1.1 Сущность и признаки манипулятивного воздействия

В соответствии с поставленными задачами в первую очередь, следует четко определить изучаемую проблему, а именно: описать феномен языковой манипуляции, выявить отличительные признаки языковой манипуляции, выделяющие ее из ряда других способов социального взаимодействия, и предложить дефиниции ключевым терминам исследования. При этом для того, чтобы перейти к непосредственному рассмотрению «языковой манипуляции», необходимо охарактеризовать родовой для него феномен «манипуляции», чтобы затем, опираясь на проведенный анализ базового понятия, изучать языковую манипуляцию, как специфический вид манипуляции.

Слово «манипуляция» пришло в русский язык из французского «manipulation» - манипулирование (сложный приём; операция), которое в свою очередь произошло от латинских слов «manus» - рука и «plere» - наполнять. В этимологии понятия важную роль также сыграло слово «manipulus», в переводе горсть или манипула - основное тактическое подразделение римских легионов. Солдаты манипулы назывались «manipulares». То есть, манипула была «горстью» солдат, которой в силу её небольшого размера было просто управлять. Таким образом, семантика управления людьми в «манипуляции» прослеживается ещё в латинских корнях-предках. Тем не менее, на долгое время это значение отошло на второй план, уступив пониманию манипуляции, как искусному, требующему специальных навыков управлению неодушевлёнными объектами. Так, например, близкие по смыслу определения манипуляции дают толковые словари русского языка Ушакова, в котором основное значение манипуляции - «сложный прием, сложное действие над чем-н.», и Ожегова, характеризующий ее, как «сложный приём, действие над чем-н. при работе руками, ручным способом».

Использование термина «манипуляция» по отношению к человеку вернулось в словари через психологические исследования XX века, в которых термин «манипуляция» применялся как метафора для описания психологического воздействия с целью управления личностью. При этом в семантическое поле термина перекочевали такие понятия (присущие употреблению «манипуляции» как сложного действия над чем-либо при работе руками) как искусность, воздействие на объект, возможность управления, которые стали метафорами при переносе их в сферу воздействия на сознание. Несмотря на то, что во многих словарях значение слова «манипуляция» как способ воздействия на людей традиционно указывается в качестве переносного, в последнее время именно это значение становится основным содержанием понятия манипуляции и в повседневной речи, и в научной среде. При этом в своем переносном значении «манипуляция» выступает родовым для широкого круга понятий, в их число входят психологические и политические манипуляции, языковые манипуляции, манипулятивное воздействие, межличностные манипуляции, манипуляция массовым сознанием и т.д.

Сегодня манипуляция сознанием личности имеет множество определений, разработанных учеными разных стран и специализаций (психологами, социологами, политологами, лингвистами, философами). Однако, как показывает анализ теоретической литературы однозначного и широко признаваемого научного определения понятия «манипуляция» не существует. Многие исследователи предлагают собственные далеко не всегда корректные определения. Поэтому представляется уместным применение компонентного подхода, в рамках которого выделяются основные признаки понятия и, затем на их основании формулируется рабочая дефиниция «манипуляции». Для этого воспользуемся разбором существующих определений, проведенным Е.Л. Доценко в работе «Психология манипуляций», самой обширной монографии на русском языке, посвящённой психологическому аспекту манипуляций.

Для выявления основных признаков содержания понятия манипуляции Е.Л. Доценко провёл качественный контент-анализ определений манипуляций в публикациях одиннадцати мировых исследователей предмета, таких как Б.Н. Бессонов, Д.А. Волкогонов, Р. Гудин, О.Т. Ёкояма, Л. Прото, У. Рикер, П.У. Робинсон, Дж. Рудинов, Г. Шиллер и Э. Шостром. В рассматриваемых определениях были выделены значимые критерии манипуляции: использование другого в качестве средства достижения цели, неявное (скрытное) воздействие, влияние, обман, инициация поведения, эксплуатация, контроль, управление, принуждение, господство, мастерство. Е. Доценко обобщил акцентируемые авторами признаки и характеристики манипуляции и на этой основе сформулировал ключевые концептуальные элементы, входящие в семантическое поле понятия. Выведенные Е. Доценко признаки во многом совпадают с пониманием «манипуляции» в работах других авторов, в том числе, Г.В. Грачева, Г.С. Джоуэтта, Т.В. Евгеньевой, С.А. Зелинского, С.Г. Кара-Мурзы, В. О'Доннела, И.К. Мельник, И.А. Стернина, А.М. Цуладзе и проч. Приведем эти признаки и раскроем их значение с учетом теоретических представлений в указанных работах:

1. Родовым признаком манипуляции является психологическое воздействие. В качестве объяснения понятия психологического воздействия (влияния) удачным представляется определение предложенное Г.А. Баллом: «Воздействие предмета В на предмет А - это событие, состоящее в том, что предмет В (возможно, совместно с предметами С, D, и др.) вызывает или предотвращает некоторое изменение предмета А. Психологическим естественно считать такое воздействие индивидуального или группового субъекта В, которое вызывает или предотвращает изменение психологических характеристик и проявлений индивида-реципиента А, в том числе относящихся к его деятельности (и поведению в целом), к его сознанию (и бессознательной сфере психики), к его личности».

2. Скрытый (неосознаваемый объектом) характер воздействия. Психологическое воздействие может назваться манипуляцией лишь в том случае, если его объект не осознает ни самого факта воздействия, ни его направленности и полагает, что пришел к определенному заключению в следствии собственных рассуждений. Иллюзия добровольности, свободного и самостоятельного принятия выгодного манипулятору решения - необходимое условие действенности манипуляции. Поэтому важной побочной задачей манипулятора является маскировка влияния, то есть укрытие неявных воздействующих элементов за «отвлекающим» содержанием сообщения, которое представляется объекту как единственное.

3. Отношение к адресату как особому рода средству, использование которого позволяет реализовать собственные интересы манипулятора и достигнуть поставленных им целей. Личность манипулируемого для манипулятора не обладает самоценностью, а предстает объектом, вещью с определенной функциональностью. Таким образом, манипуляция идет вразрез с «золотым правилом нравственности» («Относись к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе») и нарушает близкий ему категорический императив И. Канта, в одной из формулировок гласящий: «…поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого, также как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству».

4. Направленность на получение одностороннего выигрыша. В результате манипуляции осуществляются намерения и удовлетворяются потребности манипулятора, в то время как воля, желания и интересы манипулируемого не играют для манипулятора значения, если их нельзя использовать с целью извлечения манипулятором выгоды.

5. Использование субъектом собственной психологической силы и психологических уязвимостей объекта. Манипуляция реализуется за счет воздействия не только на сферу сознательного, но и на менее защищенную сферу бессознательного (эмоции, желания, инстинкты, потребности), при этом знание личных слабостей манипулируемого и собственных преимуществ (статусных, ролевых, позиционных и проч.) играет на руку манипулятору.

6. Мотивационное влияние, побуждение как принцип осуществления манипуляции. Манипулятор скрытно с помощью разного рода комбинаций внедряет в психику объекта выгодный для него проект активности (или бездеятельности) путем искусственного формирования или коррекции обуславливающих поведение индивида элементов психики, преобразуя тем самым его первоначальные намерения. Исходя из этого, можно заключить, что для манипуляции характерна ориентация на внедрение побудителей и регуляторов активности в сознание объекта таким образом, что он воспринимает их как свои собственные и, в соответствии с ними, поступает нужным манипулятору образом.

7. Мастерство и искусность проведения манипулятивных действий. Этот признак, с одной стороны, восходит к долгое время преобладавшему значению слова «манипуляция» как сложного действия при работе руками, с другой, во многом следует из обозначенных выше критериев, так как для эффективного осуществления манипуляции необходимо действовать скрытно, обладать тонким психологическим чутьем, чтобы определять психологические уязвимости адресата, умело подбирать наиболее эффективные приемы воздействия и успешно применять их, верно прогнозировать результат. Этот критерий манипуляции не представляется столь значимым, как остальные, так как характеризует сложность процесса, а не его сущностные черты.

На основании выделенных обобщенных признаков Доценко предложил шесть собственных определений манипуляции, которые по-разному акцентируют внимание на приведенных критериях. Наиболее удачным из них представляется следующее: «Манипуляция - это вид психологического воздействия, искусное исполнение которого ведет к скрытому возбуждению у другого человека намерений, не совпадающих с его актуально существующими желаниями». Несмотря на то, что определения Доценко, представляются нам наиболее адекватными, достаточно точно описывают межличностную манипуляцию и регулярно используются другими исследователями, универсальным ни одно из них назвать нельзя. Так, приведенное определение чрезмерно сужает спектр явлений, относящихся к манипуляции, за счет ограничения результатов манипуляции «возбуждением намерений». По определению, намерение - это «осознаваемая цель», сознательное стремление совершить определенное действие, в то время как последствия манипуляции могут проявляться, например, в спонтанном поведении. Так происходит в ситуации, когда обсуждение случайно касается объекта действительности, отношение индивида к которому было ранее скорректировано манипулятивными приемами, и тогда манипулируемый, с большой вероятностью, высказывает навязанные суждения.

В связи с отсутствием в изученной литературе универсального определения манипуляции, соответствующего всем различным видам манипуляции (в первую очередь, межличностной и массовой), и позволяющего, в частности, применять его для описания языковой манипуляции, в ходе исследования возникла необходимость дать как можно более полное рабочее определение рассматриваемого понятия. Поэтому, рассмотрев в рамках исследования более 20 различных авторских дефиниций манипуляции и основываясь, в первую очередь, на определениях, предложенных Доценко, Грачевым и Мельник, с учетом вышеизложенных критериев (отличительных признаков) манипуляции в работе было сформулировано обобщенное рабочее определение, которое строго соответствует любым формам как межличностной, так и массовой манипуляции и не включает иных феноменов.

В соответствие с этим: манипуляция - это скрытое (неосознаваемое) психологическое воздействие, направленное на изменение поведения, целей, намерений, желаний, отношений, установок или других психологических характеристик адресата в интересах субъекта воздействия, которое могло бы не произойти, если бы объект обладал в достаточном объеме данными о ситуации, в частности, о факте и целях воздействия. Таким образом, к манипуляции относится косвенное влияние посредством воздействия на общественную психологию, инстинкты, чувства, отношения, установки и сознание объекта, корректирующее в соответствии с целями манипулятора его дальнейшее поведение. Предложенное понимание манипуляции представляется удачным, так как, во-первых, включает в себя весь спектр различных видов манипуляции, а, во-вторых, позволяет отделить манипуляцию от ряда других способов социального взаимодействия.

Зададим дефиниции составляющим элементам этого определения. Ключевыми элементами процесса манипуляции выступают две участвующие в ней стороны: сторона, проводящая манипуляцию, и сторона, на которую она направлена. Исходя из этого, объектом или адресатом манипуляции (так как для манипулятора человек - средство достижения цели) является сознание человека или группы людей (жертв), на которых оказывается манипулятивное воздействие. В ряде исследований понятия «объект» и «адресат» манипуляции принимаются как тождественные, однако это не вполне корректно, так как объект манипуляции - это тот ее адресат, который не заметил факта манипуляции. Соответственно, субъектом манипуляции, актором манипуляции или просто манипулятором, называется человек (или группа лиц), реализующий манипуляцию для достижения желаемых целей. В свою очередь, цель манипуляции может заключаться в том, чтобы скрывая свои истинные намерения, побудить адресата скорректировать свои намерения, поведение, представления или поступить так, как того желает манипулятор. Или, иначе, цель манипуляции - конечный эффект воздействия на объект, к которому стремится манипулятор и ради которого осуществляет манипуляцию.

Феномен манипуляции не нов для человечества, которое освоило его не одну тысячу лет назад. При этом среди всех способов манипуляции исторически самым «популярным» является языковая манипуляция. Межличностная языковая манипуляция возникла ещё в древности, чему есть документированные подтверждения: например, древнегреческая мифология, поощряющая хитрости и уловки (эти качества свойственны богам и героям, например, Одиссею), или Ветхий Завет, в котором Змей-искуситель соблазняет Еву: «откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло» [Быт. 3, 1-5]. При этом Змей в отличие от Адама и Евы избегает наказания, а Одиссей в «Илиаде» и «Одиссее» Гомера изображен великим героем. Доценко, анализируя народные сказки, обнаруживает предпочтительность и эффективность манипуляционных действий, которые могут совершать как отрицательные персонажи (Лиса, съедающая Колобка), так и протагонисты (Мужик, обманывающий Медведя с вершками и корешками). Исходя из этого, Доценко делает предположение о культурном одобрении манипуляции: «По крайней мере, очевидно, что мифологический и сказочный культурный фон не только характеризуется благосклонным отношением к уловкам и хитростям, но даже возводит их в ранг поощряемых действий».

Использование манипулятивных речевых приемов в древности относится не только к области фольклора, мифологии и священных текстов, но и к реальной исторической практике. Из наиболее ранних свидетельств о фактах воздействия на сознание индивидов и масс следует упомянуть деятельность старших софистов, которые отрицали наличие истины и считали, что все в мире относительно, а человек - мера всех вещей. Полагая, что для убеждения подходят любые средства, софисты регулярно использовали манипулятивные терминологические, грамматические, логические и риторические приемы (иллюстрацией могут служить широко известные софизмы такие как, «Вор» [Вор не желает приобрести ничего дурного. Приобретение хорошего - дело хорошее. Следовательно, вор желает только хорошего] или «Лекарства» [Лекарство, принимаемое больным, есть добро. Чем больше делать добра, тем лучше. Значит, лекарств нужно принимать как можно больше]). Для обучения навыкам красноречия и ораторского искусства к софистам обращались многие политики и участники судебных процессов (греческая судебная и политическая системы требовали от граждан лично отстаивать собственные интересы - адвокатов и избираемых представителей не существовало), и, таким образом, существовавшая практика «профессиональной» межличностной манипуляции перешла в общественную сферу.

Долгое время языковая манипуляции осуществлялись преимущественно при личном контакте с адресатами - отсутствие возможностей массово тиражировать написанное и неграмотность большей части человечества ограничивали возможности манипуляции письменным словом. «Перелом» наступает в конце Нового и в Новейшее время, когда формирование массового общества, трансформация социальных, экономических и политических отношений, рост влияния и популярности средств массовой информации (возможно, даже уместно говорить о переходе массового общества на новую сугубо медийную стадию) и распространение новых медиа технологий (роторный пресс, радио, телевидение, интернет), то есть расширение аудитории и изобретение новых способов воздействия на нее, значительно повысили влияние манипуляций в обществе. Вместе с эффективностью возросла и актуальность массовых манипуляции. Тоталитарные режимы нацистской Германии и СССР во многом обязаны своим существованием перманентной работе «машины» пропаганды, базировавшейся на языковых манипуляциях. «Использование языка для подавления свободомыслия в обществе - явление из нашего недавнего прошлого, когда слово было превращено в опасную агрессивную силу, направленно меняющую человеческое сознание», - пишет об этом Н.Э. Гронская.

Необычайно обострившаяся в 20 веке проблема манипуляций массовым сознанием находит отражение и в искусстве. Так в романах-антиутопиях (например, «Мы» Е. Замятина, «1984» Дж. Оруэлла) описываемые общества основаны на внушенной идеологии и манипуляциях общественным сознанием, а такие фильмы как «Дух времени» или «Хвост виляет собакой» наглядно демонстрируют, как легко манипулировать общественным мнением. В современном обществе манипулирование стало регулярной практикой и проникло практически во все сферы социальных отношений, включая межличностные, маркетинговые, политические и рекламные коммуникации.

Таким образом, манипуляции можно считать исторически устоявшейся культурной практикой, позволяющей добиваться желаемых действий других людей.

Множество различных способов манипуляции, применяемых «в различных культурах и странах, как в прошлом, так и в настоящее время», объединяет использование возможностей основного средства человеческого взаимодействия - языка. В соответствии с предложенным выше определением манипуляции, под языковой манипуляцией в данной работе будет пониматься разновидность манипуляции, осуществляемая путем отбора и использования в коммуникации ресурсов языка с учетом особенностей его устройства и функционирования. Иными словами, мы будем называть языковым манипулированием скрытное (неосознаваемое адресатом) применение адресантом возможностей языка для того, чтобы трансформировать когнитивно-психологическую систему адресата, навязать определенное представление о действительности, отношение к ее элементам и, в конечном итоге, изменить его поведение в интересах манипулятора.

Большинство исследователей сходятся в том, что язык не является объективной формой описания. В статье «Язык как инструмент социальной власти» Р.М. Блакар замечает, что «каждый языковой элемент является очень сложным и чувствительным инструментом, на котором играет тот, кто пользуется языком», и добавляет, что «выбор слов и выражений является необычайно важным инструментом власти для структурирования той «действительности», о которой идет речь». В отличие от четко определенных словарных значений слов, восприятию языковых конструкций сопутствует круг семантических значений, которые могут в большей или меньшей степени осознаваться носителями языка. «Все слова каждого языка - метафоры», - писал по этому поводу Маршалл Маклюэн. Вследствие этого, значения, сопутствующие используемым в речи словам, влияют на интерпретацию сообщения адресатом. То есть, даже при отсутствии у адресанта желания повлиять на реципиента, сам по себе способ описания навязывает воспринимающему некоторое видение, трактовку. При этом, интерпретация, на которую оказывает влияние вложенная в способ описания трактовка, остается продуктом субъективного переживания содержания, как целого сообщения, так и отдельных его элементов.

Таким образом, язык неоднозначен и манипулятивен по своей сути. Более того, ряд исследователей, в том числе О.С. Иссерс, придерживаются точки зрения, что «всякое использование языка предполагает воздействующий эффект», в силу того, что любой речевой акт - это передача с помощью языка некоторой информации, которая взаимодействует с картиной действительности адресата и, соответственно, влияет на его деятельность. В то же время, в данной работе языковая манипуляция будет выделяться из широкой категории речевого воздействия, частным случаем которого она является, по признаку сокрытия от адресата факта и истинных целей воздействия.

Язык представляет манипулятору широкий спектр разнообразных средств и приемов воздействия на адресата, позволяя за счет импликатур, двусмысленностей, когнитивных операций, логико-риторических приемов и других завуалированных средств языковой манипуляции организовать эффективно влияющий на сознание текст таким образом, что факт влияния будет незаметен и трудно определим, а адресат сохранит иллюзию самостоятельности сделанных выводов.

Следует также отметить, что некоторые исследователи разделяют «позитивное» и «негативное» манипулирование, в зависимости от того, кому манипуляция приносит благо - манипулируемому (как, например, на приеме у врача или на уроке в школе) или манипулятору. Однако, в данной работе, посвящённой исследованию самих методов манипуляции, этическая составляющая процесса рассматриваться не будет.

Таким образом, в данном разделе были проанализированы феномены манипуляции и языковой манипуляции, описаны их отличительные признаки и характеристики, предложены дефиниции ключевых терминов исследования, обозначены способствующие манипуляциям историко-культурный и социальный фоны, разграничены феномены речевого воздействия и языковой манипуляции и продемонстрированы использующиеся в целях манипулятивного воздействия особенности языка.

1.2 Механизмы языковой манипуляции

Охарактеризовав феномен языковой манипуляции на уровне дефиниции и выделения существенных признаков, необходимо сформировать аппарат описания процесса манипуляции, который, с одной стороны, позволил бы проводить анализ конкретных примеров языковой манипуляции, а, с другой, представлял бы общую модель реализации манипулятивного воздействия посредством языка. Для этого требуется проанализировать связь языка и сознания, описать ряд существенных в контексте проведения языковой манипуляции особенностей и эффектов восприятия речи, рассмотреть когнитивные, психологические и психолингвистические механизмы, позволяющие реализовывать языковое манипулятивное воздействие, и выяснить, каким образом воплощается интенция манипулятора влиять на манипулируемого.

Выяснение связи человеческого мышления и языка является центральной проблемой философии языка и теоретического языкознания с момента их возникновения. Тем не менее, в настоящее время у исследователей нет однозначного понимания характера этой связи. За последние два века был высказан ряд гипотез, которые можно расположить между двумя полюсами противоположных позиций: от отрицания непосредственной связи между языком и мышлением (Ф.Э. Бенеке) до утверждения их прямой тождественности (Ф.Д. Шлейермахер). Так часть исследователей (В. Гумбольдт, Ф. де Соссюр, Л. Блумфильд и другие), заявляли о роли языка как формирующего мысль органа, их оппоненты, в свою очередь, указывали, что творческое мышление возможно и без вербального выражения. В настоящее время большинство исследователей сходятся в том, что кроме связанной с языком словесно-логической, присутствуют и иные формы мышления (практически-действенная, наглядно-образная), которые сосуществуют в сложном взаимодействии, причем, основным инструментом мышления выступает язык. При этом, другие, неречевые системы знаков в мышлении индивида, воспитанного в обществе, чаще всего играют вторичную роль. Таким образом, мышление и язык, как «знаковая система, обеспечивающая материальное оформление мысли и обмен информацией в обществе», - два неразрывно связанных вида деятельности. Более того, в современной психолингвистике доминирует признание гипотезы лингвистической относительности Сепира-Уорфа, согласно которой носители разных языков воспринимают мир по-разному, и, значит, каждый язык задает свою особенную логику процессу мышления.

Язык - многофункциональный инструмент и, кроме явных функций, проявляющихся в ситуациях, когда язык выступает инструментом коммуникации и координации совместной деятельности, обладает рядом менее очевидных. Наиболее важными для исследования являются те функции языка, в которых выражается его взаимосвязь с мышлением и сознанием, так как они имеют непосредственное отношение к процессу языковой манипуляции.

В первую очередь необходимо выделить конструктивную, то есть мыслеформирующую функцию языка, которая касается не только индивида, но и всего общества носителей языка, так как язык обладает определенными лексическими ограничениями, синтаксическими, логическими и грамматическими правилами. Эти правила, соответственно, сказываются и на мышлении, задавая ему определенные рамки (так, например, англоговорящие люди не отличают голубой цвет от синего, так как у них нет для этого отдельного слова).

Другая принципиально значимая в контексте изучения языковой манипуляции латентная функция языка - формирование реальности. Она проявляется, во-первых, в языковой картине мира (совокупности представлений об «устройстве» и «содержимом» реальности, исторически устоявшихся в языке и запечатленных в нормах и традициях речеупотребления. Этот феномен в свою очередь связан с аккумулятивной и отражательной функциями языка, благодаря которым язык вбирает в себя и передает человеческий опыт из поколения в поколения. Во-вторых, функция формирования реальности проявляется в когнитивных операциях (таких как метафора, аналогия, обобщение), навык проведения которых человек также усваивает с языком. И, в-третьих, эта функция проявляется в том, что язык за счет строгих правил, ограниченного набора знаков и их семантической нагрузки выполняет роль особой линзы, сквозь которую индивид воспринимает мир. Перечисленные функции языка сами по себе, даже при отсутствии отдельных манипулятивных сообщений, оказывают значительный эффект на формирование мышления и сознания человека.

В качестве иллюстрирующего примера, рассмотрим манипулятивное управление языком (его возможностями, функциями и механизмами) и использование его как средства социального контроля в романе-антиутопии Дж. Оруэлла «1984» и в приложении к роману «О новоязе», которое повествует о внедрении в изображаемом Оруэллом государстве искусственно созданного лингвистами-политтехнологами языка. В этом языке описанные выше языковые функции формирования мысли и представления реальности за счет резкого сокращения лексики, исключения многозначности слов и выражений, строгой регламентации форм высказывания и других неестественных для языка правил оборачиваются механизмами идеологической индоктринации: «Новояз должен был не только обеспечить знаковыми средствами мировоззрение и мыслительную деятельность приверженцев ангсоца, но и сделать невозможными любые иные течения мысли». Таким образом, «новояз» перестраивает мышление жителей Океании, навязывая уважение и любовь к партии, веру в противоречащие традиционной логике суждения, безоговорочное принятие невыгодного рядовому члену общества социального устройства, отказ от личной воли и свободы. В описании новояза Дж. Оруэлл гротескно, но весьма точно изобразил особенности публичной коммуникативной практики СССР и нацистской Германии, и предвосхитил последующее изучение «тоталитарного дискурса» лингвистами и филологами, которые научно подтвердили художественные построения писателя. Так, например, многие черты новояза соответствуют особенностям официального языка Третьего Рейха, зафиксированным В. Клемперером. Приведем наиболее интересные из них: лозунговость (ср. «война - это мир», «свобода - это рабство», «незнание - сила»), скудная лексика («Словарь с каждым годом сокращается»), речевая идеологизация всех сторон жизни («Словарь B состоял из слов, специально сконструированных для политических нужд»), клишированность речи, расплывчатость и неконкретность высказываний вместе с сужением значений используемых слов («Исключение слов нежелательных и очищение оставшихся от неортодоксальных значений - по возможности от всех побочных значений»). Это лишь некоторые из способов, с помощью которых может осуществляться манипулятивное воздействие на общеязыковом уровне.

Обобщая описание основных эффектов влияния структуры, тезауруса, функций и других особенностей языка на мышление и сознание индивида, уместно прибегнуть к метафоре «призмы», определенным образом искажающей реальность, причем, так как индивид созерцает мир сквозь нее с детства, многие аберрации остаются им незамеченными. Таким образом, при изучении механизмов, приемов и средств языковой манипуляции для понимания их логики воздействия представляется необходимым рассмотрение «национального менталитета и языковой картины мира как факторов, моделирующих базу манипуляционного процесса».

Важным следствием взаимосвязи языка и мышления оказывается также и то, что речевое воздействие производится на привычном мышлению «коде». Отсутствие принципиальной разницы между собственной мыслью индивида и чужим высказыванием существенно способствует языковой манипуляции. Так, во-первых, структурная идентичность форм собственного и привнесенного содержания сознания отменяет необходимость прикладывать усилия для дешифровки внешних сообщения, поэтому восприятие происходит без активной работы сознания и критического осмысления информации, но на более уязвимом интуитивном уровне. А, во-вторых, отсутствие существенных отличий стирает границу между собственными, оригинальными суждениями и привнесенными, что провоцирует эффект присвоения мнений, при котором отложившаяся в сознании чужая речь (и вложенные в нее идеи, видение реальности) со временем начинает восприниматься как собственная. Подобное явление описывает Э. Ноэль-Нойман, по мнению которой, люди, «усваивая опосредованно узнанное и согласовывая его со своими представлениями таким образом, что все спрессовывается в нечто неразделимое», оказываются в ситуации, когда «влияние средств массовой информации становится также неосознаваемым».

Для изучения языкового воздействия также целесообразно более детально рассмотреть общие особенности восприятия речи, то есть процесса извлечения смысла, зашифрованного во внешней форме речевого высказывания, при получении такого высказывания посредством зрения или слуха - органами, осуществляющими перцепцию речи. При корректном употреблении (написании, произношении) языковых элементов восприятие сообщения практически всегда минует фазу распознавания формы, которая в таком случае не осознается субъектом, и сразу переходит к преобразованию и осмыслению информации из семантического пласта высказывания. Этот этап предполагает не только активную деятельность направленную на постижение и интерпретацию содержания высказывания, но и подсознательное, интуитивное соотнесение извлеченного содержания с имеющимися у адресата знаниями, опытом и представлениями о действительности. При этом процесс интерпретации высказывания, в силу неоднозначности словесных конструкций, субъективности предыдущего жизненного и языкового опыта, индивидуальности ассоциативных связей и функционирования когнитивных систем психики, никогда полностью не совпадает по результату с содержанием, которое вкладывал в высказывание отправитель.

Таким образом, коммуникация всегда представляет собой некий компромисс, заключающийся в том, что ее участники игнорируют формальные различия в описании объектов действительности. Этот языковой факт можно назвать коммуникационно-семиотической предпосылкой манипуляции, поскольку неоднозначность в различных случаях играет на руку манипулятору (например, в случае обвинения в манипуляции, позволяя объяснить ситуацию недопониманием).

Кроме того, человек, интерпретируя, может домысливать высказывание, развертывать его, дополняя информацией из собственного сознания. Аналогичный процесс разворачивания содержания сообщения может протекать и без его контроля, неосознанно. Выводы, которые на основании такого развернутого понимания сообщения осуществляет адресат, могут быть не только ошибочны сами по себе, но и специально направлены манипулятором.

На восприятие речевых высказываний оказывают существенное влияние эффекты когнитивных искажений, то есть систематических ошибок в мышлении, проявляющихся в определенных ситуациях. Примерами таких шаблонных аномалий в суждениях могут быть инерционность сознания (эффект, при котором предыдущие решения оказывают влияние на последующие, хотя между ними нет связи), конформность сознания или т.н. эффект повального увлечения (склонность определенным образом вести себя и относиться к чему-либо, в следствии того, что также поступают многие другие), ошибка интерпретации частных примеров, эффект контраста (умаление или усиление значения феномена при сравнении его со сходными), селективность восприятия (тенденция влияния ожиданий на восприятие, выражающаяся, например, в склонности интерпретировать информацию подтверждающим имеющиеся представления образом), эффект ложного вспоминания (ошибка памяти, заключающаяся в том, что информация, на которую намекает адресант, ошибочно воспринимается как вспомненная), склонность сознания к упрощению действительности, избеганию противоречий и многие другие пороки мышления.

Неосознанное протекание части процессов восприятия речевых высказываний; первоначальное бессознательное рассмотрение широкого поля возможных значений высказывания для определения того, какое из них с наибольшей вероятностью имеется в виду; неизбежное несовпадение интерпретации высказывания отправителем и получателем; автоматическое и не всегда контролируемое развертывание и домысливание языковых конструкций в сознании; построение выводов на основе такого расширенного толкования - все это вместе с различными эффектами когнитивных искажений - ключевые для языковой манипуляции особенности и механизмы восприятия. Они составляют список наиболее уязвимых мест, брешей, позволяющих обходить защитный барьер сознания, которые могут эффективно использоваться в процессе языковой манипуляции, так как позволяют оказывать психологическое воздействие, не раскрывая при этом его факта и намерений, что является принципиальным условием манипуляции.

Итак, рассмотрев ключевые особенности психологических механизмов восприятия адресатом речевых высказываний, перейдем к изучению процесса языковой манипуляции с точки зрения действий манипулятора.

Для описания речевого поведения в ходе коммуникации в современной лингвистической науке широко распространены понятия речевой (иногда коммуникативной) стратегии и тактики. Однако, на настоящий момент общепринятая система определения этих понятий не сформировалась. Связано это в первую очередь с различными лингвистическими подходами к изучению процесса коммуникации.

С позиции лингвопрагматики, И.В. Труфанова приравнивает стратегию к иллокутивному компоненту высказывания, который достигается за счет выбора комплекса применяемых речевых тактик. В свою очередь, «речевая тактика в реализации представляет собой речевой акт».

Согласно когнитивному подходу, развиваемому О.С. Иссерс, под коммуникативной стратегией понимается «план комплексного речевого воздействия», направленный на «оптимальное решение коммуникативных задач» субъекта. При этом речевая тактика определяется рекурсивно, как «одно или несколько действий, способствующих реализации стратегии». В отличие от сторонников лингвопрагматической позиции, Иссерс настаивает на различении речевого акта и речевой тактики на том основании, что в отличие от когнитивно-стратегического подхода теория речевых актов рассматривает отдельные высказывания и не учитывает социальный и психологический контексты общения.

С точки зрения психолингвистики И.Н. Борисова рассматривает коммуникативную стратегию как способ организации речевого поведения коммуниканта «в соответствии с прагматической целеустановкой». Тактика в этом случае понимается как применение коммуникантом речевых навыков для построения высказываний, конструирующих речевую стратегию.

Несмотря на различия в подходах исследователей, очевидно, определенное сходство предложенных определений. Во-первых, всеми исследователями подразумевается структурная связь понятий речевой тактики и стратегии, как части и целого, частного и общего плана речевого поведения. Во-вторых, в указанных работах речевая стратегия понимается, как общая линия речевого поведения, направленная на достижение коммуникативных целей актора. И, наконец, третье значимое сходство заключается в том, что тактика мыслится как один из составных элементов, совокупность которых служит реализации стратегии.

Некоторые исследователи выделяют еще два уровня речевого воздействия в дополнение к стратегиям и тактикам, а именно - техники (или приемы), как отдельные речевые ходы, из которых состоит тактика (Е.В. Двойнина, Е.С. Попова, И.Г. Катенева), и языковые средства (Н.Э. Гронская, И.Г. Катенева). Выделение языковых средств расходится с подходом теории речевых актов, согласно которой речевой акт является минимальной единицей речевой деятельности. Однако, такой четырёхъярусный подход представляется удачным для изучения речевого воздействия, так как позволяет анализировать текст не только на макро-, но и на микроуровне, учитывая также стилистические, риторические и другие особенности его организации, которые могут играть определенную роль в процессе языковой манипуляции.

На основе литературных данных о речевом поведении (И.Н. Борисовой, О.С. Иссерс, И.В. Труфановой, А.П. Сковородникова) и с учетом цели и задач настоящего исследования были сформулированы рабочие определения стратегии, тактики, техники и средств языковой манипуляции (как специфического частного случая речевого поведения), необходимые для описания общей модели языковой манипуляции и анализа текстов интернет-СМИ.

Под стратегией манипуляции мы будем понимать общий замысел, совокупную последовательность запланированных и реализуемых актором коммуникативных воздействий на объект, направленных на достижение конечной цели манипуляции. В соответствии с этим, стратегия языковой манипуляции заключается в построении, с учетом особенностей коммуникативной ситуации, общего проекта (или сценария) речевого воздействия, рассчитанного на произведение определенного перлокутивного эффекта и, в конечном итоге, достижение запланированного результата. Таким образом, выбор стратегии языковой манипуляции обуславливает системный подход к организации речи (в т.ч. к выстраиванию композиции, использованию языковых средств), выбору ракурса, отбору и подаче информации.

Реализация стратегии манипуляции предполагает решение ряда составляющих ее подзадач. Эту функцию выполняет тактика манипуляции, которую мы определим, как выбор и применение техник (приемов) воздействия, направленных на решение одной из стратегических задач и способствующих реализации общей стратегии манипуляции. Выполнение всей совокупности тактик призвано обеспечить достижение поставленной манипулятором цели. При этом стратегия манипуляции может осуществляться с помощью различных тактик, а тактики в силу достаточной автономности друг от друга могут применяться как в комплексе, так и обособленно.

Стратегию и тактику языковой манипуляции следует понимать, как разного уровня планы содержания, не выраженные на внешнем уровне текста. Если вербализацией стратегии можно считать лишь целое сообщение (а в случае, когда манипуляция имеет комплексную структуру, сумму сообщений), то тактика обретает вербализированную форму, воплощаясь с помощью приема в конкретных языковых средствах.

В свою очередь, прием (или технику) манипулятивного воздействия определим, как составной компонент тактики манипуляции, отвечающий за ее реализацию, функция которого - произвести определенный манипулятивный эффект на адресата. Соответственно, прием языковой манипуляции - это выраженная в сообщении единая языковая конструкция (речевое действие), назначение которой произвести определенный перлокутивный эффект. Посредством совокупности техник и реализуется тактика языковой манипуляции. Необходимо заметить, что составляющие одну тактику речевые действия в сообщении могут находиться отдельно друг от друга. Вычленить тактику и ее конструктивные элементы позволяет общая функциональная направленность, наличие «одного единственного смысла, который может быть выражен самыми различными вербальными и невербальными средствами». При этом, как тактика манипуляции может быть вербализована посредством разных наборов приемов, так и прием, как конструктивный элемент, может применяться в рамках различных тактик.

Непосредственно воспринимаемые объектом конкретные формы коммуникации, в которые манипулятор «упаковывает» технику воздействия, мы предлагаем называть средствами манипуляции. Под языковыми средствами манипуляция, соответственно, будут пониматься конкретные речевые формы, в которые облачаются техники манипуляции.

Метафора «облачения» позволяет подчеркнуть наличие двух уровней содержания речевой манипуляции - маскирующего явного (Доценко, Грачев и Мельник называют его «легендой») и воздействующего скрытого (связанного с приемами). При манипулировании истинное коммуникативное намерение не артикулируется коммуникантом. Вместо этого на первый план выводится «отвлекающий» уровень содержания, который прикрывает цели и факт речевого воздействия, благодаря чему выполняется необходимый критерий скрытности манипуляции. Таким образом, языковые средства манипуляции, реализующие приемы воздействия, встроены в прикрывающую их «легенду» в качестве ее составных элементов или незаметных включений.

Предложенные определения стратегии, тактик, приемов и средств манипуляции позволяют на разных уровнях описывать действия манипулятора. Рассмотрим теперь психические, интраличностные процессы в сознании адресата, благодаря которым происходит манипуляция. Судить о них можно исключительно гипотетически - их наблюдение недоступно стороннему наблюдателю, а сам индивид их не замечает и не контролирует. Тем не менее, можно схематично описать этот процесс с помощью концептуальных метафор, что позволит получить о нем необходимое для исследования представление.

Скрытое воздействие может осуществляться не только за счёт уже рассмотренных особенностей восприятия речи, но также и посредством актуализации в сознании объекта некоторого содержания, известного манипулятору, но прямо не упоминаемого. Подобным косвенно актуализируемым содержанием, на которое направляется манипулятивный прием, могут выступать ранее сформировавшиеся в сознании человека шаблоны мышления и поведения, модель действительности, система ценностей, опыт, языковая картина мира, устойчивые образы, автоматизмы, стереотипы, установки и другие психические и когнитивные образования. В связи с тем, что существует не только сознательная, но и подсознательная обработка и интерпретация полученной информации, актуализация таких структур позволяет инициировать некритические мыслительные процессы, производящие необходимый перлокутивный эффект.

Такие уязвимые личностные структуры и когнитивно-психические образования в сознании объекта, на которые, используя определенные приемы, может воздействовать манипулятор для произведения желаемого перлокутивного эффекта, мы будем называть «мишенями» воздействия (Брейкер и Доценко также используют термин «кнопки»). Эффективное воздействие на каждый тип мишеней предполагает использование исключительно релевантных им приемов. В тоже время многие приемы не узкоспециализированы, и в различных ситуациях могут быть направлены на широкий диапазон мишеней. Правильное воздействие на мишени с помощью приемов, облаченных в средства манипуляции, приводит к запуску механизма манипуляции, то есть таких когнитивных и психических процессов в сознании объекта, активация которых с высокой вероятностью приводит к ожидаемому результату, т.е. реализации манипулятивного воздействия. Мишени воздействия и запускаемые ими механизмы могут относится, как, к так называемым, «рациональным» (разум, логика, здравый смысл) так и к «иррациональным» элементам человеческой психики (вера, чувства, подсознание).

Обобщая имеющиеся литературные данные, можно представить следующую классификацию основных типов психических образований человека, которые можно использовать в качестве мишеней психологического воздействия:

1. Побудители активности: потребности, желания, склонности, интересы, мотивы, идеалы и проч.

2. Регуляторы активности: установки (смысловые и операциональные), целеполагание, групповые и нравственные нормы, субъективные отношения, мировоззрение и проч.

3. Когнитивные структуры: система верований и убеждений, знания, мировоззрение и другие сведения, составляющие информационное обеспечение человеческой активности.

4. Операциональный состав деятельности: особенности восприятия и мышления, стиль поведения, привычки, стереотипы деятельности и т.п.

5. Психические состояния: фоновые (настроение), эмоциональные (эмоции), функциональные (чувства) и т.п.

В приведенной обобщенной классификации мишеней некоторые из психических образований являются понятиями собирательными и, в свою очередь, состоят из различных подвидов «кнопок» воздействия. Так, например, группу мишеней «потребности» уместно представить в соответствии с иерархической пирамидой потребностей, предложенной А. Маслоу. Тогда потенциальными мишенями воздействия соответственно предстанут физиологические потребности (жажда, голод, половое влечение и проч.), потребности в безопасности (как физической, так и экономической, комфорт, уверенность в условиях жизни, отсутствие страха и проч.), социальные потребности (социальные связи, принадлежность, идентификация, общение, любовь и т.д.), потребности в уважении и признании (признание, одобрение, престиж, самоуважение, социальный успех и проч.), духовные потребности (эстетические потребности, познание, развитие собственной личности, самоактуализация, самовыражение, самоутверждение и др.).

Так как исследование посвящено языковой манипуляции в интернет-СМИ, необходимо заметить, что при взаимодействии с массовой аудиторией для проведения эффективной манипуляции требуется выделять и использовать достаточно универсальные виды мишеней. При этом, естественно, чем обширнее и разнообразнее аудитория, на которую направляется воздействие, тем более широко распространенными должны быть атакуемые мишени. И, наоборот, чем меньше и гомогеннее предполагаемая аудитория, тем точнее (здесь точность значительно коррелирует с эффективностью) на неё следует «настроить» воздействие. Для подобной специализации воздействия манипулятору необходимо знать социальные особенности и другие характерные качества адресной группы людей. Если «настройка» на специфические особенности аудитории по техническим, экономическим или каким-либо иным причинам не проводится, воздействие зачастую строится на таких мишенях, к которым чувствительно большинство: чувство защищенности, стремление к удовольствию, благополучию, комфорту, разнообразные страхи, потенциальные выгоды, чувство общности, враждебное отношение к непохожим и прочие.

Среди наиболее распространенных при языковом манипулировании видов массовых мишеней можно выделить несколько групп. Регулярно в качестве универсальных мишений воздействия выступают два нижних уровня потребностей по иерархии А. Маслоу (физиологические и потребности в безопасности). Другую группу представляют различные компоненты социального самочувствия человека, представления об отношениях «я» - «общество» и «я в обществе». Эту группу составляют, с одной стороны, примитивные социальные потребности (по Маслоу: мотивы принадлежности, идентичности, дифференциация «своих» и «чужих»), с другой, различные факторы социального воздействия (устойчивые социальные мотивы, установки, мифы, стереотипы и проч.).

Еще одну группу среди массовых мишеней воздействия, о которой следует упомянуть, представляют элементы эмоциональной сферы. Чувства и эмоции выполняют функцию субъективного оценивания абстрактных и реальных объектов и, соответственно, отражают ситуативное оценочное отношение личности к внешнему миру. В связи с этим, воздействие на эмоциональную сферу, задействует ряд способствующих манипуляции психологических механизмов. Во-первых, эмоции, вызываемые сообщением, можно моделировать вне зависимости от реальных фактов. Во-вторых, общая эмоциональная реакция на сообщение интуитивно переносится на спровоцировавших его участников. В-третьих, непосредственное эмоциональное воздействие часто оказывается эффективнее логических рассуждений. Кроме того, эмоциональная память является одним из наиболее устойчивых видов памяти, а «любые эмоции, эмоциональная наполняемость смысловой нагрузки какой-либо информации, значительно усиливает запоминаемость». В свою очередь, запоминаемость - важный фактор, способствующий языковому воздействию. Дело в том, что языковое воздействие может реализоваться значительно позже момента непосредственного восприятия сообщения. Откладываясь в активной или пассивной памяти, манипулятивные речевые приемы и средства могут в некоторый момент актуализироваться с помощью ассоциации и вписаться в когнитивно-психологическую систему. Более того, С.А. Зелинский утверждает, что «любая информация, попадающая в спектр действия репрезентативных или сигнальных систем человека, откладывается в подсознании. А значит - программирует человека, формируя паттерны и установки».

Если манипулятору не удается обнаружить в готовом виде необходимые мишени в сознании адресата, они могут быть созданы специально: «Более «продвинутые» способы манипулирования предполагают предварительное изготовление мнений или желаний, закрепление их в массовом сознании или в представлениях отдельного конкретного человека, с тем, чтобы можно было к ним затем адресоваться (Шиллер, 1980)». Историческими примерами изготовляемых мишеней могут служить социальные мифы (например, «о расовом неравенстве» (нацистская Германия), об «отце нации», «человеке - винтике» социальной машины, «веры в светлое завтра» в СССР), формирование устойчивых образов и имиджей личностей, корпораций или социальных групп (например, в отношении политических объединений: «продажная оппозиция», «партия жуликов и воров» (РФ); об экологичности (Lash) или прорывной инновационности некоторых компании (Apple)), формирование социальных ожиданий и представлений (например, о внешнем / внутреннем враге или угрожающей опасности: «акулы империализма», «звериный оскал капитализма», «холодная война» (СССР), «оранжевая революция» (РФ)). Важно заметить, что на подготовительном этапе, при конструировании мишеней необязательно применяются методы манипуляции, однако, в перспективе навязываемые языковые клише, слухи, мифы, шаблоны поведения, стереотипы мышления и другие искусственно созданные и внедренные в сознание мишени, могут актуализироваться манипулятором и использоваться в качестве «кнопок» для проведения манипулятивного воздействия.