История античного города Тиры
Греческая колонизация в Причерноморье. Возникновение и ранняя история Тиры. Археологические памятники, экономика, социально-политическая структура, культура и религия города в позднеклассическое раннеэлинистическое и в римское время (I–IV вв. н.э).
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
ж) следует учесть также находки на хоре, указанные в тексте.
Монеты Тиры обращались вместе с римскими денариями на поселениях ти-расской хоры и проникали за ее пределы. Не касаясь здесь монет Домициана, Септимия Севера и Каракал-лы, найденных в святилище Ахилла на Левке, и неопределенных указаний на находку тирасских монет II в. на территории бывшего Аккер-манского уезда, следует назвать монету Антонина Пия из с. Желтый Яр Татарбунарского р-на. О распространении монет Тиры на восток свидетельствует небольшой клад из Овидиополя, с., отдельные находки оттуда же, из долины р. Барабой и из Одессы, а также находки на Тендре.
§ 3. Общественно-политическая структура, культура и религия римской Тиры
1. Этнический и социальный состав населения. Уже в самом начале исследования Тиры было правильно отмечено, что в городе проживали как «коренные граждане», так и люди, которые «не пользовались правом местного гражданства», но определение общего количества населения и соотношения числа граждан, прочих свободных и рабов возможно лишь предположительно. Учитывая возрастающее количество посуды сарматского и гетского облика и принимая во внимание сообщения античных авторов, непосредственно знакомых с положением территориально близких греческих городов в I в., можно предполагать количественный рост местного населения и в римской Тире; однако небольшие размеры раскрытого раскопками участка городских кварталов и случайный характер находок на некрополе дают возможность лишь констатировать наличие среди горожан зажиточной прослойки, не раскрывая особенностей социальных противоречий. Поэтому не подлежащее сомнению деление жителей города на «греков, римлян и варваров, свободных и рабов, уроженцев государства и иностранцев, граждан государства и тех, кто только пользовался его покровительством» не получает на тирасском материале достаточной конкретизации.
Немногим более сведений дают эпиграфические документы. Надписи сохранили только имена, не всегда однозначно свидетельствующие об этнической принадлежности своих носителей. Кроме того, эти имена принадлежат только полноправным гражданам, притом принимавшим активное участие в муниципальной жизни; наконец, полиэтничность имен далеко не прямо отражает подлинную этноструктуру популяции. Но при всем том нельзя не отметить, что среди архонтов, булевтов и верхушки граждан. Тиры наблюдается значительное разнообразие антропонимических данных; здесь мы находим граждан, носящих правильно образованные трех или двусоставные римские имена,-- например, Публий Элий Каль
Марка Аврелия (куплен в 1982 г.), асе Фаустины Младшей, антонинианы Гордиана III, Гордиана или Требониана Галла, Филиппа Младшего, Траяна Деция и Гостилиана. К этому следует присоединить драхму Септишя Севера, чеканен-ную в Кесарии Каппадокийской -- эти монеты обращались на Востоке империи наравне с денариями-- и два сильно изношенных сестерция II в. (Траян или Адриан и Марк Аврелий или Коммод следует учесть также находки на хоре).
Монеты Тиры обращались вместе с римскими денариями на поселениях ти-расской хоры и проникали за ее пределы. Не касаясь здесь монет Домициана, Септимия Севера и Каракаллы, найденных в святилище Ахилла на Левке, и неопределенных указаний на находку тирасских монет II в. на территории бывшего Аккерманского уезда следует назвать монету Антонина Пия из с. Желтый Яр Татарбунарского р-на. О распространении монет Тиры на восток свидетельствует небольшой клад из Овидиополя, отдельные находки оттуда же, из долины р. Барабой и из Одессы, а также находки на Тендре.
§ 4 Общественно-политическая структура, культура и религия римской Тиры
1. Этнический и социальный состав населения. Уже в самом начале исследования Тиры было правильно отмечено, что в городе проживали как «коренные граждане», так и люди, которые «не пользовались правом местного гражданства», но определение общего количества населения и соотношения числа граждан, прочих свободных и рабов возможно лишь предположительно. Учитывая возрастающее количество посуды сарматского и гетского облика и принимая во внимание сообщения античных авторов, непосредственно знакомых с положением территориально близких греческих городов, рост местного населения и в римской Тире; однако небольшие размеры раскрытого раскопками участка городских кварталов и случайный характер находок на некрополе дают возможность лишь констатировать наличие среди горожан зажиточной прослойки, не раскрывая особенностей социальных противоречий. Поэтому не подлежащее сомнению деление жителей города на «греков, римлян и варваров, свободных и рабов, уроженцев государства и иностранцев, граждан государства и тех, кто только пользовался его покровительством» не получает на тирасском материале достаточной конкретизации.
Немногим более сведений дают эпиграфические документы. Надписи сохранили только имена, не всегда однозначно свидетельствующие об этнической принадлежности своих носителей. Кроме того, эти имена принадлежат только полноправным гражданам, притом принимавшим активное участие в муниципальной жизни; наконец, полиэтничность имен далеко не прямо отражает подлинную этноструктуру популяции. Но при всем том нельзя не отметить, что среди архонтов, булевтов и верхушки граждан Тиры наблюдается значительное разнообразие антропотомических данных; здесь мы находим граждан, носящих правильно образованные трех- или двусоставные римские имена -- например, Публий Элий Кальдурний, Флавий Юлиан, Элий Луций, Коккей Валент, Валерий Руф,-- носителей чисто греческих или варварских имен, сохраняющих эти последние как римский cognomen,-- таковы, к примеру, Тиберий Клавдий Антисфен, Аврелий Гераклид или Аврелий Фордигал. Наряду с ними среди граждан немало лиц, носящих чисто греческие имена с такими же патронимиками -- это Гиероним, сын Артемидора, Теодор, сын Боэта, Мака-рий, сын Артемидора и некоторые другие греческое имя с латинским патронимиком носил Каллистрат, сын Силия, а с «варварским» -- Дионисий, сын Писка. С другой стороны, имеются носители римских имен, соединяющихся с греческими, латинскими или фракийскими отчествами -- это Валериан, сын Понтика, Сетумий, сын Гиеросонта, Луций, сын Сатурнина, Валерий, сын Бассиана, Кесарь, сын Зуры. Встречаются, наконец, лица со скифо-сарматскими либо неопределенно-варварскими именами и патронимиками -- Пидан, сын Питфарнака, Абрипия, дочь Фордигала -- или даже носители варварских имен с чисто греческими патронимиками, как Мади-ни, дочь Артемидора.
Несмотря на пестроту и кажущуюся беспорядочность тирасских антропонимов II -- III вв., они все же указывают на явное преобладание греческих традиций в быту населения. Это выражается и в количественном перевесе греческих имен и в том, что не только варвары, но и носители римских имен образуют патронимики на греческий лад. Было бы, однако, неосторожно заключать, будто греки составляли «основную, преобладающую часть населения»; во всяком случае из пяти известных женских имен высшей прослойки тирасских граждан три имени -- Абриния, Мадагава, Мадини являются варварскими, и только два -- Дионисия и Лафаеия - принадлежат к числу греческих.
Еще менее можно полагаться на личные имена при определении реального присутствия римлян в этом дальнем форпосте империи -- принятие римского имени было своеобразным показателем социального статуса и не может рассматриваться как указание на происхождение. Разумеется, среди солдат и командиров расположенного в Тире гарнизона могли быть уроженцы Италии, но в каждом отдельном случае это можно лишь предполагать. Следует добавить, что фрагментированные в большинстве латинские надписи из Тиры не дают возможности установить, наблюдался ли и здесь процесс приобщения римских воинов и вышедших в отставку ветеранов к кругу интересов и забот местных жителей, процесс их сращивания с повседневными проявлениями муниципальной жизни и вступления в число граждан. Во всяком случае надписи в честь Траяна, Антонина Пия и Септимия Севера исходят только от тирасского гарнизона. Единственный источник, позволяющий догадываться о сближении военнослужащих с верхушкой городского населения,-- явлении, хорошо известном в истории римских провинций,-- относится к сравнительно позднему времени. Речь идет о латинской надписи, найденной в конце XIX в. в развалинах Эска. Памятник воздвигнут в годы правления Элагабала (218-- 222 гг.) в честь некоего Тита Аврелия Флавина. Последний, будучи по рождению римским гражданином (в документе указаны не только имя отца, по и триба), отличился в сражениях и дослужился до должности примипилярия; со времени Септимия Севера эта должность считалась всаднической и открывала путь к высшим военным постам. Поселившись после увольнения в отставку в родном Эске, Флавии стал патроном одной из ремесленных коллегий и председателем совета, а также занял место в советах нескольких других городов -- Маркиано-поля, Дионисополя и Тиры в Нижней Мезии, Аквинкума в Нижней Паннонии и даже «города тунгров», т. е. Атуатуки в Нижней Германии. В чем конкретно выражались отношения этого заслуженного ветерана к городу Тире мы, к сожалению, не знаем, но из того факта, что памятник в Эске был поставлен ему одним из членов тирасского совета, можно с некоторым основанием заключать, что Флавии проявил себя в качестве активного гражданина Тиры и что он проживал в этом отдаленном городе или, во всяком случае, посещал его.
Антропонимический материал лишь с большой осторожностью может привлекаться для характеристики социального статуса носителей тех или иных личных имен, однако обращает на себя внимание отсутствие в Тире подлинно аристократических имен, традиционных исключительно в узком кругу семей, имевших основание гордиться древностью и знатностью своего происхождения. В то же время встречаются «династические» имена римских императоров -- Флавий, Коккей, Элий, Аврелий. В особенности показательно последнее имя -- Аврелиями назывались, в частности, все свободные жители империи, получившие гражданские права в силу известного закона Каракаллы.
2. Политический строй. В римское время Тира была провинциальным городом с значительными остатками автономии и демократических порядков. Юридически Tyranorum civitas рассматривалась во II--III вв. в составе империи как civitas libera et immunis -- она сохраняла свою территорию (XQPA), право гражданства (ius civitatis), свои законы (leges) и постановления.Город по-прежнему возглавлялся архонтами, продолжали функционировать совет и народное собрание. Коллегия архонтов состояла, по-видимому, из прота, являвшегося эпонимом, и трех членов; упоминается также городской секретарь. Важные документы скреплялись печатями архонтов, эйсегета (лица, внесшего проект постановления в народное собрание) и членов особой группы, которая в единственном известном случае состояла из 15 членов. Наконец, город имел свою собственную эру, чеканил разменную бронзовую монету, располагал собственными средствами (AHMOSIA) и сохранял право беспошлинной торговли (immunitas), находясь при этом под контролем таможенных властей Иллирика. Все эти признаки полисной автономии оказываются, впрочем, далеко не безусловными. Нельзя забывать о постоянном присутствии в Тире римского гарнизона и о том, что дарованные гражданам привилегии находились под постоянным надзором легата провинции. Если вспомнить, что особая тирасская эра была связана со включением города в состав Римской империи, а на монетах Тиры со времени Флавиев неизменно помещались изображения и имена императоров, то придется признать, что защита и покровительстве со стороны Рима были куплены цепок серьезного ущемления и ограничение суверенитета Тиры. Это, впрочем, не являлось исключением по сравнении к с другими провинциальными городами и вполне соответствовало интереса верхушки гражданской общины, укреплявшей под властью Рима свое имущественное и социальное лидерство внутрь города, сохранявшей полную возможность распределять в своем кругу награды и должность, выступать с официальными заявлениями о своей благонамеренности и покорности пере; императорами, которых тирасские граждане, как, впрочем, всех других провинциальных городов, льстиво именуют «повелителями земли и моря».
При изучении сохранившихся эпиграфических документов можно убедиться в том, что автономия Тиры в составе Римской империи была призраком подлинной независимости, а государственный строй города все более отходил от традиционных демократических порядков. Антидемократичным является по существу уже выделение должностей прота (первого архонта) и городского секретаря. Не лишено значения также, что теперь все существенные постановления городских властей скреплялись печатями архонтов, эйсегета и небольшой группы граждан, не принадлежащих к числу магистратов данного года. Эти граждане, можно полагать,-- бывшие магистраты,-- принадлежали к высшему слою сословия декурионов (ordo decurionum) и вносились в особый список (album); они являлись булевтами (членами совета) и обладали авторитетом, зависевшим как от их богатства, так и перед римской администрацией; в эту группу входили, например, заслуженные ветераны. Выделение такой прослойки указанного периода и предоставление ей фактического контроля над городскими органами власти являлось несомненным ограничением демократии.
3. Культура и религия. Касаясь культуры и религиозных верований римской Тиры, приходится констатировать отрывочность и недостаточность имеющихся материалов. До настоящего
времени в Тире не открыто ни одного храма; уцелевшие строительные надписи настолько фрагментарны, что в двух случаях невозможно установить, какое именно сооружение -- портик, алтарь или храм - было посвящено, а в остальных угадываются лишь самые неопределенные намеки на храмостроительство. Не содержит эпиграфический архив римской Тиры и посвящений божествам от магистратов или культовых объединений, так что о религии граждан в 1 -- III вв. приходится судить преимущественно по монетным изображениям. Среди последних выделяется фигура восседающей на троне богини с калафом на голове, с венком, чашей или маленькой фигурной крылатой Ники в протянутой правой руке. Тимпан, на который богиня опирается в большинстве случаев левым локтем или держит в левой руке, и один или два льва у трона характеризуют это божество как малоазийскую Кибелу; этому не противоречит и замена в некоторых случаях калафа башенным венцом. Различия в деталях не позволяют видеть в этом изображении на монетах Антонина Пия и последующих императоров воспроизведение культовой статуи, но на монетах Домициана и Адриана А. Н. Зограф предполагал изображение статуарного оригинала.
Монетные изображения с таким же постоянством указывают и на культ римского Геркулеса. Последний изображается обнаженным, с палицей в опущенной правой руке, с одним или тремя яблоками в левой, через которую перекинута львиная шкура. В зависимости от облика правящего императора Геркулес изображается бородатым или безбородым, что подчеркивает проримский характер всего типа.
Из других монетных типов, постоянно повторяющихся на монетах римской Тиры, следует выделить изображения стоящих богинь Афины. Каждая изображена со своими атрибутами -- шлем, копье и щит для Афины, башенный венец, рог изобилия и рулевое весло для Тихи -- и соответствует установившейся задолго до этого времени иконографии; близкие изображения имеются, в частности, на монетах других городов Нижней Мезии. При Северах на монетах Тиры появляются и другие божества -- Деметра Дионис, Гермес. Ника, женская фигура со скипетром и чашей в руках. Гера, речное божество (тирасское) с изливающей воду урной. Особняком стоят изображения представленного в виде юноши в венке римского сената, орла и наконец, героизированного императора на скачущем или торжественно выступающем коне.
Наблюдения над монетными изображениями дополняются другими данными. Так, перстни с резными камнями говорят о почитании Зевса, Кибелы и Гермеса, гермы Диониса и Приапа подтверждают существование культа этих богов, и лишь об Аполлоне материалы Тиры не дают сведении. Возможно, это связано с тем, что ведущее место в пантеоне города в I--III вв. принадлежало Афине. Об этом свидетельствуют посвятительные граффити терракотовая голова богини в шлеме, обломок торса небольшой мраморной статуэтки, являвшейся, по-видимому, репликой более раннего образца. Богиня со своей священной спутницей, совой представлена стоящей у алтаря также на керамическом штампе, найденном в 1972 г.
Религиозные представления жителей римской Тиры не имели чисто эллинского пли римского характера, но отличались характерным для этой эпохи синкретизмом. В этой связи следует назвать случайную находку у лимана нескольких египетских пастогых амулетов: фигурок Озириса, Беса, богини Секет (с кошачьей головой), двух скарабеев, нескольких бус, из которых одна в форме головы животного со вставленным черным глазом. Находка датируется александрийской монетой с изображением одного из римских императоров I в. н. э. О почитании египетских богов свидетельствует также граффити с упоминанием Исиды. О проникновении в Тиру фракийских культов можно судить по каменным плиткам с изображениями бога-всадника, широко распространенным по всей северной части Балканского полуострова; особенно близкие параллели можно указать в Добрудже. В соседней Мезии находят аналогии также рельефы с изображениями Артемиды-охотницы и мойр -- богинь судьбы. К этому же кругу верований относится культ Ахилла Понтарха, участие в котором граждан Тиры удостоверяется находками тирасских монет I --III вв. на посвященных культу Ахилла святилищах на Левке и на Тендровской косе. Посвящения с изображениями фракийского всадника исходили, вероятно, от воинов римского гарнизона. Их специфические верования также отражают посвящения Tempori Bono -- доброму гению-покровителю,-- и особенно обетный алтарь из местного известняка, поставленный в честь «непобедимого» Митры римским военным моряком. Посвящения иранскому богу Митре от имени воинов многочисленны, в том числе в Придунайских провинциях; встречаются они и в Херсонесе. В Тире найдена и небольшая мраморная статуэтка Гигиеи -- по-видимому, часть группы, изображавшей ее вместе с Асклепием.
Своеобразную черту религиозных верований жителей Тиры ярко выражают находки в домашнем святилище описанного выше восточного дома. В центре помещения находился невысокий глинобитный жертвенник или алтарь, а в засыпи найдены упомянутые выше скульптуры и два красноглиняных одноручных горшочка с нанесенной белой краскси с надписью («пей, радуйся!»). Такие горшочки употребляли при отправлении заупокойных обрядов, отражавших синкретические представления о загробной жизни. Подобные представления выражают и изображения на золотой диадеме, происходящей из тирасского некрополя. Особого внимания заслуживают культовые предметы, связанные с местными жителями и их религиозными верованиями. К их числу принадлежит грубо высеченная известняковая фигура неизвестного женского божества другое подобное божество изображает терракота стоящей женщины, одетой в овечью шкуру. Не исключено также, что обнаруженная в завале домашнего святилища известняковая статуэтка опирающегося на щит варварского воина, найденная вместе со скульптурами божеств (Диониса, мойр), представляет образ неизвестного бога или героя, пользовавшегося почитанием в среде соседей Тиры. Впрочем, процесс религиозного синкретизма был, по-видимому, двусторонним -- культ Кибелы, столь популярный в Тире, проникает отсюда в среду племен Днестровско-Прутского междуречья. Из этих немногочисленных и отрывочных данных видно, что религиозные представления населения римской Тиры не отличались особенной яркостью и самобытностью; они вполне соответствовали положению небольшого провинциального города, расположенного у границ империи. Слабые следы культа речного бога Тираса не являются в этом отношении чем-либо оригинальным и находят аналогию в представлениях и обычаях других провинциальных городов, расположенных вблизи устьев или в долинах рек. Не вызывает удивления и появление в Тире фракийских, иранских и египетских культов -- религиозный синкретизм является одним из характерных признаков духовной жизни населения Римской империи.
Памятники религиозной скульптуры, находимые в городе, терракоты и фигурные сосуды создают представление об эстетических вкусах верхушки тирасских граждан, но будучи предметами импорта не вполне выражают уровень художественной культуры городского населения. В этом отношении более показательны наблюдения над монетами Тиры, которые чеканились на местном монетном дворе. Здесь мы находим существенную разницу между монетами Флавиев и Адриана и монетами Антонина Пия, Коммода и Северов. Фигура восседающей на троне богини на тетрассариях Домициана и Адриана исполнена грубо и схематично, изображения обоих императоров не отличаются портретным сходством, надписи вырезаны небрежно (в особенности на монетах Адриана). В отличие от этого монеты Антонина принадлежат к числу лучших образцов провинциального монетного искусства -- это относится и к фигурам божеств (сидящая Кибела, стоящие Афина со щитом и копьем, Геракл с палицей), и к императорским портретам. Несколько свободнее работали резчики монетных штемпелей обеих серий Коммода, изображения которого выдержаны в духе реалистических традиций. Обильные эмиссии северовского времени не вполне однородны по своим художественным достоинствам, но императоры и их родственницы представлены (за исключением одного из штемпелей с портретом Каракаллы) выразительными, уверенными чертами, а изображения божеств, хотя и выполнены в несколько суховатой манере, не уступают аналогичным изображениям на современных им монетах городов балканских провинций или Малой Азии. Если предположить, что на тирасском монетном дворе могли работать приезжие мастера, все же нумизматические памятники Тиры свидетельствуют о прочных художественных традициях города. Из числа найденных в Тире произведений нерелигиозной скульптуры выделяется колоссальная и сравнительно неплохо сохранившаяся статуя из известняка, изображающая какое-то значительное лицо. Об этом говорят богатые доспехи, осанка, качество исполнения и, наконец, сам размер памятника. Он был предназначен для помещения на площади, и притом так, чтобы для обозрения была доступна преимущественно фронтальная сторона. К сожалению, черты изображенного сильно пострадали, но при всем том его сходство с портретными статуями Адриана не подлежит сомнению. Это сходство ни в чем, впрочем, не переходит в тождество и не означает, что перед нами статуя императора -- этому противоречит фракийский шлем у ног изображенного. Но и шлем, и украшенный накладными рельефными изображениями звериных и птичьих голов пояс дают возможность предполагать в изображенном одного из легатов Нижней Мезии. О том, что в провинциальных городах существовали скульптурные изображения наместников, известно из надписей на базах их статуй, которых, насколько нам известно, в Мезии и Фракии не обнаружено.
Следует упомянуть и небольшую, грубо исполненную мраморную статуэтку, изображающую охотника в хламиде (Мелеагра), прислонившегося к стволу дерева, на котором подвешен убитый заяц, вероятно, копию оригинала эллинистического времени.
Заслуживает внимания и найденная в упомянутом домашнем святилище статуэтка, изображающая воина или, быть может, местное мужское божество. Несмотря на некоторый примитивизм исполнения, характерный и для упомянутой выше фигуры неизвестного женского божества, она важна как свидетельство о пребывании в городе не только мастеров, работавших в соответствии с античными канонами, но также из числа местного населения, стремившихся сохранить своеобразные приемы изобразительного искусства и особые сюжеты, далекие от официальной монументальности культовых статуй или изображений императоров.
§ 5 Исторический очерк Тиры (86--214 гг. н.э.)
С момента включения Тиры в число городов Мезии она разделяет судьбы последней, но недостаток источников не позволяет подробно проследить политическую историю города со времени разделения Мезии на две провинции в 86 г. и до первого крупного столкновения римлян с варварами в 214 г. в непосредственной близости от города. В некоторых фрагментированных надписях содержатся, правда, упоминания военных кораблях и моряках, о воинах, о боевом строе или лагере, даже возможно, о нападении врагов, но документы настолько повреждены, что отнести подобные указания к каким-либо историческим событиям нельзя.
Разделение созданной первоначально как единое целое провинции Мезии на Верхнюю и Нижнюю было тесно связано со всей военно-политической обстановкой на Нижнем Дунае в 70-х годах 1в. Во время этого мирного десятилетия, как можно полагать, завершается процесс складывания державы данов, богатые земли которых давно привлекали римлян. С начала правления Домициана (сентябрь 81 г.) в Мезии начинают сосредоточиваться римские войска, и даки решились предупредить готовящееся нападение: зимой 85/86 г. они: перешли Дунай, разгромили римскую армию и убили легата Мезии Оппия Сабина, бывшего в 84 г. ординарным консулом вместе с императором. Последний прибыл в Мезию и поручил ведение боевых действий префекту преторианцев Корнелию Фуску, который вытеснил даков на левый берег Дуная, но был окружен и уничтожен со своими войсками в Дакии. Во время этих событий выдвинулся дакийский предводитель Декебал, потерпевший, впрочем, в дальнейшем поражение от римского военачальника Теттия Юлиана. В 89 г. был заключен мир, и хотя Домициан торжественно отпраздновал триумф, по свидетельству Кассия Диона римляне согласились выплачивать Декебалу субсидии. Освобожденная от неприятелей Мезия еще до гибели Фуска была разделена на две самостоятельные провинции, и Тира оказалась с этого времени в составе Восточной -- Нижней по римской терминологии -- Мезии. Нет необходимости излагать дальнейший ход Дакийских войн при Траяне, завершившихся к 106 г. подчинением страны и организацией на ее территории провинции Дакии. О роли Тиры во время этих событий можно судить по тому, что эмиссия монет была прекращена, а в конце правления Траяна в городе стоял римский гарнизон -- вексиллатион V легиона и присоединенные к нему вспомогательные отряды. Начальник этого отряда воздвиг от имени легата Нижней Мезии Помпея Фалькона, участника Дакийской войны, почетную надпись в честь императора.
Если упомянутое посвящение является делом римского гарнизона, то это не означает, что верхушка тирасских граждан не разделяла чувств и настроений воинов. Осенью 117 г., когда только что вступивший на престол Адриан поспешил из Малой Азии, где его застало известие о смерти Траяна, в Дакию, откуда поступали тревожные известия.о полых волнениях среди задунайских племен, граждане Тиры откликнулись установкой статуи нового императора с верноподданической надписью. По расчетам современных исследователей, Адриан прибыл па берега Нижнего Дуная в ноябре 117 г. и оставался здесь до лета 118 г., когда онг узпав о заговоре в Риме, двинулся через Иллирик в столицу. Зная любознательность Адриана и его страсть к путешествиям, можно согласиться с предположением, что если не в этом году, то во время пребывания на Дунае в 123/124 гг. император посетил Тиру, и вполне вероятно, что во время одного из этих посещений в городе была возобновлена чеканка монеты, приостановленная в годы Дакийских войн.
Во времена Антонина Пия в положении Тиры произошли некоторые изменения -- этот император подтвердил право тирасских граждан на льготы при ввозе и вывозе облагаемых пошлинами товаров; поскольку при этом упоминается имя легата Нижней Мезии Антония Гибера, подтверждение доляшо быть отнесено ко времени его наместничества, то есть к 138--139 гг. С этим следует связывать и особые почести, декретированные городом в адрес императора; при этом впервые в практике тирасского монетного двора на монетах появляется изображение наследника престола Марка Аврелия. В честь обоих носителей верховной власти известны и латинские посвятительные надписи от имени тирасского гарнизона. Из этого, разумеется, не приходится заключать будто Тира только при Антонине вошла в состав провинции Мезии.
При преемниках Антонина Римская империя все более и более приближается к кризису, что выразилось, между прочим, и в ухудшении положения на ее северных границах. К сожалению, мы не располагаем данными о том, как отразились на жизни города и окружавших его племен события, связанные с Маркоманнскими войнами (166 --180 гг.). Главным театром военных операций в этот период был среднедунайский участок лимеса и основная тяжесть ведения войны легла на плечи легионов Ноника, Паннонии и отчасти Дакии 1167,но и расположенные в обеих Мезиях войска должны были выделять отряды на помощь действующим армиям, а V легион с конца 60-х годов II в. был, как отмечалось, в полном составе переведен в Потаиссу. Одновременно отряды дунайских легионов принимали активное участие и в войнах Луция Вера на Востоке против парфян. Все это значительно облегчало немирным соседям империи их нападения на нижнедунайском участке границы; надписи из Трезмиса и из окрестностей Измаила на Дунае показывают, что наместник обеих Паннонии, зять императора Марка Аврелия Клавдий Помпеян контролировал боеготовность нижнедунайского лимеса. Эти мероприятия оказались, впрочем, не особенно эффективными, что проявилось еще при Марке во время войны с костобоками. Это племя, обитавшее в Прикарпатье и входившее в большой племенной союз, вступивший в борьбу с Римом, вторглось в 170 г. на римскую территорию (примерно в районе впадения Сирета в Дунай). Затем мы находим сведения об их продвижении через Добруджу, где, по-видимому, костобоки не встретили сильного сопротивления, а после этого устремились на юг, перевалили главный Балканский хребет, пересекли Фракию, Македонию и достигли Аттики. Здесь этот набег завершился, и костобоки вернулись на свою территорию, где вскоре были разгромлены вандалами.
Сохранение римских позиций на Нижнем Дунае потребовало уже при последних Антонинах значительного напряжения военного потенциала и немалых организационных усилий. О положении Тиры в это время известно, что в годы правления Марка Аврелия (161--180 гг.) город не выпускал монет, но пошлинные привилегии граждан были снова подтверждены, функционировали все органы власти. При первых Северах город переживает временный подъем. Раскопки позволяют судить о продолжающемся строительстве, Септимию Северу (193-- 211 гг.) и его сыновьям посвящается,-- быть может, в связи с пребыванием императора в Нижней Мезии в год его совместного консульства с Каракаллой в 202 г. -- монументальный алтарь с надписью, и тогда же появляются две серии монет, явно носящие парадный характер. В дальнейшем объем монетной чеканки был снова увеличен. Это обстоятельство не свидетельствует о расширении рыночных связей и может расцениваться, как и увеличение выпуска монеты Маркианополя, Никополя и греческих городов Добруджи, как мероприятие, связанное со всей финансовой политикой империи: изменение системы анноны и значительное увеличение оплаты воинов, отразившиеся на положении населения провинции, заставляют римскую администрацию расширять чеканку городской меди, необходимой для облегчения расчетов гарнизонных солдат на рынке. Впрочем, рост дороговизны и замена денария антонинианом, а затем катастрофическое обесценение последнего приводят в середине III в. к повсеместному прекращению локальных эмиссий.
Ухудшение положения провинциальных городов прослеживается и по надписям Тиры. В том же 202 г. ей пришлось испытать ограничение столь существенной функции городских властей как право предоставления гражданских прав. В рескриптах Септимия Севера и его сына на имя Овиния Тертулла, занимавшего пост легата Нижней Мезии в 198--202 гг., подчеркнуто чтобы впредь постановления о принятии в число граждан были предоставляемы на благоусмотрение влиятельнейшего правителя провинции» и в соответствии с этим «влиятельнейшему легату и другу» императоров надлежит подтверждать соответствующие постановления городских властей «особым декретом». Хотя такое вмешательство во внутренние дела города мотивируется чисто фискальными соображениями, оно тем не менее становится нормой, ущемляющей правовую активность городских органов власти. Свобода от пошлин, ранее установленная для граждан Тиры, также ставится при первых Северах под строгий контроль администрации: беспошлинность формально признается, но граждане, пользующиеся этим правом, должны помнить о необходимости предъявлять товары надлежащим властям, «по прежнему обычаю, для различения подлежащих оплате пошлиной товаров».
Являясь одним из дальних городов Нижней Мезии, Тира поддерживала с другими провинциальными центрами тесные отношения; оттуда поступали произведения скульптуры, керамика, металлические изделия. Известны и случаи обнаружения в Тире псевдоавтономной томитанской монеты I -- II вв., монеты Никополя-на-Истре времени Септимия Севера и плохо сохранившейся монеты одного из городов Нижней Мезии. Связи Тиры с провинцией прослеживаются и в неэкономической области -- во времена Северов заслуженный ветеран Аврелий Флавии, уроженец Эска, был членом тирасского совета, а его коллега по должности воздвиг в его честь алтарь. Тирасский гражданин Аврелий Гераклид в эти же годы хоронит в Одессе своего скончавшегося сына, другой гражданин Тиры Аврелий Фордигал устанавливает в том же Одессе надгробный памятник своей дочери; вышедшей замуж за одессита. Нелишне отметить, что вместе с большой группой балканских, малоазийских и северопонтийских городов Тира принимает участие в чествовании ольвиополита Теокла; с другой стороны, два неизвестных по именам тирасских гражданина были в разное время удостоены почетных декретов в Херсонесе, причем уцелевшие обломки обеих надписей указывают, что они оказывали услуги приезжавшим в Тиру херсонеситам. О взаимных посещениях граждан Тиры, Ольвии и Херсонеса позволяют догадываться также находки тирасских монет в Ольвии и в Херсонесе, а ольвийских и херсонесской -- в Тире.
Слабее прослеживаются в рассматриваемый период более поздние связи Тиры. Кроме отмеченных выше италийских бронзовых сосудов, южнопонтйских амфор и краснолаковой столовой посуды следует назвать находки фессалоникской монеты II в. и милетской монеты с портретом Юлии Домны (не опубликована). О том, что традиционные взаимоотношения с Милетом не прерывались в римское время, позволяет догадываться участие милетян наряду с гражданами Тиры в чествовании ольвиополита Теокла; об этом же свидетельствует тот факт, что мужем тирасской гражданки Лафаейи, скончавшейся в Афинах, был милетянин Гермей. Сохранение за гражданами Милета права на вступление в брак в среде граждан Тиры не предполагает, как в случае с Одессом, обязательного заключения особого соглашения, но может рассматриваться как последнее указание на прочную связь Тиры с ее древней метрополией.
§ 6. Кризис Римской империи и начало великого переселения народов
Экономический и политический кризис, охвативший в III в. Римскую империю, был крупнейшим явлением в истории народов Европы и Ближнего Востока конца античной эпохи. Разложение рабовладельческого хозяйства, распад торговых связей, невиданное обесценение денег, растущий налоговый гнет вызвали резкое падение материального благосостояния населения, обострение социальных контрастов и усиление классовой борьбы. Кризис осложнялся противоречиями между слабеющим центром и сепаратистскими тенденциями провинций, борьбой за власть внутри господствующих верхов и возрастающей опасностью со стороны народов, живших за чертой римского лимеса.
В то время как античная рабовладельческая система расшатывалась, а раздираемая непримиримыми внутренними противоречиями Римская империя слабела и разваливалась, развитие варварских племен Европы неуклонно продвигалось вперед. В первые века новой эры было выкорчевано немало участков первобытного леса, возникло много новых поселений, в которых сосредоточивались земледельцы. Значительный шаг вперед делают добыча и обработка металлов, гончарство, ткачество, строительное дело. В среде варваров идет рост имущественного неравенства и формируются предпосылки социального расслоения. Разложение родового строя выражается в усилении окруженных дружиной племенных вождей. В варварской среде складываются племенные союзы, все чаще выступающие против римлян.
Одним из наиболее угрожаемых участков римской границы к концу II в. становится среднедунайский и нижнедунайский лимес. После завоевания Дакии положение на этом участке границы долго оставалось более или менее мирным -- часть племен заключала с Римом союзы; отдельные выходцы из варварского мира и целые дружины поступали на римскую службу; римские купцы вели торговлю, проникая далеко в глубь страны; повсеместно распространялись римские изделия и серебряные монеты.
Предвестником приближающихся изменений явились Маркоманнские войны (166--180 гг.), всколыхнувшие варварский мир до дальних его пределов. Впервые за много столетий варвары достигли Италии. С немалым напряжением римские легионы вытеснили их за границы империи, но считавшееся вечным здание «римского мира» было поколеблено в своей основе.
К концу II в. отчетливо обозначились не только изменения в социально-экономическом развитии племен Европейской Сарматии, но и стала меняться ее этническая карта. В последней четверти II в. в венгерской низменности появляется новая волна сарматов, двигавшихся, подобно своим предшественникам, через карпатские перевалы и Верхнее Поднестровье. Во II--III вв. в Нижнем Поднестровье и в степной части Дунайско-Днестровского междуречья также находились сарматы. Сарматские могильники известны во II -- III вв. и к западу от Прута и на левом берегу Дуная вплоть до Олта. В бассейне Сирета и предгорьях Карпат их соседями были карпы, близкое к дакам племенное объединение. В Подунавье и Поднестровье сарматы жили среди гетских и поздне-скифских племен, которые наряду с карпами и самими сарматами стали компонентами формировавшейся во II -- первой половине III в. Черняховской культуры (Сынтана де Муреш в археологии СРР). Не касаясь всех проблем этой культуры, следует отметить, что в пределах рассматриваемой территории ее памятники -- поселения и могильники -- существовали до конца IV в. и, обнаруживая существенное сходство с другими областями общечерняховского ареала, имеют ряд особенностей -- каменное домостроительство, господство трупоположения в погребальном обряде, местные формы.
Устанавливаемые по письменным и археологическим источникам перемещения племен на территории Сарматии в конце II и III вв. вызывают порой острые дискуссии. О сарматах Северо-Западного Причерноморья имеются сводные публикации памятников Прутско-Днестровского междуречья; история сарматов и их взаимоотношений с соседями разработана в работах Э.А. Рикмана и зарубежных исследователей.
** Назовем специально по региону уже указанные труды Э.А. Рикмана12 и Г.Б. Федорова13, работы А.В. Гудковой14, диссертации и публикации Э.А. Сымоновича15 и Б.В. Магомедова16. Существенное значение имеют также исследования М. Б. Щукина17, а из трудов зарубежных ученых -- статьи Г. Диакону18. лепной керамики. Наряду с этим в пределах региона зарегистрированы памятники так называемого северочерняховского типа с глинобитными и углубленными жилищами, с чертами биритуализма в погребальном обряде и своеобразными вещевыми комплексами. Это интерпретируется как результат складывания главной части Черняховского населения региона на основе эллинизированных позднее скифских и, возможно, также гето-фракийских этнических элементов с участием переходивших к оседлости сарматов, тогда как немногочисленное «се-верочерняховское» население с традициями пшеворского и вельбарского наследия принадлежало, скорее всего, к германцам (готам, гепидам, тайфалам), продвинувшимся сюда в первой трети III в.
С этого времени напор варваров на римские рубежи особенно усиливается. Это объясняется и прогрессирующим распадом родоплеменного уклада в их среде, и нарастающим ослаблением империи. Варварская вол-па, сдерживаемая римским сопротивлением в течение трех столетий, с огромной силой прорывается через Рейн и Дунай19. В наступлении против Рима самое активное участие принимало многочисленное и разнообразное население Причерноморья и Прикарпатья. Именно отсюда варвары не только неоднократно вторгаются на территорию придунайских и балканских провинций и наносят ряд тяжелых ударов городам Северного и Западного Причерноморья, но и предпринимают успешные морские набеги на побережья Малой Азии [245--247; 489]. Наиболее крупные походы причерноморских племен, которые именуются в источниках скифами и готами, приходятся на 40-е -- 60-е годы III в., в их ходе в бассейнах Прута и Днестра складывается племенной союз визиготов (тервингов), а к востоку от него -- такой же союз остроготов (грей-тунгов). Оба союза были полиэтничными, непрочными образованиями, но в их рамках разложение первобытнообщинного уклада интенсифицируется: «Грабительские войны,--писал Ф. Энгельс,-- усиливают власть верховного военачальника, равно как и подчиненных ему военачальников» и таким образом «закладываются основы наследственной королевской власти и наследственной знати», а родовой строй «превращается в организацию для грабежа и угнетения соседей»20.
Процесс формирования классового общества и государства у причерноморских варваров был не менее сложным и противоречивым, чем процесс разложения рабовладельческого строя и зарождения феодальных отношений в Римской империи. Кризис последней, достигший своего апогея в 50-х -- 60-х годах III в., постепенно идет на убыль -- напуганные экономической разрухой, народными движениями и нашествиями варваров различные слои господствующего класса империи сплачиваются вокруг императорской власти. В конце III -- первой трети IV в. реорганизованная империя мобилизует последние ресурсы и хотя ни рейнская, ни дунайская граница не знают прочного мира, крупные вторжения варваров временно прекращаются21. Готские вожди направляют теперь свои походы против вчерашних союзников и соседей, но непрочность их эфемерной державы обнаруживается уже при первом столкновении со вторгшимися в Восточную Европу азиатскими кочевниками, известными под общим названием гуннов: перейдя в 70-х годах IV в. Волгу, гунны сначала напали на аланов, живших в Подонье и Приазовье, а в 375 г. разгромили готов, уцелевшие остатки которых либо подчинились завоевателям, либо отступили за Дунай в пределы Римской империи22.
§ 7. Тира и нападение карпов на нижнедунайскую границу (214 г. н. э.)
В начале III в. ничто, казалось, не предвещало бурных событий наступающего столетия. Захвативший трон при поддержке дунайских легионов23, и тесно связанный с придунайскими провинциями Септимий Север подтвердил, хотя и с некоторыми ограничениями, дарованные его предшественниками привилегии Тиры (§ 17,2; § 18). Однако вскоре в ее окрестностях разыгрались события, оказавшиеся предвестием и началом грозного потока, который обрушился на нижнедунайский участок границы несколькими десятилетиями позже.
В начале 211 г. Септимий Север умер. Между его сыновьями, приобщенными к власти еще при жизни отца, существовала открытая вражда, и годом позже Каракалла приказал умертвить своего брата Гету, причем даже память об убитом подлежала истреблению. Это распоряжение выполнялось и в Тире: в латинском посвящении алтаря24 «за здравие господ наших императоров августов Л. Септимия Севера Пертинака и М. Аврелия Антонина» слова «и Геты цезаря» были нарочно выскоблены. Вслед за этим Каракалла стал готовиться к походу против парфян, но обнаружившееся обострение обстановки на рейнско-дунайской границе заставило его сначала обратиться на Запад. В 213 г. император добился стабилизации положения на Рейне и Верхнем Дунае, а весной следующего года выступил, наконец, в восточный поход. Молодой император направился прежде всего в Папнонию, угроза которой наметилась еще в предшествующие годы. Здесь была осуществлена реорганизация среднедунайского лимеса: часть Верхней Паннонии с городом Бригеционом была передана Нижней Паннонии, которую с этих пор возглавляли легаты консульского ранга25. В это время, по-видимому, Каракалла вмешался в конфликт между маркоманнами и вандалами и приказал убить вождя квадов. После этого император вступил в Дакию, где занимался устройством военных лагерей вдоль Дуная тогда же, как указывает Кассий Дион, были взяты заложники у пограничных даков. Неоднократно вызывавшие споры среди новейших историков анекдотические сообщения составителей императорских биографий позволяют предполагать, что при этом произошло столкновение римлян с готами. Затем император вместе с войском, предназначенным для участия в парфянском походе, перешел во Фракию.
Уцелевшие известия древних историков не называют в связи с пребыванием Каракаллы на Нижнем Дунае ни Тиры, ни других городов Нижней Мезии, но, обращаясь к эпиграфическим документам, можно указать группу надписей, содержащих сведения о событиях на Нижнем Дунае. Во главе этих документов стоит упомянутая выше надпись на мраморном алтаре из Эска, поставленном в честь заслуженного ветерана Аврелия Флавина. Выйдя в отставку, Флавии добился видного места в среде муниципальной знати: он стал членом городских советов в таких городах Нижней Мезии, как Тира, Дионисополь и Маркианополь, а в Эске возглавил совет колонии римских граждан и стал патроном ремесленной коллегии.
Уже сам по себе факт постановки в Эске, единственном городе Нижней Мезии, имевшем статус римской колонии, монументального памятника от имени члена тирасского совета другому члену того же совета, свидетельствует о месте Тиры в ряду городов Нижней Мезии и об активном участии высшего слоя ее граждан в жизни провинции. Вместе с тем надпись в честь Флавина делает возможными более конкретные наблюдения. Так, за «ревностную доблесть» (alacritas virtus), проявленную Флавином в сражениях «против врагов», он получил от «великого Антонина Августа» (то есть от Каракаллы) не только внеочередное повышение по службе, но и немалую денежную награду. От названия «врагов» сохранилась, к сожалению, лишь начальная буква С. Исследователи читали это место и предполагали, что Флавин отличился во время пребывания Каракаллы в Дакии и что карпы совершили в 214 г. набег на римскую территорию и были разбиты либо в районе Тиры, либо между Дионисополем и Маркианополем, также почтившими заслуженного воина избранием в свои советы. Повторное визуальное изучение памятника, вызванное попыткой дополнить поврежденное место и соответственно перенести воинские подвиги Флавина на Нижний Рейн, где римляне столкнулись в 213 г. с кельтским племенем кеннов, привело к существенному уточнению текста. Не только подтвердилось чтение в 12 строке, но оказалось, что в 14 строке читается (то есть «и весьма счастливо совершенные деяния»). Флавин был, таким образом, действительно награжден за доблесть, проявленную в сражении с карпахми, и притом «за деяния, счастливо совершенные у Тиры». Тройное упоминание о Тире в надписи из Эска окончательно утверждает документ в правах важного источника по истории Днестро-Прутского междуречья в первой четверти III в.
Правильность высокой оценки рассматриваемого памятника подтверждается надписью на другом алтаре, также происходящем из Эска. Начало текста утрачено, а сохранившиеся строки содержат слова («за ревностную доблесть против врагов и деяния, счастливо совершенные у Тиры»). Сходство формулировок в обеих надписях и то, что второй алтарь был воздвигнут августалом Титом Аврелием Артемидором, и которого совпадают с именем Тита Аврелия Флавина, делают вероятным предположение, что документы относятся к одному событию; вполне вероятно, что именно Флавин был патроном Артемидора.
Столкновение с карпами в 214 г. нашло, быть может, отражение и в некоторых других эпиграфических документах. Если согласиться, что оно подразумевается под «германской победой» императора Каракаллы, упоминаемой в посвящении «отеческому богу солнца Элагабалу», поставленном воинам Эмесской когорты в Интерциссе в августе 214 г., то для отражения врага были использованы вооруженные силы Нижней Паннонии. Кроме того, греческая надпись из Дионисополя, начертанная характерным угловатым шрифтом времени последних Северов, также связана с нападением карпов при Каракалле. Речь идет о посвящении Юпитеру Долихенскому «за спасение» не названного по имени императора, поставленном Марком Помпеем Лукием, консульским бенефициарием I Италийского Антонинова легиона и членом советов Каллатии, Дионисополя и Маркианополя. Поскольку известно, что почетное прибавление имени императора Антонина к названиям воинских частей, расположенных вдоль дунайской границы, имело место в первые годы правления Каракаллы, когда его были удостоены все легионы Паннонских провинций, дислоцированный в Нижней Мезии XI Клавдиев легион и ряд вспомогательных воинских подразделений, более чем вероятно, что и второй из легионов Нижней Мезии (то есть упоминаемый в посвящении I Италийский), заслужил это отличие за кампанию 214 г., а Лукий, являвшийся, вероятно, одним из участников сражения с карпами, был избран за свои заслуги, подобно Флавину, в состав советов близких к театру военных действий городов.
Подобные документы
Греческая колонизация черноморского берега Крыма. Херсонес и Пантикапей - античные города-колонии Северного Причерноморья. Причины и предпосылки переселения греков из Крыма. Дарованная грамота Екатерины Великой. История основания города Мариуполя.
презентация [5,9 M], добавлен 26.12.2014
Развитие Турции от каменного века до Турецкой Республики. Античные города Турции: Гизиантеп, Белькыс (Зеугма), Дюлюк, Каракамышские Руины. История развития города Трои, археологические раскопки Г. Шлимана, точки зрения на местонахождение древнего города.
реферат [167,5 K], добавлен 19.11.2009
От республики святого Георгия до провинциального города. Генуэзская колонизация Причерноморья. История отношений генуэзцев с Россией. Военные реформы Петра I. Отступление армии Наполеона из Москвы. Бои под Красным. Московско-Брестская железная дорога.
творческая работа [1,2 M], добавлен 20.03.2015
Причины Великой греческой колонизации, ее распространение и роль для Греции. Греческие тиранические режимы. Политическая тирания как порождение древних греков. Община-полис: организация, экономическая и культурная жизнь. Аттика в архаический период.
курсовая работа [47,0 K], добавлен 14.06.2009
Археологическая характеристика, описание устройства и история появления Чуфут-Кале, средневекового города в Крыму, близ Бахчисарая. Этапы исторического развития поселения и их изучение в процессе раскопок. История основания Успенского монастыря.
курсовая работа [47,7 K], добавлен 16.10.2012
Положение местечка Глубого в период Великого Княжества Литовского и Речи Посполитой. История местечка во время Российской империи, причины количественного прироста населения жителей города. История возникновения архитектурных памятников в Глубоком.
курсовая работа [62,8 K], добавлен 27.09.2017
Город, его структура, внутреннее содержание, динамика развития. Древние города Казахстана. Города Южного Казахстана и Чу-Таласского междуречья. Города Илийской долины и Приджунгарья. Развитие городской культуры средневекового Казахстана в VI-XII века.
курсовая работа [58,6 K], добавлен 26.06.2015
История зарождения цивилизации в Древней Сирии. Характеристика населения, развитие скотоводства и земледелия. Первые города-государства, развитие торговых путей. Археологические памятники Пальмиры. Старый город в Халебе. Древние деревни Северной Сирии.
презентация [1,6 M], добавлен 18.11.2014
Древнейшие поселения на месте Москвы, историческое значение города в разные периоды. Основание и развитие города от начала заселения её территории и до начала ХХ века. История Кремля и прилегающих к нему территорий. Археологические раскопки в Москве.
контрольная работа [31,5 K], добавлен 10.04.2012
Позднейшая культура раннего палеолита. Характеристика и археологические памятники Мустьерской эпохи. Культура ашельского типа. Образ жизни мустьерцев. Увеличение разнообразия орудий труда и освоение новых пространств. Неандертальцы эпохи мустье.
контрольная работа [24,9 K], добавлен 22.11.2012
