Последние владыки Новгородской республики в XV веке

По свидетельству «Словес избранных», Пимен был связан с Марфой Борецкой, даже давал ей деньги на подкуп новгородцев, чтобы набрать себе достаточно сторонников. Но в результате столкновения двух политических интересов перевес оказался на стороне умеренной партии, склоняющейся к компромиссу с московским князем. «По неколичех днех Великой Новъгород ключника владычня Пимина великим, силным избещестовав бесчестием, на кръпости издержав, самого измоучив, и кажноу вшоу в него розграбили, и кончее самого на 1000 роублев телом его продали; и яко же в притчи речеше: инде на едином месте честь не стоит, в мудрости разоумных ищет, а на гордых и безоумных пребыти не может»

Официально Пимена обвинили в растрате владычной казны - «казну... собе выносил». Но очевидно, что были еще и чисто политические причины наказания «гордого и безумного» претендента на архиепископство.

Однако полной победы у Феофила и его сторонников не получилось. «Литовская партия» не сдалась, - «и смутишася мнози от народа соблазном их». Владыка Феофил так и не смог поехать в Москву на поставление. Митрополит Филипп по этому поводу упрекал новгородцев: «Вы пак то великое дело... церковное и земское, заложили, а к моему господину... великому князю и ко мне есте по тем опасным грамотам не поехали» . Следовательно, «опасные грамоты» у нареченного владыки были, но поездка по каким-то причинам не состоялась.

В Москве в это время еще могли надеяться, что Феофил успокоит новгородцев, убедит их подчиниться великому московскому князю. Однако авторитет владыки в конце XV в. был уже не тот, что в XIV- первой половине XV вв. Да и Феофил по характеру явно не был политическим лидером, подобным архиепископам Василию Калике или Алексию. Несмотря на неоднократные повеления нареченного владыки «яко да престануть от таковаго злаго начинания», новгородцы «не послушаху словес его» .

В отчаянии Феофил «сам многажды покушашеся о сих, дабы от них сшел в монастырь, в келью свою». Но владыка был нужен как знамя республики Святой Софии, особенно тем новгородцам, кто придерживался стороны великого князя. Феофила в монастырь не отпустили .

Псков, оказавшись между двух огней, попытался выступить посредником между Москвой и Новгородом, но новгородские правители отказались от переговоров. В Псков приехал послом владычный стольник Родион с требованием выступить совместно против великого князя. Заносчивый тон новгородского посла возмутил псковичей, особенно тех, которые еще совсем недавно были ограблены новгородцами и «сидели в железах» в Новгороде. Новгородский посол подвергся оскорблениям на вече, у него отняли его людей и 35 рублей серебра. Но все же Псков прямо не отказал Новгороду, псковичи ответили уклончиво: «как вам князь великой отслет возметную грамоту, тогда нам явите, а мы, о том огадав, вам отвечаем»

Казни, устроенные псковичами, свидетельствуют, что и они расправлялись с новгородцами как с еретиками. Хотя Псковская вторая летопись о причинах войны пишет кратко и прагматично: «нача искати на новгородцех своих прародителей старин земли и воде и всех пошлин, как пошло от великого князя Ярослава Володимировича, и хотя отмстити Великому Новугородоу древняя нечьсти и многиа грубости бывшиа от них великым князем. О сем аще хощеше оуведати, прошед Рускии летописец, вся си обрящеши».

Многие новгородцы не хотели воевать с великим князем и его союзниками. Вот как пишет об этом московский летописец: «Новгородские посадници и тысячкие, купцы и житии люди, и мастери всякие, спроста рещи плотняци и гончары, и прочий, который родився на лошади не бывал, и на мысли которым того не бывало, что руки подняти противу великого князя, всех тех изменници они силою выгнаша; а которым бы не хотети пойти к бою тому, и они сами тех разграбляху и избиваху, а иных в реку Влъхов вметаху; сами бо глаголаху яко было их сорок тысяч в бою том»

Казнь горожан, отказавшихся участвовать в новгородском ополчении, в условиях военного времени закономерна - это наказание изменников, не желающих защищать свое государство. Другое дело, что новгородские власти к тому времени дискредитировали себя настолько, что многие горожане не сочли возможным защищать такую республику с таким Советом господ. Кроме того, новгородцы в массе своей просто разучились воевать.

Исход войны был фактически решен во время сражения на Шелони. Одной из причин поражения сами новгородцы считали отказ владычного стяга ударить по москвичам - «не хотяху оударитися на княжю рать, глаголюще: «владыка нам не велел на великого князя руки поынути, послал нас владыка на Пьскович» . Такой странный приказ Феофила можно расценить как откровенное предательство республики. Видимо, владыка не верил в победу раздираемого внутренними усобицами Новгорода и стремился показать свою лояльность великому князю. При этом архиепископ не скрывал своей антипатии к Пскову.

Новгородцы послали за помощью в Литву, но их посол не смог проехать через земли Ордена. Объединение Новгорода с польско-литовским королем было невыгодно Ливонии. Исключительный интерес для понимания происходивших переговоров представляет письмо ливонского магистра Вольтуса фон Герзе великому магистру от 13 августа 1471 г. Ливонский магистр сообщал, что недавно (очевидно, после Шелонской битвы, но еще до заключения Коростынского мира ) в Феллипе побывали одно за другим два новгородских посольства, известивших о всех «притеснениях», которые новгородцы терпят от «московского короля» и псковичей. Они желали, чтобы мир между Ливонией, с одной стороны, и Новгородом и Псковом -- с другой, был бы продлен на 10 лет или на сколько Орден захочет при условии исключения из него Пскова. По словам магистра, новгородцы настоятельно просили отказать Пскову в мире и удержать псковичей дома, в то время как сами они хотели достаточно подготовиться к войне с «московским королем».

Свое отношение к просьбе новгородцев Вольтус фон Герзе выразил так: «Мы думаем, что для блага нашего Ордена и Ливонии не следует их оставлять без помощи, ибо если Новгород будет покорен московским королем и псковичами и покорен таким образом, что московский король станет, да хранит бог от этого, неограниченным господином Новгорода, тогда... господину рижскому архиепископу, господину епископу дерптскому и нашему Ордену в Ливонии воды и земли, которые псковичи у нас отняли во время доброго мира и до сих пор удерживают за собой, не только никогда не возвратить, но нам следует ожидать все больших нападений и притеснений. Нам кажется также, Мир между правительством Ивана III и Новгородом был заключен 11 августа, но, вероятно, Вольтус фон Герзе в день написания письма великому магистру (13 августа) о нем еще не знал. что если они таким образом объединятся, то мы попадем в тяжелое положение и должны будем с ними заключить мир по их воле и отказаться от всего, что псковичи отняли у нашего Ордена и других господ, или вести войну против всех них, что для нас будет очень тяжело»

Но дать новгородцам сразу положительный ответ магистр посчитал нецелесообразным. В Новгород были отправлены его послы, которым надлежало получить от новгородских властей подтверждение их просьбы и предложить им прислать своих представителей на съезд на реку Нарову 8 сентября для окончательного решения вопроса. Магистр тем временем собирался обсудить предложение новгородцев с рижским архиепископом и дерптским и эзельским епископами, а также с рыцарством Гаррии и Вирландии.

Однако оформление новгородско-ливонского военного союза, направленного против Москвы, не состоялось. Новгород приготовился к осаде, при этом внутри города продолжалась смута - «бысть в Новегороди молва велика, и мятежь мног, и многа лжа непразнена... И разделишася людие: иней хотяху за князя, а инии за короля за Литовьского»

Тем временем Казимир не спешил на помощь Новгороду. Прямой путь из Литвы к Новгороду шел через Псков, а этот город поддерживал в войне московского князя. Перед Казимиром стоял выбор - либо с боем прорываться через псковские земли, либо вести армию в обход Пскова, через владения ливонских рыцарей. Казимир обратился к магистру ливонцев за разрешением на проход литовских войск, но магистр после долгой проволочки отказал.

В Новгороде, переполненном беженцами, между тем стало не хватать хлеба. Отсутствие запасов можно отчасти объяснить и торговой блокадой со стороны Ганзы. Войска великого князя продолжали разорять Новгородские волости. И Новгород запросил мира - 11 августа 1471 г. между Иваном III и новгородским правительством был подписан мирный договор. «Езди наречений владыка Феофил с посадники новгородцкими и с житьими людми на Коростын и докончал мир с князем великим; и даша князю великому Ивану Васильевичю новгородци полшестенацать тысячи рублев, и целоваша новгородци крест князю великому, што за короля новгородцем не задаватися и очицев из Литвы не приймать; а все то богу попущающу грех ради наших»

Интересно, что переговоры новгородских послов с великим князем во многом во многом были построены по образцу, принятому у ордынских царей. Новгородские послы не сразу были допущены до великого князя: «начяшя преже бити челом князем и бояром, и воеводам великого князя, чтобы печаловалися братьи великого князя, а они бы печаловалися брату своему великому князю, да и сами бы бояре печаловалися... Князь же велики их деля пожаловал, велел тому нареченному черньпю Феофилу, и посадником, и тысячким, и прочим быти к себе на очи»

Согласно «Словесам избранным», митрополит Филипп в это время прислал великому князю грамоту «со многим прощением и молением и челобитием печалуяся о душах многих православных людей, даже и тишины ради хрестиянския, писа о сих: «Имет, господине, бити челом тебе отчина твоя Великий Новгород, и ты бы, господине и сын, князь велики, пожаловал о них, смиловался Господа ради, а их бы еси челобитие приял; а яз тебе, своего господина и сына, благословляю» . Митрополит, ходатайствуя за новгородцев, явно заботился о том, чтобы великий князь излишней жестокостью не подтолкнул Новгород к действительной измене православию.

Мир обошелся Новгороду очень дорого. Кроме 16 тысяч рублей и подарков родственникам и боярам великого князя, новгородцы понесли неисчеслимые убытки - «вся их земля Новгородцкая грозою государя великого князя воеванна и выжжена, лучши людми выбита, и вытравлена вся и опустошенна, чего над ними от века не бывало»

В следующем 1472 г. единая православно-католическая церковь предприняла еще одну попытку утвердить на Руси унию. В Соборе Святого Петра в Риме состоялось бракосочетании по латинскому обряду греческой принцессы Софьи Палеолог, наследницы византийского императорского дома через доверенное лицо с московским князем Иваном III. Кортеж Великой княгини отправился в Москву в сопровождении папского легата епископа Аячского Антония Бонумбре.

Путь византийской царевны пролегал через Псков и Новгород. Псковским летописцем было особо отмечено, что при Софье находился католический священник: «свои владыка с нею не по чиноу нашему оболчен бе весь черьвленым платьем, имъя на собе коуколь червлен же, на главе обвит глоухо, яко же каптоур литовской, толко лице его знати и перстатици на роуках его имеяи непременно, яко роук его никомоу же видти, и в той благословляет, да тако же и крест пред ним и распятье осязаемоу, яко же всем человеком видети вылитое носять пред ним, на высокое древо восткноуто горе; не имея же поклонениа к святым иконам, и креста на собе роукою не прекрестяся, и в домоу святей Троици толко знаменася к пречистеи, и то по повелению царевне»

Католические обряды латинского епископа вызвали в Пскове удивление и некоторое смущение, но не возмутили народ и священнослужителей. Псков вновь, как и в 1439 г. проявил готовность принять унию, если таково будет решение великого князя. Как отнеслись к католическому епископу в Великом Новгороде, летопись умалчивает, в ней лишь кратко упоминается, что Софья побывала в Новгороде «и от владыке Феофила благословение приемши и от посадников и от тысяцкых и от всего Великого Новагорода честь и дарове, и поеха скорее к Москве»

Известно, что Иван III легко относился к религии, а в церкви видел лишь орудие для воплощения своих замыслов. Но не таков был митрополит Филипп. Когда на Москве узнали о намерениях епископа войти в столицу с преднесением легатского креста, Филипп безаппеляционно заявил, что в таком случае он навсегда покинет Москву. Бонумбре вынужден был отказаться от этой церемонии. Его дальнейшие переговоры с Иваном III о союзе против турок и церковном единстве также не принесли результатов.

В 1473 г. после грандиозного пожара, испепелившего митрополичий двор в Москве, скончался митрополит Филипп. Собором русских архиереев при участии великого князя и его братьев новым митрополитом был избран коломенский владыка Геронтий.

Ограничение вольностей Великого Новгорода после «крестового похода» Ивана III, закрепленные во время «мирного похода» великого князя, еще не слишком сильно ударили по новгородской церкви. Верховные иерархи, поддержавшие Москву, в тот момент не осознали, что Иван Васильевич не ограничится полумерами, что великий князь не остановится, пока не покорит Новгород себе полностью. В этом была главная ошибка владыки Феофила.

3. Ересь жидовствующих и падение Новгородской республики

Свои расходы, связанные с приездом великого князя, архиепископ Феофил вознамерился хотя бы частично восполнить за счет «подъезда» в Псков в 1477 г. В Пскове владыка пробыл «весь свои месяц, всю 4 недели; ни за много время ини владыки во Псков так всего месяца в свои приезд не живали» . 1о есть, владыка полностью использовал свое право месячного суда. Однако даже за месяц он не смог собрать положенные ему пошлины. Уже из Новгорода владыка писал в Псков: «а оставляю вам, сынове, в свое место, на свой святительский суд, и на все свои пошлины наместника своего и вы к нему на суд приходите и на всякую росправу, и честь над ним держите, по нашему благословению»

В своей грамоте Феофил наказывал соблюдать «старину»: «а вы, священници, которые не заплатили подъезда моего, и вы ему (наместнику -O.K.) платите подъезд наш в дом святей Софии и мне, чисто, по старине, без всякого забвениа, и корм давайте по старине; а которые священници не заплатят подъезда моего, и яз тем литургисати не велю. И то, старосты соборские и священници соборские положено на ваших душах»

Авторитет официальной церкви стремительно падал не только в Пскове, но и в Новгороде. В городе распространилась ересь жидовствующих, объявившаяся в Новгороде еще в начале 70-х гг. XV в., когда в город приехал киевский князь Михаил Олелькович. В его свите находился некий «жидовин именем Схариа, и сей бяше диаволов съсуд, и изучен всякому злодейства изобретению, чародейству же и чернокнижию, звездозаконию же и астрологы»

Историк русской церкви митрополит Макарий так говорил о вере жидовствующих: «В строгом смысле это была не ересь только, а полное отступничество от христианской веры и принятие веры иудейской. Схария и его товарищи проповедывали у нас не какую-либо ересь христианскую, а ту самую веру, которую держали сами и в том виде, в каком исповедуют ее все иудеи, отвергшие Христа Спасителя и Его Божественное учение»

Источников по движению жидовствующих в Новгороде и на Руси немного и все они написаны в самом конце XV-начале XVI в. Во-первых, это послания новгородского архиепископа Геннадия, лично знакомого с ересью. Но архиепископ Геннадий не ставил своей целью систематического изложения учения открытых им еретиков, а его характеристика жидовствующих, даваемая в терминах библейских и византийских ересей, способна вводить в заблуждение.

Вслед за посланиями архиепископа Геннадия можно ставить «Известие» митрополита Зосимы о соборе 1490 г. и приговор о еретиках. Отметим, что субъективно митрополит Зосима был в какой-то мере сторонником жидовствующих, поэтому его свидетельства о движении более объективны.

Наконец, самый обильный по внешности источник - специальная книга о ереси «Просветитель» Иосифа Волоцкого, содержащая исторический очерк ереси, и подробное обличение ее заблуждений . По словам Иосифа Волоцкого еретики не поклонялись иконам, поскольку они «суть дела рук человеческих», не признавали Христа сыном божим, держались правил Ветхого завета, празновали Пасху по иудейски, не соблюдали православных постов. Но следует учитывать, что Иосиф писал свое сочинение спустя почти четверть века после появления ереси в Новгороде. Лично он не имел дела ни с ее представителями, ни с ее литературой, зная то и другое исключительно из вторых рук.

Сопоставление текстов всех вышеперечисленных источников позволяет реконструировать развитие движения жидовствующих в Новгороде. По всей видимости, отец-основатель ереси в Новгороде - Схария был караимом. Караимами, то есть, «читающими», называли себя те последователи веры Моисея, которые не просто читали священные книги, но при этом считали себя вправе обращаться к Закону Моисея без посредников, толковать его свободно, в согласии с собственным разумом. Этим они отличались от правоверных евреев раввинистов, руководствовавшихся преданием и Талмудом.

Первыми, кто попал под религиозное влияние Схарии в Новгороде, были священники Денис и Алексий. Вскоре, по свидетельству преподобного Иосифа, в Новгороде появились новые проповедники. Прибывшие евреи-торговцы по роду своей деятельности много общались с местными священнослужителями, поскольку именно духовенство заведовало в Новгороде торговыми весами и мерами. Постоянные контакты обеспечили пришельцам благоприятную возможность для проповеди и насаждения своих взглядов среди духовного сословия.

Новгородские священники оказались очень усердными последователями нового учения. По словам Иосифа Волоцкого «Алексей научи многых жидовьству, еще же и зятя своего Ивашка Максимова и отца его попа Максима и многых от попов и от диаков и от простых людей. Денис же поп тако же многых научи жидовьствовати, потом и протопопа Гавриила Съфейскаго жидовствовати научи, научиша же и Гридю Клоча. Гридя же Клочь научи Григория Тучина жидовьству, его же отец бяше в Новегороде велику власть имеа... И толика

Одно из объяснений популярности ереси в Новгороде видится в том, что некоторыми сторонами своего учения ветхозаветная система тесно соприкасалась с русским языческими представлениями. В иудействе сохранялась языческая вера в реальность других богов, и сам ветхозаветный бог был вполне материален - он обнаруживал себя через знамения, чудеса.

Вера Моисеева предусматривала жертвоприношения, смысл которых был очевиден язычникам и сохранился как обряд даже в христианской Руси, не смотря на запрещения православной церкви.

В иудейской религии, как и в язычестве, не получила развития идея загробного воскресения мертвых. Древние евреи верили, что ад -- это обычное место захоронения умерших, могила. Наказание за грехи человек обретает при жизни, и сама смерть считается в большинстве случаев наказанием, ибо, как сказано в Екклезиасте, «мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, потому что и память о них предана забвению» (IX, 5).

Согласно Иосифу Волоцкому, новгородские проповедники ереси - поп Алексей и его единомышленники - отрицали святую Троицу, доказывая, что «Христос еще не родился есть, но еще будет время, егда имать родитися, а его же глаголют христиане Христа бога, той прост человек есть, а не бог» Жидовствующие призывали «закон Моисеев держати» и на этом основании отказывались «поклонятися, иже от рук человеческых сътворенным вещем», то есть иконам и крестам. Как и стригольников, их возмущало поставление священнослужителей по мзде, им казалось бесполезным возведение божьих храмов, если для исповедания достаточно чистых дел и помыслов. Особенно нападали они на «иночьское жительство», изобретенное, на их взгляд, вопреки христианскому канону, «самосмышлением и самоучением» корыстных монахов. Будь оно богоугодно, логично рассуждал Алексей, сам Христос и апостолы предстали бы в иноческом образе; «ныне же видим Христа написана и святых

Апостол в мирьском образе, а не во иночьском». Следовательно, монахи живут по установлениям человеческим, а не божественным, и им совершенно неведома истинная вера.

Не верили жидовствующие и во второе пришествие Христа, которое на Руси в соответствии с древними пасхалиями приурочивали к 1492 г., в ночь с 24 на 25 марта. В эту ночь исходили семь тысяч лет от сотворения мира, а с их истечением должен был произойти «конец света». Даже пасхальные таблицы были доведены только до семитысячного года. В соловецкой пасхалии против 1492 г. отмечалось: «Зде страх! Зде скорбь! Аки в распятии Христове сей круг бысть, сие лето и на конце явися, в нем же чаем и всемирное Твое пришествие»

Жидовствующие давали людям надежду, что жизнь будет продолжаться и после 1492 г. Хронологический счет времени у еретиков, придерживавшихся еврейской эры, отличался от византийского летоисчисления на 1748 лет, то есть, был значительно меньше, чем у православных, «и потому ино у них еще пришествия Христова несть, ино то они ждут антихриста. Ино то прелесть великая!» - писал впоследствии о жидовствующих архиепископ Геннадий

Вольнодумство распространилось по Новгороду. «Аще кто и не отступи в жидовство,-- писал Иосиф Волоцкий,-- то мнози научишася от них писаниа божественнаа укаряти и на торжишах, и в домех о вере любопрение творяху, и съмнение имяху. И толико бысть смущение в христианех, яковаже никогда же быша, отнелиже солнце благочестия начат восияти в Руской земли»

В городе начались философские диспуты - «любопрение творяху». Следовательно, новгородские еретики-караимы свою главную задачу видели не только в сохранении «закона Моисея», но и в том, чтобы всякий человек мог свободно обращаться к книжным знаниям, не страшился думать и обсуждать священное писание. Сами они были люди широкой образованности и эрудиции, читали такие редкие на Руси книги, как «Аристотелевы врата», «Шестокрыл», а также трактаты по логике -- «Книгу, глаголемая логика» и «Логику Авиасафа». «Шестокрыл» - это книга Иммануила бен-Иакова, итальянского еврея XIV в., представляющая сочинение о гадании по фазам луны, разделенное на шесть глав или крыл, откуда ее название. «Логика» - книга Моисея бен-Маймона, испанского еврея XIII в., сочинение философско-метафизического характера. «Тайная тайных» (или «Аристотелевы врата») - книга, содержащая яко бы наставление Аристотеля Александру Македонскому, сочинение Моисея бен-Маймона, автора упомянутой «Логики». Книги эти представляли собой разительный контраст церковной литературе, давали богатую пищу для размышлений и диспутов. Владыка Феофил ничего не смог противопоставить этой волне свободомыслия, тем более что сам архиепископ не был любим и уважаем в городе. Ведь церковь не смогла и не захотела защищать республиканские порядки Великого Новгорода. Возможно, поэтому так быстро и широко распространилась в городе ересь, отвергающая официальное церковное устройство.

В 1478-1480 гг. Иван III нанес новые тяжкие удары новгородскому дому святой Софии. Новгородская четвертая летопись кратко сообщает о зимнем походе 1478 г. великого князя на Новгород: «Прийде князь великыи Иван Васильевич к Новугороду ратью (от Городиского стояньа в 3 год, стоа оу Троици на Паозерье) и стоял на Паозерье оу Троици. И владыка Новгородцкыи Феофил добиша челом великому князю и назвали его государем»

Великий князь в 1478 г. имел все основания считать, что в Новгороде наберется достаточно его сторонников, чтобы не опасаться за исход военной компании. Еще в феврале 1477 г. многие новгородцы явились в Москву на суд -одни, подчинившись вызову Ивана Васильевича, другие по собственному почину, «а того не бывало, как и земля их стала и как великий князи от Рюрика учали быти на Киеви и на Володимери и на Москве и до сего великого князя Ивана Васильевича» . Приехавшие в поисках справедливости в Москву

новгородцы посягнули на одну из наиболее важных основ своей собственной старины, что свидетельствовало о растущей слабости республики Святой Софии. В Москву за заступничеством и справедливостью ехали не только светские новгородцы, но и «черницы» , то есть, вновь представители низших слоев черного духовенства обратились за разбирательством своих дел к великому князю - светскому властителю, минуя свое непосредственное духовное начальство.

Однако всего этого было еще недостаточно для военного похода на Новгород. Ивану III требовался повод для окончательного подавления вольностей новгородских. В марте этого же года повод был найден. В Москву приехали два новгородца - Подвойский Назар и Захария. Они подали Ивану Васильевичу петицию, в которой обращались к нему как к новгородскому «господарю» (государю) вместо традиционной формы «господин». В Никоновской летописи говорится, что Назар и Захария были официально посланы в Москву «архиепископом Феофилом и всем Великим Новгородом» . Сокращенный летописный свод 1493 г. подробно рассказывает о новгородском посольстве: «Того же лета архиепископ новогородцкии Феофил и вси посадници и боаре Великого Новагорода прислали к великим князем Иваноу Васильевичу и сыну его Ивану Ивановичю послов своих, Назара подвоиского да Захара диака вечного, бити челом и называти себе их государи; а наперед того никоторого князя государем себе не зывали, но господином звали; а посылал о том владыка с бояры и с посадникы, а без Великого Новагорода ведома»

То есть налицо тайная измена республике высших властей Новгорода. Это объясняет, почему такая важная петиция была привезена людьми, столь низкого положения как Назар и Захария. Скорее всего, Феофил и те посадники, что отправили грамоту, заранее согласовали этот политический ход с великим князем, но написали и отправили петицию в тайне от новгородцев. Возможно,

что вся история с посольством вообще не имела под собой реальной почвы, а была хорошо подготовленной провокацией со стороны Москвы. Исследователь Я.С. Лурье на основе анализа московских летописей доказал, что никакого специального новгородского посольства в 1477 г. в Москву не приезжало. «Рассказ же этот - позднейшее добавление к летописному повествованию в своде 1479 г., составленному уже после окончательной победы над Новгородом и уничтожения республики»

Так или иначе, но 24 апреля Иван III послал в Новгород «послы своя, Феодора Давыдовича и Ивана Борисовича Тучка и диака Василиа Долматова, к владыце и к всему Великому Новоугороду покрепити того, какова хотят государьства их, и они то заперлися, рекуще: «С тем есмя не посылывали». И назвали то лжею, и оысть в них мятеж»

Послы великого князя выступили на вече и, ссылаясь на новгородское послание, в котором, якобы, новгородцы именовали Ивана III «господарем», объявили новые условия московского князя. Отныне великий князь должен иметь ничем не ограниченную судебную власть в Новгороде, а представительство великого князя должно быть на Ярославовом Дворище, а не на Городище

До этих пор государем новгородцы величали только свой город - Великий Новгород, да еще представителя святой Софии на земле - архиепископа. В ответ на требования Ивана III вече взбунтовалось. Архиепископ Феофил «и весь Великий Новгород» проявили полное единодушие и заявили, что Назар и Захария не имели поручения предлагать Ивану суверенное господство над Новгородом. Если власти Новгорода и предали ранее республику, то в этот момент, испугавшись реакции веча, они отказались от прежних замыслов.

Новгород поднялся по набату. Сторонники Москвы были обвинены в предательстве Новгорода. «И сътвориша вече, и пришед на Василиа Микифорава, и взяша его, и въскричаша: «Переветнике, изменнике! Был ты у

великого князя и целовал еси ему крест на нас?» Он же рече им: «Целовал семь крест великому князю на том, что ми служити емоу правдою и добра ми ему хотети, а не на государя своего Великого Новагорода, ни на вас, на свою господу и братию». Они же без милости вземши, и ведоша его на вече, и камением оубиша его, а по обговору Захарии Овинова. А по том и того Захарию Овина убиша и с братом его Кузмою на владычни дворе. А прочий посадници и бояре, которые приатны князю великомоу, те все разбегошася из Великого Новаграда» . Другие летописи повествуют о вечевых расправах в Новгороде несколько иначе. Боярина Василия Никифорова «исыпекли топори в частье, а иных заповедали, тако же хотяче смертию казнить» . «А Луку Федорова да Фефилата Захарьина изымавше, посадили за сторожи, а потом приведоше их на вечье и пожаловаша их и целовали крест, что им хотети добра Новугороду»

Несогласия среди бояр вызвали брожения и в среде простых горожан. «И въсколебашася аки пьяни, и бяше в них непословича и многые брани, мнози бо велможи бояре перевет имеаху князю великому и того ради не изволиша в единомыслии быти, и всташа чернь на бояр, а бояри на чернь»

Посланцы Ивана III получили разрешение вернуться в Москву с официальным ответом: Новгород признает великого князя Ивана как господина, а не как господаря, и принимает его управление на основе договора 1471 г. Одновременно новгородцы утвердили грамоту, «что им великих князей московских не слушати и под суд к ним и к бояром не ездити, а судити им себя самим» . Грамота была скреплена 58-ю свинцовыми печатями, в том числе и владыки Феофила.

Великий князь получил долгожданный предлог окончательно подавить вольности своей богатейшей «отчины». Иван III объявил, что поскольку новгородцы сначала сами предложили ему государеву власть, а теперь называют его лжецом, это доказывает их неверность и клятвопреступление. На этом основании 30 сентября Иван Васильевич послал в Новгород свое объявление войны, а 9 октября уже начал наступление . К московской армии присоединились татарские всадники хана Касима и тверские войска

В Новгороде достигнутое ненадолго единство бояр и простых горожан вновь распалось. Новгородские бояре братья Клементьевы даже бежали к Ивану Васильевичу и поступили к нему на службу. Великий князь достиг окраин Новгорода 27 ноября и осадил город. Иван III сумел грамотно организовать доставку продовольствия в свою армию, в то время как в Новгороде начался голод и мор. К тому же город подвергался пушечному обстрелу. Бояре предпочли начать переговоры. Вероятно, в Новгороде еще не осознали, что это не очередное «размирье» с Москвой, но целенаправленное разрушение вечевых устоев республики святой Софии. В этот раз великий князь не шел ни на какие уступки.

Псковская вторая летопись сообщает, что «владыка Феофил с многыми бояры, многажды тогда приездя, биша чолом князю великому, чтобы их держал в старине; и он старине их ничего же не въсхоте, дон деже внидоша в всю его волю. И поцелова крест владыка Феофил, и посадники, и тысяцкий, и весь Великий Новъгород, старейший люди и моложьшии, от мала и до велика, на всем добре и на всей воли князя великого: что не быти в Великом Новегороде ни посаднику, ни тысяцкому, ни вечю не быти; и вечный колокол свезоша на Москвоу».

Иван III въехал в покоренный Новгород «и обедни слушал у святыа Со феи, и велел колокол вечный спустити и вече разорити, новгородцев посадников и бояр и черных людей всех велел привести к целованию. А стоял тогды князь великий у Троици на Паозерии в Иванове дворе Лошинского» По приказу Ивана III «что была у Новогородцев грамота укреплена меж себя за пятьдесят и осмью печатей, и ту грамоту у них взяли боаря великого князя у целованиа на владычном дворе»

Великий князь отбыл из Но города 17 февраля, оставив в городе своих наместников: «2 на Ерослали дворе, князя Иоана Стрыгоу да брата его князя Ярослава, а на владычни стороне наместники посади бояр своих Василья Китая да Ивана Зеновьева, всяки им дела соудебныа и земскиа правити по великого князя пошлинам и старинам; а владыке новгородскомоу, опречь своего святительскаго соуду, ни посадником, ни тысяцким, ни всемоу Новоугородоу не въстоупатися ни во что же, ни вечу не быти, ни послов слати нам к ним, посольства правити комоу ни откоуду приехав с иноя земли, то к ним все правити, а не владыке, ни к Новоугородоу» . Отныне Новгород лишался права вести самостоятельную внешнюю политику, в том числе и торговую. Весь суд, кроме церковных дел, в Новгородской земле переходил в ведение наместников великого князя.

В результате удачной осады Новгорода великий князь получил десять владычных волостей и половину владений шести крупнейших монастырей. Б.Д. Греков исчислил размеры отобранных в 1478 г. на государя софийских земель по всем пятинам не менее чем в 8480 обж1и . По мнению В.Н. Бернадского, «эта цифра включает не только волости, переданные Ивану во время Троицкого стояния, но и взятые Иваном в 1479-1480 гг.»

Иван III привез из Новгорода множество трофеев: серебра, золота, драгоценных камней, шелковой ткани, одежды и мехов. Часть этого была взята из архиепископской казны, а часть - из конфискованной собственности бояр, обвиненных в предательстве. Покушение великого князя на церковные владения привело к конфликту Ивана Васильевича с митрополитом Геронтием, считающим церковные земли, где бы они ни находились, священными и неприкасаемыми для светских властей. Вскоре великий князь примирился с митрополитом, однако Иван III понимал, что ему срочно требуется найти новых идеологов для оправдания его действий. И таковых князь нашел в среде новгородских еретиков.

В 1479 г. великий Иван Васильевич приехал в Новгород уже как хозяин и поселился со своими людьми не на Городище, а в Славенском конце. Сам князь остановился «на Ефимиеве дворе Медведнова» . Во время своего пребывания в городе Иван Васильевич познакомился со священниками-еретиками Денисом и Алексеем. Судьба их учителя Схарии в то время неизвестна. Возможно, он уехал из Новгорода вместе с князем Михаилом Олельковичем. В.Н. Татищев сообщает о том, что еретик был казнен: «Схарина... проклятый имеяше язык свой, яко уду, вельми сладкоречив, и глаголы его вся Библиею преисполнены, образ жития его являшеся целомудрен и кроток, но внутрь полон смрада и нечистоты. Той злоковарный многих тогда в Новеграде слабых смути и жидовствовати прельсти. И аще той враг в Новеграде с инными казнен бысть от Великаго князя Ивана Васильевича всея Русии, но есче не угаси огнь той ядовитый, не вси бо тии богоотступницы во время гнева погибоша; и останки тии начата разумножати, понеже вселися в многих сатана, и начата Святое Евангелие отвергати, в баснию привменяти»

Но едва ли великий князь Иван Васильевич, покровительствовавший жидовствующим, казнил бы человека, принесшего на Русь это учение. Сообщение Татищева о казни подтверждения в других источниках не находит.

Еретики осуждали «стяжания» и «имения» церкви, поэтому действия великого князя, конфисковавшего владычные и монастырские земли, были полностью ими одобрены. Иван III по достоинству оценил ум и обходительность Дениса и Алексея и перевел обоих в Москву, первого священником кремлевского Архангельского собора, второго -- протопопом кремлевского же Успенского собора.

В том же 1479 г. великий князь «изыма архиепископа новгородского в Новегороде в коромоле, и посла его на Москву, и казну его взяша: множество злата и сребра и сосудов его; не хотяша бо той владыка, чтобы Новъгород был за великим князем, но за королем или за иным государем, князь бо великий, коли впервые взял Новъгород, тогда отъя оу новгородского владыки половину волостей и сел оу всех монастырей, про то владыка нелюбие держаше, быша бо преже те волости великых же князей, но они освоиша»

Итак, владыка Феофил, неизменно поддерживающий великого князя даже во время военного завоевания Новгорода, перешел на сторону оппозиции, как только осознал, какими убытками для казны святой Софии и сокращением власти архиепископа обернулось присоединение Новгорода к Москве. Любопытно, что московский летописец оправдал действия великого князя по захвату земель новгородских монастырей - якобы это были «волости великых же князей», которые «освоили» новгородцы.

Возможно, что владыка Феофил действительно интриговал против великого князя и был связан с братьями Ивана III - Андреем и Борисом, которые как раз в это время задумали «отступити» от своего брата. Весть об измене братьев Иван Васильевич получил, когда еще был в Новгороде. Вернувшись в Москву, великий князь послал к братьям своего боярина, который узнал, что Андрей и Борис со своими семьями и людьми направились «к Новгородскым волостем» . То есть, можно предположить, что еще не знающие о судьбе владыки Феофила князья, направлялись к нему в Новгород, чтобы вместе «отложиться» от великого князя. Получив весть о том, что заговор в Новгороде раскрыт, князья отказались от своих планов и направились в Литву.

Дальнейшая судьба последнего владыки республики Святой Софии в разных источниках представлена по-разному. Московский летописец свидетельствует, что в 1484 г. «остави, в заточении седя, новугородский владыка Феофил епископство нужею великого князя; и испусти его князь великий и повеле жити ему у Михайлова Чюда» . Якобы Феофил был вынужден заявить, что не способен «вести за собой паству Христову» и отказался от своего сана . По другой версии Феофил, отправленный Иваном III 24 января в Москву, сразу был посажен «в монастыре у Михайлова Чюда; и седел туто полтретья лета (или «полсема лета» - O.K.), ту и преставился»

«Летописец новгородским церквам божиим» датирует его смерть 26 октября 1482 г. «и положен бысть в Великом Новеграде» . Но это сообщение едва ли достоверно, поскольку не подтверждается другими источниками. Еще меньше доверия вызывают Месяцесловы, отмечающие память Феофила 28 августа. Согласно им останки последнего владыки республики святой Софии находятся в Дальних пещерах Киево-Печерской лавры. Якобы на пещерной доске, закрывающей мощи, была следующая запись: «когда Феофил лежал больной в Чудовом монастыре, явился ему Новгородский епископ Нифонт, почивавший в ближних пещерах и напомнил обещание его поклониться преподобным печерским. Он отправился в Киев, и уже приближался к Днепру, как болезнь его усилилась и он получил откровение, что хотя не достигнет он живым до пещер, но тело его упокоится в них, и это исполнилось» . Эта легенда явно была выдумана для закрепления за Феофилом мученического статуса.

Владыка Феофил вошел в историю как последний владыка республики Святой Софии, но время его владычества - это период деградации новгородской архиепископской кафедры. По верному замечанию А. С. Хорошева, «в сложных политических хитросплетениях новгородско-московских отношений заключительного периода новгородской независимости, когда перевес великокняжеской власти стал очевиден, софийская кафедра перешла к лавированию, стараясь и сохранить независимость Новгорода, и наладить отношения с великокняжеской администрацией» . Однако такая тактика не принесла желаемых результатов. Усиление власти великого князя в Новгороде, а затем окончательное падение республики стало смертным приговором устремлениям новгородской церковной организации к независимости от митрополита всея Руси. Церковь в Новгороде была одним из органов государственного устройства. Уничтожение новгородских республиканских органов в 1478 г. повлекло за собой снижение роли новгородского святителя и переход его на положение рядового иерарха в системе русской церковной организации. Одновременно с этим произошел подрыв экономического могущества новгородской церкви в результате экспроприации церковных земель Иваном III. Республика Святой Софии перестала существовать.

новгород политика завоевание ливонский

4. Отношение церкви к завоеванию Новгорода

В отечественной историографии гибель республики Святой Софии принято называть «присоединением к Москве» и трактовать как прогрессивное событие в рамках объединения русских земель в единую державу Образование Русского централизованного государства в XIV-XV вв. - одно из самых важных и многогранных явлений отечественной истории. Однако и в дореволюционной и в советской России практиковалась односторонняя оценка этой эпохи. Любые действия, ведущие к усилению Московского княжества, рассматривались историками как прогрессивные и этически оправданные, а любое им противодействие - как проявление реакции и даже как предательство национальных интересов России. В этом же ключе подавалась и история падения республики Святой Софии. Иной взгляд на «присоединение» высказал Р.Г. Скрынников в монографии «Трагедия Новгорода»: «Древний город пережил подлинную трагедию... Экспроприация всех новгородских бояр доказывала, что речь шла не об объединении Новгорода с Москвой, а о жестоком завоевании, сопровождавшемся разрушением всего традиционного строя общества»

Посетивший в XVI в. Русь Сигизмунд Герберштейн так отзывался о покорении Новгорода Иваном III: «он явился в Новгород под предлогом благочестия, именно чтобы удержать их в вере, так как якобы они хотели отпасть от русского закона; посредством этой хитрости он занял Новгород и обратил его в рабство, - отнял все имущество у архиепископа, граждан, купцов и иноземцев и, как сообщали некоторые писатели, отвез оттуда в Москву триста повозок, нагруженных золотом, серебром и драгоценными камнями. Я тщательно расспрашивал в Москве об этом обстоятельстве и узнал, что оттуда было увезено гораздо больше повозок, нагруженных добычею. Да это и неудивительно, ибо, по взятии города, он увез с собою архиепископа и всех более богатых и могущественных лиц и послал в их имения, как бы в новые поселения, своих подданных» . Когда Герберштейн посетил Новгород, он отметил в своих записках, что присоединение к Москве не пошло новгородцам на пользу: «Народ там был очень обходительный и честный, но ныне является весьма испорченным; вне сомнения, это произошло от московской заразы, которую туда ввезли с собою заезжие московиты»

Таким образом, «присоединение» Новгорода к Москве было не прогрессивным явлением в рамках объединения русских земель в одно государство, а действительно трагической гибелью самобытной республики.

Падение республики Святой Софии произошло не вдруг, а было подготовлено многими социальными и политическими явлениями. Сами новгородцы явно предчувствовали неизбежность перемен и даже ждали их. Все необычные явления, происходившие в городе, в официальном летописании истолковывались как недобрые знамения. Так, накануне похода Ивана III в 1471 г. на Новгород у Хутынского Спаса «зазвонили» сами собой колокола, а буря «сломила» крест на Святой Софии. В «Летописце новгородском церквам божиим» под 1471 г. рассказано: «Перед взятием Великаго Новаграда от великаго князя Иоанна Васильевича, како хотя первое пленити, начата знамения быти в Великом Новеграде... И паки того же лета бысть в Великом Новеграде знамение сицево: на двух гробех кровь явися у архиепископов новгородских Симеона и Мартириа, у Софии, в Золотой Мартирьевской паперти»

Со временем такие мелкие знамения превратились в многочисленные предания и легенды, связанные с концом новгородского вечевого уклада. В.О. Ключевский так характеризовал данный момент новгородской истории: «Когда разрушается сильный физический организм, его разрушение сказывается тяжкими вздохами и стонами; когда гибнет общественный союз, живший долгой и сильной жизнью, его гибель обыкновенно предваряется или сопровождается легендой.... В нашей истории немного эпох, которые были бы окружены таким роем поэтических сказаний, как падение новгородской вольности. Казалось, Господин Великий Новгород, чувствуя, что слабеет его жизненный пульс, перенес свои думы с Ярославова двора, где замолкал его голос, на святую Софию и другие местные святыни, вызывая из них предания старины» . В местных легендах ярко проявляется «идея святости новгородской старины, которая сама защищает себя от безумных дерзнутий москвичей». После падения Новгородской боярской республики легенды продолжали жить в народе и складывались новые.

Большинство легенд было создано в церковной среде, и, следовательно, показывает отношение новгородской церкви к падению республики святой Софии. Легенды-предостережения несли двойную смысловую нагрузку. Некоторые из них, написанные «задним числом», (как пророчества Михаила Клопского) создавались по заказу Ивана III, и должны были служить укоренению в среде новгородцев идеи божественной предопределенности произошедшего, примирить их с властью великого князя. Другие же предостережения, созданные до войны, по замыслу авторов, должны были предотвратить падение Новгорода, путем воздействия на умы и души новгородцев.

Вторая группа легенд - пророческие видения - были направлены на восстановление пошатнувшегося престижа новгородской церкви и ее святых. Авторитет православной церкви в Новгороде в конце XV в. стремительно падал. Промосковская деятельность архиепископа Феофила, которую можно было рассматривать как предательство республике, привела к тому, что новгородцы перестали воспринимать церковь и ее главу как некую реальную силу, способную их защитить. Ересь жидовствующих, которой оказывал покровительство сам великий князь Иван Васильевич, в Новгороде дошла до откровенного глумления над православием. В 1488 г. архиепископ Геннадий писал суздальскому епископу Нифонту о еретических надруганиях: «Ино познают: еретикам ослаба пришла, уже ныне наругаютца христьянству - вяжут кресты на вороны и на вороны. Многие ведели: ворон деи летает, а крест на нем вязан деревян, а ворона деи летает, а на ней крест медян. Ино таково наругание: ворон и ворона садятца на стерве и на калу, а крестом по тому волочат! А зде се обретох икону у Спаса на Ильине улици - Преображение с деянием, ино в празницех Обрезание написано - стоит Василией Кесарийский, да у Спаса руку да ногу отрезал, а на подписи написано: Обрезание Господа нашего Иисуса Христа... привели ко мне попа, да диакона, а они крестьянину дали крест тельник: древо плакун, да на кресте вырезан ворон... а христианин, дей, с тех мест учал сохути, да не много болел, да умер. И ныне таково есть бесчинство чинитца над Церковью Божиею и над кресты и над иконам и над христианьством»

К легендам-предостережениям относится в первую очередь повествование о фреске Христа Панкратора на куполе святой Софии. В третьей Новгородской летописи приводится легенда, рассказывающая о чуде, произошедшем во время создания этой фрески. Художники пытались три раза изобразить руку Господа в жесте благословения, но каждый раз, когда возвращались к работе, рука чудесным образом оказывалась опять в сжатом состоянии. На четверное утро «глас бысть от образа Господня, иконным писцом глаголющ: «Писари, писари, о писари! Не пишите мя благословящею рукою, напишите мя сжатою рукою, аз бо в сей руце моей сей Великий Новегород держу. А когда сия рука моя распространится, тогда будет граду сему скончание»

Новгородская Забелинская летопись середины XVII в. сохранила любопытный комментарий этой легенды: «И оттоле прияша обычай в Великом Новеграде воображати образ Господен во главах святых церквей, произволяющии же и на протчих святых иконах зжатою рукою. Зрите и слышите сия правовернии, какову благодать прият град сей от Спасителя нашего Спаса Христа, яко благоволи Бог образа своего честней десницы содержати его и окончание ему показа. Древле убо Костянтин град создав царь вручил Пресвятей Богородицы в соблюдении. Зде же много человеколюбец Бог содела, сам прият его во одержание свое. Воистинну двлеет сему по Давиду рещи: «Град царя великого, его же избра Господь и изволи его в жилище свое, и освяти селение свое вышния» . Вера новгородцев в богоизбранность своей земли таким образом не была поколеблена даже завоеванием их Иваном III.

Еще одну легенду начала XVI в., связанную с иконой Спаса корсунского письма из Софийского собора зафиксировала Новгородская вторая и третья летописи. Спас на этой иконе изображен с перстом, указующим вниз, в память наказания, которе он повелел наложить ангелам на византийского императора Мануила за «восхищение священнического суда» . В этой легенде современникам явно видна была параллель с действиями Ивана III, посягнувшего на священнический суд новгородского архиепископа.

В легендах, созданных либо по заказу великого московского князя, либо с целью угодить ему, был создан образ Ивана III, как человека, призванного сокрушить Новгород. Эта идея прямо выражена в истории пророчества юродивого Михаила Клопского. Согласно повествованию, архиепископ Евфимий II посетил Михаила в Клопском монастыре 22 января 1440 г. Как только Евфимий вошел в его келью, Михаил сказал ему, что «сегодня радость большая в Москве». Затем он объяснил, что как раз сейчас у великого князя Василия родился сын и был наречен Иваном. «Разрушит он обычаи Новгородской земли и принесет гибель нашему городу»

В том же источнике приводится еще одно «пророчество», призванное способствовать смирению новгородцев. «Приехал посадник Иван Васильевич Немир на манастырь, а Михайла по манастырю ходит. И Михайло спросил посадника: «Что ездеши?» И посадник отвеща ему: «Был есть у пратещи своей, у Ефросеньи, да приехал есмь у тебя благословится». И Михайло рече ему: «Что твоя, чадо, за дума - ездешь думаешь ж жонъками?» И посадник рече ему: «Будет у нас князь велики на лето да хочет воевать землю, а у нас есть князь -Михайло Литовъской». И отвеща ему Михайло: «То у вас не князь - грязь! Разошлите послы к великому князю, добивайте челом. И не уймете князя, будет с силами к Новугороду, и не будет вам божия пособия. Станет князь великий в Бурегах и роспустит силу свою на Шелоне, и попленит новгородцев многых: иных на Москву сведет, а иных присечет, а иных на окуп даст. А Михайло князь о вас не станет, помочи от него не буде. И послати вам преподобного отца владыку да посадникы, да добивать челом ему, челобитье приать да и куны изъемлеть. Да по мале времени князь великый опять будет, да город возмет, да всю свою волю учинит, да бог даст ему». И сбысся тако»

Иван Немир стал посадником в 1463 г. , Михаил Олелькович был приглашен в 1471 г., летом того же 1471 г. произошла Шелонская битва. Все эти события произошли уже после смерти Михаила Клопского. Но житие Михаила было написано уже после присоединения Новгорода к Москве. Это пророчество должно было показать великому князю лояльность Клопского монастыря. Известно, что Клопский монастырь получил в дар от Ивана III земли, видимо, за идеологическую поддержку.

Еще одно пророчество изложено в Житии святых Зосимы и Савватия Соловецких. Житие это было составленно Досифеем в начале XVI в. В нем, в частности, рассказывается, как Зосима отправился в Новгород искать управы на боярских людей, которые не позволяли инокам Соловецкой обители ловить рыбу. В Новгороде Зосима побывал у архиепископа и бояр, и все его милостиво приняли кроме Марфы Борецкой - владелицы острова, на котором жил Зосима. Когда он, хлопоча о своем деле, явился было к ней, она не пустила его к себе. Тогда преподобный, обратившись к ее дому, сказал: «Придут дни, когда живущие во дворе сем не оставят в нем следов своих, и затворятся двери дома сего, и двор их будет пуст». Только после того, как по ходатайству архиепископа Феофила виднейшие бояре Новгорода щедро одарили Соловецкий монастырь, Марфа одумалась и пригласила преподобного к себе на пир. Вдруг, среди пира, преподобный задрожал, с ужасом глядя на сидевших за столом шестерых бояр. Зосима даже заплакал, но никому ничего не сказал. И только потом Зосима поведал своему ученику о бывшем ему страшном видении: «Шесть бояр, виденных мною на пиру без голов, со временем будут обезглавлены». Краткая версия истории о пророческом видении Зосимы включена в Никоновскую летопись . Там упоминаются четыре боярина, а не шесть, в соответствии с толкованием летописцем числа казненных новгородцев после Шелонской битвы. В.Л. Янин отмечает, что хотя после Шелонской битвы были обезглавлены четыре человека, но лишь двое из них были боярами -посадники Дмитрий Борецкий Василий Селезнев. Казненные в это же время Киприян Арзубьев и Еремей Сухощок были житьими людьми. Это сопоставление текстов летописи и жития дало основание Янину усматривать в легенде символ, что «шесть обезглавленных бояр - это шесть посадников, образующих главный представительный орган боярской власти и олицетворяющий Новгородское государство»