Жанровое разнообразие публицистики А.И. Солженицына 1970–1980-х гг.

«Очерки» А.И. Солженицына «Угодило зёрнышко промеж двух жерновов» написаны с позиции человека, находившегося двадцать лет в вынужденной эмиграции. Высланный вначале в Западную Германию, проживший с октября 1976 года в США в штате Вермонт, близ городка Кавендиш до 1994 года, он побывал в центрах русской эмиграции - Германии, Франции, Италии, Китае, а также в Англии, Швейцарии, Испании, Японии. «Я ещё не начинал знакомиться с русской эмиграцией, но любил её уже давней многолетней любовью, как хранительницу наших лучших традиций, знаний и надежд, - пишет А.И. Солженицын. - Я годами воображал её большой человеческой силой, которая все сбережет и когда-нибудь исцеляющим влиянием отдастся нашей стране».

Очерки «Угодило зёрнышко промеж двух жерновов» сильны взглядом изнутри, где соединены видение участника происходящего и историка и «летописца» эмиграции. Писатель выступает исследователем стадиальных этапов русского зарубежья. Такой подход вырастал из стремления создать серию «Исследования Новейшей Русской Истории», основанную на мемуарах и публицистике представителей эмиграции первой «волны», а затем - «второй». И опять, как при создании «Архипелага Гулага», А.И. Солженицын взял на себя роль «поднять из пучин потопленной русской истории» факты эмиграции русских соотечественников. Но кроме фактов он прибегает к биографическим подробностям, касается личностных моментов. Например, подробно повествуется об Ирине Алексеевне Иловайской - представительнице второго поколения «Первой эмиграции».

Посещая места русского рассеяния, например Париж, А.И. Солженицын мечтал его коснуться, «разглядеть», каким он «достался» послереволюционным эмигрантам. В лирическом монологе звучит откровение писателя: «Всю мою советскую юность я с большой остротой жаждал видеть и ощутить русскую эмиграцию - как второй, несостоявшийся, путь России. В духовной реальности он для меня не уступал торжествующему советскому, занимал большое место в замыслах моих книг, я просто мечтал: как бы мне прикоснуться и познать. Я всегда так понимал, что эмиграция - это другой, несостоявшийся вариант моей собственной жизни, если бы вдруг мои родители уехали. И вот теперь я приехал настигнуть эмиграцию здесь - но главная её масса, воинов, мыслителей и рассказчиков, не дождавшись меня, уже вся залегла на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. И так моё опозданное знакомство с ним было - в сырое, но солнечное утро, ходить по аллейкам между памятниками и читать надписи полковые, семейные, частные, знаменитые и безвестные. Я опоздал».

Восторженное отношение к первой «волне» русского зарубежья переросло в желание А.И. Солженицына создать «Летопись русской эмиграции», к сожалению, замысел не поддержали издательства «Посев» и «ИМКа», на которые возлагалась надежда. Писатель предполагал осветить историю зарубежья по периодам - с 1917 по 1920 годы, а затем - с 1921 по 1924 гг., куда должны были войти группировки в разных странах, политические организации, культурные начинания, органы печати. «Блистательно интеллектуальная Первая русская эмиграция прожила полвека на Западе, горела спорами, оппозициями, книгами», а в тот момент, когда А.И. Солженицын оказался в эмиграции, «всё кануло, по его словам, полуистерлось или измельчало, и нет тому периоду добросовестного умелого летописца». «Удивительно бываем мы, русские, беззаботны, беспомощны, безруки, недальновидны!» - завершает свою мысль писатель. Отношение к первой «волне» выражено в его признании: «Настолько уважал я Первую эмиграцию - не всю сплошь, а белую, ту, которая не бежала, не спасалась, а билась за лучшую долю России… Настолько я просто и хорошо чувствовал себя со Второй - моим поколением… Настолько безразличен я был к той массе Третьей эмиграции, кто ускользнул совсем не из-под смерти и не от тюремного срока - но поехал для жизни более устроенной и привлекательной».

В отличие от характеристики первой «волны» как основы русского зарубежья двадцатого века, А.И. Солженицын в очерках не рисует полной картины второй и третьей «волн», но обращение к личностям представителей этой русской культуры способствует её воссозданию. Большое место писатель отводит судьбам Святослава Ростроповича и Галины Вишневской, их дочерям Оле и Лене, когда «всю семью Ростроповичей в четыре человека понесло изгоняющим восточным ветром - куда-то в Европу, они сами ещё не знали куда». «Вытесненные из храмины советского искусства» как люди, давшие приют гонимому А.И. Солженицыну, они и сами оказались выброшенными из России. Писатель поднимает важные для эмигрантов вопросы, связанные с бытом, с выбором места жительства, с сохранением русской среды для их детей, православной христианской веры. «Грозящая задача, - пишет А.И. Солженицын в «очерках изгнания», - как вырастить детей за границей - и русскими?» По мнению писателя, на Западе «Третью волну» встречали не как первые две: «те были приняты как досадное реакционное множество, почему-то не желающее делить светлые идеалы социализма». Эти образованные люди пошли чернорабочими, обслугой. Третью эмиграцию Запад приветствовал «на спасительное бегство». Людей с сомнительным образованием принимали в почётные профессора университетов, допускали на виднейшие места западной прессы. «К сегодняшнему дню напряжённость и неприязнь между ними и их предшественниками необратимо обострена», - заключает свою мысль А.И. Солженицын.

Разными причинами отъезда за рубеж, неодинаковостью судеб эмигрантов мотивирует автор «Зёрнышка» «трещины размежевания» между представителями «Третьей волны», указывает на слабости и причины расхождений. Они кроются в личных отношениях к России каждого из её представителей, зачастую выливающихся в злобные выпады, как, например, статья Синявского «Россия - Сука, ты ответишь и за это…», опубликованная в первом номере «Континента». Характеризуя «Третью эмиграцию», «уехавшую из страны в пору наименьшей личной опасности (по сравнению с Первой и Второй)», А.И. Солженицын считает, что её представители, будучи «комсоргами, активистами», достаточно «вложились уничтожением и ненавистью в советский процесс», прежде чем выехали из страны. «Пристойней было бы думать, - считает А.И. Солженицын, - как мы ответим перед Россией, а не Россия перед нами. А не плескать помоями в её претерпевшее лицо». Откровенное неприятие А.И. Солженицыным «Третьей эмиграции» вызвало недоумение современников на родине. Объясняя свою позицию, он говорит: «Уехав с родины добровольно и без большой опасности, «третьи» эмигранты обронили право претендовать влиять на будущее России, да ещё призывать западные страны к решению российских вопросов». Это звучало почти обличающее, поэтому возникла ситуация отторжения автора «Архипелага», претендующего на роль «пророка России и всего мира», хотя надо признать, что столь многогранной личности, как А.И. Солженицын, среди эмигрантов не было.

В «Зёрнышке» А.И. Солженицын уделяет внимание эмигрантской периодике. Явное предпочтение он отдаёт журналам: «Часовой», «Наши вести» и др., газетам «Руль», «Возрождение», «Последние новости», сочувствует выживающим изданиям, таким, как «Голос Зарубежья», особо выделяет «Посев», «Грани», «Континент», «Новый журнал». Писатель в «Очерках изгнания» высказывается по поводу своих расхождений с диссидентами. В 1968 году он пережил восхищение их порывами выйти на Красную площадь с протестом против оккупации Чехословакии. А.И. Солженицын подчёркивает неоднозначность этого явления, выделяя, например, В. Буковского, считая его национальным героем. Однако оторванность от России сказывается. По мнению А.И. Солженицына, он не чувствует до конца «падения страны» и её оскудение. Постепенно диссидентство истощилось, «оказалось сходящею пеною».

А.И. Солженицын на третью волну не возлагает надежд. «Нет, не из эмиграции придёт спасение России. Только - что сделает сама Россия внутри», - говорит писатель и объясняет это «пороком русского духа», рассеянием, разобщённостью, «ожиданием властной собирающей руки». Но всё же мысль о возрождении России является в целом в публицистике - краеугольной.

В середине 1970-х годов, когда на Западе сформировалась «третья волна» русской эмиграции, в Европе и в США уже издавались «Новый Журнал», «Грани», «Посев», «Вестник РХД». Однако представители третьей волны эмиграции приступили к созданию собственного «толстого» литературно-художественного журнала. Можно смело утверждать, что сама модель такого издания была чрезвычайно востребована русской диаспорой на протяжении всего двадцатого века. «Толстый» литературно-художественный журнал - это журнал «энциклопедический», предполагающий обязательное присутствие и равноценность разделов прозы, поэзии, публицистики и литературной критики. Именно к такому типу изданий и принадлежал журнал «Континент».

Журнал «Континент» был основан в Париже в 1974 году как орган свободной русской мысли, российского и общеевропейского антикоммунистического освободительного движения. Основатель журнала - русский писатель Владимир Максимов, отдавший ему много сердца и сил. За 17 лет его бессменного редакторства «Континент» завоевал мировую славу как самый авторитетный журнал вольного русского слова за рубежом. Он собрал вокруг себя цвет русской, восточноевропейской, западной культуры.

Среди его постоянных авторов и членов его редколлегии, в которую входили четыре лауреата Нобелевской премии, были Александр Солженицын, Андрей Сахаров, Милован Джилас, Роберт Конквест, Генрих Бёлль, Эжен Ионеско, Иосиф Бродский, Чеслав Милош, Виктор Некрасов, Наум Коржавин - равно как и многие другие виднейшие представители мировой культуры второй половины двадцатого века. Можно без преувеличения сказать, что в тяжкие годы застойного безвременья в России «Континент» поистине спас честь и достоинство русской интеллигенции и русской культуры, показав всему миру, что в России есть не только «секретарская» литература, казённая публицистика и запродавшее душу прогнившему режиму холуйское псевдоискусство, но и мужество открытого ему противостояния, и живое слово правды, и подлинно высокий уровень художественной культуры. Журнал стал ведущим литературным органом русской европейской эмиграции, обращённым к насущным проблемам и задачам освободительного движения. Здесь бесцензурно и в режиме открытой дискуссии формулировались позиции и выражались различные мнения о жизни и о литературе, о прошлом, настоящем и будущем России.

В период создания «Континента» А.И. Солженицын дал будущему редактору журнала письмо-поручительство, адресованное Акселю Шпрингеру. Оценив твёрдость убеждений и решительность В. Максимова, крупнейший немецкий медиамагнат согласился издавать на собственные средства русский антикоммунистический журнал. «Именно русскую линию В. Максимов вряд ли удержит, - отмечал А.И. Солженицын в своих записях. - Я так и сказал ему, в шутку: «Не рассчитываю и не настаиваю, чтобы вы защищали «Русь Святую», но, по крайней мере - не охаивайте её!» И всё же я представлял себе В. Максимова в русских сыновних чувствах определённее, чем он был. Да в тот год, все мы посвеже на Западе, ещё невозможно было вообразить уже близких трещин размежевания. Но как не поддержать заведомо противобольшевицкое мероприятие?»

После статьи Синявского-Терца «Литературный процесс в России», опубликованной в №1 «Континента», после печально знаменитой фразы, которую старая русская эмиграция восприняла как инвективу, - «Россия - Сука», - А.И. Солженицын (как он сам подчёркивает) убедился в правомерности собственных сомнений и записал в дневниках: «Вот так - характерно чётко, уже на первых шагах, прорисовалась пишущая часть Третьей эмиграции, - и куда ж ей хлынуть, как не в открывшийся «Континент»? В следующие два-три года он станет престижным пространством для их гула, размаха рук (и для такого, что невозможно тиснуть в первоэмигрантских изданиях). Впрочем, противобольшевицкую линию В. Максимов выдержал вполне».

А.И. Солженицын стоял у истоков создания журнала «Континент», именно ему принадлежала идея названия ежеквартальника (посвященного не только России, но и странам Восточной Европы). В №1 за 1974 год были напечатаны его приветственное «Слово к журналу» и прежде не опубликованная глава из романа «В круге первом». В дальнейшем писатель пристально следил за судьбой издания. Вот что говорил А.И. Солженицын в своём обращении к читателям журнала: «Появление нового журнала «Континент» вызывает и новые надежды. С тех пор как в СССР были в зародыше удавлены попытки выпускать самиздатские журналы, никак не подчинённые и не согласованные с официальной идеологией, и был разгромлен единственный честный и глубокий журнал «Новый мир», - русская интеллигенция в первый раз пытается объединить свои мысли и произведения, пренебрегая и волею официальных лиц и своей разделённостью государственными границами. Не лучшая форма и не лучшая территория для появления свободного русского журнала, куда б на сердце было светлей, если бы и все авторы и само издательство располагались на коренной русской территории. Но по нынешним условиям, очевидно, это невозможно. Однако проспект журнала открывает нам и новую сторону его задачи: для начала он будет выходить на русском и немецком языках, очевидно можно ожидать прибавления и других европейских. Так наша стеснённость и разбросанность оборачиваются новою надеждой: журнал хотел бы стать международным, объединить усилия писателей не только русских и внимание читателей не только русских. Сегодня, когда все общественные опасности и задачи не умещаются в национальных границах, такое направление естественно и плодотворно. Вчитываясь же в проспект ещё внимательнее, мы видим там весьма почтенные и широко известные имена из Восточной Европы, так, что по составу почётных членов или редакционного совета можно ожидать перевеса голосов и мнений из Восточной Европы. Это открывает нам ещё более интересную перспективу журнала: он, может быть, станет истинным голосом Восточной Европы, обращённым к тем ушам Западной, которые не заткнуты от правды и хотят воспринять её. Ещё 40 лет назад было бы невозможно представить, что русские, польские, венгерские, чешские, румынские, немецкие, литовские писатели имеют сходный жизненный опыт, сходные горькие выводы из него и почти единые желания о будущем. Сегодня это чудо, столь дорого нам обошедшееся, свершилось. Интеллигенция Восточной Европы говорит слитным голосом страдания и знания. Почёт «Континенту», если он сумеет этот голос внушительно выразить. Горе (и близкое) Западной Европе, если слух её останется равнодушен. Пожелания нередко превосходят то, что сбывается потом на самом деле. Пусть в этом случае произойдёт иначе». Слово к журналу (июнь 1974). - Написано в Цюрихе для первого номера журнала «Континент», по просьбе главного редактора В.Е. Максимова. Напечатано впервые по-русски - «Континент» (Париж), 1974, №1; затем при иноязычных изданиях «Континента», в переводах на соответствующие языки.

«Духовное укрепление» «Континента» А.И. Солженицын видел в большем интересе редакции к русской истории («грозной», «затоптанной», «невыявленной»), к огромному духовному материку - России. В личном письме В. Максимову от 23 июня 1979 года он писал: «Я думаю, что оздоровление «Континента» - дело трудное, потребует много энергии, может приобрести Вам новых врагов. Не призываю Вас непременно к этому, но вынужден сказать: за 5 лет «Континент» очень мало прибавил к пониманию русской истории. А так как я служу только ей, вот и сужу пристрастно, на том меня и простите. Желаю Вам перестоять травлю и атаки, и очень хотел бы видеть в Вашем журнале героические изменения». Мнение А.И. Солженицына о журнале было для В. Максимова, безусловно, очень значимым и важным. Он высочайшим образом ценил этого человека и писателя, стоявшего, к тому же, у истоков создания «Континента».

Сегодня, столько лет спустя обращаясь к «Континенту» 1970-1980-х годов, ясно осознаёшь, что это был журнал очень высокого уровня. Думается, что «Континенту» - как ни одному другому изданию «третьей волны» эмиграции - удалось продолжить лучшие традиции русского «толстого» журнала. Сотрудники редакции «Континента», сам Владимир Максимов хорошо знали по своему прежнему, советскому опыту недостатки подцензурного издания. Но пользуясь преимуществами свободы, они издавали на Западе журнал «с направлением», твёрдо выдерживая избранную линию, выполняя важнейшую политическую и историко-культурную миссию. Философские, исторические, политические материалы, опубликованные «Континентом», ни при каких условиях не смогли бы появиться на страницах либерального «Нового мира» даже в самые лучшие его времена. Принципиальное отличие «Континента» от советских «толстых» литературно-художественных журналов состояло в том, что это было издание, рождённое и выходящее в условиях политической, мировоззренческой свободы. Уникальность судьбы «Континента» состоит ещё в том, что это единственное издание русской эмиграции, которое после распада СССР переместилось с согласия главного редактора на родину и продолжает выходить до сих пор. С 1993 года (начиная с №73) журнал издаётся в Москве, его главным редактором вот уже семнадцать лет является Игорь Виноградов - кандидатура, избранная и утверждённая самим Владимиром Максимовым.

2.2 Тематика и специфические черты жанра лекции и речи в творчестве А.И. Солженицына

Свои эстетические, нравственно-религиозные, исторические взгляды А.И. Солженицын воплощает и в жанре лекции: Нобелевская лекция (1972 г.), Гарвардская речь (1978 г.), Темплтоновская лекция (1983 г.).

Лекция (лат. lecture - чтение) - устное систематическое и последовательное изложение материала по какой-либо проблеме, методу, теме вопросу и т.д.. А.И. Солженицын мыслит себя писателем, который «знает над собой силу высшую и радостно работает маленьким подмастерьем под небом Бога». Писатель, по А.И. Солженицыну, ответственен за «всё написанное, нарисованное, за воспринимающие души». Стоит отметить, что многое, предсказанное А.И. Солженицыным, уже стало свершившимся, и стоит внимательнее прислушаться к тому, как писатель понимал современную литературную ситуацию, и какие выходы из неё усматривал. С этой точки зрения интересно рассмотреть текст «Нобелевской лекции по русской литературе» (1972 г.). В нём охватываются обширные социальный, культорологический, философский, искусствоведческий и собственно литературный пласты. Выражая свои взгляды, А.И. Солженицын апеллирует к трём именам: Достоевскому, Камю и Оруэллу. Обращаясь к ним, А.И. Солженицын ведёт речь не только о русской литературе, его внимание направлено на мировое культурно-социальное пространство всего XX века. Искусство, по А.И. Солженицыну, несёт в себе божественное начало, что изначально вычёркивает из понимания автора творчество тех писателей, которые выстраивают свой мир в координатах антропологической замкнутости. «Один художник, - пишет А.И. Солженицын, - мнит себя творцом независимого духовного мира и взваливает на свои плечи акт творения этого мира, населения его, объемлющей ответственности за него, - но подламывается, ибо нагрузки такой не способен выдержать смертный гений; как и вообще человек, объявивший себя центром бытия, не сумел создать уравновешенной духовной системы». Здесь - прямая критика экзистенциализма, а вместе с ним - и художественной системы модернизма, и неклассической картины мира в целом. Для А.И. Солженицына неприемлема смерть Бога, так же, как и неприемлемо для него дисгармоничное, дионисийское искусство. Вслед за Ф.М. Достоевским, автор утверждает спасительное начало Истины, Добра и Красоты. «Если вершины этих трёх дерев, - продолжает А.И. Солженицын, - сходятся, как утверждали исследователи, но слишком явные, слишком прямые поросли Истины и Добра задавлены, срублены, не пропускаются, - то может быть причудливые, непредсказуемые, неожидаемые поросли Красоты пробьются и взовьются в то же самое место, и так выполнят работу за всех трёх?» Возвращая нас в парадигму литературоцентричности, А.И. Солженицын одновременно высказывает мысль о гармоничности существования. Гармония является центральной категорией в построении классической и неоклассической картины мира. В которой из них осознаёт себя писатель? М.М. Голубков считает, что творчество А.И. Солженицына - синтез модернистского и реалистического методов, что оно берёт начало в неоклассической картине мира. Однако, судя по тексту лекции, само энтропическое движение, хотя и приводящее систему, в конце концов, к гармонии, для А.И. Солженицына неприемлемо, так как в этом он видит причину возникновения двойных стандартов, что, по Оруэллу, двоемыслия. Таким образом, автор осознаёт себя именно в классической, стационарной картине мира. Двойные стандарты, субъективная шкала оценок возникают, по А.И. Солженицыну, из-за поверхностности знакомства с ближними и дальними нациями, с их системой ценностей, что приводит к непониманию и разъединению, к субъективности оценок и эгоистичному волеизъявлению. Удивительно, насколько точно такая концепция очерчивает круг сегодняшних политических и социальных мировых проблем, обусловленных, по А.И. Солженицыну «Духом Мюнхена» - болезнью воли благополучных людей. Отсюда - система двоемыслия, по которой плохое, случившееся рядом - это несчастье, а плохое, случившееся где-то там, как бы отсутствует. В своей речи А.И. Солженицын буквально предрекает наступление того явления, которое Лев Рубинштейн в последствии назовёт «авторитаризмом гламура».

Сегодня, кажется, невозможно представить появление серьёзной классической литературы в духе золотого XIX века. Критики обеспокоены поиском имён большой величины, но на поверку всё это оказывается либо массовым, низкопробным, либо экспериментальным и мёртвым. Менеджерская культура, родившаяся из-за отчуждения и несовместимости ценностных шкал, только лишь предлагающая мёртвые утилитарные схемы практичного, экономически и духовно выгодного существования, уже изживает себя. Необходим непосредственный духовный отклик на происходящее. И если А.И. Солженицын смог предугадать столь плачевное состояние общества потребителей, смог предъявить образец произведений крупного масштаба, то, возможно, именно он и определит возможности выхода из сложившегося кризиса искусства. Вопрос только в том, сможем ли мы вновь обратиться к гармонии классического типа картины мира. По сути, продолжателей традиции А.И. Солженицына не так и много, а тех, кто имеется, П. Вайль и А. Генис называют эпигонами и подражателями, оставляя за самим А.И. Солженицыным роль одинокого проповедника.

Сам А.И. Солженицын в «Нобелевской лекции по русской литературе» видит выход из ситуации в соединении различных шкал ценностей, которое может произойти только благодаря литературе, осознающей свою национальную специфику. Но чтобы голос её был звучным и значимым, писатель должен руководствоваться категорией правды, то есть не просто отстранением от мира лжи, но привнесением в него звучного слова правды. С мировоззренческих позиций А.И. Солженицына правда заключает в себе и ответственность автора перед выбором тем, и необходимость перехода к классической картине мира с её гармонией и трёхчастным началом, и в выборе собственно методов изображения. По сути, автор предлагает вернуться к утерянным национальным традициям отношения к литературе, основанным на особом положении писателя-правдоискателя. Главными категориями творчества он выдвигает Истину, Добро и Красоту. В сегодняшнем мире, по мысли писателя, господствует благоденствующий безвольный человек, что вызвано конфликтом разных ценностных шкал. Для преодоления этого кризиса необходимо объединение мирового литературного сообщества в пафосе правдивости высказывания о главном с опорой на национальную специфику. В Нобелевской лекции А.И. Солженицын признаёт за искусством и литературой способность передавать от народа к народу, от поколения к поколению, от души к душе человеческий опыт, накопленный веками, с тем, чтобы освободить одних от необходимости повторять ошибки других. В определении гуманистического содержания задач искусства и литературы А.И. Солженицын выступает наследником русской классики девятнадцатого века. В 1983 году он с горечью говорил: «Я раньше думал, что можно разделить, передать опыт от одной нации к другой, хотя бы с помощью литературы. Теперь я начинаю думать, что большинство не может перенять чужого опыта, пока не пройдёт его само. Надо иметь очень сострадающее сердце и очень чуткую душу, чтобы воспринять чужие страдания».

Впрочем, уже через год после Нобелевской речи, в своём интервью агентству «Ассошиэйтед пресс» и газете «Монд», А.И. Солженицын сказал об утрате надежды быть услышанным миром: «Тщетно я пытался год назад в своей Нобелевской лекции сдержанно обратить внимание на эти две несравнимых шкалы оценки объёма и нравственного смысла событий. И что нельзя допустить считать «внутренними делами» события в странах, определяющих мировые судьбы. Так же тщетно я указал там, что глушение западных передач на Востоке создаёт ситуацию накануне всеобщей катастрофы, сводит к нулю международные договоры и гарантии, ибо они таким образом не существуют в сознании половины человечества, их поверхностный след может быть легко стёрт в течение нескольких дней или даже часов. Я полагал тогда, что также и угрожаемое положение автора лекции, произносимой не с укреплённой трибуны, а с тех самых скал, откуда рождаются и ползут мировые ледники, несколько увеличит внимание развлечённого мира к его предупреждениям. Я ошибся. Что сказано, что не сказано. И, может быть, так же бесполезно повторять это сегодня».

И ещё не раз будут ставиться писателем горестные вопросы: «Так всё-таки: возможно или невозможно передать опыт от тех, кто страдал, к тем, кому ещё предстоит страдать? Так всё-таки: способна или неспособна одна часть человечества научиться на горьком опыте другой? Возможно или невозможно кого-нибудь предупредить об опасности?» Речь идёт о том, чтобы не только увидеть чужие страдания, но и усмотреть в них своё неисключённое будущее, убояться их для себя. Вот этого и бежит в страхе психологического дискомфорта и необходимости действовать (иногда - с помощью близоруких и легкомысленных выходцев из тоталитарного мира) западное сознание.

А.И. Солженицын справедливо замечает, что «свобода требует мужества и ответственности», а в религии тоже можно расположиться достаточно комфортабельно, переложив мужество и ответственность на Бога, значит - сняв их со своих плеч. Опять - всё упирается в то, как и во что веровать, как толковать волю Бога и свой долг по отношению к нему - в личный выбор. А.И. Солженицын - не только писатель. Как и его великие предшественники XIX века - Н.В. Гоголь, Л.Н. Толстой, он одарён ещё и пророческим даром, пророческой харизмой. Что превращает писателя в пророка? Прежде всего, соотнесённость его слова высшей Ценности, понятой как безусловное нравственное веление. Но право пророчествовать, данное Богом, надо ещё закрепить. А.И. Солженицын заплатил за это право годами страданий, а после выхода из лагеря тем, что целиком отдал себя, свою жизнь, своё творчество - служению.

Пророческий дар А.И. Солженицына прослеживается и в Гарвардской речи. Как пророки Ветхого Завета, хотя и в несколько ином, более политическом ключе, А.И. Солженицын обращается к своим современникам на Западе с беспощадной критикой и с призывом измениться, переродиться, чтобы избежать полного исторического крушения. Правда Гарвардской речи не столько в тех или иных конкретных обличениях, сколько в экзистенциальном соотношении пророка и реальности. А.И. Солженицын восстановил пророческое измерение писателя во всемирном масштабе. Обличая Запад, А.И. Солженицын продолжает длинную, полуторавековую традицию русской общественной мысли. Уверенность, что начала западной философии губительны для человечества, восходит к временам французской революции. Известный масон-мистик Иван Лопухин писал в конце восемнадцатого столетия: «Дух ложного свободолюбия сокрушает многие в Европе страны», и это изречение А.И. Солженицын мог бы поставить эпиграфом к своей речи. Именно «ложное свободолюбие», а не драгоценный дар свободы усматривает он на Западе. Гарвардская речь отталкивается от демократии как от царства посредственности, в осуждении западной мягкотелости. Запад, может быть, и гниёт, может быть, и гибнет, однако первой пала, пусть отравленная западными ядами, не западная страна (в солженицынском смысле), а Россия, которая вплоть до 1905-го, а то и 1917 года не знала ни «ложного свободолюбия», ни избытка свободы, ни избытка правого сознания. В этой невозможности противопоставить худому Западу нечто реально или потенциально лучшее - ахиллесова пята Гарвардской речи. Правда, дважды А.И. Солженицын пытается найти в русской реальности признаки превосходства. «Странно, - говорит он, - вот на Западе достигнуты наилучшие социальные условия, - а преступность, несомненно, велика и значительно больше, чем в нищем и беззаконном советском обществе». И ещё один факт превосходства над Западом отмечает А.И. Солженицын: расслабление характеров здесь и укрепление их на Востоке: «…сложно и смертно давящая жизнь выработала характеры более сильные, более глубокие и интересные, чем благополучно регламентированная жизнь на Западе». Его критика Запада объясняется тем, что он из тех редких избранных, которые сильнее других слышат Божью руку в истории, да и саму историю измеряют мерою иного царства.

Темплтоновская премия за успехи в исследовании или открытия в духовной жизни (англ. Templeton Prize for Progress Toward Research or Discoveries about Spiritual Realities) - ежегодная премия, присуждаемая Фондом Темплтона. Учреждена в 1972 году. Этой премией награждаются личности, имеющие «особые заслуги в укреплении духа перед лицом нравственного кризиса в мире» и в наибольшей степени служат примером «поиска различных путей открытий и прорывов, что расширяют человеческое восприятие Божественного и помогают ускорению богословного творчества». Вероисповедание номинанта премии не имеет значения, более того, им может быть даже атеист. В разные годы Темплтоновской премией были награждены, например: Мать Тереза, Сарвепали Радхакришнан, Александр Исаевич Солженицын, Карл Вайцзеккер.

Премия названа именем Сэра Джона Темплтона, английского предпринимателя-протестанта, который в 1987 году Королевой Елизаветой II был возведён в рыцари за свою благотворительность. Обычно церемонию награждения премией и вручения почётных знаков проводит Филипп, герцог Эдинбургский, в Букингемском дворце. В тот же день лауреат выступает в доме приёмов в Гилдхолле с ответной речью в форме лекции. А.И. Солженицын получил Темплтоновскую премию 2 марта 1983 года.

В Темплтоновской лекции (1983 г.) А.И. Солженицына основной темой является нравственный упадок человечества, разложение общества. В самом начале лекции А.И. Солженицын задаётся вопросом о том, почему в нашем мире происходят различные катаклизмы, почему люди озлоблены, из-за чего случаются войны. И ответ находит в одной единственной фразе, когда то им услышанной: «Люди забыли Бога, оттого и всё». Эта фраза определяет основную мысль лекции и позицию автора. Весь дальнейший текст речи строится на доказательстве и развитии данной мысли: «Если бы от меня потребовали назвать кратко главную черту всего XX века, то и тут я не найду ничего точнее и содержательнее, чем: «Люди - забыли - Бога». Пороками человеческого сознания, лишённого божественной вершины, определились и все главные преступления этого века».

В лекции А.И. Солженицын указывает на трагедию современного общества, причиной которой является забвение Бога, отпадание от веры, безбожие: «Только ополоумевшие безбожники могли решиться и на задуманное сегодня в СССР последнее убийство и самой русской природы: затопить русский Север, повернуть течение северных рек, нарушить жизнь Ледовитого океана и гнать воду на Юг, уже раньше погубленный предыдущими, такими же вздорными «великими стройками коммунизма». Лишь на короткое время, нуждаясь собрать силы против Гитлера, Сталин затеял циничную игру с Церковью - и эту обманную игру, продолженную потом брежневскими декорациями и рекламными публикациями, - увы, более всего и усвоили на Западе, приняв за чистую монету. Но насколько ненависть к религии укоренена в коммунизме - можно судить по самому либеральному их лидеру Хрущёву: решась на некоторые существенно освободительные шаги. Хрущёв, рядом с этими реформами, снова воздул остервенелый ленинский запал уничтожения религии. Вот чего не ждали они: в стране, прокатанной от храмов, где атеизм торжествует и разнузданно свирепствует уже две трети века, где до предела унижены и лишены воли иерархи и остатки внешней Церкви терпятся лишь для пропаганды на западный мир, где и сегодня не только сажают за веру в лагерь, но и в самом лагере бросают в карцер собравшихся помолиться на Пасху, - под этим коммунистическим катком христианская традиция выжила в России!»

Вместе с тем, А.И. Солженицын отмечает, что есть ещё в России верующие люди и вера помогает им жить. Цель человека не в счастье, а в духовном повышении. Попутно в этой речи А.И. Солженицын касается многих проблем современности - говорит о войнах, о ядерной бомбе, о событиях, которые постепенно приводят мир к упадку: «Весь XX век втягивается в крутящую воронку атеизма и самоуничтожения. И в этом падении мира в бездну есть черты, несомненно, глобальные, не зависящие ни от государственных политических систем, ни от уровня экономики и культуры, ни от национальных особенностей». А.И. Солженицын приходит к выводу о том, что «разные части света шли разными путями - а сегодня все подходят к порогу единой гибели». Также А.И. Солженицын осуждает западное общество: «Свободные западные люди могли бы естественно понимать, что вокруг них немало и свободно вскормленной лжи, и не дать так легко себе её навязать. Бесплодны попытки искать выход из сегодняшнего мирового положения, не возвратя наше сознание раскаянно к Создателю всего: нам не осветится никакой выход, мы его не найдём: слишком бедны те средства, которые мы себе оставили. Надо прежде увидеть весь ужас, сотворенный не кем-то извне, не классовыми или национальными врагами, а внутри каждого из нас, и внутри каждого общества, и даже в свободном и высокоразвитом - особенно, ибо тут-то особенно мы всё это сделали сами, свободною волей. Сами же мы повседневным легкомысленным эгоизмом эту петлю затягиваем».

А.И. Солженицын задаётся главным вопросом: не ложны ли идеалы нашего века? И приходит к выводу о необходимости их пересмотреть. Автор пытается найти решение сложившихся проблем: «Из законов физики и физиологии нам никогда не откроется то несомненное, как Творец постоянно и ежедневно участвует в жизни каждого из нас, неизменно добавляя нам энергии бытия, а когда эта помощь оставляет нас - мы умираем. И с не меньшим же участием Он содействует жизни всей планеты - это надо почувствовать в наш тёмный, страшный момент. Опрометчивым упованием двух последних веков, приведшим нас в ничтожество и на край ядерной и неядерной смерти, мы можем противопоставить только упорные поиски тёплой Божьей руки, которую мы так беспечно и самонадеянно оттолкнули. Тогда могут открыться наши глаза на ошибки этого несчастного XX века и наши руки - направиться на их исправление». А.И. Солженицын предстаёт как летописец современных ему событий и рассказывает современникам и миру о трагедии своего народа в коммунистическую эпоху. Но помимо всего, он ещё и учёный, ищущий исторические причины трагедии. «С тех пор, потрудясь над историей нашей революции немногим менее полувека, прочтя сотни книг, собрав сотни личных свидетельств и сам уже написав в расчистку того обвала 8 томов…».

2.3 Проблематика и авторская позиция в статье А.И. Солженицына «Как нам обустроить Россию?»

А.И. Солженицын в своих публицистических книгах 1990-х годов пишет об экономике России, о формах власти, образовании, внешней политике, и многом другом. Одна из центральных проблем - преодоление прерывности в самосознании человека, нации. Без этого преодоления не подняться России, но без него - и не обрести единения людей Земли. Ища «духовные укрепы» русской нации, А.И. Солженицын не раз обращается к таким фундаментальным нравственным понятиям, как ответственность и самоограничение, рассматривает их не только в политическом или бытовом плане, но и в плане метафизическом. Эти же проблемы стоят, по его мнению, и перед мировым человечеством. В сентябре 1990 года, «Комсомольская правда» и «Литературная газета» опубликовали знаменитую статью А.И. Солженицына «Как нам обустроить Россию?». Подзаголовком к своим размышлениям писатель скромно поставил: «Посильные соображения».

«Часы коммунизма своё отбили, - писал А.И. Солженицын в самом начале своей работы. - Но бетонная постройка его ещё не рухнула. И как бы нам, вместо освобождения, не расплющиться под его развалинами. И мы расплющились.» Чем статья А.И. Солженицына напугала едва ли не всех поголовно, так это пророчеством о развале СССР. В сентябре 1990 года подавляющее большинство представить себе не могло, что пройдёт всего полтора года, и не станет Союза Советских Социалистических Республик.

А писатель предвидел этот распад: «Как у нас всё теперь поколесилось - так всё равно «Советский Социалистический» развалится, всё равно! - и выбора настоящего у нас нет, и размышлять-то не над чем, а только - поворачиваться проворней, чтоб упредить беды, чтобы раскол прошел без лишних страданий людских, и только тот, который уже действительно неизбежен. И так я вижу: надо безотложно, громко, чётко объявить: три прибалтийских республики, три закавказских республики, четыре среднеазиатских, да и Молдавия, если её к Румынии больше тянет, эти одиннадцать - да! - непременно и бесповоротно будут отделены».

А.И Солженицын в своей статье предлагал власти упредить беды и подумать, как сохранить Союз из трёх славянских республик и, с оговорками, Казахстана: «И вот за вычетом этих двенадцати - только и останется то, что можно назвать Русь, как называли издавна (слово «русский» веками обнимало малороссов, великороссов и белорусов), или - Россия (название с XVIII века) или, по верному смыслу теперь: Российский Союз».

Высказанные А.И. Солженицыным идеи до сих пор остаются жизнестойкими. Писателя можно считать отцом нынешнего Единого экономического пространства России, Украины, Белоруссии и Казахстана - так преломилась годы спустя идея «Российского Союза». Об Украине и Белоруссии А.И. Солженицын писал отдельно: «Я - едва не на половину украинец и в ранние годы рос при звуках
украинской речи. А в скорбной Белоруссии я провел большую часть своих фронтовых лет и до пронзительности полюбил её печальную скудость и её кроткий народ. К тем и другим я обращаюсь не извне, а как свой. Да народ наш и разделялся на три ветви лишь по грозной беде монгольского нашествия да польской колонизации. Это всё - придуманная недавно фальшь, что чуть не с IX века существовал особый украинский народ с особым нерусским языком. Мы все вместе истекли из драгоценного Киева, «откуда русская земля стала есть», по летописи Нестора, откуда и засветило нам христианство… Народ Киевской Руси и создал Московское государство. В Литве и Польше белорусы и малороссы сознавали себя русскими и боролись против ополяченья и окатоличенья. Возврат этих земель в Россию был всеми тогда осознаваем как Воссоединение…» И дальше: «Но откуда этот замах: по живому отрубить Украину (и ту, где сроду старой Украины не было, как «Дикое Поле» кочевников - Новороссия, или Крым, Донбасс и чуть не до Каспийского моря)… Сегодня отделять Украину - значит резать через миллионы семей и людей: какая перемесь населения; целые области с русским перевесом; сколько людей, затрудняющихся выбрать себе национальность из двух; сколькие - смешанного происхождения; сколько смешанных браков - да их никто «смешанными» до сих пор не считал. В толще основного населения нет и тени нетерпимости между украинцами и русскими. Братья! Не надо этого жестокого раздела! - это помрачение коммунистических лет. Мы вместе перестрадали советское время, вместе попали в этот котлован - вместе и выберемся».

Предлагая свою программу обустройства России, А.И. Солженицын видел, куда могут завести вожди перестройки страну: «Среди всех возможных свобод - на первое место всё равно выйдет свобода бессовестности: её-то не запретишь, не предусмотришь никакими законами… Страшно то, что развращенный правящий класс - многомиллионная партийно-государственная номенклатура - ведь не способна добровольно отказаться ни от какой из захваченных привилегий… Из каждых четырёх трубадуров сегодняшней гласности - трое недавних угодников брежневщины, - и кто из них произнёс слово собственного раскаяния вместо проклятий безликому «застою»? И с вузовских гуманитарных кафедр поныне самоуверенно вещают все те же, кто десятилетиями оморачивал студентам сознание. Посмотрите, кто на Украине у власти сегодня? И пятнадцать лет спустя нас ведут к светлому будущему те же бывшие комсомольские и коммунистические лидеры. Посмотрите, кто преподает студентам историю и философию в наших университетах?»

Важным и пророческим является и суждение писателя о демократии: «У нас сегодня слово «демократия» - самое модное. Как его не склоняют, как им не звенят, гремят (и спекулируют). Но не ощутимо, чтобы мы хорошо задумались над точным смыслом его». Эти слова А.И. Солженицын написал в июле 1990 года. Прошло двадцать лет, и украинская революция ещё раз подтвердила правоту классика. Мы опять «с размаху хлюпнулись в то, что считали демократией».

По мнению писателя спасёт Родину на самом деле только духовный переворот в сердцах её жителей - а духовные перевороты осуществляются, к сожалению, не посредством земства и уж тем более не посредством экономических реформ. Вот полюбим Родину - и всё станет нормально. Но для этого она должна перестать быть Россией, которую мы потеряли, и стать другой Россией - которую мы никогда не видели. Однако залогом нашего возрождения остаётся наличие в стране людей, думающих о том, как нам обустроить Россию. Ситуация, в которой никто не знает, как надо обустраивать, - гибельна и чревата полным забвением приличий. Именно люди, которые знают, как надо, - в конечном итоге спасительны для здоровья нации, ибо им-то давно понятно: всякое НАДО начинается с себя, с атомарного уровня. А.И. Солженицын и призвал к этому.

Заключение

публицистический жанр статья солженицын

Ярчайшей страницей в истории отечественной публицистики XX века стало публицистическое наследие А.И. Солженицына. Его статьи, «открытые письма», «воззвания», «речи», «лекции» покоряют глубиной мысли, яркостью стиля и авторской страстностью. Созданные в разные годы, в России и в эмиграции, они образуют тщательно продуманную, цельную конструкцию. А.И. Солженицын систематизирует всю накапливаемую информацию, вырабатывает своё отношение к существующей действительности и прогнозирует пути её трансформации, оценивает смысл и значение тех или иных исторических событий, место и роль в них отдельных личностей. По своему идейно-теоретическому содержанию историко-социологическая концепция А.И. Солженицына имеет немалое сходство с романтической историографией первой половины XIX века, особенно с её российской разновидностью, характерной для славянофильства предреформенного периода, в чём-то также с почвенничеством Ф.М. Достоевского, отчасти с христианским универсализмом Вл. Соловьёва, с религиозно-нравственным подходом к историческим процессам, характерным для Бердяева.

Обратившись к публицистике, А.И. Солженицын продолжает традиции крупнейших русских писателей XIX века: Ф.М. Достоевского («Дневник писателя»), Л.Н. Толстого («Не могу молчать», «Что такое искусство?»), В.Г. Короленко и др. В публицистически заострённой форме А.И. Солженицын высказывается по поводу самых «болящих вопросов современности», выражает идеи по преобразованию нашего государства; критикует власть, тоталитаризм, размышляет о нравственных основах жизни русского народа. Его публицистика охватывает очень широкий круг сложнейших вопросов своего времени.

Умение ярко, образно и эмоционально подать свою мысль, чтобы воздействовать на общественное мнение, повлиять на развитие общественно-политических процессов - неотъемлемое качество А.И. Солженицына-публициста. Оперирование документальными свидетельствами и фактами; обращение к риторике; афористичность; цитатность - черты, присущие публицистическим выступлениям А.И. Солженицына. Им также свойственны критический пафос, позиция авторского всеведения, пророческий дискурс, дидактизм, тенденциозность.

А.И. Солженицын мыслит себя писателем, который «знает над собой силу высшую и радостно работает маленьким подмастерьем под небом Бога». Писатель, по А.И. Солженицыну, ответственен за «всё написанное, нарисованное, за воспринимающие души». В «Нобелевской лекции» А.И. Солженицын признаёт за искусством и литературой способность передавать от народа к народу, от поколения к поколению, от души к душе человеческий опыт, накопленный веками, с тем, чтобы освободить одних от необходимости повторять ошибки других. В определении гуманистического содержания задач искусства и литературы А.И. Солженицын выступает наследником русской классики XIX века.

Список использованной литературы

1. Солженицын А.И. Бодался телёнок с дубом. Очерки литературной жизни. - М.: Согласие, 1996. - 163 с.

2. Солженицын А.И. Жить не по лжи: сб. самиздат. материалов. - Париж: YMKA-PRESS, 1991. - 236 с.

3. Солженицын А.И. Материалы к библиографии. / Сост.: Д.Б. Азиатцев, Н.Г. Левитская, М.А. Бенина. При уч. Г.А. Мамонтовой. Отв. ред. тома Н.Г. Захаренко. - Спб.: Рос. нац. б-ка, 2007. - 470 с.

4. Солженицын А.И. Научные доклады. - Саратов: Издательство Саратовского Университета, 2004. - 234 с.

5. Солженицын А.И. Нобелевская лекция. / Новый мир. - 1989. - №.7. - 144 с.

6. Солженицын А.И. Ответное слово на присуждение литературной награды американского национального клуба искусств Нью-Йорка, 19 янв. 1993 г. / Новый мир. - 1993. - №.4. - 67 с.

7. Солженицын А.И. Публицистика. В 3-х томах. Т.2. Общественные заявления, письма, интервью. - Ярославль: Верхняя Волга, 1996. - 624 с.

8. Солженицын А.И. Публицистика. В 3-х томах. Т.3. Статьи, письма, интервью, предисловия. - Ярославль: Верхняя Волга, 1997. - 560 с.

9. Солженицын А.И. Речь в Гарварде на ассамблее выпускников университета 8 июля 1978 г. / Родина. - 1991. - №.10. - 105 с.

10. Солженицын А.И. Собр. соч. в 20 томах. - Париж: YMKA - PRESS. - Т.9. - 216 с.

11. Солженицын А.И. Темплтоновская лекция. / Новый мир. - 1992. - №.2. - 183 с.

12. Солженицын А.И. Угодило зёрнышко промеж двух жерновов. Очерки изгнания. / Новый мир. - 1988. - №.9. - 76 с.

13. Солженицын А.И. Угодило зёрнышко промеж двух жерновов. Очерки изгнания. / Новый мир. - 1999. - №.2. - 68 с.

14. Барнет Вл. Проблемы изучения жанров устной речи. Современная русская научная речь. - Красноярск, 1985. - 216 с.

15. Вайль П., Генис. А. Собрание сочинений. В 2-х томах. Т. 1. - Екатеринбург: У-Фактория, 2004. - 288 с.

16. Вронская Д., Чугуев В. Кто есть кто в России и бывшем СССР. Выдающиеся личности Сов. Союза, России и эмиграции. - М., 1994. - 501 с.

17. Герасимова Л.Е. Этюды о А.И. Солженицыне. - Саратов: Новый мир, 2007. - 238 с.

18. Голубков М.М. Александр Солженицын. В помощь преподавателям, старшеклассникам и абитуриентам. 2-е изд. - М.: Изд-во МГУ, 2001. - 336 с.

19. Голубков М.М. Русская литература XX века. После раскола. - М.: Аспект Пресс, 2001. - 243 с.

20. Гулиев В. Александр Солженицын. Зеркало российских реформ, или тяжкий путь познания. / Рос.вести. - 1994. - №.3. - 267 с.

21. Лурье Я.С. Александр Солженицын - эволюция его исторических взглядов. / Звезда. - 1994. - №.6. - 125 с.

22. Медведев Р.А.А.И. Солженицын и М. Сахаров. - М.: Изд-во Права человека, 2002. - 178 с.

23. Мешков Ю.А. Александр Солженицын. Личность, творчество, время. - Екатеринбург: Диамант, 1993. - 256 с.

24. Наврозов Л.А.И. Солженицын и Запад: прощание без оваций. / Рос. вести. - 1994. - №.4. - 45 с.

25. Решетовская Н.А. Александр Солженицын и читающая Россия. - М.: Сов. Россия, 1990. - 413 с.

26. Рогощенков И. О месте А.И. Солженицына в совр. культуре и нашем сознании. / Север. - 1992. - №.3. - 160 с.

27. Рубинштейн Л. Школа злословия. - ОАО Телекомпания НТВ, 2006.

28. Русское литературное зарубежье. Сборник обзоров и материалов. Вып. 1. - М.: ИНИОН. 1991. - 257 с.

29. Сараскина Л.И. Александр Солженицын. - 2-е изд. - М.: Молодая гвардия, 2009. - 935 с.

30. Страда В. Феномен А.И. Солженицына и новая Россия. Выступление на симпоз., посвящ. творчеству А.И. Солженицына, Неаполь. / Лит. газ. - 1992. - №.2. - 122 с.

31. Струве Н. Православие и культура. - М.: Русский путь, 2000. - 348 с.

32. Третья волна. Антология русского зарубежья. / Сост. А. Гербен. - М.: Моск.раб., 1991. - 381 с.

33. Урманов А.В. Творчество Александра Солженицына: учебное пособие. - 2-е изд. - М.: Флинта, 2004. - 234 с.

34. Хализев В.Е. Теория литературы: Учеб. пособ. - М.: Высшая школа, 2002. - 178 с.

35. Чалмаев В.А. Александр Солженицын. Жизнь и творчество. - М.: Просвещение, 1994. - 256 с.

36. Шаховская З.А. О правде и свободе А.И. Солженицына. - М.: Слово, 1990. - 279 с.

37. Штурман Д. Городу и миру. О публицистике А.И. Солженицына. / Ред. А. Глезер; худож. В. Длуги. - Париж; Нью-Йорк: 3-я волна, 1988. - 432 с.