Основные итоги развития человечества на пороге XXI столетия

Размещено на http://www.allbest.ru/

ТЕМА

Основные итоги развития человечества на пороге XXI столетия

План

1. Основные этапы человеческой истории

2. Мировые тенденции второй половины ХХ века

3. Развитие политико-государственных систем

4. Процессы мирового сотрудничества

1. Основные этапы человеческой истории

В настоящее время мы проходим рубеж смены эпох, завершения одного исторического периода и вступление современного мира в качественно новую фазу своего развития. Об этом свидетельствуют многие идущие во всепланетарном масштабе процессы. Во-первых, наступление новой стадии научно-технического прогресса, получившей название информационной, или телекоммуникационной, революции, в результате которой промышленно развитая зона мира пост» пенно переходит в информационное общество. Во-вторых, разложение евроцентристского мира и формирование нового мирового сообщества во всепланетарных масштабах. В-третьих, распад СССР и конец двухполюсного миропорядка, его смена новой конфигурацией геополитических сил на началах полицентризма.

По-видимому, ни одна прежняя цивилизация не знала такого единообразия ключевых форм организации различных сфер жизни, как современный мир. Речь идет, прежде всего, об экономике и политике. Структурообразующими силами большей части современного мирового сообщества являются рыночная экономика и в меньшей степени политические институты, ориентированные на демократию. Распространение рыночной экономики сопровождается повсеместным распространением ценностей, институт* и правил игры политической демократии. Показательно, что за полтора-два десятилетия страны с общей численностью населения приблизительно в 3,5 млрд человек встали на путь радикальных реформ. В масштабах всей планеты утвердилась единая пространственно-временная парадигма. Всюду так или иначе приживаются внешние атрибуты евроцентристской цивилизации: стиль одежды и марки автомобилей, кинематограф, музыка, единый научный и компьютерный языки и т.д.

Земной шар вдоль и поперек поделен между странами и народами. Все более сгущаются и удлиняются сети железных, автомобильных дорог и водных путей, а также воздушных трасс, опоясавших его, на которых все увеличивающиеся, беспрецедентные скорости не знают пределов и способствуют невиданному сокращению расстояний. Происходит своего рода сжатие, уплотнение пространства во всепланетарных масштабах, невиданное взаимное физическое сближение самых отдаленных народов, стран и регионов.

Следствием и одновременно причиной этого процесса является ускорение времени. Электронные средства массовой информации, спутниковая связь, передовая техника, обеспечивая практически мгновенную передачу информации во все уголки земного шара, создают состояние или ощущение одновременности и вездесущия. С развертыванием технологической и промышленной революций, индустриализации и урбанизации, а затем научно-технической революции второй половины XX в. началось и интенсифицировалось убыстрение исторического и социального времени. Соответственно убыстряются и темпы научно-технологического прогресса. Например, если в 70-х гг. было принято говорить о том, что объем научной информации удваивается каждые 5--7 лет, то в 80-е гг. удвоение происходило за каждые 20 месяцев, а к концу 90-х гг. оно происходит ежегодно.

Смыслом научно-технологического и социального прогресса стал выигрыш во времени, которое как бы постоянно сжимается. Для его компенсации приходится постоянно ускорять темп жизни. На смену понятиям потока длительности приходят категории сиюминутности и точности. Прошлое и будущее как бы сливаются в настоящем, которое, в свою очередь, как бы постоянно сокращается. Спутники, волоконно оптические кабели, компьютеры и факсы способствуют информатизации, глобальному убыстрению, учащению и уплотнению потоков информации. Информация стала не только измерителем благосостояния, но и важной составляющей. Телекоммуникационные сети, соединившие отдаленные точки земного шара, обеспечивая моментальную связь, создали возможность преодоления времени.

С учетом всего этого можно сказать, что телекоммуникационная и информационная технология создает нечто вроде единой всепланетарной система пространства-времени, в которой благодаря возможностям моментальной передачи информации на любые расстояния локальное становится всемирным, а всемирное - локальным. На ее основе за последние десятилетия произошли дальнейшее расширение и углубление масштабов и интенсивности экономического, экологического, политического, культурного и иных форм взаимодействия народов, стран и регионов земного шара. Это создает благоприятные условия не только для ускоренного развития мировых рынков и потребления во всем мире одинаковых товаров, по также формирования общих стилей жизни во всех странах. В данном контексте многие страны с озабоченностью смотрят на трудности, связанные с сохранением национальный культурных ценностей и культурной идентичности. Поэтому неудивительно, что правительства ряда стран уже разработали разного рода меры, направленные на защиту национальных традиций, культуры, языков и т.д.

По мере усиления значимости новых информационных технологий и охвата ими вес новых сфер и регионов наблюдается тенденция к своего рода «сжатию» мира. Время проезда становится короче, информация передается все быстрее и аккуратнее, личные и деловые контакты умножаются. Революционные изменения происходят в сфере языкового общения. В качестве средств мирового общения большую значимость приобретает несколько ведущих языков, а английский язык в некоторых сферах (например, авиации) приобретает статус мирового языка. Компьютер и компьютерный язык, основанный на английском, становятся, особенно в деловом мире, средством универсального межнационального общения. Иначе говоря, происходит своеобразное завершение, или замыкание (закрытие), мира не только в территориально-пространственном, но и в других основополагающих аспектах жизнеустройства людей.

При анализе проблем «закрытия мира» возникает вопрос о том, на каких именно основаниях происходит формирование всепланетарной цивилизации.

Имеем ли мы просто процесс пространственного расширения мира и его ценностей на новые регионы и страны земного шара? Или же происходит некий синтез Европы и Америки с другими регионами, т.е., говоря проще, синтез Запада и Востока? Или же Восток модернизируется на свой лад, заимствуя и тот пользуя научно-технические достижения Запада?

Зачастую на эти и подобные им вопросы западный человек склонен давать однозначные ответы, полагая, что речь в данном случае идет о простом насаждении на Востоке западных ценностей и институтов, его перелицовке по образцу и подобию Запада. Такой подход органически сочетается с формированием негативного отношения к Востоку и Азии. Само понятие, выражаемое в русском языке новом «азиатчину», имеет уничижительный, откровенно негативный оттенок.

Необходимо отказаться от пресловутого разделения цивилизаций культур и народов на низшие и высшие, отсталые и передовые,' хорошие и плохие. Отличие, специфичность, уникальность, особенность одних не означает отсталость от так называемых передовых культур и не требует условия догнать других. Как уже отмечалось, западный мир выработал некоторые базовые структуры и элементы, имеющие универсальную значимость для всех без исключения стран современного мира. Но нельзя не отметить и то, что сама европейская цивилизация является неким сплавом, вобравшим в себя элементы различных цивилизаций и культур, таких, как античная Греция и Рим, Древняя Персия и средневековый арабский Восток. Не секрет, что иудейско-христианская традиция -- это в значительной мере детище ближневосточных народов, перенесенных на европейскую почву.

Поскольку технология оперирует вещами и понятиями, лежащими на поверхности, то ее можно заимствовать, не подвергая себя риску духовного закабаления. Органический синтез западного и восточного начал -- вот магистральный путь развития человечества. Происходит двуединый процесс закрытия и увеличения открытости мира. Мир как бы замкнулся в пределах земного шара, но в то же время унификация стилей жизни, форм поведения, моды и т.д. в масштабах целых народов, стран и регионов с большой вероятностью порождает и обратную реакцию возрождения и усиления приверженности людей национальным культурным ценностям и традициям, стремления подчеркивать свою уникальность, различие и т.д. Люди склонны дорожить такими внутренними элементами, как традиции, религия, язык, культура своего народа.

Об этом свидетельствует наблюдающееся в последние годы возрождение национализма, религиозного и культурного фундаментализма, традиционализма и т.д. Именно в этом контексте следует понимать усилившиеся в последние два-три десятилетия требования различных народов о независимости и предоставлении им условий для реализации права на самоопределение. В 90-е гг. XX в. произошел мирный развод Чехословакии на два самостоятельных государства и кровавая трагедия, сопутствовавшая разделению Югославии, распад Советского Союза и образование на его обломах полутора десятка новых государств.

Иначе говоря, мы имеем органическое сочетание единства и независимости мирового сообщества, с одной стороны, разнообразия центров, народов, культур, религий -- с другой. Заимствуя друг у друга на протяжении многих веков различные технологии, европейские народы вместе с тем сохранили свою национальную идентичность. Именно это дало им возможность быть членами единоевропейской цивилизации, представляя одновременно французский, итальянский, испанский и другие народы, каждый из которых внес свой особый, уникальный вклад в общее дело. Восточные народы могут также внести каждый свой -- и тоже уникальный вклад в формирующуюся всепланетарную цивилизацию, сохраняв при этом свою национальную идентичность.

С данной точки зрения немаловажный интерес представляет вопрос о совместимости демократии с восточными, так называемыми органическими, культурами. Если вникнуть в сущность ценностей, норм и установок демократии, то обнаружится, что в них в принципе отсутствует какое бы то ни было противопоставление коллективизма индивидуализму, солидаризма эгоизму, государственного вмешательства -- рыночному началу. В этом контексте немаловажный интерес для нас представляет опыт Японии и некоторых других стран Азиатско-Тихоокеанского региона. В отличие от Запада, здесь группа важнее, чем отдельно взятый индивид. Акцент делается на самоограничении личности, ее ответственности перед обществом, приверженности интересам коллектива, корпорации, государства. Показательны с данной точки зрения особенности японской модели управления предприятиями. Все члены фирмы связаны между собой узами взаимных обязательств и ответственности. Эти обязанности и ответственность распространяются не только на рабочих, но и на руководителя, который, как «старший брат», должен заботиться о своих подчиненных. Считая, что все члены «семьи» в неоплатном долгу перед ней, как сыновья перед матерью, японцы стремятся укреплять гармонию внутри группы,! для чего широко практикуется система продвижения по службе и оплаты труда по старшинству.

Все это позволяет сделать вывод о неправомерности тезиса о механическом перенесении на восточное общество западных ценностей, норм, установок. Именно сохранение (в той или иной модифицированной форме традиционных ценностей и ориентации позволило Японии, Южной Корее и другим странам Азиатско-Тихоокеанского региона освоить достижения техногенной цивилизации, модернизироваться экономически, сохранив многие черты своей традиционной культуры. И нет никаких данных, говорящих о том, что множество других незападных стран и народов не могут пойти и не пойдут примерно по такому же пути.

сотрудничество мировой политика государственный

2. Мировые тенденции второй половины ХХ века

В 1945 г. на смену "самопровозглашенным" (на основе договоренности партий, участвовавших в Сопротивлении) правительствам приходят правительственные коалиции, сформированные по итогам выборов в представительно-законодательные органы власти. Как правило, партии Сопротивления в 1945 - 1947 гг. сохраняли межпартийные союзы с целью не допустить к власти политические силы, не принимавшие участия в Сопротивлении, или партии, несшие ответственность за события 1939 - 1940 гг., или организации, прямо или косвенно бывшие близкими к коллаборационистским режимам. Первые послевоенные правительства были политически разнородны. Основу блока составлял союз коммунистов и социалистов, бывших наиболее активными в сопротивлении оккупантам и сблизившихся еще и благодаря росту леворадикальных настроений в конце войны и первые годы после нее. Следующим обычным составляющим правительства была партия христинско-демократического направления. Эти консервативные партии почти повсеместно занимали в те годы центристские позиции, а некоторые из них говорили о возможности “христианского социализма”. В некоторых странах в правительства входили леволиберальные партии. В Восточной Европе почти во всех правительствах были крестьянские партии.

К сожалению, в Польше и Греции противоречия между течениями Сопротивления в период войны и политика Великобритании и СССР привели к гражданским войнам. В Польше вооруженную борьбу против правительства вело подполье (“Свобода и Независимость” -- ВиН), связанное с эмигрантским правительством в Лондоне (последнее существовало до 1991 г.). В вооруженных столкновениях, длившихся до 1948 г., погибло более 100 тыс. поляков. Параллельно с этой борьбой свою войну против Польши на ее территории вели украинские националисты (УПА) и отряды немецких партизан (“вервольф”). В Греции борьбу с правительством вел ЭЛАС, связанный с коммунистами. Пик боев между партизанами и правительственными войсками приходится на 1947 - 1949 гг.

В послевоенной Европе сохранились и фашистские режимы Португалии и Испании (в последней в 1945 - 1952 гг. была предпринята попытка активизации действий партизан-республиканцев против режима Франко).

В целом же в Европе в 1945 - 1948 гг. установились демократические режимы. Ограничение гражданских и политических прав допускалось в отношении коллаборационистов. Ряд партий фашистской направленности и те, которые считались ответственными за политику, приведшую к потере национальной независимости, были либо запрещены, либо испытывали препятствия в своей деятельности. В Восточной Европе по причинам наличия вооруженного подполья, присутствия немалого числа сторонников бывших фашистских режимов, неукоренённости демократических принципов в политике и обострившейся, в условиях советского военного присутствия, политической борьбы между сторонниками социалистического и буржуазного социально-экономического путей развития, демократический строй имел больше изъянов, чем на западе континента.

Перед европейскими правительствами и политическими силами стоял целый комплекс труднейших задач: восстановление государственности, определение (активное завоевание) своего места в новом послевоенном мире, восстановление экономики и связанная с этим проблема определения путей социально-экономического и политического развития. Остановимся подробнее на последнем. Экономика была не только разрушена физически (уничтожены материальные ценности), но и структурно. Исчезла международная торговля и кооперация, вообще промышленная инфраструктура, финансово-кредитные отношения были дезорганизованы послевоенным упадком денежной системы, а их международный сегмент был в основном представлен американскими банками. Война вновь привела к изменению положения стран с точки зрения их экономической роли в мире. Утвердилась экономико-финансовая гегемония США. В определённой степени близким к этому положения оказался СССР, хотя его экономический потенциал в силу объективных (военные потери в социально-экономической сфере) и политико-идеологических причин серьёзно уступал американскому. Англия прочно заняла место во втором эшелоне мировой экономики. Франция лишилась своей финансово-ростовщической роли и была вынуждена начать глобальную индустриализацию. Страны фашистского блока были в экономическом плане более или менее разрушены и оказались под контролем победителей.

В итоге экономическая политика послевоенных правительств была направлена на изыскание финансовых средств, восстановление (или создание) структуры народного хозяйства и удовлетворение первоочередных нужд населения. Серьёзной проблемой явилось то, что немалое число предпринимателей в годы оккупации сотрудничали с врагом, поэтому в европейских странах собственность подобных капиталистов была национализирована. Национализация финансов и промышленности проводилась и по причинам концентрации в руках государства инструментов для ускоренного восстановления и модернизации экономики. В итоге, во всех европейских государствах к началу 1950-х годов был создан государственный сектор, который, например, во Франции контролировал до 40% национального богатства и производил 13% ВВП. Надо отметить, что национализация стала важнейшим средством экономической политики на Западе вплоть до середины 1970-х годов. Даже в США планово-регулирующая роль государства состояла в том числе и в государственном предпринимательстве -- перманентном создании и столь же перманентной приватизации госсектора (его доля ВВП в 1950-х -- 1960-х гг. превышала 20%).

Однако создание национализированного сектора экономики порождало определённые политические и идеологические проблемы. Присутствие во властных структурах левых партий, сопряжённое с полевением настроения широких слоёв населения приводило к тому, что проводившаяся национализация укрепляла просоциалистические мечты части граждан, но, одновременно, и антисоциалистические страхи других. Это приводило к поляризации политической жизни и обострению напряжённости в обществе. Подобная ситуация к 1947 г. наложилась на социально-экономический кризис. Трудности в восстановлении экономики и высокая зависимость от импорта в условиях исчерпания золото-валютных резервов приблизили Европу к реальности экономического паралича. В этих условиях возможными альтернативами являлись: специальная иностранная помощь (либо США, либо СССР) или кардинальные социально-экономические преобразования по социалистическому типу (либеральная модель выхода из ситуации представлялась нереальной по причине большой социальной цены, а значит, серьёзных политических столкновений в обществе). Примерно так и оценивал ситуацию госсекретарь США Дж. Маршалл, оглашая свой план экономической помощи: «Европа должна либо получить существенную дополнительную помощь, либо встретиться с экономическими, социальными и политическими испытаниями угрожающего характера». Ситуация была обострена ещё и тем, что с этим «вызовом» Европа столкнулась в момент раскручивания процессов «холодной войны», когда Соединённые Штаты и Советский Союз стали наводить «порядок» в «своих» частях Европы, считая весьма вероятным и прямое военное столкновение. Таким образом внутриэкономические проблемы получили актуализацию либо «борьбы за западную демократию», либо «защиты завоеваний трудящихся».

В этих условиях и происходило принятие (западноевропейскими странами) и непринятие (восточноевропейскими государствами, Финляндией и СССР) «Плана Маршалла». Мыслившие в рамках первостепенности для мира «американских ценностей» и конфронтационности американские политики заставили ведущие политические силы Франции, Италии и стран БеНиЛюкса приложить усилия для устранения коммунистов из правительств, а также принять некоторые требования (например, признать действительным для внутреннего законодательства этих стран положений американского закона «Об экономическом сотрудничестве»), которые рассматривались частью европейцев как посягательство на национальный суверенитет. 12 июля 1947 г. 16 стран Западной Европы обсудили конкретные условия принятия «Плана Маршалла».

План экономической помощи, предоставляемой США, предусматривал поставки топлива и предметов первой необходимости; промышленного оборудования; сырья, сельхозмашин, запасных частей и промышленных товаров. Часть поставок шло под гарантии Международного банка и Экспортно-импортного банка США, а поставки первой категории были фактически американскими дотациями (буквальное значение «дар») европейским странам, доходы от которых должны были идти на уменьшение дефицита госбюджета и наращивание стратегических ресурсов. Составной частью «Плана» было создание европейской кооперации и оздоровление национальных валют. Можно сказать, что американцы были готовы кормить, одевать и в долг финансировать восстановление европейской экономики, чтобы национальные правительства, максимально изъяв средства из социальной и импортной сфер, могли сконцентрировать их на модернизации финансов и реального сектора экономики. В обмен американцы получали доступ на европейские рынки (в том числе для своей промышленности, переживавшей конверсию), укрепили своё финансовое присутствие в Европе и получали льготы по поставкам европейцами стратегического сырья. «План Маршалла», несомненно, сыграл важную роль в восстановлении экономики Запада. В политическом плане осуществление этой программы позволило американцам укрепить капиталистический строй в Западной Европе и облегчить политическое положение либеральных и консервативных сил.

В Восточной Европе в силу советского военного присутствия (во многом обусловленного тем, что Болгария, Румыния, Венгрия, Восточная Германия и Австрия были поигравшими странами, а Польша имела военно-стратегическое значение для нашей военной группировки в Центральной Европе) и доминирования левых сил (многие правые организации скомпрометировали себя коллаборационизмом) больше шансов для реализации своих планов получили социалистические и близкие к ним партии. Поэтому когда в 1947 г. Восточная Европа оказалась в аналогичной «Западу» ситуации, выход из неё стал осуществляться на путях перехода к социалистическим преобразованиям. Правда, в Венгрии и Румынии победа социалистических сил была достигнута фактическими государственными переворотами, а в Чехословакии в ходе крайне острого политического кризиса зимы 1948 г., надо отметить и то, что здесь не обошлось без политической поддержки Советского Союза, а в первых двух случаях и прямого вмешательства советских военных комендатур.

Очень скоро после войны мир вновь стал сползать к конфронтации. Это было связано и с идеолого-политической неоднородностью антигитлеровской коалиции и с гегемонистическими устремлениями США и СССР, и с восприятием внутриполитической борьбы в европейских странах через призму противостояния «свободного мира» и «коммунизма». Сыграла свою роль и антикоммунистическая ментальность ряда западных политиков. Так, уже, 5 марта 1946 г. бывший премьер-министр Великобритании У. Черчилль, выступая в американском городе Фултон, говорил о необходимости противостоять распространению коммунизма, с которым свободный мир находится в состоянии «холодной войны». 12 марта президент Соединённых Штатов Трумэн изложил Конгрессу США программу «сдерживания коммунизма» (т.н. «Доктрина Трумэна»). Первоначально эта доктрина подразумевала оказание помощи правительствам Турции и Греции в борьбе с «распространением коммунизма», а затем на подобную помощь могли рассчитывать и другие борцы с коммунизмом. Вообще с этого времени «Западный мир» охватывает антикоммунистическая истерия, проявляющаяся как во внутренней политике (например, маккартизм в США и подобные процессы в Великобритании), так и во внешней деятельности западных государств. Апогеем конфронтационности с СССР и его союзниками стало создание Североатлантического пакта (НАТО) в апреле 1949 года. Данный оборонительный союз был призван сдерживать «агрессию» Советского Союза против Западной Европы и всего мира, весьма проблематичную то время, когда Соединённые Штаты обладали монополией на атомное оружие.

С другой стороны, вклад в развязывание «холодной войны» внёс и СССР. Наше правительство игнорировало международные договоры по выводу англо-советских войск из Ирана. Трактовало «демократию» становлению которой оно должно было способствовать в Восточной Европе с точки зрения социализма, лишь в рамках «народной демократии», тем самым, поощряя восточноевропейских левых на ограничение деятельности либеральных и консервативных сил. В октябре 1948 года по инициативе ВКП(б) коммунистические партии СССР, Болгарии, Венгрии, Италии, Польши, Румынии, Франции, Чехословакии, Югославии, создают Информационное бюро коммунистических партий, в котором Западу увиделся Коминтерн.

Подобные действия «Запада» и «Востока» наложили отпечаток на многие мировые процессы конца 1940-х -- начала 1950-х годов: СССР и США начали «очищать» правительства «своих зон интересов» от возможных сторонников своего идеологического врага; постепенно в мире формируется «блоковое мышление»; происходит прямая или косвенная интернационализация колониальных конфликтов, событий в Китае, Корее, Греции; во многим по причине глобального противостояния был сорван процесс объединения Германии; но самое главное, мир вступил во многодесятилетнюю «холодную войну», которая периодически либо разражалась интернационализацией региональных конфликтов, либо ставила планету на грань прямого военного столкновения ядерных сверхдержав.

Глобальный «вызов» социализма в европейских обществах и коммунизма на международной арене способствует доминированию во внутриполитической сфере идеологии консерватизма (одновременно продолжается господство в политике и социализма, две эти идеологии конкурентно определяли политическое развитие мира во второй половине ХХ столетия). Послевоенный консерватизм стал прибежищем широких социальных слоёв, которые по социально-экономическим, культурным, идеологическим причинам не могли принять мира, изменяемого по либеральным или социалистическим рецептам. Подобная социальная представительность привела к ещё большему размыванию консервативной идеологии как собственно учения («идеология» -- от «понятие, представление» + «учение»), таким образом, консерватизм всё более превращался в рефлексию на дальнейшую модернизацию общества, сопряжённую с антитрадиционализмом и антикапитализмом. Однако в предшествующие периоды (1918 - 1939 и 1939 - 1945 года) консерватизм включил в свою систему либеральную экономическую философию, но сохранил собственные традиционалистские взгляды на общественно-политическую жизнь, этику и оценки человеческих возможностей изменять мир, опираясь на рационалистические теории.

В современном консерватизме выделяются следующие течения: традиционалистское, либертатное, неоконсервативное. Традиционализм базируется на вере в порядок более высокого уровня, чем человеческая способность приспособляться; поэтому экономика переходит в политику, политика в этику, этика в религиозные понятия. Допускаются реформы либо для восстановления традиционных прав и ценностей, либо для недопущения социальных революций. Либертаристское течение претендует на наследие классической либеральной традиции XVIII - XIX вв. Либертаризм утверждает: основой общественной свободы служит частная собственность, необходима социальная иерархия, единственно возможно только нравственное равенство (естественные права человека -- это негативные права. Социализм извратил гуманистический смысл концепции прав человека, признав приоритет «позитивных прав», так как этим провозглашается равенство условий, а не равенство возможностей.), а эффективная политика может базироваться на уважении и вере в традиции народа. Неоконсерватизм (нынешний облик течения начал оформляться с 1960-х годов) отстаивает свободу рыночных отношений, но выступает против перенесения либеральных принципов в общественно-политическую сферу. Индивид должен самоподчиняться государству, а последнее стремится к обеспечению политической и духовной общности нации. В реальности, конечно же, данные течения вряд ли наблюдаемы в своей «догматической» чистоте, чаще присутствуют совмещённые системы представлений.

Консервативная идеология является основанием для деятельности целого ряда партий, представляющих сельские слои (особенно в Скандинавии), граждан, чье мировоззрение в значительной степени зиждется на традиционалистско-религиозных основаниях (христианские демократы и т.п.), предпринимательских групп, особенно связанных с крупным бизнесом. Итак, консервативные партии разнородны, как правило, в каждой стране существует несколько организаций консервативного толка. Это могут быть консервативные группы, имеющие длительную историю и преемственность к изначальным консервативным формациям, как Консервативная партия Великобритании. Другие, например, голлистское движение во Франции, ныне представленное Объединением в поддержку республики, являют собой организации, базирующиеся на государственно-политическом национализме, направленном на социальный солидаризм внутри страны и на её доминирование на региональном или мировом уровне.

В послевоенный период эволюция консерватизма в Западной Европе оказалась в большой взаимосвязи с христианскими демократами. Подобные партии играют важную роль в политической системе Италии и Германии. В Италии ХДП весьма длительное время была крепко связана с католической церковью и Ватиканом, последние установили через христианско-демократическое движение пределы в политике в важных для церкви сферах общества (развод, контрацепция, признание католицизма официальной религией Италии и т.п.), тем не менее, партия никогда полностью не руководствовалась в своей деятельности католическими подходами из-за разнородности интересов групп её поддерживающих. Консервативные партии связанные с католической традицией в своей деятельности испытывают большое воздействие энциклик Пап Римских Пия XI и Пия XII, Иоанна XXIII, Павла VI и Иоанна-Павла II. Причем многие послания Римских пап начиная с 1930-х годов осуждают отдельные проявления капитализма, империализм, и социальное неравенство. Подобные социальные мотивы создают основу для функционирования в рамках христианско-демократического движения левоконсервативных, а то и христианско-социалистических организаций. В Федеративной Республике Германия партии, апеллирующие к христианским ценностям более дистанцированы от церкви по причине разделения верующих на католиков и протестантов. Политические реалии страны привели к созданию единого объединения разноконфессиональных партий Христианско-демократический союз -- Христианско-социальный союз (ХДС-ХСС).

В США ещё со времён «нового курса» Ф.Д. Рузвельта сложился консервативно-либеральный консенсус и таким образом как Демократическая, так и Республиканская партии имеют в своём составе консервативные и либеральные организации.

В современном консервативном движении сохраняют своё присутствие и экстремистские группы, как правило националистические, расистские, а то и прямо фашистские.

Во второй половине ХХ века полностью произошла инверсия (перестановка) исторических значений консерватизма и либерализма. Так многие принципиальные положения классического либерализма -- требование свободы рынка и ограничения государственного вмешательства - сегодня рассматриваются как консервативные. А идея сильной централизованной регулирующей власти государства, выдвигавшаяся ранее консерваторами традиционалистского типа, ныне стала компонентом либерального сознания. Особенно ярко это проявилась начиная с середины 1960-х годов. С одной стороны, консерватизм, признавший кейнсианство в социально-экономической сфере и консенсус в политической (взаимные уступки социальных слоёв и их партий с целью поддержания гражданского согласия), оказался в состоянии политического кризиса, так как его политика принципиально не отличалась от предложений либералов и социалистов, но консервативные принципы в общественной сфере не отвечали новым представлениям людей об обществе. С другой стороны, государственная опека и управление экономикой в условиях назревавшей глобальной структурной перестройки экономики не создавала условий поощрения капиталистической активности, чем были недовольны предпринимательские круги, апеллировавшие к консерваторам. Консерваторы осознали, что новый этап развития экономики ставит их пред дилеммой: найти финансовые средства на путях большей социализации хозяйства или через восстановление свободной экономики. Всё это послужило началу так называемой «неоконсервативной волне», олицетворяемой Э. Пауэллом, М. Тэтчер, Ф. Хайеком, М. Фридманом, Р. Рейганом, Г. Колем. «Неоконсерватизм» конца столетия (совмещённые принципы неоконсерватизма и либертатизма) нашёл отклик у широких слоёв населения, от части рабочих до монополистических кругов, по разному испытывавших тяготы государственной неэффективности в экономике, более того, либеральные и социалистические партии в 1970-е годы не смогли адекватно или вовремя ответить на структурный экономический кризис, что стало ещё одной причиной обращения людей к консервативным партиям.

Либерализм второй половины ХХ столетия всё более дрейфовал к социально-либеральным концепциям, становясь всё более аморфным как в теории, так и в организации. В социально-экономической сфере основой либерализма оставалось кейнсианство, а либеральные организации, особенно с 1960-х годов начинают концентрировать своё внимание на аспектах нарастающего влияния научно-технической революции, решавшей социальные задачи внутри «общества всеобщего благоденствия», но порождавшие новые глобальные проблемы (экология) и цивилизационные противоречия (проблемы «Север-Юг» и «третьего мира»). Поиски выхода ведутся на путях разработки социального глобализма, политического миропорядка, управляемой информационной среды и технологий.

Конечно же, далеко не все либеральные партии озабочены сугубо проблемами футуристического и глобального масштаба. В ряде стран либеральные организации играют заметную роль в балансе сил между консерваторами и социалистами. Однако в целом современный либерализм распадается на два течения: умеренно леволиберальное (вплоть до слияния с социал-демократами как в 1988 г. в Англии -- Социально-либеральная демократическая партия) и неолиберальное (иначе консервативное).

Уже отмечалось, что во второй половине 1940-х годов Европа переживает рост леворадикальных настроений. Социалистическая идеология в тот период проникает в программные установки либеральных и даже консервативных партий (так, христианские демократы Италии и Германии говорили о «христианском социализме», «подлинном социализме», «социализме на демократической основе»). Подобные явления порождались как кризисом буржуазной идеологии, внутренне ответственной за фашизм, так и временным следованием лидеров партий за настроениями партийцев и электората, который необходимо было оторвать от социалистических организаций. Хотя определённые реликты социалистической идеологии и сохранялись в доктринальных построениях буржуазных партий (признание «позитивных прав», роль государства в распределении национального богатства, концепция общества всеобщего благоденствия,...), тем не менее влияние социализма на деятельность этого политического лагеря была в основном политико-практической, а идеологически всегда подчёркивался антисоциализм.

Социалистическая идеология в послевоенное время по-разному разделялась двумя своими основными носителями социалистами и социал демократами, с одной стороны, и коммунистами с другой. В конце 1940-х -- середине 1950-х годов политический блок коммунистов и их левых союзников распался, как по политическим, так и идеологическим причинам. Социалистические и социал-демократические партии декларировали свою сопричастность политической системе Запада и играли заметную роль в управлении страны везде, кроме ФРГ и Италии. Западноевропейские коммунисты продолжали критику системы и говорили о необходимости перехода к социализму, однако, они отказались от лозунга насильственной политической революции и являлись ведущими партиями ряда европейских парламентов.

Социалистические и социал-демократические партии Западной Европы всё более превращались в «партии реформы», но вплоть до конца 1970-х годов почти все они продолжали настаивать на реформах, «разрывающих с капитализмом», структурных реформах, ведущих к социалистическому обществу. Некоторые партии этого фланга социалистической идеологии считали, что изменения, произошедшие на рубеже 1940-х -- 1950-х годов, уже фактически превратили их страны в некапиталистические («государство всеобщего благоденствия»), а начавшаяся научно-техническая революция повлекшая за собой т.н. «революцию менеджеров» (реально предприятиями распоряжаются не буржуа или акционеры, а управленцы), позволяет под жёстким государственным контролем системы народного хозяйства начать трансформацию и экономической сферы в социалистическую (ярко подобные концепции проявились у лейбористов Великобритании и левых в Скандинавии). Другой тенденцией социалистов и социал-демократов стала дальнейшая ревизия (пересмотр) социалистической доктрины. Здесь наиболее характерным стал отказ от марксизма как основополагающей концепции. Французские социалисты начинали апеллировать к наследию Великой Французской революции и к либерально-демократическим ценностям, хотя и заявляли о необходимости синтеза этой традиции с марксизмом. Германская социал-демократия в 1959 г. отказалась от марксизма взяв курс на превращение в «народную партию», таким образом окончательно инкорпорировав в свою идеологию доктрины Э. Бернштейна (умер в 1932 г.), правда, последний всегда подчёркивал свою марксистскую принадлежность. Итальянские социалисты в 1980-е годы стали возводить свою идеологическую генеалогию от Прудона. В это же время от социализма как цели отказывается Лейбористская партия Великобритании. В деятельности этого спектра левого движения была заметна ещё одна черта -- антикоммунизм. Хотя не все социалисты и социал-демократы отдали дань этому поветрию, тем не менее антикоммунизм левых сил порождался: «западной солидарностью» против советского коммунизма, конкуренцией с компартиями внутри своих стран, критикой коммунистами эволюции теории и практики своих левых оппонентов, различным пониманием «социализма» вообще.

Коммунистическое движение на Западе было крайне разнообразным (от немногочисленных компартий США -- 10 тыс. человек, и Англии -- 30 тысяч, до французской и итальянской по несколько миллионов членов) и разнородными (от «сталинистских», «маоистских» до еврокоммунистических»). Коммунисты продолжали бороться за мобилизацию рабочих вокруг своей партии и использовали парламент для оказания влияния на либерально-социалистические и консервативные правительства в интересах расширения демократии, социальных программ и требования радикальных реформ в системе экономики (расширение госсектора - обобществления экономики, и контроля за частным предпринимательством). Отказавшись от политической революции предшествующей социальной коммунисты стали превращаться в парламентские партии, стремившиеся завоевать на свою сторону большую часть рабочих и близких к ним слоёв населения и только получив право законного формирования коммунистического правительства, опираясь на волю избирателей, начать окончательные социалистические преобразования.

Эволюция коммунистической доктрины в послевоенное время находилась и под большим влиянием событий в Советском Союзе и Восточной Европе. Продолжению репрессивной политики И. В. Сталина в конце 1940-х -- начале 1950-х сопутствовал антикоммунизм в политике консервативных сил Запада, что ещё более осложнило положение коммунистов, вынужденных искать оправдания советскому тоталитаризму. Это укрепляло догматические круги в западных компартиях и удаляло от них демократические, социалистические и прочие левые организации. Начавшаяся десталинизация, совпавшая в 1956 году с антисоветскими выступлениями в Польше и гражданской войной, советской интервенцией в Венгрии, вызвали серьёзные дискуссии внутри коммунистического движения на Западе, а в ряде случаев -- падение численности компартий и их расколы.

Однако внутриполитическая борьба в КПСС и СССР имела и позитивное значение для коммунистов Западной Европы. Компартия Советского Союза, поглощённая внутренними коллизиями ослабила идеологическое и организационное давление на дружественные партии (прекратили своё существование Коминформбюро, западные коммунисты нередко подвергали советских товарищей критике за их идеологические и политические шаги, в определённом смысле КПСС иногда оказывалась в роли обороняющейся стороны). Поэтому на рубеже 1950-х --1960-х годов компартии западных стран начали поиски нового понимания задач коммунистического движения, всё это в 1970-х годах привело к формулированию французскими, итальянскими и испанскими коммунистами концепции «еврокоммунизма». Новый «третий путь к социализму» определялся через отрицание как методов социал-демократии, так и «реального социализма»; отрицалась прогрессивная роль «победившего социализма (в СССР) и опыта его построения»; по-новому понимался интернационализм, не как классовый, то есть не как сотрудничество пролетариев всех стран для построения социализма и поддержки Советского Союза, а как объединение всех освободительных (и социальных и национальных) сил в «третьей фазе революционного движения». Еврокоммунизм различно проявлялся в идеологии и политике разных партий и по сути был переходной идеологией.

В семидесятые годы ХХ столетия французская и итальянская компартии вновь получили шанс оказать влияние на государственное управление. 70 % итальянцев проголосовало за ХДП ИКП, причём коммунисты проиграли всего 4% христианским демократам. В этих условиях компартия, отвергнув (из боязни дальнейшего раскола нации) предложение социалистов создать правительство «социалистической альтернативы», согласилась на формирование правительства ХДП и на оказание ему парламентской поддержки в обмен на обещания получить влияние на политику консервативного правительства. Попытка создания своеобразного консервативно-коммунистического блока («исторический компромисс») потерпела по вине правых полный крах и привела к кризису компартии и поправению соцпартии. Французские коммунисты пошли другим путём. Они восстановили союз с полевевшими социалистами и партией радикалов (левые либералы). Левый блок выиграл парламентские и президентские выборы и в 1980-х -- начале 1990-х с некоторыми перерывами правил страной. Правда коммунисты и часть иных левых покинули правительственную коалицию, выразив несогласие с де-факто неолиберальной экономической политикой социалистов.

Укрепление коммунистов в парламентах и «хождение» в исполнительную власть, вместе с нарастанием глобального кризиса «советской системы» и в целом коммунистической идеологии, привело к очередному пересмотру идеолого-политических установок коммунистов на Западе. Компартии принимают доктрину «демократического социализма», делают ставку на реформирование общества, инкорпорируют в свою доктрины заимствования из леволиберальных идей. В начале 1990-х многие из них заявляют, что они являются «европейскими левыми партиями», название «коммунистическая» либо снимается, либо является лишь частью наименования (например, в Италии «Демократическая левая партия - Партия коммунистического пути»). В конце ХХ века коммунистическое движение весьма разнородно: от левых радикалов до фактически леволиберальных организаций, причем по несколько коммунистических формаций в каждой стране. Коммунизм явно переживает глубочайший кризис. Однако, в девяностые годы коммунисты Италии и Франции вновь входят в правительственные коалиции социалистов, коммунистов, левых либералов, новых социальных движений (вернувшиеся в те же годы к власти в Восточной Европе партии-наследницы правивших ранее компартий, уже и по названиям, и по идеологии и политике не могут быть отнесены к коммунистическим).

Рассматривая проблемы идеологии и политики во второй половине ХХ века, нельзя обойти стороной события середины 1960-х -- 1970-х годов. Похожесть политики консерваторов, либералов, социалистов, кризис коммунистического движения, новые, порождённые НТР, проблемы в экономике, социальной жизни, в глобальной экологии, подъём антиимпериалистического и национально-освободительного движений привели к феномену получившему название «крах идеологий». Казалось, ни одна идеологическая система уже адекватно не может описать реальный мир, выявить направление его развития, предложить модель будущего, все политические партии опаздывали с решениями действовали прагматически (следование узкопрактическим интересам), игнорируя свои идеалы. Это было время поколения «образовательного взрыва» в Европе, поколения, сверхкритично отвергавшего многое из наследия своих отцов, но его собственное мировоззрение было воистину эклектическим. Отринув «буржуазную и обуржуазившуюся социалистическую мораль и свободу», молодое поколение жаждало революции. Однако революция в условиях кризиса идеологий была революцией анархической и экзистенциональной (человеческая сущность проявляется в существовании конкретного индивида, познание мира базируется на интуиции на расширении человеческого сознания). В этих условиях были востребованы доктрины анархизма, троцкизма (в его перманентно революционной части), неомарксизма, учений Г. Маркузе, Ю. Хабермаса, Т. Адорно, Альтюссера, Э. Фромма, А. Камю, Ж.-П. Сартра и других. Итогом стали «красная весна» 1968 года в Европе (студенческие волнения и бои с полицией под революционными лозунгами), молодёжные движения в США, «красный террор» семидесятых годов в Германии, Италии и некоторых других странах. Леворадикализм, вспыхнувший в мире на рубеже шестидесятых - семидесятых годов, подтолкнул левые партии на сближение, итальянских коммунистов -- на «исторический компромисс» (парадокс в том, что проведение в жизнь этого «компромисса» дало новый толчок леворадикальному террору), на правом же фланге началось сосредоточение внутри консерваторов, а их экстремистские организации перешли к «черному террору» (либо ранее левых экстремистов, либо параллельно им). Активизация перестройки всей партийно-политической системы в Европе, новые проблемы социально-экономического развития, теории «неоконсерватизма» и «монетаризма», на время удовлетворившие запросы части населения в идеологических объяснениях действительности, в определённой степени стабилизировали политическую ситуацию в Европе.

Другим итогом периода «краха идеологий» стали поиски новых систем социально-политического объяснения мира. В этих поисках заметную роль стали играть мотивы полного отвержения индустриального общества как антигуманного. Жизнь индивида и общества подчинены интересам экономики и капитала. Потребление развивается не в связи с потребностями человека, а в связи с потребностями расширения капитала. Человек развивается (живёт) не сообразно своей воле, а в рамках, жёстко задаваемых и диктуемых обществом, которое само по себе не есть уже сообщество свободных людей. Таким образом нынешнее состояние мира -- это отчуждение человека от его родовой сущности и вообще глобальное отчуждение от гуманистических основ. Отчуждение мира от гуманизма ставит планету на грань самоуничтожения людей в термоядерной войне или экологической катастрофе, таков технологический уровень антигуманной цивилизации.

Поэтому необходимо отказаться от идеологии и политики, оказавшихся в заложниках мнимых индустриальных потребностей. Путями к этому разрыву являются экологическое мышление, самоорганизация граждан для решения своих истинных нужд, минуя официальные структуры общества и государства. В начале 1970-х годов вокруг этих идей начинают организовываться неформальные объединения, сначала на местном региональном уровне, затем на национальном и даже международном (например, «Гринпис»). Можно выделить несколько типов новых движений. Новые социальные движения, на первых порах это направление включало в себя широко распространившиеся в Европе и, частично в Америке, антивоенное (против войны во Вьетнаме, против размещения новых видов ракет в Европе) и антиядерное (перешедшее от проблемы борьбы с гонкой ядерных вооружений к пропаганде полного устранения из жизни людей ядерных технологий, например АЭС). Новые социальные движения втянули в свою орбиту многие миллионы людей. Однако новые социальные движения получили своё окончательное выражение в экологическом движении («зелёные»). Партии «зелёных» (первая появилась в 1973 г. в Великобритании) вошли в парламенты большинства европейских государств, а в девяностые годы стали членами правительственных коалиций во Франции, Италии, ФРГ и в ряде восточноевропейских стран. Другим сегментом новых движений стали появившиеся в 1969 г. в Западной Германии, а затем охватившие весь Запад -- Движения гражданских инициатив. Это объединения граждан для достижения какой-либо конкретной цели, непосредственно затрагивающей их членов. Добиваться решения своих проблем они пытаются либо путём самопомощи, либо через создание общественного мнения и политического давления. Часто подобные выступления хорошо организованы от локального до национального уровня. В 1970 -- е годы в рамках движений за альтернативный образ жизни делались попытки возрождения коммун -- как самодостаточного общества, ныне подобные общины уже крайне редки. Надо отметить, что новые социальные движения и гражданские инициативы оказали заметное влияние на европейское общество. В «старые» идеологии были включены многие экологические и демократические моменты «альтернативных движений». Произошло дальнейшее укрепление гражданского общества на Западе как самодостаточного и независимого от политической и государственной власти, произошло расширение реальной демократии (расширение муниципального местного и регионального самоуправления, увеличения числа местных референдумов как проявления прямой демократии).

3. Развитие политико-государственных систем

Во второй половине ХХ в. происходило дальнейшее развитие политико-государственных систем европейских и американских стран. В Западной Европе окончательно укоренилась демократия (в 1974 г. Швейцария предоставила женщинам избирательные права), развивалось самоуправление (в конце века многие страны предоставили право участия в местных выборах лицам, не имеющим гражданства, но обладающим «видом на жительство»), исчезли последние фашистские государства на континенте, в немалой степени этому способствовала политика консенсуса, которой пытались придерживаться политические партии, а также политизация общественного сознания, которая ставила предел расширению государственной власти в сферах, ущемлявших гражданские и политические права.

Воля избирателей, выраженная на выборах приводила к созданию коалиционных правительств. Вынужденные из-за расклада сил в парламентах объединяться в единых правящих кабинетах социалисты и либералы, либералы и консерваторы, консерваторы и социалисты проводили курс на справедливое распределение общественного состояния, и в той или иной степени создавали механизмы соучастия рабочих в управлении производством и социальной справедливости. Несомненно, что это была больше линия социалистов и левых либералов, консерваторы были более сдержаны (хотя голлисты во Франции в 1950-е - 1960-е годы проводили во многом похожую линию), в ряде случаев, как, например, в ФРГ либеральные партии в экономической политике продолжали оставаться верными свободной экономике. Поэтому в социально-экономической жизни Запада вплоть до 1980-х годов наблюдалась перманентное состояние то увеличения роли государства в этой сфере, то сокращение госвмешательства. Однако все правящие партии заявляли о своей приверженности модели «государства всеобщего благоденствия» или «социального рыночного хозяйства». В итоге до последней четверти ХХ столетия в Европе наблюдалось следующее положение. Правительства выступают с инициативой по использованию политических мер в распределении, что отразилось на рынке и сделало возможным ориентацию промышленности на производство товаров широкого потребления и породило множество учреждений и властных структур по регулированию отношений между частной экономикой и спросом, возникла социальная мотивация, или мотивация экономического благополучия. С приходом политики благосостояния и ориентации на потребление классовые противоречия несколько сглаживаются, другие, в первую очередь этнические, не проявляются в открытой форме или не существуют вовсе.