Введение

Важную роль в стимулировании нужного поведения участников общественных отношений имеет такой вид проявления регулятивной функции права, как наложение запретов или ограничений на совершение нежелательных с точки зрения законодателя действий и установление юридической ответственности за невыполнение указанных требований.

В этой связи большое значение в деле обеспечения безопасного обращения с источниками повышенной опасности обретают нормы уголовного права, обладающие мощнейшим принудительным потенциалом и являющиеся, одним из самых действенных инструментов воздействия на социальное поведение.

Но при рассмотрении данного вопроса об уголовно-правовом обеспечении соблюдения специальных правил безопасности нужно так же принимать во внимание ряд важных моментов. В отличие от иных отраслей, уголовное право не формирует самостоятельных правил пользования источников повышенной опасности, взаимодействия с ними человека. Оно устанавливает лишь ответственность за нарушение порядка обращения с опасными объектами. УК РФ содержит несколько составов преступлений, непосредственно связанных с нарушением специальных правил безопасности, которые размещены в разделе «Преступления против общественной безопасности и общественного порядка». В этом проявляется его особенность как своеобразного «ночного сторожа», который лишь охраняет уже созданные и функционирующие в рассматриваемой сфере социальные связи.

Любой уголовно-правовой запрет определяет требования должного поведения, конкретизирует и формулирует отношение к разным социальным ценностям. Поэтому то, что некоторые отношения и ответственность за их нарушение уже урегулированы нормами других отраслей законодательства, еще не говорит об отсутствии институциональной самостоятельности соответствующих уголовно-правовых предписаний. По сути те и другие представляют собой лишь разные уровни единой системы правового регулирования различных социальных связей. В этом плане преступления со специальной противоправностью, о которых здесь фактически идет речь, можно рассматривать как нарушения одновременно двух уровней нормативных требований: уголовно-правовых и специально-отраслевых.

Таким образом, целью курсовой работы является анализ проблем законодательной регламентации и реализации ответственности за нарушение специальных правил безопасности.

Для детального изучения данной цели мы выделяем следующие задачи для раскрытия темы:

- исследовать порядок обращения с источниками повышенной опасности: понятие, содержание, критерии юридического закрепления;

- проанализировать средства уголовно-правового обеспечения соблюдения специальных правил безопасности и их классификация;

- охарактеризовать субъективную сторону преступлений, связанных с нарушением специальных правил безопасности;

- рассмотреть особенности ответственности потерпевшего за нарушение правил безопасности.

Объектом данной работы являются общественные отношения в сфере уголовно-правовой охраны специальных правил безопасности.

Предмет исследования составляет действующее отечественное законодательство, предусматривающее уголовную ответственность за нарушение специальных правил безопасности.

Структура курсовой работы. Работа состоит из введения, двух основных глав, заключения, глоссария, списка использованной источников.

1. Специальные правила безопасности: понятие, виды, уголовно-правовые средства их обеспечения

1.1 Порядок обращения с источниками повышенной опасности: понятие, содержание, критерии юридического закрепления

Безаварийное функционирование систем, объектов, механизмов, в основе работы которых лежит использование источника повышенной опасности (далее - ИПО), является одним из наиболее актуальных вопросов обеспечения безопасности в современной правовой науке. В последние годы был принят ряд технических регламентов о безопасности, посвященных данному вопросу (Федеральный закон «Технический регламент о безопасности зданий и сооружений» , Федеральный закон «Технический регламент о требованиях пожарной безопасности» и др.), обращенных в форму федеральных законов или подзаконных нормативных актов.

Содержание указанных документов строится в основном на учете технологических особенностей работы с конкретными источниками повышенной опасности, и это охватывается главным образом компетенцией специалистов в области техники, физики, химии и т. д. Но, как справедливо отмечают многие ученые-правоведы, юридическая норма, в отличие от технической, имеет более глубокий смысл. Она охватывает своим содержанием не только сами физические процессы, связанные с использованием источников повышенной опасности, но и их социальную и психологическую составляющие, заключает в себе оценку их социальной значимости, общественной полезности или вредности.

В связи с этим понятия «порядок обращения с ИПО» и «технические требования эксплуатации опасного объекта» неправомерно отождествлять между собой, они априори не могут быть одинаковыми. В правовой плоскости эти технические по своей природе положения должны удовлетворять ряду обязательных объективно-правовых критериев, и прежде всего должны быть ориентированы на ключевое звено рассматриваемой системы - человека, носителя соответствующих прав и обязанностей.

При построении таких правил нужно учитывать, что хотя ИПО и выполняют четко определенную функцию в производственном механизме, они несут в себе высокий потенциал опасности, и неправильное их использование может вызвать тяжкие последствия. Поэтому безопасность в любом производственном процессе должна иметь приоритет перед всеми остальными целями и задачами. Иначе говоря, основной смысл правил обращения с источниками повышенной опасности должен заключаться не в учете технических особенностей их применения, а в создании условий безопасного их функционирования для человека. Техническая же составляющая и все их содержание в целом должны подчиняться и отвечать требованиям безопасности, и только затем - всем остальным критериям.

По содержанию порядок взаимодействия человека с источником повышенной опасности можно разделить на следующие основные части:

1) правила создания (разработка, проектирование, производство, строительство и т. д.); хранение опасных объектов, их перемещение и т. д. (т. е. всего того, что составляет обращение с источниками опасности, находящимися в статическом состоянии);

2) правила их непосредственного использования или применения их по назначению (т. е. обращения с ними в динамике).

В каждом конкретном случае содержание этих правил будет определяться индивидуальными свойствами источника опасности, поэтому для разных объектов совокупность приемов и действий, совершаемых с ними, будет различаться. В данной связи мы не преследуем цель привести их к общему знаменателю.

Источник повышенной опасности (принимая во внимание его способность к самопроизвольному акту реализации заключенной в нем угрозы) должен находиться под постоянным контролем человека.

Следовательно, когда речь идет о подобного рода объектах, правила его эксплуатации должны быть максимально полными с точки зрения предотвращения возможных негативных последствий его использования. Они должны предусматривать такую совокупность действий, которая необходима и достаточна для обеспечения безаварийного функционирования системы, т. е. подразумевается перечень предписаний, соблюдение которых исключало бы возможность наступления ущерба. В противном случае нужно либо отказываться от использования источника повышенной опасности, либо не устанавливать, или, по крайней мере, ограничивать ответственность за причинение вреда в результате его использования.

Помимо того, что правила безопасного обращения с объектами угрозы должны быть «правильными», т. е. учитывать предыдущие обстоятельства, они, как справедливо отмечает А. А. Тер-Акопов, «должны работать». Это означает, что при соблюдении установленных требований при обращении источники повышенной опасности должны приводить к общественно полезному результату, извлечению определенной пользы от их эксплуатации. В случае их нарушения неизбежным будет наступление неблагоприятных последствий. Только тогда можно утверждать, что специальные правила безопасности в полной мере отвечают условиям объективной действительности .

В контексте сказанного следует выделить еще одно юридически значимое свойство анализируемых правил. Оно состоит в исключении ответственности лица за причинение ущерба, связанного с эксплуатацией опасных объектов, если его действия строго соответствовали установленным предписаниям. Сбой в системе, приведший к вредным последствиям при их соблюдении, как нам кажется, правомерно относить лишь к несовершенству самих правил. Правила, пишет А. А. Тер-Акопов, определяют правильные действия. В то же время следует согласиться с ним, что в реальной жизни не все правила обладают таким высоким качеством, которое позволяет обеспечивать необходимый результат во всех случаях. Во многих отраслях опыт науки и техники наряду с изучением эксплуатационных режимов является практически единственным источником сведений об аварийных процессах. Изучение, моделирование, воспроизведение аварийных условий на экспериментальных установках с помощью математических моделей и программных средств ложатся в основу критериев и принципов безопасности, содержащихся в правилах и нормах. И правила пересматриваются по мере накопления этого суммарного эксплуатационного и научного опыта.

Между тем, например, проектирование и сооружение объектов использования атомной энергии длятся около 10 лет. Эксплуатация таких объектов осуществляется 20-40 лет. За это время нормы и правила могут существенно устареть, хотя практика во всем мире дает многочисленные примеры того, как объекты, спроектированные по нормам 70-х гг., сооруженные по нормам 80-х гг., прекрасно эксплуатируются, несмотря на то что не удовлетворяют современным правилам.

Это может быть обусловлено и рядом других объективных факторов: слабой изученностью явлений и процессов, некомпетентностью лиц, составляющих правила, и т. д. Вот почему и в данной сфере общественных отношений по-прежнему актуальным остается закон - нет правила без исключения, а исключение лишь подтверждает правило.

В данной связи ответственность за неблагоприятные последствия в подобных ситуациях должна рассматриваться в ином формате и не может касаться человека, работающего с объектом повышенной опасности. По логике вещей, ее следует возлагать на тех лиц, которые разрабатывали и принимали эти правила. Но какой может быть такая ответственность, вопрос далеко не однозначный. Если учитывать, что последствия, к которым может привести нарушение порядка эксплуатации ИПО, - тяжкие, то речь должна идти об уголовной ответственности.

Но в УК РФ нет такого состава преступления, которому соответствовал бы описанный случай, что вполне закономерно.

Дело в том, что неточность или ошибочность нормативных требований выступает, как правило, свидетельством недостатка знаний, накопленных теорией и практикой использования тех или иных ИПО.

Поэтому вряд ли ответственность за это может быть административной или уголовной, скорее, только моральной. В противном случае признание такой концепции может привести к фактическому узаконению объективного вменения.

Еще одним важнейшим критерием нормативного закрепления порядка обращения с рассматриваемой категорией предметов и установления ответственности за нарушение его положений является информативная составляющая.

Лицо, допущенное к управлению источником повышенной опасности, должно иметь полную и достоверную информацию о его опасных свойствах, о том, как нужно обращаться с ним и что нужно делать в случае выхода объекта из-под контроля.

Не случайно к эксплуатации названных объектов, как правило, допускаются только лица, прошедшие специальную подготовку, стажировку, обязательный инструктаж по технике безопасности и т. д.

Специальный порядок допуска к работе с источниками повышенной опасности не только обоснован, но и дает основания требовать от указанных лиц определенного качества работы, а также привлекать их к ответственности за ненадлежащее выполнение своих функций. При отсутствии необходимой информированности, подготовки нет смысла требовать от человека, управляющего объектами данной категории, высокого качества работы. Считаем, что его допустимо привлекать к ответственности лишь за то, что он, зная о характере работы и отсутствии необходимых навыков, взялся выполнять функции, с которыми не был готов справиться. Но гораздо большая вина здесь, как представляется, будет лежать на тех субъектах, которые допустили данное лицо к эксплуатации опасного объекта.

Таким образом, правила, определяющие порядок обращения с источником повышенной опасности, должны быть рассчитаны лишь на лиц, прошедших соответствующее обучение, имеющих специальную подготовку и допущенных в установленном порядке к их использованию. Оптимальным вариантом реализации этой задачи являются процедуры лицензирования эксплуатации ИПО для организаций и предпринимателей, получения права управления ИПО для физических лиц, оформления допуска к работе с ИПО на производстве и т. д.

Подводя итог сказанному выше, попытаемся сформулировать понятие правил безопасного использования источников повышенной опасности в юридической интерпретации. Под ними следует понимать установленный нормами права порядок обращения с источниками повышенной опасности, обеспечивающий безаварийные условия их функционирования и максимальную защиту от неблагоприятных последствий в случае выхода их из-под контроля человека, с учетом технических возможностей систем и психофизиологических особенностей лиц, допущенных к управлению ими.

1.2 Средства уголовно-правового обеспечения соблюдения специальных правил безопасности и их классификация

Характеризуя сущность норм уголовного закона об ответственности за нарушение специальных правил безопасности и их место в системе нормативно-правового обеспечения порядка обращения с источниками повышенной опасности, мы неизбежно сталкиваемся с проблемой соотношения норм уголовного права и собственно правил безопасности, урегулированных нормативными актами других отраслей законодательства, в основном административного и его подотрослей.

В теории уголовного права к решению названной проблемы подходят по разному. Одни авторы предлагают считать специальные правила безопасности объектом уголовно-правовой охраны и рассматривают их в качестве объекта указанных выше преступлений. Другие считают соответствующие нормы уголовного закона частью системы правового регулирования порядка взаимодействия человека с опасными объектами.

Первая точка зрения отсылает исследователя к одному из ключевых вопросов уголовно-правовой науки - о понятии и сущности объекта преступлений, полемика по поводу которого ведется уже не одно десятилетие. В современной доктрине уголовного права имеется несколько подходов к пониманию сущности этого элемента состава преступления.

Объектом интересующих нас посягательств в литературе часто называют урегулированный нормами права порядок осуществления общественных отношений.

Такой подход к определению преступлений со специальной противоправностью, в том числе и названных выше, кажется нам не совсем удачным, несмотря на то что уголовную противоправность в данном случае мы связываем с нарушением конкретных норм иных отраслей законодательства. По сути, из него вытекает, что (Приложение Б):

1) общественная опасность названных деяний состоит уже не в той истинной социальной угрозе, которую они в себе несут, а фактически лишь в том, что они нарушают нормы другого закона;

2) объектом уголовно-правовой охраны становятся не интересы личности, общества и государства, а правовые нормы.

Возникает справедливый вопрос, в чем же заключается социальная сущность таких уголовно-правовых запретов? В том, что право с более мощным арсеналом принудительного воздействия защищает право с меньшим предупредительным потенциалом? Очевидно, что нет.

Мы придерживаемся традиционной точки зрения на объект преступления, взгляда на него, как на общественные отношения, которым причиняется вред в результате совершения преступления. Соответственно и объектом уголовно-правовой охраны являются также общественные отношения. Только с этой позиции, думается, социальная составляющая сущности уголовно-правовой материи наполняется смыслом.

В таком виде она не противоречит ни одному из принципиальных положений по установлению природы исследуемых преступлений. Любой урегулированный нормами права порядок по существу - это обличенный в правовую форму исторически сформировавшийся уклад общественных отношений. В зависимости от своей значимости они в той или иной степени могут быть урегулированы различными отраслями законодательства. Стало быть, нарушение общественных отношений может совпадать с нарушением каких-то специальных, установленных законом правил. Ссылка же на эти правила и использование норм иных отраслей права для определения уголовной противоправности деяний лишь упрощает порядок привлечения к ответственности виновных и, возможно, даже делает эту ответственность более прозрачной .

Придерживаясь данной точки зрения, попробуем скорректировать взгляд на понятие «специальные правила безопасности» в рамках представления об объекте преступлений. В этой проекции наиболее правильно говорить не о совокупности правовых норм, регулирующих порядок обеспечения безопасных условий обращения с опасными объектами, а о конкретном виде обусловленных объективными факторами, исторически сложившихся, выстроенных с учетом особенностей использования того или иного источника повышенной опасности общественных отношений, направленных на обеспечение безопасного взаимодействия с ними человека.

Вполне логично, что ввиду особой важности эти отношения урегулированы нормами права, причем различными его отраслями. Что же касается уголовно-правовых запретов, то они образуют наивысший уровень их правовой охраны наряду с нормами гражданского, административного и иного законодательства. Если можно так выразиться, они венчают правовой щит этой сферы человеческой деятельности.

В данном контексте справедливо поставить вопрос о том, что же представляет собой механизм уголовно-правового обеспечения безопасных условий эксплуатации источников повышенной опасности. Нормы уголовного права, которые составляют его важнейшую часть, как мы уже упоминали, состоят из запретов нарушения специальных правил безопасности. Они также регулируют порядок обращения с теми или иными видами источников повышенной опасности, но только особым способом, а именно устанавливают основания и условия наступления ответственности за невыполнение или ненадлежащее выполнение соответствующих предписаний по их эксплуатации. К этим критериям, помимо самого нарушения конкретных правил безопасности, как правило, относятся наступление общественно опасных последствий или возникновение угрозы причинения соответствующего вреда .

Названные установления имеют двоякое значение. Во-первых, до определенного момента нормы уголовного права, заключая в себе мощнейший потенциал устрашения, выступают средством предостережения людей от совершения неверных шагов в сфере использования опасных объектов (поддерживают состояние безопасности тем, что заставляют действовать лиц, взаимодействующих с ИПО, в строгом соответствии с установленными законом правилами, и таким образом сдерживают количество нарушений порядка обращения с опасными объектами). В этом проявляется статическая функция уголовно-правовых запретов, обеспечивающих соблюдение специальных правил безопасности.

Во-вторых, они рассчитаны на те случаи, когда все-таки происходит нарушение специальных правил безопасности, возникают опасные последствия и нарушается состояние безопасности: причиняется вред жизни и здоровью людей, окружающей природной среде и т.д. В этот момент запускается в действие механизм уголовно-правового принуждения, применения к нарушителю соответствующих мер воздействия, то есть реализуется его динамическая функция. В процессе применения к нарушителям санкций, восстанавливаются социальная справедливость, нормальный ход функционирования общественных отношений. Вместе с тем возвращается на прежний уровень и состояние безопасности за счет нейтрализации того негативного человеческого фактора, который стал причиной его нарушения.

Система взаимодействия названных инструментов и образует механизм уголовно-правового обеспечения безаварийного функционирования источников повышенной опасности. При этом следует помнить, что сами нормы уголовного права, направленные на обеспечение безопасного использования источников повышенной опасности, не относятся к числу специальных правил безопасности, так как по существу не регулируют порядок использования опасных объектов. Они являются лишь средствами обеспечения их соблюдения .

Механизм уголовно-правового обеспечения безопасной работы источников повышенной опасности включает довольно большое количество норм.

Формулировка «нарушение правил безопасности» встречается более чем в десяти названиях статей Особенной части УК РФ. В большинстве своем они сосредоточены в разделе «Преступления против общественной безопасности и общественного порядка», хотя и расположены в различных его главах.

Данное обстоятельство, как нам кажется, обусловлено многогранностью и широтой содержания категории «безопасность». В доктрине уголовного права, как впрочем и в самом уголовном законе, выделяют несколько ее значений, которые соответствуют прежде всего разным уровням ее обобщения.

Безопасность принято рассматривать в качестве родового, видового и непосредственного объектов преступлений.

Родовое понятие безопасности соответствует общепринятому легальному представлению о ней, как о системе мер, обеспечивающих состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства от различных внутренних и внешних угроз и закрепленных в законе о безопасности. Виды безопасности выделяют в зависимости от уровня однородных взаимосвязанных общественных отношений. В рамках непосредственного объекта под безопасностью понимается защищенность жизненно важных интересов человека, общества в конкретных отношениях, складывающихся по поводу какого-то определенного предмета.

Остановимся на характеристике сущности исследуемого феномена более подробно. В контексте представления о специальных правилах безопасности как о порядке обращения с источниками повышенной опасности многие специалисты справедливо полагают, что как объект посягательства они представляют собой специфическую группу общественных отношений, являющуюся частью отношений общественной безопасности. Но какой частью - этот вопрос остается не выясненным до конца в науке уголовного права.

Некоторые криминалисты рассматривают их как вид безопасности, объединяя терминами либо «производственная безопасность», либо «безопасность в сфере труда». Такой подход к пониманию объекта преступных нарушений специальных правил безопасности выглядит недостаточно удачным.

Наиболее наглядно его недостатки проявляются на определении их перечня.

Сторонники приведенной точки зрения включают в данную группу лишь ограниченный круг преступлений, чаще всего - предусмотренных ст. 215-219 УК РФ.

Возникает вопрос, как быть с остальными родственными посягательствами, такими деяниями, как, например, нарушение правил безопасности при обращении с микробиологическими либо другими биологическими агентами или токсинами (ст. 248 УК РФ), транспортными преступлениями и т.д. Разве они не вписываются в число нарушений общественных отношений, призванных обеспечивать соблюдение правил безопасного использования технологий, сырья, материалов, оборудования и механизмов, обладающих потенциальной опасностью для неопределенного круга лиц и окружающей среды? Такое выражение, как правило, употребляется для обозначения объекта указанных выше преступлений.

Разве сфера деятельности, скажем, по эксплуатации железнодорожного транспорта не является производственной деятельностью, связанной с использованием источника повышенной опасности, а нарушение правил безопасности его движения и эксплуатации - нарушением порядка обращения с опасными объектами, а значит, и специальных правил безопасности? Ответ на поставленный вопрос, думается, очевиден.

Однако ученые смотрят на эту проблему сквозь пальцы, как нам кажется, не случайно. При таком взгляде на круг преступлений, связанных с нарушением специальных правил безопасности, неизбежно возникает проблема соотношения их между собой. Но решить ее при отсутствии четкого разграничительного критерия, положенного в основу единой классификации (что и наблюдается в данной ситуации), не представляется возможным.

Проблема обозначения круга и дифференциации преступных нарушений специальных правил безопасности в уголовном праве должна решаться несколько иначе. Прежде всего, думается, нельзя рассматривать порядок обращения с источниками повышенной опасности как самостоятельный вид отношений безопасности, по крайней мере на уровне представления об объекте преступлений.

повышенный потерпевший опасность специальный

2. Уголовно-правовая характеристика нарушения специальных правил безопасности

2.1 Субъективная сторона преступлений, связанных с нарушением специальных правил безопасности

Вопрос о вине в преступлениях, связанных с нарушением специальных правил безопасного производства работ, услуг или обращения с отдельными предметами, заслуживает особого анализа. Он всегда привлекал внимание специалистов.

Специалистами были предложены различные, вплоть до взаимоисключающих, варианты решения поднятой проблемы. Вместе с тем им до сих пор не удается достичь более или менее консенсуального понимания содержания и формы психического отношения субъекта к факту нарушения специальных правил и его последствиям .

Не содержит предпосылок к унификации научных позиций и действующий уголовный закон. Не имеющими однозначного решения и наиболее дискуссионными на сегодняшний день остаются два главных вопроса:

1) достаточно ли конструкции неосторожности для характеристики формы вины в преступлениях исследуемого вида или требуется дальнейшая разработка теории «смешанной» («двойной», «сложной») вины;

2) достаточно ли для констатации вины и виновности факта осознания лицом общественной опасности содеянного или же требуется субъективное осознание им еще и противоправности собственного поступка.

Глубокий и всесторонний анализ этих проблем может составить направление не одного крупного исследования, а потому полагаем возможным, учитывая направленность и объем этой работы, ограничиться лишь конспективным изложением наиболее значимых аспектов темы.

Анализ современных литературных источников свидетельствует, что наиболее распространенной научной позицией является признание неосторожности единственно возможной формой вины в преступлениях, связанных с нарушением специальных правил. И.М. Тяжкова, например, категорично утверждает, что в преступлениях, которые совершаются путем нарушения правил предосторожности и влекут за собой уголовную ответственность лишь при наличии определенных последствий, вина только одна и определяется она согласно ст. 26 УК РФ психическим отношением к наступившим последствиям, отсутствие которых означает и отсутствие преступления.

Вместе с тем в некоторых случаях специалисты занимают, если можно так выразиться, не столь уверенную позицию. Так, Н.А. Лопашенко хотя и утверждает, что субъективная сторона преступления, предусмотренного ст. 249 УК РФ, характеризуется неосторожной формой вины, тем не менее заключает, что к факту нарушения ветеринарных правил, которое повлекло негативные последствия, лицо может относиться с прямым умыслом.

Равным образом, Ю.Е. Пудовочкин открыто не признает наличие иных, кроме умысла и неосторожности, форм вины, но пишет тем не менее, что содержание вины в преступлениях, которые связаны с нарушением специальных правил, всегда намного шире, чем содержание вины в «простых» неосторожных преступлениях.

Наконец, ряд специалистов, исследующих преступные нарушения специальных правил безопасности, доводят эту неуверенность до крайней противоположной точки и открыто признают наличие особой, «смешанной», «сложной» вины в транспортных, экологических преступлениях, в преступлениях против личности.

А.И. Коробеев, к примеру, вполне определенно заявляет: «Умышленная вина при нарушении правил безопасности является составной частью уголовно-правовой вины в совершении транспортного преступления. Смешанная вина потому и носит такое название, что характеризуется неоднородностью психического отношения к действию и его последствиям».

Как видим, разброс мнений весьма ощутим. Он является следствием общей неуверенности в достаточности существующей формулы неосторожности для описания вины в преступлениях, связанных с нарушением специальных правил, и статично отражает динамику официальных разъяснений высшей судебной инстанции по вопросу о форме вины в наиболее распространенном преступлении, связанном с нарушением специальных правил.

Так, в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 09.04.1965 г. «О судебной практике по делам, связанным с нарушением правил безопасности движения и эксплуатации автомототранспорта или городского электротранспорта» отмечалось, что «в автомототранспортных преступлениях отношение виновного к нарушению правил безопасности движения и эксплуатации транспортных средств может выражаться как в форме умысла, так и в форме неосторожности, а к наступившим последствиям - только в форме неосторожности».

Однако уже через пять лет Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 6.10.1970 г. № 11 «О судебной практике по делам об автотранспортных преступлениях» дал разъяснение, согласно которому преступления, связанные с нарушением правил дорожного движения, должны рассматриваться как совершенные по неосторожности, поскольку субъективную сторону этих деяний определяет неосторожное отношение лица к возможности наступления общественно опасных последствий при нарушении им правил безопасности движения и эксплуатации транспортных средств.

В действующем же постановлении от 9.12.2008 г. № 25 «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с нарушением правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, а также с их неправомерным завладением без цели хищения» вопрос о форме вины в преступлении, предусмотренном ст. 264 УК РФ, фактически обойден вниманием. Пленум лишь указывает, что в тех случаях, когда лицо, управлявшее транспортным средством, умышленно использовало его в целях причинения вреда здоровью потерпевшего, содеянное влечет уголовную ответственность по статьям Особенной части УК РФ о преступлениях против личности.

Складывается весьма непростая ситуация, при которой отсутствие в науке согласованной позиции по вопросу о форме вины в преступлениях, связанных с нарушением специальных правил, сопровождается игнорированием проблемы в законе и ее замалчиванием в официальной судебной практике.

Между тем этот вопрос имеет решающее значение в понимании содержания, степени вины, в целом общественной опасности исследуемых преступлений, он важен для правильной квалификации деяний и отграничения преступлений от иных правонарушений и шире - для обеспечения гарантий законности и прав человека.

В практической области вопрос в конечном итоге упирается в юридическое значение и оценку вины субъекта по отношению к самому факту нарушения специальных правил, безотносительно к наступившим последствиям.

Важно признать, что в судебной практике эта вина никогда не игнорировалась. Напротив, применительно к квалификации транспортных преступлений Верховный Суд неоднократно указывал, что ответственность по соответствующей статье уголовного закона наступает при доказанности вины в нарушении правил дорожного движения, что отсутствие вины в нарушении правила, причинно связанного с последствием, означает отсутствие состава транспортного преступления. И это совершенно правильно и логично. Выше уже отмечалось, что законодательная конструкция «нарушение правил, повлекшее по неосторожности тяжкие последствия» есть не что иное, как учтенная уголовным законом идеальная совокупность административного (иногда - дисциплинарного) проступка с формальным составом и неосторожного преступления с материальным составом. Квалификация действия или бездействия лица как нарушения правил (то есть правонарушения) является составной частью квалификации преступления в целом. Следовательно, если квалификация содеянного по признакам деяния приведет к выводу о том, что специальные правила были нарушены лицом невиновно, то ответственность субъекта может быть ограничена лишь наступившими неосторожными последствиями, для оценки которых существуют общие нормы уголовного закона о неосторожном причинении вреда (ст. 109, 118 и др. УК РФ).

Равно как не могут квалифицироваться по статьям УК РФ об ответственности за нарушение специальных правил ситуации, когда сами эти правила нарушаются в состоянии крайней необходимости. Таким образом, вина в нарушении правил имеет самостоятельное и принципиальное значение для квалификации исследуемых преступлений.

Основная проблема теории уголовного права в данном случае заключается в том, чтобы грамотно «вписать» этот элемент психического отношения лица в те конструкции вины, которые известны уголовному закону.

В науке к сегодняшнему дню сложилось несколько подходов к решению этого вопроса .

Ряд специалистов (А.И. Рарог, В.А. Нерсесян) стремится «уложить» психическое отношение субъекта к факту нарушения им специальных правил в существующую формулу неосторожности, раздвигая ее законодательные рамки и включая в содержание легкомыслия процессы осознания лицом общественной опасности совершаемого им действия или бездействия.

Другие авторы убеждены, что преступления, связанные с нарушением специальных правил, являют собой особую разновидность преступлений с двумя формами вины, конструкция которых сегодня официально признана ст. 27 УК РФ. Наконец, третьи видят настолько качественное своеобразие вины в таких преступлениях, что полагают возможным конструирование третьей, самостоятельной, наряду с умыслом и неосторожностью, формы «смешанной» вины.

Взаимная критика и аргументы каждой из сторон детально изложены в цитированных источниках и достаточно хорошо известны. Не повторяя их, обратим внимание на следующие значимые позиции.

Во-первых, надо учитывать, что принципиальной, сущностной разницы между психическими процессами, составляющими вину по административному и уголовному праву, нет, особенно если принять во внимание не вызывающую сомнений возможность законодателя относительно произвольно определять отраслевую принадлежность того или иного проступка, а также конструкцию его состава.

К примеру, при криминализации административного проступка «административная вина» безболезненно трансформируется в «уголовную вину». При этом различие между ними будет происходить не столько в видах психических процессов и их конфигурации, сколько в предметном содержании вины, ее объеме и степени. Если законодатель решит изменить конструкцию основного состава преступления, связанного с нарушением специальных правил, и определить ее по типу формального состава, то преступление с неосторожными последствиями трансформируется в преступление с двумя формами вины (сегодня этот подход явно демонстрирует ст. 215 УК РФ), и тогда традиционный взгляд на такое преступление как исключительно на неосторожное будет изменен простым законодательным решением. Хотя представляется, что при наличии сущностных различий между виной в административном правонарушении и в преступлении такие законодательные трансформации были бы невозможны. Относительный характер противоправности того или иного деяния не может означать эксклюзивности вины в административном или уголовном праве. И с этих позиций теоретических или иных препятствий для объединения вины в административном проступке и в преступлении не существует.

Во-вторых, проблема описания и оценки вины в преступлениях, связанных с нарушением специальных правил, не может быть в полной мере удовлетворительно решена посредством корректировки формулы неосторожной вины.

Должно быть очевидным, что если и признавать исследуемые преступления неосторожными, то лишь легкомыслие может претендовать на то, чтобы охватить всю совокупность психических процессов виновного (небрежность исключается в силу того, что лицо, ответственное за соблюдение специальных правил, по определению не может не предвидеть возможности наступления общественно опасных последствий при нарушении правил). Однако предлагаемое в науке изменение законодательной формулы легкомыслия за счет включения в нее такого интеллектуального процесса, как осознание лицом общественной опасности совершаемого действия или бездействия, не может быть признана удачным. Если вслед за В.В. Лунеевым признавать, что по своей психологической сущности действие, в результате которого нарушаются правила предосторожности, - мотивированное, целенаправленное, волевое и сознательное, то вполне закономерно можно придти к выводам С.В. Склярова и С.В. Векленко о том, что осознанное легкомыслие по своей природе есть разновидность умышленной формы вины. В итоге теоретические «манипуляции» приводят к произвольной замене одной формы (неосторожности) другой (умыслом), что вряд ли способствует надлежащей организации борьбы с изучаемыми преступлениями.

Наконец, в-третьих, даже если включать в законодательную формулу легкомыслия интеллектуальное отношение виновного лица к совершенному действию или бездействию, необходимо учитывать, что в составах преступлений, связанных с нарушением специальных правил, это деяние - не есть система простых телодвижений, оно имеет вполне определенную социально-правовую характеристику, является правонарушением.

Поскольку само по себе нарушение правил безопасности производства работ, оказания услуг или обращения с предметами есть административный или дисциплинарный проступок, то описание вины в нем должно быть идентично пониманию вины в соответствующей отрасли права.

Между тем в административном праве (ст. 2.2. КоАП РФ ) при описании вины законодатель не использует оборот «осознание общественной опасности»; здесь он требует осознания лицом противоправности деяния. Не стоит, пожалуй, лишний раз рассуждать о различиях в осознании противоправности и общественной опасности, равно как не стоит смешивать понятия «осознание административной противоправности факта нарушения специальных правил» и «осознание уголовной противоправности нарушения правил, повлекшего причинение тяжких последствий».

Лицо может достоверно знать, что нарушение специальных правил с тяжкими последствиями влечет уголовную ответственность и тем самым осознавать уголовную противоправность своего поведения. Но при этом нет гарантий, что, совершая какое-либо действие или бездействие, лицо осознает, что тем самым нарушает то или иное специальное правило безопасности. Правовая регламентация специальных правил безопасности и регламентация уголовной ответственности за их нарушение - это хотя и взаимосвязанные, но все же самостоятельные явления и процессы .

А потому осознание лицом, ответственным за соблюдение специальных правил, того факта, что своим поведением оно нарушает те или иные конкретные предписания этих правил, относится не столько к области рассуждений об осознании уголовной противоправности, сколько к проблеме осознания этим лицом фактических обстоятельств дела.

Таким образом, можно резюмировать, что предлагаемые в современной науке варианты теоретического и нормативного решения вопроса о вине в преступлениях, связанных с нарушением специальных правил, не могут быть признаны в полной мере удовлетворительными. Такая вина не является в чистом виде неосторожной, не имеет отношения к умыслу, не укладывается в конструкцию субъективной стороны преступлений с двумя формами вины.

Любые попытки свести вину в исследуемых преступлениях к имеющимся законодательным конструкциям (ст. 25, 26, 27 УК РФ) без учета специфики и конструктивных особенностей составов этих преступлений обречены на неуспех. Субъективная сторона преступлений, связанных с нарушением специальных правил, объединяет в себе умышленную вину в административном (дисциплинарном) проступке и неосторожную вину в преступлении. А потому она:

а) не может быть полностью сведена к уголовно-правовой неосторожности, так как включает в себя осознанное и волевое отношение к действию по нарушению правил, а также осознание противоправности этого действия или бездействия;

б) не может быть охарактеризована с позиций учения о преступлениях с двумя формами вины, поскольку состав исследуемых деликтов объединяет не два преступления, а одно неосторожное преступление и одно или несколько умышленных правонарушений.

Исходя из этого вина в преступлениях, связанных с нарушением специальных правил, требует совершенно особой и самостоятельной нормативной регламентации. Не претендуя на то, чтобы сформулировать завершенную редакцию соответствующей уголовно-правовой нормы, предложим для обсуждения следующую формулу, разместить которую целесообразно в отдельной статье (например, в ст. 27.1 УК РФ) после описания оснований ответственности за преступления, совершенные с двумя формами вины: «Если в результате нарушения лицом специальных правил безопасности причиняются по неосторожности тяжкие последствия, с которыми закон связывает наступление уголовной ответственности, содеянное может быть квалифицировано по соответствующим статьям УК РФ лишь в случае осознания лицом противоправности своего действия или бездействия». Такое решение вопроса, как представляется, примирит теоретические дискуссии и даст в руки правоприменителю относительно надежный нормативный инструмент оценки сложного сочетания психических процессов в ситуации причинения вреда при нарушении специальных правил.

2.2 Ответственность потерпевшего за нарушение правил безопасности

Вопрос об ответственности потерпевшего в составах нарушения правил безопасности при производстве работ является одним из наиболее интересных и в то же время наименее урегулированных в системе уголовного права. Хотя многие криминалисты не связывают проблем с его определением и включают в этот категориальный круг любых лиц, пострадавших от ненадлежащего обращения с ИПО, в результате аварий на опасных производствах, - как работников соответствующих объектов, так и окружающее население.

Соглашаясь в целом с данным утверждением, отметим, что оно не охватывает своим смыслом тех потерпевших, которые сами спровоцировали наступление неблагоприятных, в том числе и для себя, последствий. Как быть с такими субъектами, допустимо ли и в какой степени привлекать их к уголовной ответственности по закону?

В литературе этот вопрос почти не обсуждается в рамках исследования нарушений правил безопасности при производстве работ, зато относится к числу актуальных в ряду проблем, касающихся ответственности за нарушение правил охраны труда. Кстати, ввиду схожей природы между ними часто проводят аналогию .

Большинство специалистов полагает, что причинение вреда виновным в результате нарушения требований безопасности на производстве самому себе исключает его уголовную ответственность. При этом чаще всего авторы ссылаются на устоявшееся в теории мнение о том, что потерпевший не является участником уголовно-правовых отношений.

Следует отметить, что данный тезис не исключает уголовно-правовой оценки поведения потерпевшего в целом. Роль потерпевшего, как справедливо отмечают многие авторы, может и должна оцениваться, например, при определении вида и размера наказания. В некоторых преступных посягательствах его действия (как одна из основных детерминант в генезисе поведения виновного) зафиксированы на уровне обязательного признака состава преступления (к примеру, в аффектированных преступлениях). Наконец, данное обстоятельство прямо закреплено в числе смягчающих наказание в п. «з» ст. 61 УК РФ.

В этом плане главное - не путать уголовно-правовые отношения и отношения, охраняемые уголовным правом, которые находятся в разных плоскостях. Не участвуя в первых, потерпевший в то же время является полноправным субъектом вторых. В рамках этих отношений ему причиняется вред и он вправе «требовать пресечения готовящихся или совершаемых против него преступных действий, привлекать виновного к уголовной ответственности, восстановлению или компенсации нарушенных преступлением прав и свобод, чести и достоинства личности; возмещению понесенного материального ущерба».

Между тем, судебная практика идёт по пути исключения ответственности виновного-потерпевшего. Суды называют факты причинения им себе вреда - несчастными случаями производственного травматизма. Более того, на данное обстоятельство прямо указывает Постановление Пленума Верховного суда РФ от 23.04.1991 № 1 «О судебной практике по делам о нарушениях правил охраны труда и безопасности при ведении горных, строительных или иных работ». В нём говорится об обязательности выяснения роли потерпевшего в каждом конкретном происшествии и необходимости вынесения оправдательного приговора в отношении потерпевшего, по вине (вследствие небрежности) которого на производстве произошёл несчастный случай.

Изложенная позиция в полной мере находит свое отражение в деятельности следственных органов. Так, газорезчик кузнечно-прессового цеха № 21 ООО «ПО Южуралмаш» Л. подсоединил без разрешения механика цеха шланги и резак к газовому посту и приступил к резке радиатора вентиляционного агрегата. В этот момент в машинном зале он находился один, необходимых мер предосторожности не предпринимал. В процессе выполнения данной операции Л. заметил, что отрезанная часть радиатора начала падать, попытался выскочить из опасной зоны, но ему помешали лежавшие за спиной трубы, в результате чего он был придавлен радиатором и пролежал под ним около часа, пока на помощь не подоспели пришедшие работники цеха. Здоровью потерпевшего был причинён вред средней тяжести. Прокуратура г. Орска отказала в возбуждении уголовного дела, поскольку нарушение правил техники безопасности на производстве было допущено самим потерпевшим .

Всё это, как представляется, вполне удачно вписывается в концепцию понимания юридической природы преступлений, связанных с нарушением правил охраны труда. Однако нарушения специальных правил безопасности это преступления иного рода, хотя во многом и схожи с деянием, предусмотренным ст. 143 УК РФ, и обозначенные выше положения к ним вряд ли подходят.

Нарушение правил охраны труда - преступление против личности. Поэтому вред, который работник причиняет сам себе, замыкается лишь на его личности. Здесь ставятся под угрозу: его личное право на безопасные условия труда, его жизнь и здоровье, которые и выступают непосредственным объектом посягательства.

Объектом же преступлений, посягающих на общественную безопасность, является состояние защищённости уже не только самого потерпевшего, но и окружающих. Природа названных деяний такова, что каждое нарушение специальных правил безопасности, даже если и не влечёт конкретных материальных последствий в виде причинения вреда жизни и здоровью людей, то в любом случае ставит их в опасность. В таких деяниях угроза существует всегда, и распространяется она не на одного человека, а на неопределённый круг лиц. Следовательно, вред, причиняемый преступлениями, предусмотренными ст. 215-217, 219 УК РФ, выходит за рамки категориального круга последствий, наступающих в результате совершения деяния, закрепленного в ст. 143 УК РФ.

Принимая во внимание, что в этих преступлениях виновный причиняет вред не только себе, но и окружающим, он не может быть полностью освобожден от уголовной ответственности. В то же время нельзя не учитывать и то обстоятельство, что фактически страдает лишь он сам. В данном случае, как представляется, нужно исходить из положений института смягчающих наказание обстоятельств, в числе которых, как мы уже говорили, есть и противоправное поведение потерпевшего. Только здесь противоправность нужно рассматривать в широком смысле, а не только как уголовную противоправность.

Отчасти такой подход вытекает из положений упомянутого выше Постановления Пленума Верховного суда РФ от 23 апреля 1993 г. «О судебной практике по делам о нарушениях правил охраны труда и безопасности при ведении горных, строительных или иных работ». Согласно его разъяснениям, в случае признания виновным подсудимого по делам рассматриваемой категории суд должен учитывать при назначении наказания факт небрежности, допущенной самим потерпевшим.

Резюмируя сказанное, полагаем, что действия потерпевшего, виновного в нарушении специальных правил безопасности, в результате которых фактический вред был причинен только ему, следует расценивать как уголовно-наказуемое деяние, как одно из преступлений, предусмотренных ст. 215, 216, 217 и 219 УК РФ. Но при назначении наказания данное обстоятельство следует принимать во внимание как смягчающее.

Заключение

Таким образом, проведя исследование на тему «Проблемы уголовной ответственности за нарушение специальных правил безопасности» можно сделать следующие выводы.

К нашему сожалению, источники повышенной опасности используются сегодня повсеместно, а специальные правила безопасности выступают лишь формой их правового закрепления, которая наполняется разным содержанием в зависимости от того, какой именно опасный объект, в какой сфере деятельности человека эксплуатируется и какие средства необходимы для обеспечения его безопасного использования. То есть, порядок обращения с источниками повышенной опасности - это не сами общественные отношения, а только форма осуществления социальных связей в сфере взаимодействия с ними человека, и смысл ее определяется сущностью конкретного вида безопасности.