Концепт счастья

Субъективная составляющая фелицитарных концептов в зависимости от темперамента человека и интенсивности переживания может колебаться от рассудочного удовлетворения до эйфории и восторга, однако более всего она близка чувству радости, тем более что зачастую счастье с ним просто отождествляется: "Счастье есть состояние устойчивой радости" (Лейбниц 1984: 419); "Радость и счастье не различные состояния; они отличаются только тем, что радость связана с переживанием единичного факта, а счастье, можно сказать, постоянное и нераздельное переживание радости" (Фромм 1993: 147).

Семантика радости, как и семантика имен эмоциональной сферы в целом, с трудом поддается концептуальному анализу. По признаку интенсивности радость противостоит удовлетворению, по специфике объекта она противостоит удовольствию (Апресян 1969: 19): "удовольствие - это радость тела, а радость - удовольствие души и духа" (Пеньковский 1991: 150). Помимо этого в семантику радости в качестве специфической черты входит, очевидно, и вероятностный прогноз: "Радость есть удовольствие, сопровождаемое идеей прошедшей вещи, случившейся сверх ожидания" (Спиноза 1932: 130).

Поскольку собственные дискурсивные семантические признаки концепта "радость", позволяющие описывать его безотносительно к смежным категориям, отсутствуют, косвенным свидетельством чего является факт лексикографического представления радости в русском языке через синонимический круг (Пеньковский 1991: 148), естественно обратиться к этимологии имени этого концепта и признакам ассоциативным, фиксирующим его место в соответствующей концептуальной области.

"Этимологическая память" русского корня "рад-" позволяет связать радость с фелицитарными концепциями свободы и любви, где последние выступают в качестве источника счастья: "рад, рада, радо" - "охотный (Фасмер 1986: т.3, 429), т.е. добровольный, совершающий что-то не по принуждению, а по свободной воле; в то же самое время внутренняя форма этого краткого прилагательного позволяет определить его этимон как "готовый к благодеянию" (Степанов 1997: 309), т.е. расположенный к любви и заботе о ближнем. О сопряженности радости с эпикурейской концепцией счастья, видимо, свидетельствует тот факт, что причиной этой эмоции бывает уверенность, дающая спокойствие: "Когда приходишь наконец к уверенности, испытываешь одну из самых великих радостей, на какие способна человеческая душа" (Пастер).

Можно предполагать, что субъективная, "макарическая" составляющая фелицитарного концепта может быть отождествлена с "чистой", сублимированной радостью, из семантики которой удалены пространственно-временные характеристики причины-объекта: блаженство, "нирвана" - это "златоблещушая вечность" (Гессе), независимость от времени, и, тем самым, от страха и надежды.

"Блажен(ный) / блаженство" и "благ(ой) / благость" представляют собой, очевидно, этимологические дублеты, восходящие к общеславянскому корню "б(о) л(о / а) (г / ж) - " (ср. чеш. blahy "блаженный", польск. blogi "блаженный, приятный"), и, как и их этимон, могут передавать широкий спектр обще - и частноаксиологических оценок, включая энантиосемию как способность выражать два противоположных качества: "добрый, хороший, счастливый, доблестный, полезный", и "плохой, дурной, злой, упрямый, своенравный, тяжелый, неудобный" (См.: Фасмер 1986, т.4: 171,188; Даль 1998, т.1: 90, 95; Черных 1999, т.1: 92).

В общей русской лексикографии блаженство толкуется прежде всего как интенсив субъективной составляющей счастья: "высшая степень счастья" (СРЯ 1981, т.1: 91), "большое счастье, удовольствие, наслаждение" (БТСРЯ 1998: 83), "высшая степень счастья и наслаждения" (СЯП 1956, т.1: 132), "высокая степень счастья, наслаждение" (Ушаков 1996, т.1: 151), "высшая степень духовного наслаждения" (Даль 1998, т.1: 95), "высшая степень счастья; высшая степень удовольствия, наслаждение" (ССРЛЯ 1991, т.1: 623). Кроме того, в нем отмечается рефлекс эпикурейской концепции (покоя): "невозмутимое счастье" (Ожегов 1953: 41), "полное и невозмутимое счастье" (Ожегов-Шведова 1998: 50).

Из частеречных словарных реализаций блаженства наиболее многозначным является прилагательное "блаженный, - ая, - ое; - ен, енна, енно", которое во всех своих формах прежде всего передает аналогично имени существительному значение субъективной составляющей счастья: "в высшей степени счастливый" (ССРЛЯ 1991, т.1: 622; СРЯ 1981, т.1: 91; Ожегов-Шведова 1998: 50), "невозмутимо счастливый" (Ожегов 1953: 41; СЯП 1956, т.1: 132), "счастливый, невозмутимо радостный" (Ушаков 1996, т.1: 151). В то же самое время это прилагательное, как и прилагательное "радостный" (Степанов 1997: 306-308) в зависимости от предметой отнесенности определяемого им существительного способно передавать значение не только внутреннего состояния субъекта, но и отправлять к "причине" этого состояния и к средствам его манифестации: "выражающий блаженство, исполненный блаженства, доставляющий удовольствие" (ССРЛЯ 1991, т.1: 622), "свидетельствующий о благополучии, счастье" (БТСРЯ 1998: 82). Все прочие значения этого прилагательного связаны исключительно с его полной формой и реализуются либо в религиозном дискурсе - "юродивый, почитаемый святым" (СЯП 1956, т.1: 132), "ведущий аскетический, праведный образ жизни и обладающий, по мнению религиозных людей, даром прорицания; юродивый" (ССРЛЯ 1991, т.1: 622), "добровольный нищий скиталец, принявший образ человека, лишенного здравого ума, и обладающий, по представлениям верующих, даром прорицания, юродивый" (БТСРЯ 1998: 82) - либо в разговорной речи - "глуповатый, чудаковатый" (Ушаков 1996, т.1: 151; СРЯ 1981, т.1: 91), "глупый, придурковатый" (СЯП 1956, т.1: 132).

Лексикографические источники не фиксируют каких-либо ограничений на употребление прилагательного "блажен / ный" в значении "счастливый, радостный". Тем не менее, наблюдения над функционированием этого прилагательного в общелитературном языке свидетельствуют о невозможности его использования в высказываниях от первого лица для характеристики субъекта: "*Я блажен…". В то же самое время, несмотря на то, что блаженство, в принципе, - это эмоциональное состояние, оно никогда не получает в тексте непосредственной эксплицитной причинной мотивировки, мотивируясь лишь логически, "со стороны", дедуктивно: "Счастлив (не блажен!) тем, что целовал я женщин", но "Блаженны (не счастливы!) плачущие, ибо они утешатся".

Как представляется, эти ограничения на употребление могут найти свое объяснение, с одной стороны, в специфичности блаженства как субъективной составляющей счастья, а, с другой, - в общепрецедентном характере религиозного дискурса в целом и лексемы "блажен / ный" в частности.

Явление прецедентности (Гудков 1999; Слышкин 2000) для религиозного дискурса обладает особой значимостью (Карасик 1999: 18). Откровение, Священное Предание, Священное Писание для верующих составляют корпус текстов, прецедентных по определению (Караулов 1987: 216): эти тексты значимы для них познавательно и эмоционально, имеют сверхличностный характер и регулярно воспроизводятся в дискурсе. С явлением прецедентности связан принцип формирования религиозного канона ipse dixit "сам сказал" (Мечковская 1998: 137-141), для православных носителей русского языка прецедентны и некоторые тексты на языке церковнославянском (Супрун 1998: 6-7).

В русских евангельских текстах "блаженный" и "блаженство" появились, очевидно, в результате перевода с древнегреческого языка на церковнославянский имен макар / макарос и макариа / макариотис соответственно (Дьяченко 2000: 984; Дворецкий 1958, т.2: 1046-1047). В акафистных текстах появляются прилагательные с усилительными префиксами "богоблаженный", "всеблаженный", "преблаженный", "треблаженный" и глаголы "ублажати" и "блажити".

Евангельские представления о блаженстве восходят, скорее всего, к сократо-платоновской фелицитарной концепции, воспроизведенной в учении стоиков, утверждавших, что единственным и самым верным источником счастья является добродетель: in virtute jure posita est vera felicitas - "в добродетели по праву находится истинное счастье". В христианской доктрине место добродетели занимает праведность как неуклонное следование божественным законам и "заповедям Господним", приводящая верующих в состояние высшей духовной удовлетворенности и непрекращающейся радости: "исполнение нравственного закона и дает нам блаженство" (ППБЭС 1992, т.1: 346). Естественно, полное и ничем не омраченное блаженство на грешной земле недостижимо, оно "принадлежит будущему состоянию, когда окончательно будет совершена победа над адом и смертью" (БЭ 1989: 94), вот почему его имя в религиозных текстах чаще всего сопровождается эпитетами "вечное", "небесное", "райское".

С другой стороны, в православии "блаженствами" ("ублажениями") называют и сами праведные деяния и воздержания (энкратии) от неправедных дел: "исполнитель дела блажен будет в своем действовании" (Иак.: 1, 25). Девять "заповедей блаженства" провозглашаются Иисусом в Нагорной проповеди в Евангелии от Матфея:

Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.

Блаженны плачущие, ибо они утешатся.

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.

Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.

Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.

Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.

Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божьими.

Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство небесное.

Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня (Матф.: 5, 2-11).

В Евангелии от Луки заповеди блаженства формулируются несколько иначе:

Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие.

Блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь.

Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеётесь.

Блаженны вы, когда возненавидят вас люди и когда отлучат вас и будут поносить, и пронесут имя ваше, как бесчестное, за Сына Человеческого. (Лук.6, 21-22).

Если учесть, что в синодальном переводе здесь к "нищим" добавлено "духом", чего нет в греческом оригинале и в латинском переводе "Вульгаты", выполненном Св. Иеронимом (Beati pauperes: quia vestrum est regnum Dei), то к девяти "блаженствам" можно добавить и десятое.

О том, что блаженство мыслится именно как душевное состояние, связанное с "радением о дарах духовных" - достижением праведности, свидетельствует, очевидно, возможность свободного перифразирования в молитвенных текстах краткого прилагательного "блажен" императивной формой глагола "радоваться": "Радуйтеся, нищии духом, яко ваше есть Царствие Небесное; радуйтеся, плачущии, яко утешистеся. Радуйтеся, кроции, яко наследовасте землю; радуйтеся, алкавшии и жаждавшии правды, яко насытишася. Радуйтеся, милостивии, яко стяжали есте помилование; радуйтеся, чистии сердцем, яко уже Бога узресте (Акафистник 1997: 253).

Адъективные лексемы, передающие блаженство в религиозном дискурсе, имеют полные и краткие формы и принадлежат тем качественным прилагательным, которые допускают видоизменение качества и превращение его в качественное состояние, причем полные формы обозначают постоянный признак, "мыслимый вне времени" (Виноградов 1947: 262-263) и легко субстантивируются: "блаженные" - юродивые.

Блаженным является сам Бог - "блаженный и единый сильный Царь царствующих и Господь господствующих" (1-Тим.: 6, 14-15), который блажен как обладатель высшего блага и праведен по определению: он не может нарушать заповеди, поскольку он сам их устанавливает. К числу блаженных относятся небожители - Богоматерь и ангелы, а также святые, стоящие на выходе к небу, блаженными поминаются "усопшие государи и высшие духовные лица" (Даль 1998, т.1: 95).

Прижизненное блаженство труднодостижимо и несовершенно, но, тем не менее, достижимо. Блаженство и праведность в определенном смысле - низшая ступень святости, награда за простое воздержание от нарушения божественных заповедей, в то время как состояние святости достигается сверхдолжными деяниями (Верещагин 2000: 245): "любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего" (Лук.: 6, 35). В православии блаженными называют "сокровенных святых, угодивших Богу втайне, в миру", и "тех святых, святость которых засвидетельствована перед Церковью не столько славою их собственных дел, оставшихся сокровенными, сколько свидетельствами других" (ППБЭС 1992, т.1: 346): "На возвратном пути из Царьграда блаженный святитель встретил новое бедствие" (Житие 2000: 271); "Вот добрый и блаженный старец наш покинул нас - ко Господу отошел, сиротами оставил нас" (Житие 2000: 383).

Однако прежде всего в православии "блаженными" называют юродивых - подвижников, избравших по наставлению апостола Павла ("если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым - 1-Кор.: 3.18) особый путь спасения души: отказ от общепринятого образа жизни, скитальчество, добровольное нищенство и принятие образа человека, лишенного здравого ума. Культ блаженных и юродивых составляет специфическую черту православия и генетически связан с феноменом святости (Клибанов 1994: 73-90). Положения святых на выходе за орбиту земного свидетельствовало о том, что в неправедной земной действительности праведникам места не находилось, отсюда разрыв с миром насилия, несправедливости и всяческой "кривды". Культ нищенства содержится в евангельских заповедях и притчах, он прописан в Нагорной проповеди - "блаженны нищие (духом)", в апостольских посланиях - "корень всех зол есть сребролюбие" (1-Тим.: 6,10), в притче о Лазаре (Лук.: 16, 19-26), который, в принципе, и является протагонистом Нагорной проповеди, поскольку принадлежит к числу "малых мира сего" - плачущих, кротких, алчущих и жаждущих правды и изгнанных за неё. Живя в мире, юродивый оставался внутренним отшельником, глас юродивых был народным гласом, через иносказания, невнятные бормотания и намеки, что в глазах верующих было свидетельством языка Святого Духа, юродивые прежде всего обличали пороки мира и сильных его ("ругание миру"). "Юродивому" в евангельских текстах соответствует древнегреческое "мерос" - "глупый, неразумный" (Дьяченко 2000: 845), и не случайно в русском фольклоре образ юродивого сближается с образом "Ивана-дурака".

В семантике многозначных качественных прилагательных почти обязательно присутствуют своего рода "медиаторы" ("семантические параметры", "архисемы" и пр), связывающие значение прилагательного с семантическим разрядом определяемого существительного (Шрамм 1979: 65, 87), которые эксплицируются лексемами "испытывающий", "исполненный", "выражающий", "вызывающий" и пр. Однако в религиозном дискурсе значение прилагательного "блаженный" в функции определения лица практически никогда не перифразируется с помощью медиаторов эмоциональных состояний: "блаженный спасатель", "блаженный пастырь", "блаженная чета" - это явно не лица, испытывающие блаженство, а скорее, лица, отмеченные праведностью, благодатью и пр. Определяя имена не-лиц, прилагательное "блаженный" перифразируется, как правило, через медиатор "приносящий, дающий": "блаженное послушание", "блаженное жилище", "блаженное успокоение", "блаженное успение", "блаженная кончина".

В современном русском языке краткие (нечленные) формы прилагательных не изменяются по падежам и могут выступать только в функции сказуемого, в составе предиката (Пешковский 1956: 223, Белошапкова 1981: 291). Краткие прилагательные в атрибутивной функции выступают только в составе фразеологизированных сочетаний, где могут появляться также и формы косвенных падежей: мил человек, мал мала меньше, на босу ногу, средь бела дня, красна девица, добра молодца, кафтан ала бархата и пр. (Шведова 1970: 398). Отмечается книжно-литературный характер чисто предикативного употребления кратких форм (ты зол, ты глуп) (Пешковский 1956: 225-226).

Все это в полной мере относится к нечленным формам прилагательного "блаженный". Относительно редко, преимущественно в грамматических временах, отличных от настоящего, в религиозном дискурсе они употребляются в чисто предикативной функции, присвязочно: "Жена связана законом, доколе жив муж её; если же муж её умрет, свободна выйти, за кого хочет, только в Господе. Но она блаженнее, если останется так, по моему совету" (1-Кор.: 7, 40); "Как вы были блаженны! Свидетельствую о вас, что, если бы возможно было, вы исторгли бы очи свои и отдали мне (Гал.: 4, 15); "Но кто вникает в закон совершенный, закон свободы, и пребудет в нем, тот, будучи не слушателем забывчивым, но исполнителем дела, блажен будет в своём действовании (Иак.: 1,25). Чаще всего, однако, краткие формы функционируют при эллиптированной связке и инвертированно, в препозиции к грамматическому субъекту: "блажен бодрствующий и хранящий одежду свою" (Откр.: 16, 15); "блаженны неплодные, и утробы не родившие, и сосцы не питавшие!" (Лук.: 23, 29); "блаженны не видевшие и уверовавшие" (Иоан.: 20, 29).

В текстах Ветхого и Нового Заветов "блажен" употребляется лишь в высказываниях от третьего и второго, но не от первого лица даже в прямой речи Иисуса Христа (Матф.: 5-7, Лук.: 20-49), что объясняется скорее всего как раз этическим характером оценки, передаваемой этой лексемой: абсолютно блаженным, т.е. абсолютно праведным может быть только Господь Бог, но ему нет нужды об этом кому-либо напоминать, а назвать себя праведником для любого другого составляет акт самозванства, поскольку блаженным и праведным нарекают, но не нарекаются.

Этическая оценка принадлежит к числу "сублимированных оценок" (Арутюнова 1998: 199), надстраивающихся над гедоническими (сенсорными, психологическими, эмоциональными и пр) и составляющих основу духовности человека. Для дискурсной реализации сублимированных оценок характерно присутствие эксплицитного мотива оценки и её обоснования, а не одного лишь объекта, совпадающего в случае сенсорно-эмоциональных оценок с их причиной. Так, "блажен" в отличие, скажем, от "счастлив" не принимает дополнения, отправляющего к непосредственной причине возникновения соответствующего состояния: "Счастлив тем, что целовал я женщин", но "Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых".

В случае эксплицитной дискурсной реализации блаженства субъектом этической оценки выступает сам Господь Бог непосредственно или через своих пророков, объект этой оценки представлен пропозицией, отправляющей к поступку протагониста - действию, совершаемому им в условиях свободы воли и нравственного выбора, основанием оценки здесь являются этические нормы - соблюдение заповедей, - оператор оценки представлен предикатом "блажен", а обоснование оценки - будущая награда за соблюдение этих норм - содержится в придаточном предложении, вводимом союзами цели, причины, следствия: "Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное" (Матф.: 5,3); "Блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизни, который обещал Господь любящим Его" (Иак.: 1,12); "Се, иду как тать: блажен бодрствующий и хранящий одежду свою, чтобы не ходить ему нагим и чтобы не увидели срамоты его" (Откр.: 16, 15).

Если же место протагониста в объектной пропозиции этической оценки занимает неодушевленный предмет, то речь идет, очевидно, о метафоре: "Ваши же блаженны очи, что видят, и уши ваши, что слышат" (Матф.: 16,17); "Блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие" (Лук.: 11, 27).

Предикат "блажен" в речевом употреблении связан с именем концепта "блаженство" в большинстве случаев отношениями вероятностной выводимости: судить с достоверностью о блаженстве как состоянии "высшей духовной удовлетворенности и непрекращающейся радости" может только сам субъект, его испытывающий и передающий его в высказываниях от первого лица, для всех же других - сторонних наблюдателей - чужое блаженство всегда проблематично, и из того, что некто праведен, совсем не обязательно следует, что он что-либо испытывает по этому поводу.

Краткое прилагательное отмечено предикативностью "само, по самой форме своей" (Пешковский 1956: 224) и связано с грамматическим временем, оно выражает, как уже отмечалось, "что признак в предмете пребывает непостоянно, является временным его состоянием" (Виноградов 1947: 270). Тем самым предикат "блажен", как представляется, отправляет к единичному, разовому пребыванию в статусе праведника, представляющему собой лишь ступень в достижении качества "блаженный": блаженство как состояние святости складывается из целого ряда активных нравственных поступков и воздержаний от греха и зла.

Список деяний, зафиксированных в библейских макаризмах, которые ведут человека к вечному блаженству и наследованию "Царства Божия", довольно обширен и включает разнородные и разнопорядковые поступки и помыслы.

Прежде всего, божественные заповеди, как и любой свод этических норм, содержат запреты и предписания, имеющие универсальный характер, следование которым приносит мирскую праведность и святость соответственно (Верещагин 2000: 241-245), причем запреты провозглашаются главным образом в Ветхом Завете и касаются веропослушания и верности Закону, а евангельские предписания дополняют ветхозаветные Десять Заповедей христианскими верой, надеждой, любовью и "ублажениями" Нагорной проповеди.

Залогом блаженства, доступным для любого верующего, является "воздержание" (Гал.: 5, 23) от греха: "Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных, и не сидит на собрании развратителей" (Псал.: 1,1); "Блажен человек, которому Господь не вменит греха, и в чьем духе нет лукавства" (Псал.: 31,2); "Блажен муж, боящийся Господа и крепко любящий заповеди Его" (Псал.: 111,1); "Блаженны непорочные в пути, ходящие в законе Господнем. Блаженны хранящие откровения Его, всем сердцем ищущие Его" (Псал.: 118, 1,2); "Блажен всякий боящийся Господа, ходящий путями Его" (Псал.: 127,1); "Итак, дети, послушайте меня; и блаженны те, которые хранят пути мои!" (Прит.: 8, 32); "Блажен человек, который слушает меня, бодрствуя каждый день у ворот моих и стоя на страже у дверей моих!" (Прит.: 8, 34); "А Он сказал: блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его" (Лук.: 11, 28); "Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами" (Откр.: 22, 14).

Безусловно праведным и даже, наверное, "сверхдолжным" (Верещагин 2000: 245) является следование библейским предписаниям, требующим активных нравственных действий: "Блажен, кто помышляет о бедном! В день бедствия избавит его Господь" (Псал.: 40,2); "Блаженны хранящие суд и творящие правду во всякое время!" (Псал.: 105,3)"Кто презирает ближнего своего, тот грешит; а кто милосерд к бедным, тот блажен" (Прит.: 14, 21); "Кто ведет дело разумно, тот найдет благо, а кто надеется на Господа, тот блажен" (Прит.: 16, 20); "Во всем показал я вам, что, так трудясь, надобно поддерживать слабых и памятовать слова Господа Иисуса, ибо Он Сам сказал: блаженнее давать, нежели принимать" (Деян.: 20, 35); "Но кто вникнет в закон совершенный, закон свободы, и пребудет в нем, тот, будучи не слушателем забывчивым, но исполнителем дела, блажен будет в своем действовании" (Иак.: 1, 25); "И блаженна Уверовавшая, потому что совершится сказанное Ей от Господа" (Лук.: 1, 45).

Особенно значимы для понимания идеала христианского подвига "блаженства", формулируемые Иисусом Христом в Нагорной проповеди (Матф.: 5, 2-11; Лук.: 6, 21-22):

"Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное" - у этой максимы есть по меньшей мере три толкования: "нищие духом" - это смиренные, т.е. считающие себя недостойными, а поэтому стремящиеся святою жизнью удостоиться высших благ небесных (Дьяченко 2000: 46); "нищие духом - это люди, искренне признающие себя духовными бедняками, ничего своего не имеющими и ожидающими всего от милосердия Божия (Иоанн Кронштадтский), и, наконец, "нищие духом" - это добровольно нищие, нищие по велению своего духа (Мечковская 1998: 258).

"Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю" - "кроткие" - значит спокойно претерпевающие всякое зло, причиняемое им людьми, охотно прощающие обиды людские и всячески доброжелательствующие врагам своим.

"Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся" - "алчущие и жаждущие правды" - означает стремящиеся жить по христианским законам.

"Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут" - "милостивые" - любящие ближнего.

"Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят" - "чистые сердцем" - люди со спокойной совестью, а "жизнь, проходимая с неукоризненной совестью и со смирением, доставляет мир, спокойствие и истинное счастье" (Макарий Оптинский).

"Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божьими".

Блаженство достигается не только претворением в жизнь евангельских предписаний, но и стойкостью в вере, которая доказывается страданиями за неё: "Блаженны плачущие, ибо они утешатся" - плачущие о грехах своих или чужих; "Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство небесное" - гонимые за веру и благочестие; "Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня" (Матф.: 5, 4, 10-11); "Блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизни, который обещал Господь любящим его" (Иак.: 1,12).

Содержание заповедей носит нормативный, общеобязательный характер, и любой, соблюдающий запреты и предписания, достоин блаженства. Однако эти нормы знают исключения, поскольку блаженными могут быть и грешники - избирательно, по воле Господа, которая неисповедима: "Так и Давид называет блаженным человека, которому Бог вменяет праведность независимо от дел: "Блаженны, чьи беззакония прощены и чьи грехи покрыты; блажен человек, которому Господь не вменит греха" (Рим.: 4, 6-8).

Поскольку богоизбранность произвольна и не зависит от личных качеств избранника, она сопоставима со случаем, фортуной, удачей - "мирским счастьем", относящимся к "благам земным", что дает основания утверждать, что "на языке Библии блаженный есть не что иное, как синоним счастливому" (архиепископ Кирилл): "Блаженны люди твои и блаженны слуги твои, которые всегда предстоят пред тобою и слышат мудрость твою!" (3-я Царств: 10,8); "Блажен человек, которого вразумляет Бог, и поэтому наказания Вседержателева не отвергай" (Иов: 5, 17); "Блажен, кого Ты избрал и приблизил, чтоб он жил во дворах Твоих (Псал.: 64,5); "Блажен народ, у которого Господь есть Бог". (Псал.: 143, 15); "И блажен, кто не соблазнится о Мне". (Матф.: 11,6); "Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах" (Матф.: 16, 17); "Блажен, кто не осуждает себя в том, что избирает". (Рим.: 14, 22); "Что стрелы в руке сильного, то сыновья молодые. Блажен человек, который наполнил ими колчан свой!" (Псал.: 126,5); "Блажен тот раб, которого господин его пришед найдет поступающим так" (Матф.: 24, 46); "Блажен человек, который снискал мудрость, и человек, который приобрел разум!" (Прит.: 3, 13).

И, наконец, блаженство приравнивается к благословенности, если противозаконные деяния исполняются "во славу Божью": "Дочь Вавилона, опустошительница! блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам! Блажен, кто возьмет и разобьёт младенцев твоих о камень!" (Псал.: 136, 8-9).

Таким образом, наблюдения над употреблением предиката "блажен" в библейских текстах свидетельствуют о том, что в высказываниях универсального типа, содержащими формулировки заповедей, он функционирует как оператор положительной этической оценки, связанный с именем "блаженство" отношениями логической выводимости. В тех же случаях, когда высказывание отправляет к конкретным, единичным фактам и не представляет собой формулировку нравственного закона, "блажен" может быть семантическим синонимом "счастлив", сохраняя при этом свою стилистическую отмеченность.

В этом отношении показателен модернизированный "дайджестовый" вариант Нового Завета (Книга Жизни 2000), где представлен "сводный текст четырех Евангелий на основе современного русского перевода", предназначенный для молодежи. Лексемы "блаженство", "блаженный", "блажен", "блаженно" здесь полностью отсутствуют, видимо, в силу своей "архаичности" и недоступности "молодежному" пониманию, их место занимают "счастье", "счастливый", "счастлив", "счастливо" соответственно. Однако если "счастлив" более или менее эквивалентно заменяет "блажен" в конкретно референтных высказываниях ("Счастлива та мать, что родила Тебя и выкормила! "; "Ваш отец Авраам радовался при мысли, что он увидит Мой день, и он его увидел и был счастлив"; "Счастливы глаза, видящие то, что вы видите"; "Счастлив тот, кто будет пировать в Царстве Бога"; "Наступает такое время, когда будут говорить: "Счастливы бесплодные, не рожавшие и не кормившие грудью! "), то этот предикат представляется несколько неуместным в высказываниях, содержащих формулировки заповедей: "Счастливы нищие духом: им принадлежит Небесное Царство"; "Счастливы плачущие: они будут утешены"; "Счастливы кроткие: им будет принадлежать весь мир"; "Счастливы те, кто жаждет праведности: они обретут её"; "Счастливы милосердные: с ними тоже поступят милосердно"; "Счастливы чистые сердцем: они увидят Бога"; "Счастливы те, кто несет людям мир: они будут названы Божьими детьми"; "Счастливы те, кого преследуют за праведность: им принадлежит Небесное Царство"; "Счастливы вы, когда из-за Меня люди будут оскорблять и преследовать вас и говорить о вас всякую ложь".

4.2 Блаженство в поэтическом дискурсе