Женские образы романа Ф. Достоевского "Идиот"

А.Б. Криницын считает, что «князь воспринимал ситуацию именно как противостояние двух лиц или же двух своих видений, из которых одно оказалось более сильным, что и сыграло решающую роль, несмотря на то, что на самом деле любовь князя принадлежала Аглае» (69).

Исследователями отмечалось, что Достоевский довольно часто прибегает к пояснению героя образами персонажей других литературных произведений. Об этом, в частности, писал А.В. Чичерин, указывая, что самостоятельность образа в таком случае нисколько не утрачивается, если герой поставлен в какую-то историческую или литературную перспективу. Основная функция такой перспективы, по мнению Чичерина, в том, чтобы усилить многозначность образа, весьма острого в своем индивидуальном содержании… на захватывающего и обширную философскую сферу.(9; 439)

Одна из таких литературных ассоциаций в «Идиоте» - «рыцарь бедный» из пушкинской баллады. Появление на страницах романа образа «рыцаря бедного» обозначило проявление определенного аспекта в биографии Мышкина и ее портретного выражения.

Портрет-видение, которому остался верен «рыцарь бедный», на самом деле оказалось не только «темным и недоговоренным», а просто страшным.

Достоевский показывает, что Лицо князя не «помещается» в узкие условные рамки созданного образа: конкретизация его портретного изображения может передать состояние героя в короткое мгновение настоящего, но не выразит сущности героя.

Глава 2. Радикальный поворот замысла: проблема «восстановления» героинь

Ф.М. Достоевский в 1862г. в широко известных словах объявил «восстановление погибшего человека» главной мыслью всего искусства своего столетия, «мыслью христианской и высоконравственной». Несомненно, в том же значении этот термин используется в черновиках к роману «Идиот». Уже там мы читаем, что князь «восстанавливает» Настасью Филипповну. Доводит Аглаю до человечности…» Таков был предварительный замысел автора. Но ни то, ни другое не получилось. Дело не только в князе, но и в самих женщинах. Чтобы лучше понять, что помешало князю достичь желаемой цели, мы разберем характеры героинь с точки зрения их дискурса, их отношения к князю и друг другу. Для начала рассмотрим взаимоотношения героинь с Мышкиным.

С Настасьей Филипповной князь почувствовал духовную близость, как только увидел её фотографию. Сцена созерцания Мышкиным портрета детально описывалась многими исследователями. Несомненно, что для князя высший род красоты - красота, соединенная со страданиями («Она, должно быть, ужасно страдала…»). Именно такой женщине он готов служить, именно такую красоту намеревался спасать. Спасать от себя самой. Но с другой стороны, князь идеализировал для себя эту женщину. А идеал спасать не нужно. В этом ключе рассуждала Л.А. Левина, называя такое отношение - «всеоправдывающим». Князь не считает Настасью Филипповну греховной: «Из такого ада чистая вышли», а гордыню считает следствием ее болезненного состояния: «Я с самого начала её нисколько за виноватую не почитал, а только за несчастную». В этом угадывается момент общности отношения князя к Настасье Филипповне и Мари (именно эта мысль является отрывной точкой рассуждений Л.А. Левиной).

Первая личная встреча князя Мышкина и Настасьи Филипповны произошла в квартире у Иволгиных. Именно там заронилось зерно сомнения в установившуюся и ранее непоколебимую уверенность героини в своей правоте.

«А вам не стыдно! Разве вы такая, какой теперь представлялись. Да может ли это быть!» <…> «Я ведь на самом деле не такая, он угадал», - прошептала она быстро, горячо, вдруг вспыхнув и закрасневшись…»

Князь Мышкин понял, угадал истинную Настасью Филипповну, поэтому она отождествила князя с идеальным образом, уже давно сложившимся в её грёзах. Эта женщина мечтала именно о таком возлюбленном, как князь. В дальнейшем, на протяжении всего романа она относится к нему с обожанием и преклонением, как святому или высшему духовному авторитету (вспомним сцену, когда она при свидании в Павловске опускается перед ним на колени, «как исступленная» и целует ему руки (8; 381-382)), потому что продолжает видеть его подобным чуть ли не Христу - единственная среди всех прочих героев романа (подтверждение этому служит также сочинённая ею картина «Христос с ребенком»).

Но что же князь? Князь Мышкин после встречи с Настасьей Филипповной у Иволгиных идет без приглашения к ней на званый вечер.

-«Нет, я собственно… то есть я по делу… мне трудно это выразить, но…» (8;137), объясняет он Коле Иволгину свой поступок.

Он сам не знает, зачем ему это нужно, но интуитивно чувствует, что эта встреча необходима. К.В. Мочульский обращает внимание на метафизический план романа: за попыткой спасения Настасьи Филипповны Мышкиным стоит сюжет спасения Марии Магдалины от одержимости бесами. На метафизический план указывает то обстоятельство, что во время первой встречи у Мышкина и Настасьи Филипповны возникло ощущение, что они уже где-то видели друг друга. Исследователь так характеризует Настасью Филипповну: «Это прекрасная Психея, отпавшая от Бога». Любой человек принимается князем Мышкиным без малейшей предвзятости, то есть в чистом. Не искаженном индивидуальным восприятием виде. Князь, таким образом, оказывается совершенным субъектом общения - таким, который не оставляет следов своей субъективности. И основано это качество на целостном восприятии. Способность князя проникать непременно в возвышенную, идеальную суть происходящего является источником его исключительного, глубокого влияния на Настасью Филипповну. Он верой своей в её чистоту освобождает её от тягостного прошлого - она перестаёт оглядываться, сдерживать себя - даёт волю своему неординарному темпераменту. И если Мышкину удаётся освободить её, то только потому, что она сама по себе способна открыться миру. Настасья Филипповна из той же породы, что и князь. Но то, что в князе развито и уже совершенно, в ней - лишь неясное и ей самой намерение. «Она, князь, вас ещё более его (Рогожина - А.В.) боится…». Боится не только погубить князя - но и его влияния на себя. Она, видимо, до крайности напугана всем тем, что сдвинулось в ней после встречи с князем... Поэтому Настасья Филипповна отвергает князя, не считая себя достойной этого «божественного младенца», но возможность гармонии для неё - почти постоянно пребывающей в состоянии надрыва, во власти аффекта, в состоянии внутренней борьбы - именно в союзе с князем.

Эта темпераментная, импульсивная и страстная женщина порой вызывает недоумение у окружающих её людей. Ещё М. Бахтин обратил внимание на зрелищность и театральность поведения Настасьи Филипповны, особенно ярко проявившееся в сцене именин, причем в спектакль вовлечены все присутствующие. Настасья Филипповна кидает в камин сто тысяч только для того, чтобы увидеть унижение Гани: "Ну, так слушай же Ганя, я хочу на душу твою в последний раз посмотреть; ты меня сам целые три месяца мучил; теперь мой черед. ... Долго ли выхватить! А я на душу твою полюбуюсь, как ты за моими деньгами в огонь полезешь". И начинается невиданное зрелище, которым поглощены все действующие лица: "Все затеснились вокруг камина, все лезли смотреть, все восклицали... Иные даже вскочили на стулья, чтобы смотреть через головы". Интригу романа движет элементарная жажда денег. Неслучайно так часто мелькают в кадре ассигнации и драгоценности.

Сама Настасья Филипповна стала той самой "дорогой вещью", из-за которой и происходят противные совести и нравственному чувству торги. Князь, желая спасти Настасью Филипповну, начинает играть по правилам общества, в котором находится - вступает в торг вокруг неё и предлагает полтора миллиона.

Странность поведения Настасьи Филипповны можно объяснить и иначе. В романе «Идиот» показано смешение понятий оправдания и неосуждения. Настасью Филипповну в романе все (кроме Аглаи) стремятся оправдать, но из общества исторгают. Видно это, например, в сцене общения генерала Епанчина с Ганей: «А я, брат, продолжаю не постигать, - задумчиво заметил генерал, несколько вскинув плечами и немного расставив руки. - Нина Александровна тоже намедни, вот когда приходила-то, помнишь? стонет и охает; "чего вы?" - спрашиваю. Выходит, что им будто бы тут бесчестье. Какое же тут бесчестье, позвольте спросить? Кто в чем может Настасью Филипповну укорить или что-нибудь про нее указать? Неужели то, что она с Тоцким была? Но ведь это такой уже вздор, при известных обстоятельствах особенно! "Вы, говорит, не пустите ее к вашим дочерям?" Ну! Эвона! Ай да Нина Александровна! То есть как это не понимать, как это не понимать...» (8;30). Именно непризнание греховности образа жизни Настасьи Филипповны, отсутствие в обществе конкретной полярности добра и зла, сводит с ума героиню, которая осознаёт свой грех, и от которого хочет исцелиться раз и навсегда, и неважно как, оправданием князя или осуждением Нины Александровны.

Метаморфоза в душе героини наступила именно в сцене её именин, когда мечта Настасьи Филипповны о спасении прекрасным принцем, будучи осуществленной буквально, лишь подчеркнула иллюзорность культивируемого ощущения невиновности героини, и это привело к жгучей, «неутомимой жажде оправдания, одобрения, поглаживания по головке». И взамен разрушенной сказки, Настасья Филипповна пытается создать себе новую: сыграть роль доброй волшебницы и помочь принцу (Мышкину) жениться на настоящей прекрасной принцессе (Аглае) (37;107). Уже в письмах к Аглае Настасья Филипповна пытается объяснить, почему она хочет соединить свою соперницу и князя. И отвечает на этот вопрос так: «Для себя разумеется, тут все разрешения мои…». Настасья Филипповна как бы пытается самоустраниться, говоря, что она уже почти не существует. Письма к Аглае поражают верностью прозрений героини. Она ощущает рогожинскую любовь-ненависть к себе и считает, что он её убьёт. В письмах объясняя сопернице, что Мышкин, этот «божественный младенец», достоин чистой девушки с высокими побуждениями, такой как Аглая. Настасья Филипповна, создав идеальный образ младшей дочери генерала, который она рисует ей в письмах и видимо, настолько увлекшись сотворенным ею видением, что доходит даже до убеждения, что соперница «должна» любить её. Заметно также, что этот образ «внушен» ей князем и является как бы отражением в душе Настасьи Филипповны его собственного видения Аглаи.

Аглая же увидела в князе его сущностные черты - благородное простодушие и безграничную доверчивость. Она сумела почувствовать, в чем состоит «главный ум» князя. Эту глубину интуитивных прозрений и способность понимания ценит в ней князь Мышкин, потому и стремится к Аглае как к свету. Но Аглая, продолжая тянуться к князю, отталкивает его, не сумев преодолеть «запруду самолюбия». Она любит себя в Мышкине - свое отношение к нему, и при всей энергии своего чувства она, в общем-то, вполне равнодушна. Она откликается не на князя, а на своё отношение к князю. «Она больше, чем другие, поняла величие души Мышкина и пошла за ним. Но все же гневается, издевается, стыдится любви, прячет любовь, мстит за любовь. (60; 56). Но лишь полностью принадлежащий ей князь мог бы успокоить её - позволил бы ей всё-таки простить себе свою собственную влюблённость. Поэтому князь бессилен. Поэтому перед ним «стена»…

Аглая отчасти близка к ряду своих реальных и литературных современниц и жаждет, как тургеневская героиня из «Накануне», по выражению Добролюбова, «деятельного добра», «пользу приносить».

Она глубже других поняла и оценила Мышкина, недаром она сравнивает его с «рыцарем бедным» и не только считает его «за самого честного и самого правдивого человека, всех честнее и правдивее», но и произносит проникновенные слова о «двух умах», по особому раскрывающие авторский подтекст названия романа, связанный с традицией изображения «дурака» и юродивого в народных сказках и древнерусской литературе: «…если говорят про вас, что у вас ум… то есть, что вы больны иногда умом, то это несправедливо; я так решила и спорила, потому что хоть вы и в самом деле больны умом (вы, конечно, на это не рассердитесь, я с высшей точки говорю), то зато главный ум у вас лучше, чем у них всех, такой даже. Какой им и не снился, потому, что есть два ума: главный и не главный». (9; 249)

Исследователи творчества Ф.М. Достоевского указывают на исповедальность писем Настасьи Филипповны к Аглае. Столь глубокое доверие подразумевает такое же открытие чувств и у оппонента, к которому Аглая готова не была. Также сказывается воспитание младшей дочери генерала Епанчина: не осознаваемое пренебрежение к низшим сословиям (к которому относилась Настасья Филипповна). Это ярко проявилось в сцене посещения Аглаей дома, в котором остановилась Настасья Филипповна: «Раза два, как бы нечаянно, она окинула взглядом комнату; отвращение видимо изобразилось в её лице, точно она боялась здесь замараться. Она машинально оправила свою одежду и даже с беспокойством переменила однажды место, подвигаясь к углу дивана. Вряд ли она сама осознавала все свои движения, но бессознательность ещё усиливала их обиду». (8; 586)

В подготовительных заметках к роману Достоевский отмечал сочетание в Аглае «ребенка» и «бешеной женщины», чистоты и стыдливости с непомерной гордостью. Неустойчивость Аглаи подчеркивается Достоевским особенно в сцене на скамейке. Она предлагает князю быть ее другом, повторяет свои недавние лестные слова о нем и тут же напоминает о болезни его ума, отмечая при этом, что все-таки «главный ум у вас лучше, чем у них у всех». Говорит, что она хочет бежать из дома, поскольку ей надоело, что ее все время выдают замуж и что вообще она отказывается быть генеральской дочкой, а хочет приносить пользу. И тут же переходит на Настасью Филипповну, обнаруживая хорошее знание ее отношений с князем, требуя от князя признания, для той ли он сюда приехал или нет. Князь в этом разговоре искренен предельно : « Да, для нее… Я не верю в ее счастье с Рогожиным, хотя… я не знаю, что бы я для нее мог тут сделать и чем помочь, но я приехал». События романа двигаются к трагической развязке после активного появления Аглаи, не потому только, что она слишком погружена в себя не потому только, что она «хладнокровный бесенок» и «злая, злая, злая», а потому что Аглая с л и ш к о м ю н а для такой мировой коллизии, как «князь Мышкин -Настасья Филипповна». Устами и поступками «младенца», таким образом, повернут к трагическому концу сюжет. Не случайно в так называемой сцене соперниц, она «падает», оскорбляя Настасью Филипповну и вызывая в ней ответное чувство гордого негодования.

В мире Ф.М. Достоевского также, как впоследствии будет у А.П. Чехова, присутствует ситуация: «казалось-оказалось». Настасья Филипповна в письмах обращается к Аглае, чистой девушке, втайне надеясь на мирный исход отношений в «треугольнике» и может быть, желая получить прощение. Но в сцене встречи соперниц получается всё наоборот: это одна из самых жестоких и остродраматических сцен романа.

Л.А. Левина утверждает, что в этой сцене неясно, кто кого оскорбляет; что Настасья Филипповна говорит невпопад, как будто не слушает собеседницу; что реплика о горничной лишена какого-либо смысла, кроме намерения оскорбить сравнением. Но это утверждение не является точным, так как обе женщины оказываются как бы перед зеркалом: Настасья Филипповна жаждала в Аглае увидеть свой первообраз, а видит лишь своё отражение. А для Аглаи эта встреча важна и необходима, так как она, защищая свою самость и обособленность, не хочет и не может стать «идеальной» Настасьей Филипповной. Но они все же понимают друг друга с полуслова и логически законченные предложения для полноценного диалога им не нужны.

Т. Касаткина также отмечает мотив отражения героинь друг в друге: «Аглая, когда заходит за князем, чтобы идти вместе с ним к Настасье Филипповне, описана так, что точно становится отражением Настасьи Филипповны, как та описана в начале романа: «…красота бледного лица, чуть не впалых щек и горевших глаз; странная красота!» (8;68). А вот описание Аглаи: «Лицо ее было бледно, как и давече, а глаза сверкали ярким и сухим блеском; такого выражения глаз он никогда не знал у нее» (8;468).

«Двойная любовь князя, - пишет А.П. Скафтымов, - становится конфликтом не в нем самом, а лишь вне его, в гордом соперничестве ревнующих о нем. Для самого князя вопроса о выборе не существовало…» (60; 74) Но в этой сцене встречи двух соперниц, князь выбирает не любимую им женщину, а родную, с которой чувствует близость души. Поэтому многие исследователи считают, что метафизический план романа в большей мере связан с линией Настасьи Филипповны.

В истории же с Аглаей князь Мышкин более проявляется как вполне земной персонаж, который стремиться к естественному человеческому счастью, и он хотел бы начать с Аглаей «другую жизнь», но одержимость стремлением вселить в душу Настасьи Филипповны гармонию миро чувствия, предотвратить её гибель, не позволяет в полной мере обрести любовь к себе, и желание счастья остается только надеждой.

В достоевсковедении не раз возникал вопрос: кто князь? Дитя или нянька? Мышкин приезжает из Швейцарии невинным и счастливым, он не чувствует зла. Профессор Шнейдер говорил, что «что он совершенный ребенок, т.е. вполне ребенок, что он только ростом и лицом похож на взрослого, но развитием, душой, характером и, может быть, даже умом - не взрослый и так он останется». Но приехав в Петербург, князь всей силой души готов был выступить в роли няньки: «За вами нужно много ходить, Настасья Филипповна». Он говорит о героине, как о заболевшем ребенке. Не понимая проблем Настасьи Филипповны, в силу отсутствия жизненного опыта, князь не раз называл её «сумасшедшей», «помешанной», хотя главное в его отношении к ней остаётся - сострадание и милосердие. (Тогда как главное в отношении Рогожина - чувство собственника, хозяина: «Моя! Все моё! Королева!»).

Бегство Настасьи Филипповны от князя и от Рогожина - это прежде всего бегство от самой себя. Её гордая и в то же время сметённая душа ищет любви и сочувствия, но героиня считает себя недостойной их получить. Слабое отражение метаний Настасьи Филипповны между двумя мужчинами можно отметить в поведении Аглаи с князем Мышкиным и другими претендентами на её руку и сердце.

Аглая проницательна в оценках людей. Она улавливает, что Ганя в отношениях с женщинами прежде всего руководствуется расчетом и выгодой. Любя Аглаю, он всё же вступает в торг вокруг Настасьи Филипповны, надеясь на крупный куш. И он - плоть от плоти своей среды. На этом фоне столь умная девушка, как Аглая, не может не выделять князя, его бескорыстие и душевную чистоту. Но не смотря на свой дар понимания людей. Аглае не хватает житейского опыта мудрости для положительного завершения взаимоотношений с князем и дальнейшего устроения своей личной жизни. Аглая, так и оставшись только отражением Настасьи Филипповны, решается на бегство и брак с поляком-проходимцем и принятие католичества, что у Достоевского приравнено к духовной гибели героини.

Л.А. Левина в своей статье слишком категорична в мнении о том, что линии Настасьи Филипповны и Мари (и их образы) запараллелены у Достоевского. Князь сделал всё возможное, чтобы дети прониклись сочувствием к Мари, и её спасение по большому счету оказалось возможным. Мари самостоятельно искала раскаяния, и поэтому помощь князя дала плоды. Она умерла в состоянии смирения и просветления души («почти счастливая»). А Настасья Филипповна не имеет веры, она постоянно скитается, как будто ни от кого не хочет принимать помощи, как будто сама ищет смерти, как будто хочет мучатся и совершенно не ценит, что ради неё делали окружающие. И хоть в конце произведения Настасья Филипповна, так же как и Мари, умирает, она в смерти находит только успокоение своей мечущейся душе, но ни как не смирение и просветление. Скорее это был шаг отчаяния.

О.Ю. Юрьева сравнивает образ Настасьи Филипповны с китайской вазой, разбитой князем на приеме у Епанчиных. Так же, как гибель вазы, гибель Настасьи Филипповны предопределена. "Испуг, изумление" - вот те чувства, которых удостоилась китайская красавица. "Со странным изумлением" князь увидел, "что все уселись и даже смеются, точно ничего и не случилось! Еще минута, и смех увеличился: смеялись уже на него глядя, на его остолбенелое онемение, но смеялись дружески, весело; многие с ним заговаривали и говорили так ласково, во главе всех Лизавета Прокофьевна: она говорила, смеясь, и что-то очень доброе" (8; 454).

Но кого, кроме князя Мышкина потрясла гибель Настасьи Филипповны? Неслучайно Достоевский никак не описывает реакцию на ее смерть. Можно предположить, что для всех, кто ее знал, ее гибель не стала случайностью. Не приняли ли и ее хоть и с некоторым испугом, изумлением, но и с облегчением, которого многие ждали. Во всяком случае, смерть Настасьи Филипповны ни для кого не стала страшной и непоправимой бедой, потрясением или хотя бы неожиданностью.

Ни Аглая, ни Настасья Филипповна, несмотря на желание князя помочь им спастись, хотя и обладали превосходными внешними данными, не смогли достичь подлинной красоты, которая несет в себе зерна добра и способна стать обновляющей душу силой. Так красота и добро поставлены Достоевским рядом как сущности взаимопроникающие и взаимодополняющие. Высшее же добро - любовь к ближнему, ставшее главным заветом христианской веры.

Князь не смог спасти Аглаю, потому что любовь его к дочери генерала, злой красавице, “бесенку”, больше всего похожа на поклонение «идолу». Собственно само слово “идол”, трижды произнесенное в романе, все три раза было отнесено именно к Аглае: “Упоминалось даже о каких-то будто бы пожертвованиях двух старших в пользу общего домашнего идола -- младшей” (8; 16); “У Лизаветы Прокофьевны была какая-то необъяснимая сострадательная симпатия к Александре Ивановне, больше даже, чем к Аглае, которая была ее идолом” (8; 272); Иван Федорович Аглае: “Милый друг, идол ты мой!” (8; 428). И как девушка, которая привыкла только получать, Аглая была не способна чем-то жертвовать, даже ради любимого человека. Но любовь без жертвы не существует. Поэтому в душе Аглаи образовался духовный вакуум, который она поспешила заполнить.

Обратим внимание на вариативность женских типов и любовных ситуаций. В романе «Идиот» две главные героини противопоставлены («опытная» женщина и чистая девушка) и сходны по мотиву неукротимой гордыни. В другом произведении Ф.М. Достоевского, романе «Бесы», вокруг героя разные женские типы, многообразие женских типов. И это подчеркивает полную неспособность героя любить: дело не в том, какая именно женщина претендует на любовь, а в том, что он лишен способности любви. В «Идиоте» же герой наделен колоссальной силой любви, ему чрезвычайно дорога и та и другая женщина, поэтому для него затруднителен выбор. Метания князя между двумя женщинами, его неспособность сделать выбор вследствие уникальной любви-жалости к обеим, приносит страдание не только героиням, но и самому Мышкину. Он страдает больше всего не от того, что не удовлетворены его желания, а от того, что невольно становится причиной несчастья любимых женщин.

Отталкиваясь от всего выше сказанного, хочется спросить, почему же князь Мышкин не смог «восстановить» героинь. Собственно, почему читатели ждут от этого героя «спасения» женщин, которых он полюбил? Потому что Ф.М. Достоевский изначально хотел создать образ «положительно прекрасного» человека, прообразом которого является Евангельский образ Христа (в связи с этим, у читателя неосознанно проводится параллель, что князь Мышкин обладает такими же качествами).

Приехав в Петербург князь попал в «котел» кипящих страстей: там и Настасья Филипповна, которая осознала свой грех и пытается от него очиститься, и Аглая, которая ищет себя, Рогожин, колеблющийся в своей вере, Лебедев, Тоцкий, Епанчин и другие. И когда в Петербурге появляется князь, то его незамутненный человеческими страстями разум, как «луч света в темном царстве», и герои, почувствовав этот свет, тянутся к нему. Пытаясь спастись. И «князь хочет их спасти, но губит и гибнет сам» (44; 408).

Попытка понять причину, мешающую князю спасти героинь, возвращает нас к вопросу, уже заданному ранее: «Князь - дитя или нянька?» Князя, с его детским, незамутненным разумом, сердцем, готовым сострадать и желанием помочь, окружающие его события и люди «заставили» стать «нянькой», но при этом ему не хватает жизненного опыта, без которого сложно понять трагедию Настасьи Филипповны, характер Аглаи, нравственные искания Рогожина. Именно поэтому в ипостаси «няньки», но оставаясь разумом дитём, князь гибнет в этом водовороте характеров, конфликтов и столкновений. Правда, этот взгляд только с человеческой точки зрения. А что же помешало князю спасти девушек духовно? Ведь в черновиках Ф.М. Достоевский, да и в начале романа, князь Мышкин - прообраз Христа, Богочеловека. Но в течении всего романа, мы наблюдаем. Как рушится облик «князя Христа», превращаясь в пародийное отражение первоначального христоподобного образа. «Образ князя продолжает определяться добром, жертвенностью, хотя любовь к ближнему преломляется почти болезненною открытостью каждому. Очеловечивающая его чувствительность делает его эмоционально уязвимым, а в жизненно жестоких ситуациях - беспомощным и жалким» (33;84). Также об уязвимости князя говорил Н. Бердяев: «Половая любовь, страсть говорит об утере целостности человеческой природы. Поэтому страсть не целомудренна.

Целомудрие есть целостность»(2;84). Князь полюбил и Настасью Филипповну и Аглаю. «И любовь - сладострастие и любовь-сострадание, ничему высшему не подчиненные, одинаково сжигают, испепеляют человека» (2;85). Любовь князя бесплотна и бескровна, бездна болезненного сострадания поглощает и губит его. «Он хочет Богу навязать свое беспредельное сострадание к Настасье Филипповне. Но в сострадании его нет целостности духа, он ослаблен раздвоением, так как он любит и Аглаю другою любовью» (2;86).

Но помимо двойственности князя, Волынский А.Л. указывает и на раздвоение Настасьи Филипповны (не зря они друг в друге увидели родственные души): « В ней «два вкуса», две могучих струи, неудержимая склонность к вакхическому разгулу и тихая скорбь…»(7;111) «Эти мучения, при большом подъеме, могли бы создать в ней новые духовные явления, и так сказать, преображение всей её натуры. Но Настасья Филипповна, при страшном разладе её стихийных сил, только приближается к такому просветлению - дожить до него ей не удается» (1;114)

Главная беда общества, в котором живет Настасья Филипповна, и в которое попадает князь Мышкин, -- всеобщая «разъединенность». «Богатства больше, но силы меньше, -- говорит Лебедев, -- связующей мысли не стало». Князь Мышкин хочет внести «связующую мысль», но это ему не удается, он достигает обратного эффекта. Желая примирить, он разъединяет всех своим посредничеством и еще больше ссорит. Своим появлением герой усиливает борьбу между добром и злом, происходящую в душах людей. Настасья Филипповна от мечты о чистой и праведной жизни переходит к страданию от невозможности ее осуществить и сама погружает себя в цинизм. Рогожин то великодушен, то мрачен, то братается с князем, то хочет его убить. Ганя Иволгин то стремится жениться на Настасье Филипповне ради денег, то находит в себе силы отказаться от них. Ничтожный, жалкий и смешной Лебедев вдруг осознает низость своего падения, его сердце обретает способность сжаться от сочувствия душе другого человека, которого довели «до судорог». Герои романа соприкасаясь с князем Мышкиным, соприкасаясь с князем Мышкиным, обнаруживают те высокие качества, которые когда-то были в них, но оказались загубленными жизнью. Глубоко проникая в душу каждого из окружающих и видя там своим взглядом ясновидящего знакомую ему по собственному опыту нравственную борьбу между добром и злом, князь стремится подавить скрытые эгоистические страсти в душе других персонажей, способствовать победе светлых чувств и побуждений. Князю не удается спасти Настасью Филипповну, но удается пробудить душу девушки, полюбившей его. Дочь генерала Епанчина, Аглая, благодаря князю Мышкину поняла то неосознанное, что наполняло ее беспокойством, делало капризной, своенравной и неуживчивой. Это было стихийное стремление к идеалу, к осмыслению жизни. Она полюбила Мышкина, потому что он -- «серьезный» Дон Кихот. Девушка отнесла своему избраннику балладу Пушкина «Жил на свете рыцарь бедный…»: «В стихах этих прямо изображен человек, способный иметь идеал, поверить ему, а поверив, слепо отдать ему всю свою жизнь. Это не всегда в нашем веке случается… Я сначала не понимала и смеялась, а теперь люблю «рыцаря бедного», а главное, уважаю его подвиги».

И все-таки сам Мышкин никого не спасает и вновь впадает в безумие. Жертвой дикой ревности Рогожина гибнет Настасья Филипповна, унижена и разбита жизнь Аглаи и всех тех, кто наиболее тесно связан с Мышкиным. Достоевский показал бессилие христианского непротивления злу, неустранимость социальной несправедливости и человеческих страданий путем проповеди смирения и нравственного самоусовершенствования. Во всем облике Мышкина при всей его внутренней мягкости и моральной чистоте сохраняется что-то житийное, далекое от реальной жизни, психически болезненное. В столкновении добра с миром грязных и подлых представителей людей положительный герой терпит поражение.

В романе неспроста высказывается мысль, что «рай -- вещь трудная».

Христианское добро и милосердие князя действительно обостряют противоречия в захваченных эгоизмом душах людей, но обострение противоречий свидетельствует, что их души к такому добру неравнодушны. Прежде чем добро восторжествует, неизбежна напряженная и даже трагическая борьба добра со злом в сознании людей. И духовная смерть Мышкина наступает только тогда, когда он в меру своих сил и возможностей отдал себя людям целиком, заронив в их сердца семена добра. Только путем страдания добудет человечество внутренний свет христианского идеала. Вот любимые слова Достоевского из Евангелия: «Истинно, истинно глаголю вам, пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода». Салтыков-Щедрин высоко оценил желание Достоевского создать в «Идиоте» образ прекрасного человека, видя в этом «попытку изобразить тип человека, достигшего полного нравственного и духовного равновесия». Однако Достоевский не смог решить проблему положительного героя -- его герой, «идиот», душевнобольной человек, оказался неспособным разрешить и примирить острые и жестокие противоречия жизни. В романе показан крах не христоподобного образа, а очеловеченного, лирического подражания Христу, зиждившегося лишь на собственном, идеализированном представлении добра. Без определяющего и преображающего его Божественного начала он неизбежно проваливается в пародию…» (33;90) Что и произошло с князем Мышкиным, так как он, уже источив свои силы, остался без духовной поддержки и подпитки.

Заключение

Достоевский исследует такую психическую сферу, где мысль и воля находятся в постоянном контакте с высшими духовными сущностями, где поток обычного опыта постоянно разбивается о последние и абсолютные ценности и где никогда не стихает ветер духа, который опутан символической сетью "относительной реальности"(70).

В мире Достоевского стремление героев жить, стоя на краю бездны, оборачивается катастрофой как для них самих, так и для окружающих. Но в моменты конфликтов у героев Достоевского появляется острейшая потребность в красоте, и не просто в красоте, как в источнике эстетического воздействия, но и красоте, как источнике преобразования духа.

У Ф.М. Достоевского каждый герой имеет свой неповторимый голос, свой тип сознания. Л. Толстой, как правило, знает, что будет с его героями дальше в процессе развития сюжета, но автор в романе Достоевского не занимает позиции всеведения, всезнания, автор ищет истину вместе со своими читателями, героями. Он сталкивает голоса разных героев, вводит их в диалог, активно пользует диалог сознаний. В диалог вступают равноправные голоса, в чем-то очень близкие, но в чем-то очень разные, голоса проникают один в другой. Диалог сознаний позволяет высветить особенности сознания всех героев со всеми их плюсами и минусами. Достоевскому это очень важно, так как он считает, что сознание человека полярно (человек - ни ангел, ни злодей, он должен совершить выбор. «определиться в Боге»). Мысли и переживания героев как бы в "вихревом" потоке; они постоянно находятся в динамичном развитии. Романист выбирал наиболее трагичные ситуации. Отсюда и общечеловеческая, вселенская потребность к любви, к которой стремятся его герои.

Все женщины Достоевского чем-то похожи друг на друга. Но каждая неповторима. В образе Настасьи Филипповны изображена трагедия женщины, вынужденной продавать свою красоту и не желающей мириться с унижением ее человеческого, женского достоинства. Надрыв Настасьи Филипповны - обратная сторона гордыни, что надрыв этот делает ситуацию безвыходной. Не оправдалась надежда князя: «Ах, кабы добра! Все было бы спасено!» Настасья Филипповна очень несчастна, она «сострадания достойна», и герой реагирует прежде всего на это.

Думается, что даже не отправься Аглая «уничтожать» соперницу, счастье князя с нею было вряд ли возможно. Через страдание Настасьи Филипповны князь не переступил бы. «Она ведь умерла бы! Я никак не могу вам этого объяснить...», - говорит князь Евгению Павловичу. Никакое счастье невозможно, если тебе вслед плачут. «Жалость твоя, пожалуй, еще пуще моей любви», - говорит князю Мышкину Рогожин. Жалость князя - самоотверженная, в которой не остается места для любви к самому себе.

В судьбе Настасьи Филипповны действует «закон саморазрушения», не сумев отречься от своей гордыни, она разрушила все вокруг себя. Гордыня Аглаи же не имеет такой разрушительной силы, в силу того, что эта героиня ещё слишком юна.

Существенной проблемой темы диплома является аспект динамической поэтики, который намечен в данной работе. Радикальный поворот замысла романа «Идиот» ознаменовался кульминационной записью: «Синтез романа. Разрешение затруднения». Она связана с метаморфозой: главный герой - не великий грешник, а положительно прекрасный человек, к тому же - невинный. Характеры женщин в значительной мере репрезентируются через их отношение к князю («целое у меня выходит в виде героя» - писал Достоевский). Настасья Филипповна ощущает «глубину невинности князя», внутренне восхищается им, но не считает себя достойной его. Аглая «вся сердцем отдалась князю, потому что он невинен», но её чувство к князю неотделимо от озлобленной гордости. В том и другом случае наблюдается выраженная психологическая осложнённость эмоций героинь и их характеров в целом, усиливавшаяся в процессе эволюции замысла. В ранних вариантах характер Настасьи Филипповны был гораздо более однозначен: характер «буйный…, бешенный, сумасшедший». Как точно заметил В. Свительский, в окончательной редакции метания Настасьи Филипповны между мужчинами-соперниками « не столько выражение её натуры. Сколько результат её поругания и неиссякающей тоски по идеалу и полноценной реализации. Достоевский в окончательной редакции акцентирует драматизм этого противостояния.

Вопрос о «доведении Аглаи до человечности» остается проблематичным. Симптоматично, что в эпилоге она оказывается в исповедальне католического патера, овладевшего её умом до исступления. Учитывая негативное отношение Достоевского к католичеству, можно констатировать, что не только житейский и жизненные, но и духовные пути главных героев (Мышкина и Аглаи) окончательно разошлись. Симптоматично, что именно Вера Лебедева (а не Аглая) прониклась такой силой сострадания к князю Мышкину, что даже заболела. Можно согласиться с Н.Лосским, что союз князя с Верой Лебедевой был бы вполне гармоничным и духовно-уравновешенным.

Выходит героям Ф.М. Достоевского недостало простоты, доверия и терпения хоть чьего-нибудь еще, кроме князя Мышкина, для спасения, «восстановления» и гармоничных отношений.

Размещено на Allbest.ru