Языковая политика

ЯЗЫКОВАЯ ПОЛИТИКА

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ 3

1. Язык и общество 5

2. ВОЗНИКНОВЕНИЕ НАЦИЙ И НАЦИОНАЛЬНЫХ ЯЗЫКОВ 7

2.1. Возникновение литературных языков 7

2.2. Языковые отношения при капитализме 13

2.3. Языковые проблемы в России 15

2.4. Заимствование как путь обогащения языка 17

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 25

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 28

ВВЕДЕНИЕ

Место языка среди явлений общественных. Общее у языка с другими общественными явлениями состо-ит в том, что язык - необходимое условие существования и развития человеческого общества и что, являясь элементом духовной культуры, язык, как и все другие общественные явления, немыслим в отрыве от материальности.

Но функции языка и закономерности его функционирования и исторического развития в корне отличаются от других об-щественных явлений.

Ошибкой языковедов было отождествление языка и культуры. Это отожествление неправильно, так как культура - это идеология, а язык не относится к идеологии.

Отожествление языка с культурой влекло за собой целый ряд неверных выводов, так как данные предпосылки неверны, т. е. культура и язык не одно и то же. Культура в отличие от языка может быть и буржуазной и социалистической; язык, будучи сред-ством общения, всегда общенароден, обслуживает и буржуазную и социалистическую культуру.

Каково же отношение между языком и культурой? Националь-ный язык есть форма национальной культуры. Он связан с культу-рой и немыслим вне культуры, как и культура немыслима без язы-ка. Но язык не идеология, которая является основой культуры. Были попытки уподо-бить язык орудиям производства. Да, язык - орудие, но «орудие» в особом смысле. Язык - это идеологичес-кое орудие. Если орудия производства обладают конструкцией и устройством, то язык обладает структурой и системной организацией.

Таким образом, язык нельзя причислить ни к базису, ни к над-стройке, ни к орудиям производства; язык нетожествен культуре, и язык не может быть классовым. Тем не менее язык - это общественное явление, занимающее свое, особое место среди других общественных явлений и обладающее своими специфическими чертами.

Язык - достояние коллектива, он осуществляет общение чле-нов коллектива между собой и позволяет сообщать и хранить нуж-ную информацию о любых явлениях материальной и духовной жизни человека. И язык как коллективное достояние складывает-ся и существует веками.

Мышление развивается и обновляется гораздо быстрее, чем язык, но без языка мышление - это только «вещь для себя», при-чем не выраженная языком мысль - это не та ясная, отчетливая мысль, которая помогает человеку постигать явления действитель-ности, развивать и совершенствовать науку, это, скорее, некото-рое предвидение, а не собственно видение, это не знание в точном смысле этого слова.

Человек всегда может использовать готовый материал языка (слова, предложения) как «формулы» или «матрицы» не только для известного, но и для нового.

Если мышление не может обойтись без языка, то и язык без мышления невозможен. Мы говорим и пишем думая и стараемся точнее и яснее изложить свои мысли в языке. Казалось бы, что в тех случаях, когда в речи слова не принадлежат говорящему, ког-да, например, декламатор читает чье-нибудь произведение или актер играет роль, то где же тут мышление? То же относится и к цитатам, употребле-нию пословиц и поговорок в обычной речи: они удобны, потому что удачны, лаконичны, но и выбор их, и вложенный в них смысл - след и следствие мысли говорящего. Обычная наша речь - это набор цитат из известного нам языка, словами и выражениями которого мы обычно пользуемся в нашей речи (не говоря уже о звуковой системе и грамматике, где «новое» никак нельзя изо-брести).

Когда мы думаем и желаем передать кому-то то, что осознали, мы облекаем мысли в форму языка.

Таким образом, мысли и рождаются на базе языка и закрепляются в нем. Однако это вовсе не означает, что язык и мышление представляют тожество.

Законы мышления изучает логика. Логика различает поня-тия с их признаками, суждения с их членами и умоза-ключения с их формами. В языке существуют иные значимые единицы: морфемы, слова, предложения, что не со-впадает с указанным логическим делением.

Многие грамматисты и логики XIX и XX вв. пытались устано-вить параллелизм между понятиями и словами, между суждения-ми и предложениями. Однако нетрудно убедиться, что вовсе не все слова выражают понятия и не все предложения выражают суждения. Кроме того, члены суждения не совпадают с члена-ми предложения.

Законы логики - законы общечеловеческие, так как мыслят люди все одинаково, но выражают эти мысли на разных языках по-разному. Национальные особенности языков никакого отно-шения к логическому содержанию высказывания не имеют.

Язык и мышление образуют единство, так как без мышления не может быть языка и мышление без языка невозможно. Язык и мышление возникли исторически одновременно в процессе трудового развития человека.

1. Язык и общество

Проблема «Язык и общество» сложна и многопланова. Для лингвистики наиболее значимыми являются: социальная природа человеческого языка; социальная обусловленность возникно-вения и развития языка; язык и формы исторической общности людей; социальная обусловленность формирования литератур-ных языков и языковой нормы; неравномерность развития отдельных участков языка - в зависимости от потребностей общества; социальная обусловленность дифференциации язы-ковой структуры; функциональные языковые стили и обще-ство; возможности сознательного целенаправленного воздей-ствия общества па язык; зависимость общества от языка; про-блемы речевой культуры как проблемы социального применения языка; язык и научно-техническая революция.

По своей сущности язык социален. Его сущность в его назначении, в его роли, в тех потребностях, которые им обслуживаются и удовлетворяются. Уже в работах В. Гумбольдта и Гегеля высказывалась мысль об удовлетворении языком потребности человека в общении.

Функция общения для языка - главная господствующая подчиняющая или определяющая все остальные. Подчиняя себе все остальные, функция общения вместе с тем оказывается и их основной базой. Именно на базе функции общения существуют такие функции языка, как воздействие, сообщение, моделирова-ние, даже формирование и выражение мыслей и других состояний сознания. «Даже» потому, что эта функция необходима для обще-ния, без выражения мыслей - общение невозможно. Но и вы-ражения мыслей не было бы, если бы не было потребности в общении, поддерживаемой и обновляемой совместной деятельно-стью людей. Образуют единство язык и сознание, образуют един-ство и функции общения, и формирования, и выражения сознания.

Возможно, наука никогда не сможет восстановить реальные облики предъязыков и первых собственно-языков человека. Но какими бы они ни были по своей структуре и набору элементов, они могли быть построены только из того материала, который был в распоряжении предков человека, т. е. из еще не обработанных звуков, уже начавших дифференциацию в зависимости от условий их применения.

Языки разных народов оказываются в неодинаковых условиях развития. Это неизбежно приводит к различиям в темпе развития и в зависящих от этих темпов результатах. Были языки народов, которые не могли развивать многие пласты и «поля» своего словарного состава - и из-за отсутствия письменности, и из-за невозможности свободно развивать науку и культуру, и из-за препятствий в создании своей экономики. В таком именно состоянии оказались в свое время многие так называемые малые народы России, в таком состоянии находились и многие народы Африки. В языках этих народов в сущности не было своей научной терми-нологии, не было лексического и фразеологического слоя, отража-ющего развитие передовой индустрии, и т. д. Это ставило такие языки в неравное положение с развитыми языками стран Запада и Востока - такими, как английский, французский, немецкий, испанский, русский, японский.

Но обогащение словарного состава не может не затрагивать и такие стороны языка, как словообразование, синтаксис, лекси-ческая семантика. Быстрый рост отдельных участков словарного состава ведет к активизации тех или иных моделей и типов сло-вообразования, обогащает их новыми словарными единицами, укрепляет их положение в словообразовательной системе языка. Так, в истории русского языка обогащение терминологической лексики, в связи с развитием науки, техники, производства и управления, идущее уже в течение многих десятилетий XIX- XX вв., активизировало необходимые для такой лексики модели и способы словообразования, в частности те, которые создают имена отглагольные с суффиксами отвлеченности.

В языках, имеющих необходимые условия для своего разви-тия, неодинаково интенсивно обогащаются и изменяются отдельные слои и пласты лексики и фразеологии. Причем те из них, которые активно обогащаются в одну эпоху, могут затормозить развитие в другую.

Напомним слова В. Гум-больдта: «... в каждом языке оказывается заложенным свое миро-воззрение. Если звук стоит между предметом и человеком, то весь язык в целом находится между человеком и воздействующей на него внутренним и внешним образом природой. Человек окружает себя миром звуков, чтобы воспринять и усвоить мир предметов. Это положение ни в коем случае не выходит за пределы очевид-ной истины. Так как восприятие и деятельность человека зависят от его представлений, то его отношение к предметам целиком обусловлено языком. Тем же самым актом, посредством кото-рого он из себя создает язык, человек отдает себя в его власть; каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, из пределов которого можно выйти только в том случае, если вступишь в другой круг. Изучение иностранного языка можно было бы поэтому уподобить приобретению повой точки зрения в прежнем миропонимании...».

2. ВОЗНИКНОВЕНИЕ НАЦИЙ И НАЦИОНАЛЬНЫХ ЯЗЫКОВ

2.1. Возникновение литературных языков

Новый этап в развитии народов и языков связан с возникно-вением наций и национальных литературных языков. В совет-ской науке принято считать, что нация - это исторически сло-жившаяся устойчивая общность людей. Признаками устойчивости этой общности являются: единство территории, экономики и языка. На этой почве вырабатывается то, что называют «единст-вом психического склада» или «национальным характером».

Нация как общественная и историческая категория возника-ет на определенном этапе развития человечества, а именно в эпоху подымающегося капитализма. Нация не просто продолже-ние и расширение родовой и племенной общности, а явление качественно новое в истории человечества.

Хотя нации и подготовлены всем предшествующим развити-ем феодализма, особенно его последним периодом, когда еще резче обозначается различие города и деревни, происходит бур-ный рост ремесленного, торгового населения, когда передвиже-ние населения нарушает территориально замкнутый характер феодальных государств, а главное, видоизменяются производст-венные отношения, и наряду с помещиками и крестьянами обозначаются новые классы общества - буржуазия и пролетари-ат, - все это закрепляется лишь при смене формации, с утверж-дением капитализма.

Если при феодализме главную роль играли поместья, замки и монастыри, то при капитализме на первый план выходят города со смешанным населением, объединяющим разные классы, рас-члененные разными профессиями.

Если при феодализме экономическая жизнь тяготела к нату-ральному хозяйству, то при капитализме широко развивается тор-говля, не только внутренняя, но и внешняя, а с приобретением колоний и освоением международных сообщений - и мировая.

В историко-культурном плане переход от феодализма к ка-питализму связан с так называемой эпохой Возрождения и по-рожденным этой эпохой национальным развитием.

Применительно к языку эпоха Возрождения выдвинула три основные проблемы: 1) создание и развитие национальных язы-ков, 2) изучение и освоение различных языков в международном масштабе, 3) пересмотр судьбы античного и средневекового лин-гвистического наследства.

Новая национальная культура, требующая единства и полно-го взаимопонимания всех членов нового общества, не может со-хранить языковую практику средневековья с его двуязычием, раздробленными поместными диалектами и мертвым литератур-ным языком. В противоположность языковой раздробленности феодального периода требуется единство языка всей нации, и этот общий язык не может быть мертвым, он должен быть спо-собным к гибкому и быстрому развитию.

У разных народов процесс складывания наций и националь-ных языков протекал в разные века, в разном темпе и с различ-ными результатами.

Это зависело прежде всего от интенсивности роста и распада феодальных отношений в данной стране, от состава населения и его географического распространения; немалую роль играли при этом и условия сообщения: так, государства морские (Италия, Голландия, Испания, позднее Франция и Англия) раньше всту-пают на путь капиталистического и национального развития, но в дальнейшем, например, в Италии, этот процесс надолго задер-живается, тогда как в Англии неуклонно развивается, вследствие чего Англия опережает Италию в развитии.

Первой капиталистической нацией была Италия. Конец феодального средневековья, начало современной капиталисти-ческой эры отмечены колоссальной фигурой. Это - итальянец Данте, последний поэт средневековья и вместе с тем первый поэт нового времени.

Данте (1265-1321) написал книгу стихов «Новая жизнь» («Vita nuova»), посвященных Беатриче (в 1290 г.), на итальянском, а не на латинском языке и в дальнейшем (1307-1308) выступил в защиту употребления нового национального литературного язы-ка в латинском трактате «О народном красноречии» («De vulgari eloquentia») и в итальянском «Пир» («II convivio»), где он писал:

«Из тысячи знающих латынь один разумен; прочие пользуются своими знаниями, чтобы добиться денег и почестей», поэтому он пишет не по-латински, а по-итальянски, так как «это язык не избранных, а огромного большинства». По мнению Данте, на-родный язык благороднее латыни, так как это язык «природ-ный», а латынь - язык «искусственный». «Божественная коме-дия» Данте, сонеты Петрарки и «Декамерон» Боккаччо были блес-тящим доказательством преимущества нового национального языка.

На народном языке были написаны отчеты о великих путе-шествиях Колумба, Веспуччи и других. Философ Джордано Бру-но и ученый Галилей также перешли с латыни на национальный язык. Галилей оправдывал это так: «К чему нам вещи, написан-ные по-латыни, если обыкновенный человек с хорошим природ-ным умом не может их читать».

Интересно отметить рассуждение Алессандро Читтолини в произведении под заглавием «В защиту народного языка» (1540), где говорится о том, что технические ремесленные термины нельзя выразить по-латыни, а этой терминологией «самый последний ремесленник и крестьянин располагает в гораздо больших раз-мерах, чем весь латинский словарь».

Таким образом, борьба за народный язык была основана на демократизации культуры.

Итальянский литературный язык сложился на почве тоскан-ских говоров в связи с преобладающими значениями тосканских городов и Флоренции на пути капиталистического развития.

Пути складывания национальных литературных языков мог-ли быть различными. Об этом писали Маркс и Энгельс в «Не-мецкой идеологии»: «В любом современном развитом языке ес-тественно возникшая речь возвысилась до национального языка отчасти благодаря историческому развитию языка из готового материала, как в романских и германских языках, отчасти благо-даря скрещиванию и смешению наций, как в английском языке, отчасти благодаря концентрации диалектов в единый националь-ный язык, обусловленной экономической и политической кон-центрацией».

Французский литературный язык может служить примером первого пути («из готового материала»). Скрещивание народной («вульгарной») латыни с разными кельтскими диалектами на тер-ритории Галлии происходило еще в донациональную эпоху, и эпоха Возрождения застает уже сложившиеся французские диа-лекты, «патуа», среди которых первенствующее значение благо-даря историческому развитию Франции получает диалект Иль-де-Франса с центром в Париже.

В 1539 г. ордонансом (приказом) Франциска I этот француз-ский национальный язык вводится как единственный государст-венный язык, что было направлено, с одной стороны, против средневековой латыни, а с другой - против местных диалектов. Группа французских писателей, объединенная в «Плеяду», горя-чо пропагандирует новый литературный язык и намечает пути его обогащения и развития. Поэт Ронсар видел свою задачу в том, что он «создавал новые слова, возрождал старые»; он гово-рит: «Чем больше будет слов в нашем языке, тем он будет луч-ше»; обогащать язык можно и за счет заимствований из мертвых литературных языков и живых диалектов, воскрешать архаизмы, изобретать неологизмы. Практически все это показал Рабле в своем знаменитом произведении «Гаргантюа и Пантагрюэль».

Главным теоретиком этого движения был Жоаким (Иоахим) Дю Белле (Joachim Du Bеllay) (1524-1560), который в своем трак-тате «Защита и прославление французского языка» обобщил принципы языковой политики «Плеяды», а также по-новому оценил идущее от Данте разделение языков на «природные» и «искусст-венные». Для Дю Белле это не два исконных типа языков, а два этапа развития языков; при нормализации новых национальных языков следует предпочитать доводы, идущие от разума, а не от обычая, так как в языке важнее искусство, чем обычай.

В следующую эпоху развития французского литературного языка в связи с усилением абсолютизма при Людовике XIV гос-подствуют уже другие тенденции.

Вожла (Vaugelas, 1585-1650), главный теоретик эпохи, ставит на первый план «добрый обычай» двора и высшего круга дворян-ства. Основной принцип языковой политики сводится к очище-нию и нормализации языка, к языковому пуризму, оберега-емому созданной в 1626 г. Французской академией, которая с 1694 г. периодически издавала нормативный «Словарь француз-ского языка», отражавший господствующие вкусы эпохи.

Новый этап демократизации литературного французского язы-ка связан уже с французской буржуазной революцией 1789 г.

Примером второго пути развития литературных языков («из скрещивания и смешения наций») может служить английский язык.

В истории английского языка различаются три периода: пер-вый - от древнейших времен до XI в. - это период англосак-сонских диалектов, когда англы, саксы и юты завоевали Брита-нию, оттеснив туземное кельтское население (предков нынеш-них шотландцев, ирландцев и уэйлзцев) в горы и к морю и брит-тов через море на полуостров Бретань. «Готический» период анг-лийской истории связан с англосаксонско-кельтскими войнами и борьбой с датчанами, которые покоряли англосаксов в IX- Х вв. и частично слились с ними.

Поворотным пунктом было нашествие норманнов (офранцу-зившихся скандинавских викингов), которые разбили войска англосаксонского короля Гарольда в битве при Гастингсе (1066) и, покорив Англию, образовали феодальную верхушку, королев-ский двор и высшее духовенство. Победители говорили по-фран-цузски, а побежденные англосаксы (средние и мелкие феодалы и крестьянство) имели язык германской группы. Борьба этих двух языков завершилась победой исконного и общенародного анг-лосаксонского языка, хотя словарный состав его сильно попол-нился за счет французского языка, и французский язык как су-перстрат довершил те процессы, которые намечались уже в эпо-ху воздействия датского суперстрата. Эта эпоха называется сред-неанглийским периодом (XI-XV вв.).

Новоанглийский период начинается с конца XVI в. и связан с деятельностью Шекспира и писателей-«елизаветинцев». Этот период относится к развитию национального английского язы-ка, так как средневековые процессы скрещивания уже заверши-лись и национальный язык сложился (на базе лондонского диа-лекта).

Лексика английского национального литературного языка прозрачно отражает «двуединую» природу словарного состава этого языка: слова, обозначающие явления бытовые, земледель-ческие термины, сырье, - германского происхождения; слова же. обозначающие «надстроечные» явления - государственное правление, право, военное дело, искусство, - французского про-исхождения. Особенно ярко это проявляется в названии живот-ных и кушаний из них.

В грамматике основа в английском языке также германская (сильные и слабые глаголы, именные слова, местоимения), но в среднеанглийском периоде спряжение сократилось, а склонение утратилось, и синтетический строй уступил аналитическому, как во французском языке.

В фонетике германская симметричная система гласных под-верглась «большому передвижению» (great vowel shift) и стала асимметричной.

Примером третьего пути образования национального языка («благодаря концентрации диалектов») служит русский литера-турный язык, сложившийся в XVI-XVII вв. в связи с образова-нием Московского государства и получивший нормализацию в XVIII в. В основе его лежит московский говор, представляющий пример переходного говора, где на северную основу наложены черты южных говоров.

Так, лексика в русском литературном языке доказывает боль-ше совпадений с северными диалектами, чем южными.

В грамматике, наоборот, в северных диалектах больше арха-измов (особые безличные обороты: Гостей было уйдено; имени-тельный при инфинитиве переходного глагола: Вода пить), а также больше глагольных времен в связи с предикативным употребле-нием деепричастий: Она ушодши. Она была ушодчи; обычно со-впадение творительного падежа множественного числа с датель-ным: за грибам, с малым детям, чего нет ни в южных говорах, ни в литературном языке. Но и с южными говорами у литературно-го русского языка есть много расхождений: во многих южнове-ликорусских говорах утрачен средний род (масло мой, новая кино), формы родительного и дательного падежей слов женского рода совпали в дательном (к куме и у куме) и др., чего нет в литератур-ном языке. В спряжении глаголов флексии 3-го лица в литера-турном языке совпадают с северными говорами (т твердое: пьёт, пьют, а не пъёть, пыоть).

В фонетике согласные литературного языка соответствуют северным говорам (в том числе и г взрывное), гласные же в свя-зи с «аканьем» ближе к вокализму южных говоров (в северных говорах «оканье»), однако «аканье» а литературном языке иное, чем в южных говорах, - умеренное (слово город в северных го-ворах звучит [горот], в южных [орат], а в литературном [горт]); кроме того, для южных говоров типично «яканье», чего нет в рус-ском литературном языке; например, слово весна произносится в южных говорах либо [в'асна], либо [в'исна], в северных - либо [в'осна], либо [в'эсна], а в литературном - [в'и^эсна]; по судьбе бывшей в древнерусском языке особой гласной фонемы [Ъ] ли-тературный язык совпадает с южными говорами.

Однако в составе русского литературного языка, кроме мос-ковского говора, имеются и иные очень важные элементы. Это прежде всего старославянский язык, который был впитан и ус-воен русским литературным языком, благодаря чему получилось очень много слов-дублетов: свое и старославянское; эти пары могут различаться по вещественному значению или же представ-лять только стилистические различия, например:

Старославянские причастия на -щий (горящий) вытеснили рус-ские причастия на -чий (горячий), причем эти последние пере-шли в прилагательные.

Третьим элементом русского литературного языка являются иноязычные слова, обороты и морфемы. Благодаря своему гео-графическому положению и исторической судьбе русские могли использовать как языки Запада, так и Востока.

Совершенно ясно, что состав любого литературного языка сложнее и многообразнее, чем состав диалектов.

Специфическую сложность вносит в его состав использова-ние элементов средневекового литературного языка; это не от-разилось в западнославянских языках, где литературный старо-славянский язык был вытеснен в средние века латынью; это так-же мало отразилось, например, на языках болгарском и серб-ском благодаря исконной близости южнославянских и старосла-вянского (по происхождению южнославянского) языка, но сыг-рало решающую роль в отношении стилистического богатства русского языка, где старославянское - такое похожее, но иное - хорошо ассимилировалось народной основой русского языка; иное дело судьба латыни в западноевропейских языках; элементов ее много в немецком, но они не ассимилированы, а выглядят вар-варизмами, так как латинский язык очень далек от немецкого; более ассимилирована латынь в английском благодаря француз-скому посредничеству; французский литературный язык мог ус-ваивать латынь дважды: путем естественного перерождения на-роднолатинских слов во французском и путем позднейшего ли-тературного заимствования из классической латыни, поэтому получались часто дублеты типа: avoue - «преданный» и avocat - «адвокат» (из того же латинского первоисточника advocatus - «юрист» от глагола advoco - «приглашаю»).

Так по-своему каждый литературный язык решал судьбу анти-чного и средневекового наследства.

2.2. Языковые отношения при капитализме

Развитие капиталистических отношений, усиление роли го-родов и других культурных центров и вовлечение в общегосудар-ственную жизнь окраин содействуют распространению литера-турного языка и оттеснению диалектов; литературный язык рас-пространяется по трактам и водным путям сообщения через чи-новников, через школы, больницу, театр, газеты и книги и, на-конец, через радио.

При капитализме различие между литературным языком и диалектами делается все более и более значительным. У город-ских низов и разных деклассированных групп населения созда-ются особые групповые «социальные диалекты», не связанные с какой-нибудь географической территорией, но связанные с раз-личными профессиями и бытом социальных прослоек, - это «арго» или «жаргоны» (арго бродячих торговцев, странствующих актеров, нищих, воровской жаргон и т. п.).

Элементы арго легко воспринимаются литературным языком, усваиваясь в виде особой идиоматики.

Внутригосударственные вопросы языка осложняются еще более в тех странах, где имеются национальные меньшинства, и в тех многонациональных государствах, где объединяется целый ряд наций.

В многонациональных государствах господствующая нация навязывает язык национальным меньшинствам через печать, школу и административные мероприятия, ограничивая сферу употребления других национальных языков лишь бытовым об-щением. Это явление называется великодержавным шовиниз-мом (например, господство немецкого языка, бывшее в «лоскутной» по национальному составу Австро-Венгрии; туркизация балканских народов; принудительная русификация малых народ-ностей в царской России и т. п.). Национально-освободитель-ные движения в эпоху капитализма всегда связаны с восстанов-лением прав и полномочий национальных языков восставших народностей (борьба за национальные языки против гегемонии немецкого языка в Италии, Чехии, Словении в XIX в.).

В колониях, как правило, колонизаторы вводили свой язык в качестве государственного, сводя туземные языки к разговорной речи (английский язык в Южной Африке, в Индии, не говоря уже о Канаде, Австралии, Новой Зеландии; французский язык в Западной и Северо-Западной Африке и Индокитае и т. п.).

Однако зачастую языковые отношения между колонизатора-ми и туземцами складываются иначе, что вызывается практичес-кими потребностями общения.

Уже первые великие путешествия XV-XVI вв. познакомили европейцев со множеством новых народов и языков Азии, Аф-рики, Америки и Австралии. Эти языки стали предметом изуче-ния и собирания в словари (таковы знаменитые «каталоги язы-ков» XVIII в.).

Для более продуктивной эксплуатации колоний и колони-ального населения надо было объясняться с туземцами, влиять на них через миссионеров и комиссионеров.

Поэтому наряду с изучением экзотических языков и состав-лением для них грамматик требуется найти какой-то общий для европейцев и туземцев язык.

Иногда таким языком служит наиболее развитой местный язык, особенно если к нему приспособлена какая-нибудь пись-менность. Таков, например, язык хауса в Экваториальной Афри-ке или таким когда-то был кумыкский в Дагестане.

Иногда это бывает смесь туземной и европейской лексики, как «пти-нэгр» (petit negre) во французских колониях в Африке или же «ломаный английский» (broken English) в Сьерра-Леоне (Гвинейский залив в Африке). В тихоокеанских портовых жарго-нах - «бич-ла-мар» (beach-la-mar) в Полинезии и «пиджин-ин-глиш» (pidgin English) в китайских портах. В «пиджин-инглиш» в основе английская лексика, но искаженная (например, pidgin - «дело» из business, nusi-papa - «письмо», «книга» из news-paper); значения также могут меняться: mary - «вообще женщина» (в анг-лийском - собственное имя «Мери»), pigeon - «вообще птица» (в английском «голубь»), - и китайская грамматика.

К такому же типу «международных языков» принадлежит и «сабир», употребляющийся в средиземноморских портах, - это смесь французского, испанского, итальянского, греческого и араб-ского.

Однако в более высоких сферах международного общения такого типа смешанная речь не применяется.

В международной дипломатии в разные эпохи употребляют-ся разные языки - в средневековую эпоху: в Европе - латин-ский, в странах Востока - по преимуществу арабский; в новой истории большую роль сыграл французский язык. В последнее время этот вопрос уже не решается однозначно, так как офици-ально в ООН приняты пять языков: русский, английский, фран-цузский, испанский и китайский.

Предпочтение тех или иных языков в этих случаях связано с тем престижем языка, который возникает не по его лин-гвистическим качествам, а по его историко-культурной судьбе.

Жаргоны бывают и у определенных групп населения, как, например, существовал жаргон гвардейских офицеров царской армии и России, на жаргоне изъяснялись «петиметры» и «щего-лихи» XVIII в.. Эта смесь «французского с нижего-родским», как иронически выражался А. С. Грибоедов, представ-лена в сюсюкающей речи представителя старого дворянства XIX в. С. Т. Верховенского в «Бесах» Достоевского.

Следует различать салонные жаргоны социальной верхушки, которые возникают из ложной моды как стилистический нарост на нормальном языке; практической ценности в них нет; осо-бенно опасно их проникновение в литературу (Игорь Северянин и т. п.), и «практические жаргоны», исходящие из профессио-нальной речи и преследующие цели языкового обособления дан-ной группы и «тайноречия» для осуществления своего ремесла и засекречивания сведений о нем. В таких жаргонах (жаргон во-ров, нищих, торговцев-разносчиков и т. п.) может быть искусст-венно придуманная смесь элементов разных языков, например цыганские числительные и тюркские обозначения профессио-нально важных вещей и т. п. Конечно, и у этих жаргонов нет своей особой грамматики и своего основного словарного фонда. Такие жаргоны паразитируют на материале разных языков, но их практическая устремленность не подлежит сомнению.

Наконец, международные жаргоны вызваны еще более ре-альными потребностями общения разноязычных людей в по-граничных областях или в местах скопления разнонационального населения, например в морских портах. Здесь, как мы ви-дели, чаще всего взаимодействуют элементы каких-либо двух языков (французский и негрские, английский и китайский, рус-ский и норвежский и т. п.), хотя бывает и более сложная смесь («сабир»).

2.3. Языковые проблемы в России

После победы Октябрьской революции 1917 г. и образования СССР (1922) среди внутриполитических задач одно из важных мест заняли задачи национально-языкового строительства.

Национальный вопрос был очень важной проблемой в пер-вом социалистическом государстве, так как СССР был страной многонациональной, включающей и развитые нации с древней культурой (Армения, Грузия), и молодые нации (Казахстан, Кир-гизия, Таджикистан), и народности, не переросшие в нации (на-роды Севера, Дальнего Востока и Дагестана), особое положение занимала Прибалтика, нации которой прошли этап буржуазного развития.

Различия территориальных и природных условий Кавказа, Средней Азии, Прибалтики, Сибири и разная историческая судьба населения этих территорий представляли большие трудности для выработки единого плана развития культуры этих наций и на-родностей.

Обоснование избранного правительством курса опиралось на высказывания В. И. Ленина по национальному вопросу, кото-рый писал:

«Пока существуют национальные и государственные разли-чия между народами и странами - а эти различия будут дер-жаться еще очень и очень долго даже после осуществления дик-татуры пролетариата во всемирном масштабе - единство интер-национальной тактики коммунистического рабочего движения всех стран требует не устранения разнообразия, не уничтожения национальных различий..., а такого применения основных прин-ципов коммунизма (Советская власть и диктатура пролетариа-та), которое бы правильно видоизменяло эти принципы в частнос-тях, правильно приспособляло, применяло их к национальным и национально-государственным различиям».

Так как язык является важнейшим признаком нации, то, ес-тественно, национальная политика в первую очередь касается языков и их развития. Развитие же языка связано с установлени-ем литературного языка, что прежде всего связано с созданием письменности. За время существования СССР около 60 языков получили письменность, а тем самым возможность обучения в школе на родном языке.

На пути установления и нормирования языков народов СССР встречалось много трудностей, из которых главная - это выбор того диалекта, на базе которого должен быть закреплен литера-турный язык. Встречаются такие случаи, когда два диалекта, силь-но разошедшиеся, обладают равными правами и тогда возника-ют два параллельных литературных языка (например, эрзя-мор-довский и мокша-мордовский). Существенным затруднением является чересполосица населения, когда немногочисленная по числу говорящих народность разбросана по большой территории вперемежку с населением других национальностей (например, ханты в Западной Сибири или эвенкийцы в Восточной). Благо-приятные условия для стабилизации литературного языка пред-ставляет наличие какой-нибудь письменности в прошлом, хотя бы и не носившей общенародного характера (например, араб-ской письменности у татар, узбеков, таджиков).

Важную роль для народов бывшего СССР играл русский язык - язык международного общения наций и народностей.

Русский язык остается главным источником обогащения лек-сики большинства национальных языков, особенно в области по-литической, научной и технической терминологии.

Вместе с тем в языковой политике центральных партийно-государственных органов, начиная с 30-х гг., все более крепнет тенденция к русификации всего геополитического пространства СССР - в полном соответствии с усилением его экономической централизации. В свете этой тенденции положительные сдвиги в деле распространения письменности приобретали негативный оттенок ввиду почти насильственного введения алфавита на рус-ской основе; русскому языку повсеместно отдавалось явное пред-почтение.

Ориентация внутренней политики на формирование этни-чески обезличенного, мнимо единого «советского народа» имела два важных последствия для языковой жизни страны.

Во-первых, такая политика ускорила процесс деградации язы-ков многих малых народов (так называемых «миноритарных язы-ков»). Этот процесс носит глобальный характер и имеет объек-тивные причины, среди которых далеко не последнее место при-надлежит языковой политике государства. В социолингвистике существует понятие «больные языки» - это языки, теряющие свою значимость в качестве средства общения. Сохраняясь лишь у старших представителей данного народа, они постепенно пере-ходят в категорию исчезающих языков. Количество говорящих на таких языках исчисляется сотнями, а то и десятками человек, а, например, на керекском языке (Чукотский автономный округ) в 1991 г. говорили только три человека.

Во-вторых, централизаторская политика породила всё более крепнувшее культурно-национальное противостояние республик и центра, и в годы перестройки это вылилось в массовый и стремительный процесс пересмотра Конституций союзных рес-публик в части, касающейся государственного языка. Начавшись в 1988 г. в Литовской ССР, этот процесс в течение 1989 и первой половины 1990 гг. охватил весь СССР, а после его распада нача-лась новая волна уточнения Конституций уже национальных субъ-ектов Российской Федерации путем внесения статьи о государ-ственных языках, каковыми признавались национальные языки наряду с русским. К концу 1995 г. во всех национальных респуб-ликах в составе РФ закон о языках либо принят, либо представ-лен на обсуждение.

Языковая реформа, идущая в РФ, не заканчивается с приня-тием законов о языках. Необходимо предусмотреть весь комплекс мер по культурно-языковому строительству и обеспечить сохра-нение тех народов и языков, которые еще можно сохранить. А од-ной из первоочередных задач российских языковедов становится фиксация исчезающих языков для потомков в виде словарей, текс-тов, грамматических очерков, магнитофонных записей живой речи и фольклора, ибо каждый даже самый малый язык - это непо-вторимый феномен многонациональной культуры России.

2.4. Заимствование как путь обогащения словарного состава языка

Общей основой для всех процессов заимствования является взаимодействие между культурами, экономические, политические, культурные и бытовые контакты между народами, говорящими на разных языках. Контакты эти могут носить массовый и длительный ха-рактер в условиях совместной жизни на смежных и даже на одной и той же территории либо могут осуществляться лишь через определен-ные слои общества и даже через отдельных лиц. Они могут носить ха-рактер взаимовлияния или одностороннего влияния; иметь мирный характер или выступать в виде противоборства и даже военных столк-новений. Существенно, что ни одна культура не развивалась в изоля-ции, что любая национальная культура есть плод как внутреннего развития, так и сложного взаимодействия с культурами других наро-дов.

Говоря о заимствованиях, различают «материальное заимствова-ние» и «калькирование». При материальном заимство-вании (заимствовании в собственном смысле) перенимается не только значение (либо одно из значений) иноязычной лексической единицы (или морфемы), но и-с той или иной степенью приближения- ее материальный экспонент. Так, слово спорт представляет собой в русском языке материальное заимствование из английского: русское слово воспроизводит не только значение английского sport, но также его написание и (конечно, лишь приблизительно) звучание. В отличие от этого при калькировании перенимается лишь значение иноязычной единицы и ее структура (принцип ее организации), но не ее материальный экспонент: происходит как бы копирование иноязыч-ной единицы с помощью своего, незаимствованного материала. Так, русск. небоскреб - словообразовательная калька, воспроизводящая значение и структуру англ. skyscraper (ср. sky 'небо', scrape 'скрести, скоблить' и -er - суффикс действующего лица или «действующего предмета»). В словенском языке глагол brati наряду с общеславянским значением 'брать, собирать плоды' имеет еще значение 'читать'. Это второе значение - семантическая калька под влиянием нем. lesen, которое (как и лат. lego) совмещает значения 'собирать' и 'читать'.

Иногда одна часть слова заимствуется материально, а другая калькируется. Пример такой полукальки-слово телевидение, в котором первая часть - интернациональная, по происхождению гре-ческая, а вторая - русский перевод латинского слова visio 'видение' (и 'видение') или его отражений в современных языках (ср. с тем же значением и укр. телебачення, где второй компонент от бачити 'ви-деть').

Среди материальных заимствований нужно различать устные, происходящие «на слух», часто без учета письменного образа слова в языке-источнике, и заимствования из письменных текстов или, во всяком случае, с учетом письменного облика слова. Устные заимствования особенно характерны для более старых истори-ческих эпох - до широкого распространения письма. Более поздние заимствования обычно бывают связаны с более «квалифицированным» освоением чужеязычной культуры, идущим через книгу, газету, через сознательное изучение соответствующего языка. Примером устного заимствования может служить болг. пароход /parax'ot/ 'пароход', пришедшее из русского языка еще в XIX в. В этом слове русская сое-динительная гласная передана соответственно ее живому звучанию, тогда как в других подобных словах, заимствованных болгарским язы-ком в наши дни (трудоден, самокритика и др.), в согласии с русской орфографией пишется о, которое по-болгарски и читается как /о/.

Заимствование может быть прямым или опосредован-ным (второй, третьей и т. д. степени), т. е. заимствованием заимство-ванного слова. Так, в русском языке есть прямые заимствования из не-мецкого, например эрзац 'суррогат, заменитель (обычно плохой)' (нем. Ersatz с тем же значением), рейхстаг, бундестаг и т. д., а есть заимство-вания через посредство польского языка, например бляха (ср. польск. blacha с тем же значением и нем. Blech 'жесть'), крахмал (ср. польск. krochmal и нем. Kraftmehl с тем же значением), рынок (ср. польск. rynek 'площадь, рынок' и нем. Ring 'кольцо, круг'). В языки народов Бал-канского полуострова за время турецкого ига вошло много «турцизмов», но значительная часть этих слов в самом турецком языке - заимствования из арабского или персидского. Есть заимствованные слова с очень долгой и сложной историей, так называемые «странствую-щие слова», например лак: к нам оно пришло из немецкого или гол-ландского, в эти языки - из итальянского, итальянцы же заимство-вали его скорее всего у арабов, к которым оно попало через Иран из Индии (ср. в пали, литературном языке индийского средневековья, lakha 'лак из красной краски и какой-то смолы'). История такого «странствующего слова» воспроизводит историю соответствующей реалии.

Заимствование есть активный процесс: заимствую-щий язык не пассивно воспринимает чужое слово, а так или иначе пере-делывает и включает его в сеть своих внутренних системных отношений.

Ярче всего активность заимствующего языка выступает в процессах калькирования. Но и при материальном заимствовании она проявля-ется вполне отчетливо.

Во-первых, все фонемы в составе экспонента чужого слова заменя-ются своими фонемами, наиболее близкими по слуховому впечатлению; соответственно закономерностям заимствующего языка изменяются слоговая структура, тип и место ударения и т. д. Ср. русское слово со-вет и заимствованные из русского фр. soviet /sovjiet/, англ. soviet /s'ouviet/ или /s'aviet/, нем. Sowjet /zio:vjet/ или /zavj'et/: несвойствен-ное французскому и другим языкам русское палатализованное /v/ всю-ду заменено сочетанием /vj/ или /vi/; поскольку при заимствовании учитывалось написание русского слова, гласный первого слога везде передан буквой о, которая читается по правилам соответствующих языков либо как открытый, либо как закрытый гласный, либо как дифтонг; начальный согласный в немецком произносится как звонкий в соответствии с правилами чтения буквы s. Подобная субституция (подстановка) фонем происходит, разумеется, и при заимствовании на слух (только в этом случае не примешивается влияние письменного облика слова). Так, в русск. флигель, заимствованном из немецкого (нем. Flugel 'крыло'), вместо немецкого /у:/ имеем /i/, вместо /I/ и /g/ соответственно IV 1 и /g'/. Изменение слоговой структуры при заимство-вании ярко, обнаруживается, например, в японской форме нашего слова комсомол: по-японски оно звучит как /komusomoru/ с превраще-нием всех слогов в открытые путем добавления /и/ (а также с заменой /l/ на /г/, поскольку японский язык не знает звука /l/).

Во-вторых, заимствуемое слово включается в морфологическую си-стему заимствующего языка, получая соответствующие грамматические категории. Так, система, панорама в русском языке женского рода, как это нам представляется естественным для существительных (не обозначающих лиц), оканчивающихся на -а, хотя в греческом их прото-типы среднего рода; при этом -а превратилось в окончание им. п. ед. ч. и заменяется в других формах другими русскими окончаниями, тогда как в греческом оно принадлежало основе (неусеченная основа systemat- видна в косвенных падежах, ср. также систематический). В иных случаях, напротив, окончание чужого слова воспринимается при за-имствовании как часть основы. Так, русск. рельс, кекс заимствованы из английского (англ. rail 'рельс', cake 'пирожное, торт' и т. д.), причем заимствованы были формы множественного числа, осмысленные как формы единственного; поэтому английский аффикс множественного числа вошел в состав основы русского слова. То же наблюдаем в слове бутсы (из англ. boot 'ботинок'), но здесь заимствованное слово было сразу оформлено как множественное число, а формы единственного числа (бутса и т. д.) были образованы от множественного. Если заим-ствуемое существительное оканчивается нетипичным для русского языка образом, оно попадает в разряд неизменяемых по падежам и чис-лам, но синтаксически получает все полагающиеся существительному формы (что проявляется в согласовании: маршрутное такси, интерес-ного интервью, белому какаду) и тот или иной грамматический род (чаще всего средний). Заимствованные прилагательные, независимо от того, как они оформлены в языке-источнике, получают в русском языке один из суффиксов прилагательного, обычно -н-, и полагающие-ся окончания; глаголы тоже получают все глагольные категории вплоть до специфически славянской категории вида (правда, иногда возникает «двувидовость», т. е. омонимия форм совершенного и несовершенного вида, разграничиваемая контекстом, например, у глаголов линчевать, стартовать, у многих глаголов на -ировать). Естественно, при заим-ствовании происходит и утрата (вернее, невосприятие) грамматических категорий, чуждых заимствующему языку.

В-третьих, заимствуемое слово включается в систему семантиче-ских связей и противопоставлений, наличных в заимствующем языке, входит в то или иное семантическое поле или, в случае многозначно-сти, в несколько полей. Обычно при этом происходит сужение объема значения (ср. англ. dog 'собака' и заимствованное русск. дог 'коротко-шерстная крупная собака с тупой мордой и сильными челюстями') или сокращение полисемии: многозначное слово чаще всего заимству-ется в одном из своих значений [ср. фр. depot 1) 'вклад, взнос', 2) 'по-дача, предъявление', 3) 'отдача на хранение', 4) 'вещь, отданная на хранение', 5) 'хранилище, склад, депо', 6) 'сборный пункт', 7) 'аре-стантская при полицейском участке', 8) 'осадок, отложение, нагар' и др. и заимствованное русск. депо, сохраняющее, и то лишь частично, пятое значение французского слова]. Кроме того, при заимствовании слово часто утрачивает мотивировку (см. § 123).

После того как заимствованное слово вошло в язык, оно начинает «жить своей жизнью», независимой, как правило, от жизни его прототипа в языке-источнике. Его звуковой облик еще больше приближается к структурам, типичным для данного языка; так, в за-имствованных словах русского языка, по мере их более полного освое-ния («обрусения»), происходит замена твердых согласных перед орфо-графическими c соответствующими палатализованными (ср., с одной стороны, «необрусевшие» декольте, декорум, реквием, секанс, тембр, тент, термы, с другой-«обрусевшие» декада, декрет, декан, рейс, сейф, театр, телефон; особенно поучительны сопоставления слов, содержащих исторически одни и те же морфемы, но произносимых по-разному в зависимости от степени «обрусения»: демос /d'/ - но де-мократия /d/, сервис /s/-но сервиз /s'/, террарий /t/ - но террито-рия /t'/). Заимствованное слово может подвергаться новым граммати-ческим преобразованиям, устраняющим черты «чуждости» (ср. пере-ход несклоняемых в литературном языке пальто, жалюзи и т. д. в про-сторечии в разряд склоняемых существительных); оно «обрастает» производными, претерпевает семантические изменения наравне с «исконными» словами и может получить совсем новое значение. Так, русск. стекло, др.-русск. стькло представляет собой старое, еще обще-славянское заимствование из готского, где соответствующее слово stikis значило 'кубок'; на славянской почве название было перенесено с изделия на материал.