Подразумевалось, что либо АО вправе снять все заменённые детали и обязано нейтрализовать последствия ухудшения автомобиля, либо АО обязано вернуть автомобиль в актуальном состоянии, то есть в виде набора кусков ржавого металла. Второй вариант представляется более близким к действительности. Об этом позволяет судить, в том числе, и постановление суда надзорной инстанции, где прямо сказано, что нижестоящий «суд вынес решение о возврате истцу разобранного автомобиля». Вместо улучшенного суд присудил истцу ухудшенный автомобиль. Такое наказание М. понёс за свою якобы имевшую место вину, которую суд надзорной инстанции при всём старании обнаружить в деле не смог, что послужило ещё одним основанием для отмены предыдущего решения.

Но интересно даже не это, а вещественный состав имущества. Человек просил вещь, а получил набор составляющих вещи. Вместо автомобиля ему должны были вручить отдельно кузов, отдельно начинку. Когда истец получает не то, что просил, всё более или менее ясно - это против закона. Но как надлежит реагировать на ситуацию, когда истец изначально требует передачи ему не автомобиля, но набора агрегатов? С точки зрения банальной эрудиции, каждый индивидуум вправе получить хотя бы то, что осталось из его имущества. Но вне сферы действия здравого смысла картина становится менее ясной. В судебном решении надо указать норму материального права, применимую к данной ситуации, и обосновать необходимость применения именно этой нормы. То есть использовать и положительный закон, и положения доктрины права. Вот здесь-то и начинаются проблемы.

В самом деле, применимые к ситуации нормы обязательственного права допускают лишь два возможных варианта действий. И в ст. 728, и в более общей ст. 398 ГК РФ говорится либо о возврате вещи, либо о возмещении её стоимости. В приведённой ситуации требовать возврата вещи невозможно, ибо вещь в натуре не сохранилась, автомобиль разобран (а скорее всего и разворован). Тогда по закону остаётся одна возможность - денежная. Ею, кстати, и воспользовался затем М. в данном деле.

Но почему в угоду стройности теоретических взглядов некоторой группы лиц надо лишать людей возможности выбора варианта поведения? Почему М. не мог потребовать возврата сохранившихся частей своего автомобиля? Человек передал свою вещь другому лицу. Вещь погибла. Но сохранившиеся фрагменты вещи по-прежнему могут представлять интерес для человека, для данного конкретного человека, а не абстрактного разумно действующего субъекта экономических отношений.

А между тем нет никаких оснований для запрета подобного иска. Такой вывод просто неизбежен, если выйти за рамки прокрустова ложа господствующей доктрины и описать ситуацию с использованием термина «имущество», а не «вещь». М. передал АО обособленную часть своего имущества определённой ценности. В результате неправомерных действий АО изменились (местами необратимо) существенные свойства этой части имущества, в частности, снизилась её ценность. В данных обстоятельствах у М. появляется право на возврат сохранившейся части имущества и компенсацию соразмерно уменьшению ценности этого имущества. Тем более что закон конкуренцию исков отнюдь не запрещает, при этом нормы о виндикации в сравнении с нормами об обязательствах сформулированы гораздо более гибко, и имеют в виду именно имущество, а не вещь. В литературе также высказывались мнения о возможности совмещения вещно-правовых и обязательственно-правовых способов защиты прав в случае частичной гибели сложной вещи.

В ст. 128 ГК РФ в качестве примера упоминаются четыре разновидности имущества: вещи, деньги, ценные бумаги и имущественные права. О соотношении имущества в целом и вещей говорилось выше. Тема «вещи и права» будет освещена далее, хотя отдельные положения были высказаны в рамках освещения соотношения вещей и имущества. Предметом рассмотрения настоящей части станут отношения вещей, денег и ценных бумаг.

Юридическая природа денег и ценных бумаг представляет значительный интерес для исследователей. На протяжении исторического развития товарных отношений средства, обслуживающие товарный оборот, демонстрировали удивительную изменчивость своих форм при неизменности своих функций. Такая изменчивость, естественно, требовала и требует теоретического осмысления. Положения о сущности денег (не просто упоминания) имеются уже у классических римских юристов. Все последующие события и метаморфозы обращения денежных документов (появление ценных бумаг и бумажных денег, катастрофическое расстройство денежной системы в результате Первой мировой войны, введение безналичного обращения и, наконец, появление бездокументарных ценных бумаг) только подогревали интерес к ним. Масла в огонь добавил ГК РФ, причислив деньги и ценные бумаги к вещам. В настоящее время проблема сущности безналичных денег и бездокументарных ценных бумаг занимает едва ли не центральное место в цивилистической литературе.

Деньги, равно как и ценные бумаги, существенно отличаются от телесных вещей по своим свойствам. Несмотря на возможность их существования в телесной форме, определяющей для природы денег и ценных бумаг является не эта форма, а внутреннее содержание. Суть денег и ценных бумаг заключается отнюдь не в их вещественности.

Преобладание в деньгах и ценных бумагах не их собственных свойств, а свойств представляемых благ делает деньги и ценные бумаги в равной мере безразличными к природе носителя. Это безразличие проявляется в великом разнообразии форм и материалов, используемых для создания данных объектов.

Условность данного блага стала особенно очевидной с появлением безналичных денег, поэтому в литературе традиционно подчёркивается разница именно между двумя этим объектами. Наличные деньги суть вещи, на них возможно право собственности. Деньги на счёте не вещи, в отношении них у лица имеются только обязательственные права Гражданское право. Часть первая. Учебник / Под ред. Ю. К. Толстого. А.П. Сергеева. - М.: Теис, 1996, - С. 78-79 и 173.. Однако уже пришествие бумажных денег заставило многие умы провести чёткую разграничительную линию между «настоящими», то есть металлическими, деньгами и их бумажными представителями. При этом отмечается существенная разница между понятием денег по воззрениям оборота и по постановлениям государства, то есть между деньгами как средством обращения и деньгами как законным платёжным средством.

В судебной практике случаются ситуации, когда суду приходится специально напоминать сторонам о необходимости передачи ценной бумаги, исполнение по которой уже произведено Определение Верховного суда РФ № 81 В-99 пр-8, приведённое в пункте 2 обзора судебной практики по гражданским делам Верховного суда РФ за третий квартал 1999 года // ВВС РФ, 2000, № 5, с. 15.. В отношении денег такие напоминания явно излишни.

С другой стороны, при условии исчезновения вещественного носителя (безналичные расчёты и бездокументарные ценные бумаги) начало презента-ционности одинаково не может быть обнаружено ни в отношениях с участием денег, ни в отношениях с участием ценных бумаг.

Таким образом, деньги и ценные бумаги, независимо от их формы, являются документами, то есть разновидностями формализованной информации (но не вещами). Когда информация получает вещное воплощение, к данным документам становятся применимыми многие конкретные положения институтов вещного и обязательственного права. Хотя иная, нежели у телесных вещей, природа документированных денег и ценных бумаг накладывает существенные ограничения на участие их в вещных и обязательственных отношениях Валеев М.М. Вещи как объекты гражданских правоотношений: дисс. канд. юрид. наук. - Екатеринбург, 2003. - 218 с.. Документы в данном случае могут выполнять три из трёх возможных задач, определённых им М. М. Агарковым - подтверждают наличие правоотношения, являются обязательным условием возникновения правоотношения и (или) обязательным условием его реализации.

Вещи и субъективные права. При характеристике соотношения таких двух объектов гражданских правоотношений, как вещи и субъективные гражданские права, следует принять во внимание двойственную природу отношений между ними. С одной стороны, это отношения полной противоположности. С другой стороны, это отношения взаимной обусловленности.

Участие вещей в обращении опосредуется правами. Всякая вещь лишь тогда приобретает статус объекта правоотношения, когда в отношении неё возникнут те или иные субъективные права. Для объективного права вещь существует только как часть имущества. В состав имущества вещь включается благодаря субъективным правам, в данном случае вещным. Покидает имущество вещь также при посредстве прав, на сей раз обязательственных. Абсолютное большинство вещей в современном мире существуют, будучи связанными с тем или иным набором субъективных прав.

Ведущее значение, занимаемое субъективным правом в обороте вещей, получило своё несколько гипертрофированное выражение в теории права. Со средних веков до наших дней пользуется неизменной популярностью тезис о сугубо юридическом составе имущества лица. Имущество признаётся совокупностью принадлежащих лицу прав, а стоящие за правами вещи превращаются в их бледные тени. «Всякое имущество, в сущности, выступает как право. Действительно, сказать, что в состав имущества данного лица входит дом, фабрика, земельный участок, шкаф, автомобиль, драгоценность, любая другая реальная вещь, - значит сказать, что это лицо имеет право собственности на данную вещь». По сути, логическое развитие данного тезиса означает установление знака равенства между правом и вещью. Раз вещь есть часть имущества, а имущество есть права, значит, вещь есть право. В подобных рассуждениях есть некая доля истины - в части признания значимости права для «легализации» бытия вещи. Есть в них также и историческая обусловленность, так как схема «вещь=право» возвращает гражданскому праву столь чаемый им единый объект в виде имущества Берновский К. Объект права. - Харьков: Юридическое издательство НКЮ УССР, 1931.. Но не замечать реальных свойств реальных вещей можно только в теории, поэтому на всём протяжении существования данного тезиса он постоянно опровергался и опровергается практикой. К примеру, ни один законодатель не осмелился сформулировать понятие наследственного имущества без включения в него вещей, и действующий ГК не является исключением (ст. 1112).

В развитом обществе при соответствующем уровне правовых представлений происходит осознание самостоятельной ценности субъективных гражданских прав. Право становится самостоятельным объектом правоотношений, приобретает способность к обращению, не зависящему от обращения вещи. Право само становится вещью, по крайней мере, уподобляется ей. Не случайно основным элементом содержания понятия «бестелесная вещь» считается именно субъективное гражданское право. Право становится поводом для возникновения нового правоотношения. В этом новом правоотношении субъективное право выступает одновременно в двух ролях. Для данного отношения оно является объектом, тогда как для первоначального, в рамках которого и возникло, является элементом содержания.

Такая двойственность нисколько не облегчает адекватного восприятия ситуации в связи с чем вполне понятны постоянные настойчивые попытки приверженцев самых различных школ и направлений в цивилистике доказать несостоятельность рассмотрения субъективного права в качестве самостоятельного объекта правоотношений. В большинстве своём аргументация таких попыток заключается в сведении права к представляемому объекту, то есть вещи. В ряде случаев, действительно, передача права равносильна передаче вещи. Это справедливо в первую очередь для вещных прав. Но как только принять к рассмотрению не право собственности, а ограниченное вещное право или, тем более, право обязательственное, неправомерность подобного редуцирования становится очевидной. Помимо того, что теория, сводящая право к его объект}', вступает в противоречия с формальной логикой и существующим положительным правом (один из таких примеров в случае с уставным капиталом юридического лица уже был рассмотрен ранее, но можно привести и некоторые другие), она совершенно не учитывает экономической подоплёки процесса автономизации субъективных прав.

Объект в виде вещи хорош для простого товарного общества, где стоимость не распадается на потребительную и меновую, где право есть средство получения вещи. В обществе товарно-капиталистическом ситуация иная. Контрагента по договору вполне может удовлетворить получение не вещи в единстве её меновой и потребительной стоимости, а исключительно стоимости вещи, выраженной в деньгах. Право есть средство получения абстрактной стоимости. Ещё большее удаление от реальности происходит в условиях финансового капитализма с его преобладанием стоимости фиктивной. В данных условиях истинную ценность представляют не вещи, а права на них. Оборот прав есть форма обращения фиктивной стоимости.

Коль скоро субъективное право приравнивается к другим объектам правоотношений, надлежит признать за ним два основных свойства, необходимых для участия в гражданском обороте - способность принадлежать кому-либо и способность переходить от одного лица к другому. Своеобразная природа прав накладывает отпечаток на обе эти характеристики.

Право, как бы его не определяли - то ли это сфера власти, то ли мера дозволенного поведения - нематериально . Поэтому оно совершенно не может находиться в физическом обладании лица. Отсюда минимальная значимость для прав как объектов правоотношений фактического владения. Применительно к вещам владение выполняет функцию оповещения третьих лиц о принадлежности вещи данному лицу. Принадлежность же права далеко не столь очевидна.

Закон специально ограничивает возможность передачи прав. Не могут быть переданы права, неразрывно связанные с личностью кредитора (ст. 383 ГК РФ). Права на нематериальные блага, или личные неимущественные права, вообще не могут отчуждаться или передаваться иным способом (ст. 150 кодекса). Особый порядок передачи установлен для исключительных праи па объекты интеллектуальной собственности (закон РФ от 09. 07. 1993 № 5351-1 «Об авторском праве и смежных правах», Патентный закон РФ от 23. 09. 1992 № 3517-1 а также ряд других нормативных актов).

Вообще различные категории прав подчиняются различным правовым режимам. Особенности этих режимов раскрываются при рассмотрении конкретных институтов вещных прав и обязательственного права. Тем не менее можно выделить некие положения, общие для всех категорий прав.

Права нельзя виндицировать. Если деньги не могут быть истребованы от добросовестного приобретателя, то права вообще остаются вне института виндикации. Они нематериальны, следовательно, ими нельзя владеть, следовательно, они не могут быть истребованы от владеющего несобственника.

Права, в отличие от вещей, не существуют в природном, естественном состоянии. Права есть порождение человеческой воли, продукт гражданского оборота. Права нематериальны. В силу этих обстоятельств гораздо более остро стоит вопрос доказывания не только принадлежности, но и существования прав. Если в отношении вещи установить её наличное бытие достаточно просто, то выяснить, существует ли право или нет, гораздо сложнее. Права получают своё внешнее выражение, объективированную форму существования только благодаря действиям людей. Поэтому установить существование права значит установить, совершены ли лицами необходимые действия. С другой стороны, такая особенность прав одновременно и облегчает определение их юридической судьбы, ибо действия, порождающие права (по большей части сделки), одновременно устанавливают их принадлежность.

Лицо, которому принадлежит право, может отказаться от него, так же, как от любого другого объекта гражданских правоотношений. Отказ от права сопровождается его прекращением, тогда как вещь сохраняет свою сущность и после прекращения. В данном контексте надо различать отказ от права и отказ от использования права. ГК прямо говорит, что отказ лица от осуществления принадлежащего ему права по общему правилу не влечёт прекращения этого права (п. 2 ст. 9). Рассматривая право как имущество, всегда следует помнить, что у всякого собственника в отношении его имущества есть правомочия владения, пользования и распоряжения. Так вот, предусмотренный ст. 9 ГК РФ отказ от осуществления - это, по сути, отказ от правомочия пользования правом. Владелец права может отказаться также от распоряжения им, сохраняя при этом право в составе своего имущества. Когда же лицо решит полностью отказаться от права, то есть проявит определённую волю больше не получать выгод от обладания данным имуществом, нет никакой причины сохранять связанность этим правом для обязанного лица.

Ранее была высказана мысль о целесообразности исключения из ст. 128 ГК РФ упоминания об имущественных правах с одновременным включением в состав главы 6 кодекса особой нормы, посвященной особенностям выступления субъективных гражданских прав в роли объектов гражданских правоотношений. В настоящее время законодательно определены условия оборота обязательственных прав (§ 1 главы 24 ГК РФ), а также прав на результаты творческой деятельности (законы об авторском праве, патентный, о селекционных достижениях и другие). Однако нет общей нормы, предопределяющей вопросы оборота прав всех категорий. С учётом задач Общей части кодекса и высказанных ранее положений можно предложить следующий текст данной нормы:

«Субъективные гражданские права могут переходить от одного лица к другому, если иное не установлено законом. Порядок отчуждения отдельных видов прав устанавливается законом» Валеев М.М. Вещи как объекты гражданских правоотношений: дисс. канд. юрид. наук. - Екатеринбург, 2003. - 218 с..

Наиболее подходящее место расположения данной статьи - между ст. 137 «Животные» и ст. 138 «Интеллектуальная собственность». Статьёй 137 завершается цикл норм о материальных видах имущества. Из двух основных категорий имущества нематериального, то есть субъективных прав и объектов интеллектуальной собственности последние отстоят от телесных вещей на максимальное расстояние, тогда как субъективные права имеют с вещами сравнительно более тесные связи.

Вещи, работы и услуги. Объектами гражданских правоотношений могут быть и другие фрагменты действительности, помимо вещей и прав. К числу таких компонентов относятся работы и услуги. Работы и услуги обычно определяются как действия, приводящие к определённому полезному результату. В качестве действий работы и услуги не могут рассматриваться как объекты правоотношений. Объектами правоотношения могут быть предметы внешнего мира, а не действия сторон отношения; действия сторон являются объектами субъективного права, но не правоотношения. С учётом данного замечания упоминаемые в ст. 128 ГК РФ работы и услуги правильнее будет считать не разновидностями действий, а разновидностями результатов действий. Это тем вернее, что для управомоченной стороны в отношении интерес представляет не сама по себе работа или услуга. И работы, и услуги интересны только как средство удовлетворения потребностей лица. Только в этом случае их можно признать благами и объектами гражданских правоотношений. Достаточно очевидно, что потребности удовлетворяются не самим процессом выполнения работы или оказания услуги, но исключительно достигаемым в ходе этого процесса полезным результатом.

Полезный результат может быть отделён от самого действия, способен к самостоятельному существованию, тогда сие действие именуется работой. Когда полезный результат действия слит с ним воедино, потребляется в процессе совершения действия, речь идёт об услуге. Разграничение работ и услуг традиционно проводится именно при помощи данного критерия, критерия овеществлённого результата. Вещь, таким образом, либо является частным моментом, составной частью объекта правоотношения - полезного результата, либо вовсе отсутствует в правоотношении.

В таких условиях имеется достаточно оснований для того, чтобы причислить отношения по изменению свойств вещей к категории услуг, а работами считать только те отношения, в рамках которых вещи создаются заново. Здесь, однако, возникает проблема капитального ремонта. Данное действие - типичный пример перехода количественных изменений в качественные.

Приходится констатировать, что проблему разграничения работ и услуг по признаку наличия овеществлённого результата невозможно решить на теоретическом уровне и затруднительно - на уровне конкретных фактов. Впрочем, данная задача может быть решена при условии использования не одного, а совокупности признаков (не только наличие вещественного результата, но и порядок распределения рисков, возможность привлечения третьих лиц и т. д.). Кроме того, нерешённость данной проблемы не создаёт какой-то серьёзной угрозы для общества, ибо различия в правовом регулировании работ и услуг отнюдь не составляют непреодолимой пропасти.

Вещи и информация. Правовые отношения могут возникать не только по поводу того, что побуждает людей к взаимодействию (вещей), результатов или форм такого взаимодействия (работ, услуг и прав). Правом регулируются также отношения, связанные с явлениями, обеспечивающими взаимодействие людей. Одно из таких явлений - информация. Информация служит предпосылкой абсолютно любой человеческой деятельности. Её большое значение давно осознано людьми и получило выражение в праве. В частности, процессуальное право только тем и занимается, что регулирует отношения людей, связанные с обращением информации. Материальное право тоже не оставалось в стороне от регулирования процессов циркуляции информации. Например, правовая система большинства государств содержит немало постановлений относительно различных тайн.

Однако в литературе информация рассматривается как относительно новый вид объектов правоотношений. По всей видимости, такое отношение к информации вызвано тем, что теоретическое осмысление данного феномена и в самом деле началось сравнительно недавно. Информация стала рассматриваться в качестве самостоятельного явления со своими законами существования, пожалуй, только в двадцатом веке. Процесс формирования научной парадигмы информации получил начальный импульс в работах отца-основателя кибернетики Н. Винера, но законченным его признать нельзя и в наше время. В этих условиях действительно не всегда просто увидеть информационную первооснову ряда правовых институтов. Однако осознание явления и его использование - это разные вещи. Информация выступает в праве поводом для возникновения субъективных прав и обязанностей с древнейших времён.

Многообразие видов и форм информации, помноженное на многообразие её содержания, предопределили очень широкий спектр ситуаций, в которых информация задействуется в общественных отношениях. Сообразно широте этого спектра формы правового опосредования использования информации бывают также весьма различными.

Исходя из особенностей правового регулирования информационных отношений, можно выделить следующие категории информации:

1. Информация, в отношении которой существуют исключительные права. Сюда включаются:

а) интеллектуальная собственность;

б) служебная и коммерческая тайна.

2. Информация, в отношении которой существуют неисключительные права. Это любая другая информация помимо названной выше, обращение которой опосредуется при помощи права.

В рамках каждой из групп складывается своё соотношение информации и вещи.

Наименованием интеллектуальной собственности в гражданском праве объединяются разнообразные результаты интеллектуальной деятельности людей. Все результаты можно объединить в две группы: 1) художественная собственность, то есть произведения науки, литературы, искусства; 2) промышленная собственность, то есть открытия, изобретения, полезные модели, промышленные образцы, фирменные наименования, товарные знаки, знаки обслуживания, наименования места происхождения товара.

Общими чертами объектов интеллектуальной собственности в сравнении с вещью являются:

нематериальный характер. Любой объект интеллектуальной собственности - это определённым образом организованная совокупность идей, решений, научных выводов, художественных образов, графических символов и тому подобных нематериальных результатов труда авторов. Если вещь есть тело физическое, то объект интеллектуальной собственности, выражаясь образно, есть «тело духовное»;

необходимость при этом внешнего выражения, объективной формы. Правовые отношения по поводу результатов интеллектуальной деятельности возникают только после того, как эти результаты будут объективированы, выражены вовне, перенесены на материальный носитель. В большинстве случаев таковым материальным носителем оказывается вещь в тесном смысле слова, вещь телесная. Данный факт нашёл отражение в законодательстве. Например, в п. 2 ст. 4 Патентного закона РФ при перечислении возможных объектов изобретения на первом месте стоит устройство, в данном случае выступающее синонимом вещи. Объекты интеллектуальной собственности, как всякие духовные явления, в нашем мире существуют только посредством неких физических явлений. Право не желает иметь дел с «духовными телами», а требует замещения их телами вполне осязаемыми.

Можно пойти дальше и сказать, что на самом деле необходимость воплощения объекта интеллектуальной собственности в какой-либо материальной форме всегда означает необходимость именно вещной фиксации. К примеру, произведение как система образов (нематериальный объект) даже в сознании своего создателя существует в некоей материальной форме. Особенности функционирования мозга таковы, что всякая интеллектуальная деятельность обеспечивается некоторой совокупностью материальных процессов - движением нейронов и химических веществ. Не покушаясь на основной постулат психологии о несводимости психического к физиологическому, всё-таки можно утверждать, что первым экземпляром произведения выступает голова его создателя. Хотя такое понимание ситуации формально вполне соответствует определению экземпляра произведения в ст. 4 закона РФ «Об авторском праве и смежных правах», совершенно очевидно, что это не соответствует общему смыслу, придаваемому данному понятию законом. Закон в понятии экземпляра произведения подразумевает прежде всего обособленность произведения от автора, обеспечивающую возможность выступления экземпляра произведения в качестве объекта гражданских правоотношений. Такому понятию более всего соответствует вещь.

Кроме того, сама природа многих произведений делает нерасторжимой их связь с вещью, вне вещи эти произведения существовать не могут.

И даже возможность устной формы существования произведения (п. 2 ст. 6 закона РФ «Об авторском праве и смежных правах») не вполне разрушает заявленный тезис об обязательном вещном воплощении объекта интеллектуальной собственности. Данной формы, может быть, и достаточно для возникновения прав автора. Но вот при защите этих прав от нарушений «незадокументированное» произведение окажется в довольно странном положении - оно вроде бы есть, но подтвердить его существование нечем, и что защищать - неизвестно.

Существует ещё один аспект соотношения вещи и результата творческой деятельности. Закон всё своё внимание уделяет ситуации, когда вещь выступает носителем такого результата. Но ведь возможна и обратная ситуация, когда вещь выступает предметом, отражённым в каком-нибудь, например, произведении. Когда объектом изображения в произведении становится человек, его интересы защищаются посредством института личных неимущественных прав. Но и при отображении в произведении какой-либо вещи её собственник может иметь интерес к тому или иному характеру такого отображения.

Нельзя сказать, что право совсем игнорирует данные вопросы. Например, заинтересованный собственник может заключить с автором договор заказа (ст. 33 закона РФ от 09. 07. 1993 № 5351-1 «Об авторском праве и смежных правах»), но это возможно только до создания произведения. Когда отражение вещи помещается в средстве массовой информации, можно требовать по крайней мере достоверности такого отражения, так как закон РФ от 27. 12. 1991 № 2124-1 «О средствах массовой информации» устанавливает обязанности журналистов по сообщению достоверной информации (ст. ст. 49 и 51 закона).

Какое-либо общее решение ситуации в законодательстве отсутствует. Необходимость его формулирования, безусловно, не так остра, в сравнении со многими другими правовыми проблемами. Однако это не устраняет возможности предпринятая законодательных действий по предотвращению возможных конфликтов частных интересов.

Объекты интеллектуальной собственности снабжаются исключительными правами либо по формальному признаку (например, произведения), либо по содержательному, но с условием искусственной формализации (например, изобретения) Гражданское право Учебник для вузов. Часть первая / Под общей редакцией д. ю. н., проф. Т. И. Илларионо-вой, к. ю. н., доц. Б. М. Гонгало и к. ю. н., доц. В. А. Плетнёва. - М.: 1998. - С. 40 и 144.. Для признания информации служебной и коммерческой тайной оба признака используются в совокупности. ГК РФ предоставляет статус охраняемого объекта (охраняемого посредством исключительных прав) только такой информации, которая удовлетворяет следующим признакам: 1) она неизвестна третьим лицам; 2) она имеет действительную или потенциальную ценность; 3) к ней нет свободного доступа на законном основании; 4) принимаются меры для сохранения её конфиденциальности (ст. 139 кодекса).

В совокупности указанные признаки образуют понятие информации, составляющей служебную или коммерческую тайну. Для данного понятия характерен менее высокий уровень требований к материальному выражению. Никаких специальных правил закон на этот счёт не содержит, а потому применимо общее теоретическое положение о возможности существования информации только в объективной форме. Данная форма может не быть вещью, а с учётом специфики современной ситуации и особенностей предпринимательских отношений она скорее всего не будет вещью. Впрочем, трудности процедурного порядка и здесь могут привести к корректировке первоначально широкого понятия частной тайны.

Предоставление обладателю информации исключительных прав на её использование служит целям удержания информации или, в превращенной форме, целям получения прибыли от использования информации другими лицами. Во всяком случае, институт исключительных прав защищает интересы монопольного держателя информации. Неисключительные права на информацию служат противоположным целям. Они ориентированы не на удержание информации у лица, а на получении информации от других лиц. Неисключительные права защищают интересы лиц, информацией не обладающих. В таком соотношении исключительных и неисключительных прав на информацию можно увидеть некое подобие отношений вещных и обязательственных прав на вещи.

Понятие неисключительных прав используется в законодательстве применительно к регулированию оборота объектов интеллектуальной собственности (неисключительная лицензия в Патентном законе, неисключительные права в законе «Об авторском праве» и т. д.). В то же время информационные отношения участников традиционных обязательств также приводят к возникновению прав и обязанностей, по сути своей аналогичных неисключительным правам. В обоих случаях речь идёт о предоставлении возможности использовать определённую информацию. Различие только в природе этой информации.

Действующий ГК примечателен тем, что в нём во многих случаях вещи называются своими именами. Поэтому в нормах Общей части и положениях о многих договорах прямо предусмотрена обязанность стороны предоставить контрагенту ту или иную информацию (ст. ст. 67, 495, 726 и ряд последующих, 779, 804 и др.). Есть и непрямые указания на порядок обращения информации -ст. ст. 184, 186. 342, 563, 944 и т. д. Для подобной информации закон не устанавливает никаких правил её передачи, что означает свободу усмотрения сторон в выборе формы общения. Следовательно, вещная форма для обращения данной разновидности информации имеет наименьшую значимость. Тем не менее, связь информации с вещами от этого не ослабевает, ведь большинство информационных обязанностей сформулированы в статьях, посвященных обороту имущества, то есть, прежде всего вещей. Вещи здесь выступают как основной предмет информации.

Вещи и нематериальные блага. Сравнение вещей с другими объектами гражданских правоотношений было бы неполным без соотнесения вещей и нематериальных благ.

Это просто объекты-антиподы. Если вещь суть архетипичный объект правоотношения, то нематериальные блага вообще затесались в число объектов едва ли не по ошибке. Они настолько далеки от основы гражданских отношений, что регулирование их гражданско-правовыми средствами следует признать скорее вынужденной аналогией права, чем закономерным явлением. Поэтому если и можно считать нематериальные блага объектами правоотношений, то очень специфическими. Ибо в отношении таких благ возникают исключительно неимущественные права, не предоставляющие никакой свободы распоряжения ни правами, ни благами. Традиционно всякое гражданское право характеризуется двоякой свободой. «Гражданскими правами называются такие отношения, которые защищаются не иначе, как по инициативе частных лиц - обладателей этих отношений... Существенный прогресс в развитии гражданского права произошёл лишь тогда, когда, кроме права защиты, к субъектам индивидуального обладания перешло право распоряжения, то есть тогда, когда гражданские права не только защищались, но также устанавливались и прекращались по инициативе частных лиц». И конечно же, при разговоре о нематериальных благах и личных неимущественных правах невозможно не упомянуть крайне своеобразную конструкцию ст. 150 ГК РФ. В п. 1 данной статьи как однопорядковые явления, через запятую. перечисляются собственно нематериальные блага и права на них. Столь грубое пренебрежение всеми правилами и понятиями юридической логики ещё могло бы быть хоть как-то оправдано, если бы в пункте первом было только одно предложение. Тогда можно было бы сказать, что такое перечисление ни в коем случае не является отождествлением столь разных правовых явлений, а просто обусловлено необходимостью с минимальными затратами слов (принцип законодательной экономии) высказаться по поводу ограничения оборотоспособности обеих категорий объектов гражданских правоотношений. Но нет, во втором предложении снова чёрным по белому написано про «личные неимущественные права и другие нематериальные блага». А в п. 2 статьи появляется и вовсе нечто невообразимое - «нематериальные права» (как будто существуют права материальные).

Данная ситуация обладает тройным потенциалом противоречивости. Во-первых, безусловно, не прав законодатель, отождествляя нематериальные блага и права на них. Право зачастую способно выступать в качестве самостоятельного блага и быть объектом отношений, но даже в этом случае оно никогда не может быть тождественным тому первоначальному благу, которое послужило причиной его возникновения. Право может стать благом, но благо никогда не может стать правом.

Во-вторых, совершенно непонятно, почему личные неимущественные права оказались приравненными к объектам гражданских правоотношений. По общему правилу субъективные права могут быть объектами правоотношений, но так происходит почти исключительно в случаях передачи прав. Личные неимущественные права не могут быть переданы в принципе - ни по воле лица, ни помимо её, ни против. В таких условиях предполагать возникновение каких-то правоотношений вокруг личных неимущественных прав было бы весьма странным.

В-третьих, вызывает сомнения соединение в одной категории «личных неимущественных прав и других нематериальных благ» двух качественно отличающихся друг от друга разновидностей объектов гражданских правоотношений. В ст. 150 наряду с такими традиционными нематериальными благами, как жизнь, здоровье, честь, достоинство и другими, оказалось упомянуто право авторства. Отношения авторства относятся к иной области гражданско-правовых отношений, нежели личные неимущественные отношения. Личные неимущественные отношения тесно и неразрывно связаны с личностью субъекта права, они не предполагают возможности развития имущественных связей. В отличие от них отношения творческого характера «характеризуются тем, что соответствующие духовные (нематериальные) блага, по поводу которых складываются эти социальные связи, имеют своё самостоятельное социальное бытие, не зависящее от личности как таковой». Ещё одним отличительным признаком отношений по поводу объектов творческой деятельности служит связь имущественных и неимущественных прав, возникающих у творца в рамках данных отношений". Поэтому приравнивать право авторства к личным неимущественным правам означает игнорировать достижения науки гражданского права.

Можно рассматривать появление права авторства в ст. 150 ГК РФ в качестве указания не на весь комплекс правомочий автора, а на одно из его правомочий неимущественного характера - называться автором данного произведения (ст. 15 закона РФ от 09. 07. 1993 № 5351-1 «Об авторском праве и смежных правах»). Но и тогда праву авторства нет места в данной статье. Во-первых, у автора имеется множество других правомочий неимущественного характера, и совершенно непонятно, почему одно из них оказалось «более неимущественным», чем другие. Во-вторых, даже будучи неимущественным, право авторства направлено на регулирование совершенно специфической сферы общественной жизни и никак не перекликается с иными неимущественными правами, упомянутыми в ст. 150. Цель отражения в Общей части ГК институтов интеллектуальной собственности вполне достигается существованием ст. 138, поэтому нет никакой нужды упоминать в Общей части ещё и отдельные авторские полномочия.

С учётом указанных недостатков текста ст. 150 ГК РФ внесение в неё изменений представляется совершенно необходимым. Изменения, как минимум, должны выражаться в полном исключении из текста любого отождествления личных неимущественных прав и нематериальных благ. Такой минимальный вариант правки приведёт к следующему результату:

«Статья 150. Нематериальные блага и личные неимущественные права

Жизнь и здоровье, достоинство личности, личная неприкосновенность, честь и доброе имя, деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна, свобода передвижения, иные нематериальные блага, а равно личные неимущественные права, принадлежащие гражданину от рождения или в силу закона, неотчуждаемы и непередаваемы иным способом. В случаях и в порядке, предусмотренных законом, личные неимущественные права на нематериальные блага, принадлежавшие умершему могут осуществляться и защищаться другими лицами, в том числе наследниками правообладателя.

Личные неимущественные права защищаются в соответствии с настоящим Кодексом и другими законами в случаях и в порядке, ими предусмотренных, а также в тех случаях и тех пределах, в каких использование способов защиты гражданских прав (статья 12) вытекает из существа нарушенного нематериального права и характера последствий этого нарушения».

Как максимум, возможна реализация предложений специалистов по личным неимущественным правам об упорядочении системы данных прав.

Таким образом, несмотря на все изменения, вещи по-прежнему сохраняют за собой центральное место в системе объектов гражданских правоотношений. Такое их значение обеспечивается несколькими обстоятельствами. Во-первых, в сравнении со всеми прочими объектами гражданских отношений вещи оказываются объектами, в наибольшей степени приближёнными к базовым потребностям человека. Отсюда высокий удельный вес вещных отношений в обществе. Во-вторых, вещи продолжают играть заметную роль даже в тех отношениях, которые складываются по поводу других объектов (прав, работ, информации и т. д.). В-третьих, сама типовая схема вовлечения в правовой оборот любого объекта заимствована у вещей. Связь «объект - абсолютное право» есть всего лишь выражение (посредством чуть более абстрактных терминов) связи «вещь - право собственности» Валеев М.М. Вещи как объекты гражданских правоотношений: дисс. канд. юрид. наук. - Екатеринбург, 2003. - 218 с..

Глава 3. Гражданско-правовой режим вещей

3.1 Общие положения о режиме вещи