жалованьем (хотя и нерегулярным) и воинскими контингентами (особенно в период после «Азовского сидения» 1641 г.). На всем протяжении истории государство видело в казаках Дона две стороны - военную силу (консервативное начало) и стремление к политической независимости (начало с точки зрения Москвы «бунтарское»).

Что же в таком случае притягивало донских казаков к Московскому государству, чьим внутренним строем они были недовольны и чьи внешнеполитические цели далеко не всегда разделяли? Перманентная степная война с татарскими и другими кочевыми ордами, противостояние мощной Османской империи вызывали у казаков неутолимую жажду стабильности (в особенности у казачьей политической элиты). Стабильность при покровительстве Москвы стала со временем рассматриваться частью казачества как меньшее зло по сравнению со свободой в условиях постоянных военных конфликтов. Однобокое экономическое развитие Дона (землепашество у казаков не допускалось), существование, зависящее от успеха очередного «похода за зипунами» также требовало внешней помощи (в нашем случае московской). Таким образом, друзья-враги казачество и государство были обречены на тесное сотрудничество, прерываемое нарушением status quo в Смутное время и период восстания Степана Разина. Будучи не в силах противостоять одновременно Оттоманской Порте и Московскому государству донское казачество в 1671 г. сделало свой выбор, принеся присягу на верность службы российским государям. Процесс инкорпорирования «вольного» казачества в структуры государства начался.

Принеся присягу на верность Москве, потеряв право внешних сношений, казаки Дона, однако, до эпохи Петра Великого сохраняли больше прав, чем малороссияне. В то время как на Украине размещались русские гарнизоны, на Дону действовали в союзе с казаками отдельные воинские контингенты. Казаки до самых Азовских походов Петра Великого 1695-1696 гг. противились строительству русских крепостей и не желали в них «сидеть». Государевы ратники жаловались на то, что донцы их «бьют и грабят и дров сечь под городками (казачьими) не дают…»

3. Донское казачество в XVIII-XIX вв.

Решительный удар по политическим правам Войска Донского был нанесен Петром I, подчинившим в 1721 г. казаков Военной коллегии, тем самым, втиснув их в рамки социального организма Российского государства, сделав «государевыми слугами». Подчинение донцов сопровождалось жестоким подавлением булавинского восстания, лишением казаков таких важнейших для них прав как выборы атаманов и прием беглых («с Дону выдачи нет»). В 1709 г. после победы над Булавиным, Петр назначил атаманом Петра Рамазанова «по смерть его» (т.е. до смерти). Он же не утвердил атаманами избранных казаками Максима Кумшацкого и Максима Фролова (несмотря на то, что отец Максима Фрол Минаев был активным проводником петровской политики). В 1723 г. Петр, минуя Круг, назначил казачьим атаманом Андрея Лопатина, не утвердив избранного донцами Ивана Краснощекова.

Несмотря на ликвидацию казачьей демократии и низведение ее институтов, включение казаков в число «государевых слуг», с точки зрения государства, было привилегией. Это положение возвышало казаков над массой тяглого неслужилого населения. Став служилыми людьми государства, вчерашние «вольные» казаки оказались в социально-политическом и экономическом плане на более высокой ступени по сравнению и с другой группой российского казачества - старослужилыми казаками. Петр Великий в 1724 г. «одним ударом уничтожил на пространстве половины Империи старое служилое казачество Московской Руси, превративши казаков в свободных крестьян, обложивши их подушным окладом». Данная мера не коснулась лишь Сибири, Чугуевских, Торских, Маяцких, Новохоперских служилых казаков и находившихся в ведении Приказа Казанского дворца.

Основное содержание политики, начатой Петром, состояло в лишении казаков демократических прав и традиций с законодательным оформлением их прав и обязанностей как служилого сословия Российской империи, а также включением их в общую систему государственного управления. Эту политику продолжили преемники первого императора. Указом от 4 марта 1738 г. атаман стал чином, жалуемым правительством, а в 1775 г. был ликвидирован войсковой круг. Но краеугольным камнем процесса превращения «вольных» казаков в слуг империи стал закон Екатерины II от 24 мая 1793 г. Согласно этому документу, в основе своей определившему статус донского казачества вплоть до февральской революции 1917 г., все донские земли были переданы Войску Донскому за его военные заслуги.

Передача земли сопровождалась предоставлением права на беспошлинную торговлю, исключительного права на рыбную ловлю, добычу соли на р. Маныч. Казаков освободили от государственных податей и повинностей. Тем самым утрата демократических прав и автономии была компенсирована существенными социально-экономическими привилегиями.

Преобладавшая в период позднего средневековья «политика кнута» сменилась «политикой пряника». Законом 1793 г. донское казачество было поставлено на высокое место в Российской империи. Г.А.Потемкин писал, что те из крестьян, которые зачислены в казаки, счастливы в новом звании своем, не будучи более подвержены перемене помещиков. Привилегированное положение казаков стало предметом зависти и мечтаний для российского крестьянства. Так, в манифесте от 31 июля 1774 года Емельян Пугачев жаловал всех участников своего выступления «вечно казаками».

К концу XVIII столетия казачество Дона окончательно превратилось в служилое сословие Российской империи, ставшее держателем своей земли на правах коллективного помещика. Форма землевладения, обозначенная законом от 24 мая 1793 г. была феодальной по своей сути. Сеньором выступало государство, предоставившее право на землю за военные заслуги и службу своему вассалу - донскому казачеству. Отличительной чертой подобных вассально-ленных отношений было то, что сеньор и вассал были не частными лицами.

Однако, давая земли и привилегии Войску Донскому, империя требовала многолетней обязательной воинской службы. Если в XVI-XVII вв. казаки Дона поддерживали вооруженные силы Российского государства лишь тогда, когда им это было выгодно, то, начиная с первой четверти XVIII столетия, их стали использовать во всех войнах, которые вела Россия на территориях, весьма удаленных от Северного Причерноморья, - в Прибалтике, Польше, Финляндии, на Дунае и на Балканах, а также для освоения Поволжья и Кавказа. Для империи казак подтверждал свой статус, лишь отправляясь на военную службу. Вне службы он не мыслился. «Мирная» деятельность на стороне, мягко говоря, не приветствовалась. Финальный результат подобной политики блестяще описал известный донской литератор, депутат Первой Государственной думы Ф.Д. Крюков. Выступая с думской трибуны с критикой правительственной политики по отношению к казачеству, он констатировал следующее: «Всякое пребывание вне станицы, вне атмосферы начальственной опеки, всякая частная служба, посторонние заработки для него (казака) закрыты. Ему закрыт доступ к образованию, ибо невежество признано лучшим способом сохранить воинский казачий дух…».

Важнейшим шагом по закреплению за казачеством статуса служилого сословия стали разработка и утверждение Положения об управлении Войском Донским 1835 г. Донское казачество провозглашалось «особым военным сословием», в которое был жестко ограничен доступ. За казаками оставались все дарованные в XVIII столетии привилегии, но в то же время был четко установлен срок службы: 25 лет для казаков-дворян и 30 лет для рядовых. Было существенно ограничено право селиться на войсковых землях лицам неказачьего происхождения. Положение 1835 г. утверждало за «донскими казаками их исключительное положение как особой касты воинов - выход из которой и обновление поступлением новых членов было до крайности затруднено». Политика Российской империи, направленная на создание из казаков «особой касты воинов», консервативной (охранительной силы) привела, по мнению донского общественного деятеля, историка В.А. Харламова к «искусственной обособленности казачества», формированию у него неприязни к «иногородним», «к русскому обществу».

Социальное положение казачества, достигнутое им с помощью империи в XVIII-XIX вв. позволило донскому историку и публицисту А.А. Карасеву в 1905 г. охарактеризовать казаков как «крепостных Российской империи». Схожую оценку высказал современный американский военный историк Б. Меннинг, определивший статус донских казаков как «военные поселяне» (с 1832 г. казачество подчинялось департаменту военных поселений).

Превращение «вольных» казаков в военных поселян было крайней точкой в процессе утраты ими былых прав и свобод. Но в то же самое время статус «крепостных империи» давал почетное положение, столь желанную в период позднего средневековья стабильность, а для донской старшины - возможность приобрести дворянство, войти в военно-политическую элиту империи.

Выполнив к середине XIX столетия задачу по превращению «вольного» казачества в консервативную (охранительную) силу, призванную выполнять внешне- и внутриполитические задачи государства, Российская империя подошла к следующей проблеме: как, осуществляя реформирование всего государственного организма, найти применение уникальному военно-служилому сословию. «Великие реформы» 1860-1870-х гг., завершившие эмансипацию сословий, начатую Указом о вольности дворянской 1762 г., способствовали движению империи по путь к новым социально-экономическим и общественным отношениям. Перед властями встала нелегкая задача сохранить в условиях тогдашнего «переходного периода» казачество.

Поскольку казачество рассматривалось государством, прежде всего, как военная сила, «великие реформы» затронули его именно с военной точки зрения. Эти преобразования начали движение России к индустриальному обществу, для которого характерна военная организация, построенная по бессословному принципу, отсутствии феодальных ленов за службу. В свою очередь служба становится гражданской обязанностью, а не почетной привилегией. В данную схему плохо вписывалось казачество. Именно у военного министра Российской империи Д.А. Милютина возникла идея призывать казаков на общих для всего государства основаниях. Эти намерения вызвали оппозицию среди части донского казачества. Среди «оппозиционеров», не желавших записи казаков в драгуны был и известный генерал Я.П. Бакланов. В период «великих реформ», а не в годы гражданской войны появился термин «расказачивание». По словам А.И.Агафонова, «во время проведения буржуазных реформ судьба казачества обсуждалась не только в Военном министерстве и Государственном Совете, но и широко на страницах периодической печати. Современники понимали, что с введением новых принципов организации и комплектования армии, развитием вооружения и расширением театра военных действий казачество в традиционных формах становится анахронизмом… Однако геополитические интересы российского самодержавия в Средней Азии, на Дальнем Востоке и Кавказе не позволили решать назревшие задачи».

Помимо внешнеполитических причин государству предстояло сделать сложный внутриполитический выбор. Сохранение косной социальной структуры было малоперспективно, но эволюционное расказачивание грозило самому имперскому фундаменту. Поэтому государство выбрало путь движения в обоих направлениях одновременно. С одной стороны проводилась политика «открытых дверей» и в 1868 г. на Дону было разрешено постоянное проживание лицам невойсковых сословий. Иногородние получили возможность приобретать недвижимое имущество. В свою очередь казакам было разрешено выходить из войскового сословия. С другой стороны «население множилось, земельный пай уменьшался, а культура не изменялась к лучшему, ибо капиталов извне не притекало, местными средствами создать их не было возможности, и не было перед глазами рациональных хозяйств». Такой печальный итог подвел в 1884 г. известный донской экономист и историк С.Ф. Номикосов. Служба «за свой счет» разоряла казачьи хозяйства. Казаки не выдерживали конкуренции с иногородними, что естественным образом приводило к росту ксенофобии и казачьего партикуляризма, формированию негативного отношения к новым экономическим реалиям. Впоследствии в годы эмиграции, один из идеологов казаков-националистов Ш.Н. Балинов охарактеризует процесс урбанизации Войска Донского как «денационализацию казачества». «…Ростов, Нахичевань, Таганрог, имеющие огромное экономическое значение, остаются городами неказачьими. В этих городах, т.е. в руках чужеродных элементов была сосредоточена вся экономическая, торговая, промышленная жизнь края». В 1897 г. правительственная комиссия пришла к выводу, что только 21 % казачьего населения находится в экономических условиях, достаточно благоприятных для выполнения воинской повинности. Выводы последующих комиссий были столь же неутешительны.

Правительства Александра III и Николая II продолжали искусственно сохранять остров традиционализма в формирующейся стихии индустриального общества. Императоры заботились лишь о дешевой военной силе, оказывая донцам медвежью услугу. Курс государства сводился к принципу «Не трогать славное Войско Донское» и был поддержан консервативными элементами в самом казачестве. Но развитие новых экономических отношений вносило в него коррективы. Казачество стремительно размывалось, утрачивало социальную монолитность. Появился слой «Мишек Кошевых» - люмпенизированных казаков, наметился отток (хотя и не значительный) части казаков в города, а в среде самих казаков замечалось неприятие постоянных общинных переделов, стремление к полноценной собственности. Следствием «великих реформ» стало и появление в казачьей среде своих Морозовых и Рябушинских - род Парамоновых.

В конце XIX-начале XX вв. казачья интеллектуальная элита разделилась в своих воззрениях на будущее казачества на «русофилов» и «казакоманов» (традиционалистов). Первые выступали за разрушение «великой китайской стены» между Доном и остальной Россией, предоставление казакам возможности оставлять военную службу, получать образование, заниматься предпринимательством, наукой, искусством. Вторые считали недопустимым «открытие» Войска Донского. «В настоящее время в донских станицах беспрепятственно может жить всякий иногородний пришелец. Среди этих господ попадаются нередко экземпляры не только сомнительного поведения. Эти господа развращают казачью молодежь», - констатировал известный писатель и консерватор И.А.Родионов.

Таким образом, к началу прошлого столетия казачество перестало быть монолитом и в социальном, и в идейно-политическом плане. Военное сословие, перестающее быть монолитом, перестает быть и надежной опорой для имперского государства. Тем более что все противоборствующие группы казачества Дона были объединены недовольством имперской политикой. «Русофилы» - либералы были недовольны сохранением «острова традиционализма», отказом государства от «огражданивания» донцов, а «казакоманы» - традиционалисты были недовольны нарушением устоев Войска Донского и неписанного правила «Дон для донцов».

Заключение

Итак, политические отношения донского казачества и Российского государства претерпели сложную эволюцию. Казачество не было раз и навсегда данным феноменом. Казаки не были ни исключительно консерваторами-государственниками, ни разрушителями. В XVI-первой четверти XVIII столетий отношения казаков и государства были конфронтацией, борьбой государственных институтов в военно-политическим образованием, не желающим подчиняться нормам обязательной службы, обладающим внутренним демократическим устройством. С XVIII века начался процесс инкорпорирования казачества в состав Российской империи, прикрепление его к «государеву делу», превращение его в силу консервативную (охранительную). Неспособность государства выработать адаптационные механизмы для ответа на вызовы модернизации и индустриализации, сохранение казачьего «острова традиционализма» в новых социально-экономических и общественно-политических реалиях сделало казачество неэффективной силой для поддержания государственного порядка. Успешно разрешив тактические задачи (утверждение российского влияния в Средней Азии и на Кавказе), казачество не выполнило задачу стратегическую - сохранение целостности империи и политической стабильности внутри нее.

Сегодня и государство, и казачьи лидеры находятся в поиске ответа на вопрос: «Сможет ли казачество занять свою нишу в XXI столетии?». Ответ на данный вопрос невозможен без детального комплексного анализа политических отношений государства и казачества и скрупулезного и по возможности беспристрастного изучения всех коллизий этого процесса.

Список литературы

1. Казачество. Мысли современников о прошлом, настоящем и будущем казачества. Ростов н/Д, 1992.

2. Маркедонов С.М. Государевы слуги или бунтари-разрушители? (к вопросу о политических отношениях донского казачества и Российского государства)// Южнороссийское обозрение. 2002. №9.

3. Мининков Н.А. Донское казачество XVI-XVII вв.: Этнический состав и социальное происхождение. Краснодар, 1996.

4. Сидоров А. Краткая история донского казачества. http://www.dmi-budanin.narod.ru//liter/kazaki.htm