Значение теоретического наследия Н. Макиавелли

Макиавелли разоблачает нереалистический характер проектов по улучшению политических режимов, которые он расценивает как не более чем утопические мечтания. Его основное правило: знать, как фактически живут люди. То, как они должны были бы жить, его не интересует.

Идя в своих поисках дальше, чем Аристотель, Н. Макиавелли становится полноправным основателем политической науки. Он был первым из тех, кто отделил мораль от политики и тем самым дал научное основание политической науке, которую оказалось возможным, в свою очередь, отделить от морали. А это поставило на повестку дня политической науки проблему сознания.

Со времени Макиавелли для политической науки более не существует ценностного суждения. Политическая наука с тех пор основывается на фактах, наблюдениях, на базе которых великий флорентиец излагает социологические законы, которые управляют социальными фактами без какой бы то ни было морализирующей претенциозности.

2. Историческое значение теоретического наследия Никколо Макиавелли в условиях 21 века «История и современность»

2.1 Историческое наследие Н. Макиавелли

Написанный более 5 веков назад труд Макиавелли «Государь» по-прежнему остается пусть не самым приятным, но зато необходимым учебным материалом для практиков и теоретиков политики. Основой оригинальности Макиавелли, а также источником его прочной, хотя и довольно скандальной репутации было то, что он полностью отвергал традиционные принципы морали и нравственности как руководство к политической деятельности, а также утверждал, что искусство государственного управления должно быть основано на реалистичных взглядах на испорченность человеческой натуры.

Его центральное утверждение заключается в том, что у политики есть своя собственная нравственная логика, требующая порой таких действий ради сохранения государства, которые утонченное и приличное общество может посчитать предосудительными. Иными словами, бывают времена, когда традиционную мораль необходимо отложить в сторону ради прагматичных и целесообразных государственных интересов.

Как пишет Р. Уокер (R.J.B. Walker), исключительно современным и смелым «Государя» делает то, что этот трактат «подрывает универсальные условности его [Макиавелли] времени, будь это представлено как различие между моралью и политикой или как различие между двумя разными, но в равной степени первичными формами морали». Это был поразительно резкий по своей светскости труд для начала 16 века. Конечно, католическая церковь стала более уязвимой с усилением и возвышением влиятельных государств, которые соперничали в борьбе за власть, и с широким распространением недовольства папской коррупцией. Через четыре года Мартин Лютер напишет свои «95 тезисов об индульгенциях» и вывесит их на двери Замковой церкви в Виттенберге, положив начало Реформации и расколу западного христианства. И, тем не менее, в «Государе» поражает то, что там нет упоминания о естественном праве или о месте человека в великой божественной цепи мироздания, на что постоянно ссылались мыслители из эпохи Возрождения.

Хотя Макиавелли считается влиятельным политическим теоретиком, письменных трудов у него не так много. Это в основном «Государь» и «Рассуждения». В отличие от более поздних реалистов, таких как Гоббс и Руссо, Макиавелли не претендует на авторство системной теории политики. Скорее, на основе своих исторических исследований и практических наблюдений он пытается установить вневременные истины общественного поведения человека, а затем трансформировать их в набор сентенций, афоризмов и предписаний, способных помочь государю выжить в нашем предательском и ненадежном мире. Он исследует богатую историю классической Древней Греции и Рима, а также более поздние пертурбации в итальянских городах-государствах, ища там примеры удачного и провального политического правления.

Мотивом для написания этого трактата у Макиавелли стало не только желание дать наставление читателям, но и его собственная политическая реабилитация. Пытаясь снискать расположение нового правителя Флоренции, он посвятил «Государя» «блистательному Лоренцо Медичи», который при помощи испанских войск годом ранее сверг его предыдущего покровителя Содерини. Однако «Государя» нельзя сбрасывать со счетов, называя образцом политического оппортунизма. Макиавелли в основе своей был патриотом Флоренции и писал: «Я люблю свою страну больше собственной души». А в его книге постоянно сквозит отчаяние от ее падения. Цель Макиавелли заключалась в том, чтобы отыскать причины недавних невзгод и неудач его города-государства. Установив фундаментальные реалии и основополагающие правила политики, он считал, что сумеет помочь в создании государства - лучше всего республики, которое будет внутренне стабильным и способным защитить себя от внешней агрессии.

Его цель заключалась в том, чтобы воскресить Флоренцию, вывести ее из безнравственного и ослабленного состояния, превратив город в «сильную, единую, деятельную, нравственно возрожденную, блестящую и победоносную patria» (родину) по образу и подобию перикловых Афин и Римской республики. Для возвращения флорентийскому государству прежней славы был нужен государь, обладающий и прививающий своим подданным дохристианские качества, которые ценили великие люди древности: это сила, умения, храбрость, преданность, гражданственность и забота об интересах общества. В то же время, для избавления Флоренции от ее бед и несчастий требовались меры, которые обычно считались безжалостными, вероломными, жестокими и варварскими.

В темной основе «Государя» лежит беспощадное и лишенное всякой сентиментальности мнение о человеческой природе. Большинство людей, пишет Макиавелли, «неблагодарны и непостоянны, склонны к лицемерию и обману, их отпугивает опасность и влечет нажива». В таком мире правителю, ведущему себя в соответствии с христианской моралью, придется очень худо. «Расстояние между тем, как люди живут и как должны бы жить, столь велико, что тот, кто отвергает действительное ради должного, действует скорее во вред себе, нежели на благо». И далее Макиавелли поясняет свою мысль: «Из чего следует, что государь, если он хочет сохранить власть, должен приобрести умение отступать от добра и пользоваться этим умением смотря по надобности».

Макиавелли имеет в виду то, что мир частный и государственный - это разные нравственные вселенные, у которых абсолютно несовместимые кодексы поведения. Избрав жизнь государственного деятеля, а не частного лица, правитель обязуется действовать (и быть судимым) по отдельному набору дохристианских ценностей и принципов, направленных на создание и обеспечение безопасности «великого и славного государства».

«Следует понимать, что государь … не может исполнять все то, за что людей почитают хорошими, так как ради сохранения государства он часто бывает вынужден идти против своего слова, против милосердия, доброты и благочестия. Поэтому в душе он всегда должен быть готов к тому, чтобы … по возможности не удаляться от добра, но при надобности не чураться и зла.»

Вместо того, чтобы быть праведником в мире грешников, государь должен крепить свою власть и безжалостно сокрушать врагов, не боясь того, что его посчитают безнравственным и неразборчивым в средствах.

Беря в качестве таких людей, как римский император Каракалла или флорентиец Чезаре Борджа, Макиавелли дает совет всем будущим государям. Прежде всего, и это главное - сохраняй свою власть и крепи свое государство, делая ради этого все необходимое. Опасайся другого, кто становится сильным, а также бойся объединения сил с более сильным государством, ибо этим ты навлечешь на себя погибель. Во-вторых, вырабатывай в себе полководческие навыки, ибо это «единственное искусство, которого ждут от правителя». Постоянно поддерживай свое государство в готовности к войне, держи достаточно оружия и воинов, чтобы защищать свое царство от внешнего агрессора и от внутренних соперников. Относись к миру как к небольшой передышке, дающей возможность подготовиться к следующей войне. Игнорируй теорию справедливой войны. Война справедлива, когда она необходима - ни больше, ни меньше.

В-третьих, используй обман как центральный элемент своей государственной мудрости. Маскируй свои истинные намерения и храни верность обещаниям ровно столько, сколько они соответствуют твоим интересам. Помни, что другие будут лгать тебе, если ты не сделаешь так, что их ложь перестанет давать дивиденды. Опасайся окружать себя сильными подчиненными. Принимай решения по своему усмотрению и прислушивайся лишь к нескольким советникам. Избавляйся от победоносных генералов, ослабляй и вноси раскол в ряды знати.

И, наконец, используй жестокость и доброту, как того требует обстановка. Признай то, что страх подданных лучше, чем их любовь, если не можешь добиться и того, и другого. Когда наказываешь, делай это резко, внезапно и сурово, дабы предотвратить ответный удар. Когда это возможно, пусть грязную работу делают за тебя другие, ибо потом ты сможешь заслужить благосклонность, отрубив им головы. Раздавая привилегии, делай это постепенно, чтобы их больше ценили. Во что бы то ни стало избегай превращения в объект презрения. Лучшая из всех крепостей - не быть ненавистным народу.

Все это порочно и безнравственно. Однако Макиавелли не садист. Неразборчивость в средствах оправданна лишь тогда, когда это служит одной конкретной цели. Эта цель, как говорил Кеннет Уолтц (Kenneth Waltz), - сохранение твоей власти в государстве и твоего государства среди других». Макиавелли не ратует за бессмысленное насилие и за беспричинную жестокость - и, не потому что он щепетилен, а потому что это контрпродуктивно. Таким образом, Макиавелли считает благоразумие ключевым элементом государственного руководства.

Самый скандальный момент в «Государе» - как сейчас, так и во время написания книги - это очевидное одобрение автором принципа «цель оправдывает средства», какими бы жестокими и суровыми эти средства ни были. Сам Макиавелли объясняет это так: «О действиях всех людей, а особенно государей, с которых в суде не спросишь, заключают по результату».

Современного читателя особенно расстраивает отсутствие у Макиавелли угрызений совести по поводу того безжалостного искусства управления государством, за которое он выступает. Он не пытается подсластить пилюлю, не предпринимает попыток успокоить читателя. У него полностью отсутствует трагическая тональность более поздних реалистов, таких как Гоббс и Руссо, а также Моргентау, Уолтц и Миршаймер. Для этих авторов политика силы и постоянные войны это экзистенциальные, удручающие и достойные сожаления факты, неизбежный побочный продукт неупорядоченной и защищающей себя системы, которая принуждает каждое государство, подобно участникам знаменитой «охоты на оленя» Руссо, преследовать собственные интересы - и будь что будет с остальными.

Но не эта проблема межгосударственной анархии вызывает главную обеспокоенность у Макиавелли. Он сосредоточил свой проницательный взор на человеческой натуре. И увиденное им не очень приятно.

Безусловно, Макиавелли прекрасно понимал то, что более поздние реалисты называли дилеммой безопасности. Будучи политическим и военным советником у Содерини, он стремился манипулировать изменчивым балансом сил между завистливыми и подозрительными городами-государствами Италии. Он стал свидетелем того, как его любимая Флоренция после череды ошибок и просчетов (таких как расчет на слишком сильных союзников типа Франции) капитулировала перед врагами. Этот опыт научил его тому, что государство «не может вечно наслаждаться своими свободами и узкими пределами; ибо если даже оно не нападает на другие государства, то они будут нападать на него; а в случае такого нападения у него появится желание и потребность в захвате».

Но Макиавелли отличается от более поздних реалистов, таких как Гоббс, а также современных «неореалистов», таких как покойный Кеннет Уолтц. Он признает, что человеческое посредничество столь же важно, как и факт международной анархии, в формировании внешней политики и конечных результатов в глобальной политике. Историческими примерами успехов и неудач Макиавелли напоминает нам о том, что личность имеет большое значение. Да, мир постоянно меняется, толкая государство в самых разных направлениях. Но даже если существует «провидение, формирующее наши цели», как замечает шекспировский Гамлет, решение руководителя способно оказать кардинальное воздействие на политику, как внутреннюю, так и внешнюю.

Макиавелли исследует взаимосвязь между материальными силами и посредничеством человека через понятия fortuna и virtu (судьба и доблесть). Все государи (и, конечно, все люди) подчиняются общественным и природным факторам, которые гораздо сильнее их. Тем не менее, «нас нельзя лишить свободной воли», - утверждает Макиавелли. «Судьба распоряжается лишь половиной всех наших дел, другую же половину, или около того, она предоставляет самим людям». Хотя судьба может оказаться капризной, а история ограниченной условиями, умелый правитель сможет сформировать свою судьбу и судьбу своего государства, проявляя доблесть. Доблесть не следует путать с добродетелью, как ее определяет христианское учение (имея в виду честность, милосердие, смирение и тому подобное). Скорее, доблесть означает те человеческие качества, которые ценились в классической древности: знания и отвага, хитрость и ловкость, гордость и сила.

Макиавелли описывает взаимосвязь между судьбой и доблестью в своих «Рассуждениях»:

Там, где людям недостает доблести, судьба проявляет себя во всей мощи. А поскольку фортуна переменчива, республики и правительства часто меняются. И это будет длиться до тех пор, пока не появится кто-нибудь настолько пропитанный любовью к античности, что он будет так устраивать дела, что судьба лишится шанса показывать нам свою силу с каждым оборотом солнца».

Государь должен плыть на гребне судьбы, используя доблесть для того, чтобы направлять судьбу в интересах государства, как это диктует необходимость.

Вклад Макиавелли в традицию политического реализма непреходящий. Среди его заслуг - предупреждение о том, что мир надо принимать таким, какой он есть, а не таким, каким он должен быть; признание того, что власть и своекорыстие играют важнейшую роль в политических делах; понимание того, что государственное управление есть искусство, требующее от политических руководителей умения приспосабливаться к сохраняющимся структурам и к меняющимся временам; а также его утверждение о том, что диктат национальных интересов может войти в конфликт с общепринятой традиционной моралью. Последнее утверждение - что у частной и государственной сфер разная мораль - вызывает раздражение и неприятные ощущения по сей день.

В конце концов, мы живем в эпоху демократического суверенитета, где «государей» избирают граждане, и где они, будучи государственными руководителями, должны вести себя с соблюдением принципов честности, прозрачности и подотчетности. Глобальный нормативный контекст искусства государственного управления претерпел глубочайшие изменения благодаря, в значительной мере, расширению и международной кодификации прав человека и личности. То санкционированное государством насилие, которое в эпоху Макиавелли воспринималось как нечто само собой разумеющееся - будь то захват империй, пленение рабов, жестокости и зверства - сегодня недопустимо и непозволительно с позиций права и морали. Это произошло благодаря распространению законов о правах человека, норм гуманитарного права, законов войны, а также принятию многочисленных международных норм, заключению договоров и возникновению институтов, которые определяют некоторые акты как недопустимые, вводят санкции, дают разрешение на интервенции, чтобы положить конец таким актам, и обеспечивают правовые механизмы для привлечения нарушителей к ответственности. Зверства и беззакония все равно происходят, о чем нам напоминает Сирия и Дарфур. Но нормы законности и легитимности развиваются, и такие злодеяния становятся скорее исключением, чем правилом.

Но в остальном «Государь» сохраняет свою значимость в качестве наставления по политике, как внешней, так и внутренней. Рассказы Макиавелли о коррупции власти во Флоренции, об упадке Римской империи в последние годы ее существования, а также о лживости итальянских пап вряд ли вызовут удивление в современном Вашингтоне. Да и современный читатель вряд ли удивится, узнав о том, что в политической жизни на вершину власти чаще взбираются грешники, нежели праведники - и потом всеми силами держатся за эту власть.

Макиавелли первым из писателей Нового времени указал на центральное место политики в социальной практике и по существу выдвинул «постулат самостоятельной трактовки политики». Объяснение политических событий, ранее безнадежно оторванных «от лежащей в их основе эмпирической действительности», нашло научные критерии, а сама политика получила возможность из утопической стать опытной, реальной и в конечном счете прогнозируемой.

В течение долгого времени мировое макиавеллиеведение исследовало главным образом моралистические проблемы так называемого «макиавеллизма». В кампании «осуждения» Макиавелли участвовали и монархи с претензиями на просветительство (Фридрих II), и просветители, претендовавшие на «абсолютизм» в науке (Вольтер). В данном случае частные вопросы политического и дипломатического искусства заслоняли фундаментальные проблемы становления и развития итальянской и европейской государственности. Когда, же внимание было обращено на государственно-правовую сторону наследия великого флорентийца, оно, как правило, грешило односторонностью и предвзятым подходом. Макиавелли - страстный разоблачитель существа и методов единовластия - был произвольно и однозначно назван его проповедником, а «Государь» - это, по определению Руссо, «книга республиканцев», выясняющая роль и значение главы государства в Италии и Европе XVI в., была представлена пособием абсолютных монархов и диктаторов.

Научная, классовая оценка Макиавелли-политика впервые дана основоположниками марксизма. В переписке К. Маркса и Ф. Энгельса и их архиве, в работах «Немецкая идеология» и «Диалектика природы», флорентийский секретарь характеризуется не только как решительный антиклерикал, но и как последовательный республиканец. Республиканские черты в воззрениях Макиавелли отмечались и некоторыми последующими исследователями.

В принципе, для заключения о республиканской платформе Макиавелли достаточно учесть, что «Государь» не был написан как секретная инструкция для одного, но для ответа на вопрос, почему это произошло, требуется восстановить его время. Тогда будет очевидна несостоятельность попыток отделить Макиавелли-республиканца от Макиавелли-демократа.

Специфика эпохи Макиавелли - в активном выходе народных масс на политическую арену. Макиавелли понимал, что освобождения и объединения страны не достичь без «попечения большинства», без участия «всего народонаселения».

Он видел, что борьба, ведущаяся на верхних этажах власти, неминуемо вовлекает в политическое движение народные низы. Вынужденные бороться «не со своими врагами, а с врагами своих врагов», они выступали, как правило, в союзе с буржуазией, но иногда и самостоятельно (первая в истории пролетариата попытка захвата государственной власти в 1378 году - восстание чомпи).

Понимание «последовательного буржуазного демократизма Макиавелли», вывод о котором сделан уже давно, часто бывает затруднено из- за механического перенесения на Возрождение несвойственной ему системы понятий. К «Государю» необходим конкретно-исторический подход. Это произведение «надо читать под непосредственным впечатлением» той эпохи, и тогда оно предстанет как «истинно великое творение подлинного политического ума высокой и благородной направленности».

Макиавелли указал на самостоятельное и центральное место политики не только в социальной практике, но и в общественном сознании. Он решительно разорвал узы, которые в течение долгих столетий связывали вопросы государственной политики с нравственностью. Тем самым теоретическое рассмотрение политики было наконец освобождено от морали. Отделив политику от теологии, Макиавелли перевернул сами основы политического сознания: средневековый принцип фидеизма, «веры» (fides) он заменил принципом «согласия народа» (consensus), впоследствии ставшим стержнем концепции суверенитета Ж. Бодена и Жан-Жака Руссо. Макиавелли был уверен в том, что активный «консенсус» («сцепление», «связь») общества обеспечен в той мере, в какой «новый государь» стремится ликвидировать феодальную анархию, ограничить папскую власть, образовать сильное национальное государство. Выполнить эти задачи было невозможно без сознательной поддержки тех, кого позднее во Франции назовут «третьим сословием». Именно под этим углом зрения следует понимать характеристику флорентийского секретаря как «теоретика национальных государств, имеющих тенденцию к превращению в абсолютные монархии».

Хотя формально «Государь» обращен к конкретному адресату, фактически он рассчитан на гипотетического «человека провидения» (di fortuna), причем совсем не обязательно из «высших слоев общества». Наоборот, кандидат на роль политического лидера должен быть «populare» - «народным», и в принципе им мог быть каждый итальянец, обладающий выдающимися личными качествами, весь комплекс которых обозначается одним словом доблесть.

Чтобы помочь «новому государю» править целеустремленно и действенно, Макиавелли убеждает, что необходима только одна политика, реалистическая и решительная, требующая сплотиться вокруг того государя, который знает цель и не останавливается перед необходимыми средствами. Если цель исторически прогрессивна и решает основную проблему эпохи, устанавливая «порядок, в котором можно спокойно двигаться, работать, действовать», то народ «забывает» средства ее достижения.

Проблему соотношения политических целей и средств Макиавелли разрабатывает с учетом исторически созревших обстоятельств. Кажущаяся «неразборчивость» в средствах на поверку оказывается элементом научного знания в политике. Кстати макиавеллиевское условие соответствия целей и средств было плодотворным и в социологии, составив, например, основу выделения «логических» и «нелогических действий» В. Парето и М. Вебера.

Закладывая фундамент современной науки о государстве, Макиавелли существенно обновил ее понятийный аппарат. Он впервые стал употреблять понятие государство (stato) для обозначения политически организованного общества. Этого не было ни у мыслителей античности, ни у гуманистов эпохи Возрождения - современников Макиавелли.

Макиавелли ограничивает существование государства определенными этапами развития общества, называя его «исторической школой человечества».

Наряду со взглядом на государство как на исторический феномен Макиавелли стремится оперировать категориями «форма» и «содержание» («материя»), определяет их соотношение и взаимодействие: «Не может одна форма оставаться той же самой, если материя стала противоположной».

Разрабатывая вопросы государственных форм, Макиавелли продолжал и развивал традиции античной и средневековой политической мысли. Он различал форму правления (различные виды принципатов, республик), форму государственного устройства (простое - сложное, федеративное - унитарное) и политический режим (качество функционирования каждой политической структуры, ее цели - личное обогащение тирана или «благо народа» (comune benificio).

У Макиавелли можно найти идеи разделения властей и идеи парламентаризма. Высказанные в общей форме, эти идеи стали основанием классической доктрины буржуазного либерализма.

Макиавелли рассматривал государство в динамике, как выливающееся в определенную институциональную форму взаимодействие различных социальных сил, участвующих в политическом процессе: народных масс, грандов, государя. В Спарте времен Ликурга и республиканском Риме он видел примеры устойчивых государств венных форм, основанных на «разъединении» (disunione) политической власти, т. е. в соблюдении таких правил игры, при которых народное собрание и трибуны были бы средством ограничения власти нобилитета и одновременно конституционным «выходом» народа к государю, минуя нобилитет. Соединение такого рода трех начал Обеспечивало республиканский режим позволяющий каждому «безбоязненно пользоваться своей собственностью, не опасаясь за честь жен и дочерей, и своей личной безопасностью».

Впоследствии теория разделения властей как разделение суверенитета была детализирована Локком и Монтескье, прямо перенявшими основную идею у Макиавелли. Но наряду с этим от флорентийского секретаря идет и направление Лильберн - Руссо, допускающее лишь разделение компетенции между различными элементами государственной машины при условии неделимого и неотчуждаемого суверенитета как источника единой власти.

Макиавелли не только «увидел» появление больших национальных государств, но и указал на две формы развития буржуазной государственности: абсолютистскую и республиканскую. Он выбирает наилучшую государственную форму в зависимости от соотношения политических сил, взаимодействия всех элементов формы государства, от стоящих перед ним задач. Идеал флорентийского секретаря - республика. В то же время ему как политику-реалисту ясно, что на определенном этапе для осуществления прогрессивных преобразований необходим абсолютизм. Это не ведет к «трагическому расколу личности Макиавелли», а скорее отражает «парадоксальность», свойственную эпохе и его воззрениям.

Некоторые исследователи, такие, как Ф. Шабод, Л. Сассо, Ф. Жильбер, по-разному объясняя указанное «противоречие», подчеркивают, что в «Государе» народ - объект действий демиурга, в «Рассуждениях» - субъект истории. Ключ к решению «противоречия» дает сам Макиавелли: «Если государь выше народов в издании законов... учреждении новых порядков, то народы еще более высоки в сохранении учрежденных порядков». Следовательно, речь идет о двух фазах строительства единого национального государства, сначала краткой - «монархической», диктаторской (principato nuovo), затем длительной - республиканской. Но это не означает, что на первом этапе народ выполняет роль статиста. Успех дела и там обусловлен поддержкой и участием масс: «афиняне Тезея, персы Кира, евреи Моисея» - вот подлинная «материя» истории. «Новый государь» должен материализовать «доблесть, умение, волю» (virtualita) граждан, раскрепостить их энергию. Он выступает как «исполнитель всемогущей коллективной воли», так что образование «нового государства» становится не произвольным актом одного, но закономерным результатом «внутреннего историко-коллективного вызревания».

Макиавелли выдвинул теорию циклического развития государственных форм (демократия - олигархия - аристократия - монархия), напомнившую классические схемы Платона, Аристотеля, Полибия. Действительно, влияние на него античного наследия велико. Начиная с Петрарки, все мыслители Возрождения воспринимали античность - как далекую родину. Находясь в ссылке, Макиавелли каждый вечер, надев лучшие одежды, поднимался в библиотеку на «встречу» с великими собеседниками. Но флорентийца нельзя считать реставратором или антикваром. Его заслуга не просто в возвращении политической науки к аристотелевским принципам, а в установлении прочной связи между политическими идеалами древнего и нового мира, идеалами достаточно различными. В самом деле, теория «исторических циклов» Полибия у Макиавелли предполагает поступательное движение и учитывает активную роль человека. Учение Цицерона о государственном деятеле значительно обогащается у флорентийского, мыслителя в его концепции «нового государя». Воспринимая многое у стагирита, Макиавелли в то же время выступает против его правила «золотой середины» в политическом анализе и проектах наилучших государственных форм. Макиавелли одобряет древних римлян, которые, на его взгляд, «всегда избегали среднего пути и обращались к крайностям». Если Платон усматривал основу форм государства в профессиональных отличиях, то Макиавелли - в имущественных. Если Тит Ливий ограничивался воспроизведением хроники событий и различных точек зрения, то Макиавелли открыто защищает свой политический идеал.

В различных произведениях, особенно в диалогах «О военном искусстве», Макиавелли подчеркивал, что для создания сильного и единого национального государства необходимы обширная территория, многочисленное население и мощные войска, способные преодолеть различные центробежные тенденции, раскольническую деятельность папства и защитить страну от иностранного вмешательства.

Долгая дипломатическая практика и богатый опыт убедили Макиавелли в политической несовместимости итальянских государств, руководимых аристократическими родами Медичи и Сфорца, венецианскими и генуэзскими дожами, неаполитанскими королями. Его точка зрения строго реалистична: не олигархическая республика, предлагавшаяся для Флоренции Гвиччар дини, и не конфедерация таких республик, распространяющаяся на всю Италию, как полагали впоследствии Д. Джанотти и П. Парути, а региональные абсолютистские государства, типа созданного на основе Флорентийской республики Великого Герцогства Тосканского. Это была единственно верная, прогрессивная форма, гарантйровавшая Италии в XVI-XVII вв. относительную политическую самостоятельность и экономическое развитие.

Произведение Макиаовелли «Государь» отразило идеал сильной государственной власти, воплощающей волю господствующего класса не в церковных монократиях или традиционных наследственных феодальных монархиях (principati ereditari), а в «новом принципате» - в первой фазе становления «нового строя».

Диктатура в работах Макиавелли характеризуется внезаконностью: «новый государь» ломает старые порядки, рвет с сословным законодательством и феодальными привилегиями, руководствуясь правилами общения «диких животных». Но наряду с насильственной стороной диктатуру у Макиавелли отличает и созидательное начало. Государь наделен чрезвычайными полномочиями для проведения коренных преобразований. Таким образом, режим личной власти выступает не как средство удовлетворения собственных честолюбивых устремлений правителя, а как способ решения общенациональных задач.

Подобная диктаторская власть кратковременна, она «не должна передаваться по наследству». Насилие применяется, как правило, однократно. Макиавелли выступает за строго рассчитанную, «хорошо применяемую жестокость (если только позволительно сказать о дурном, что оно хорошо)». Он специально останавливается на творческой миссии государя: «...достоин осуждения тот, кто хочет насилием разрушать, а не исправлять».

2.2 Историческое значение теоретического наследия Никколо Макиавелли

Велико влияние Макиавелли в истории политико- правовой мысли. В XVI-XVII вв. к нему обраались за помощью в политическом и дипломатическом искусстве, в XVIII веке - за разъяснением методов и приемов государственного управления, для исторической школы XIX века Макиавелли был авторитетный хронист и историк, в XX веке с ним «советуются» как с классиком политической социологии. И это закономерно. Политические установки Макиавелли покоятся на фундаментальных социологических основаниях. Политическая жизнь итальянских городов-государств давала большие возможности для социологических наблюдений. Выводы Макиавелли применимы и для целей антимонополистической, антиолигархической борьбы в современном государстве.

Положенное Макиавелли в основание политической науки отличие «эффективной реальности вещей» от «представлений о них» разрабатывалось затем в политической философии Ницше, социологии Вебера, социальном анализе Сореля.

На родине Макиавелли, в Италии, на рубеже XIX-XX вв. возникли современные теории элит (Г. Моска, В. Парето, Р. Михельс), которые в значительной степени используют идеи Макиавелли о различии правящих и управляемых.

После второй мировой войны в США возникли целые школы в политической социологии, связанные с именем флорентийского секретаря. В начале 40-х годов Дж. Бернхэм возглавил так называемое «макиавеллистское» направление, поддержанное Ч. Р. Миллсом, Страус- Хюпе, Г. Лассуэллом. Продолжая линию Моски, они рассматривают элиту как лиц, стоящих у власти безотносительно к их моральным качествам и осуществляющих политическое управление в своих интересах.

«Неоэлитистская» школа, возникшая в конце. 60-х - начале 70-х годов XX века (П. Бакрак, Т. Дай, X. Зейглер, Г. Домхофф, Р. Гаильтон), претендует на прямое родство с Макиавелли в исследовании системы «элитарного плюрализма». Ссылаясь на Макиавелли, «неоэлитисты» считают, что основные конфликты в обществе разворачиваются между элитами: меньшинством, удерживающим власть, и другим меньшинством, идущим к власти. В то же время они вынуждены признать «когерентность», сплоченность различных групп правящего меньшинства, коренящуюся в общности целей и интересов верхушки монополистической буржуазии. Но если в конструкции Макиавелли общественное «согласие» имеет самое широкое социальное содержание, то у «неоэлитистов» оно возможно только между членами элиты или элитами при появлении явной опасности для существующего режима. Наличие такой опасности предусматривал и Макиавелли, но со стороны олигархических элит, узурпировавших народную власть. Современные буржуазные теоретики, в противоположность республиканским идеалам Макиавелли, полагают, что демократия защищается не народом, а монополистической элитой, в трудящихся массах они видят главную угрозу демократии и свободе. С этих позиций они оправдывают полновластие правящего меньшинства, господство монополистической олигархии.

К творческому наследию Макиавелли часто обращаются также современные теоретики. Но в отличие от своего предшественника они всемерно раздувают культ героя, идею исключительности лидера, придавая результатам исследований лидерства в малых группах общесоциологический смысл.

По мнению социологов, перед аристотелевским законодателем, макиавеллиевским принцепсом и национальным лидером XX в. стоит общая задача: правильно соотнести традиции с требованиями развития.

И флорентийский секретарь, и современные теоретики лидерства заняты поисками того, как поднять уровень управления, отставший от развития цивилизации. Но если для Макиавелли характерны широта подхода и основательность, Бедь он занимается организацией «нового государства», то буржуазные политологи в XX веке искусственно сузили данную проблему, свели ее к психологическим аспектам лидерства и совершенствованию подготовленности управленческого персонала. Макиавелли вел поиск «государя» для осуществления исторически прогрессивной цели - освобождения и объединения Италии, сейчас его ищут для манипулирования массами для сохранения капиталистического строя, находящегося в стадии общего кризиса.

При этом идеологи капитализма абсолютизируют и фетишизируют отношения лидерства, пишут о них как о «всеобщих социальных ролях» и их «интеллектуализации», объясняют все пороки отжившего буржуазного строя ошибками отдельных руководителей.

Макиавеллиевский «новый государь» сочетает в себе целый комплекс выдающихся качеств, объединяемых понятием «virtu»: волю и ум, энергию и целеустремленность, «силу льва и хитрость лисицы». А государственно-монополистическому капиталу выгодно ставить на руководящие посты «обезличенных лидеров», точно исполняющих социальный заказ, подавляющих в себе симпатии и антипатии. «Человек-функция» наиболее соответствует бюрократической организации.

Макиавелли призывал к определенной гибкости в проведении избранной политической линии, к необходимости «постоянно помнить, что обстоятельства могут измениться». Он делает упор на активность и инициативу «творца ситуации». Напротив, современные социологи (Ж. Пиаже, Д. Рисмен, Э. Фромм, Ю. Дженнигс) превращают лидера в раба ситуации, человека внешней, «рыночной» ориентации, вырабатывающего в себе качества, отвечающие «ситуационному спросу».

К Макиавелли пытаются возвести свою генеалогию также бихевиористы (Г. Лассуэлл, Д. Истон, А. де Грациа, К. А. Маккой) и «постбихевиористы» (К. Бей, Ю. Дж. Меен, Дж. Л. Уолкнер). В теории флорентийского мыслителя они видят предвосхищение науки о политическом поведении индивидов, групп и организаций, о процессах социального управления, о динамике и функциях политических систем.

Буржуазные идеологи активно используют авторитет Макиавелли для подкрепления собст венных позиций в исследовании проблем бюрократии (Р. Михельс, М. Вебер), коррупции (Фридрих, А. Бонадео, А. Хейденхеймер), тактики и стратегии политического руководства, престижа власти, оценки правительственных программ (Н. Ляйтес, И. Вольф, С. Хантингтон), проблем поддержания общественного порядка в моменты кризиса политического руководства, решения конфликтных ситуаций, угроз Гражданских возмущений (В. Велш, Р. Нойштадт) и даже в вопросах политического прогнозирования, анализа вероятности предполагаемых событий (Д. Белл, Г. Кан, Э. Винер).

Борьба вокруг идейного наследия Макиавелли достигает особого накала в вопросе о диктатуре.

Оценивая взгляды Макиавелли на революционную диктатуру, следует помнить о том, что они имеют антифеодальный характер и преследуют цель освобождения и объединения страны.

Извращая макиавеллиевскую постановку проблемы государственной необходимости в политике, фашисты всех мастей - от Муссолини и Гитлера до Франко и Пиночета, - оправдывая массовые насилия и террор «во имя великих целей», нередко обращались к «человеческому реализму» Макиавелли и называли его «великим мастером политики». Фашисты утверждали, что «основа власти - сила», «сила вызывает согласие», «нет силы без согласия и согласия без силы». Между тем Макиавелли говорит о «жестокости» государя исключительно к его непосредственным политическим врагам, а не к народу. Макиавелли ничего не пишет о необходимости насилия на широком социальном фоне, в рамках всего общества и государства.

Буржуазные писатели искажают основные положения макиавеллиевской теории диктатуры, выпячивают прежде всего ее насильственный аспект, как таковой. Они нередко выдают флорентийского секретаря за основоположника современных концепций «политики с позиции силы», утверждают, будто он признавал насилие «частью естественного порядка» и предлагал «наиболее общий эквивалент насилия в форме военной мощи». В результате таких трактовок Макиавелли оказывается теоретическим предшественником фашистских и других «патологических» методов осуществления и обоснования политики.

С позиций антикоммунизма многие идеологи пытаются найти в негативно интерпретируемой теории Макиавелли предшественницу марксистско-ленинского политического учения. Тем самым извращается действительная преемственность диалектико-материалистической политической теории с прогрессивной политической мыслью прошлого.

Новаторство Макиавелли в том, что, ставя вопрос о средствах завоевания и удержания власти, он мыслит в перспективе задачи объединения Италии. Пока нет политического единства и собственной армии, Италия не может сопротивляться «варварам». Принципиальное значение имеют, поэтому не «рецепты» или «стратегемы», щедро рассыпанные в текстах великого флорентийца, а проект создания нового государства (как характеризует «Государя» уже Гегель), который может быть реализован только при условии создания новой армии и нового человека.

Государь стоит, помимо прочего, перед задачей изменения самого себя. Советы, которые дает Макиавелли, достаточно хорошо известны, чтобы имело смысл подробно на них останавливаться; кроме того, вполне традиционны: закалять тело упражнениями, а ум - чтением и размышлениями.

Так что выделить хотелось бы, пожалуй, единственный момент: Макиавелли не просто отбрасывает моральные соображения в своем анализе, он требует радикального переопределения ценностной иерархии. Когда речь идет о спасении отечества, все прочее не имеет значения. Конечно, большинство деятелей Возрождения святыми не назовешь, однако Макиавелли говорит о принципиальном изменении ориентации: средневековые ценностные доминанты - как христианское благочестие и спасение души, так и рыцарская честь и слава - уходят в тень, на их место заступают патриотизм и деятельный разум, целеустремленная активность. Его порыв, его упорство, его мысль, устремленные к новому человеку и к новому государству, производят, конечно, сильнейшее, в том числе и эстетическое, впечатление.

В России термин «макиавеллизм» получил широкое распространение в теоретических работах отечественных авторов конца XIX - начала XX века и означал продуманное, целенаправленное воздействие на массы с целью решения ими определенных социально и политически значимых задач. В то же время «макиавеллизм» понимался как высший уровень достижения целей невидимыми средствами. Он рассматривался в качестве особой системы навыков и умений государственного деятеля, отстаивающего свои интересы или интересы государства, им представляемого, любыми (даже недозволенными) способами.

Дальнейшие работы в России, связанные с именем Макиавелли, рассматривают работы автора только в ключе политики и военного искусства. Первое упоминание Макиавелли как консультанта по управлению в России появилось в работах Кравченко А.И.: «Сегодня в Макиавелли видят высочайший интеллектуальный авторитет, создателя одного из самых эффективных лидерских стилей, образец консультанта по управлению, теоретика социального конфликта». Других подобных работ о применимости идей Макиавелли к современному бизнесу в России не отмечено.

Бурное развитие рыночной экономики в России, появление крупных корпораций, которые по масштабам сопоставимы даже с небольшими государствами, ставит вопрос о переложении идей Макиавелли к управлению современными российскими корпорациями.

Невозможно переоценить вклад Н. Макиавелли в теории гуманитарных наук, это с точностью подтверждает тот факт, что вот уже более 500 лет как Н. Макиавелли ушел из жизни, а его работы вызывают дискуссии, эмоции. Макиавелли до сих пор в тех или иных аспектах упоминается философами, политологами, историками, а сегодня и менеджерами.

С Макиавелли в Новое время начинается идея автономности политики, ее независимости от религии и моральных норм. Более того, с него во многом начинается психология и логика революций Нового времени. Робеспьер сказал, что план французской революции был буквально начертан в книгах Макиавелли. И, конечно, этот «сентиментальный тигр» мог бы, как и другие революционеры легко повторить, что тоже любит Родину больше, чем спасение собственной души. Макиавелли прославлял политическое насилие ради общего блага - альфу и омегу новоевропейских революций.

Идеи Н. Макиавелли можно увидеть в основах устройства нашего государства и современного общества, а его наставления вполне могли бы быть восприняты современными политиками, предотвратить их от многих ошибок. Примеры таких ошибок мы можем наблюдать, если обратимся к мировой истории трагических событий, где многих войн и революций можно было избежать, а значит, вполне возможно развитие общества эволюционным, а не революционным путем.

Применима ли теория Макиавелли к современности? В качестве примера рассмотрим события России в 90-х гг. XX столетия. Она напоминала Италию ?VI века - в стране отсутствовало единство. В начале 90-х годов вслед за распадом СССР была реальной опасность распада и России. Парад суверенитетов, охвативший российские автономии, привел на грань выхода из России Татарстана, Чечни и ряд других республик. В этих условиях актуальной становится концепция Макиавелли о «О гражданском единовластии» (ГЛАВА IX), в которой фактически обосновываются идеи демократии. В этой главе Макиавелли пишет: «Государю надлежит быть в дружбе с народом, иначе в трудное время он будет свергнут». Единовластие становится гражданским, если утверждается по требованию народа. Фактически это та ситуация которая произошла в нашей стране в 90-е годы.

Целью государства и основой его прочности Макиавелли считал безопасность личности и незыблемость собственности. В условиях Советского Союза в основе власти лежал страх. В какой-то момент он перерос в ненависть, что конечно привело к распаду существующего строя. Возможно, если руководство страной обратилось бы к наследию Макиавелли, то многих ошибок удалось бы избежать. Старая идеология изжила себя, общество почувствовало необходимость в перестройке существующего уклада, т.е. фактически происходит то, от чего предостерегает Макиавелли правителя - власть превратилась в тиранию и неизбежно потеряла свою силу. «Мудрому правителю лучше рассчитывать на то, что зависит от него, а не от кого-то другого; важно лишь ни в коем случае не навлекать на себя ненависти подданных». В итоге этих ошибок произошла смена не только идеологии, формы правления, власти, но и смена многих ценностей общества. Народ выдвинул, поддержал новую власть, т.е. власть утвердилась за счет поддержки народа, что и привело к смене правительства.

В нашей стране находит фактическое отражение еще одна концепция Макиавелли: «Как государь должен поступать касательно военного дела» (ГЛАВА XIV). Как СССР, так и современная Россия проводят активную военную политику. Ни для кого не секрет, что Россия обладает большой военной мощью, и это признают все страны мира. Как говорил Макиавелли: «Государь не должен иметь ни других помыслов, ни других забот, ни другого дела, кроме войны, военных установлений и военной науки, ибо война есть единственная обязанность, которую правитель не может возложить на другого». В нашей стране всегда военная промышленность была на высоком уровне и финансировалась в первую очередь. Политика нашей страны направлена на укрепление военной мощи. В настоящий момент происходит реформа в армии, с целью сделать собственную армию страны боеспособной, современной и сильной. Опять же происходит отражение концепции Макиавелли в современном государстве.

Законодательству и праву Макиавелли отводил большую роль в жизни общества - благодаря законам Ликурга Спарта просуществовала 800 лет. Нерушимость законов Николло связывал с обеспечением общественной безопасности, а тем самым спокойствия народа: «Надо знать, что с врагом можно бороться двумя способами: во-первых, законами….». Для Макиавелли право - орудие власти и выражение силы. Во всех государствах основой власти служат хорошие законы, что весьма актуально и для нашего общества.

4 марта 2012 г. прошли выборы Президента РФ. Проблема борьбы за власть встала с особой остротой. Не секрет, что в этой борьбе используют не всегда честные методы. Макиавелли говорил, что политика по своей сути не может быть честной, а всегда «грязное дело». Слова Макиавелли: «Пусть государи стараются сохранить власть и одержать победу. Какие бы средства для этого ни употребить». Из этого можно сделать вывод, что мудрый правитель может не быть верным данному им обещанию, если это вредит его интересам и, если больше нет тех причин, которые побудили дать государя такое обещание. И ведь если обратиться к современной политике разве не происходит то же самое перед выборами? Каждый кандидат обещает избирателям изменить их жизнь к лучшему, но как только достигает своей цели, обещания зачастую не выполняются. Если политик честно скажет обществу, что он не сможет улучшить его жизнь, что в первую очередь будет следовать своим, а не общественным интересам за него проголосуют? Нет! Выходит, Макиавелли был все-таки прав, когда оправдывал такой опыт. А ведь если задуматься глубже, то народ сам создает ситуацию иллюзорности, вынуждая кандидатов выступать с яркими и призывающими лозунгами. Так ли плохи тогда наши кандидаты-«хамелеоны»?

Новая власть означает и смену правительства. На этот счет у Макиавелли есть глава «О советниках государей» (ГЛАВА XXII). Каковы будут советники, хороши или плохи, - зависит благополучие государства. Если помощник больше заботится о себе, чем о государе, и во всяком деле ищет своей выгоды, на него никогда нельзя будет положиться. При формировании кабинета министров, Президенту, конечно же, стоит обратиться к этому высказыванию, так как от этого зависит благополучие страны и качество принимаемых законов.

Идеология советского времени отвергает частную собственность и проявление индивидуального - все общее, коллективное. Государственный переворот утвердил в России частную собственность. Опять же мы видим, что теория власти Макиавелли имеет актуальность и на современном этапе. Как истинный идеолог буржуазии Макиавелли объявляет незыблемость частной собственности. «Человек, которого лишают какой-либо выгоды, никогда не забывает этого. Достаточно малейшей надобности, чтобы напомнить ему это, а так как его надобности возобновляются с каждым днем, то он вспоминает это каждый день» (Глава XIX). Самое опасное для правителя, постоянно повторял Макиавелли, - посягать на имущество подданных - это неизбежно порождает ненависть. Как раз то, о чем говорилось выше. «Государь должен остерегаться посягать на чужое добро, ибо люди скорее простят смерть отца, чем потерю имущества».

Можно еще много говорить о переплетениях современной политики с теорией власти Макиавелли, но думаю, что уже достаточно ясно обозначались тенденции и проблемы развития политики современной России и связь политики современной и политики эпохи Возрождения. Конечно же, учение Макиавелли несет на себе отпечаток эпохи и невозможно для применения в политики в той степени, как много веков назад, но все-таки нельзя отрицать его актуальности в современном понимании политики и феномена власти. А может, и прав был Н. Макиавелли, говоря, что человеческая натура остается такой же, что и позволяет нам учиться на примерах прошлого? В любом случае, какими бы не были представления о власти, понимание и оценка, она всегда будет неизменной частью общества, как основное условие его существования.

Вклад Макиавелли в традицию политического реализма непреходящий. Среди его заслуг - предупреждение о том, что мир надо принимать таким, какой он есть, а не таким, каким он должен быть; признание того, что власть и своекорыстие играют важнейшую роль в политических делах; понимание того, что государственное управление есть искусство, требующее от политических руководителей умения приспосабливаться к сохраняющимся структурам и к меняющимся временам; а также его утверждение о том, что диктат национальных интересов может войти в конфликт с общепринятой традиционной моралью. Последнее утверждение - что у частной и государственной сфер разная мораль - вызывает раздражение и неприятные ощущения по сей день.

В конце концов, мы живем в эпоху демократического суверенитета, где «государей» избирают граждане, и где они, будучи государственными руководителями, должны вести себя с соблюдением принципов честности, прозрачности и подотчетности. Глобальный нормативный контекст искусства государственного управления претерпел глубочайшие изменения благодаря в значительной мере, расширению и международной кодификации прав человека и личности. То санкционированное государством насилие, которое в эпоху Макиавелли воспринималось как нечто само собой разумеющееся - будь то захват империй, пленение рабов, жестокости и зверства - сегодня недопустимо и непозволительно с позиций права и морали. Это произошло благодаря распространению законов о правах человека, норм гуманитарного права, законов войны, а также принятию многочисленных международных норм, заключению договоров и возникновению институтов, которые определяют некоторые акты как недопустимые, вводят санкции, дают разрешение на интервенции, чтобы положить конец таким актам, и обеспечивают правовые механизмы для привлечения нарушителей к ответственности. Зверства и беззакония все равно происходят, о чем нам напоминает Сирия и Дарфур. Но нормы законности и легитимности развиваются, и такие злодеяния становятся скорее исключением, чем правилом.