Размещено на http://www.allbest.ru/

Соотношение права и других социальных норм: теория и практика в Литве

При рассмотрении права как социального феномена много внимания уделяется морали, ее соотношению с правом, так как право и мораль являются весьма важными социальными категориями. Равновесие между названными явлениями обеспечивает утверждение о производности права от морали. Это обуславливает понимание того, что законопослушное и моральное поведение имеет не только индивидуальную значимость, но также важно для общества, нации и человечества в целом. Таким образом, и право, и мораль выполняют интегрирующую функцию в социуме, поощряя полезные обществу модели поведения.

Соотношение морали и права имеет различные трактовки. При этом чаще всего встречается поиск морали в праве либо выведение права на основе из опорных признаков морали. Это отдает морали приоритетные позиции в соотношении с правом, что влияет на окончательные выводы. Отметим, что право как совокупность правил поведения индивидов не является единым социальным регулятором поведения. При несомненной важной роли права в социальном регулировании может возникнуть ситуация, когда в определенных обстоятельствах чье-то решение (поведение) может противоречить праву, но в то же время быть в согласии с моралью.

Проблема взаимодействия права и морали, являясь основной в философии от средневековья до современности, освещается всем спектром социальных наук. В связи со сложностью поиска единой морали в современном многослойном культурном обществе целесообразно изменить методологию анализа взаимодействия права и морали, обосновывая такое взаимодействие характеристикой права как неотъемлемой нормативной системой любого общества, а имея в виду европейские и даже мировые процессы интеграции, реальной способностью права единообразно регулировать повседневную жизнь человечества.

Указанное обуславливает рассмотрение проблемы взаимоотношения права и морали на основе учета характерных праву черт и поиска адекватных механизмов влияния морали на национальное законодательство Литвы.

I. Социальное бытие права имеет различное описание. Для анализа взаимоотношения права и морали важна исходная позиция, а именно право и мораль выступают отдельными частями социального порядка и элементами системы социальных норм. Поэтому одновременное рассмотрение правовых и моральных норм позволяет описывать их как в качестве норм общего порядка, которым присущи общие признаки, описывающие их соотношение. В изданном в США юридическом словаре право описано как "порядок, который через действие политически организованного общества или другими методами социального воздействия систематически регулирует общественные отношения, которые основываются и гарантируются силой в этом обществе".

Право, без сомнения, является определенным "порядком", проявляющимся через соответствующее соотношение прав и обязанностей. Посредством правопорядка формируются претензии законодателя по отношению к субъектам права, в том числе указывая на желаемое или сдерживаемое поведение или на исполнение обязанностей. Таким образом, правопорядок появляется путем внедрения прав или обязанностей в комплекс принудительных гарантий. Указанное позволяет утверждать, что соотношение прав и обязанностей является характеристикой как порядка вообще, так и правопорядка в частности.

В связи с тем, что любой порядок выражается через действие политически организованного общества или иных субъектов социального влияния, можно выделить обязательность его признания и утверждения путем внешнего выражения. Это вытекает из двух особенностей права: обязательство для уже имеющихся прав и признание внешнего выражения, которые a priori и будут далее использованы в анализе соотношения права и морали.

Во-первых, мораль - это человеческое понятие о добре и зле, чести и бесчестии; это внутреннее убеждение (долг) человека уважать личные интересы (долг) другого и вместе с тем выражение добровольного уважения. Мораль, как и право, решает социальные потребности, при изменении которых меняются и эти две системы социальных норм. Мораль - это совокупность ценностей, убеждений, традиций, подходов к привычкам, что приводит ее к общему знаменателю с правом. Мораль - это нормативная система, являющаяся не только инструментом управления обществом, но инструментом его сохранения. Морали свойственен прирожденный характер в отличие от права, как искусственного целенаправленного явления, выполняющего инструментальные функции. Мораль приближена к давнему, архаическому праву обычаев. Мораль, как и право, можно определить как социологическое явление, как изменяемое явление в рамках определенной культуры, единого сообщества. Обязательство для уже имеющихся прав объединяет право и мораль, а сравнение норм морали и права расширяет объемы этих понятий. Это вытекает из того, что право и мораль выступают социальными регуляторами, действуя в едином направлении. Мораль повторяет модель прав и обязанностей права, к примеру, обязанность снять головной убор (конклюдентное поведение, выражающее уважение к церковному порядку, - обязательство уважать церковный порядок) дает моральное право войти в церковь. Вообще очень часто нормы права и морали имеют то же самое содержание и ту же цель, то есть выражают интересы людей, потребность их охранять. Мораль - это результат группового состояния, что не может быть применительно для всего общества. Мораль находится в прямой зависимости от дифференциации общества.

Уважение и соблюдение моральных норм вызвано санкциями, которые в отличии от жестких правовых санкций являются мягкими. Такое отличие вытекает из того, что если правовое наказание заканчивается со временем, то моральные санкции во многих случаях не подвластны этому фактору.

законодательство литва право мораль

Доктрина, в рамках которой право понимается как минимум морали, была разработана австрийским правоведом - представителем юридического позитивизма Георгом Еллинеком (1886-1949). Названная доктрина связывает право и мораль в том смысле, что последняя выступает лидирующей системой, которой должна подчиняться правовая система, между названными регулятивными системами нет равенства, но каждая правовая норма носит статус моральной нормы. Эта доктрина была действительна при сильном действии христианской морали, но не в современные времена демократии западноевропейского типа. При этом несомненно, что право неким образом, способом должно уважать и соблюдать мораль, не противореча ей (A. Герлох, Теория права, изд. A. Иenek, Dobra voda, 2000). Все же обязательство для уже имеющихся прав, единство (соотношение) права и морали понятно только тогда, когда говорим о "схожих" нормах (таких, например, как запрет убийства, воровства, уважение условий соглашений и т.д.), которые действуют в праве и морали долгие века и вроде "слились" вместе. Ситуация намного сложнее тогда, когда обязанность, корреспондирующая праву, не так "устоялась" и так ясна с позиции морали. Это особенно связано с некоторыми областями публичного права, когда вышеупомянутое "слияние", "сходство" отсутствует, а право устанавливает "неживой" субъект - государство, навязывая иным субъектам "комплект" обязанностей, объем которого значительно превышает "комплект" прав. Типичный пример - правовые отношения, охватывающие налоги и сборы, установленные государством или органами самоуправления, законность которых, хотя и мотивирована на уровне государства, - еще не "устоялась" (особенно если правовое регулирование налогов и сборов часто меняется), понятна и приемлема для других субъектов права. В этой ситуации нет характерной для морали внутренней обязанности, которую чувствует (понимает) субъект права. Тогда и может возникнуть вопрос об аморальности в случае отсутствия либо неисполнения обязанностей. Аморально ли ведет себя субъект права, если он не понимает или недостаточно понимает глобальные цели и задачи государства, к которым оно стремится, устанавливая один или другой налог; ведет ли он себя аморально, если даже понимая вышесказанные вещи, но отдавая приоритет личной ситуации или ситуации своей семьи, думая, что "улучшает" ее, "экономя" за счет неуплаченных налогов? С другой стороны, отнимая налоги без права апелляции, то есть когда государственный субъект восполняет долг за того субъекта, который должен бы был сам это сделать, кажется, государство исключает соотношение права и долга, которое обязательно для правовой нормы. Тогда становится неясно, есть ли в этом случае право вообще?

Возможность анализа соотношения (сходства) права и морали в аспекте обязанности правам вытекает при отражении моралью и правом обычной интеграции индивидуума в общество. Это уже не выглядит возможным при рассмотрении некоторых явлений общественного порядка, публичного интереса, связанных с государством. И это понятно. Мораль, схожие с ней убеждения - обязательства, характерные индивидууму, иначе говоря - человеку как субъекту и обществу как совокупности индивидов. Одновременно в публичном праве в вышеуказанных случаях имеем дело с государством - "неживым", но устанавливающим правовые нормы субъектом, который сам по себе не может быть ни моральным, ни аморальным. Таким образом, для морали характерна обязанность, похожая (адекватная) на юридическую обязанность, которую чувствует субъект права в случаях интеграции в общество. С другой стороны, раньше заданный нами вопрос, есть ли право, когда установленное государством обязательство оно само и выполняет, возможно, и вытекает лишь при разборе права, его существования в таком контексте, в котором оно здесь разбирается - в соотношение права и морали, в контексте обязательства к имеющимся правам. При формальном "отделении" права от характерных для морали внутренних убеждений и обязательств не возникает вопрос о наличии права в этих случаях. Право присутствует, так как есть и права, и обязанности. Аналогично, "отделив" мораль, возникает в вышеописанной ситуации вопрос о моральности уклонения от налогов. Отметим, что как раз из-за своего формального аспекта правовыми нормами являются и признаются принципы гуманизма, демократии и другие идеологические принципы, в которых вообще вроде бы и не усматриваются обязательства адекватные праву, но есть принципиальные желания, обязательные государству ("неживому" субъекту), выполнение которых государство требует от иных субъектов. Без извлечения данных принципов из контекста права и морали в аспекте отождествления обязательств и притязаний, без разделения и противопоставления данных систем, без учета формального аспекта права осталось бы признать, что принципы права не являются таковыми.

В качестве промежуточного итога можно сказать, что обязательство к имеющимся правам объединяет право и мораль в том случае, когда они оба имеют одинаковую (схожую) социальную структуру, находятся в единой культурной парадигме. Это единство исчезает, если обязательство превращается более в долг, принуждение, под которым прячется в большей степени не привычка, культурная доминанта, а государственное принуждение (силовое обеспечение выполнения долга). Т.Г. Мaйерс, опираясь на это, различает методы разрешения социальных конфликтов и их регулирования вообще. Первый метод он связывает с насилием, а второй - c интеграцией личности в группу, общество. В последнем и только в последнем случае есть настоящее, правильное соотношение (сходство) права и морали в аспекте обязательства правам.

Вторая особенность юридических явлений права - признание внешней выразительности - ясно отделяет право от морали. Такая особенность юридических явлений вытекает из формальной обязательности. В первую очередь внешняя определенность не нужна для морали, которой достаточно и внутренней, поскольку перед моралью можно уступить и мыслями, не выражая их никакой формой.

Во-вторых, явление внешнего выражения морали как таковой необходимо. Однако такое выражение отличается от права контролирующей функцией: в первом случае для морали достаточно познавательного и волевого личного узнавания (для права нужно официальное фиксирование), в другом случае, нарушая баланс прав и обязанностей, в отношении морали субъект права испытывает общественное осуждение. В случае нарушения субъект права испытывает и/или (зависимо от упомянутого выше интегрирования и способа регулирования) осуждение государства. В случаях, когда норма морали не очень актуальна для нарушителя, общественное осуждение не всегда может иметь эффективный обязательный характер, например, человек, нарушивший публичный порядок в общественном месте, может и дальше посещать это место, не обращая внимания на тихое осуждение окружающих людей. Таким образом, признание нормы морали больше зависит от личного понимания этой нормы: признание права является гарантией ее обязательности.

С другой точки зрения, правовые нормы более жестко определены, сформулированы, в них перечислены основы возникновения, изменения или исчезновения прав и обязанностей. В то же время в норме морали может быть высказана только общая обязанность (не кради, не лги, люби своего ближнего как себя и т.д.). Поэтому нормы морали являются больше принципами человеческого поведения, чем программами.

Отметим, что в Средние века при существовавшем плюрализме юрисдикций, а сегодня в англосаксонской правовой системе с доминированием прецедента нормы морали в правовую систему инкорпорируются гораздо свободнее и проще, нежели это делает законодатель. С другой стороны, в законодательстве Литовской Республики много примеров, когда именно законодатель, формулируя правовые нормы и давая им внешнюю форму, обращается к морали*.

Отметим, что Гражданский кодекс выступает совокупностью норм частного права, связанных с упомянутым выше интегрированием в общество приемлемых норм, то есть в случае частного права смело можно говорить о связи (соотношении) между правом и моралью. Поэтому естественно и то, что законодатель, как упомянуто выше, обращается к морали, как бы понимая, что именно такое формулирование, такая внешняя определенность права будет гарантировать более легкий путь признания права, обеспечит его функцию интегрирования в общество. Следовательно, законное объединение права и морали является позитивным социальным явлением, однако, опять же, о нем ясно можно говорить, только "изымая" определенные области правового регулирования. В тех случаях, когда в виду имеются обязательства, определенные государством, принудительное их исполнение (в уже вышеупомянутом случае неуплаты налогов), правовое утверждение морали, то есть апеллирование к иным нормам и принципам морали почти невозможно.

II. Таким образом, внешнее выражение во всех случаях разделяет право и мораль. Внешняя правовая форма - это способ для морали превратиться в право, то есть "одежда", в которую "одета" мораль, становится правом, за нарушение которого применяется государственная санкция. В этом случае возникает вопрос о тех конкретных нормах морали, которые должны приобрести формальную определенность и превратиться в право. С одной стороны, это глобальный вопрос, ответ на который может быть связан с моралью законодателя или суда в зависимости от правовой традиции, что означает то, что ответа на этот вопрос в форме конкретного рецепта для законодателя или правоприменителя нет. С другой стороны, а именно более рациональной точки зрения, которая означает не что иное как стремление к успеху, в сегодняшней литовской практике правотворчества и правоприменения вопрос формулируется так: когда для права целесообразно "апеллировать" к морали, а когда нормы морали следует модифицировать в нормы права.

Ответ на этот вопрос может показаться очень простым: всегда стоит превращать в право "устоявшиеся", всеобще принятые и, конечно, возможные определить как правовые нормы морали. В этом случае для законодателя нужно только с помощью определенных правовых процедур и определенной правовой техники записать норму морали и она становится правом**.

Также может возникнуть вопрос - зачем записывать то, что и так само по себе понятно, то, что общество и так уважает без дополнительных процедур или угроз. Это стоит делать для авторитета законодателя, вместе с тем, для укрепления авторитета права в конкретном обществе. Это актуализирует проблему связи вышеупомянутых авторитетов с превращением норм морали в право.

Ответ на этот вопрос исходит не только из правовой науки, но и из социологии, политологии, социальной психологии, помогающих взглянуть на нормы права "снаружи", то есть на информацию, сообщение об определенном желательном поведении. Отметим, что норма права, как и информация, может быть рассмотрена при условии применения требований, выдвигаемых для информации вообще. При этом анализ потребностей такого характера уже является объектом не правовой науки, но наук, изучающих социальные коммуникации, хотя правовая наука может и должна использовать результаты других наук.

Правовая норма выступает информацией всему обществу (субъектам права определенного государства) о желаемом поведении. Первоначально необходимо, чтобы сообщение достигло аудитории, то есть следует обратить внимание аудитории на сообщение. Здесь важен когнитивный диссонанс, теория которого объясняет избирательное внимание - склонность отдавать приоритет тем сообщениям, которые "поддерживают" существующую установку, и "оттолкнуть" сообщения, которые противоречат существующей установке, потому что противоречивые друг другу утверждения определяют внутренний дискомфорт - диссонанс. Поэтому, если правовые нормы укрепляют известные, принятые нормы морали, больше вероятности, что общество примет такие нормы права и на них отреагирует положительно, а они "займут" большую часть правовой системы. Если законодатель будет формировать установки общества, если действующие правовые нормативные акты будут совпадать с принятыми нормами морали, возможно, в конечном счете в обществе сформируется более общая установка по отношению ко всей правовой системе, то есть вся правовая система и все нормы, в том числе и нормы публичного права, будут приемлемы для общества.

Из этого вытекает следующее. В социальной психологии давно известен и доказан эффект Галла. Его суть в том, что если люди склонны к позитивной оценке абстрактных, более общих явлений, то они позитивно оценивают соответствующие более конкретные явления. Так что если в обществе сформирована позиция уважения, позитивная оценка всей правовой системы, то можно достичь уважения и позитивной оценки по отношению к конкретным правовым требованиям и не только в частном, но и в публичном праве, даже в тех его областях, где нормы установлены законодателем, для общества сами по себе непонятны, то есть даже в тех областях, которые не имеют ясного первобытного сходства с моралью.

С другой точки зрения, между уважением права и уважением законодателя есть тесная связь. Позитивная оценка права как такового определяет и позитивную оценку законодательного учреждения. Все это в дальнейшем мотивирует общество придерживаться правовых норм. Это вытекает из того, что большая часть общества не владеет знаниями права и тем более не является профессиональными юристами. Для непрофессиональной аудитории содержание сообщения должно иметь определенные особенности, если мы хотим, чтобы содержание ее достигло.

В социальной психологии многое объясняется с помощью эвристических размышлений. Суть в том, что у человека при осознании бесконечности информации и невозможности знать все ряд реакций "автоматизируется", например, реакция на авторитет. Жизненный опыт учит нас реагировать на такие сообщения, которые сообщает известный специалист, надежный и уважаемый в обществе человек, или на сообщения, которые опираются на принятые в обществе ценности. Эвристический путь люди обычно используют, когда информация очень "далеко" от них или когда она полна деталей, которых они не понимают. Если право вообще оценивается позитивно, если в обществе оно является ценностью, особенно если законодатель в обществе имеет авторитет, то тогда есть все условия, чтобы в обществе были уважаемыми и соблюдались бы правовые нормы.

Надо признать, что до того, что только что было описано выше - до уважения права законодателя, даже соответственно до образования "полезного" взгляда законодателя на использование моральных норм, в Литве еще очень далеко, во-первых, потому что начиная с восстановления независимости до наших дней литовское общество еще только формирует политическую культуру (между прочим, это общество, в котором нет традиционной политической элиты, на каждых выборах выбирающее новых лидеров). Постоянная смена политических партий не является благополучной средой для того, чтобы созрел взгляд законодателя на законодательство, соответствующее нормам морали и требующее уважения для всей правовой системы.

С другой точки зрения, при постоянной смене законодательной власти стабильностью отличается судебная власть, которая, несмотря на смену политических взглядов и законов, постоянно применяет и реализовывает право. В этом случае в ретроспективном измерении весьма интересна позиция литовского законодателя, для иллюстраций которой достаточно нескольких тезисов, укрепленных законами, регламентирующими практику судов. Отметим, что Высший суд согласно компетенции, закрепленной в первой редакции закона о судах Литовской Республики (1994 год), формирует единую практику судов при применении законов, объявляет решения судов, принятых Сенатом судей, которые должны принимать во внимание суды при применении законов (18 ст.). В дальнейшем данная компетенция изменилась так: Высший суд формирует единую практику судов, комментируя и применяя законы и другие правовые акты; сформулированные правоположения, выраженные в обзорах и решениях Высшего суда, должны учитываться судами, государственными и другими учреждениями, а также иными лицами в процессе правоприменения. Со временем Высший суд получил право предлагать рекомендационные пояснения, сформулированные на основе анализа судебной практики при реализации законов и других правовых актов (по сравнению с первой редакцией, где данный орган имел только право анализировать практику судов по вопросам осуществления законов). Надо отметить, что кроме Высшего суда практически адекватное право толкования законов и других правовых актов получил в пределах компетенции Высший административный суд.

Таким образом, от восстановления независимости до наших дней, невзирая ни на одну правовую реформу, критику со стороны законодателей, роль судов в рамках их становления как одного из важнейших источников литовского права, судя по позиции законодателя, постепенно увеличивалась. Законодательство из-за очень частой смены политических реалий не способствует стабильности правовой системы, и доминирующая роль в ее обеспечении постепенно переходит к судам, так что суды получили привилегированный статус учреждения, которому дано право исполнять правосудие и гарантировать стабильность в нестабильной массе законов.

Глядя со стороны морали как регулятора поведения, вышеописанная ситуация естественна: при смене политической системы и состава законодательного органа и политических идей, суды и судьи "удержали" позицию стабильно и привычно существующего учреждения, выполняющего ту же функцию осуществления правосудия. То есть их система и деятельность именно по аспекту привычности осталась более близкой нормам морали, потому что мораль и есть то, что привычно и близко. Нормы морали "вросли" в сознание человека и потому осуществляются "естественно". В ситуации хаоса законодательства нужно было иметь учреждение, которое было бы надежным. Такую потребность объясняет и социальная психология, опираясь на заключения которой ощущение контроля над ситуацией (необходимое для природы каждого человека) всегда связано с принятыми правилами и хорошо известными способами поведения.

Все это формирует опыт и что важнее - ощущение безопасности, упрощает объяснение рационального поведение человека. Всем этим объяснима более "естественная" трактовка (пока еще не закрепленная законодательно) роли судов, то есть вышеупомянутая передача приоритета в руки судов (потому что законодатели - члены того же общества) на примере литовских законов. Таким образом, деятельность судов уже имеет функцию, о которой все еще дискутируют в юриспруденции, по созданию права (здесь возможны только рассуждения - какие суды, сколько и как принимают участие в этом процессе), а их деятельность с позиции законодателя выступает одним из важнейших источников права в Литве.

Обобщая вышесказанное, можно утверждать, что на время формирования надлежащей политической культуры в Литве, в силу того, что судебная практика имеет признанный законодателем опыт создания источников права, судам должна быть передана функция, которую законодатель в силу вышеупомянутых обстоятельств не может надлежаще исполнять, то есть функция оценки моральных норм, их включения в правовую "ткань" и дальнейшей позитивной оценки всей правовой системы. Возникает вопрос о путях реализации вышесказанного при учете того, что суды в Литве формально не являются правотворческими органами. Первым шагом является признание важности деятельности судов с постепенным предоставлением им более широкой независимости в толковании права, в том числе при оценке правовой природы связи между правом и моралью, то есть установлении конкретной связи согласования между правами и обязанностями. Законодатель, по нашему мнению, этого сделать не может, так как способен в лучшем случае обобщить все принятые нормы морали, не достаточно учитывая спорные морально-правовые оценки (в силу их мобильности, подвижности, значимости либо незначительности для различных социальных групп), которые в определенных случаях могут иметь потенциальные возможности стать правовыми. Таким образом, имеющие место конфликты в социальных отношениях, остаются в сфере (в случае Литвы) очень нестабильного законодательства, которое не совсем совпадает с конкретными социальными отношениями и социальными процессами. Авторы признают роль законодателя и законодательства, но рассматривают ее в дальнейшей перспективе, в то время как настоящий период требует использования дополнительных приемов и методов.

Заключение