Политика великих держав в Центральной Азии

В середине апреля 2002 г. Вашингтон сделал попытку показать, что у США есть внятная стратегия в отношении Центральной Азии - предотвратить потенциальные конфликты в регионе. В этой связи Агентство по международному развитию (АМР США) решило «поддерживать становление гражданского общества, содействовать росту занятости, улучшать образование, здравоохранение и экологию». Однако средства для достижения этих целей в масштабах всего региона АМР выделило чисто символические (например, на Узбекистан - 37 млн. в этом году и 27 млн. на 2003 г.). При этом оказание помощи АМР четко увязывалось с соблюдением прав человека и свободной деятельностью НПО.

Уже в конце апреля министром обороны США Д. Рамсфилдом в ходе его визита по государствам Центральной Азии было озвучено главное направление американской политики - «силы коалиции останутся в регионе столько, сколько понадобится». В этом же ключе состоялась поездка Рамсфилда в Астану, где он прозондировал вопрос об использовании казахстанских аэродромов. По итогам этого визита стали известны такие данные: с момента начала военной операции в Афганистане через воздушное пространство Казахстана прошло более 600 самолетов. Рамсфилду практически удалось достичь с Астаной договоренности об использовании казахстанского аэропорта (в экстренных случаях); позднее, в июле, эта договоренность была закреплена документально. В Ашгабаде Рамсфилд не просто поблагодарил Туркменбаши за помощь коалиции, но воспользовался случаем, чтобы умышленно выступить с антииранскими заявлениями[62].

Попытка на концептуальном уровне оформить стратегию США в отношении Центральной Азии была сделана помощником госсекретаря Б. Линна Паско в речи в Йельском университете в конце сентября. В своей речи Паско попытался, с одной стороны, дать масштабное видение изменений в регионе и американской политике за последние десять лет, а с другой - очертить круг стоящих перед Вашингтоном задач. Таким образом, Паско отметил, что США «должны ставить более амбициозные задачи и заниматься решением фундаментальных проблем в Центральной Азии». В качестве главных проблем региона Паско вновь назвал «коррупцию, круговую поруку, нарушение прав человека и принципов демократии» местными режимами. В то же время он отверг обвинения в адрес Вашингтона, что тот «закрывает глаза на их нарушение, чтобы обеспечить себе их поддержку».

В целом лейтмотивом политики Вашингтона можно считать заявление заместителя госсекретаря США: Центральная Азия и Кавказ представляют собой очень сложный вызов для США, но тем не менее они должны (вследствие событий 11 сентября) ответить на этот вызов.

Традиционно же американская внешнеполитическая стратегия в отношении Центральноазиатского региона структурируется по восьми основным направлениям. Несмотря на то, что приоритетность этих направлений и их место в политике США на разных этапах менялась, в целом их комбинация и последовательность остаются неизменными. В этой связи формирование новой геополитической ситуации в Центральной Азии после 11 сентября мало что изменило.

К первому направлению внешнеполитической активности относятся т.н. программы помощи и инвестиционная политика. Этому направлению своей внешней политики Вашингтон всегда придавал важное значение. Принимая во внимание тот факт, что США заинтересованы в дальнейшем расширении присутствия американских компаний в различных секторах промышленности центральноазиатских республик, этим государством проводятся широкомасштабные акции по оказанию материальной помощи в процессе демократизации и переходу к рыночным отношениям. Так, в период с 1992-1998 гг. общая сумма американской помощи центральноазиатским государствам достигла 1,3 млрд. долл. США. На протяжении всего периода существования центральноазиатских ННГ Казахстан лидировал по объему американской помощи: 1997 г. - 35,5 млн. долл. США; 1998 г. - 40,5 млн. долл. США; 1999 г. - 44,2 млн. долл. США; 2000 - 53,5 млн. долл. США. Эта тенденция сохраняется и в последнее время: 2001 г. - 71,5 млн. долл. США; 2002 г. - 81,6 млн. долл. США (запланировано). Однако в структуре американской финансовой помощи Центральной Азии в 2002 г. произошло достаточно резкое изменение: на первое место выходит Узбекистан (161,8 млн. долл. США; в 2001 г. - 55,9 млн. долл. США); на второе - Таджикистан (85,3 млн. долл. США; в 2001 г. - 56,4 млн. долл. США). Эти трансформации в приоритетах США связаны с изменившейся геополитической ситуацией в регионе в контексте проведения антитеррористической операции в Афганистане и резко выросшей стратегической важностью для США этих центральноазиатских республик[63].

Второе направление американской стратегии подразумевает вовлеченность США в региональные дела и активное личное взаимодействие американских политиков с руководством и политическими элитами стран региона. Этот процесс включает в себя регулярное посещение США лидерами центральноазиатских государств и периодические визиты высокопоставленных американских политиков различного уровня в страны региона. В этой сфере до последнего времени лидером являлся Казахстан. Президент Казахстана неоднократно посещал США с официальными визитами, а также в рамках саммитов ООН и НАТО: в 1992, 1994, 1997, 1999, 2001 гг. Официальные визиты Президента Узбекистана в США состоялись в 1999 и 2002 гг., Президента Кыргызстана в 1997 и 2002 гг. Президент Туркменистана посетил США в 1998 г. В свою очередь в центральноазиатских республиках побывали вице-президент США (1994, Казахстан), первая леди США Х. Клинтон (1997, Казахстан, Кыргызстан), госсекретари (1992, Дж. Бейкер - Туркменистан, Таджикистан, Узбекистан; 2000, М. Олбрайт - Узбекистан), министры (министр обороны Д. Рамсфелд, 2001 - Таджикистан, 2002 - Кыргызстан) и другие члены администрации, конгрессмены и сенаторы.

Все это подтверждает тот факт, что Вашингтон придает большое внимание этому направлению в своей внешнеполитической стратегии. На долгосрочную перспективу личное взаимодействие останется важным инструментом американской политики. Спад на этом направлении будет являться сигналом о том, что в отношениях той или иной страны с США наступило охлаждение.

Третье направление американской стратегии охватывает такие сферы, как демократизация и права человека. Формально они провозглашены в качестве принципов американской политики, однако в реальности, как уже было отмечено, они нередко используются в качестве методов политического влияния и инструментов давления.

В качестве иллюстрации этого направления можно привести конкретный событийный ряд. Так, 5 февраля представитель США в ОБСЕ А. Дэвидсон выступил с заявлением о нарушении политической и религиозной свободы в Центральной Азии, а представители Госдепа и Минобороны - о соблюдении прав человека в Узбекистане. В то же время Э. Джонс и М. Рикардел заявляли о «новом настрое в деле улучшения демократии и прав человека в Узбекистане». Всего через две недели (20 февраля) США выступают в ОБСЕ с заявлением уже о демократизации в Казахстане.

В настоящее время Вашингтон недвусмысленно демонстрирует намерение не ограничиваться ведением военной операции в Афганистане, а обеспечить налаживание перспективы реализации демократических перемен в странах региона, который «пользуется заслуженной репутацией «черной дыр» в правах человека» [64]. Так, 4 марта Госдеп ознакомил Конгресс с Докладом о положении с правами человека в Евразии. Казахстан и Кыргызстан получили оценку неудовлетворительно, Таджикистан - оценку неудовлетворительно, Узбекистан - весьма неудовлетворительно, Туркменистан - крайне неудовлетворительно. В конце марта США выступили с обеспокоенностью положением в Кыргызстане (события в Джалалабадской области). Вашингтон оказал нажим на Бишкек посредством Комиссии конгресса и администрации США по безопасности и сотрудничеству в Европе (КБСЕ) с целью «обеспечить прогресс в области прав человека». Основное содержание документа КБСЕ - обеспокоенность возникновением в Кыргызстане «уличной политики, что является тревожным симптомом, что нормальная политика стала практически невозможной». Хотя совсем недавно Белый дом расценивал это как «признак самой развитой гражданской свободы в Центральной Азии».

Вполне реально, что в дальнейшем помощь со стороны США и международных финансовых организаций может быть более жестко увязана с требованиями поддержки предлагаемых «программ по развитию демократии и законности». Начало развития этих тенденций уже обозначено. Так, например, Комиссия США по религиозной свободе в мире разработала ряд рекомендаций своему правительству, в которых она рекомендовала приостановить все проекты помощи правительству Туркменистана, кроме гуманитарных поставок, а также временно прекратить обмен официальными визитами между США и Туркменистаном до тех пор, пока в стране не будет наблюдаться улучшение ситуации с правами человека и религиозной терпимостью. Правительству США, также рекомендовано, точно указать качество и порядок мероприятий в Туркменистане, требуемых для восстановления экономического сотрудничества и сотрудничества по безопасности между США и Туркменистаном.

В целом же совершенно четко стратегические цели по этому направлению внешней политики США в ЦА были обозначены в заявлении помощника госсекретаря Б. Линна Паско перед конгрессменами: "…несмотря на нарушения демократии, и религиозной свободы, использовать и дальше наше влияние».

К четвертому направлению относится политика поддержки рыночных реформ. В отношении Казахстана эта политика достигла пика в 1999 г., когда почти половина американской финансовой помощи (21,2 из 46 млн. долл.) была направлена на реструктуризацию промышленности, проведение приватизации, правовые и административные реформы, техническую помощь, подготовку кадров и изменение делового климата. В ряде случаев финансовая помощь США зачастую увязывается с требованиями другого рода, ведущими к вторжению в экономическую стратегию национальных правительств и поглощению стратегически важных экономических объектов. Главной целью администрации США на этом направлении в рамках формирования делового климата является побуждение правительств региона к искоренению таких реалий, как господство подзаконных актов над законами, пересмотр правил и отказ от ранее взятых обязательств, снятие противоречий между постановлениями и правилами центрального правительства и региональных и местных властей.

Снижение конфликтного потенциала и борьба с потенциальными угрозами всегда провозглашалась правительством США одной из важнейших внешнеполитических задач и целей политики в сфере безопасности. В рамках этой превентивной политики Вашингтон осуществил размещение своих военных контингентов в некоторых государствах Центральной Азии. Однако основной источник угрозы для государств региона состоит в том, что они втягиваются в русло возможной конфронтации США с другими региональными державами (Россией, КНР, Ираном). В то же время в последние годы наметилась устойчивая тенденция по снижению уровня участия американских войск в миротворческих операциях. Применительно к ситуации вокруг Афганистана это означает, что Вашингтон будет стремиться максимально, подключить своих союзников и государства региона к участию в размещении миротворческих частей.

С предыдущим направлением тесно связано сотрудничество в области безопасности. Одной из основных форм сотрудничества в области безопасности США с Казахстаном, Кыргызстаном и Узбекистаном было проведение международных миротворческих учений «Центразбат» (центральноазиатский батальон) в рамках программы НАТО «Партнерство ради мира» [65]. Вашингтон всячески поощрял активность «Центразбата» и сотрудничество центральноазиатских государств с НАТО. Размещение американских войск в регионе в ходе антитеррористической операции не только показало, что США фактически готовы взять ответственность за безопасность в регионе в свои руки, но и подтвердило тот факт, что Вашингтон делает ставку на двустороннее сотрудничество с государствами региона в области безопасности, всемерно оказывая им финансовую и экономическую помощь в военном строительстве. Так, планируется, что в рамках комплексной программы борьбы с терроризмом Вашингтон окажет Казахстану, Кыргызстану и Таджикистану финансовую поддержку в размере 110 миллионов долларов США, которые пойдут на перевооружение и модернизацию вооруженных сил этих стран[66]. В настоящий период Вашингтон, пользуясь моментом, стремится установить самые тесные военные отношения с Узбекистаном и Кыргызстаном. Таджикистан и Казахстан, безусловно, представляют в перспективе огромный стратегический интерес для США, но твердая позиция России выводит, по крайней мере, в среднесрочной перспективе эти республики, в большей степени Казахстан, из сферы прямых военно-стратегических планов Белого дома.

Другим направлением американской стратегии в Центральной Азии является глобальная интеграция, т.е. интеграция этих стран в мировую экономику и систему глобальных политических, экономических, технологических, информационных, финансовых и хозяйственных отношений. Одним из устойчивых методов на этом направлении, является приложение усилий для подключения этих государств к сотрудничеству с такими глобальными организациями, как ВТО, МВФ и Всемирный Банк. Американские стратеги не скрывают, что главной задачей этой политики являются предотвращение возникновения «вакуума силы» и недопущения экономического влияния других держав.

Одним из направлений американской политики в Центральноазиатском регионе до событий 11 сентября было стремление создать «буфера» вокруг России. Преследуя цель максимального ослабления позиций Москвы и недопущения ее нового усиления, Вашингтон активно способствовал созданию на базе четырех стран: Грузии, Украины, Азербайджана и Молдовы в 1997 г. организации ГУАМ с четко выраженной антироссийской направленностью. Организация представляет собой региональную структуру военно-политического и экономического характера, объединяющую ряд государств бывшего СССР с ориентацией на тесное сотрудничество с НАТО. По замыслу ее создателей, хребтом организации должна стать стратегическая ось Украина - Кавказ - Центральная Азия. Это не случайно, поскольку ось совпадает с маршрутом, так называемого Евроазиатского транспортно-коммуникационного коридора (ЕАТКК), который призван обеспечить интеграцию прикаспийских государств Центральной Азии и Кавказа, а также стран европейской части СНГ в евроатлантическое пространство. Фактически ЕАТКК выступает экономическим фундаментом ГУАМ. В свою очередь ГУАМ является оборонной составляющей ЕАТКК.

До определенного времени страны Центральной Азии оставались в стороне от данного процесса, несмотря на свою объективную заинтересованность, детерминированную геоэкономическими факторами. Ситуация кардинально изменилась с присоединением к ГУАМ одного из ведущих государств Центральноазиатского региона - Узбекистана. Ось Украина - Кавказ - Центральная Азия получила реальные очертания.

Однако в июне 2002 г. Узбекистаном было заявлено о намерении выйти из этой организации. В этом контексте необходимо отметить, что США, поддерживая и направляя развитие ГУУАМ, достаточно негативно отреагировали на заявления Узбекистана. Белый дом едва скрывал свое разочарование выходом Ташкента из ГУУАМ; в заявлении Госдепа подчеркивалось, что «участие в этой организации способствовало бы укреплению роли Узбекистана в качестве регионального лидера», и выражалась надежда, что Ташкент пересмотрит свое решение. В качестве своеобразного сигнала Узбекистану в этом направлении устами представителя Госдепа Л. Крейнера сообщалось о «прогрессе с правами человека» в этой стране. Параллельно госдеп обнародовал «исправленный вариант справки о помощи Узбекистану» (с 1992 г. - около 600 млн. долл.). Также состоялся визит министра финансов П. О'Нила с новыми предложениями по развитию бизнеса в Узбекистане и других республиках региона, а затем последовал 3,5 - миллионный гранд по линии АМР для развития транспорта и коммуникаций. О'Нил также заявляет, что «Узбекистан осуществляет реформы с продуманной скоростью». В качестве подкрепления своего жеста Вашингтон в конце августа предоставил Ташкенту гуманитарную помощь в размере 53 млн. долл. В результате Ташкент заявил о том, что «Узбекистан не намерен выходить из объединения ГУУАМ, а лишь приостановил участие в отдельных мероприятиях этой организации» [67].

Однако без участия такого ключевого государства Центральной Азии, как Казахстан, процесс формирования оси Украина - Кавказ - Центральная Азия завершенным считать нельзя. Поэтому сейчас многое зависит от позиции Казахстана, выбор которого во многом и предопределит внешнеполитические ориентиры и приоритеты всего Центральноазиатского региона.

И, наконец, самым важным направлением американской стратегии в регионе в течение всего периода самостоятельного развития ННГ региона всегда было отстаивание энергетических интересов США. Истоки современной стратегии США в отношении всего Каспийско-Центральноазиатского региона следует искать в сложившемся у американского политического истеблишмента убеждении, что этот регион будет крупнейшим энергопроизводителем в новом веке. В практическом плане это привело к тому, что регион стал ассоциироваться у американских стратегов с естественным продолжением региона Персидского залива, т.е. зоной «американских жизненно важных интересов» [68]. Здесь следует отдельно отметить наличие совершенно конкретных экономических интересов США в отношении Каспийского региона, которые заключаются в обеспечении энергетической безопасности Америки. Эта энергетическая стратегия базируется на следующих принципах:

* привязка к американской политике максимально большего количества как традиционных, так и нетрадиционных источников углеводородов;

* диверсификация мирового производства нефти;

* проведение политики поддержания цен на нефть на рыночном уровне (т.е. игра на понижение цен);

* технологическое доминирование США в мировом производстве нефти;

* улучшение инвестиционного климата для американских и транснациональных компаний;

* экономический контроль над трубопроводами и маршрутами перевозки нефти и газа.

Установление контроля над нефтегазовыми ресурсами Центральноазиатского региона является стратегической задачей в защите интересов США. Для достижения этих целей США выбрали два основных пути:

* прямые инвестиции в нефтегазовое производство;

* установление контроля над маршрутами транспортировки и строительством трубопроводов.

Стоит отметить, что первая цель уже достигнута, вторая остается на повестке дня американской внешней политики, и будет определять ее характер и методы на ближайшую перспективу.

Результаты войны в Афганистане и твердость в проведении антитеррористической операции со стороны США, а также новая доктрина Дж. Буша об «оси зла» позволяют сделать вывод, что Вашингтон будет решительно отстаивать американские интересы на Каспии: вытеснение России, изоляция Ирана, дальнейшая реализация проекта строительства нефтепровода Баку - Тбилиси - Джейхан. Данная стратегия неизбежно будет вести к необходимости американского военно-политического присутствия на Каспийском море, что может стать содержанием следующего этапа политики США в Центральной Азии.

Таким образом, если попытаться сделать некоторые прогнозы относительно перспектив политики США в регионе, то сегодня можно говорить примерно о следующем возможном направлении развития ситуации. Вполне вероятно, что на ближайшую и среднесрочную перспективу интересы США в отношении Центральноазиатского региона могут быть определены следующим образом - введение и удержание республик Центральной Азии в орбите американской региональной и глобальной стратегии. Дальнейшие шаги США, соответственно, будут исходить из логики достижения этой цели, в частности, внешнеполитическая линия Соединенных Штатов Америки в Центральноазиатском регионе будет нацелена на решение следующих задач:

* использование благоприятной для США военно-политической конъюнктуры, сложившейся в ходе антитеррористической операции для всестороннего укрепления отношений со странами Центральноазиатского региона;

* создание условий, при которых внешние силы не смогли бы контролировать и направлять развитие процессов в Центральной Азии в ущерб американским интересам;

* расширение и модернизация предоставленных вооруженным силам США военных баз и получение дополнительных объектов оборонной инфраструктуры в Центральноазиатском регионе;

* ослабление шанхайского процесса как системы региональной безопасности;

* использование своего военного присутствия для нажима на Китай в случае необходимости;

* постепенное установление эффективного международного контроля над нелегальным производством и оборотом наркотиков;

* поддержка в республиках процессов демократизации с целью усиления своего влияния на общественное мнение и расширения политических возможностей для непрямого диалога с правительствами;

* обеспечение американскому бизнесу доступа к топливно-энергетическим и иным ресурсам Центральной Азии;

* поэтапное подключение стран региона к различным международным торгово-экономическим союзам, находящимся в сфере американского контроля, прежде всего к ВТО;

* открытие рынка Центральноазиатского региона для американских инвестиций, товаров и услуг, стимулирование структурных экономических реформ.

Кроме того, в контексте оценки возможных направлений политики США в регионе ЦА следует обратить внимание на факт принятия Соединенными Штатами 17 сентября 2002 г. и обнародования новой стратегии национальной безопасности.

Новый документ качественно отличается от предыдущих тем, что он четко очерчивает позицию США по всем наиболее важным проблемам международной политики, показывает, как намерен Вашингтон строить свою политику в отношении тех или иных государств и регионов, дает достаточно полное представление о целях, задачах, а также методах их достижения или решения. Вашингтон разработал внешнеполитическую программу, которая касается не только всей системы международных отношений и политики США в отношении крупных держав, но и затрагивает тем или иным образом Центральную Азию и Каспийский регион.

Данный документ еще более продемонстрировал намерение США активно присутствовать в международной политике. Это означает, что США определяют для себя роль ведущей державы в мире, которая, в силу своей «беспрецедентной» военной, политической и экономической мощи, должна вести за собой все остальные государства и формировать мировой порядок на свое усмотрение.

Согласно новой стратегии национальной безопасности отныне США будут действовать более масштабно, решительно и, если необходимо, самостоятельно для обеспечения национальной безопасности и защиты своих интересов по всему миру. Для достижения своих целей США будут комбинировать военные, политические и экономические средства.

Для центральноазиатских государств самым важным моментом «Стратегии» является твердое намерение США не оставлять вне зоны своего стратегического влияния регионы Центральной Азии и Каспийского моря. В частности, в шестом разделе стратегии говорится об «укреплении энергетической безопасности США» за счет поставок энергоресурсов, в том числе и из Центральной Азии и Каспийского региона[69].

Однако, несмотря на заявленную декларацию об энергетической важности этих регионов для американской экономики, достаточно очевидно, что США на среднесрочную перспективу намерены в первую очередь установить и усилить свое стратегическое присутствие в Центральной Азии, которое все более становится необходимым элементом американской стратегии в отношении Китая, России, Южной Азии и Афганистана, а также Среднего и Ближнего Востока.

центральноазиатский стратегия буфер держава

2.3 Китайская внешняя политика в Центральной Азии: новые тенденции

Развал СССР, безусловно, явился событием, положившим начало новому историческому этапу развития отношений между странами Центральной Азии и КНР. ЦАР включен Пекином в так называемую сферу «внешних» стратегических рубежей КНР, которая непосредственно затрагивает его национально-государственные интересы.

Проводя свою внешнюю политику по отношению к региону, Китай в основном придерживается традиционной для китайского государства сдержанной внешнеполитической тактики. Пекин, отстаивая свои интересы на международной политической арене, не проводит жесткого курса, предпочитая в ряде случаев выдержать тактическую паузу, действуя в отношении ЦА довольно неординарными внешнеполитическими методами, приносящими Пекину стратегические дивиденды без обострения отношений с новыми государствами региона[70].

Придерживаясь этих позиций, Китай стремится реализовать свою внешнеполитическую стратегию в регионе с учетом следующих основных национальных интересов:

Первое - обеспечение стабильности на своих неспокойных западных границах и в пограничных районах. Общая граница КНР с ННГ ЦА, протяженностью около 3 700 км, выступает предметом особого внимания китайского руководства. Помимо «сепаратистского» Тайваня, именно с западного направления, как считают в Пекине, исходят в настоящее время основные угрозы стабильности, суверенитету и целостности КНР. В большей степени опасения Пекина связаны с возможным обострением проблемы уйгурского сепаратизма. Демократические свободы, получившие развитие в ряде государств Центральной Азии, создали благоприятные условия для деятельности уйгурских организаций различного толка. В этой связи одним из основных направлений внешней политики Китая в регионе является противодействие развитию сепаратизма и пресечение его поддержки извне.

Второе - создание необходимых условий для воплощения планов развития западных районов КНР, в частности, снижение разрыва в экономическом развитии прибрежных и внутренних районов. В конце 90-х годов китайское правительство разработало стратегию «открытия» западного района Китая. Данная стратегия должна способствовать постепенному выравниванию в экономическом развитии западных - самых бедных и отсталых районов - и передовых восточных районов страны. Таким образом, китайское правительство надеется решить многие проблемы Синьцзяна, уничтожить экономические предпосылки национального сепаратизма, в том числе и за счет усиления торгово-экономического сотрудничества западных провинций со странами Центральной Азии.

Третье - обеспечение гарантированного доступа к источникам энергии для своей растущей промышленности. По мере экономического развития и реализации политики «открытия» западного района Китая потребность страны в нефтяных и газовых ресурсах постоянно возрастает. В этой связи существенное место в стратегических планах государства занимает вопрос диверсификации источников импорта углеводородных ресурсов. Хотя в настоящее время экономика КНР не испытывает энергетического «голода» (экспорт нефти из традиционных источников достаточно хорошо налажен), растущей экономике Китая уже к 2012 г. потребуется гораздо больше нефтепродуктов. Китайские ученые считают, что Центральная Азия станет важнейшим источником нефти и газа. По оценкам экспертов, регион является третьей нефтегазовой базой в мире после Ближнего Востока и Западной Сибири, нефтяные и газовые нефтепроводы из этого региона для Китая менее протяженные и более безопасные, чем альтернативные маршруты.

По объективным и субъективным причинам, одним из основных источников нефтяных и газовых поставок в Китай в перспективе может стать Казахстан. В этом контексте закономерно, что уже сейчас особое место в двусторонних отношениях между Китаем и Казахстаном отводится нефтяному сотрудничеству. Во время визита премьера Госсовета КНР Ли Пэна в Алматы в сентябре 1997 г. были подписаны два важных межправительственных соглашения «О сотрудничестве в области нефти и газа» и «О прокладке двух нефтепроводов» - с запада Казахстана в Западный Китай, а также в Иран. Главной сферой финансовых вложений Китая в казахстанский рынок выступает нефтегазовая промышленность. В этой связи совершенно точно можно говорить, что в ближайшее время Китай будет прилагать максимальные усилия для углубления торгово-экономического сотрудничества, для расширения деятельности существующих и строительстве новых предприятий по добыче, переработке и транспортировке углеводородов в зоне каспийского бассейна.

Четвертое - формирование надежных транспортных коридоров для выхода на рынки стран СНГ и Европы. Китай, кроме богатых природных ресурсов региона, интересует и его транспортно-транзитный потенциал. Территория стран ЦА является важным сухопутным коридором и одним из наилучших транспортных каналов для осуществления товарообмена со странами СНГ и Европы. У КНР уже есть выход на Казахстан через железнодорожную станцию «Дружба» и автомобильную дорогу через КПП «Хоргос», а также имеются планы провести железную дорогу, протяженностью 296 км, от станции Цзиньхэ Северо-Синьцзянской железнодорожной магистрали до города Кульджи и далее до КПП «Хоргос». В настоящее же время этим государством разрабатываются возможности строительства транспортных путей для расширения доступа к рынкам Центральной Азии, Кавказа и Европы через территории Кыргызстана и Узбекистана. Учитывая темпы развития китайской промышленности, КНР весьма заинтересована в реализации широкого спектра транспортных коридоров через Центральноазиатский регион.

Пятое - другим направлением, в значительной степени определяющим внешнеполитическую деятельность КНР в регионе, является стремление за счет распространения своего влияния в ЦА оказать противодействие однополярной системе и доминирующему положению США на экономическом, политическом и военном уровнях.

В последние годы Китай, все увереннее набирающий экономическую и военную мощь, становится одним из ведущих геополитических действующих игроков, оказывающим растущее влияние на развитие ситуации в регионе. Вместе с тем стоит отметить, что в первой половине 90-х годов Китай не проявлял заметной активности в Центральноазиатском регионе. Установив дипломатические отношения с государствами ЦА в 1992 г., Пекин был заинтересован, прежде всего, в сохранении политической стабильности в своем Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР).

Однако проявившиеся в последующем политические реалии в Центральной Азии (нарастание угрозы исламского фундаментализма, борьба за углеводородные ресурсы региона, поиски государствами региона внешних партнеров и т.д.) побудили Пекин перейти к более активной политике.

В целом внешняя политика Китая со второй половины 90-х годов характеризуется стремлением усилить свое влияние в регионе ЦА по средствам расширения и интенсификации экономических связей. Предприниматели Китая считают Республику Казахстан, Республику Узбекистан, Туркменистан, Кыргызстан наиболее стабильными странами для внешнеэкономических операций. Менее привлекательной выступает Республика Таджикистан из-за прошлой политической нестабильности в стране и военных операций на афганско-таджикской границе.

Во внешнеэкономических связях с КНР лидирует Республика Казахстан, за ней следуют Республики Узбекистан и Кыргызстан. В 1995 г. на торговлю с Азией приходилось 14% совокупного экспорта центральноазиатских стран и 15% их импорта[71]. При этом 26,5% экспорта в Азию направлялось в Китай. В импорте из Азии в том же году удельный вес Китая составлял 29%. Сегодня государства АТР стали третьим по значимости внешнеторговым партнером Центральной Азии после России и Европы. При этом вторым по важности экспортным рынком для Центральноазиатского региона стал Китай, особенно для таких государств, как Республика Казахстан и Республика Кыргызстан.

Тем не менее, экономические отношения государств Центральной Азии с КНР нуждаются в объективной оценке, в отходе от излишней эйфории и вместе с тем их явной переоценки. Торгово-экономические взаимоотношения между КНР и странами региона на сегодняшний день не отражают реальные возможности экономики Китая. Так, к примеру, объем торговли КНР с Казахстаном - лидером в этой области - составляет лишь приблизительно 0,15% общего объема ее внешней торговли с КНР, что соответствует около 1,5 млрд. долл. США. В целом торговый оборот КНР со странами региона составляет менее 1% его совокупного внешнеторгового оборота.

В перспективе торгово-экономические связи центральноазиатских государств с КНР должны обладать характером не только взаимообмена, как это существует ныне, но взаимодополняемостью, позволяющей изменить преимущественно сырьевой характер экспорта центральноазиатских стран и пополнить его товарами индустриального производства. По мере совершенствования рыночной экономики, повышения конкурентоспособности продукции товарообмена, углубления процесса интеграции в мировой рынок, формы и характер торгово-экономического сотрудничества в условиях стабильности и благоприятной международной обстановки, несомненно, будут изменяться, а его масштабы неуклонно расширяться. Поэтому сегодня в целом центральноазиатско-китайские экономические связи следует больше анализировать под углом стратегии и перспектив, которые имеют огромные потенциальные возможности.

В целом, несмотря на то, что внешнеторговый оборот КНР с Центральной Азией еще не достигает потенциально возможных объемов в сложившемся к середине 2001 г. балансе интересов в регионе между КНР, Россией и США, Китай прочно занимал одну из трех стратегических ниш, а именно товарно-сырьевую, осуществляя в регион экспорт своих товаров и импорт сырьевых ресурсов.

Однако изменение геополитической ситуации в Центральной Азии после 11 сентября и, в частности, настоящий политический курс США завели Китай в стратегический тупик и поставили перед Пекином немало сложных вопросов. Регион, который Китай привык считать своим более или менее спокойным тылом, теперь, вопреки его воле, становится передним краем китайской внешней политики. Наступательная тактика Вашингтона в глобальном масштабе, усиление позиций и нарастающее военное присутствие США в Центральной Азии входят в противоречие с планами Китая по всем вышеперечисленным пунктам национальных интересов.

Во-первых, военное присутствие иностранных держав в непосредственной близости от Синьцзяна создает потенциальную угрозу национальной безопасности и территориальной целостности Китая.

Во-вторых, в результате укрепления США в регионе реально появились условия, препятствующие реализации программы развития западных районов КНР.

В-третьих, Китай, который чрезвычайно заинтересован в энергоресурсах стран Центральной Азии (в первую очередь в казахстанской нефти), не может не тревожить тенденция закрепления Вашингтона на богатых месторождениях региона, особенно в зоне Каспийского бассейна, с перспективой монополизации этой сферы и закрепления за собой права определения направлений, масштабов и способов транспортировки энергетических ресурсов на мировые рынки. Такая перспектива несет потенциальную угрозу энергетической безопасности Китая.

Таким образом, современное геополитическое положение Китая характеризуется двумя разнонаправленными факторами[72].

Очевидно, что в контексте контртеррористической операции в Афганистане, Китай, с одной стороны, получил для себя некоторые возможности, но в то же время, с другой стороны, столкнулся с рядом новых вызовов своей безопасности.

Так, в условиях борьбы с терроризмом и сепаратизмом в Синьцзян - Уйгурском автономном районе Китай после событий 11 сентября и последовавших за ними изменений в современной геополитике получил определенные политические дивиденды, в первую очередь благодаря ликвидации режима талибов, поддерживавших сепаратистов в СУАР.

В последние годы сепаратистские группировки из Синьцзяна получали активную материальную и моральную поддержку со стороны талибов. Эксперты насчитывают около 27 организаций, связанных с СУАР, методы которых вирируются от массовых выступлений до террористических акций. Это такие организации, как «Организация объединенного национального революционного фронта Восточного Туркестана», «Исламское движение Восточного Туркестана», «Яна Аят», «Лобнорские тигры», «Харакат» и другие. Некоторые из этих и других организаций имели контакты с талибами.

В целом снижение угроз со стороны экстремистских группировок в регионе, приход к власти нового правительства в Афганистане положительным образом повлияли на обстановку в СУАР. Экстремистские группировки из Синьцзяна лишились стратегической опоры в лице движения «Талибан» [73].

Однако этот положительный результат был отчасти нейтрализован другим негативным фактором - появлением военных баз США и их союзников на территории двух центральноазиатских государств - Кыргызстана и Узбекистана, одно из которых граничит с Китаем, другое, хотя и не имеет общих границ с КНР, но декларирует свое членство в Шанхайской организации сотрудничества.

Известно, что Китай достаточно настороженно отнесся к этим изменениям, во многом увидев в данных военных базах в долгосрочной перспективе угрозу своей безопасности. Некоторые китайские эксперты открыто заявили, что эти базы в отдаленной перспективе направлены против Китая и что операция в Афганистане является лишь поводом для сосредоточения военной инфраструктуры США у западных границ КНР.

Таким образом, Китай фактически столкнулся с новыми и беспрецедентными для себя вызовами своей безопасности. Эти новые вызовы поставили под вопрос достижения китайской внешней политики последних лет: его стабильные отношения со странами Центральной Азии, курс на военно-политическое сближение с Россией, дальнейшее существование ШОС.

В этом контексте можно отметить, что в перспективе два основных фактора могут в значительной степени определять новую политику Китая в ЦА. С одной стороны, это усиление позиций США в регионе, с другой - определенные тенденции сближения России и США.

Очевидно, что Китай настороженно отнесся к произошедшим изменениям. В долгосрочной перспективе для Пекина военные базы США в Центральной Азии, несомненно, являются угрозой безопасности. Конечно, здесь не стоит преувеличивать их значение в военном отношении, так как США имеют малочисленные военные подразделения в Центральной Азии, которые, по всей видимости, не будут увеличиваться в обозримой перспективе. Но в то же время определенные опасения с китайской стороны, видимо, небеспочвенны. В гипотетическом варианте данные военные базы могут тем или иным образом быть задействованными для влияния на ситуацию в отдельных регионах КНР. К тому же на какое-то время уменьшилось политическое значение Шанхайской организации сотрудничества, которая представляет для КНР важный инструмент регионального влияния.

Таким образом, в условиях изменившейся расстановки сил в регионе формальное присоединение к антитеррористической коалиции позволило Пекину сохранить определенную, хоть и небольшую, свободу маневра на политической арене.

Одновременно китайская дипломатия стремилась использовать сотрудничество в сфере борьбы с терроризмом для решения наиболее приоритетных для Китая вопросов. В частности, добиться от США признания того, что борьба КНР с уйгурскими террористами в Синьцзяне является неотъемлемой частью усилий мирового сообщества по противодействию международному терроризму. В этой связи Пекин оценил внесение Вашингтоном организации «Исламское движение Восточного Туркестана» в разряд террористических как определенный сигнал американской стороны к улучшению отношений между ними. Китайские эксперты не исключают, что США пошли на этот шаг в преддверии акции против Ирака, надеясь на определенное «понимание» в этом вопросе со стороны Китая.

В настоящее время Китай занят разработкой новой модели отношений с США в условиях их военно-стратегического присутствия к западу от КНР и сближения между Америкой и Россией.

Некоторые параметры новой модели отношений между двумя странами были озвучены в ходе визита Цзян Цземиня в Вашингтон в октябре 2002 г. Этот визит во многом определил внешнеполитический стиль нового руководства КНР и заложил преемственность китайской политики в отношениях с США.

В то же время список проблемных областей, где позиции КНР и США резко расходятся, достаточно внушителен. К ним относятся противоракетная оборона США, тайваньская проблема, корейский вопрос, американо-японские союзнические отношения, американо-индийское военное сотрудничество, политика в отношении Ирана и Ирака, расширение НАТО на восток, балканский вопрос. Это означает, что и при новом китайском руководстве (после съезда КПК) отношения между КНР и США будут достаточно непростыми[74].

Китай глубоко убежден, что американская программа ПРО нацелена на нейтрализацию его стратегического потенциала, так как для России она не представляет серьезной угрозы, а т.н. «страны-изгои» не располагают ракетными носителями стратегического радиуса действия, чтобы реально угрожать Соединенным Штатам.

В настоящее время китайские эксперты и политики рассматривают возможные сценарии, по которым могут развиваться китайско-американские отношения, в ближайшей и среднесрочной перспективе. Для Пекина таких вариантов пять:

* конфронтация с США; такое развитие событий возможно только в случае серьезного кризиса вокруг Тайваня;

* полностью независимое и нейтральное политическое и экономическое развитие Китая от США - этот вариант в большей степени представляет собой гипотетический сценарий;

* зависимое положение от США и следование американскому курсу - вариант является неприемлемым для КНР;

* стратегическое партнерство - основы для этого были заложены при администрации У. Клинтона, но новая администрация отвергает этот вариант;

* равноправное сотрудничество между КНР и США в политической и экономической областях - наиболее приемлемый для Пекина сценарий развития событий.

Как считают китайские специалисты, Вашингтон также в настоящее время рассматривает возможные варианты развития своих отношений с Китаем. Речь идет о трех возможных сценариях: 1) сдерживание Китая (потенциально возможный сценарий, но чреватый крупными экономическими издержками и военными расходами; вероятно негативное отношение к такой политике США со стороны всех стран АТР); 2) давление на Китай, в том числе военное (возможно только в случае конфликта между КНР и Тайванем); 3) вовлечение и сотрудничество (уже реализуемый в течение двух десятилетий процесс, но постоянно прерываемый различными конфликтными ситуациями).

В обоих случаях Пекин заинтересован сам, и приписывает такую же заинтересованность Вашингтону, в том, что самым лучшим выходом для обеих держав было бы наращивание сотрудничества по всем направлением. При этом пекинское руководство не готово идти на компромисс по наиболее принципиальной для Вашингтона проблеме - тайваньской.

Переводя все это в плоскость реальной политики, можно говорить, что Китай хотел бы стать в новом веке стратегическим партнером для США. Однако наличие ряда серьезных геополитических противоречий между КНР и США, из которых главным является Тайвань, будет регулярно осложнять китайско-американские отношения в будущем. Это означает, что на среднесрочную, а возможно, и долгосрочную перспективу Китай будет постоянно искать партнеров (прежде всего в лице России) для противовеса Америке и пытаться наращивать свое присутствие в Центральной Азии.

В этом контексте движения России в сторону Запада, которое наблюдалось в последнее время, вызывает у КНР еще большую настороженность.

Эти изменения произошли в силу различных обстоятельств и факторов. Но одним из ключевых из них является тот факт, что российское руководство решило максимально воспользоваться ситуацией, когда для США крайне необходима была помощь со стороны России в решении афганской проблемы. Россия в обмен на свою помощь в Афганистане (выражавшуюся во влиянии на «Северный Альянс», на Таджикистан, в согласии на размещение военных баз США в зоне своих геополитических интересов, обмене разведывательной информацией и др.) получила полноформатные взаимоотношения с США и уровень реального стратегического партнерства, а также вхождение на равных условиях в западное экономическое и политическое сообщество. При этом долгосрочной целью России, по всей видимости, является создание условий для мощного экономического прорыва страны через полноформатное сближение с Западом.

И эта линия России принципиально отличается от политики, которую она проводила в последние годы, особенно при прежнем руководстве этой страны. В предыдущие периоды Россия и Китай в некоторой степени кооперировались в своей политике, направленной на сдерживание США.

Ряд стратегических договоренностей России и Запада, в частности, по ПРО, ядерному разоружению, новому формату взаимоотношений с НАТО, существенно повышающих уровень сотрудничества «Альянса» и России, встречены в Пекине с определенным опасением за свои интересы в близлежащих регионах и в целом по стратегическим вопросам в мировой политике[75].

В этой связи политика Китая, который все эти годы создавал по периметру своих границ зону стабильности и безопасности, что должно было способствовать внутренним реформам, столкнулась с рядом проблем. Один из ключевых принципов в евразийском направлении внешней политики Китая - принцип «безопасного соседства» - сегодня претерпевает проверку на прочность.

Все эти факторы в совокупности делают геополитическое положение КНР в Центральной Азии на современном этапе неопределенным, и Пекин вынужден конкретизировать свои основные задачи во внешней политике в евразийском направлении.

В настоящее время в рамках некоторого прогноза развития ситуации в Центральноазиатском регионе в контексте китайских интересов можно говорить приблизительно о трех вероятных сценариях.

Первый сценарий - расширение сотрудничества России и США, укрепление военных баз, снижение влияния Китая, проведение Пекином политики отстраненности от дел региона, поддержание в основном экономических контактов.

Это не самое благоприятное развитие событий для Пекина. Хотя в настоящее время существует определенный набор политических предпосылок для реализации такого варианта, ряд моментов указывает на то, что в полной мере его осуществление невозможно. Расширение сотрудничества между Москвой и Вашингтоном имеет свои естественные пределы, которые детерминированы различными подходами ко многим международным проблемам, в том числе по Ирану, Ираку, Каспийскому морю и т.д.

Второй сценарий - усиление конфронтации между Китаем и США, принципиальная позиция Китая в региональных вопросах, усиление взаимодействия с Россией, определенное влияние на государства Центральной Азии.

Такой гипотетический сценарий привел бы к дестабилизации ситуации в регионе, нарушению устоявшихся экономических связей, неизбежному росту терроризма, экстремизма и сепаратизма.

Третий сценарий - большее вовлечение Китая в дела региона, снижение угроз безопасности Китаю, активная политика Пекина, расширение сотрудничества с центральноазиатскими государствами. Это желательный для Китая вариант.

Вместе с тем сегодня еще сложно говорить о том, какой из вышеотмеченных сценариев будет реализован. Не исключено, что реальная ситуация будет развиваться в рамках комбинированного варианта, состоящего из элементов двух или даже трех сценариев.

Но в любом случае на данном этапе сложились предпосылки для того, чтобы правительство КНР уделяло своим западным соседям - центрально-азиатским республикам - самое пристальное внимание. В их числе есть и экономические, но, безусловно, главными являются политические факторы, и в первую очередь «американский фактор» и проблема синьцзянских сепаратистов Китая. Планомерное развитие центральноазиатского направления китайской политики, вероятно, будет способствовать решению этих больших проблем Китая.

В целом же в отношении центральноазиатских государств политика Китая будет строиться в реально обозримой перспективе ближайших 10-15 лет, по всей видимости, в рамках следующих направлений:

* стимулирование экономических связей со странами ЦА как фактора для укрепления политических контактов, возрастание тенденции финансового и отчасти стратегического влияния Китая в ЦА с явным акцентом на Казахстан;

* усиление интереса со стороны китайских нефтяных компаний к нефтегазовым, энергетическим проектам, прежде всего в Казахстане;

* активное сотрудничество в рамках ШОС, СВМДА для сохранения китайского присутствия в регионе;

* противодействие нарастающей экспансии США и из союзников по НАТО, создание возможных противовесов проникновению в регион Турции, Ирана и других, сопредельных с Центральной Азией государств;

* совместная борьба с экстремизмом и терроризмом, прежде всего в контексте борьбы с уйгурским сепаратизмом в СУАР КНР.

В то же время необходимо иметь в виду, что политика КНР в отношении региона во многом будет определяться и детерминироваться характером взаимоотношений Китая с США и Россией. Однако уже сегодня совершенно очевидно, что без активного участия Китая или, по крайней мере, без учета его интересов в обеспечении безопасности и стабильности ни одна система региональной безопасности в Центральной Азии не будет достаточно действенной и перспективной.

Центральная Азия, на протяжении веков неоднократно менявшая свое историческое «амплуа» от оживленного перекрестка торговых путей и национальных интересов различных государств до тихих задворков великих империй, в настоящее время вновь оказалась в фокусе событий мирового масштаба.

Временной период, взявший свое начало после событий 11 сентября и продолжающийся в настоящее время, характеризуется для Центральной Азии процессом достаточно динамичной перегруппировки сил и влияния в регионе, как со стороны мировых держав, так между самими центрально-азиатскими государствами.

Вышеприведенный анализ современной ситуации в регионе показывает, что основными элементами новой геополитической обстановки в Центральной Азии стали: военное проникновение США в регион и резкое усиление их политического влияния на ряд государств; нарастание процесса вытеснения России из сфер ее прежнего военно-политического и экономического влияния; создание потенциальной угрозы США и НАТО Китаю из Центральной Азии и нейтрализация так называемой исламской угрозы[76].

Современная ситуация в Центральной Азии и характер взаимоотношений государств региона между собой, мировыми державами и другими странами переживает фазу активной трансформации. Регион вступает в новый этап своего развития, связаный с более тесной интеграцией в мирохозяйственные и политические процессы.

Однако необходимо отметить, что если, с одной стороны, Центрально-азиатский регион получил для себя некоторые возможности, то с другой - столкнулся с рядом новых вызовов своей безопасности. Нынешняя геополитическая реальность, к сожалению, не привела к полной стабилизации в регионе. Место прежних угроз безопасности заняли новые, вытекающие из самого характера соперничества геополитических сил за влияние в Центральной Азии.