Персонажи как языковые личности в исторических романах Джин Плейди

Больший процент всех высказываний, созданных Екатериной, представлен в форме коротких предложений, обычно частично повторяющих предыдущую реплику собеседника. Это является ещё одним следствием недостаточного (или практически отсутствующего) образования ( 4 п.3):

--Dare I hope that you are pleased?

--Yes, I am pleased. [41]

Выразительной речь Екатерины трудно назвать. Во всех исследуемых высказываниях, созданных нашим персонажем, удалось найти лишь две идиомы и одну метафору

Катерина очень наивна, по этой причине у нее возникают трудности с декодированием информации:

Catherine! I think of you constantly.

Have I improved so much then? [41]

В представленном диалоге с учителем по музыке она не смогла понять, что он говорит о своих чувствах к ней, поэтому её ответ оказался неадекватным.

Екатерина Говард обычно дает краткие ответы, так как она не привыкла формировать собственную точку зрения, ей проще согласиться с суждением собеседника: “It is.”; “I am.”; “Yes.” [41]

Катерина не часто чувствует себя хозяйкой положения, но если она понимает, что принимает главенствующую позицию в диалоге, то не упускает возможность продемонстрировать своё доминирование ( 4 п.5): “I would have you know, sir, that the Queen is first cousin to me.” [41] “I would have you know” обладает легким оттенком обвинения, словно говорящий немного журит собеседника; на русский язык часто переводится, как «чтоб ты знал», «к твоему сведению», «хочу тебе заметить» [45].

Катерина искренне любит сестру и радуется за нее от чистого сердца, что доказывает гипербола “I declare I shall die of pride . . .” [41], созданная нашим персонажем в день коронации Анны Болейн.

Екатерина Говард всю жизнь ценила все радости, которые только мог предложить мир, и умерла, не успев повзрослеть. Тому свидетельство, например, её ответ на предложение нового знакомого угостить её пирожным: “Indeed I do care.” She munched them happily, childishly.” [41] Она потрудилась убедить собеседника, что очень хочет эту сладость, использовав сразу два

усилителя истинности высказывания - частицу “indeed” и глагол “do” перед смысловым глаголом.

К ог н итивный у ровен ь

Доминирующие концепты Екатерины Говард

«Любовь»: dear, marriage, kiss, affectionate, sensational excitement, love, pleasure, delights. Данный концепт проявляется в следующем изречении Екатерины: “To have lovers was not only natural but the most exciting possibility.” [41];

«Милосердие»: sorrow, poor Queen Jane, do something for her, miserable, not these lingering, cruel deaths, starve, generosity, mercy, innocent. Данный концепт проявляется в следующем изречении Екатерины: “She is poor, if we could but do something for her, how happy I should be!” [41];

3. «Страх»: brave, afraid, die of fear, bold, terrified, safe, affrighted. Данный концепт проявляется в следующем изречении Екатерины: “I should die of fear.” [41]

Праг матич е с кий у ровен ь

Екатерине Говард присущи аргументирующая и информирующая речевые интенции, что соответствовало её робкой в каком-то смысле натуре, она редко давала оценки событиям и поступкам и не стремилась к этому, так как не чувствовала, что имеет весомое личное мнение, также она не хотела никого контролировать, принуждать к чему-либо.

В стрессовой ситуации, когда еще едва знакомые девушки начали допрашивать Екатерину, она всячески пыталась продемонстрировать свою невиновность:

“I was awakened…” [41] Предложение Катерина построила с помощью пассивного залога, акцентируя внимание на том, что против своей воли она проснулась, в этом действии не было её воли;

“I saw that they did eat...” [41] Глагол “did” перед смысловым подчеркивает последний и делает всё высказывание более достоверным. Нашему персонажу важно, чтобы ей поверили, так как она боится последствий раскрытия правды;

“What would you desire me to do?” [41] Этим вопросом Екатерина демонстрирует свою покорность соседкам по комнате. Интересно, что она выбрала именно глагол “desire” вместо возможного “want”. Они являются синонимами, однако, имеют определенные различия. Очевидно, что степень желания, передаваемая глаголом “desire”, выше, но в данном случае нам важнее то, что этот глагол передает действительно осуществимое желание, из чего следует, что Екатерина давала понять, что готова выполнить абсолютно всё, лишь бы её оставили в покое. Также, так как в нашем примере глагол “desire” не направлен на отражение повышенного желания, он приобретает оттенок формальности, подчеркивающий уважительное отношение к допрашивающим.

Спрашивая бабушку, поедет ли она с музыкантами ко двору короля, Екатерина снова использует транспозицию вопросительного предложения в форму отрицательного и разделительный вопрос, надеясь, что бабушка, видя, как внучка рассчитывает на положительный ответ, не захочет расстраивать её и согласится: “You would take your musicians, would you not, Grandmother? You would take me?” [41]

Когда Екатерину обвиняют в любовной связи с её учителем музыки лишь с целью получения удовольствия, девушка использует лексический хиазм, который делает боле значимыми обе части высказывания: “I love Henry and he loves me.” [41] Она старается подчеркнуть, что главное в их отношениях

- любовь, причем, что важно, любовь с обеих сторон.

Редкий случай, когда Екатерина испытывает чувство гнева, но именно в таком состоянии она пребывала, когда незнакомая девушка рассказала ей об измене её возлюбленного:

“Do not touch me!” [41] В речи появились предложения в повелительном наклонении, которое не типично для нежной Катерины. Таким образом она пытается оттолкнуть изменщика;

“Fie upon him!” [41] Девушка красноречива в гневе, использует неодобрительный фразеологизм, ярко передающий её чувства;

“…that I despise you, that I hate you, that I never wish to see you again!” [41] Наш персонаж использует прием нарастания, так как считает, что одного глагола недостаточно для передачи её ненависти к этому человеку во всей полноте.

Екатерина умеет располагать к себе людей, особенно нежна она с мужчинами. Пример её общения с Фрэнсисом Дерхэмом и Томасом Калпеппером:

“Ah! <…> I feel safe then with you!”; “You are very kind.” [41] Наш персонаж знает, что льстит мужчинам, поэтому говорит об их храбрости и доброте. По такому же сценарию развивались её отношения с кузеном Томасом, она говорила, что он “brave”, пыталась его отблагодарить - “I do not know how to thank you” [41];

“Glad I am too!” [41] С помощью инверсии она подчеркивает, насколько счастлива, что встретила Фрэнсиса;

“…loving thee.”; “Thou wilt never live to say…” [41] Во время общения с Дерхэмом обращается к нему “thou” (“thee”), а не “you”, что свидетельствует о более теплом отношении к нему, чем к другим;

“I shall die of sorrow…” [41] Гипербализирует тяжесть разлуки с Дерхэмом;

“…but never, never could I bear that harm should come to you through me.”

[41] Инверсия, использованная вместе с повтором, призвана отразить и подчеркнуть то, как сильно Катерина переживает за Калпеппера;

“Oh, will you?”; “Oh, Thomas! You have a sword too?” [41] Междометие “oh” стоит на первом месте по частотности его использования в высказываниях Катерины. Чаще всего оно передает восхищение или приятное удивление девушки (в большинстве случаев - восхищение мужчинами), как в данных примерах, реже - испуг. Во втором примере произведена транспозиция вопросительного предложения в форму утвердительного, что передает одновременно и факт того, что Екатерина знает, что у Томаса есть меч, и отражает её восторг от этого. Она и знает, что это так, и не может в это поверить;

“Good night, dear <…> Thomas.” [41] Своё расположение к Томасу она широко передает лексически. В данном случае ею использовано нежное обращение “dear” (важно отметить, что Екатерина решилась на это обращение, видя Томаса впервые). В ходе диалога она несколько раз называет его смелым, сравнивает с рыцарем, называет его приключения удивительными.

Перед казнью Катерина произносит “And since the fault is mine, mine also is the suffering…” [41] Здесь использован хиазм и анадиплосис. Оба приема демонстрируют взаимосвязь между причиной и следствием (это моя вина, поэтому я страдаю), высказывание в целом становится более ритмичным, что также способствует его выразительности и значительно более яркому отражению в сознании слушающих.

Генрих VIII

Внешность короля была примечательной: “…the proud set of the head on the shoulders, the dazzlingly fair skin, the vital hair that was almost the colour of gold, the small sensual mouth, the bright blue eyes…” [42:13] В начале своего правления он был рыжеволосым красавцем, надеждой народа. Сначала так и было: он отменил тяжелейшие налоги своего отца, покровительствовал ученым, стал устраивать праздники, организовывать красоту вокруг себя, ведь и сам он был ослепительным, носил одежду, украшенную драгоценными камнями, увлекался девушками. Но со временем он начал меняться, и вместе с ним и его внешность. Из спортивного веселого юноши он превратился в тучного, неприятного мужчину, его чувственный рот стал тонкой полоской, кривящейся от злости, дыхание его стало зловонным, словно и душа его прогнила, глаза налитыми кровью. И в этот период он начал вершить свои кровавые дела, от его красоты не осталось ничего.

Ве рба льн о -с е ман тич е с кий у ровен ь

Идиома (относится с презрением и неуважением к отцу) из условно- интериоризованной речи: “…marrying her was like snapping his fingers at his father»s ghost.” [42:64]

В английском языке принято тему смерти эвфемизировать, но Генриху это не свойственно, он не осознает ценность чужой человеческой жизни, поэтому с легкостью прямо о ней говорит: “He did not care to disparage the dead…” [42:64]; “Culpepper should die the death of a traitor.” [41]

Такая же ситуация складывается в его речи с темой Бога. Он позиционирует себя человеком религиозным, получает от Папы титул защитника веры, но с удивительной частотой вспоминает имя Господа напрямую всуе, нарушая одну из заповедей “You shall not take the name of the Lord your God in vain.” [41] А заповеди Генрих знал хорошо, так как изначально его готовили именно в монахи, а не короли. Генрих, возможно, неосознанно обесценивает Бога, его имя, так часто напрасно произнося его, тем самым он выдает свое истинное отношение к религии и демонстрирует, что все его сделки с совестью бесполезны, и он лишь прячет свои злодеяния за ширмой веры. Пример ( 5 п.1): “By God's body…” [42:91, 218, 252, 272]

Не удивительно, что метафора “my mother is the Church” [42:130] появилась в речи Генриха, воспитывавшегося для будущего служения

монахом, а затем использовавшего веру, религию для оправдания своих поступков.

Как и Томас Мор, Генрих часто употребляет в речи слово “must”, но в отличие от Мора он употребляет его не по отношению к себе, а ко всем окружающим. Это выдает его деспотичную и требовательную натуру: “You must learn to love our English ways, sweetheart.” [42:65]

Повелительное наклонение - обычное явление в речи Генриха. Это очень естественный способ донесения своих желаний и вообще стиль общения для столь самовлюбленной, властной королевской персоны, как Генрих ( 5 п.2): “Read the verses.” [42:69]; “Get up.” [42:129]; “Start now.” [42:130]

Многие вопросы он задает в форме утверждения, так как уверен, что он всегда прав и не может быть иного ответа: “Ah, it pleases you?” [42:129]

Когда Генрих находится под влиянием сильных эмоций (злость, сильная радость, удивление, ужас), он забывает о грамматике ( 5 п.3): (разгневан трудом Лютера, говорит о написании ответа ему) “Who better than the King of England?” [42:128]

Очень распространенным в речи Генриха междометием является “eh”. Известно, что данное междометие, произнесенное с вопросительной интонацией, призывает собеседника либо продублировать свое высказывание, либо согласиться со словами адресанта, либо предоставить свою собственную точку зрения по теме. Если же оно произносится с интонацией утверждения, то иногда передает презрение, неуважение. В некоторых случаях призвано наладить контакт с собеседником или сделать негативное предложение более мягким [33:103]. Важным моментом является и то, что данное междометие, стоящее в конце высказывания, делает последнее более значимым, более заметным на фоне других реплик [33:105]. В большинстве случаев у короля оно служит для того, чтобы собеседник согласился с ним (Генрих любит быть во всем прав), либо для сокращения дистанции между ним и тем, с кем он говорит ( 5 п.4): “But you have a big family in Bucklesbury, eh, Thomas?” [42:160]

Король очень любит представления, поэтому в передачи автором его речи много многоточий, которые создают театральные паузы, придающие высказываниям Генриха таинственность, возвышенность ( 5 п.5): “Know this, my friend…know this…” [42:91]

Но не всегда многоточие служит театральной паузой, иногда оно передает некоторое замешательство короля, затруднение: “Well…you will arrange them…and set them into a form that…you know of.” [42:128] Здесь мы видим, что королю требуется поработать над своим образованием. Возможно, его больше интересовало «физическое образование», ведь наездником он был превосходным, чего не скажешь о его писательском таланте.

Король иногда говорит о себе в третьем лице: “You do well to speak thus before your King. He likes you for it.” [42:131] Генрих не простой человек, а король, обладающий бесконечным самомнением, поэтому вероятнее всего, что он просто получает удовольствие от своей власти, значимости.

Генрих слишком часто употребляет местоимение «я». Например, в одном абзаце [42:197], состоящем из 6,5 строчек, оно встретилось 8 раз, а всего на этой странице в его репликах “I” появляется 20 раз. Это говорит о его эгоцентризме.

Идиомы и устойчивые словосочетания придают речи короля выразительность ( 5 п.6): “…these two men have <…> the right sow by the ear.” [42:238]

Метафоры также делают речь короля выразительнее ( 5 п.7): (о семейной жизни с Анной Болейн) “It is more pleasing to pluck an apple from the branch which you have seized, than to take one up from a graven dish.” [41]

Красочные сравнения придают высказываниям Генриха экспрессивности, например: “…he puts on years as one would put on state robes.” [41]

Эпитеты также делают речь Генриха выразительнее: “Catherine Howard with her doe's eyes.” [41]

“Thomas's girls were hardly beauties…but pleasant creatures.” [42:235] Существительное “creatures”, использованное в отношении девушек, несет в себе функцию снижения, так как в своем первостепенном значении оно употребляется с животными или вымышленными созданиями. Это значит, что Генрих не ценит женщин, как личностей, в его глазах они необходимы лишь для двух целей: деторождения и удовлетворения его потребностей (конечно, многие в то время воспринимали женщин именно так, но в противовес можно, например, поставить взгляды Томаса Мора на женщин). Некрасивые же женщины его внимания не удостаиваются вовсе. Обращение “wench” также не говорит о его уважении к женскому полу: “You're a pretty wench.” [41] О пренебрежительном отношении Генриха к женщинам свидетельствует и литота в следующем предложении (из условно-интериоризованной речи): “…it was a feminine trait that didn't displease him.” [41] Литота здесь подчеркивает, что в женщинах его раздражает всё, а вот эту черту характера можно как-то потерпеть.

“What have I given him? Riches. Power. Favour.” [42:252] Благодаря парцелляции на выделенных словах фокусируется большее внимание. Для Генриха эти понятия являются значимыми, поэтому он делает столь заметный акцент на них.

В речи Генриха встречается и прием разрядки:

“There hangs a traitor...or what is left of him!” [41] Неожиданное ослабление, созданное данным приемом, демонстрирует жестокость Генриха. Он с иронией смотрит на мертвого человека, который погиб в страданиях (важно отметить, что казни проводились Генрихом по надуманным причинам);

“She should be humble; he would be stern...just at first.” [41] Здесь данный прием отражает политическую сущность Генриха. Он политик и привык разрабатывать стратегию подчинения себе. Это один из примеров. Ход

его размышлений: «Ей следует быть покорной, следовательно, поначалу я буду строгим, пока она не станет такой как мне нужно».

Генрих не отличается элегантностью. Он резкий и бесцеремонный, подчиненный страстям, поэтому естественно, что в его речи часто встречаются грубые лексические единицы: rascals, fool, dolt, paltry wretched boy, knave, wanton, slut, whore [41].

К ог н итивный у ровен ь

Доминирующие концепты

«Власть»: center of attention [42:64], honour the King [42:64], pride [42:64], power [42:252], possession [41], King's command [41], govern [41]. Данный концепт проявляется в следующем изречении Генриха: “You ought to know that it is in my power in a single instant to lower you further than I raised you up!” [41];

«Совесть»: conscience [42:198, 200], honest man [42:199], good man [42:205], search soul[41], repent[41], justice[41]. Данный концепт проявляется в следующем изречении Генриха: “But as man of conscience, I respect a man of conscience…” [42:218];

3. «Религия»: God [42:128, 197, 198], monk [42:127], devil [42:127], church

[42:130], faith [42:131, Mass [42:197], evil-doer [42:197], devout [42:197],

religious [42:198], Bible [42:198], sin [42:198], Heaven [42:198], Divine

[42:198], pious [41], Christ [41], Holy Church [41], faithful [41], Lord [41], confess [41]. Данный концепт проявляется в следующем изречении Генриха: “I am a devout man.” [42:197];

«Богатство»: glorious [42:63], glittering jewels [42:63], rich [42:63], wealth and treasure [42:63], lavish [42:64], precious [42:205], сheaply [41], treasured [41], great price [41]. Данный концепт проявляется в следующем

изречении Генриха: “I would rather beg from door to door than forsake you!” [41];

«Любовь»: passion [42:64], desired her [42:64], cherish [42:199], love [42:199], beloved [42:205], mistress [42:205], bedfellow [41], take this girl [41], was drawn [41], fall in love [41], еager [41], amorous life [41], carnal desires [41], fancied, caress [41], adultery [41], lovers [41]. Данный концепт проявляется в следующем изречении Генриха: “It was but manly to love; there was little harm in a dash of light loving here and there. [41]”;

«Красота»: beauties [42:235], elegant [41], pretty [41], lovely [41], handsome [41], charming [41], perfect creature [41], irresistible [41], graceful limbs [41]. Данный концепт проявляется в следующем изречении Генриха: “…his head is too handsome to be struck off his shoulders.” [41];

«Развлечения»: be gay [42:64], entertainment [42:64], masque [42:64, 93], jousts and pegeants [42:64], gaiety [42:64], ball [42:66], feast [42:66]. Данный концепт проявляется в следующем изречении Генриха: “Is it not better to delight the people with pageants and joyful feasts than to store up treasure in great coffers?” [42:66];

«Жестокость»: pillory [42:67], executed [42:67], blood flow [42:67], the death that awaits a traitor [42:91], dungeon [42:93], penalty [42:198], punishment [41], treasonable offense [41], have his head off [41]. Данный концепт проявляется в следующем изречении Генриха: “…blood will flow--that I swear!” [41];

«Образование»: learned [42:69], ignorant [42:68], tutor [42:69], scholars [42:69], study [42:198], clever [41]. Данный концепт проявляется в следующем изречении Генриха: “They (scholars) are the brightest jewels in our crown.” [42:69]

Праг матич е с кий у ровен ь

В диалогах с совестью у короля доминирует аргументирующая речевая интенция, ему было необходимо убедить свою совесть, а в действительности себя, в своей правоте и невинности. В том числе характерными для Генриха являются эмоционально-оценочная и, конечно, агитирующая интенции. Король стремился управлять всеми, включая свой внутренний голос. Считая себя Богом на земле, Генрих категорично оценивал поступки других людей.

Генрих часто беседует сам с собой и своей совестью, в основном он пытается убедить себя в своей невиновности, оправдать те или иные действия. Например, рассуждение об отсутствии наследника: “The fault cannot be mine. Six times I hear mass each day, <…>. I confess my sins with regularity; the fault cannot be mine.” [41] Рамочный повтор делает его высказывание более убедительным.

Снова из диалога с совестью: “…never was I so drawn to a woman; never before have I felt myself weak as I would be with her.” [41] С помощью инверсии он надеется убедить совесть, что это особенный случай, что никогда такого с ним не происходило, что это не очередная любовница, а настоящее чувство.

Генрих иногда, рассуждая о себе, своих поступках использует не местоимение “I”, а слово “one”: “One could never know the secret of families.” [41] Тем самым он хочет подчеркнуть, что эта проблема касается не только его, а практически всех, он проводит обобщение, тем самым в очередной раз старается заглушить свою совесть.

Как бы Генрих не пытался себя успокоить, он прекрасно понимает, с какой целью он пытается избавиться от Екатерины Арагонской, своей первой жены. Из его условно-интериоризованной речи: “...and because her body was shapeless with much fruitless child-bearing, and because he never had liked her pious Spanish ways for more than a week or two, because he was beginning to dislike her heartily, he blamed the Queen.” [41] Это речь его внутреннего голоса, который еще пытается пробудить в короле совесть. Мы видим прием ретардации, и благодаря созданному им напряжению конечная фраза

становится обоснованнее, кажется основательно доказанной, чего и добивается внутреннее «я» Генриха.

Одной из особенностей речи Генриха является использование сокращений во время формальных и неформальных бесед. Во время деловых разговоров с высокопоставленными личностями (исключением являются ближайшие советники) он, как правило, не использует их, а во время дружеских диалогов или деловых бесед с людьми не очень знатного происхождения он намеренно становится проще с целью вызвать доверие нужных ему людей и допускает сокращения: (с первой женой Екатериной Арагонской) “I'll tilt against Brandon. He'll be a match for me.” [42:66]; “That's the man I am.” [42:93]; (с Томасом Кромвелем, ближайшим советником и кардиналом) “`Twere an affront to us…” [41]; “…`twas I who brought the wench to court.” [41]

Король знает, как располагать к себе людей, которые нужны ему. Уговаривая Томаса Мора служить при дворе, он пользуется сразу несколькими приемами:

“Come here, my friend.” (Томасу Мору) [42:93] К полезным ему людям он часто обращается именно так, давая понять, какие перспективы открываются перед человеком, если король - его друг. Помимо этого, само слово “friend” должно располагать собеседника к говорящему. Аналогичная функция у обращения в примерах “I would say to you, my lord” [41] и “good Cranmer” [41];

“Man, I offer you great rewards.” [42:94] Фамильярное дружеское обращение “man” также сокращает дистанцию между адресантом и адресатом;

“Suffice it that it was humble…most humble, eh, Master Wolsey?” [42:94] Генрих, показывая на примере кардинала Уолси, как он из самого ничтожного человека сделал самого значительного после него, использует любимую театральную паузу, отраженную в тексте многоточием. Причем в данном случае многоточие поставлено непосредственно перед “most humble”, выделяя его и демонстрируя еще раз, как высоко король может поднять угодного ему человека. Также здесь употреблено междометие “eh”, которое, как мы писали выше, обладает фатической функцией;

“I'll tell you.” [42:94] Использование сокращений всегда делает речь неформальной, что в данном случае создает обстановку дружеской беседы.

Для Генриха характерно во время первых встреч с новыми людьми в его окружении или тогда, когда он проявляет свою милость, использовать по отношению к себе местоимение «мы», подчеркивая свое высокое положение и дистанцию между своей особой и ими:

(первая встреча с Томасом Мором) “We like our poets.” [42:68]; “We feel ourselves but ignorant when compared with such learned men.” [42:68];

“You dare to stand before us…your King…” [42:91];

(позволяет Томасу Мору не уезжать в Испанию) “And we consider it met that her father should be in London…” [42:160];

(с Марией Болейн) “It does please Our Grace. It pleases us mightily.” [41]; “We demand a kiss in payment for your sins!” [41];

(реакция на то, что Анна Болейн не вышла встретить короля по причине головной боли) “Tell her we excuse her and wish her good speed in her recovery.” [41]

Свой гнев король проявляет не только повышением голоса и яростным взглядом, но и выбором особых лексических единиц, как в данном случае: “I know your words, sirrah!” [42:84] Существительное “sirrah” является обращением к человеку, который ниже по статусу. Генрих осознанно использует данное слово, чтобы еще раз продемонстрировать свое превосходство и напомнить собеседнику о его месте. Здесь соединяются угроза и надменность.

Когда королю нужно, чтобы с ним непременно согласились, он задает вопрос в форме утверждения, и у собеседника не остается выбора: “You remember the protest I made?” [41] Thomas looked in surprise at the King. “I remember, Sire.” [42:198] Генрих спрашивает у Томаса Мора, помнит ли тот, как он выступал против своего брака с Екатериной. Конечно, Томас знал, что протестовал он лишь по приказу Генриха VII, а не по своей воли из-за религиозных соображений, как утверждает сейчас, но теперь ему выгодно так говорить, чтобы расторгнуть его и вступить в новый с Анной Болейн. Томасу Мору не оставалось ничего, кроме как согласиться.

Генрих твердо решил развестись с Екатериной, и ему нужна была поддержка Томаса Мора в этом, так как к мнению последнего многие прислушивались. Король догадывался, что Мор будет против, поэтому он долго беседовал с ним о своей страдающей совести, о необходимости наследника. Генрих задавал вопросы в риторической форме и сам же сразу на них отвечал, чтобы Томас не имел возможность высказать свое неугодное королю мнение. Например: “Was this King an evil-doer? Nay, Thomas.” [42:197] “Can it find favour in the sight of God? And what of a man and woman who <…> continue to live in such a marriage? Nay, this state of affairs cannot go on.” [42:199] Намекая на то решение, какое следует принять Томасу, Генрих выделяет интонационно притяжательное местоимение “your” (выделение курсивом в тексте) и сравнивает совесть Мора со своей, давая понять, что к аналогичному выводу должен прийти Мор после диалога со своей совестью: “…I would have you obey your conscience as I am obeying mine.” [42:200]

Заставляя Томаса стать канцлером, Генрих в основном воздействовал лексически: “Your King commands you”, “we command you to it”, “we will take no refusal”, “it is your bounden duty”. [42:217]

Во время первой встречи с Алисой Мор Генрих ведет себя снисходительно. Например: “There…there…” [42:234] Идиома “there, there” - это выражения для успокоения человека, пребывающего в тревожном, огорченном состоянии, в большинстве случаев применяется для плачущих

детей. Свойственно данное выражение разговорному стилю. Король этим демонстрирует одновременно и покровительственный тон (Генриху нравится мысль, что он, король, который бывает на банкетах в лучших замках, не гнушается обычной пищи в совершенно непримечательном доме), и неформальность общения, располагающую к себе.

Общение с Анной Болейн:

“You like not our court gallants?”; “And you are sorry to return?” [41] Генрих прибегает к транспозиции вопросов в утвердительную форму, так как хочет продемонстрировать, что ответ ему уже известен и его он волнует (король ревностно относился ко всему французскому);

“Too much sauce <…> is apt to spoil a dish.” [41] С помощью метафоры предупреждает её, что стоит относиться уважительнее к королю;

“Mistress, you try our patience sorely.”; “Mistress Anne Boleyn…” [41] Легко было понять, что Генрих недоволен Анной, благодаря обращению “mistress” (в моменты, когда он был ей доволен, этого обращения не было, тем более Генрих был не склонен в принципе использовать подобное обращение к женщинам);

“Sweetheart...”; “But my love for you...” [41] Ни одна женщина не вызывала у короля робости, кроме Анны. Апозиопезис в приведенных примерах подтверждает это. Анна приказала оставить её в покое, а он не мог и продемонстрировал свой страх потерять её с помощью речи;

“Have no uncertainty of me, darling!” [41] В лучшие годы их отношений Генрих называл Анну либо “sweetheart”, либо “darling”, чем демонстрировал свое расположение. Пока обращения его были нежными, Анна могла не беспокоиться;

“Only when the divorce is complete can I make you my Queen.” [41] Инверсия выделяет “can”, что подчеркивает то, что король давно бы уже сделал Анну королевой, если бы всё зависело лишь от его желания, но реальность иная;

“There was never one such as thee, my Anne!” [41] Сердечное в этом контексте обращение “thee” акцентирует внимание на степени значимости Анны для Генриха;

“You close your eyes, as your betters did before you!” [41] Контраст между общением с Анной раньше и сейчас, когда король устал от неё, очевиден. Местоимение “you” делает высказывание еще более грубым, чем оно могло бы быть без него, также отсутствуют привычные нежные обращения.

“…and she had laughed at him, jeered at him . . . with her brother and Weston and Brereton and Norris.” [41] В данном примере с помощью полисиндетона король в общении с самим собой пытается еще больше настроить себя против Анны, чтобы с чистой совестью избавиться от нее. Многосоюзие создает эффект большого множества людей, которые насмехались над ним по вине Анны.

“Norris, I know thee for what thou art, thou traitor!” [41] Местоимения “thee”, “thou” используются в данном контексте в функции передачи презрения, которое и хотел донести Генрих до Норриса, с которым, как утверждалось, ему изменила Анна.

Общение с Джейн Сеймур:

“Hi, there! What want you?” [41] Общение с Джейн было всегда небрежным, он относился к ней с гораздо большим высокомерием, чем к остальным женам, всегда указывал ей, где её место. В данном примере он не соблюдает грамматические нормы, словно опускаясь до её уровня;

“You are a fool!” [41] Генрих позволял себе оскорбления по отношению к ней, снова намекая на её место в его мире;

“What ails thee? <…> Dost not see I am occupied with matters of state!” [41] В данном контексте “thee” уже представлено в функции обращения к человеку, который ниже тебя по положению, и появляется оттенок презрения;

“Be off! <…> And meddle not in my affairs!”; “Get up!” [41] Повелительным наклонением, часто используемым королем в диалогах с Джейн, он ещё раз демонстрировал своё доминирование.

“What remedy but to put my head in the yoke and marry this...What remedy but to marry this great Flanders mare!” [41] Апозиопезис, символизируюший непреднамеренную паузу в речи Генриха, вызванную гневом, и метафора ярко демонстрируют презрение, испытываемое им к Анне Клевской.

Общение с Катериной Говард:

“Sweet Catherine! The sweetest of women! The rose without a thorn!” [41] Намерением Генриха было максимально продемонстрировать свое восхищение Катериной, так как он был благодарен ей за то, что она вернула ему радость жизни. Нежное обращение, превосходная степень прилагательного и элегантная метафора служат средством достижения цели;

“There, there, sweetheart…”; “Now now, sweetheart…” [41] Генрих понимал, что Катерина - ещё ребенок, и старался её успокоить, оградить от потрясений. В речи он использует типичные для успокоения преимущественно детей средства “there, there” и “now, now”.

2.2 Сопоставительная характеристика языковых личностей

персонажей

Для представления результата исследования языковых личностей персонажей романов «В канун дня Святого Томаса» и «Путь на эшафот» на базе их внутренней, внешней и условно-интериоризованной речи нами было выбрано три наиболее интересных и контрастирующих друг с другом персонажа - Томас Мор, Алиса Миддлтон и Генрих VIII.

Портретная характеристика героев: внешность персонажей резонирует с их внутренними качествами. Непримечательная внешность Мора соответствует его скромной натуре, а его лучащиеся глаза - неискоренимой

жизнерадостности, плотная фигура Алисы и обладание тонкими губами - силе духа и присущей ей грубости, поменявшаяся со временем внешность Генриха, отличительными чертами которой стали тучность, зловонность, краснота глаз и тонкость губ, отражала его жестокость и греховность.

Социальный статус: все трое являются представителями различных классов, в следствие чего расходятся их взгляды на мир и его восприятие. Это также отражается в их доминирующих концептах. Концептосферу Томаса Мора составляют концепты сочувствия, семьи, религии, справедливости, чести, образования, у Алисы - статуса, семьи, практичности и животных, у Генриха - власти, совести, богатства, религии, любви, красоты, развлечений, жестокости и образования. Если сравнивать, то очевидным становится факт, что картина мира Томаса Мора наиболее глубокая, его интересуют различные сферы жизни, он привык размышлять и созидать, у короля также достаточно большой набор концептов, составляющих его картину мира, но тут становится решающим качество этих концептов. Он воспринимает мир с потребительской точки зрения, даже благородные концепты любви и религии представлены в его сознании искаженно, как средство удовлетворения его потребностей и достижения целей. Алиса Миддлтон достаточно ограничена в своем восприятии мира, её не волнуют никакие философские вопросы, она не склонна анализировать окружающую действительность.

Способность к оценке и рефлексии: больше всех к оценке, самооценке и рефлексии склонен Томас Мор, не прибегает к ним вовсе Алиса, а Генрих делает это очень специфически, он старается не оценить адекватно то или иное событие, свой поступок, а стремится в ходе этой оценки оправдать себя в любом случае, в результате чего этот процесс обесценивается вовсе.

Речевая характеристика: речь Томаса Мора очень богатая, выразительная, наполненная различными стилистическими приемами, среди которых выделяются оксюморон, зевгма, метонимия, метафора, неологизм, ирония, каламбур, эвфемизм, аллюзия, полисиндетон, литота, сравнение, транспозиция синтаксических структур, антитеза, инверсия, параллелизм,

идиома, апозиопезис. Предложения, которые составляет Мор, часто распространенные, осложненные. Легко оперирует синонимами, не допускает употребление бранных слов. Томас склонен говорить на книжном языке, а также переходить из одного стиля в другой в зависимости от ситуации. Речи Алисы тоже присуща выразительность, но достигается она однообразными способами, а конкретно восклицательными односоставными предложениями, ограниченным набором междометий, анадиплосисом, параллелизмом. Ей свойственно изъясняться короткими предложениями с использованием сокращений и грубых слов, переключаться с присущего ей разговорного стиля она не в состоянии, словарный запас характеризуется скудностью. Речи Генриха присуща театральность, которая передается использованием многоточий. Выразительность его речи достигается в основном за счет использования междометий, идиом и метафор, иногда использует сравнения, прием разрядки, парцелляцию, часто позволяет себе употреблять грубые слова. Отличительной чертой его речи является использование по отношению к себе местоимений третьего лица или первого множественного. С легкостью способен переключаться с одного стиля общения на другой.

Прагматика общения: в речи Томаса Мора встречаются разные речевые интенции, например, аргументирующая и эвристическая (то есть у него существует потребность обсуждать с другими людьми волнующие его темы и приходить коллективно к выводам), так же у него четко прослеживается контактоустанавливающая установка. Преобладающими речевыми интенциями у Алисы можно считать интенции агитирующую, эмоционально- оценочную и установку продемонстрировать свою значимость. Среди доминирующих речевых интенций короля мы выделили агитирующую (то есть побуждающую к действию), убеждающую и гедонистическую (когда первостепенной целью коммуникации является получение удовольствия от самого общения), которая переплетается с потребностью показать свою власть.

Отличия персонажей и их контакты друг с другом способствуют лучшему раскрытию их языковых личностей, что важно для их изучения.

Выводы по главе II

Во второй главе было практически проверено, что изучение созданных персонажем речевых высказываний, исследование языковых средств, выбранных персонажем, определение круга концептов, релевантных для этой личности, доминирующих целей и потребностей в общении, - все это дает возможность аргументированно определить тип языковой личности. На основе этого сделать вывод о характере и определяющих чертах персонажа: жизненных установках и их смене, образованности и отношении к образованию, религиозности и отношению к религии, уровне культуры, социальном положении, личностных особенностях личного характера. Например, благодаря многочисленным аллюзиям, цитированию на латинском языке, длинным распространенным и осложненным предложениям становится очевидным факт о высоком интеллектуальном развитии Томаса Мора, в то время как регулярное использование одних и тех же слов в идентичных ситуациях, подчеркиваемое использованием междометий и односоставных предложений презрение к ученым людям свидетельствует о низком уровне образования Алисы Миддлтон. Анализ концептов двух сестер Анны Болейн и Екатерины Говард продемонстрировал огромную разницу в их картинах мира. Среди концептов Анны Болейн мы выделили гордость, честолюбие, любовь, красоту, религию, что говорит об амбициозности её натуры, силе духа, элегантности. У Екатерины Говард удалось определить среди концептов лишь любовь, милосердие и страх. Такое положение дел является результатом жизненных обстоятельств, порочащей среды, в которой она росла, что сказалось на её личности. В её жизни главным оказались чувственные удовольствия, так как оно время это было единственной возможностью получить положительные эмоции, пережитые в детстве неприятности воспитали в ней чувство сострадания и страх перед всем, что она не была в состоянии контролировать. При рассмотрении прагматического уровня языковой личности на примере короля Генриха среди его преобладающих речевых интенций хочется отметить аргументирующую, причем часто она была направлена на него самого, когда он старался убедить себя в правильности своих решений, когда прекрасно знал, что это не так. С этой целью он использовал прием рамочного повтора и инверсию.

Также был сделан вывод, что рассматривать стилистические приемы, с помощью которых оформлены различные речевые особенности языковых личностей персонажей нужно непременно в контексте, чтобы верно истолковать их функции и правильно интерпретировать содержание языковой личности персонажа. Например, многоточия в речи Томаса Мора в большинстве случаев передавали его мечтательную натуру, в то время как в речи Генриха они чаще всего использовались для создания «театральных пауз» с целью нагнетания драматичности момента и придания ему большей значимости.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Данная работа была посвящена анализу языковых личностей персонажей по трем уровням, выделенным Ю.Н. Карауловым: вербально- семантическому, когнитивному и прагматическому. По итогам проведенного исследования можно сделать следующие выводы.

Понятие языковой личности на современном этапе развития науки является популярным в работах по лингвистике и смежных дисциплинах и определяется как человек, способный создавать и перципировать тексты, которые отличаются друг от друга уровнем структурно-языковой сложности, глубиной и четкостью отражения существующей реальности и определенной целевой устремленностью. Необходимым представляется изучение языковой личности непременно по трем выделенным уровням, не ограничиваясь вербально-семантическим, так как полноценное изучение языковой личности предполагает исследование её языковой картины мира, мотивов в общении, способов коммуникативного поведения.

Изучать персонажа художественного текста в качестве языковой личности позволяет то, что истинным адресантом всех созданных персонажем высказываний является автор, но при этом в ходе нашего исследования было обнаружено (а скорее подтверждено, так как подобные выводы были сделаны еще до нас), что при чтении и анализе речи персонажа легко абстрагироваться от личности автора и воспринимать персонажа не как условную языковую личность, которой он является, а как реальную.

Было выявлено, что вербально-семантический и прагматический уровни тесно связаны, так как мотивы и коммуникативные установки языковой личности определяют выбор тех или иных вербально-семантических средств в соответствии с целями общения. Когнитивный уровень также находит свое отражение в лексиконе человека. Подтверждено мнение, что систематизировать коммуникативные установки, потребности практически невозможно из-за их кажущейся безграничности, поэтому целесообразно рассматривать индивидуально каждый случай и сразу делать некие умозаключения. Выявлено, что на вербально-семантическом и когнитивном уровнях невозможно основательно определить умения личности плодотворно взаимодействовать с другими людьми, для этого необходим анализ прагматического уровня.

В ходе работы было обнаружено, что эффективным способом создания языковых личностей персонажей является использование различных стилистических приемов. В анализируемых нами романах они представлены в следующем процентном соотношении: использование сокращений - 17,2%, употребление идиом - 13,2%, метафора - 9,3%, апозиопезис - 5,9%, ирония - 6,4, инверсия - 4,4%, антитеза и красочное сравнение по 3,4%, транспозиция синтаксических структур, аллюзия и эллипсис занимают по 3%, риторический вопрос - 2,5%, полисиндетон, параллелизм, эпитет и гипербола составляют каждый по 2%, метонимия, литота, анадиплосис и разрядка - по 1,5%, каламбур, рамочный повтор и хиазм - по 1%, а неологизм, оксюморон, зевгма, эвфемизм, металепсис, парцелляция, ретардация, нарастание и апокойну - лишь по 0,5%. Очевидно, что наиболее используемыми приемами можно считать сокращение, идиому, метафору, апозиопезис, иронию и инверсию. Однако стоит отметить, что те приемы, которые оказались наименее представленными в романах, имеют при этом большую значимость, так как их появление в речи персонажей, как правило, раскрывает ключевые черты и устремления языковых личностей персонажей, то есть обладают при своей немногочисленности высокой качественностью.

Нами отмечено широкое использование морфологических характеристик частей речи для создания ЯЛ персонажей. Здесь можно упомянуть повелительное наклонение глагола, страдательный залог глагола, условные предложения, особенное употребление местоимений. Выявлено, что синтаксис также участвует в формировании ЯЛ и несет важную информацию о ней. Выше уже были выделены некоторые синтаксические стилистические приемы (например, параллелизм, парцелляция, антитеза), помимо них нами определена важная роль односоставных предложений для характеристики ЯЛ персонажей, наличие или отсутствие сложных предложений в речи персонажей, употребление дативных конструкций. Выяснено, что не только наличие тех или иных приемов может создавать образ ЯЛ, но и их отсутствие. Например, определенные выводы можно сделать о ЯЛ персонажа, отметив, что он не использует эвфемизмы, где принято. Огромное значение для описания ЯЛ персонажа художественного произведения играет анализ лексических единиц, используемых персонажем, в частности исследование способности персонажа употреблять синонимы, анализ своеобразия выбора ЛЕ в определенных ситуациях и выявление на основе этого мотивов, преследуемых персонажем в конкретном случае, изучение склонности к использованию грубых ЛЕ, междометий, частоты и особенностей употребления ЛЕ, относящихся к концептосфере персонажа. Обнаружена необходимость изучения умения персонажа переключаться с одного стиля на другой, случаев допущения персонажем нарушения грамматических норм, специфику употребления выражений на иностранном языке, адекватности ответов в диалогах. Только анализ всего вышеупомянутого в совокупности позволяет рассмотреть ЯЛ персонажа максимально подробно.

Исследование языковой личности персонажа остается важным направлением в науках, связанных с языком, на данном этапе. Перспективы дальнейшего анализа языковых личностей персонажей романов Джин Плейди видятся нам в популярном сейчас изучении основных эмоциональных концептов персонажей данных романов и сравнении их с эмоциональными концептами персонажей романов данного автора, посвященных другим эпохам, и создании на этой основе классификации психотипов языковых личностей персонажей в романах Джин Плейди.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК:

Алефиренко Н. Ф. Лингвокультурология. Ценностно-смысловое пространство языка: учебное пособие. Москва : Флинта, 2016. 360 с.

Андреев А.Н. Культурология. Личность и культура: учебное пособие. Минск : Дизайн ПРО, 1998. 160 с.

Аникин Д. В. Исследование языковой личности составителя «Повести временных лет» : дис. … канд. филол. наук. Барнаул, 2004. 205 с.

Артюшков И. В. Внутренняя речь и ее изображение в художественной литературе (на материале романов Ф.М.Достоевского и Л.Н.Толстого) : автореф. дис. … д-ра фил. наук. Москва, 2004. 46 с.

Бабайцева В. В. Современный русский язык : учебник для студ. пед. ин- тов : в 3 ч. / В. В. Бабайцева, Л. Ю. Максимов. - М. : Просвещение, 1987.

- Ч. 3. Синтаксис. Пунктуация. - 256 с.

Бахтин М.М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук. СПб. : Азбука, 2000. 336 с.

Богин Г. И. Современная лингводидактика : учебное пособие. Калинин

: КГУ, 1980. 60 с.

Богин Г. И. Модель языковой личности в ее отношении к разновидностям текста : автореф. дис. … д-ра фил. наук. Ленинград, 1984. 50 с.

Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание : под ред. М. А. Кронгауза : пер. М. А. Кронгауза. М.: Русские словари, 1996. 416 с.

Виноградов В. В. Избранные труды. О языке художественной прозы. Москва : Наука, 1980. 362 с.

Виноградов В. В. О теории художественной речи. Москва : Высшая школа, 1971. 240 с.

Волков И. Ф. Теория литературы : учеб. пособие для студ. и преп. Москва : Просвещение, 1995. 256 с.

Воркачев С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филологические науки. 2001. №1. С. 64-72.

Ворожцова И. Б. Основы лингводидактики : учебн. пособ. для студ. высш. уч. завед. Ижевск : Удмурт. гос. ун., 2007. 113 с.

Вторичная языковая личность - результат обучения иностранным языкам / О. В. Гаврилова // Докл. на всерос. межд. научн.-метод. конф., г. Бузулук, 3 - 5 февр. 2016. Оренбург, 2016. С. 1990-1993.

Гальскова Н. Д. Современная методика обучения иностранным языкам: Пособие для учителя. Москва : АРКТИ, 2003. 192 с.

Гинзбург Л. Я. О психологической прозе. Москва : INTRADA, 1999. 413 с.

Грамши, А. Тюремные тетради : под ред. Э. Я. Егермана : пер. Э. Я. Егермана. М.: Изд. иностранной литературы, 1959. 565 с.

Давлетова Т. А. Персонаж художественного произведения как языковая личность // Вестник ВГУ. 2016. № 2. С. 11-12.

Жумагулова, Н. С. Модель языковой личности Г. И. Богина в ее отношении к современности [Электронный ресурс]. - Режим доступа URL: http://repository.enu.kz/bitstream/handle/123456789/4246/model%27- yazykovoi-lichnosti.pdf, свободный (дата обращения: 16.05.2017)

Журавлев, А. Л. Социальная психология [Электронный ресурс] / А. Л. Журавлев.- Электрон. текст. дан. - Режим доступа URL: http://studopedia.ru/4_50222_vvedenie.html, свободный (дата обращения: 04.11.2016)

Иванова И. П., Чахоян Л. П., Беляева Т. М.. История английского языка. Учебник. Хрестоматия. Словарь. СПб. : Лань, 1999. 512 с.

Ильиш Б. А. История английского языка. Москва : Высшая школа, 1968. 419 с.

Караулов Ю.Н., Русский язык и языковая личность. Москва : ЛКИ, 2010.

264 с.

Красных В.В. Коммуникативный акт и его структура // Функциональные исследования. 1997. № 4. С. 34 - 49.

Кыштымова Т. В. Понятие «языковая личность» в современной лингвистике // Вестник ЧГПУ. 2014. №6. С. 237-244.

Маслова В. А. Лингвокультурология: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. Москва : Академия, 2001. 208 с.

Немов Р. С. Психология личности: учебник. Москва : Юрайт, 2015. 739 с.

Орлова Е.И. Образ автора в литературном произведении: Учебное пособие. Москва : МГУ, 2008. 44 с.

Рындина Ю. В., Дериглазов С. С. Социокультурная компетенция младших школьников: структура и содержание // Молодой ученый. 2015. №9.1. С. 82-85.

Седов К.Ф. Дискурс и личность: эволюция коммуникативной компетенции. Москва : Лабиринт, 2004. 320с.

Сухих С.А., Зеленская В. В. Репрезентативная сущность личности в коммуникативном аспекте реализаций. Краснодар : КубГУ, 1997. 332 с

Сытина О. В. Особенности просодической реализации первообразных междометий в диалогическом дискурсе (на материале британских телесериалов и реалити шоу) : дис. …кан. фил. наук. М., 2015. 176 с.

Фатыхова Л. А. Понятие интериоризации и процесc интериоризации речи // Вестник Башкирск. ун-та. 2012. №1. С.194-195.

Халяпина Л. П. Трансформация концепта «языковая личность» в теории и методике обучения иностранным языкам // Известия РГПУ им. А.И. Герцена. 2006. №21-1. С. 91-102.

Храпченко М. Б. Горизонты художественного образа. Москва : Художественная литература, 1986. 439 с.

Эфтор О. В. О подходах к изучению языковой личности // Вестник Челябинского гос. ун-та. 2013. № 37 (328). С. 117-120.

Johnson S., Stevens G. The plays of William Shakrspeare with notes. Vol. 3. Philadelphia, 1805. 450 p.

Jonson, Ben. Poetaster. NJ, 1905. 282 p.

Liberman Anatoly. Dildo: Back and Forth on a Cold Spoor of an Obscenity [Electronic resource] / A. Liberman.- Oxford University Press : electronic blog. Mode of access URL: https://blog.oup.com/2007/02/dildo_back_and_/, free (date of access: 14.03.2017)

Plaidy, Jean. Murder most royal [Electronic resource] / J. Plaidy.- Booksee : electronic library. Mode of access URL: http://booksee.org/book/1711782, free (date of access: 15.11.2016)

Plaidy, Jean. St. Thomas's Eve. London, 1966. 285 p.

Размещено на Allbest.ru