Малые Тюдоры

«Еще лорд Сэдли, адмирал Англии был приговорен к смерти и был казнен в марте». В марте 1548 года. Nichols J. G. Literary Remains... P. 224.

22 января 1552 года. «Герцогу Сомерсету отрубили голову на Тауэр Хилл между восемью и девятью часами утра» Ibid. P.390.

Чтобы понять немного о том, как воспитывался принц и какими были его отношения с главными в его жизни людьми, отвлечемся ненадолго на раннюю биографию самого автора.

Ранние годы Эдуарда едва ли были отмечены большой теплотой и любовью, требуемой обычному ребенку, но воспитанием и образованием, подобающим долгожданному принцу. Через восемнадцать месяцев после рождения он получил собственный двор и был оставлен на его попечение. Двор принца, по всей видимости, жил довольно замкнуто, благодаря четким и очень строгим инструкциям короля, боявшегося буквально всего, что могло бы угрожать жизни и здоровью его единственного сына. Даже герцоги должны были получать специальное письменное разрешение, чтобы просто приблизиться к колыбели принца, а всем членам двора запрещалось входить в какой-либо контакт с тем, кто подозревался в каком-либо заболевании, им запрещалось посещать Лондон в летние месяцы, а захворавший человек моментально исключался из числа придворных мальчика. Лорд Камергер принца, сэр Уильям Сидней, лично следил за всем, что касалось ребенка: его пищей, которую проверяли на наличие яда несколько раз, его ежедневной ванной, стиркой одежды и т.д. Все апартаменты, относящиеся ко двору принца, трижды в день убирали и выскабливали с мылом, а каждый, кто подходил к Эдуарду, должен был сначала тщательно вымыться. Пажей в составе двора не было совсем, ибо король считал, что мальчики нечистоплотны и грубы, и естественно, запрещалось держать любых домашних животных.

Своей матери, королевы Джейн Сеймур, он никогда не знал, и даже если бы хотел, то не мог написать о ней что-либо личное, а король Генрих VIII не мог уделять мальчику много внимания. Трудно сказать, как относился к королю принц, дневник об этом рассказать не может, ибо, как уже было рассмотрено, целью его написания были не те мотивы.

Об отношениях Эдуарда со сводными сестрами на раннем этапе его жизни так же сложно что-либо сказать, опять же для исследуемого труда это неважно. Можно отметить, за исключением пассажа о смерти отца, возможном замужестве Nichols J. G. Literary Remains... P.297, и записи о визите шотландской королевы Ibid. P.359, Елизавета в дневнике им не упоминается. Почему? За недостатком информации трудно сказать, возможно, все-таки они не были очень близки.

Что касается Марии, то Эдуард очень часто упоминает ее в своем труде, в основном, конечно, в связи с ее стойким противостоянием его правительству в вопросах религии. Но главное даже не это, а та частота, с которой он обращается к вопросу, связанному с его старшей сестрой. Джейн Дормер, в детстве дружившая с Эдуардом, а впоследствии ставшая фрейлиной и близким другом Марии и оставившая воспоминания о ней, писала, что мальчик всегда предпочитал компанию Марии Елизавете, несмотря на разницу в возрасте Jones. R. D. W. The Mid-Tudor Crisis. L., 1973. P. 9. Весьма соблазнительно предположить, что для Эдуарда Мария стала своеобразной заменой матери, которую он никогда не знал, а для принцессы брат занял место ребенка, которого у нее никогда не будет.

На момент рождения Эдуарда Марии уже исполнилось двадцать два года, она была Главной Скорбящей на похоронах королевы Джейн и стала крестной матерью своего сводного брата. Мальчик опускает эту подробность и, упомянув своих крестных, «забывает» про Марию. Умышленно? Мария - католичка, причем на момент начала написания дневника ее противостояние с правительством брата в самом разгаре.

19 марта 1550 года. «Несмотря на то, что посол императора желает, чтобы леди Марии было разрешено посещать [католическую] мессу, ему было отказано» Nichols J. G. Literary Remains... P.258

18 марта 1551 года. «Леди Мария, моя сестра, прибыла в Вестминстер, где после приветствий она была призвана моим советом, и ей было объявлено, как долго я терпел из-за того, что она справляет мессу против моей воли, в надежде на примирение, но теперь, поскольку этой надежды нет - если судить по ее письмам, в которых я увидел лишь незначительные уступки - я не намерен это больше допускать. Она ответила, что ее душа принадлежит Богу, и веру она менять не будет, а так же не будет скрывать свое мнение противоположными действиями. Было сказано, что я принуждаю не ее веру, но ее как подданную к послушанию, и что ее пример может привести к беспорядкам». Ibid. P.308

На этой записи стоит остановиться особо, поскольку слова «против моей воли» выделены курсивом не случайно. В издании Николса они так же выделены, чему он дает объяснение - продырявлено насквозь пером короля. Ibid. P.308 Почему они продырявлены? И почему именно эти слова? Не потому ли что, не справившись в очередной раз с упрямством Марии, Эдуард разозлился, и его раздражение вылилось на страницы дневника в такой своеобразной манере. Здесь мы видим так же, что мальчик уже вполне осознал, что он глава как своей собственной семьи, так и государства, и противостояние с сестрой угнетает не только брата, но и короля. Удивительно, как много иногда могут сказать такие мелочи, как проткнутая ручкой фраза, если обратить на нее должное внимание, а для такого неоднозначного источника, каковым является данный дневник, они порой становятся одними из определяющих моментов.

22 июня 1551 года. «Леди Мария шлет письма в совет в недоумении по поводу заключения доктора Моллета, ее капеллана, за то, что тот служил мессу для ее домашних, утверждая, что послу императора было обещано не притеснять ее в вопросах религии и что католическая служба для нее и ее домочадцев будет продолжаться». Nichols J. G. Literary Remains... P.324

24 июня 1551 года. «Совет ответил, что согласно долгу перед их королем, страной и друзьями, они вынуждены дать ей ответ, что не только он, но и другие поклонники мессы и нарушители закона, будут строго наказаны, а что касается обещания, то они его не дадут, поскольку в этом случае сделают ее свободной от наказания перед законом». Ibid. P.324

29 августа 1551 года. «Определенные приготовления были сделаны, чтобы убедиться, что тайная перевозка моей сестры Марии за море не состоится. Так же было постановлено, что лорд канцлер, лорд камергер, вице-канцлер и секретарь Петри, должны надзирать, используя все возможные средства, справляет ли она мессу, и если да, то ее капелланы должны ответить перед законом» Ibid. P.340

Есть еще многочисленные записи о возможности побега Марии и о том, как вмешательство императора в его семейные дела раздражает Эдуарда, их достаточно, чтобы понять, насколько небезразлично ему было помириться с сестрой. Чего только стоит замечательный пассаж, который показывает не только вышеупомянутое раздражение, но и гордость короля за оставленный ему отцом флот, и озорной выпад тринадцатилетнего мальчишки в сторону империи.

20 июня 1551 года. «Получив известие, что Шапюи Посол Империи собирается прибыть и оснастил несколько кораблей в Голландии, а так же чтобы оказать любезность французам, весь флот из Гилигема было приказано привести в боевую готовность и перевести на Темзу, с той целью, что если Скиперус прибудет, он встретится с ним, ну и, по крайней мере, французы увидят мощь моего флота» Nichols J. G. Literary Remains... P.323

Что касается дядей Эдуарда, Томаса Сеймура, лорда Сэдли, адмирала Англии и Эдуарда Сеймура, герцога Сомерсета, Протектора Государства, то с ними все так же туманно, как с сестрами. Лорд Сэдли после смерти Генриха VIII женился на его вдовствующей королеве. Екатерине Парр, а после ее смерти в сентябре 1548 года, пытался подобраться к принцессам Марии и Елизавете. Самые ранние впечатления Эдуарда о его дядьях Сеймурах, как это ни странно, связаны с карманными деньгами, столь важными для мальчика его возраста.

«Мой дядя Сомерсет очень строг со мной, и держит меня так кротко, что я не могу иметь деньги по моей воле. Но Лорд Адмирал и посылает мне денег и дает мне их» Jones. R. D. W. The Mid-Tudor Crisis... P. 13. В этом случае, как нам представляется, Сэдли скорее движим амбициями, чем щедростью. Он стремится завоевать любовь мальчика, что довольно важно, и что впоследствии поймет человек, занявший место Сомерсета - граф Варвик, будущий герцог Нортумберленд. Сэдли же одержим сумасшедшим планом сместить брата с поста Протектора, и в январе 1549 года ночью он пытается проникнуть в спальню короля, чтобы осуществить свои притязания, однако совершает удивительную глупость, застрелив собаку Эдуарда, преградившую ему путь. Обвиненный в заговоре, Лорд Адмирал казнен, о чем нам и поведала та короткая строчка, цитированная выше. Но, на мой взгляд, не стоит столь смело связывать истинное отношение Эдуарда к дяде только лишь с этой строчкой, она была лишь фиксацией события в жизни государства - смерть Лорда Адмирала, обвиненного в измене. Некоторые исследователи утверждают, что Томас Сеймур был любимым дядей мальчика, и что он, не сумев защитить его, не стал защищать Сомерсета впоследствии, в качестве мести за эту смерть. Чтобы показать несостоятельность этой версии, не говоря уже о том, что едва ли тринадцатилетний мальчик мог защитить обвиненного в измене, приведу запись из дневника Эдуарда, касающуюся женитьбы Томаса Сеймура на Екатерине Парр.

«Сеймур, лорд Сэдли женился на королеве, чье имя было Екатерина, и этим браком лорд Протектор был крайне недоволен» Nichols J. G. Literary Remains... P.215

Эдуард неслучайно подмечает недовольство одного дяди действиями другого, ибо в его богатом на события, но скупом на подробности дневнике нет незначительных деталей. Что нам говорит это? То, что скоре всего, наблюдательный Эдуард, догадывался об отношениях братьев Сеймуров и о том, как они стараются превзойти один другого во влиянии на него и на дела государства. Это важно, потому что мы видим здесь не только завуалированную оценку ситуации, или даже иронию, как пишет Мэкки Mackie J. D. The Earlier Tudors… P.486, но и отношение мальчика к своим родственникам. Скорее всего, он не испытывал к ним обоим ни любви ни ненависти, поэтому утрата не слишком тяжела для него.

В целом, надо отметить, что хотя Эдуард, по всей видимости, стремится избежать явного выражения своих эмоций и отношения к небезразличным и значимым в его судьбе людям, либо согласно требованиям жанра, либо из нежелания, чтобы тот, кто читал его дневник узнал о них, косвенный признаки, мелкие оговорки и детали все же кое-что могу выдать исследователям, несмотря на всю сухость изложения.

Воспитание, образование и увлечения

Две крайние точки зрения существуют относительно Эдуарда.

Во-первых, его набожность. Протестанты видели в мальчике практически спасителя, который построит новое государство и приведет его к величию и религиозному порядку. Одним из наиболее известных изображений Эдуарда VI, которое во многом повлияло на его восприятие, является иллюстрация из книги Фокса «Акты и Памятники», на ней юный король изображен внимательно слушающим проповедь Хью Латимера Loach. J. Edward VI... P.135. И содержание, и окружение короля на этой картине позволяло делать далеко идущие выводы по поводу глубины религиозности Эдуарда. Он действительно был как набожным, так и хорошо образованным в вопросах религии, но это изображение сбивает нас с толку, когда рассматривается в качестве полной картины короля и его интересов. Едва ли тринадцатилетний мальчик согласился бы с заявлением о том, что религиозность в нем преобладала над другими увлечениями. В дневнике религии отводится даже не второе а, пожалуй, третье место. Часть записей, касаемо Марии и ее мессы, уже были рассмотрены, в остальном же все сводится к кратким упоминаниям о Книге Общих Молитв Nichols J. G. Literary Remains... P. 276, 278 и комиссии, собранной в 1552 году для проверки и исправления существующих церковных законов.

10 февраля 1552 года. «Была учреждена комиссия из 32 человек для проверки, исправления и объяснения церковных законов». Ibid. P.397 Далее следуют имена вошедших в комиссию человек.

Есть еще одна интересная запись, которая касается больше даже не религии, а характера самого короля.

2 мая 1550 года. «Джоан Бучер, иначе Джоан из Кента, была сожжена, осужденная годом ранее за утверждение, что Христос не был воплощен Девой Марией, но казнь была задержана в надежде на покаяние; 30 апреля епископ Лондона и епископ Или должны были переубедить ее, но она противостояла им и была препоручена священнику, чтобы тот подготовил ее к смерти». Nichols J. G. Literary Remains... P.264

Касательно еретиков - это единственный пассаж во всем дневнике, причем достаточно подробно описанный, если сравнивать, например, с заключениями под стражу епископов Чичестера и Винчестера. Николс в своем издании дает пояснение к этой записи, приводя историю из Джона Фокса, показывающую, как он пишет, мягкий характер короля: «Он всегда щадил и ценил жизнь человека, и когда Джоан из Кента должна была быть сожжена, весь совет не мог заставить его приложить этому руку и был вынужден просить доктора Кранмера убедить его, что даже ему удалось с большим трудом. Сам доктор Кранмера утверждал, что ничего в его жизни не было труднее, чем убедить короля, сказавшего, что вся ответственность перед богом ложится на Кранмера, приложить свою руку». Ibid. P.264

На мой взгляд, то, что Эдуард все-таки заострил свое внимание на этой записи, причем видно, что пишет он об этом не просто так, чтобы отметить событие, вполне соотносится с рассказом Фокса. Отсюда делаем вывод, что случай с Джоан из Кента упомянут в дневнике так подробно, возможно, в качестве назидания и убеждения в том, что все было сделано для спасения ее жизни, а затем души. Это важно для короля, видимо, поэтому он и останавливается на этом примере.

В общем, относительно глубины его религиозных воззрений, из дневника можно мало что почерпнуть. Напрашивается вывод о том, что Эдуард был не более набожен, чем этого требовал его статус, и воспитание. Даже в противостоянии с Марией, его раздражает в первую очередь не сопротивление в вопросах религии, а неподчинение его королевской воле. Впрочем, вывод смелый.

Во-вторых, его физическое состояние, здоровье и воспитание. Да, безусловно, Эдуард не обладал здоровьем своего отца, он был хрупкого телосложения и довольно болезненного вида мальчиком, что дало повод исследователям заявлять о его пристрастии больше к обучению, нежели к спорту и придворным развлечениям.

Первыми воспитателями и наставниками Эдуарда были Джон Чик, преподаватель в Кембридже, блестящий специалист в греческом, Ричард Кокс, позднее епископ Или, и Энтони Кук, отец четырех образованных дочерей. Эдуард получил внушительные познания в классической литературе и риторике. Не все источники сохранились - его заметки по поводу «Риторики» и «Политики» Аристотеля, к примеру, его мысли по поводу Саллюстия и других историков, которых его учителя ему читали - но какое-то количество осталось. Курс обучения, которому следовал Эдуард, отражает методику лучшей современной ему грамматической школы и преподавание Чика в Кембридже в 1530-е годы Alford. S. Kingship and Politics in the Reign of Edward VI. Cambrige, 2002. P.157. Король, естественно, имел прочные познания в латыни, уделял много внимания Цицерону, учил греческий, читал Платона и Демосфена, и начинал уже писать на теологические темы. Каллиграфии его учил Роджер Эшем, Джон Белмейн преподавал французский, а что касается других иностранных языков, то немецкий язык Эдуард, скорее всего не знал или знал очень плохо, поскольку немецкий наставник, Рэндольф, у него все же был, а касательно других иностранных языков, то косвенно о том, что Эдуард знал итальянский говорят несколько книг на этом языке, находившиеся в его библиотеке Nichols J. G. Literary Remains... P.214. Важно отметить то, что вместе с ним начали учиться другие молодые отпрыски знатных фамилий, потомки и старых домов, и недавно аноблированных, среди которых был и его единственный друг, Барнаби Фицпатрик, кузен десятого графа Ормонда, которому, находящемуся при французском дворе, впоследствии Эдуард будет писать достаточно сердечные письма. Помимо языков, философии и риторики мальчик изучал историю, географию, астрономию и музыку, а так же все то, что подобало знать и уметь принцу.

Насчет его способностей и склонностей к обучению авторы расходятся во мнениях, одни пишут, что Эдуард был мало заинтересован в физических упражнениях, предпочитая интеллектуальные занятия, другие, что наоборот, он, как и Генрих, был крайне увлечен спортивными играми. На мой взгляд, Эдуард был вполне нормальным мальчиком своего возраста, проявлявшим здоровый интерес к веселым придворным развлечениям и спортивным упражнениям, и в то же время осознававший свое место и ответственность, на него возложенную, что вполне закономерно объясняло его прилежность в обучении и интерес к делам государства, которым ему представляло управлять.

Вернемся к его дневнику. Даже беглый просмотр источника дает ясно дает понять, что именно представляет главный интерес для мальчика - практически вся первая половина дневника посвящена описанию шотландской кампании Сомерсета.

«Большие приготовления были начаты для похода в Шотландию, лорд Протектор, граф Варвик, лорд Дакр, лорд Грей и сэр Брайан отправились с большим количеством людей в Берик, где в первый же день он произвел смотр войска, которое насчитало 13 тысяч пеших и 5 тысяч конных. На следующий день они отправились в Шотландию, и затем он сжег два шотландских замка…» Nichols J. G. Literary Remains... P.215

Далее на трех страницах следует описание кампании, не исключая, естественно, битву при Пинки Клеф (или Масселбурге) Ibid. P.217 - 218, фиксируются захваты замков Ibid. P.219, людские потери и количество пленных Ibid. P.219. Это достаточно подробное описание, учитывая, что Эдуард писал явно с рассказов очевидцев и донесений, прерывается краткими даже не записями, а замечаниями, относительно других событий, как то взятие под стражу Стивена Гардинера Ibid. P.220, смерть французского короля Франциска I Ibid. P.213 и так далее.

Это ли не показательно? Мальчик подробно описывает не принятие Акта о Единообразии 1549 года и Книги Общих Молитв, а военную кампанию, причем описывает взахлеб, насколько это вообще применимо к жанру, в котором написан дневник. Здесь же стоит упомянуть многочисленные записи о войне с Францией, закончившейся потерей Булони, сведения об итальянских войнах, доносимые до Эдуарда французским послом, записи об активизации турок и угрозе турецкого нашествия в Европу, и мы находим практически половину дневника, испещренную более или менее подробными описания европейских военных кампаний.

Далее.

14 июня 1550 года. «Хранитель Кале был послан туда, во-первых, чтобы возвести стены Рисбанка против дюн, а затем чтобы сделать их более массивными, и насыпать круглый вал вместо существующего, который должен простираться на 26 футов к морю, чтобы победить дюны, и насыпать холм. Во-вторых, необходимо усилить посередине вал форта Ньюмэнбридж, и улучшить фланги, а так же укрепить гавань Кале». Nichols J. G. Literary Remains... P.277 - 278

Фортификации и укрепления Кале не оставляют его ум, на протяжении дневника не раз встречаются новые распоряжения относительно перестройки и улучшения оборонительных сооружений и борьбы с подступающим морем и дюнами. Очевидно, что Эдуард не сам разрабатывал план, но то, что он отводит ему значительное место в своем дневнике, наталкивает нас на мысль, что мальчику было интересно в этом разобраться. Что так же подтверждает следующая запись, распоряжения, сделанные юным королем уже на основе собственных наблюдений.

9 августа 1552 года. «Утром я отправился на бастион Шартерона, а так же осмотрел город Т. е. Портсмут. Он прибыл туда 8 августа. После полудня осматривал склады, а затем на лодке отправился к деревянной башне, а так же Хаселфорду. В результате осмотра были сделаны распоряжения относительно постройки двух фортов на входе в гавань, одного там, где стоит башня Ридли, и другого напротив, там где сейчас старый деревянный бастион. Так же было отмечено, что город должен укрепляться и расти» Ibid. P.443.

Здесь же можно вспомнить небольшой пассаж, касающийся изображений на монетах, уже мною упомянутый. Ibid. P.344 Эдуард пишет о распоряжениях насчет монеты, и в то же время в конце записи отмечает: «В Берике обрушился кусок стены, поскольку основа была поколеблена строительством бастиона». Ibid. P.344 Соседство достаточно важных для государства монетных преобразований с незначительной записью об обрушении стены - весьма прозрачно намекает нам на то, чем был занят ум юного короля.

Следующей популярной темой, являются турниры и празднества. Как уже было отмечено, мальчик унаследовал от отца богатый двор, и он играл активную роль в его мероприятиях. Придворные празднества устраивались регулярно, на Рождество, на неделе перед Великим Постом, на Новый Год и т. д. Частыми были гуляния на улице, на Первое Мая и следующие за ним недели, специальные праздники устраивались по случаю прибытия иностранных гостей или, к примеру, по случаю свадеб.

1548 год. «В Гринвиче был дан триумф, где шесть джентльменов состязались в барьерных боях, джостре, и турнире; а так же они с тридцатью людьми защищали крепость против сотни или более». Nichols J. G. Literary Remains... P.221

19 июня 1550 года. «Я отправился в Детфорд, поскольку был приглашен отужинать с лордом Клинтоном, где до ужина наблюдал действо, когда несколько людей в лодке боролись друг с другом, до тех пор пока один из них не падал в воду. После ужина был сооружен форт на Темзе с тремя стенами и башней с часами посередине, хорошо освещенный, мистер Винтер был его капитаном с гарнизоном из 40 солдат в черно-желтом одеянии. К форту так же принадлежала галера желтого цвета, оснащенная для защиты замка. К форту приблизилось четыре судна с людьми одетыми в белое, которые начали осаждать замок, в начале сразившись с галерой, а затем используя все свое вооружение подступив к форту…» Ibid. P.279

6 января 1552 года. «На турнир явились бросившие вызов и защитники с еще двумя джентльменами, мистером Териллом и мистером Робертом Хоптоном, и они сражались хорошо, и вызов был удовлетворен. В ту же ночь была дана пьеса: после диалога между Богатством и Юностью, кто из них лучше, они вызвали по шесть чемпионов с каждой стороны, которые дрались в барьерном бою двое надвое, причем двое из них были одеты как немцы - граф Ормонд и Жак Гранадо, а другие двое как монахи, но немцы не собирались пропускать их без борьбы. Монахами были мистер Драри и Томас Кобхэм. После этого были представлены две маски, одна мужская и одна женская, затем был обед на 120 блюд, и затем Рождество закончилось» Nichols J. G. Literary Remains... P.337 - 338.

Это только небольшая выборка упоминаний и описаний праздников при дворе, о которых наш источник порой содержит уникальные сведения. Эдуард, хотя и пишет достаточно кратко, не отказывает себе в удовольствии остановиться на тех увеселениях, которые наиболее поразили его воображение. Это, безусловно, представления и маски, связанные с военной тематикой, турниры, взятие крепостей и т. д. После вышеупомянутого праздника Эдуард несколько раз говорит о том, что он принял приглашение на обед в Детфорд, видимо, зрелище, устроенное лордом Клинтоном действительно ему понравилось. В описании своих развлечений он не король, а мальчик, которого интересуют нормальные для его возраста мальчишеские вещи. По мере взросления короля празднества становятся все более пышными и дорогими, возвращаясь к тем, которые устраивались в правление его отца.

3 июня 1550 года. «Король прибыл в Шейн, где состоялась свадьба лорда Лайла, сына графа Варвика, и леди Анны, дочери герцога Сомерсета, после чего был обед и танцы». Ibid. P. 273 - 274

Эту запись стоит выделить отдельно. В принципе, само событие имеет немаловажное значение, ибо в 1550 году Сомерсет уже не имел прежнего влияния, благодаря удавшемуся заговору против него. Он какое-то время отсидел в Тауэре, а затем был возвращен ко двору, где уже восходила звезда Варвика, человека недюжинной предприимчивости, сразу осознавшего, что завладеть маленьким королем является наиважнейшей задачей. Варвик, в отличие от Сомерсета, дал Эдуарду больше свободы, король даже начал посещать заседания Совета,

14 августа 1551 года. «…так же было решено, что я буду приходить и сидеть на заседаниях совета, когда будут обсуждаться важные дела, или когда я захочу» Nichols J. G. Literary Remains... P.337.

Это было полезно не только для юного монарха, который должен был взять власть в свои руки в шестнадцать лет, но и для самого Варвика - ослабив контроль и дав мальчику понять, что он считает его королем и никем иным, он перевесил в свою пользу чашу весов доверия Эдуарда.

Женив своего сына на Анне Сомерсет, Варвик пытался, как пишет Николс, протянуть руку дружбы Сомерсету, в надежде на будущее сотрудничество Ibid. P.273. Однако из этого ничего не вышло, и от Сомерсета пришлось избавиться. Борьба двух всесильных магнатов за власть происходит на глазах у их подопечного, и показательно то, что падению этого своего дяди Эдуард уделяет гораздо больше внимания, чем смерти Томаса Сеймура. Запись о суде над Сомерсетом занимает несколько страниц с 370 по 374 страницы..

1 декабря 1551 года. «Герцог Сомерсет прибыл на суд в Вестминстер» Ibid. P. 370. Далее Эдуард подробно перечисляет состав суда и обвинения, который были предъявлены герцогу.

«…судьи начали перечислять, что подстрекание людей в собственном доме к восстанию, как и попытка убийства герцога Нортумберленда, являются изменой согласно Акту от третьего года моего правления против преступных собраний; покушение на убийство лордов было преступлением; сопротивление аресту - преступление; подстрекание к восстанию в Лондоне - преступление. Он ответил, что не имел намерения поднимать Лондон и есть тому свидетели, что своих людей он собрал исключительно для своей защиты, что он не собирался убивать герцога Нортумберленда и остальных лордов. Однако впоследствии ему пришлось признать, что он замышлял их смерть. Герцог Нортумберленд выступил и ответил, что не считает замысел убить его изменой, поэтому лорды сняли с герцога обвинение в государственной измене, но обвинили в злонамеренном преступлении, и он был приговорен к повешению. Герцог поблагодарил лордов за открытый суд» Nichols J. G. Literary Remains... P.373.

Как здесь выступает автор нашего источника? Несомненно, как король, для которого важна была справедливость, а открытый суд, кстати, которого был лишен Томас Сеймур, это справедливо. Другой вопрос, насколько он осознавал подоплеку этих обвинений, и их обоснованность, на него нам дневник не отвечает, но можно предположить, что выбор в пользу Варвика уже был сделан, Эдуард верил ему больше, чем Сомерсету, а всю глубину борьбы за власть он в силу своего возраста до конца еще осознать не мог.

Последние сюжеты, на которых мне хотелось бы кратко остановиться, немного выбиваются из общего контекста. Есть ряд записей, которые показывают осведомленность мальчика не только в делах политики и войны. Он так же отмечает в своем труде просто заинтересовавшие его события, либо события, потрясшие его воображение. К последним можно отнести, к примеру, эпидемию потницы, начавшуюся в Лондоне в 1551 году.

9 июля 1551 года. «В это время в Лондон пришла потница, гораздо более страшная, чем старая. Если кто-то простужался, он умирал в течение трех часов, а если нет, то агония длилась в течение шести или даже десяти часов. Если же он спал первые шесть часов, поскольку ему этого очень хотелось, он начинал бредить и умирал в бреду» Nichols J. G. Literary Remains... P.329.

11 июля 1551 года. «Она распространилась настолько, что в течение десяти дней в Лондоне умерло 70 человек, а к сегодняшнему дню уже 120. Один из моих джентльменов и один из грумов заболели и умерли, поэтому я отправился в Хэмптон Корт с небольшой свитой» Ibid. P.330.

Эпидемия, несомненно, произвела большое впечатление на Эдуарда, подробности о том, как потница убивает человека, упомянуты здесь неслучайно, мальчику страшно, к тому же он видел или слышал об этом сам, поскольку болезнь и смерть затронула его собственный дом.

24 мая 1551 года. «Землетрясение случилось в Кройдоне и Бличенгли, в так же в Сари, но большого ущерба не было» Ibid. P.319.

В общем, не совсем обычное для Англии событие, поэтому, видимо, Эдуард упоминает его в своем дневнике.

13 июня 1551 года. «В этом месяце Драгютре, пират, сбежал от Андре Дориа, который закрыл его в бухте с помощью своих галер, и он нашел другой путь в море, где захватил две галеры Дориа, находившиеся далеко в море» Ibid. P.322

Эта одинокая запись сделана явно в восхищении дерзостью и смелостью пирата. По все видимости, услышав рассказ от кого-то, Эдуард не смог остаться равнодушным и отметил это в своем дневнике.

5 октября 1551 года. «Ярнак прибыл, чтобы сообщить две вещи. Во-первых, то, что королева родила третьего сына, который был провозглашен герцогом Ангулемским, и что король просит меня быть его крестным отцом. Я ответил, что очень рад этой новости и согласился на просьбу короля, показав тем самым мою добрую волю». Nichols J. G. Literary Remains... P.349

Тоже замечательная по своей сути запись. Как расценивал Эдуард эту просьбу? Как король, в качестве дальнейшего упрочнения связей с Францией, или как мальчик, который вдруг еще более осознал себя взрослым? Скорее всего, второе пришло ему в голову раньше первого.

В заключение необходимо отметить, что, помимо тех сюжетов, на которых я остановилась, дневник короля Эдуарда может еще многое открыть исследователю. В этой главе я попыталась выявить проблематику, связанную с изучением дневника, ответить на вопросы, которые поставил передо мной данный источник, и осторожно, учитывая все его особенности и опасности неверной интерпретации, извлечь из него самую важную, на мой взгляд, составляющую для исследователя, только начинающего работать с дневником, а именно - личность самого автора. Надеюсь, что мне удалось справиться с поставленной задачей, так по мере исследования королевский труд ставит все больше и больше вопросов, для решения которых, возможно необходимо привлечение дополнительных сведений. Что я и собираюсь сделать в будущем.

Глава II. Придворные Маски времен правления королевы Марии I Тюдор

Служба Развлечений (Office of Revels) и ее функции

Служба Развлечений включала в себя четыре главных поста, с разным набором полномочий: Мастер (Master of Revels), Йомен (Yeoman of Revels), Клерк (Clerk of Revels) и Клерк-Контролер (Clerk-Comptroller of Revels). При Марии эти посты занимали, соответственно, сэр Томас Каверден, Джон Холт, Томас Филипс (позднее Томас Благрейв) и Ричард Лейс.

Сэр Томас Каверден, назначенный должность Мастера королем Генрихом VIII в 1545 году, был первым Мастером Развлечений, получившим патент, и в итоге прослужил четырем монархам. Он возглавлял организацию, которая находилась в тесной связи со Службой Помещений (Office of Tents), которое так же было в его ведении.

Ранняя тюдоровская Служба имела широкий ряд обязанностей в управлении и постановке различных представлений и фестивалей - не только драматических - как внутри двора, так и за его пределами, частично в связи с турнирами и военными экспедициями Astington John H. English Court Theatre 1558 - 1642. Cambridge, 1999. P.18. Инвентарь Службы раннего периода включал в себя не только театральные костюмы, которые здесь изготовлялись, хранились и ремонтировались, но и, к примеру, конское снаряжение. Покупка, раскройка и пошив тканей составляли основное дело Службы, и Йомен Развлечений ранне-тюдоровского периода был главным портным Feuilleraut A. Documents relating to Revels at Court in the time of king Edward VI and queen Mary I. Louvain, 1914 P.280. Развитие Службы Развлечений, можно сказать, было исторически связано с его функциями в качестве производителя и хранителя костюмов.

Практическая деятельность по раскройке и пошиву, которой командовал Йомен, едва ли вовлекала в себя Мастера, чей ранг и статус давал ему благородную дистанцию от ручной работы. Однако сам Каверден не был настолько отдален в социальном статусе, чтобы не отличить хороший пошив костюма от дурного. Сын сукновала, он был отдан в ученики торговцу тканями, но продвинулся и процветал при дворе Генриха VIII, возможно, в качестве протеже Томаса Кромвеля. Его назначение Мастером Развлечений было еще одним продвижением по службе и наградой, которые он получил в 1540-х годах, и, похоже, что он был назначен на эту должность не столько из-за его прошлого, связанного с торговлей тканями, но скорее как знак благоволения и источник патронажного дохода. Вопрос о назначении Кавердена, как и о назначении последующих Мастеров, в том, какие качества требовал этот пост, так как он совершенно точно не был синекурой. Мастер, в сущности, был помощником Лорда Камергера, был ответственен за довольно большой бюджет (в наиболее насыщенные годы работы Службы) и его деятельность осведомляла о вкусе и статусе его монарха.

Более того, если Йомен был практическим двигателем функций Службы, то достаточно очевидно, что Мастер закономерно становился теоретиком. Дизайн костюмов производился по эскизам Мастера, как нам сообщают счетаAstington John H. English Court Theatre… P. 18.

Маски должны были иметь тему, предпочтительно оригинальную и развлекательную, возможно требующую особых приспособлений, постановки и неожиданных спецэффектов. В каком смысле мы должны рассматривать Мастера Развлечений в качестве главного дизайнера, если Сюрвейер Королевских Работ определенно существовал? Нельзя было ожидать от самого Мастера, что он будет экспертом в области визуальных эффектов, но он, безусловно, должен был контролировать тех, кто был, и оценивать лучшую работу из тех, что делались для пьесы. До каких пределов подобная оценка была экстраординарной, или она рассматривалась как знание, иметь которое должен был каждый человек определенного социального ранга - вопросы, на которые трудно ответить.

Какими бы ни были его артистичные способности, Каверден занимал свое место в Службе как умелый управляющий. Он возглавлял ее в активный период ее деятельности, о котором мы имеем сравнительно детальную информацию в виде Счетных Книг, оставленных Каверденом и сохраненных его душеприказчиками. Это показывает - вдобавок к обычному приготовлению костюмов - большую работу над сценическими приспособлениями и зрелищными эффектами. Каверден возглавлял постановочную команду, которая включала в себя умелых и искушенных ремесленников и художников, с которыми он, очевидно, умел вести диалог. Другие члены двора рассматривали его как эксперта в умении превратить абстрактный замысел в реальность театрального действа, как он сделал, к примеру, в представлении Венеры, Купидона и Марса в 1553 году Ibid. P. 19. Несмотря на некоторые политические передряги во время правления Королевы Марии Каверден, который к тому же был протестантом, подозревался в связи с восстанием Уайетта 1553 года. Были конфискованы некоторые владения и должности, дарованные ему Эдуардом VI, однако, несмотря на то, что он долго находился под подозрением, Служба Развлечений и Служба Помещений осталось в его ведении., Каверден эффективно осуществлял свою роль в качестве управляющего придворными постановками, что было основной функцией Мастера Развлечений, вплоть до своей смерти. Как человек определенных социальных взглядов и член двора он обеспечивал связь между поручениями для королевских увеселений (от Лорда Камергера) с их откровенными или скрытыми ожиданиями, с практическими сторонами постановки, оборудования и костюмов, так как они могли производиться как сотрудниками Службы Развлечений, так и нанятыми и дополнительными ремесленниками и художникамиAstington John H. English Court Theatre… P. 19.

Мастер, как уже было отмечено, был подотчетен специальной комиссии, состоящей из лорда Камергера и членов Тайного Совета. При Марии, как нам сообщает один из указов, касающихся ревизии и ремонта материалов, хранящихся в запасниках Службы, в комиссию входили соответственно лорд Камергер, рыцарь Подвязки сэр Джон Гейдж и «наиболее уважаемые члены Тайного Совета Ее Величества» сэр Роберт Рочестер и сэр Френсис Инглфелд, рыцари Feuilleraut A. Documents relating to Revels at Court in the time of King Edward VI… P. 178.

Служба в своей самой продолжительной фазе операций нуждалась во внушительной площадке для изготовления и хранения костюмов, оборудования и декораций. Различные виды декораций заканчивались и раскрашивались непосредственно на месте, но план и основа изготовлялись в рабочих помещениях Службы и потом доставлялись на место представления.

Эти помещения первоначально располагались на территории Картезианского монастыря в Уорвик Инн, затем в монастыре св. Иоанна Иерусалимского в Клеркенвелл, и, наконец, в доминиканском монастыре в Блэкфрайрс, попавшем под конфискацию во время Ликвидации Монастырей при Генрихе VIII. При Эдуарде они перешли в личное владение Кавердена. При Марии Служба все еще располагалась там, о чем свидетельствует запись в Счетной Книге Кавердена, касающаяся транспортировки оборудования Службы - «to wayte and carry stuffe and menn from the black fryers stayr to the court»Ibid. P. 202.

Встает вопрос о том, когда начинались приготовления для того или иного представления. Если судить по Счетным Книгам Кавердена, то каждая глава, посвященная расчетам денег и материалов для конкретной маски или пьесы, начинается с копии указа, направленного в Службу и предписывающего начать приготовления к празднествам. В указе содержаться даты работ, но если взять, к примеру, приказ по случаю постановки маски «Моряков» Feuilleraut A. Documents relating to Revels at Court in the time of King Edward VI… P. 159, мы увидим, что время, выделяемое для работ - три дня и две ночи (а работа по ночам была довольно обычным делом для портных Службы) - явно недостаточно для подготовки костюмов с нуля, начиная с закупки материалов.

Другим показательным примером, может послужить указ от 26 сентября 1553 года, адресованный Мастеру Развлечений и предписывающий ему обеспечить одеяния и другие необходимые вещи для Джентльменов Капеллы для представления пьесы на празднике по случаю коронации, в воскресенье, 1 октябряIbid. P. 149. Материалы для пошива костюмов должен был предоставить сэр Эдуард Уолгрейв, Мастер Королевского Гардероба, организации, работающей в тесной связи со Службой Развлечений, причем указ на имя Уолгрейва датируется четырьмя днями позже, то есть 30 сентября 1553 годаWallace C. W. The Evolution of the English Drama up to Shakespeare. Berlin, 1912. P. 94. Если материалы все еще должны были бы быть доставлены Мастером Гардероба Мастеру Развлечений, чтобы сделать костюмы для пьесы на коронационном банкете на следующий день в Вестминстер-Холле, времени было слишком мало, чтобы все успеть, даже если бы портные и работники службы развлечений работали бы всю ночь. Но приказ был, очевидно, постфактум, так как одеяния уже частично были готовы, согласно счетам Кавердена, трудами четырех работников службы и восьми портных в течение пяти дней с 22 по 28 сентябряFeuilleraut A. Documents relating to Revels at Court in the time of King Edward VI… P. 149.

Это говорит и о том, что официальный указ мог направляться в Службу и постфактум, так как Каверден не имел права предоставлять материалы заказчику маски без королевского предписания, так и о том, что работники Службы едва ли начинали все работы с нуля. Совершенно очевидно, что помимо перешива старых костюмов, уже когда-то использованных в масках и представлениях, портные делали определенные заготовки. Костюмы, несмотря на свою оригинальность, имели ряд общих особенностей, позволяющих сделать хотя бы общие шаблоны. Так же, свободный покрой, и большое количество используемой ткани позволяли свести построение выкроек к минимуму, соответственно, подогнать заготовку под чей-то размер не составляло труда. Отсюда можно выдвинуть предположение, что работы, в основном, начинались с доведения до ума имеющихся заготовок и подгонки старых костюмов, хранящихся в Службе. Это не исключает пошива новых, если было необходимо, ткани заказывались и новоделы шились.

Общее количество портных, работающих над заказами по моим подсчетам, вместе с Йоменом, который был главным портным, при Марии составляло как минимум пятьдесят человек. В зависимости от количества человек, работающих над заказом, мы можем судить об объеме работ для того или иного представления. Например, для маски «Моряков» трудились шестеро портных, а для насыщенных рождественских масок 1554 года - семнадцать человек.

По материалам Счетных Книг Мастера можно судить так же об экстра-заказах. Они обычно касались изготовления атрибутов, необходимых для масок. Для факельщиков в виде галерных рабов для маски «Венецианские Сенаторы» были изготовлены кандалы из прутьев тремя корзинщиками - Гаретом Мэтью, Джеймсом Эдрианом и Николасом Овертвайном - ими же были сплетены корзины для фруктов, а швея Элизабет Хоуторн сделала цветы из шелка для роскошных головных уборов маски «Влюбленные Леди». Интересно упоминание золотобита Сатвуда, изготовившего золотые и серебряные листы для доспеха и оружия (маска «Греческие воины»). Служба сотрудничала, более или менее, с одними и теми же поставщиками, по крайней мере, если судить по счетам времен королевы Марии. Например, резчик, изготовлявший оружие для военных масок, детали для костюмов и простые маски из папье-маше, указан везде один и тот же - Джон Кэроу. Впоследствии к нему присоединяется еще Роберт Транквилл, а так же Роберт и Джеймс Ноулс, двое «of his men», что в данном контексте обозначает, скорее всего, подмастерьев.

Для маски на День Святого Марка среди персонала впервые (в правление Марии) появляется упоминание о небольшом штате художников-оформителейFeuilleraut A. Documents relating to Revels at Court in the time of King Edward VI… P. 163 - их задачей было разрисовывание декораций и иногда костюмов (как, например, в маске «Греческих Воинов»). В рассматриваемое нами время на Кавердена работала группа оформителей из семи человек во главе с Ричардом Босумом и его братом Джорджем. Скорее всего, они состояли в штате Службы, и не только в правление Марии, что косвенно свидетельствует о качестве их работы.

Все костюмы и декорации после представления возвращались в помещения Службы и там бережно хранились. В конце развлекательного сезона, примерно в июне, из штата выделялось определенное количество портных, которые занимались обновлением, ремонтом, проветриванием и переделкой хранящихся у них костюмов, в том числе и тех, которые давно не использовались. Профилактика была необходима, так как изготовление даже одного костюма для придворной маски, полностью, начиная от маски и головного убора, кончая необходимой атрибутикой, стоило очень дорого, поэтому их пытались сохранить как можно дольше.

Старые костюмы переделывались и использовались для пошива новых, а остатки тканей сохранялись и впоследствии так же использовались в нуждах работы Службы. В Счетных Книгах Кавердена, относящихся ко времени правления Марии, есть опись того, что хранилось в сундуках на складе, принадлежащем Службе Развлечений - «remnantes and odde stuff remaining in a chest in the storehouses to be cut and made in garments from time to time at the masters commandment»Feuilleraut A., Documents relating to Revels at Court in the time of King Edward… P. 190. По всей вероятности, такая практика была необходима, так как опять же, ткани стоили недешевоДля сравнения: 1 эль ткани (эль=2,5 дюйма) стоил 5 шиллингов, а художник-оформитель зарабатывал столько за пять суток работы.

Заказывать маски мог не только двор, но и любой богатый человек, который был в состоянии оплатить постановку этого дорогого развлечения. Маски в то время были достаточно популярны, и являлись атрибутом практически любого праздника, что и неудивительно, так как тон задавал монарх. А так как Служба Развлечений являлась ведущим производителем, если можно так сказать, театральных костюмов, то заказывали их именно здесь, причем, насколько я поняла, как пошив, так и предоставление уже готовых и использованных в какой-либо придворной маске. Сохранилось несколько писем, адресованных сэру Томасу Кавердену с просьбой о предоставлении тех или иных костюмов для устроения маскиПисьмо Уильяма Пэджета Томасу Кавердену от 11 февраля 1556 года с просьбой о предоставлении декораций и костюмов венецианскому послу Джованни Микелли для постановки масок. Опубликовано в Feuilleraut A. Documents relating to Revels at Court in the time of King Edward VI… P. 250. Однако Мастер без официального разрешения лорда Камергера не имел права выдавать костюмы кому бы то ни было.

В целом, помимо устроения шоу, едва ли Мастер уже обладал более широкими полномочиями, как-то правом цензора, хотя определенный намек на то, что он мог выбирать пьесы для представления при дворе, содержит, к примеру, письмо драматурга Уильяма Болдуина на имя Кавердена незадолго до Рождества 1556 с предложением своей пьесы для постановкиFeuilleraut A. Documents Relating to Revels at Court in the time of King Edward VI… P. 215 - 217. Письмо содержит примерный сценарий пьесы «Комедии о Любви и Жизни» и список из 52 персонажей, все начинаются на букву «Л». И хотя неизвестно, была ли она поставлена, но то, что письмо было адресовано Кавердену, возможно, являет нам прообраз того, что уже при Елизавете превратится в право рецензирования и отбора пьес для двора.

В этом же отношении интересен другой указ, сохранившийся в Счетных Книгах Кавердена - о назначении Николаса Удалла придворным драматургом. Данный указ давал Удаллу, что называется, карт-бланш в использовании костюмов и прочего оборудования для постановок при двореIbid. P. 159 - 160, то есть ему не надо было каждый раз дожидаться официального разрешения, прежде чем получить все необходимое от Мастера Развлечений - оно было дано ему пожизненно (Удалл умер в 1556 году). После его смерти неизвестно был ли назначен другой драматург с подобными полномочиями, поэтому неудивительно, что Болдуин адресует свое письмо Кавердену.

Рассмотрев работу Службы, перейдем непосредственно к ее деятельности, а именно к тому, как оформлялись маски, поставленные при дворе королевы Марии I Тюдор. Но прежде необходимо разобраться в том, что же собой представляло это популярное придворное развлечение.

Маска как жанр

Маска как жанр, выросшая из различных придворных развлечений и народных обычаев, наиболее полно развилась в эпоху Тюдоров и Стюартов и практически сразу утратила свое значение во время Гражданской войны. Маска была спектаклем, который ставили при дворе или в особняке богатого человека, и ее значением было прославить двор или хозяина дома. По мере своего развития она включала в себя различные элементы на разных сценах, но неизменно содержала постановочный танец, исполнявшийся участниками маски. Эти постановочные танцы кончались тем, что участники маски приглашали потанцевать членов аудитории, делая явным прославление двора, смешивая символические намеки в масочной похвале с реальностью присутствующих в зале.

Маска основывается на нескольких традиционных развлечениях. Что-то похожее на нее происходило в 1377 году при дворе будущего короля Ричарда II, когда молодой принц принял участие в «ряженье», представленном при дворе. Группа лондонских горожан, переодетых как члены папского двора, посетили принца, сыграли с ним в кости на драгоценности, и окончили визит танцем, причем ряженые и члены двора танцевали в разных частях залыPearson M. History of the Masque Genre.. Общепринятым термином для подобного действа было «ряженье» (disguising). Термин сейчас используется в значении «переодевание с целью скрыть свою личность», в средние века, хотя он иногда и использовался в таком значении, он, скорее всего, означал «одеваться согласно странной моде», или - «одеваться роскошно, экстравагантно»Twycross M., Carpenter S. Masks and Masking in Medieval and Early Tudor England. Aldershot, 2002 P. 130. В текстах наставлений он обычно ассоциировался с гордостью и дороговизной. Экстравагантность пошива, в любом случае, определяющий фактор, следовательно, "ряженье" было формой придворного танцевального развлечения, которое включало в себя переодевание в зрелищные и экстравагантные одежды. Оно часто предполагало элемент сюрприза, так как визит участников должен был быть неожиданным.

Другими формами придворных развлечений в то время были пародии на турниры, аллегорические диалоги и интерлюдии, а «ряженье» обычно добавлялось к ним. Еще одним популярным видом развлечений был морескерский танец или мореска, развывшаяся, скорее всего, из мавританского танца, причем первый исполнялся деревенскими жителями, а второй, как вариация, членами двора. В итоге этот танец вместе с «ряженьем» стали основой для последующего появления придворной маски. Музыка и танец стали важнейшим элементом формы, которая начала демонстрировать слаженность обычного молчания исполнителей, хорошо продуманной хореографии и символических сценических эффектов, призванную выразить смысл маски. Аспекты других придворных развлечений так же включались, и танцы исполнителей в масках начали становиться центральным событием увеселений.

Следующим этапом в развитии маски было добавление «празднества» (revels). Обычно знать стояла и ждала, пока профессиональные актеры закончат представление, прежде чем начать танцевать. Однако, во время правления Генриха VIII, придворные начинают принимать большее участие в представлениях, часто появляясь в качестве Масок или Ряженых, и развлечение получает еще один характерный элемент - вовлечение знати в действо, приглашение на танец. Профессиональные исполнители, обычно привлекаемые из Капеллы, были без сомнения вовлечены в искусно сделанный каркас поздних "ряжений", песен, диалогов и драматических развлечений, но основной элемент зрелищного танца в это время принадлежал самому дворуTwycross M., Carpenter S. Masks and Masking… P. 144. Этот гибрид отметил разрушение барьера между зрителем и исполнителем, и этот разрыв размывал линию между представлением и реальностью, делая аллегорию и символизм более значимыми. В это время «маска» стала термином, употребляемым для этого вида развлечений, «ряженье» как название исчезло из употребления, а маска продолжила включать в себя и адаптировать популярные виды придворных увеселений, таких как «живые картины» (pageants). Важность маски в праздновании короля возросла с вовлечением в процесс знати.