Сотрудничество Великобритании и Германии в рамках Европейского Союза на современном этапе

Маастрихтский договор был первым случаем в истории ЕС, когда в рамках интеграционного процесса ряду стран, включая Великобританию, было позволено не участвовать в некоторых его направлениях.

Один из наиболее острых и проблемных вопросов взаимоотношений Великобритании и Европейского Союза - социальная политика. Известно, что Социальная хартия долго являлась единственным документом Маастрихтского договора, который не был подписан и ратифицирован Великобританией, и только в 1997 г. она подписала этот документ [39].

Серьезное негативное влияние на все последующие годы правления Д. Мэйджора оказал «черный сентябрь» (14 сентябрь 1992 г.), когда в ходе стремительно развивающегося финансового кризиса, Англия была вынуждена была покинуть европейский валютный механизм. Впоследствии данное событие охарактеризовали как самый крупный кризис в период правления правительства Д. Мэйджора. «Черный сентябрь» нарушил баланс сил в кабинете, осложнил отношения Великобритании с ЕС, особенно с Германией.

Истощение британских валютных резервов, реальная угроза девальвации все же привели к решению о выходе Великобритании из этой структуры. Однако, после выхода Англии из европейского механизма валютных курсов положение фунта быстро стабилизировалось, процентные ставки снизились, и Великобритания первой из стран ЕС преодолела экономический спад. Уже через год инфляция была самой низкой не только в Европе, но и в стране за 26 лет, темпы экономического роста превысили все европейские показатели. Начавшийся стабильный рост экономики в Великобритании с 1992 г. сыграл на руку противникам евро и европейского процесса, усилив позиции «евроскептиков» в спорах о путях углубления интеграции с ЕС, тогда как основные страны континентальной Европы никак не могли выбраться из затяжного спада в течение долгого времени. Очевидно, что после событий сентября 1992 г. вера британцев в фунт стерлингов укрепилась еще больше, а их скепсис к единой валюте возрос, наоборот, сильнее. «Черный сентябрь» считается своеобразным финансовым изменением во взаимоотношениях между Великобританией и ЕС.

Среди наиболее ярких достижений на посту премьера, который Д. Мэйджор занимал шесть с половиной лет, сам он считал переговоры вокруг подписания Маастрихтского договора в декабре 1991 г., в ходе которых с помощью «переговорного мастерства, выдержки и хладнокровия» ему удалось сломить сопротивление партнеров по ЕС и заключить договор, отвечавший британским интересам. Тем самым он достиг двух целей - Великобритания оставалась в центре европейских дел и в то же время оставляла за собой свободу в важных вопросах [40].

Маастрихтский договор имел особое значение для Великобритании. Такая оценка основывается на том, что Англии удалось если и не изменить тенденцию к дальнейшей централизации, то, по крайней мере, притормозить ее, что подтверждалось фиксацией в договоре принципа «субсидиарности». Маастрихтский договор, также как и Единый Европейский Акт, подписанный в свое время М. Тэтчер, являлся в перспективе важным шагом на пути дальнейшего углубления европейской интеграции.

Отличие в подходах Соединенного Королевства к проблемам европейской интеграции по сравнению с его партнерами по ЕС продолжало сохраняться в 1990 гг. как в концептуальном плане, так и на практике. Если лидеры континентальных европейских стран в своих заявлениях склонны делать акцент на «европейской идее», «единой Европе», то британские лидеры всегда стремились подчеркивать свой прагматичный подход к проблемам европейской интеграции. Помимо конкретных экономических или политических интересов «особая позиция» Великобритании отражала специфику национальной политической культуры, правового мышления, традиций внешнеполитической стратегии, столетиями сохранявших определенную дистанцию между «островным государством» и континентальной, романо-германской Европой. И хотя во взаимоотношениях Великобритании и ЕС в последнее десятилетие ХХ в. произошло много изменений, британские политики по-прежнему относятся со сдержанностью к углублению интеграционных процессов [41].

Поскольку вплоть до 1997 г. у власти в Великобритании находилось консервативное правительство, то довольно четко прослеживается преемственность британского политического курса в вопросах европейской интеграции. Пытаясь не допустить изоляции Великобритании от общеевропейских процессов развития, британское правительство в то же время выступало против инициатив по ускорению интеграционного сближения стран ЕС, а также постоянно подчеркивало «особый» характер своих отношений с США.

Со вступлением в должность премьер-министра Великобритании Д. Мэйджора корректировка подходов к европейской интеграции была объявлена в качестве одной из первоочередных задач нового кабинета. В нем произошли подвижки в сторону более проевропейского, конструктивного курса при сохранении, тем не менее, особого критического подхода. Была сделана ставка на то, чтобы не отрекаясь от «тэтчеризма» совсем, отойти в то же время от его крайностей. Можно сказать, что начиная с Д. Мэджора Европа становится главным, приоритетным направлением британской внешней политики. Правительство консерваторов исходило из того, что, поскольку углубление европейской интеграции все равно необратимо, лучше участвовать в том процессе, контролируя его изнутри.

Поддерживая основные принципы европейского курса Великобритании, проводимого Тэтчер, новый премьер-министр выступил сторонником создания общеевропейского рынка и противником политического федерализма. Он посчитал, что кратчайший и самый надежный путь к осуществлению таких планов лежит через Германию, которая является ключевым европейским игроком. Отношения с ФРГ заняли центральное место в политической стратегии Д. Мэйджора в отношении Европы.

Британское правительство, с одной стороны, выступало за гибкий подход к евростроительству в целом (особенно в социальной области и вопросе введения единой валюты), с другой стороны, - официально признало фактическую разноуровневую интеграцию. Это создавало опасность уменьшения или даже потери влияния Великобритании в европейских делах.

Затем, после прихода в мае 1997 г. к власти новых лейбористов встал вопрос о том, как сложатся их отношения с ЕС. Это ощущалось почти во всех сферах oбщественной жизни, и споры о проблемах европейской интеграции более сока лет очень сильно влияли на британскую политику.

Дискуссия вокруг интеграции Британии в единую Европу является основой всех предвыборных баталий между лейбористами, консерваторами и либералами. К маю 1997 г. консервативная партия переживала глубокий раскол, связанный с отношением к ЕС. Правительство, сделавшее в 1980-1990 гг. существенные шаги на пути к дальнейшей интеграции, подписав Единый Европейский Акт и Маастрихтский договор, находилось в тяжелом состоянии. ЕС в это время тоже переживал период упадка. Он выдержал кризис 1989-1992 гг., связанный с распадом системы международных отношений, чья структура сложилась во времена холодной войны, однако после этого начало создаваться впечатление, что сам союз сбился с пути и терял свою политическую волю.

Подход лейбористов усиливался в течение всех 1990-х гг. под влиянием идей американских демократов, различных вариантов континентального социализма, распада советского блока и процесса глобализации, а внутри страны - под влиянием деятельности комиссии по социальной справедливости.

Т.Блэр взаимодействовал с континентальными социал-демократами, стремясь выработать принципы европейского третьего пути. Он уже с первых дней существования нового правительства почувствовал потребность в союзниках из стран-участниц Европейского Союза и провел много времени на континенте, беседуя с государтсвенными и политическими деятелями, своими единомышленниками. Одним из результатов такого регулярного обсуждения лидерами левоцентристских партий идейной проблематики стала декларация Т. Блэра и Г. Шредера «Третий путь - Новый центр» 1999 г., этот документ имел и второе название - «Манифест модернизации Европы». Центральной идеей манифеста являлась необходимость проведения центристского сбалансированного политического курса. В декларации заявлялась платформа правого крыла европейской социал-демократии. Она представляла собой смесь элементов англосаксонской экономики с традиционными ценностями социал-реформизма при доминировании первых. При лейбористах европейская дипломатия Великобритании стала более четкой, благодаря чему она начинала постепенно в каких-то вопросах играть роль скорее одного из локомотивов европейской интеграции, чем противника единой Европы [42].

Великобритания не является сторонницей федералистской концепции интеграции, и это в значительной степени определяет европейский интеграционный процесс. Британское руководство придерживается модели "функциональной" Европы, согласно которой "проведение общих политик приемлемо только тогда, когда это приносит реальную общую пользу" [43].

Таким образом, Великобритания попытается использовать предстоящее расширение для реализации своих интересов в европейской политике по формуле "расширение вместо углубления". С помощью такой линии британская европейская политика при определенных внешних обстоятельствах, к которым в первую очередь относятся возможные кризисные обострения экономической и политической ситуации в Центральной и Восточной Европе, требующие увеличения потребности в реагировании со стороны ЕС, сможет играть активную роль в ЕС и вынудит уйти в оборону сторонников более сильной внутренней консолидации ЕС.

Одновременно необходимо констатировать некоторое изменение позиции Великобритании после прихода к власти в 1997 г. лейбористов во главе с Тони Блэром. Правительством лейбористов была поставлена цель сделать Великобританию центром Европы. Таким образом, Европейский союз перестал восприниматься Великобританией как угроза [44]. При этом расширение ЕС на Восток должно было служить средством достижения безопасности и политической стабильности в Европе, а также возможностью увеличения торговли.

Вторая "школа" объединяет сторонников приоритетности углубления интеграции в рамках ЕС, которыми являются, прежде всего, представители институтов ЕС и отдельных крупных государств -- членов ЕС (Франции и Испании).

Представители данной "школы" утверждают, что интересам как членов ЕС, так и стран-кандидатов в большей степени отвечало бы не расширение Европейского Союза, а превращение его в структуру сильную, политически и экономически, в рамках существующих границ. Европейский Союз не сможет выполнить возложенные на него надежды "стабилизирующего якоря", если в него вступят страны, уровень экономического и политического развития которых в целом ниже, чем у стран - членов ЕС, что не будет способствовать "качественному прыжку" углубления ЕС. Страны ЦВЕ извлекут больше пользы, если Европейский Союз будет их поддерживать в рамках уже испытанных инструментов (ФАРЕ, Европейские соглашения). В этом случае может быть достигнут так называемый "эффект перелива" (spill-over-effect), который затронет государства-соседи. Только таким образом можно предотвратить то, что экономическая неоднородность членов ЕС приведет к тому, что Европа больше не сможет конкурировать с США и Японией на международном рынке [45].

Такой позиции в начале 1990-х гг. придерживалась Франция. Еще в конце 1989 г. президент Франции Франсуа Миттеран предложил план "Европейской конфедерации". Конфедерация не предусматривала наличия единственной ведущей общеевропейской организации, а должна была формироваться поэтапно: "Западноевропейское сообщество должно было иметь только собственную идентичность, параллельно должна была быть создана конфедерация с участием стран ЦВЕ". Предполагалось "объединение данных двух образований, однако только минимум через десятилетний период, который потребуется для подготовки экономик стран ЦВЕ к конкуренции на едином европейском рынке" [45, C.139]. План потерпел неудачу уже в 1991 г., так как не вызвал поддержки ни в странах ЦВЕ, ни в Германии. Этот план продемонстрировал сдержанность Франции в отношении быстрого приема стран ЦВЕ в ЕС. Такая позиция, хотя и в более мягкой форме, до сих пор находит отражение в европейской политике Франции.

Для Франции, вышедшей из Второй мировой войны в качестве страны-победительницы, важным мотивом для участия в европейской интеграции был и остается вышестоящий интерес: не допустить гегемонии Германии в Европе и одновременно с помощью экономической поддержки со стороны ЕС вернуть исторически принадлежащую Франции роль мировой державы. С помощью подписания Маастрихтского договора 7 февраля 1992 г. Франция добилась более тесного "привязывания" Германии к Европейскому Союзу. В то же время усилилось давление на Францию в вопросе расширения ЕС на Восток. В Париже опасаются, что Германия извлечет пользу от расширения и сможет еще сильнее упрочить свое положение в ЕС, причем за счет Франции. Сама Франция не имеет далеко идущих интересов в ЦВЕ, так как ни одна из стран-кандидатов не граничит с Францией и не имеет с ней тесных экономических и культурных связей.

При этом очевидной является нежелательная для Франции тенденция, которая наблюдается с момента расширения ЕС за счет стран ЕАСТ и которая противоречит французским интересам в европейской политике: смещение экономического и, вследствие этого, политического центра притяжения на северо-восток. Неоспоримая роль лидера в такого рода измененном ЕС в географическом измерении и балансе сил будет принадлежать Германии. Париж же, который рассматривается как традиционный партнер "южного блока", географически будет оттеснен на "периферию" и потеряет значительную часть своего влияния.

Несмотря на то, что для Франции расширение ЕС ни с точки зрения сдерживания Германии, ни с точки зрения стремления Франции к гегемонии в Европе не было желаемым, французское правительство, начиная с 1994 г. не могло дальше противостоять приему стран ЦВЕ в ЕС в среднесрочной перспективе. Как это ни парадоксально, причины для изменения позиции были такими же: обязательное стремление удержания, контроля над Германией.

Франция избрала двойную стратегию минимизации ущерба. В первую очередь, в формировании стратегии ЕС в отношении третьих стран Франция стремилась реализовать свои интересы. Так, необходимо отметить предпринятую Парижем попытку немного ослабить давление расширения на Восток, оказываемое на ЕС, с помощью разработки концепции и принятия мер для достижения стабилизирующих эффектов в ЦВЕ и тем самым уменьшить потребность в действиях со стороны ЕС. В качестве примера таких действий можно назвать план "Европейского пакта стабильности", представленный в июне 1993 г. членам ЕС премьер-министром Франции Эдуаром Балладюром и подписанный 20 марта 1995 г. всеми членами ОБСЕ. Данный план подразумевал заключение соглашений между странами ЦВЕ, которые гарантировали бы нерушимость границ и соблюдение прав национальных меньшинств.

Дополнительно к этому французская дипломатия усилила свои старания по расширению и интенсификации средиземноморской политики ЕС. Очевидным является тот факт, что Франция в силу своего географического положения заинтересована в беспрепятственных и выгодных торговых отношениях, а также в политической и экономической стабильности в южных и восточных средиземноморских государствах. В то же время можно предположить, что Франция через усиление сотрудничества со средиземноморскими странами хотела бы увеличить свою роль гегемона на юге. Смещение на северо-восток, которого опасается Париж, получило бы, таким образом, юго-восточный противоположный полюс. Франция составляла бы вместе со странами Магриба основу для политической и экономической стабильности всего ЕС и смогла бы продолжать играть ведущую роль в Европе.

На внутриполитическом уровне ЕС Франция стремится сохранить такую систему взаимосвязей, которая могла бы быть контролируема ею и после расширения на Восток.

Тем не менее, данная стратегия неоднозначно воспринимается французской политической элитой. Как и британцы, французы считают себя "нацией государств", а не "нацией культур". Углубление интеграции в рамках ЕС неизбежно расширит сферы применения принципа наднациональности. В связи с этим проблема будущего устройства Европы и одновременно сохранения суверенитета, национальной идентичности является важнейшей составляющей политических дискуссий во Франции [46].

С одной стороны, Франция не является сторонницей интенсификации процессов углубления в ЕС, с другой стороны, углубление интеграции будет способствовать осуществляемой Францией политике сдерживания и контроля Германии. В этом заключается парадокс европейской политики Франции в 1990-2003 гг. Поэтому французские предложения по будущему развитию ЕС представляют собой минимальные варианты стратегии углубления. Примером тому может служить предложенная в августе 1994 г. премьер-министром Франции Эдуаром Балладюром модель "Европа концентрических кругов". Согласно данной модели признается важность и необходимость расширения ЕС на Восток, укрепляется сотрудничество и взаимодействие внутри ЕС, однако не предполагается создание федеральных структур, фаворизируемых Германией, что позволит сохранить национальный суверенитет.

Представители третьей "школы", согласно Весселсу, считают углубление ЕС тем процессом, который впоследствии обеспечит качество расширения, которое не допустит "размывания" успехов интеграции. Отличие данной "школы" от "школы", провозглашающей "углубление перед расширением", состоит прежде всего в том, что углубление интеграции в рамках ЕС должно осуществляться постоянно, ориентируясь при этом в значительной степени на расширение. Таким образом, углубление не представляет собой самоцель, а является средством для проведения расширения.

Расширение ЕС является желаемым событием, которое должно произойти в краткосрочной перспективе. Однако подчеркивается недостаточная гибкость и неэффективность институциональной структуры ЕС и процесса принятия решений, что не позволит ЕС справиться с немедленным приемом новых членов без снижения функциональной способности, обеспечивающей разрешение возникающих проблем.

Эта дилемма между расширением и необходимостью углубления может быть решена посредством разработки такой стратегии углубления, целью которой было бы будущее расширение. Одновременно данная стратегия должна быть транспарентна для стран-кандидатов, чтобы те смогли готовиться к вступлению, и дополнена отдельной стратегией расширения.

Главной сторонницей данной "школы" является Германия, которая подобным образом старается разрешить возникшую двойную дилемму немецкой внешней политики после объединения Германии в 1990 г. Первая дилемма - привнесенная извне - состоит в том, что, с одной стороны, соседи объединенной Германии выражают опасения по поводу того, что она будет стремиться к гегемонии внутри ЕС или выйдет из Европейского союза и изберет снова "немецкий особый путь", а, с другой стороны, сам Берлин после объединения стремится к активизации своей внешнеполитической роли [45, C.148].

Вторая дилемма - внутренняя - состоит в том, что Германия, хотя и отрицает "национальный путь в одиночку", однако хочет вести внешнюю политику, ориентирующуюся на свои интересы и ценности. Немецкая позиция по вопросу углубления и расширения ЕС является результатом сложного переплетения национального самоопределения и позиций других государств, готовности учитывать ожидания других европейских государств, соответствовать возросшей ответственности за общеевропейское развитие -- и одновременно стремлением использовать для реализации собственных интересов расширенное в связи с объединением Германии игровое пространство [47].

Расширение ЕС на Восток находится в сфере интересов Германии. ФРГ не только поддерживает очень тесные экономические отношения со странами ЦВЕ, что связано с давней традицией культурного, политического и социального сотрудничества с государствами на ее восточной границе, но и может оказаться главным "носителем страданий", если Восточная Европа окажется в ситуации политической нестабильности и продолжительного экономического кризиса с ожидаемыми последствиями (потоки миграции на Запад и т. д.).

Для Германии характерно также чувство исторической ответственности перед странами ЦВЕ в их интеграции в общеевропейские процессы. Германия, как государство-правопреемник "третьего рейха", несет в себе специфическое чувство вины.

Кроме прямой поддержки расширения ЕС на Восток Германия использовала также косвенный инструмент, чтобы ускорить прием стран ЦВЕ в ЕС. Приветствуя расширение ЕС за счет стран ЕАСТ, ФРГ старалась усилить внутри ЕС лагерь тех государств, которые были бы тоже позитивно настроены в отношении расширения ЕС на Восток [48]. Три государства, вступившие в ЕС 1 января 1995 г. (Австрия, Швеция и Финляндия), в силу их географического положения были, как и Германия, заинтересованы в политической стабильности и экономическом процветании в ЦВЕ. Кроме того, Австрия, Швеция и Финляндия внесли значительный вклад в финансовую консолидацию ЕС, что способствовало снижению опасений в отношении финансовых последствий для ЕС расширения за счет стран ЦВЕ.

Германия одинаково заинтересована и в расширении, и в углублении ЕС. Бывший бундесканцлер ФРГ Гельмут Коль признал в 1994 г., что "целью немецкой европейской политики была и остается федеральная Европа" [49]. Одной из причин такой позиции является ставшая острой после объединения Германии необходимость "подтвердить неизменную приверженность Германии к европейской интеграции".

Германия высказывает заинтересованность в развитии ЕС, которое выходило бы за рамки только экономического сотрудничества в рамках Внутреннего рынка. Так, фактор миграционных потоков в Западную Европу, сосредоточенных в большинстве своем на Германии, делает необходимыми разработку в области юстиции и внутренней политики соответствующего плана координация миграционной политики и политики предоставления политического убежища.

В области внешней политики Германия также во многом зависит от ЕС, поскольку не сможет без поддержки партнеров по ЕС достигнуть поставленной перед собой амбициозной цели стабилизации в ЦВЕ. Подобную задачу уже только по финансовым соображениям нельзя реализовать в одиночку. Одновременно немецкая внешняя политика нуждается в легитимизации посредством включения в функционирующую эффективную общую внешнюю политику и политику безопасности ЕС (ОВППБ). Недовольство, которое вызвало в ЕС быстрое признание со стороны Германии независимости Словении и Хорватии, ясно показало, что немецкая внешняя политика еще не до конца избавилась от тени национал-социалистического прошлого в глазах западных европейцев. Тем более, что страны ЦВЕ не стремятся попасть под сильное немецкое влияние без "гарантий" определенного контроля ЕС над Германией.

Сохранение статус-кво в уровне интеграции также не находится в сфере интересов Германии, так как оно угрожает дальнейшему существованию ЕС при условии осуществления дальнейших шагов по расширению. Немецкие политики и исследователи высказываются за устранение дефицита демократии и транспарентности институтов ЕС46. Таким образом, с одной стороны, повысится легитимность и сплоченность внутри ЕС, а с другой стороны, может быть осуществлено желаемое расширение ЕС на Восток без снижения эффективности деятельности ЕС.

Что касается отношения к расширению остальных стран - членов ЕС, то позиции Великобритании придерживается Дания. Страны Бенилюкса, Италия, а также Финляндия, Швеция и Австрия в основном разделяют позицию Германии. Так называемые "страны сплочения", к которым относятся Ирландия, Греция, Испания и Португалия, в большей степени склоняются к точке зрения Франции. Однако аргументация такой позиции у данных стран несколько отличается от аргументации Франции и объясняется нежеланием терять получаемую ими финансовую поддержку со стороны ЕС в пользу новых членов из стран ЦВЕ.

В заключение будут рассмотрены три примера моделей интеграции, которые позволяют, исходя из принципа синхронного прогресса всех членов ЕС, одновременно реализовать углубление и расширение ЕС. Множество предложенных моделей начиная с 1994 г. привели к определенной проблеме в терминологии. Автор использует выражение "дифференцированная интеграция" для обозначения совокупности соответствующих моделей, понимая под этим термином временное или продолжительное состояние различного интеграционного уровня внутри ЕС и рассматривая как возможность проведения процессов углубления западноевропейской интеграции и, параллельно, расширения, в данном случае за счет стран ЦВЕ.

Необходимо выделить пять подходов, такие, как: одновременное развитие многих организаций; частичное членство; модель "гибкой Европы"; модель "Европы концентрических кругов" и модель "Европы ядра". Первый подход предполагает "одновременное развитие многих организаций" и не возлагает ответственность за интеграцию стран ЦВЕ в общеевропейские структуры только на ЕС, а распределяет ответственность в равной степени на разные организации (Совет Европы, ОБСЕ). Главными примерами реализации такого подхода являются уже упомянутый план Миттерана "Европейская конфедерация", а также деятельность субрегиональной организации Центрально-Европейской инициативы. ЦЕИ была создана Австрией, Италией, Венгрией и Югославией в 1989 г. как "Дунайско-Адриатическая группа" с целью сотрудничества в политической и экономической областях. На данный момент членами ЦЕИ являются многие страны ЦВЕ, а также некоторые страны СНГ, в том числе и Беларусь. Принимая во внимание тот факт, что обе модели по разным причинам больше не играют значительную роль в актуальных дебатах, их подробное описание считается нецелесообразным.

Вторым подходом является так называемое "affiliated membership", предусматривающее участие ассоциированных с ЕС государств в определенных процедурах и мероприятиях ЕС, "которые преимущественно не относятся к основному ядру компетенций и деятельности организации" [50]. Примером такого частичного членства для стран ЦВЕ является предоставленная согласно решениям Совета министров ЕС "Общие дела" от 7 мая 1994 г. возможность присоединиться к "совместным акциям" в рамках ОВППБ. Автор рассматривает такие шаги все же как элемент всеобъемлющей стратегии сближения, которая была принята на саммите ЕС в декабре 1994 г. в Эссене.

Более подробно будут рассмотрены три модели дифференцированной интеграции: разработанная бывшим премьер-министром Франции Эдуаром Балладюром "Европа концентрических кругов", представленная немецкой фракцией бундестага ХДС/ХСС модель "Европы ядра", а также предлагаемая Великобританией модель "гибкой Европы". Для выделения общего и особенного в трех моделях каждая из них будет проанализирована с точки зрения следующих параметров: обоснование необходимости дифференцированной интеграции; предлагаемая структура дифференцированно интегрированной Европы; определение перспектив интеграции ЕС с точки зрения каждой модели.

Определение роли расширения ЕС на Восток в политике ЕС выступает одним из главных отличительных признаков данных моделей. Так, самую важную роль расширение ЕС играет в обосновании модели "Европы ядра" (часто называемой "Документом Шойбле-Ламерса"), представленной 1 сентября 1994 г. фракцией ХДС/ХСС немецкого бундестага. Данная модель интеграции представляла возможным сначала принятие стран Вышеградской группы и, возможно, Словении "примерно к 2000 году", допускала каждый последующий шаг в углублении ЕС только в тесном контексте запланированного расширения. К одним из главных целей реализации модели "Европы ядра" относятся также предотвращение угрожающего в связи с расширением "распада" ЕС на юго-западную группу во главе с Францией и северо-восточную под немецким руководством, а также принципиальное обеспечение "крепкой привязки" Германии к ЕС.

Две другие модели - "Европа концентрических кругов" и "гибкая Европа" - не указывали сроки расширения и использовали принцип дифференцированной интеграции для разрешения кризиса легитимности ЕС, дефицита демократии, потери национального суверенитета и т. д.

Различия в моделях проявляются также в вопросе устройства будущего дифференцированно интегрированного Европейского союза. "Документ Шойбле-Ламерса" предлагает образование "ядра Европы", которое должно состоять из Германии, Франции, стран БеНиЛюкса, возможно, Дании и Ирландии. Выбор этих государств ориентируется на способность выполнять критерии конвергенции, которые предусматривает Маастрихтский договор для третей ступени Экономического и Валютного союза (ЭВС). Названные страны обязаны не только тесно согласовывать свою финансовую, фискальную, бюджетную, социально-экономическую политику, но и в своих действиях больше ориентироваться на цели и задачи ЕС, чем другие члены ЕС, и более тесно сотрудничать, прежде всего в тех областях, которые дополнили Римские договоры Маастрихтским договором, в основном ОВППБ и сотрудничество в области юстиции и внутренней политики. Одновременно авторы подчеркивают принципиальную открытость этой основной группы по отношению ко всем членам ЕС, упоминаются Италия, Испания и Великобритания.

Согласно модели "Европы ядра" так называемое "проядро" должен составить тандем Франция - Германия, отношения которых должны развиваться в таком направлении, чтобы темы, являющиеся традиционно спорными между двумя странами (политика в области индустрии и сельского хозяйства, финансовая конституция ЕС, оборона), рассматривались в большей степени на взаимоприемлемой основе. При этом "группа ядра" не должна образовывать собственных институтов. Напротив, необходимо модифицировать Маастрихтский договор, так, чтобы изменения договора в дальнейшем не должны были приниматься единогласно. Результатом чего явилось бы то, что "число стран, которое еще надо определить, могло бы участвовать в новых общих политиках без того, чтобы другие страны, которые еще не могут или не хотят в этом участвовать, не могли этому препятствовать".

Разработанная бывшим премьер-министром Франции Эдуаром Балладюром "Европа концентрических кругов" предусматривает три в разной степени интегрированных "круга" государств. Во внешнем круге находятся ассоциированные с ЕС страны, второй круг охватывает всех членов ЕС, и внутренний, третий, круг охватывает те государства, которые готовы к более тесному сотрудничеству в отдельных областях политики. Президент Франции Жак Ширак также придерживается этой модели, однако больше не упоминает внешний круг ассоциированных государств, а исходит из их предстоящего членства в ЕС.

Главным отличием этой модели от модели "Европы ядра" является то, что внутренний круг не состоит из постоянной команды определенных стран, их состав меняется в зависимости от областей сотрудничества. Таким образом, "круг" является скорее абстрактной моделью. Франция отвергает концепцию одного-единственного центрального ядра, которое должно быть образовано через членство в ЭВС. Франция полагает, что государства, которые не принимают участия в третьей ступени ЭВС, как Великобритания, могут успешно участвовать в усиленном сотрудничестве, например, в области обороны. Соответственно Жак Ширак не видит необходимости создавать новые институты и подчеркивает принципиальную возможность для всех членов ЕС участвовать в акциях внутреннего круга.

Модель "гибкой Европы", предложенная бывшим премьер-министром Великобритании Д. Мэйджором, в основном соответствует предложениям модели "Европы концентрических кругов" с тем лишь различием, что Мэйджор категорически отвергает даже условное деление членов ЕС на определенные "круги". Мэйджор не имеет ничего против возможности углубленного сотрудничества между отдельными государствами, но многократно подчеркивает, что это не должно привести к расколу Европы и продолжительному исключению тех стран, которые не хотят немедленно участвовать в усиленном сотрудничестве.

Рассмотрев данные три модели, можно констатировать, что они совпадают с основной позицией страны, представившей соответствующую модель, в отношении политической завершенности ЕС. Так, в модели "Европы ядра" явно прослеживаются федералистские тенденции. С помощью сужения круга участников Германия пытается осуществить то, что не удается реализовать на уровне всего ЕС, - создание федеративного государства Европы. На недопущение именно этого направлена французская модель "Европы концентрических кругов" и еще в большей степени британская модель "гибкой Европы". Как французы, так и британцы используют метод дифференцированной интеграции не для совместимости процессов расширения и углубления ЕС, а в первую очередь для того, чтобы препятствовать усилению федералистских тенденций внутри ЕС.

В целом можно констатировать, что степень положительного или отрицательного отношения к расширению на Восток среди стран-членов ЕС определяется совокупностью следующих факторов: экономическое положение и уровень финансирования из общего бюджета ЕС соответствующего члена ЕС; наличие общей границы и традиционных связей (исторических, экономических, культурных) со странами ЦВЕ; видение будущего Европы, конечной цели интеграционного процесса в рамках ЕС - так называемой политической завершенности ЕС.

При этом существует также мнение, что расширение ЕС на Восток - это скорее выбор политических партий, а не народов, как стран-членов ЕС, так и стран-кандидатов. Действительно, если сравнить результаты социологических опросов по каждой стране - члену ЕС, то можно констатировать, что позиция страны не всегда совпадает с позицией ее граждан. Так, по результатам опроса, проведенного в октябре 2003 г., т. е. уже после подписания ЕС договоров о вступлении с десятью странами-кандидатами, в целом только 61% граждан "старых" членов ЕС поддерживают расширение. При этом наиболее низкая поддержка отмечается в странах - основных сторонниках расширения: Великобритания -- 56%, Германия -- 56%. Самый низкий показатель у Франции -- всего 47%. (9, C.2)

Развитие событий в Европе (возросшая сложность функционирования ЕС, отсутствие консенсуса по поводу Конституционного договора и принципиальные разногласия в вопросе политической завершенности ЕС) показывает, что Европейский Союз после расширения на Восток, скорее всего, будет развиваться по пути дифференцированной интеграции. Остается сделать выбор модели интеграции. Наиболее вероятным является решение в пользу "Европы ядра" или "Европы концентрических кругов"; возможно также использование третьего, синтезированного варианта нескольких моделей.

2.2 Вступление Великобритании в Европейский Союз и позиция Германии

Великобритания полагала, что ФРГ вместе с Францией дискриминируют Британию и отодвигают ее на второй план в своем политико-дипломатическом сотрудничестве. Англия упрекала ФРГ в том, что та встала на путь "сепаратного" сотрудничества с Францией в рамках НАТО, хотя сама усиленно стремилась к развитию военных отношений с Францией. Когда ФРГ и Франция решили создать "объединенную бригаду", Англия неодобрительно отнеслась к этим планам, ссылаясь на то, что Францию в силу ее неучастия в НАТО нельзя использовать в ходе обычных маневров Организации.

Долгое время отношения двух лидеров осложнялись и из-за позиции Великобритании в отношении тактического ядерного оружия (ТЯО). Германия считала, что поскольку речь после договора о РСМД зашла об уничтожении ракет среднего и малого радиуса действия, то следует договориться и об уничтожении ТЯО, как это предлагает Советский Союз, и не модернизировать его. Немецкий руководитель Коль справедливо полагал, что ТЯО в этих условиях представляет опасность, с одной стороны, для ФРГ, а с другой - для ГДР, которая уже тогда начала процесс воссоединения с ФРГ. Его применение означало бы, прежде всего уничтожение немецкой нации. Тэтчер, как непримиримый противник ликвидации ядерного оружия, выступала не только за сохранение ТЯО, но и за его модернизацию (под тем предлогом, что Советский Союз успел уже модернизировать свое аналогичное оружие).

Германия упрекала Великобританию, что она не принимает во внимание национальные интересы ФРГ и отношения ободрялись, личные взаимоотношения премьера с канцлером ухудшались, и кто знает, к чему привели бы дальнейшие споры, если бы не произошло совершенно неожиданное событие, сразу сделавшее полемику беспредметной. Смена власти в ГДР и постановка вопроса о воссоединении Германии сами по себе разрешили спор. Стало уже полной бессмыслицей настаивать на модернизации ТЯО, которое могло использоваться для удара по объединенной Германии, или новой демократической Чехословакии, или Венгрии.

Между Тэтчер и Колем появились новые разногласия, теперь уже в отношении объединения Германии. Тэтчер не возражала против объединения, но ее справедливо беспокоил ряд аспектов того процесса. Как это будет происходить, как будет обеспечена безопасность других европейских государств, как будет обеспечена экономическая стабильность ЕЭС, если в нем будет представлена объединенная Германия? Коль намеревался, во всяком случае, на первых порах, решить эту проблему кавалерийским наскоком - "сначала объединиться, а потом начать разбираться с проблемами". Тэтчер решительно выступила против такого подхода. «Меня беспокоит тот факт, - говорила она, - что немцы двинулись вперед, не обращая внимания на международные последствия» [51].

Надо отметить, что позиция Тэтчер была реалистической, обоснованной. Она учитывала не только интересы Англии, но и остальной Европы. Можно сказать, что английский премьер проявила большую политическую мудрость и дальновидность при определении последствий объединения Германии.

Британия, во главе с М. Тэтчер считала, что процесс объединения Германии - это не только немецкая проблема и даже не только европейская, но и мировая. Немцы должны согласовать этот процесс с НАТО и учесть Хельсинкские соглашения. Тэтчер своим политическим чутьем сразу определила, что важнейшим из аспектов объединения является вопрос безопасности, и что безопасность должна быть обеспечена, прежде всего, четырьмя державами-победительницами, конечно вместе с двумя Германиями. Поэтому, когда была выработана формула "2 + 4", означавшая, что об объединении Германии сначала договариваются два немецких государства, а потом эти договоренности будут рассмотрены четырьмя державами-победительницами, Тэтчер выступила против этого. Она сказала, что предпочитает другой порядок - не "2 + 4", а "4 + 2", то есть сначала державы-победительницы рассмотрят порядок воссоединения и самым активным образом включатся в этот процесс, а не просто проштампуют его. «Четыре державы, несущие ответственность за Берлин, - говорила Тэтчер, - обязаны высказаться по вопросу о воссоединении, ибо на них лежит доля ответственности и по отношению к Восточной Европе». Она настаивала на том, чтобы не спешить с воссоединением. «Дайте нам время разработать новую схему. В противном же случае вместо укрепления безопасности вы получите риск», - таково было ее мнение [51,c.203].

И еще один острый вопрос между Великобританией и Германией - о гарантиях со стороны новой Германии сложившихся в Европе границ. Коль долгое время воздерживался от признания нерушимости европейских границ, в том числе границ Польши, и это не могло не беспокоить Тэтчер.

Отношения двух лидеров стали еще более натянутыми. Наконец, еще одно осложнение, связанное с будущим объединением Германии. Коль сразу связал вопрос объединения с членством Восточной Германии в ЕЭС, заявив, что объединенная Германия должна ускорить интеграцию ЕЭС. Получалось так, что вопрос об участии Восточной Германии в ЕЭС решался одним Бонном автоматически с объединением Германии. Для Коля это был как бы уже решенный вопрос. На Даунинг-стрит немедленно отреагировали. Тэтчер опасалась, что включение относительно отсталой экономики ГДР в систему Общего рынка приведет к огромным затратам. Она заявила: «Можно предвидеть проблему ЕЭС: каким образом вы собираетесь следить за товарами, поступающими из Восточной Германии? Ни расходов, ни цен, одни субсидии. С такой экономикой света белого не увидишь. Все эти проблемы надо было предусмотреть. И, тем не менее, никто даже не пытался их решать».

Тэтчер справедливо указывала на те колоссальные проблемы, которые встанут в связи с воссоединением Германии, так как ГДР не знала никакой рыночной экономики. Тэтчер стала добиваться гарантий, что Британия не будет нести слишком большое бремя много миллиардных затрат на восстановление экономики Восточной Германии.

Тэтчер беспокоило и то, что роль объединенной Германии в ЕЭС не только усилится, но она станет доминирующей силой. На ФРГ уже приходилось 24% общего объема производимой ЕЭС продукции, а при объединении этот показатель значительно возрастет.

Обострение отношений Британии с ФРГ сопровождалось усилением личных выпадов руководителей двух стран друг против друга. Тэтчер в резких выражениях критиковала Коля за то, что он недостаточно информировал союзников о предпринимавшихся им конкретных мерах по достижению немецкого единства. Подводя итоги, можно сказать, что Тэтчер все последние годы разрывалась между Америкой и Общим рынком, желая сохранить и приоритетные отношения с США, и добиться наибольших уступок от Сообщества с минимальными издержками для Англии. Эта политика погони за двумя зайцами к большим успехам не привела, но вызвала явное недовольство в стране. Избиратели были, прежде всего, недовольны развитием сотрудничества Британии с ЕЭС, и это сказалось на выборах в Европейский парламент в июне 1989 года, когда тори потерпели серьезное поражение, уступив преимущество лейбористам. Многие парламентарии-тори обвиняли в этом, прежде всего премьер-министра.

Со времён Бисмарка до правления Гитлера Германия постоянно, лишь с небольшими перерывами, была государством, которое внушало страх большинству европейцев. В системе европейских государств она неизбежно оказывалась самым сильным государством. Хотя страна дважды терпела поражение в войнах, после которых можно было не допустить её усиления, наличие ресурсов и квалифицированных кадров обеспечивали её возрождение. Более того, хотя соседи и боялись её, их процветание зависело от процветания Германии. Более мощные государства - Франция, Великобритания - с антипатией относились к попыткам ограничить их формальный суверенитет и независимость, и через несколько лет после окончания войны лидеры Франции обратились к идеям создания западноевропейской ассоциации, которая в экономической сфере обеспечила бы максимальный товарооборот и объём производства, а в политическом плане ограничила бы превосходство Германии и придала иное направление её устремлениям. Франция отказалась от политики ослабления Германии путём раздела и разоружения вместо этого стала содействовать Германии, участвуя в этом процессе. С другой стороны, Британия, хотя послевоенное восстановление её собственной экономики поначалу шло быстрее, чем во Франции, не почувствовала экономических выгод, стоящих за движением к партнёрству. Позиция Британии частично изменилась в 60 - 70-е годы, когда и правые и левые правительства стали опасаться последствий исключения страны из западно - европейской экономической ассоциации, но в 80 - е годы Тэтчер воплощала в себе отвращение Британии к политической ассоциации, в результате чего Британия стала членом Сообщества, чьё развитие скорее тормозилось, чем ускорилось.

На континенте престиж национального государства пострадал во время войны. Англичане не были заинтересованы в образовании тесного и более постоянного объединения, которого желали многие континентальные страны и, которое только Англия благодаря своей силе и престижу и могла предложить в 1945 году. Англичане всё ещё считали себя морской и мировой державой, чья принадлежность к Европе была чем - то побочным.

Её главными заботами были свобода морей, динамичная торговля и мир. Первых двух целей она достигала, сохраняя превосходство на море над объединёнными силами других основных морских держав и добиваясь, чтобы среди европейских стран, господствовавших в мире, которые были самыми крупными сухопутными державами, не было ни одной морской державы, подобной Британии. С этой точки зрения Европа была континентом, отношение к которому определялось принципами отрицания: нельзя допустить, чтобы она досаждала или угрожала Англии, и она не должна была подпасть под влияние какой - либо одной из главных сухопутных держав Европы. Британская дипломатия стремилась, в случае неудачи британской дипломатии эта задача должна была решаться силой английского оружия.

В 1945 г. традиционное безразличие Англии к европейским делам усугубилось вследствие благоприятного для неё исхода войны и перспективы мира. За время войны все участвовавшие в ней страны континентальной Европы, включая СССР, были истощены, а некоторые разгромлены или близки к разгрому. Англия находилась в тяжелейшем положении и подвергалась бомбардировкам с воздуха, но противник не вторгался на её территорию, и она не была оккупирована или разбита. Своей победой она отстояла право придерживаться прежнего курса. Приход к власти в Великобритании лейбористского правительства в 1945 г. должен был выявить это отличие. Она состояла из радикалов и социалистов, стремившихся сделать жизнь более счастливой для низших классов путём дальнейшего постепенного, эволюционного приспособления социальной структуры Британии к современным понятиям о справедливости. Она не намеревалась устраивать переворот в английском обществе и не особенно интересовалась укладом жизни других народов. Это была администрация, пытавшаяся в исключительно трудных экономических условиях восстановить британскую экономику и реформировать английское общество и не желавшая впутываться в иностранные дела, отвлекаясь от своих внутренних задач. Континент пребывал в хаосе и бедности.

Во время войны Уинстон Черчилль говорил англичанам, что они действуют в трёх сферах: англо - американской, британо-имперской и европейской - и эта тройственность обеспечивает Англии особые возможности и уникальное положение в мире. До 1961 г., когда Гарольд Макмиллан подал заявку на вступление в Европейское сообщество, европейская сфера казалось для Англии наименее обещающей. Самым важным направлением было американское. Англия понимала, что она одна не может дипломатическими средствами или силой оружия помешать объединению Европы под эгидой какой - то одной державы, что во избежание такого провала в британской внешней политики надо сдержать Америку европейской державой.

Намерения Англии стали меняться лишь через 10-15 лет после окончания войны. Англия продолжала считать себя мировой державой. Одним из самых поразительных последствий войны был уход англичан из Для нескольких поколений Великобритания была мировой державой, поскольку обладала в Азии территорией, где могла содержать и обучать армию, способную действовать в отдалённых районах земного мира, и этот ресурс мощи был для них, как господство на море, чтобы Британии принадлежали такие позиции в мире, какие она занимала. Уход из Индии наряду с утратой богатства и силы во время войны подорвали устойчивость Англии на Ближнем Востоке.

Однако Британия не сделала вывода из того, что конец империи и исчезновение обязательств по обеспечению обороны в Азии, Африке и Австралии превратили её, прежде всего в европейское государство. На смену империи пришло Содружество. Содружество стало ассоциацией монархий и республик с самыми разными традициями и склонностями, нуждавшихся, прежде всего в капиталах для развития, и проводивших независимую внешнюю политику. Возможно, так и было, поскольку Содружество как международная организация оказалось способным решать определённые задачи. Но оно несло в себе расовые конфликты, и британские правительства в этот период не выдержали испытания на государственную мудрость. В Родезии Британию обоснованно обвиняли в мягком правительством, поскольку оно было белым. В 1963 г. Британия предоставила азиатам в Кении право избрать для себя британское гражданство, и многие из них приняли его. В 1968 году правительство лишило их важнейшего элемента - права на въезд в Великобританию; не зная подлинных фактов и цифр, связанных с иммиграцией цветных, оно поддалось панике и захлопнуло дверь перед некоторыми своими согражданами. Этот беспрецедентный акт, основанный на расовых предрассудках английского общества и на расовой дискриминации со стороны правительства, лишил смысла идеал Содружества, и позднее его оспорили и осудили в Совете Европы. Даже если в прошлом Англия, думая о Содружестве как об источнике политического влияния, британские правители 60-х гг. видели в нём, скорее помеху, чем опору.

Поощрялась деятельность неофициальных групп, выступавших за Европейский Союз, не в последнюю очередь этим занимался Черчилль, который говорил о необходимости европейского единства и в знаменитой речи, произнесённой в Цюрихе в сентябре 1945 года, высказался за создание Совета Европы [52]. Эти группы организовали в мае 1948 года в Гааге съезд, который проходил по инициативе многих ведущих деятелей Европы, включая Черчилля, и участники которого сумели убедить пять государств, подписавших Брюссельский договор, создать Совет Европы: вначале в него вошли сами эти страны плюс Норвегия, Швеция, Дания, Ирландия и Италия, а вскоре к ним добавились Исландия, Греция, Турция, Западная Германия и Австрия. От членов Совета требовалось, чтобы они не только были европейскими странами, но и уважала верховенство права и основные права человека. Устав Совета представлял собой гибрид разнородных положений; ассамблея без законодательных полномочий пристегивалась к комитету министров; членов ассамблеи назначали национальные парламенты, т.е. на практике - в соответствии с представительством партий в каждом парламенте. Комитет министров обеспечивал контроль национальных министров, ответственных перед национальными парламентами, за любыми властными действиями, которые мог бы осуществить Совет Европы. В этих условиях ассамблея так и не приобрела никаких реальных полномочий, и в конце 1951 г. её председатель Анри Спаак подал в отставку.

В мае 1950 г. министр иностранных дел Франции Робер Шуман предложил создать Европейское объединение угля и стали (ЕОУС). Хотя и многонациональное по составу, оно представляло собой по существу франко-германскую организацию, преследовавшую как политические, так и экономические цели. В апреле 1951 г. шесть государств подписали договор о создании ЕОУС, которое образовалось в следующее году. Оно включало: Верховный орган в составе девяти членов, действовавший по принципу большинства голосов и имевший полномочия принимать решения, выносить рекомендации, взимать сборы с предприятий, налагать штрафы и в целом контролировать производство и инвестиции в шести странах; суд, уполномоченный определять правомерность решений и рекомендаций Верховного органа; совет министров и ассамблею, имевшую право оценивать деятельность Верховного органа и двумя тремя голосов отправлять в отставку совет министров. В конце 50-х гг., когда спрос на уголь снизился, возникли разногласия между Верховным органом и советом министров, и роль Верховного органа, связанная с его наднациональной компетенцией, несколько уменьшилось.