Разнообразие художественных идей в рассказах Леонида Андреева

26

БРЕСТСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСТИТЕТ им. А.С. ПУШКИНА

Филологический факультет

кафедра теории и истории русской литературы

РАЗНООБРАЗИЕ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ИДЕЙ В РАССКАЗАХ ЛЕОНИДА АНДРЕЕВА

Курсовая работа студентки

второго курса, специальности

«Русская филология»,

дневной формы обучения,

Соколюк Натальи Николаевны

Научный руководитель -

кандидат филологических наук, доцент

Чумакевич Э.В.

БРЕСТ 2009

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

Глава 1. Становление творческой индивидуальности Л. Андреева

Глава 2. Разнообразие художественных идей в рассказах Л. Андреева

2.1 Богоборческая тематика в рассказах «Иуда Искариот» и «Жизнь Василия Фивейского»

2.2 Первая мировая война как проклятие человечества. Рассказ «Красный смех»

2.3 Русская действительность глазами детей. Рассказы «Баргамот и Гараська», «Петька на даче», «Ангелочек»

2.4 Проблемы психологии и смысла жизни в рассказах «Большой шлем», «Жили-были», «Мысль», «Рассказ о Сергее Петровиче»

Заключение

Список использованной литературы

ВВЕДЕНИЕ

Творчество Леонида Андреева принадлежит к одной из ярких страниц в истории русской литературы конца XIX - начала XX века. Это писатель большого таланта, оригинальный, своеобразный художник.

«Возникнув как средоточие духовно-нравственных, интеллектуальных и художественных поисков, творческое наследие писателя определило ведущие тенденции развития русского и мирового искусства XX века. Л. Андреева можно назвать одной из ярчайших фигур своего времени, оставившей оригинальный след в искусстве. В его творческом методе причудливо переплелись реализм и новейшие веяния начавшегося столетия. Творчество Андреева в целом было неотъемлемой частью литературно- художественной жизни России начала века. Его имя вызывало бурную реакцию на страницах печати, ему были посвящены книги, статьи, рецензии. О его произведениях существует множество положительных и даже восторженных откликов»[9].

Сразу после появления его первых рассказов о молодом авторе сразу же «во весь голос» заговорили критики - А. Измайлов в «биржевых ведомостях», И. Ясинский в «Ежемесячных сочинениях», Е. Соловьев в «Журнале для всех»...

Современная писателю критика неизменно обращала внимание на его тяготение к философским и религиозно-этическим проблемам. Так, «М. Неведомский считал определяющим для его драматургии именно «философский характер», В.Г. Короленко особенно выделял у Андреева «вечный вопрос человеческого духа в его искании своей связи с бесконечностью вообще и с бесконечной справедливостью в частности»[8].

Но были и те, кто не совсем лестно относился к творчеству Андреева: «Л.Н. Толстой нередко писал о «преувеличении чувства», «фальшивой чепухе», «отсутствии чувства меры», «неестественном» поведении героев Андреева»[9].

Спорным в оценке писателей-современников оказался и вопрос о принадлежности творчества Андреева к определенному литературному направлению. Его считали и реалистом, и символистом, а сам Л. Андреев писал о себе: «Кто я? - Для благороднорожденных декадентов - презренный реалист, для наследственных реалистов -- подозрительный символист»[9]

Но к каким бы литературным направлениям его не относили, он остается одной из ярчайших фигур своего времени, оставивших оригинальный след в мировом искусстве.

глава 1. Становление творческой индивидуальности Л. Андреева

Детские годы писатель провел среди детей бедняков, поэтому, как никто другой знал всю правду об их тяжёлой судьбе. В дальнейшем эти воспоминания отразились в рассказах «Баргамот и Гараська», «Ангелочек», «Петька на даче», изображающих страдания детей и их рабское положение.

«Окончив в 1897 году юридический факультет Московского университета, Андреев очень скоро разочаровался в адвокатской карьере и стал репортёром, вначале в «Московском вестнике», а вскоре и в «Курьере», где он за пять лет опубликовал одних только фельетонов более двухсот (под псевдонимом Джемс Линч)»[5, с33]. «Духом неприятия существующего строя веет от фельетонов и судебных отчётов Андреева, в которых он обращал первостепенное внимание на социальные мотивы преступления. В одном из отчётов он рассказывает о хозяине свинцово-белильной фабрики, который считал человеческую жизнь «дешевле пары рукавиц». В другом - о городовом, оштрафовавшем рабочих только за то, что они пели «Дубинушку». В третьем - о владельце мастерской, убившем рабочего, который «вздумал» пожаловаться на своё незаконное увольнение. «Кто хочет узнать неприглядные стороны нашей жизни, обыкновенно прикрываемые фиговым листком внешней культурности, пусть идёт в суд» - вот кредо молодого репортёра.»[2, с19]

«В первых рассказах Андреева ощутимо влияние Помяловского, Г. Успенского, Достоевского, Чехова, Салтыкова-Щедрина. Андреев пишет об «униженных и оскорбленных», о засасывающей пошлости и отупляющем воздействии на человека мещанской среды, о тех, кто брошен судьбой на самое дно жизни, о мелком чиновном люде, о стандартизации человеческой личности в условиях буржуазного общества. В центре внимания Андреева «маленький», «обыкновенный» человек». [7, с 380-381]

На становление творческой индивидуальности Андреева очень большое влияние оказал М. Горький. «Он привлек Андреева к сотрудничеству в «журнале для всех», ввел в литературный кружок «Среда», куда входили И.А. Бунин, В.В. Вересаев, А.С. Серафимович и др. талантливые люди. С помощью Горького был выпущен первый том «Рассказов»[9].

В творчестве Андреева большое место занимает исследование психологии человека, мотивы рока, судьбы. Это связано, прежде всего, с тяжелыми условиями жизни писателя: постоянной нехваткой средств существования, неоднократными попытками самоубийства.

В формировании индивидуальности Андреева-художника велика роль мировой и русской классики, а также прогрессивной демократической литературы второй половины ХIХ века. Толстой, Достоевский, Гаршин научили его постигать скрытые основы бытия, привили «больную» совесть и бесстрашную искренность.

Глава 2. Разнообразие художественных идей в рассказах Л. Андреева

2.1 Богоборческая тематика в рассказах «Иуда Искариот» и «Жизнь Василия Фивейского»

Рассказ «Иуда Искариот» стал откликом на распространившееся в русском обществе явление ренегатства и предательства. Андреев так разработал тему предательства, что А.Луначарский имел основания оценить рассказ как произведение «о низости рода человеческого». «Иуда Искариот убеждён в господстве зла, ненавидит людей. Совершая предательство, он хочет проверить и правоту гуманистического учения Христа, и преданность ему учеников. Они оказываются трусливыми обывателями; не встаёт на защиту Христа и народная масса.[2, с 5]»

В основе сюжета рассказа лежит евангельская история, хотя, как писал Горький, «в первой редакции рассказа «Иуда» у него оказалось несколько ошибок, которые указывали, что он не позаботился прочитать даже Евангелие». Действительно, используя евангельский сюжет, автор весьма субъективно передал его. С самого начала и на протяжении всего рассказа рефреном звучат слова «Иуда Предатель», такое имя укоренилось в сознании людей изначально, и Андреев принимает и использует его, но лишь как «прозвище», данное людьми. Для писателя Иуда во многом символический предатель.

У Андреева Иуда в самом начале рассказа представлен как весьма отталкивающий персонаж: неприятна уже его внешность («безобразная бугроватая голова», странное выражение лица, как бы разделенного пополам, странен переменчивый голос «то мужественный и сильный, то крикливый, как у старой женщины, ругающей мужа, досадно-жидкий и неприятный для слуха»). Отталкивают его слова, «как гнилые и шероховатые занозы». Итак, с самого начала повествования мы видим, как порочна природа Иуды, преувеличено его безобразие, асимметричность его черт. А в дальнейшем поступки Иуды будут удивлять нас своей несуразностью: в разговорах с учениками он то молчалив, то чрезвычайно добр и радушен, что даже пугает многих его собеседников. С Иисусом Иуда подолгу не разговаривал, но Иисус любил Иуду, как и других своих учеников, часто искал глазами Иуду и интересовался им, хотя Иуда, казалось бы, недостоин этого. Рядом с Иисусом он выглядел низким, глупым и неискренним. Иуда постоянно лгал, так что нельзя было знать, правду говорит он в очередной раз или лжет. Вполне можно объяснить великий грех Иуды -- предательство Учителя своего - натурой Иуды. Ведь возможно, что его зависть к чистоте, непорочности Иисуса, его неограниченной доброте и любви к людям, на которые Иуда не способен, привели к тому, что он решил погубить своего учителя.

Но это лишь первое впечатление от рассказа Л. Андреева. Почему автор в начале рассказа и потом много раз сравнивает Иисуса и Иуду? «Он (Иуда) был худощав, хорошего роста, почти такого же, как Иисус», т. е. писатель ставит в один ряд два таких, казалось бы, противоположных образа, он сближает их. Между Иисусом и Иудой, как кажется, существует какая-то связь, они постоянно соединены невидимой ниточкой: глаза их часто встречаются, и мысли друг друга они почти угадывают. Иисус любит Иуду, хотя и предвидит предательство с его стороны. Но и Иуда, Иуда тоже любит Иисуса! Он любит его безмерно, он благоговеет перед ним. Он внимательно вслушивается в каждую его фразу, чувствуя в Иисусе какую-то мистическую власть, особенную, заставляющую каждого слушающего его преклоняться перед Учителем. Когда же Иуда обвинил людей в порочности, лживости и ненависти друг к другу, Иисус стал отдаляться от него. Иуда чувствовал это, воспринимая все очень болезненно, что тоже подтверждает неограниченную любовь Иуды к своему Учителю. Поэтому не удивляет стремление Иуды приблизиться к нему, быть постоянно рядом с ним. Возникает мысль, не явилось ли предательство Иуды способом приблизиться к Иисусу, но совершенно особым, парадоксальным путем. Учитель погибнет, уйдет из этого мира, и там, в другой жизни, они будут рядом: не будет Иоанна и Петра, не будет других учеников Иисуса, будет лишь Иуда, который, он уверен, больше всех любит своего Учителя. При чтении рассказа Л. Андреева нередко возникает мысль, что миссия Иуды предопределена. Ни один из учеников Иисуса не смог бы вынести такое, не смог бы принять на себя такую участь. Действительно, у Андреева образы других учеников - лишь символы. Так, Петр ассоциируется с камнем: где бы он ни был, что бы он ни делал, - везде используется символика камня, даже с Иудой он состязается в кидании камней. Иоанн -- любимый ученик Иисуса - это нежность, хрупкость, чистота, духовная красота. Фома прямодушен, а в действительности, Фома - неверующий. Даже глаза Фомы пусты, прозрачны, в них не задерживается мысль. Так же символичны образы других учеников: никто из них не смог бы предать Иисуса. Иуда - вот тот избранник, которому выпала эта участь, и только он способен на сотворчество в подвиге Иисуса - он тоже приносит себя в жертву. Заранее зная о том, что он предаст Иисуса, совершит такой тяжкий грех, он борется с этим: лучшая часть его души борется с предначертанной ему миссией. И душа не выдерживает: победить предопределение невозможно. Итак, Иуда знал, что будет совершено предательство, будет смерть Иисуса и что он убьет себя после этого, он даже наметил место для смерти. Он спрятал деньги, чтобы потом бросить их первосвященникам и фарисеям -- то есть вовсе не в алчности была причина предательства Иуды. Совершив злодеяние, Иуда обвиняет в этом... учеников. Его поражает то, что, когда учитель умер, они могли есть и спать, могли продолжать прежнюю жизнь без Него, без своего Учителя. Иуде же кажется, что жизнь бессмысленна после смерти Иисуса. Оказывается, Иуда не настолько бессердечен, как мы думали сначала. Любовь к Иисусу открывает многие скрытые дотоле положительные его черты, непорочные, чистые стороны его души, которые, однако, обнаруживаются лишь после смерти Иисуса, равно как со смертью Иисуса открывается предательство Иуды. «Парадоксальная совокупность предательства и проявления лучших качеств в душе героя объясняется только предопределением свыше: Иуда не может победить его, но он и не может не любить Иисуса. И вся психология предательства заключается тогда в борьбе личности с предопределением в борьбе Иуды с предначертанной ему миссией [8]».

«Протестующее, бунтарское настроение Леонида Андреева с особой, впечатляющей силой выразилось в рассказе «Жизнь Василия Фивейского». Большинство современных Андрееву критиков оценило «Жизнь Василия Фивейского» как самое значительное произведение Андреева и как самое заметное событие в русской литературе предреволюционных лет.[4, с 56]». «Лучше этого - глубже, яснее и серьёзнее, - сообщал Горький Пятницкому, - он ещё не писал. Очень, очень крупная вещь». А Короленко в своей рецензии на сборники товарищества «Знание» за 1903 год, где и появился впервые рассказ, назвал его «самым выдающимся произведением обоих сборников».

«Тема «Жизни Василия Фивейского», - это, как определил её Короленко, «вечный вопрос человеческого духа в его искании своей связи с бесконечностью вообще и с бесконечной справедливостию», то есть с Богом, оканчивается трагически» [3, с 7] ».

В «Жизни Василия Фивейского» Андреев задумал «расшатать веру». «Я убежден, - писал он в письме к критике М. Неведомскому, - что не философствующий, не богословствующий, а искренне, горячо верующий человек не может представить бога иначе, как бога-любовь, бога-справедливость, мудрость и чудо. Если не в этой жизни, так в той, обещанной, Бог должен дать ответы на коренные вопросы о справедливости и смысле. Если самому «смиренному», наисмиреннейшему, принявшему жизнь, как она есть, и благословившему Бога, доказать, что на том свете будет, как здесь: урядники, война, несправедливость, безвинные слезы, - он откажется от Бога. Уверенность, что где-нибудь да должна быть справедливость и совершенное знание о смысле жизни - вот та утроба, которая ежедневно рождает нового Бога. И каждая церковь на земле - это оскорбление неба, свидетельство о страшной неиссякаемой силе земли и безнадёжном бессилии неба».[7, с 384-385]

Василий очень верующий человек, на долю которого приходится много испытаний. У него погибает сын, другой сын рождается уродом, от горя его жена начинает пить и тоже умирает. Но, тем не менее, Василий каждый раз повторяет слова: «Я верю!». «Постепенно для Фивейского наступает страшное прозрение: Бог не хочет или не может помочь людям - там ничего нет». [7, с385] так Василий потерял веру в Бога, он больше не может помогать другим людям, укреплять их веру.

«Идея роковой предопределенности жизни человека и человечества составляет в конечном итоге смысл этого рассказа. Человек не владеет знанием законов мира, да и овладеет ли? Но если так, то можно ли устроить жизнь на разумных основах добра и справедливости? Эти вопросы о смысле и цели бытия и задает в рассказе писатель». [7, с385]

2.2 Первая мировая война как проклятие человечества. Рассказ «Красный смех»

В рассказе «Красный смех» писатель, «прихваченный» общественными событиями, откликается на жгучие проблемы своей современности. Русско-японская война, начавшаяся в 1904 году, всколыхнула не только творческое, но и гражданское сознание писателя. Не разделяя патриотического угара «публики», считая интерес к войне «некультурным», Л.Андреев в то же время осмысляет войну как такой переломный момент в жизни отдельного человека и общества в целом, который художник не может оставить без оценки. «Моя тема, - подчёркивал автор «Красного смеха», - безумие и ужас». Этими словами и открывается изображение страданий сотен и тысяч солдат и офицеров. «Писатель представляет войну «движением» бессмысленным, противоестественным: «Миллион людей, собравшись в одно место и стараясь придать правильность своим действиям, убивают друг друга, и всем одинаково больно, и все одинаково несчастны - что же это такое, ведь это сумасшествие?..» Да, - отвечает писатель, создавая фантасмагорический образ войны, - это безумие. «Это красный смех. Когда земля сходит с ума. На ней ни цветов, ни песен, она стала круглая, гладкая и красная, как голова, с которой содрали кожу». Отсутствует свойственная реализму «правда изображения» [2, с 10-11]». Выражая свое протестующее отношение к человеческой войне, писатель создает в этом произведении не картины из русско-японской войны, не типические характеры солдат и офицеров, а символический образ человеческого сознания, потрясённого ужасами войны.

«Повесть является одним из наиболее ярких произведений тогдашней русской литературы, изобличающих милитаризм и направленных против войн и в частности против русско-японской войны [2, с 10]». В «Красном смехе» не следует искать ни исторической достоверности, ни бытового правдоподобия. Их там нет. Их нет вовсе не потому, что Андреев, как известно, не был на русско-японской войне, не сидел в окопах и не участвовал в сражениях. Андреева интересовали не исторически конкретные события, происходившие тогда на Дальнем Востоке, не сам факт войны России с Японией. Вопросы о том, кто виновник её, каковы могут быть последствия этой войны, в рассказе не затрагивались. «Андреев исходил из другого внутреннего задания - выразить субъективное безоговорочно отрицательное отношение к войне как бессмысленной кровавой бойне, зверскому, жестокому и бесчеловечному истреблению людьми друг друга, как проявлению «безумия и ужаса [5, с 32]».

Ключом к пониманию главной идеи повести являются слова одного из братьев, от имени которого ведётся повествование в «Красном смехе»: «…ведь нельзя же безнаказанно десятки и сотни лет учить жалости, уму, логике - давать сознание. Можно стать безжалостным, потерять чувствительность, привыкнуть к виду крови, и слёз, и страданий - как вот мясники, или некоторые доктора, или военные; но как возможно, познавши истину, отказаться от неё?..

Миллион людей, собравшись в одно место и стараясь придать правильность своим действиям, убивают друг друга, и всем одинаково больно, и все одинаково несчастны, - что же это такое, ведь это сумасшествие?»

«Жанр «Красного смеха» Андреев определил как «фантазию на тему о будущей войне и будущем человеке». Главное содержание «фантазии» составляет выявление психологии этой войны как любой современной войны в цивилизованном мире, психологии и идейного самочувствия участников и современников этих войн. «Фантазия», по Андрееву, - это эмоционально-психологический экстракт, субстанция, раскрытая как нечто самостоятельное, самодовлеющее в особой форме трагического гротеска.

Идейный подтекст «фантазии» составляет мысль о том, что разумный человек ХХ века, участвующий во «всеобщей войне», не имеющей ни гуманных конечных целей, ни освободительных задач, как и человек, вольно или невольно потворствующий ведению подобных войн, должен перестать существовать как личность, как полноценный член общества, как представитель культурного человечества». [4, с 126]

«Красный смех» был воплем о несоответствии этических и исторических гуманных представлений культурного человечества реальному состоянию мира, он был криком о необходимости спасения человека, людей, народов, человечества от «мировой заразы», насаждающей войны как способ собственного существования и распространения.

Прогрессивные критики характеризовали «Красный смех» как «гневный пламенный памфлет против войны и всех её ужасов», как «первостепенное произведение истинного таланта». Надеждин считал, что «ничего более сильного на тему о войне не появлялось в текущей литературе, и не в текущей, за исключением разве «Четырёх дней» Гаршина. К ним присоединил голос Г.Чулков, сказавший, что пафос «Красного смеха» «достигает библейской силы». Часть критиков чутко восприняла основной конфликт, главную идею «Красного смеха». Треплев, например, писал, что «Красный смех» выражает «недоумение и ужас культурной мысли перед иррациональностью войны».

Исходная идейная позиция, которую занимал Андреев, работая над «Красным смехом», заключалась, по его словам, в том, что «война обнаружила полную несовместимость царизма с интересами народа, оттого логика вещей с величайшей деликатностью привела самодержавие в тупик, и как по логике ни рассуждай - нет выхода».[4, с 129]

2.3 Русская действительность глазами детей. Рассказы «Баргамот и Гараська», «Петька на даче», «Ангелочек»

Весной 1896 года в пасхальном номере московской газеты «Курьер» появился рассказ «Баргамот и Гараська». До самой развязки автор выдерживает жанровые каноны пасхального рассказа: это ли не идиллия, когда городовой Баргамотов, прозванный улицей Баргамотом, привёл к себе в дом, чтобы вместе разговеться, босяка Гараську? «Вот ошалевший и притихший Гараська сидит за убранным столом. Ему так совестно, что сквозь землю провалиться. Совестно своих отрепий, совестно своих грязных рук, совестно всего себя, оборванного, пьяного, скверного. Обжигаясь, ест он дьявольски горячие, заплывшие жиром щи…» Не разрушает канона и поведение хозяйки, жены Баргамота. Хотя она при появлении в доме необычного гостя «сперва вытаращила глаза», но «по своему женскому мягкосердечию живо смекнула, что надо делать»: потчуя Гараську, она проявляет, можно сказать, максимум рождественского радушия, приветливости и вежливости. Вот тут-то и происходит неожиданная, не канонизированная жанром развязка.

- Кушайте, кушайте, - потчует Марья. - Герасим… как звать вас по батюшке?

- Андреич.

- Кушайте, Герасим Андреич.

Гараська старается проглотить, давится и, бросив ложку, падает головой на стол… Баргамот с растерянною и жалкою миной смотрит на жену.

- Ну, чего вы, Герасим Андреич! Перестаньте, - успокаивает та беспокойного гостя.

- По отчеству... Как родился, никто по отчеству… не называл…»

«Прочитав этот рассказ, Горький признался: «Чёрт знает, что такое… Я довольно знаю писательские штучки, как вогнать в слезу читателя, а сам попался на удочку: нехотя слеза прошибает [3, с 17-18]».

В рассказе четко прослеживается реалистичность описания города, его жителей, их нравов и порядков. Присутствует и общий для многих писателей разных литературных эпох образ - образ «маленького человека», который изображен автором с явной симпатией. Этот образ «был пронизан демократическим чувством и одухотворён идее защиты человеческого достоинства и прав «рядовой» личности, социально униженной в тогдашнем обществе [3, с 18]». Тем самым Андреев утвердил неизменно важную мысль: «самый «последний» человек есть тоже человек и называется брат твой. Эта мысль прямо выражена сюжетной развязкой рассказа, благополучной для бездомного бродяги Гараськи, светлой и радостной, хотя и несвободной от налёта сентиментальности[3, с 18-19]».

«Рассказ одухотворён идеей защиты человеческого достоинства, гуманистической трактовкой образа «маленького человека», отличается чёткой индивидуализацией характеров [6, с 45]».

«Образ ребенка как носителя «естественного» начала весом в рассказах Андреева. Рассказы Андреева о детях показывают их тяжелую судьбу, их страдания, невозможность что-либо изменить в своей жизни, в них слышится тоска по украденному детству [9]».

Но детьми назвать их сложно: с малых лет они работают наравне со взрослыми, страдают от отсутствия родительского тепла и издевательств своих хозяев.

В рассказе «Петька на даче» Андреев повествует о десятилетнем мальчике, который прислуживает в парикмахерской. У него украдено детство. «И утром, и вечером, и весь божий день над Петькой висел один и тот же отрывистый крик: «Мальчик, воды», и он всё подавал её, всё подавал». Просветление временно наступает, когда мать берёт его на дачу. Но ещё тягостнее возвращение к хозяину. «Рассказ отличается точностью, выразительностью деталей, умением психологически тонко показать детскую душу[6, с 49]». Писатель говорит о том, как важно для ребёнка детство: возможность беззаботно резвиться, бегать по лужам и не думать о том, что злой хозяин будет кричать: «Мальчик, воды!». И в то же время для Петьки это невозможно: он вынужден работать за гроши, чтобы выжить в этом чудовищном мире.

В рассказе «Ангелочек» намечается дальнейшее углубление психологизма в изображении героев. Гимназист Сашка тоскует о счастье, о прекрасном. Огромную радость он испытал, когда ему подарили ёлочную игрушку - воскового ангелочка. Но ангелочек - только мгновение, озарение, иллюзия, он растаял у тёплой печки, надежда на прекрасное погибает, исчезает чудное видение. Так произошло и в Сашкиной жизни: всего несколько счастливых мгновений подарил ему ангелочек, а потом счастье ушло, оставив о себе лишь печальные воспоминания.

«Для Сашки в ангелочке сосредоточилась не только и не столько иллюзия счастья, сколько «бунт», несогласие «с нормой» жизни. В рассказе «Петька на даче» Петька, как и взрослые, воспринимает в качестве нормы жизни прозябание в парикмахерской. Дача для него - та же иллюзия, только временный разрыв кольца. Но, как и для Сашки ангелочек, она - не только мгновение, озарение, случай; она - реальность, естественность, желанное, противоречащее норме и закону»[9]. И в Сашке и в Петьке, и в других детях есть энергия чувства, ненависть, протест, жизнь.

2.4 Проблемы психологии и смысла жизни в рассказах «Большой шлем», «Жили-были», «Рассказ о Сергее Петровиче», «Мысль»

Внимание писателя всегда привлекала морально-этическая и философская сущность человеческого бытия. Особо волновало его все возрастающее отчуждение и одиночество современного человека. «Разобщённость людей, их духовная ущербность, равнодушие к судьбе родной страны связывались Андреевым не только с социальным неравенством и материальной нуждой, для него это результат ненормального устройства буржуазного общества в целом. Разобщённость и бездуховность присущи и «благополучным» обывателям[5, с 32]». «Большой шлем» - один из наиболее удачных рассказов философского настроения и одни из самых сильных антибуржуазных и антимещанских рассказов Андреева. Закон, норма, круг человеческого предначертания («рок») обретают в нем символико-фантасмагонические черты.

Андреев показывает, что «будни настолько обесценивают духовное содержание человеческой жизни, что она становится похожей на бессмысленное верчение, на фантастическую игру. (В данном рассказе символический образ игры строится на эмпирическом - карточной игре в винт. В дальнейшем творчестве Андреев будет широко пользоваться образом маскарада, зрелища, игралища, где человек - маска, марионетка) [4, с 190]».

И самое страшное здесь то, что из этой жуткой игры нет выхода. Все действия героев: разговоры, мысли сводятся лишь к одному - выиграть партию в винт. Даже смерть одного из героев не находит отклика в их сердцах. Они сожалеют только о том, что лишились партнера, а он не узнал, что выиграл.

«В финале «Большого шлема» слились воедино сарказм и крик боли, ирония и вопль отчаяния. Человек, омертвевший, разрушенный подчинением механической повседневности, заслуживает милосердия (пропал человек!) и презрения (овеществившиеся не могут быть людьми, они не способны на солидарность, они чужие даже самим себе)[4, с 191-192]». Герои равнодушны друг другу, объединены лишь долголетней игрою в винт, они так безлики, что автор начинает именовать их столь же безликим «они» - вот ещё одна идея писателя. Когда один из игроков умирает во время игры, оставшиеся взволнованы не самой смертью, а тем, что мёртвый не узнал о своём выигрыше, а они лишились четвёртого партнёра.

Рассказ «Жили-были» - одна из вершин раннего творчества Андреева. В нем мотивы жизни, смерти, отчуждения, счастья звучат в полную силу, резко противопоставлены мироощущения двух героев-антиподов: чужого земле и людям, хищного и несчастного купца Кошеверова и счастливого, сроднившегося с жизнью дьякона Сперанского. Оба героя оказываются в одной больничной палате, оба они вскоре умрут, но между ними есть существенное различие: их отношение к своему будущему. «И если для Кошеверова палата, камера, комната - плачевный конец, безрадостный и безвыходный итог, смерть, за которыми пустота, если для него смерть лишь обнаружила тщетность и бесцельность его существования, то для Сперанского смерть ещё раз обнажила великий смысл и цену жизни.

Сперанский весь открыт для жизни. Он не сосредоточен на своей болезни, он обращён к другим больным, к врачам и студентам, сёстрам и сиделкам, к живой жизни вне палаты. Он слышит крик воробьёв, радуется сиянию солнца, с интересом следит за дорогой. Его судьба тесно связана с судьбой его жены, детей, родного дома и сада - все они живут в нём, и он продолжает жить в них[4, с 153]».

Этим рассказом Андреев хотел показать, что разные люди по-разному относятся к жизни. Для одних людей - это счастье, возможность проявить себя (Сперанский), а для других жизнь - бессмысленное, пустое прозябание.

«Последняя фраза рассказа «Жили-были»: «Солнце всходило», - необыкновенно емка и многозначна. Она имеет отношение к судьбе Кошеверова (он умер, побеждённый и жизнью, и смертью, а непобедимая жизнь продолжает своё течение). Не в меньшей степени она относится и к судьбе дьякона Сперанского: дьякон вскоре умрёт, но сама его смерть есть торжество жизни, есть утверждение того, что он любил, ради чего жил. Эта последняя фраза относится и к судьбе третьего действующего лица - студента Торбецкого, жизнь которого, хотя он и лежит на больничной койке, ещё впереди, как впереди жизнь людей тысяч поколений[4, с 153-154]».

В центре «Рассказа о Сергее Петровиче» - ведущая проблема раннего творчества Андреева: «человек и рок». Герой рассказов философского настроения испытывал на себе воздействие «рока» и реагировал на него своим поведением. Сергей Петрович оказывается в положении, дающем ему возможность увидеть, ощутить, осознать свою зависимость от «рока». Повествование в рассказе ведётся не от лица Сергея Петровича, а от третьего лица, но это неведомое и «объективное» третье лицо находится на уровне сознания Сергея Петровича, максимально приближено к кругу его представлений.

«Любопытна оценка, которую Андреев дал рассказу. В нескольких случаях (письма М. Горькому, А. Измайлову и др.) Андреев признавал, что рассказ художественно не вполне ему удался. Вместе с тем он упорно твердил, что идеологически «Сергей Петрович» для него очень важен, что он ставит его выше многих, если не всех ранних рассказов этой поры, в том числе выше рассказа «Жили-Были» «по значительности и серьёзности содержания». Вот, к примеру, что писал Андреев о рассказе в собственном дневнике: «… смерть сейчас не страшна мне и не страшна именно потому, что «Сергей Петрович» окончен…». В дневнике же Андреев кратко записывает и основную тему рассказа, как он её понимает: «… это рассказ о человеке, типичном для нашего времени, признавшем, что он имеет право на всё, что имеют другие, и восставшего против природы и против людей, которые лишают его последней возможности на счастье. Кончает он самоубийством - «свободной смертью», по Ницше, под влиянием которого и рождается у моего героя дух возмущения[4, с 186]».

В выборе темы и сюжета Андреев в значительной степени шёл за Михайловским, за его толкованием сильных сторон философии Ницше и за его спором с Ницше о свободном человеке. По мысли Михайловского, Ницше силен своей критикой современной личности, на нет стёртой современным буржуазным обществом, и острой тоской по новому, свободному, яркому человеку. Маленький человек, считал Михайловский, «может таить в себе, а при случае и обнаруживать такую нравственную мощь и красоту, перед которой мы поневоле должны почтительно снять шапку. Но её столь же почтительно можно снять и перед обыкновенным рядовым работником на деле, которое мы считаем важным, нужным, святым».

Андреев выбирает в герои рассказа именно такого обыкновенного рядового работника, которого однажды привлёк к себе и поразил «Так говорил Заратустра». Под воздействием ницшевской идеи «сверхчеловека» ординарный человек Сергей Петрович прозрел: перед ним зажёгся идеал человека «сильного, свободного и смелого духом», и он понял, как далёк он от этого идеала.

Ницше разбудил в нём ощущение его неравенства в природном мире вследствие его ординарности, обыкновенности (в сравнении с некоторыми товарищами он «некрасив», «неумён», «бесталанен» и т.п.). Сергея Петровича глубоко уязвила мысль Ницше о неполноценности обыкновенных людей, к разряду которых он принадлежал.

Начав с Ницше, отталкиваясь от него, Сергей Петрович приходит к пониманию того, что он не свободен, не силён, не смел духом отнюдь не потому только, что лишён ярких талантов. Он несчастен оттого, что общественное устройство не даёт ему никаких возможностей развить собственные естественные потребности и возможности (он глубоко любил природу, увлекался музыкой и искусством, мечтал о радостном труде простого пахаря и о чуткой женской любви). В несправедливо построенном обществе ему отводится роль члена, полезного для рынка (как покупатель), для статистики и истории (в качестве объекта изучения законов народонаселения), для прогресса. Вся его «полезность», как стало ясно Сергею Петровичу, «находится вне его воли».

«Ничтожнейший», «ординарнейший» Сергей Петрович - бунтарь наподобие пушкинского Евгения («Медный всадник»). Евгений поднялся против государственной и исторической необходимости, лишающей его личной воли. Сергей Петрович восстал против «рока». В понятие «рок» он прежде всего включает социальную несправедливость буржуазного мира. Включает он и «природное неравенство» (таланты и обыкновенные люди). Но если для Ницше это деление навечно возвышает одних и «бракует» других, то для Сергея Петровича ясно, что это неравенство должно стать неощутимым в том обществе, где каждый человек может найти себя, быть на своём месте и получить удовлетворение от собственных усилий и признание по результатам своего труда.

Сергей Петрович, как большинство героев Андреева, - индивидуалист, индивидуалист альтруистической складки, страдающий и слабый, и как индивидуалист он не знает путей достижения социального равенства, при котором он смог бы стать свободной личностью. Более того, Сергей Петрович вполне уверился, что в этом мире он не может быть никому из людей равным и, следовательно, не может быть счастливым. Трактат Ницше («Если жизнь не удастся тебе, знай, что удастся смерть») явился толчком к самопробуждению и поводом для самоубийства Сергея Петровича, истинной причиной самоубийства было осознание собственной беспомощности в мире, где культивируется всяческое неравенство. Его самоубийство - и шаг отчаяния, и возмущение, и бунт, и торжество победителя одновременно.

В рассказе «Мысль» наиболее ярко выражена тема «бессилия и безличия человеческой мысли, подлости человеческого разума». [7, с 383] Главный герой рассказа - доктор Керженцев. Этот человек отказывается от нравственных норм и этических принципов, а признает лишь силу мысли. «Вся история человечества, - пишет он в своих записках, - представлялась мне шествием одной торжествующей мысли. …Я боготворил ее, - говорил он о мысли, - и разве она не стоила этого? Разве, как исполин, не боролась она со всем миром и его заблуждениями? На вершину высокой горы взнесла она меня, и я видел, как глубоко внизу копошились людишки с их мелкими животными страстями, с их вечным страхом и перед жизнью и смертью, с их церквями, обеднями и молебнами».[1, с 263]

Отказавшись от морали общества, Керженцев опирается на свою собственную мысль. Чтобы доказать свое превосходство над всеми людьми, он решается на убийство. Причем убивает он своего друга Алексея Савелова. Керженцев имитирует свое сумасшествие, и радуется, что ловко обвел вокруг пальца следствие. «Но мысль убила ее творца и господина с таким же равнодушием, с каким он убивал ею других». [7, с 384]

Так писатель приводит нас к выводу о том, что эгоцентричная и внесоциальная мысль Керженцева опасна как для него самого, так и для окружающих людей. Трагедия героя не единственная в своем роде, Андреев показывает, что так произойдет с каждым, кто захочет возвысить себя над другими.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Художественная мысль Леонида Андреева очень часто, подолгу и упорно задерживалась на «вековечных» вопросах и проблемах - о жизни и смерти, о загадках человеческого бытия, о предназначении человека и его месте в бесконечном круговороте жизни.

Изображенный Андреевым духовный кризис отца Василия, человека, наивно думающего избавить человечество от зла жизни волею неба, современниками воспринимался как призыв своими силами добиваться правды на земле.

В рассказе «Стена» автор высказал мысль о том, что человек может и должен активно противостоять року. Даже если это противостояние закончится трагически, человечество должно идти вперёд.

Сергей Петрович из одноимённого рассказа понимает, что в социально несправедливом обществе человек не может быть счастлив, и, осознав себя ничтожным, решает покончить с собой.

В рассказе «Жили-были» Андреев нарисовал кусочек вечной, неистребимой жизни, запечатлел её краткое мгновение и показал, что оно может быть для одних безрадостным, бессмысленным, бесцельным, для других - бессмертным, приобщением к вечному и доброму.

В рассказе «Мысль» видна трагедия человека, разрушившего в себе «нравственные инстинкты», и который потом разрушился сам.

Писатель в рассказе «Баргамот и Гараська» утверждал, что даже самый «последний» человек есть тоже человек и называется брат твой.

Ярым противником войны выступил писатель в рассказе «Красный смех».

Рассказ был криком о необходимости спасения человека, людей, народов, человечества от «мировой заразы», насаждающей войны как способ собственного существования и распространения.

Писатель высказывает мысль о том, что будни «обесцвечивают» человека, обесценивают его душу, такой человек заслуживает презрения, но в то же время и жалости («Большой шлем»).

Совершенно по-новому преподносит Андреев тему предательства («Иуда Искариот»). Иуда не может победить его, но он и не может не любить Иисуса. И вся психология предательства заключается тогда в борьбе личности с предопределением в борьбе Иуды с предначертанной ему миссией.

Рассказы о детях заставляют задуматься об украденном детстве и безвозвратно потерянном счастье, которые нужны каждому человеку.

Рассказы Л. Андреева, написанные в конце XIX - начале XX в. остаются актуальными и в наше время. Идеи, высказанные писателем, по-прежнему волнуют современного человека: в мире продолжаются бессмысленные войны; люди все также борются со своей судьбой, одни точно знают, для чего живут, другие просто проживают ее. Именно поэтому творчество Леонида Андреева остаётся актуальным спустя столетие.

Андреев открыл в литературе свой, новый мир, мир овеянных революционным дыханием мятежных стихий, тревожных мыслей, философских настроений. Остро реагировавший на переходность, кризисность всех сфер жизни переломной эпохи, Андреев выступил как художник-искатель, экспериментатор, заражавший самим процессом напряжённых, мучительных поисков всех, кто с ним соприкоснулся. Блок и Горький, Воровский и Вересаев, Бенуа и Киров, Луначарский и Волошин, Короленко и Р.Люксембург - эти и многие другие современники Андреева повторяли, например, что он сделал жизненно необходимой для каждого из них потребность сейчас, незамедлительно и точно, ответить себе и всем вокруг на вечные, «проклятые» вопросы, открытые человечеством в древние времена и актуальные по сей день: о цели человеческого существования, о трагедиях жизни и смерти, о путях разума, веры и чувства, о борьбе с «мировым злом» за победу человека, за победу добра. Самую эту неистребимую потребность Андреева задавать вопросы и требовать на них ответа А.Блок считал характерно русской чертой, резко обозначившейся в революционную эпоху. Андреев задавал свои вопросы старому миру «от самой глубины своей, неотступно и бессознательно», задавал их от лица «великого дитяти - России», выходившей на арену мировой истории в качестве исполнителя главной роли и нуждавшейся в действенных ответах.

«Андреев стоял у истоков ряда явлений, получивших развитие в русском и зарубежном искусстве. Как показывают исследования о конкретных писателях, отдельные художники испытывали на себе его воздействие, целые литературные течения шли по путям, обозначенным его творчеством: опыт Андреева имел большое значение для В. Маяковского и Б. Брехта, без него нельзя установить родословную Ф.Кафки, Л.Пиранделло и О'Нилла; обращение к творчеству Андреева обнаруживает корни таких литературных явлений, как экзистенциализм (А.Камю), интеллектуальный театр и театр абсурда, «философский реализм» в Японии; искания Андреева в области «неореализма» и «универсального психологизма» находятся в русле разнообразных веяний в русском и мировом театре и кино».[4, с 36]

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Андреев Л.Н. Избранное. - М: Советская Россия, 1988. - 323с.

2. Богданов В.А. Творчество Л. Андреева // Андреев Л.Н. Избранное. - М: Советская Россия, 1988. - с 3-15.

3. Кулешов Ф.И. О прозе Леонида Андреева // Андреев, Л.Н. Красный смех: Избранные рассказы и повести. - Мн: Изд-во БГУ им. В.И. Ленина, 1981. - с 5-22.

4. Иезуитова Л.А. Творчество Леонида Андреева. - Л: Изд-во Ленинградского университета,1976. - 239с.

5. Русские писатели: библиографический словарь: В 2 т. / под ред. П.А. Николаева. - М: Просвещение, 1990. - Т. 1. - с.32-36.

6. Русская литература ХХ века 1897-1917: учебное пособие для студентов белорусских отделений филологических факультетов педагогических институтов Белоруссии / под ред. Т.Б. Лиокумовича. - Брест: Коммерческо-издательское предприятие «Пирс», 1993. - 138с.

7. Соколов А.Г. История русской литературы конца ХIХ - начала ХХ века. Учеб. - 4-е изд, доп. и перераб.. - М: Высш. шк; Изд. центр Академия, 2000г - 432с.

8. http://www.leonidadnreev.net.ru

9. http://www. ronl.ru