Действие рассказа отличается от реальных воспоминаний писателя. Вместо короткой сцены выноса тела матери, здесь долгие, мучительные метания по заснеженному городку. «Впрочем, иногда кажется - может быть, виной тому воздействие художественнсти - что рассказ с его бесконечной станцией, привокзальной площадью, вагоном, в котором мальчик едет дальше один, то есть «художественная» правда, ближе к действительности, чем признавал сам писатель». Дом с башенкой, вокруг которого блуждал мальчик и зафиксировался в детском сознании как символ смерти матери, не придуман им, и остался тайным наваждением будущего писателя. Именно тайным, то есть правдой, которую он способен был высказать лишь в отчужденно художественной, фикциональной сфере. Может быть, где-то в оренбургской степи, в маленьком городке стоит одноэтажный старый дом с башенкой, символ внезапно грянувшей беды - панического сиротства и одиночества, к которому Горенштейн мысленно возвращался всю жизнь. Стоит, не ведая, какие силы всколыхнул.

В романе Владимира Брагина «В стране Дремучих Трав» (первое издание - 1948 год, второе - 1958) есть глава «Дом с башенкой». Герой романа Сергей Думчев исчез из дома с башенкой в некоем городе Ченске, однако любимая женщина ждёт его и днём, и ночью у «бесонного окошка», и прозвали её «вечной невестой». Адрес дома рассказчику неизвестен. Но можно попытаться его найти. «Какой там адрес! Вот если идти отсюда налево, дойдёте до переулка, а переулок выведет к площади, от нее бульвар идёт, с бульвара повернете во вторую улицу - опять налево. С этой улицы, считай, третий переулок направо. Так вот в этом переулке, на правой стороне, четвертый дом от угла забора. Дом с башенкой». Как видим, и здесь метания, и невозможность найти, и мучительное желание найти. Рассказчик спрашивает себя: «Так зачем же я искал дом с башенкой?» И отвечает: «Главное, что вот-вот - и загадка исчезновения человека, может быть, перестанет быть загадкой». Наконец, нашёл он дом с башенкой: «Постоял, прислушался. В домике было тихо. Слегка шумели тополя. Светило в палисадник бессонное окошко: кто-то кого-то ждал».

Возможно, Горенштейн использовал брагинский образ дома с башенкой как символ исчезновения и роковой потери. Так, Мина Полянская указывает на то, что Горенштейн любил Владимира Брагина.

Главным местом действия в рассказе является вокзал. Заметим, что вокзал как место действия фигурирует у Горенштейна довольно часто. Писатель обладает уникальным объемным эпическим даром. Все его произведения в целом представляются эпопеей. Вокзал же будто макет мощного потока жизни со своим множеством людей, судеб, географических названий, национальностей, языков, культур. В Москве, на Киевском вокзале, два пьяных гардеробщика до смерти забивают амбарным полупудовым замком писателя Зацепу. На вокзале случайно-неслучайно сложил голову несчастливый человек Яков Каша. С вокзала начинаются мытарства Гоши в родном городе (роман «Место»), сюда на долгие часы ожидания чуда гонит его безместное существование. Вокзал - метафора хаоса, бесприютности, скитальчества. Это некое вместилище человеческих взаимоотношений, образ нашей большой, суетной коммунальной квартиры, в которой не каждому человеку найдется местечко. Инстинкт обязательного ночлега на вокзале приобретает характер тревожный, иногда панический. Не решив «квартирный вопрос», вопрос «койко-места», государство не решило ни одну из своих «великих» задач, за которые бралось. Человек без места - это не звучит гордо, коль уж гордость была вписана в мораль новой политической идеологии.

Своеобразным лейтмотивом всего рассказа становится дорога в никуда. Она отражается как на предметном уровне (сам по себе образ вокзала), так и в самой художественной ткани произведения («Поезд шел в темноте, чуть-чуть подсвеченной снегом; казалось, за окнами больше нет жизни, лишь изредка мимо окон проносились какие-то неясные предметы»).

Вокзал в рассказе выступает как символ бесприютности, промежуточности. Таким образом, уже с первого рассказа Горенштейна прослеживается авторская позиция - дома нет, это потом будет выражено и в более поздних повестях и романах писателя («Искупление», «Псалом», «Место»).

Идею «дороги в никуда» отражает и открытый финал рассказа: «Ранним утром кто-то открыл дверь в тамбур, холодный воздух разбудил мальчика, и он еще некоторое время лежал и улыбался…».

С мотивом дороги непосредственно связан образ странника, встречающего на своём пути много людей, мест, но остающимся одиноким. Этот хронотоп также является лейтмотивом в прозе Горенштейна. Это наверное ещё и связано с бесприютством самого писателя и особенностями литературы третьей волны эмиграции, о чём говорилось выше.

С хронотопом дороги непосредственно связан и топос вокзала как промежуточное пространство между осёдлым образом жизни и вечным поиском своего места. Вокзал выступает как метафора хаоса, бесприютного скитальчества.

Мотив дороги выражается в беге мальчика от площади к вокзалу и обратно. «Мальчик плохо различал лица, они были все одинаковые и внушали ему страх». Мальчик встал в очередь за билетом на автобус «за какой-то меховой курткой с меховыми пуговицами на хлястике». Мальчик не видит черты лица, а только лишь какой-то внешний отличительный знак человека. Горенштейн с непревзойдённым мастерством передаёт сознание ребёнка, детали-символы.

Так, одним из важнейших символов сознания мальчика является дом с башенкой. Он трижды возникает в сознании мальчика, пока он ищет больницу, в которую увезли его мать: «Мальчик побежал назад, к эшелону, но запутался и оказался на городской площади с противоположной стороны вокзала. Он успел заметить очередь на автобус, старый одноэтажный дом с башенкой и старуху в шерстяных чулках и галошах, торгующую рыбой». И спустя некоторое время он вновь видит его: «Тогда он вспомнил про площадь, и очередь, и дом с башенкой, и старуху в шерстяных чулках, торгующую рыбой. Он вновь побежал по другую сторону вокзала и увидел все это. Он стал в очередь за какой-то меховой курткой с меховыми пуговицами на хлястике. Но автобуса все не было, и он побежал через площадь, оказался на узкой улице, среди старых, деревянных домов, и здесь вспомнил, что не знает, где больница». И в третий раз, уже узнав где находится больница: «Мальчик повернулся, пошел назад и опять увидел дом с башенкой, очередь и старуху, торгующую рыбой».

Образы людей отсутствуют - это только их метафоры: «меховая куртка с меховыми пуговицами на хлястике», «женщина в ушанке», «шинель с подколотым пустым рукавом».

Характерно, что последний образ отсылает нас к Н.В. Гоголю. Мальчику отвечает не человек в шинели, а именно шинель:

«Тогда он спросил у шинели, где больница.

- Это далеко, - сказала шинель. - Видишь трубу? За трубой еще с километр. На автобусе надо ехать».

На какое-то время целью мальчика становится труба: «Главное было теперь добраться до трубы и найти больницу». Но вблизи труба оказывается «громадной и ржавой, на кирпичном фундаменте». Мальчика окружают старые дома, старики и старухи. Всё это детали мрачного безрадостного бытия.

Идёт уже третий год войны. Мальчик, успокаивая мать, говорит: «Война скоро кончится». Но даже это не радует, люди успокаивают себя, так как впереди ещё много страшного.

Когда мальчик успокоенный выходит из больницы, он идёт на почту. «Почтовые окошки заслоняли чужие спины; куда бы мальчик ни подходил, он всюду натыкался на спины». Это показывает разобщённость людей, никто не проявляет никакого участия друг к другу, каждый сам за себя.

Композиция рассказа носит циклический характер, что отражается на уровне хронотопа. Так, рассказ начинается в вагоне поезда, потом действие перемещается на вокзал, площадь, где и стоит дом с башенкой, потом дорога и больница. Далее всё следует в обратном порядке: дорога, площадь, вокзал, вагон. Центром, таким образом, является больница, где и происходит самое страшное действие рассказа - умирает мать мальчика. Цикличность отражается и во времени - пробуждение, погружение в сон, снова пробуждение. Время суток меняется следующим образом: ночь - утро - рассвет - ночь. Важным моментом для мальчика является ожидание утра в больнице, когда умирает его мать.

Здесь Ф. Горенштейн использует сон как своеобразную метафору смерти. Во сне человек способен забываться. «Мальчику снился дом с башенкой, дядя, старуха, торгующая рыбой, инвалид с сильными, толстыми пальцами и еще разные лица и разные предметы, которые он тут же во сне забывал». Именно поэтому сон так необходим мальчику, который переживает тяжелые дни в своей жизни. Известно, что согласно представлениям древних, сон воспринимался как своего рода временная смерть. Сон для мальчика выступает как своеобразное идиллическое царство, а с другой стороны, погружение в сон для него - это способ уйти от этой страшной жизни.

Финальная сцена - это дорога в никуда с точки зрения экзистенциализма. Это значение придаёт ей и фраза, брошенная стариком: «Неужели это никогда не кончится? - тихо сказал старик и пошел назад».

Интересен в этом рассказе и субъект литературного высказывания. Повествователь рассказа воспринимается как сторонний наблюдатель с позиции «вненаходимости» - это одна из основных особенностей повествования Ф. Горенштейна. Он наблюдает за происходящим, находясь рядом с героем, в душном вагоне, на вокзале, в больнице, но не участвуя в его жизни, это впоследствии также станет основным приёмом его творчества. Автор-повествователь существует внутри исторического времени. Слово рассказчика передано в форме несобственно-прямой речи, в которую введена разговорная конструкция.

«Ночью навалило снегу, труба теперь стояла не на кирпичном фундаменте, а на громадном сугробе. Мальчик прошел мимо и вспомнил, как вчера отдыхал здесь и держался рукой за проволоку. Потом он заметил, что идет по снегу, рядом с протоптанной тропинкой, и, наверно, поэтому так устал. Спина и шея у него были мокрыми от пота, а правая рука, которой он прижимал к себе узел, совсем окоченела».

На всём протяжении рассказа повествование периодически переходит от автора к мальчику.

Вот, пример авторского повествования: «Мальчик повернулся лицом к стенке и закрыл глаза, но все равно не забыл жирную селедку с картошкой и огурцами. Он ел бы все это отдельно, чтоб было больше. Сначала огурцы, откусывая маленькими кусочками, потом селедку с хлебом, а на закуску картошку. Он даже пошевелил губами, повернулся лицом навстречу вкусному запаху и вдруг увидел прямо перед собой большую теплую картошку и половинку огурца и хлебную горбушку с довеском мякоти».

А вот повествование, которое идёт от мальчика: «Потом появился дядя и рядом с ним какой-то инвалид. Инвалид был в морском бушлате и черной морской ушанке. Вместо руки у него был пустой, плоский рукав, а вместо ноги постукивал протез.

Дядя что-то говорил и улыбался, и инвалид тоже говорил что-то дяде, а потом вдруг сунул ему прямо в нос громадную дулю.

Дядя отстранился и опять что-то заговорил, дружелюбно покачивая головой, и тогда инвалид плюнул ему в лицо.

Кудрявая женщина закричала и побежала к дяде, а дядя торопливо утерся ладонью и снова почему-то улыбнулся. Подошел патрульный солдат и потащил куда-то инвалида за единственную руку».

В интонации повествования никогда не прорвётся гнев или осуждение. Повествовательная интонация приближена к обыденности речи, что звучит в очередях, больницах, во время семейных ссор.

Тема сиротства является одной из центральных тем в творчестве Горенштейна. Сиротство предстаёт как метафора, универсальный знак положения человека в мире. Изначальное сиротство и одиночество - это лейтмотив всего творчества Горенштейна.

Эта позиция объясняется не только биографическим прошлым писателя, но и экзистенциальным отношением к жизни в целом. Мир по Горенштейну деструктивен, в нём прервана естественная, биологическая, этическая связь, обеспечившая стабильное вхождение человека в мир.

Так, отталкивая своих детей ради их спасения, мать, согласно Ф. Горенштейну, - уже не мать, ведь «в бесчеловечной ситуации сердце губит человека и все человеческое губит. Только бесчеловечный инстинкт самки, а не материнство спасти может…». Народ-новатор, начинающий жить разумом и идущий за пророком-новатором, отказывает несчастным матерям в праве на ощущение материнства, и в этом трагическая суть всех исторических перемен в России. Именно в этом, прежде всего, и заключается замена деревянного ярма ярмом железным. И многое еще предстоит сделать этому «народу-новатору», чтобы вновь земля его «стала замужней».

Так, в рассказе «Старушки» Клавдия Петровна периодически сообщает своей дочери Марье Даниловне, что она ей не дочь. Но она делает это шутя, что отражает последняя сцена в рассказе: «Девушки сидели на борту лодки, опустив босые ноги в воду, и молча смотрели, как старушка в белом платье покачивает, баюкает на коленях седую голову своей дочери».

В «Искуплении» есть замечательная мысль о том, что «не фашизм страшен, а соседи». Соседи разделались с соседкой в рассказе «На вокзале» детскими саночками, а в «Искуплении» чистильщик сапог Шума-ассириец убивает кирпичом, завернутым в тряпку, всю семью соседа, зубного врача Августа, по причинам национальной неприязни (вернее потому, что теперь этой ненависти можно безнаказанно дать волю).

Существует три пласта проблематики произведения:

Первый - социальный. На нём отражается проблема бездомности детей в сложный период военного времени.

Второй - исторический. Этот уровень показывает сложности третьего года войны.

Третий - глубокий, философский. Он отражает процесс становления, либо становление сознания в сложном, дисгармоничном мире, т.е. экзистенциальная проблематика существования и выживания человека, а конкретнее, ребёнка.

Мир по Горенштейну делится на «свой» и «чужой», «я» и «другой». Отношения их очень сложные. Заметим, что, как это было указано выше, это является главным принципом в философии экзистенциализма.

Таким образом, начиная с первого рассказа и на протяжении всего творчества у Горенштейна нет позитивных иллюзий по поводу возможности преодоления одиночества в будущем, «гармонизации положения человека в мире, что ведёт к ощущению абсурда Саморазрушения - не только малого, но и большого».

Оказавшись недейственными, привнесённые извне ориентиры толкают героя на поиск в себе самом основ существования в мире.

Таким образом, экзистенциализм Горенштейна проявлялся в осознании его героями личной ответственности за своё собственное существование, невозможности преодоления сиротства, обретению экзистенциального чувства вины за абсурд бытия.

Говоря о теме сиротства, хотелось бы обратить внимание на некоторую особенность: в прозе Горенштейна практически отсутствуют образ отца, представлены только мать и дитя. Отец либо погибает, либо вообще отсутствует (образ Мальчика, Сашеньки, практически все дети романа «Псалом»).

Дети не могут найти опору не только в родителях (образ матери как измученной непосильным трудом женщины, не имеющей ни физической, ни эмоциональной возможности подарить внимание детям), но и в сверстниках, окружающих людях; исчезает образ отца (мужчины либо гибнут на войне, в лагерях, расстрелах, массовых бесправных убийствах, либо просто исчезают, пропадают без вести.

Те, кто остаётся в живых представляет из себя слабых, увечных, безвольных, пропащих, не способных и неприспособленных дать нравственный ориентир детям. Отсюда, вся жизнь держится на женщинах.

Даже в рассказе «Дом с башенкой», где преобладают мужчины, их образы создают безрадостную картину: старики, дети и мужчины-инвалиды, нормального мужчины нет. Старик в красивом пенсне и короткой женской кофте, умерший старик в медпункте вокзала, старик на больничной койке, образы молодых мужчин обезличены, мальчик не видит их лица, только запоминает какую-то деталь: меховая куртка с меховыми пуговицами, шинель с подколотым пустым рукавом, халат весь в жёлтых пятнах, «дядя в кожаном пальто», инвалид без руки и ноги, слепой в шинели без погон. Все они сыграли свою роль в судьбе мальчика, и исчезли, а он так и одинок. Поэтому здесь возникает экзистенциальная проблема своего права самому решать свою судьбу и отвечать за неё.

В рассказе возникает некое единство людей, но в тоже время все они разобщены, каждый сам за себя. Показательна в этом плане фраза: «Почтовые окошки заслоняли чужие спины; куда бы мальчик ни подходил, он всюду натыкался на спины». В мире царит отчуждение людей.

Вся повседневная жизнь в произведениях Ф. Горенштейна зависит от женщин. Архетип отца прослеживается только в «Псаломе», при этом заметна авторская ирония и сарказм, при упоминании «отца народов» - Сталина, которому поклонялись и который заменил детям отца и Бога.

Толкование образа женщин в творчестве Горенштейна неоднозначно: и как архетип матери, и как образ России, и как низменное начало в человеке - сексуальное влечение.

В литературоведении жанрами называют группы произведений внутри литературных родов, объединенных общими формальными или функциональными признаками. В эпических жанрах имеет значение противопоставление жанров по объёму, это является существенной особенностью для анализа малого жанра - рассказа. Малый объём диктует своеобразные принципы поэтики, конкретные художественные приёмы. Прежде всего, это отражается на принципах литературной изобразительности.

Для рассказов в высшей степени характерен «режим экономии», в нём не может быть длинных описаний, поэтому для него характерны не детали-подробности, а детали-символы особенно в описании пейзажа, портрета, интерьера. Такая деталь приобретает повышенную выразительность и, как правило, обращает к творческой фантазии читателя, предполагает сотворчество, домысливание (подробности пейзажа домысливаются читателем на основании впечатлений от одной - двух доминирующих деталей-символов. Таких деталей символом можно много выделить в рассказе «Дом с башенкой». Это и сам дом с башенкой, и чёрные, обгорелые дома, и танк с опущенным стволом, и грузовик кверху колесами, и громадная ржавая труба. Всё это символизирует слабость и увечность жизни.

Мокрый снег символизирует в рассказе леденящий кровь страх ребенка: «Пока он бежал, что-то мокрое и холодное несколько раз прикасалось из темноты к его лицу, а когда автобус остановился у больницы, вдоль дороги были уже белые полосы и мимо фонарей летел снег».

Символичен и халат доктора в больнице: «И мальчик увидел халат весь в желтых пятнах, перед самыми глазами мальчика было пятно, похожее на жука, а чуть левее, у костяных пуговиц, пятно, похожее на черепаху с длинной шеей».

Символичны и те картины, которые видит из окна вагона мальчик, когда едет после смерти матери. Это обгорелые дома, танк, с опущенным стволом, грузовик кверху колёсами. Здесь также Горенштейном даётся принцип контраста. Мальчик видит «заснеженное железное кладбище, где летали вороны, очень черные над белым снегом».

Процесс смерти матери в то время, видимо, считавшийся вполне обычным явлением вселяет в нас ужас своей обыденностью. Это наиболее точно передано через описание мальчика:

«Он смотрел на неподвижный теперь бугор, укрытый одеялом, и странное безразличие, какое-то странное спокойствие овладело им. Он подумал: «Вот и все», - и пошел из палаты в коридор». Смерть становится обыденным явлением не только для чужих людей, для врачей, но и для кровных родственников.

Хотя переживания мальчика передаёт изменившийся пейзаж: «Он вышел на площадь у вокзала; она была совсем незнакомой, тихой и белой. Дом с башенкой был другой, низенький, и очередь другая, и старуха больше не торговала рыбой». Это напоминает толстовскую диалектику души, когда Андрей Болконский едет к Наташе Ростовой и видит старый дуб у дороги. На обратном пути этот дуб меняется в восприятии Болконского. То же самое происходит и с восприятием мальчика: внешний пейзаж, в целом, остаётся неизменным, меняется только его восприятие главным героем.

Это место символизирует также конец одного жизненного цикла в судьбе ребёнка и начало другого, нового. В восприятии мальчика показан страх перед неизвестностью, а с другой стороны некий приобретённый покой. Мальчик остался один, и всё вокруг стало другим в его восприятии.

Мальчик успокаивает сам себя: он думал, как приедет домой и его встретит мать. А в эвакуации он был с другой женщиной, которая умерла.

То же происходит и в области психологизма: для писателя здесь важно не столько отразить душевный процесс во всей его полноте, сколько воссоздать ведущий эмоциональный тон, атмосферу внутренней жизни героя в данный момент.

К примеру, так передаются переживания мальчика, когда он осознал, что его мама в больнице: «Мальчик шел очень долго и за это время успел привыкнуть к тому, что мать его в больнице, а он остался один среди незнакомых людей. Главное было теперь добраться до трубы и найти больницу. В дороге его еще несколько раз обгонял автобус. Вблизи труба оказалась громадной и ржавой, на кирпичном фундаменте. Мальчик постоял немного, отдыхал, держась рукой в варежке за проволоку, идущую от трубы к земле. Проволока была скользкая и холодная. Потом он пошел дальше, и какой-то прохожий показал ему больницу. Мальчик поднялся по ступенькам, вошел в коридор и наткнулся на женщину в марлевой косынке».

А вот так передан момент, когда мальчик понял, что его мать умерла: «И кто-то приложил платок к глазам. А мальчик сидел на деревянной скамье в коридоре, дрожа от холода, и не смотрел на всех этих людей. Он вдруг подумал, что когда он приедет в свой город, мать встретит его на вокзале.

Он был уже не маленький и понимал, что мать его умерла, и все-таки он так подумал».

И далее, уже в поезде, следует момент осознания утраты матери: «И вдруг что-то повернулось и защемило в груди, и мальчик удивился, потому что еще никогда так не щемило».

В композиции рассказа, как и в любой малой форме, очень важна концовка, которая носит либо характер сюжетной развязки, либо эмоционального финала. Примечательны и те концовки, которые не разрешают конфликт, а лишь демонстрируют его неразрешимость, так называемые «открытые» финалы.

В рассказе «Дом с башенкой» финал - многоточие, т.е. недосказанность, открытость. То, что мальчик улыбался, ещё не значит, не утверждает благополучного финала. Ведь незадолго до этого говорится о том, что «поезд шел в темноте, чуть-чуть подсвеченной снегом; казалось, за окнами больше нет жизни, лишь изредка мимо окон проносились какие-то неясные предметы». Это отражает авторский пессимизм.

В рассказе «Старушки» возникает обратная ситуация: родители пережили смерть своих детей. Лейтмотивом этого рассказа становится фраза: «Девочки, не дай вам Бог пережить своих детей».

3.2 Система персонажей и принцип её организации в рассказах Ф. Горенштейна

Главным действующим лицом в рассказе «Дом с башенкой» является мальчик. Это автобиографический персонаж.

Он видит сон, только во сне он способен успокоиться, радоваться, но каким будет пробуждение? «Холодный воздух разбудил…». Мальчик смирился со смертью, но какова его будущая дальнейшая жизнь, не ожесточится ли он, не озлобится ли. Как позже мы увидим в «Искуплении», когда Сашенька «должна озлобиться, чтобы окрепнуть», и отвоевать себе место под солнцем.

Во внутренней эволюции героя акцентируется самостоятельность жизненных ориентиров, способных помочь ему закрепиться, утвердиться в мире и преодолеть сиротство. Но возможно ли это?

Но внутреннее одиночество будет преследовать героев Горенштейна, как и самого автора, такова природа человека по Горенштейну. Мир человека всегда замкнут в себе, вынужденный противостоять миру окружающему.

Что касается системы персонажей, то ещё одной особенностью Горенштейна является их многоплановость, ни один из значительных персонажей не предстаёт однозначным и одномерным.

Так, в рассказе «Дом с башенкой» неоднозначны фигуры инвалида и дяди, который подобрал мальчика. Дядя в кожаном пальто кормит мальчика, несмотря на то, что с ним едет его собственная семья, в которой есть маленький ребёнок, но с другой стороны этот же дядя прогоняет старика в вагоне, пытается обобрать мальчика. Инвалида боится и дядя, и мальчик, но именно инвалид выступает в конце рассказа защитником мальчика.

Важно отметить ещё одну особенность рассказа «Дом с башенкой»: у его героев нет имён. Безымянность используется как универсальный знак, синоним бесприютности. Характерно, что и в рассказе «Старушки», несмотря на то, что имена главных героинь приводятся (правда, их именует государство, власть), на всём протяжении рассказа чаще всего они называются старушками.

Вообще, надо отметить, что любимыми персонажами у Горенштейна являются дети и старики. При этом, старость и молодость сопутствуют друг другу, находятся на одном полюсе, за гранью каждого из них - бездна.

Так, в рассказе «Дом с башенкой» главный герой - мальчик - постоянно сталкивается со стариками и старухами. Важным образом является старуха в шерстяных чулках, торгующая рыбой. Мальчик видит её когда едет в больницу к матери, и она исчезает после её смерти. Старика видит мальчик и в больнице, который кричит о том, что мать мальчика умирает.

Старость и молодость олицетворяют жизнь и смерть. Это особенно заметно в рассказе «Старушки», когда главные героини катаются на лодке с молодыми девушками. Тема смерти и жизни постоянно звучит в этом рассказе. Так, в разговоре с молодым человеком из органов Клавдия Петровна говорит: «Я опять боюсь, - сказала она, - я месяца три назад ночью помирала… Машка не знает… Никто не знает… Ты не говори никому. Давай пока пойдем… Пока Машка одевается. Она догонит, она быстро ходит…».

Старый одноэтажный дом с башенкой в одноименном рассказе тоже олицетворяет собой смерть.

Старики и старухи у Горенштейна не являются хранителями нравственных ценностей, не передают опыт и мудрость младшему поколению, а находятся и пребывают в том же ужасе и бессилии, что и дети. Это свидетельствует не о гармонии, а о хаосе в душах людей и мире. Это в наибольшей степени отражено в рассказе «Старушки», где Клавдия Петровна впадает в детство: «Они вышли из павильона и пошли вдоль берега, обе усталые, сгорбленные. Но едва они отошли шагов на двадцать-тридцать, как Клавдия Петровна рассеялась, а потом даже повеселела. Они подошли к серому из шлака забору и вышли в ворота. Здесь уже начиналось поле, все в рытвинах. Слева были огороды, впереди лодочный помост и дощатая будка какой-то небольшой лодочной станции. Марья Даниловна вошла в будку, а Клавдия Петровна уселась рядом на скамейку. Вдали виднелся противоположный берег, и там, вдоль частокола крошечных телеграфных столбиков, изредка поднимались желтоватые облака пыли, минуты через две к городскому берегу подкатывались волны, и лодки, причаленные к помосту, гремели цепями и стукались друг о друга. На помосте, у самого края, сидели две девушки, свесив ноги в воду».

Мальчика никто не может понять в рассказе. Как и у Достоевского - писателя, с которым Горенштейн больше всего спорит и на которого больше всего похож, - человеческий суд и человеческое понимание справедливости не оставляют надежды на ее истинное торжество. Ибо истинную справедливость несет лишь Высший суд. Кстати, идея эта едва ли не напрямую заимствована у Достоевского: «…О Достоевском спорят до хрипоты, до драк не только персонажи пьесы, автор тоже ведёт с великим предшественником постоянный, до предела напряженный внутренний диалог о человеке и человечности, о судьбе и миссии России, о нравственном потенциале идеи религиозной и идеи национальной. Со многим Горенштейн не согласен, многое отвергает, но, противопоставляя тем или иным суждениям Достоевского свое знание жизни и психологии человека (иных аргументов нет и не может быть у художника), в разработке характеров, в построении сюжетов, воспроизводящих катастрофический слом действительности, он следует за Достоевским», - пишет Л. Лазарев. Высший суд не зависит ни от исторической обстановки, ни от причудливо переплетенных судьбой жизненных обстоятельств. Он есть мера отсчета для всех народов и для всех стран.

Помимо мальчика действующими персонажами в рассказе «Дом с башенкой» являются инвалид и старик в рваном пальто, но в красивом пенсне с едой чистенькой бородкой. Этот старик произносит одну из важнейших фраз в рассказе, говорящую о людской отчужденности: «В такое трагичное время, - сказал он, - трудно быть взрослым человеком… Трудно быть вообще человеком…».

Характерно, что этот старик как будто формулирует авторскую мысль. Так в конце рассказа он произносит другую важную фразу: «Неужели это никогда не кончится?».

Герои Горенштейна не склонны к психологическому самоанализу. Внешние обстоятельства жизни, детали быта, жилья, одежды и пр., конечно, имеют значение и сами по себе, как воспроизведение характерных черт жизни того времени, но они имеют большое значение в психологическом плане: этими деталями обусловлено и усиленно болезненное, душевное состояние главного героя. Только становясь впечатлением героя, одним из ключевых моментов в его размышлениях и переживаниях, эта внешняя деталь приобретает художественный смысл.

Тема сиротства является одной из центральных тем в творчестве Горенштейна. Положение сироты в обществе, тяготы сиротской жизни не становятся лишь объектом изображения. В художественном мире Горенштейна сиротство предстаёт как метафора, универсальный знак положения человека в мире.

Сиротством у Горенштейна наделяются не только дети. Старушки из рассказа «Старушки» также одиноки в этом мире. «Ф. Горенштейн пишет о тех людях, которых иногда называют «маленькими»: таковы его старушки, которые, казалось бы, терпеть не могут друг друга; Ким - из «Зимы 53-го», который, как все советские обыватели, благоговеет перед Сталиным, ненавидит «всяких космополитов», осуждает отца-предателя и почитает начальство; Сашенька, которая патологически ревнует мать и готова погубить её из ревности, переходящей в ненависть. И эти люди, как бы они ни были ожесточены или развращены окружающим злом, просветляются любовью и открываются добру», - писал Ефим Эткинд.

В конце рассказа «Домик с башенкой» мальчик засыпает и ему снится дом с башенкой, дядя, старуха, торгующая рыбой, инвалид и разные лица и предметы. «Уже перед самым рассветом, когда выгоревшая свеча потухла и старик прикрыл ноги мальчика теплой кофтой, мальчик увидал мать, вздохнул облегченно и улыбнулся».

Характерно, что и в финале рассказа «Старушки», главная героиня засыпает. Человек только в забытьи находит покой. Пробуждение показывает безрадостную картину, вечный поиск своего места в жизни. Не случайно, что один из его романов так и называется - «Место». В рассказе «Дом с башенкой» автор оставляет героя на пороге новой жизни.

Заключение

Творческое наследие Ф. Горенштейна обширно, оно тесно связано с политической обстановкой в стране, общественными кризисами, социальными неурядицами.

Философское видение мира заставляет Ф. Горенштейна постоянно задумываться, анализировать каждый шаг героев, исследовать причины их поступков. Он размышлял на протяжении всей своей жизни, он запечатлел жизнь сердца и ума своих героев, они составляют не только философские дневники писателя, но и своеобразное, во многом субъективное зеркало эпохи.

Творчество Горенштейна - это высокая, творческая месть, в конечном счете, целой эпохе - тоталитарному строю, советскому образу жизни, дремучему российскому антисемитизму, вселенскому конформизму, предавшему все возвышенное и святое, духовному падению человечества, свершившемуся в XX в. усилиями обывателей всех наций и сословий. И в этом своем пафосе всеобщности чувство мести, передаваемое Горенштейном, перерастает рамки простого «сведения счетов» с незадавшейся жизнью.

В философском плане ранние рассказы «Дом с башенкой» и «Старушки» предстали как предтеча горенштейновского экзистенциализма, отчётливо развернувшегося в позднейшем творчестве Горенштейна, в этом отношении близкого Ф. Кафке, А. Камю, Ж.-П. Сартру. Сплетение трагических и нелепых случайностей, преобладающие чувства страха, отчаяния, безысходности, ненадежности индивидуального существования перед лицом грозных, катастрофических, безличных обстоятельств, наступление неожиданного просветления, катарсиса как бы вопреки переполняющим мир жестокости, злу, насилию, предубеждениям, - всё это было слишком непривычно советскому читателю. Хотя в рассказе «Дом с башенкой» речь шла о самом «привычном» испытании человека и человечности - войной, он поражал своим неизбывным трагизмом, растворённым во множестве деталей, выраставших до масштаба зловещих символов бытия, неоднозначностью всех своих персонажей, в каждом из которых виделось что-то привлекательное и одновременно отталкивающее, душевное и жестокое, искреннее и корыстное, лицемерное.

Впоследствии все эти черты «экзистенциалистского» стиля Горенштейна получили ещё более последовательное и определенное развитие. Ни один из значительных персонажей Горенштейна не предстает однозначным или одномерным. Вообще Горенштейн не признает деления людей на «богатырей положительных и отрицательных Змеев Горынычей», что кажется ему чудовищным упрощением жизни; для писателя - исследователя человеческой натуры важно брать человека «в комплексе дурного и хорошего». И в этом отношении пример не только Достоевского, но и Библии представляется Горенштейну поучительным и вдохновляющим; он признавался Дж. Глэду, что учится у нее не только стилю, но и «беспощадной смелости в обнажении человеческих пороков и самообнажении, в самообличении».

Список использованной литературы

1. Горенштейн Ф. Избранные произведения: В 3-х т. [Текст]. - М.: Exlibris; Слово, 1992. - Т. 2. - 482 с.

2. Горенштейн Ф. Псалом (Роман-размышление о четырёх казнях Господних). Детоубийца (Пьеса) [Текст]. - М.: Слово, 1993. - 482 с.

3. Горенштейн Ф. Место [Текст]. - М.: Слово, 1991. - 419 с.

4. Горенштейн Ф. Мой Чехов осени и зимы 1968 года [Текст] // Книжное обозрение. - 1989. - №42. - С. 5 - 107.

5. Агеев А. Некролог «Голод 70» [Электронный ресурс] // Центральный Еврейский Ресурс: Писатели и поэты. - Режим доступа: http://www.sem40.ru/famous2/m822.shtml, свободный.

6. Амурский В. Запечатлённые голоса [Текст]. - М., 1998. - 285 с.

7. Аннинский Л. Фридрих Горенштейн: миры, кумиры, химеры [Текст] // Вопросы литературы. - 1993. - Вып. 1. - С. 62 - 90.

8. Анкудимов К. Внутри после [Текст] // Октябрь. - 1998. - №4. - С. 170 - 185.

9. Беляков С. Россия - зона рискованного садоводства [Текст] // Урал. - 2004. - №1. - С. 246 - 247.

10. Бердяев Н.А. Истина Православия [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://lib.ru/HRISTIAN/BERDQEW/istina.txt, свободный.

11. Бердяев Н.А. О характере русской религиозной мысли XIX века [Текст] // Бердяев Н. Собрание сочинений / Под ред. Н.А. Струве. - Париж: Ymca-Press, 1989. - Т. 3. - С. 152 - 218.

12. Бердяев Н.А. Самопознание: Опыт философской автобиографии [Текст] / Сост., предисл., подгот. текстов, коммент. и указ. имен А.В. Вадимова. - М.: Книга, 1991. - 446 с.

13. Бердяев Н.А. Царство Духа и Царство Кесаря [Текст] / Сост. и послесл. П.В. Алексеева. - М.: Республика, 1988. - 383 с.

14. Богданова О.В. Современный литературный процесс. К вопросу о постмодернизме в русской литературе 70-90-х годов XX века [Текст]. - СПб.: Изд-во С.-Петерб. гос. ун-та, 2000. - 312 с.

15. Брусиловская Л.Б. «Философия повседневности» эпохи «оттепели»: Культурологические истоки [Текст] // Человек в контексте культуры: Сб. науч. ст. Вып. 1. - Ставрополь: Изд-во СГУ, 1998. - С. 140 - 159.

16. Бубер М. Я и ты [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://lib.ru/FILOSOF/BUBER/ihunddu2.txt, свободный.

17. Вайль П., Генис А. Гражданская война. Фрагмент из книги «60-е» [Текст] // Даугава. - 1990. - №1. - С. 79 - 92.

18. Варава В.В. Типология русских философских сюжетов [Текст] // Минувшее и непреходящее в жизни и творчестве B.C. Соловьева: Мат-лы международ. конф. 14 - 15 февраля 2003 г. - СПб.: Санкт-Петербург. филос. об-во, 2003. - С. 217 - 236.

19. Вольтская Т. Интеллигенции нужно научиться думать самой и не быть партийной: Беседа с Фридрихом Горенштейном [Текст] // Русская мысль. - Париж, 2000. - №4328. - С. 14.

20. Гайденко П.П. Человек и история в экзистенциальной философии Карла Ясперса [Текст] // Ясперс К. Смысл и назначение истории. - М.: Республика, 1994. - С. 3 - 27.

21. Гессе Г. Степной волк. Роман, повести, рассказы [Текст]. - М.: ЭКСМО-Пресс, 2000. - 624 с.

22. Гладких С.В. Этнические стереотипы как феномен духовной культуры [Текст]: Автореф…. канд. филос. наук. - Ставрополь, 2001. - 21 с.

23. Глэд Дж. Беседы в изгнании: Русское литературное зарубежье [Текст]. - М.: Слово, 1991. - 386 с.

24. Голубков М.М. Русская литература XX века: После раскола [Текст]. - М.: Аспект Пресс, 2001. - 295 с.

25. Горенштейн Ф. Вы неисправимы [Текст] // Экран. - 1991. - 12 октября. - С. 5.

26. Горенштейн Ф. Дыхание вечности ощутил перед смертью писатель Ф. Горенштейн [Интервью с писателем] [Текст] // Труд. - 2003. - 14 мая. - С. 6.

27. Горенштейн Ф. Мог ли Чехов выйти с портретом царя? [Беседа с писателем / Записала О. Кучина] [Текст] // Комсомольская правда. - 1991. - 12 октября. - С. 5 - 6.

28. Горенштейн Ф. Предостережение Фридриха Горенштейна [Беседа с писателем / Записала О. Мартыненко] [Текст] // Московские новости. - 1995. - 6 - 13 августа. - С. 21.

29. Горенштейн Ф. Участие в «Метрополе» было моей ошибкой: Интервью М. Хемлин [Текст] // Независимая газета. - 1991. - №122. - С. 4.

30. Горенштейн Ф. Человек, который не льстил, или снова жестокий талант [Беседу вела Т. Блаженова] [Текст] // Книжное обозрение. - 1992. - №51. - С. 8.

31. Горенштейн Ф. Шоу должно идти [Беседа с писателем / Записала И. Щербакова] [Текст] // Столица. - 1992. - №19. - С. 56 - 58.

32. Давыдов Ю.Н. Бегство от свободы. Философское мифотворчество и литературный авангард [Текст]. - М.: Худож. лит., 1978. - 365 с.

33. Давыдов Ю.Н. Этика любви и метафизика своеволия (проблемы нравственной философии) [Текст]. - М.: Молодая гвардия, 1989. - 317 с.

34. Демин И.Л. Художественна жизнь России 70 - 80-гг. [Текст]. - М.: Альфа и Омега, 1992. - 259 с.

35. Дюсьметова С. Тема творчества в романе Ф. Горенштейна «Псалом» [Текст] // Труды региональной научно-практической конференции студентов, аспирантов и молодых учёных «Сибирская школа молодого учёного». - Томск, 1999. - Т. 3. - С. 104.

36. Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков: Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. Сб. науч. тр. [Текст] / Отв. ред. В.Н. Захаров. - Петрозаводск: Изд-во Петрозавод. ун-та, 1994. - 375 с.

37. Егорова Л.П. Русская литература первой трети XX века. Общая характеристика [Текст] // История русской литературы XX века. Первая половина: В 2 кн. / Под ред. Л.П. Егоровой. - Ставрополь: Изд-во СГУ, 2004. - Кн. 1: Общие вопросы. - С. 3 - 19.

38. Елисеев Н. Мыслить лучше всего в тупике [Текст] // Новый Мир. - 1999. - №12. - С. 201 - 217.

39. Ерофеев В. Русский антисемитизм с точки зрения вечности [Текст] // Московские новости. - 1993. - 5 декабря. - С. 4.

40. Ерофеев В. Фридрих Горенштейн: уровень мастерства [Текст] // Огонёк. - 1990. - №35. - С. 8 - 12.

41. Заманская В.В. Экзистенциальная традиция в русской литературе XX века. Диалоги на границах столетий [Текст]. - М.: Флинта; Наука, 2002. - 372 с.

42. Замятин Д.Н. Гуманитарная география: Пространство и язык географических образов [Текст]. - СПб.: Алетея, 2003. - 218 с.

43. Зайцев В.А. История русской литературы второй половины XX века [Текст]. - М.: Высш. шк., 2004. - 472 с.

44. Зверев А. Зимний пейзаж. Фридрих Горенштейн: три повести и одна пьеса [Текст] // Литературное обозрение. - 1991. - №12. - С. 16 - 22.

45. Золотоносов М. Засада гениев [Текст] // Московские новости. - 1992. - 22 ноября. - №47. - С. 23.

46. Иванов В.В. О романе Ф. Горенштейна «Псалом» [Текст] // Иванов Вяч. Избранные труды по семиотике и истории культуры. - М., 2000. - Т. 2. - С. 726 - 733.

47. Иванов В.В. Фридрих Горенштейн [Текст] // Октябрь. - 1991. - №10. - С. 3 - 6.

48. Иванова Н. Сквозь ненависть - к любви, сквозь любовь - к пониманию [Текст] // Горенштейн Ф. Псалом. - М., 2001. - С. 5 - 10.

49. Игнатова Е. Кто мы? [Текст] // Нева. - 1992. - №8. - С. 31 - 42.

50. История философии: Запад - Россия - Восток. Кн. третья: Философия XIX-XX вв. [Текст]. - М.: Греко-латинский кабинет, 1999. - 384 с.

51. Каганский В.Л. Вопросы о пространстве маргинальности [Текст] // Новое литературное обозрение. - 1999. - №37. - С. 51 - 75.

52. Камю А. Миф о Сизифе. Эссе об абсурдности [Текст] // Хрестоматия по зарубежной литературе: В 2-х т. - Ростов-на-Дону: Феникс, 1996. - Т. 2. - С. 402 - 452.

53. Камянов В. Век XX как уходящая натура [Текст] // Новый мир. - 1993. - №8 - С. 234 - 242.

54. Кара-Мурза А. Между «градом Китежем» и «городом Глуповым» [Текст] // Философско-антропологический альманах. - М., 1997. - С. 40 - 62.

55. Кондаков И.В. Горенштейн Фридрих Наумович [Текст] // Русские писатели 20 века: Биографический словарь / Гл. ред. и сост. П.А. Николаев. - М., 2000. - С. 199 - 201.

56. Крючков П. Ложный белый: две судьбы повести Ф. Горенштейна «Чок-чок» [Текст] // Независимая газета. - 1992. - 14 июля. - С. 7.

57. Кузьминский Б. Механизмы шалости: искупление по Фридриху Горенштейну [Текст] // Литературная газета. - 1991. - 6 марта. - С. 10.

58. Кьеркегор. С. Или-или [Текст] // Хрестоматия по истории философии: Уч. пос. для вуза: В 3 ч. - М.: ВЛАДОС, 1997. - Ч. 2: Западная философия. Вторая половина XIX - начало XX века. На пороге ХХI века: От Шопенгауэра до Дерриды. - С. 54 - 69.

59. Лазарев Л. О романе Горенштейна «Место» [Текст] // Горенштейн Ф. Избранные произведения: В 3 т. - М., 1991. - Т. 1. - С. 3 - 14.

60. Ланин Б.А. Фридрих Горенштейн [Текст] // Ланин Б.А. Проза русской эмиграции (третья волна). - М.: Новая школа, 1997. - С. 84 - 100.

61. Лейдерман Н.Л. Теоретические проблемы изучения русской литературы XX века: Предварительные замечания [Текст] // Русская литература XX века: Направления и течения. - Екатеринбург, 1992. - Вып. 1. - С. 24 - 37.

62. Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Жизнь после смерти, или новые сведения о реализме [Текст] // Новый мир. - 1993. - №7. - С. 233 - 252.

63. Липовецкий М.Н. Рождённые в ночи [Текст] // Детская литература. - 1992. - №8 - 9. - С. 3 - 8.

64. Литературный энциклопедический словарь [Текст]. - М., 1987. - 752 с.

65. Лихачев Д.С. Заметки о русском [Текст] // Лихачев Д.С. Избранные работы: В 3 т. - Л.: Худож. лит., 1987. - Т. 2. - С. 471 - 512.

66. Лотман Ю.М. История и типология русской культуры [Текст]. - СПб.: Искусство-СПб, 2002. - 768 с.

67. Лотман Ю.М. Об искусстве [Текст]. - СПб.: Искусство-СПб, 1998. - 704 с.

68. Лотман Ю.М. Современность между Востоком и Западом [Текст] // Знамя. - 1997. - №9. - С. 152 - 169.

69. Мамардашвили М.К. Категория социального бытия и метод его анализа в философии Сартра [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://philosophy.ru/library/mmk/sartre.html, свободный.

70. Маркиш С. Плач о мастере [Электронный ресурс] // Центральный Еврейский Ресурс: Писатели и поэты. - Режим доступа: http://www.sem40.ru/famous2/e1014.shtml, свободный.

71. Марков Б.В. Психосемиотические структуры философского дискурса [Текст] // Язык и текст: онтология и рефлексия. - СПб., 1992. - С. 40 - 67.

72. Мышалова Д.В. Очерки по литературе русского зарубежья [Текст]. - Новосибирск: ЦЭРИС; Наука, 1995. - 223 с.

73. Нива Ж. Горенштейн, или духота [Текст] // Нива Ж. Возвращение в Европу. - М., 1999. - С. 236 - 240.

74. Ортега-и-Гассет Х. Что такое философия? [Текст] / Отв. ред. М.А. Киссель. - Благовещенск: Изд-во гуманит. колледжа, 1998. - 220 с.

75. Павлов О. Остановленное время: О прозе 90-х годов [Электронный ресурс] // Континент. - Электрон. журн. - 2002. - №13. - Режим доступа к журн.: http://magazines/russ.ru/authors/p/opavlov.html, свободный.

76. Пенкина Е.О. Мифопоэтика и структура художественного текста в философских произведениях М.А. Булгакова [Текст]: Автореф…. канд. филол. наук. - М., 2001. - 21 с.

77. Петров А.А. Мифы религиозной идеи. (Миф как проблема в творчестве русских религиозных философов «серебряного века») [Текст] // Вестн. Омск. ун-та. - 1997. - Вып. 4. - С. 39 - 55.

78. Полякова Л.В. История русской литературы XX века как эпоха: к методологии оценок [Текст] // Полякова Л.В. Евгений Замятин в контексте оценок истории русской литературы XX века как литературной эпохи. - Тамбов, 2000. - С. 17 - 59.

79. Полянская М. «Я - писатель нeзаконный…»: Записки и размышления о судьбе и творчестве Фридриха Горенштейна [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://publ.lib.ru/ARCHIVES/P/POLYANSKAYA_Mina /_Polyanskaya_M.html, свободный.

80. Померанц Г. Псалом Антихристу [Текст] // Литературная газета. - 1992. - 15 марта. - С. 4.

81. Поспелов Г.Н. Теория литературы: Учебник [Текст]. - М.: Высш. шк., 1978. - 351 с.

82. Прохоренко Л. Концепция искусства в романе Ф. Горенштейна «Псалом» [Текст] // Русская литература в 20 веке: Имена, проблемы, культурный диалог. - Томск: Изд-во ТГУ, 2005. - С. 151 - 165.

83. Прусакова И. Писатель жестокого века [Текст] // Нева. - 1993. - №8. - С. 260 - 267.

84. Ремизова М. Детство героя: Современный повествователь в попытках самоопределения [Текст] // Вопросы литературы. - 2001. - №2. - С. 5 - 29.

85. Руднев В.П. Прочь от реальности: Исследования по философии текста. II [Текст]. - М.: Аграф, 2000. - 432 с.

86. Рындина И.Н. Эволюция религиозного самосознания в постсоветском российском обществе [Текст]: Автореф. … канд. филос. наук. - Ставрополь, 2002. - 19 с.

87. Свободин А. О Фридрихе Горенштейне [Текст] // Театральная жизнь. - 1996. - №1. - С. 20 - 23.

88. Сержантов В.Ф., Гречаный В.В. Теория личности [Текст]. - М.: Изд-во ЛГУ, 1982. - 396 с.

89. Сидякина А. Маргиналы. Уральский андеграунд: живые лица погибшей литературы / Автор-составитель А. Сидякина [Текст]. - Челябинск: Издательский дом «Фонд Гелерея», 2004. - 279 с.

90. Современная русская литература: 1950-1990-е годы: В 2 т. / Н.Л. Лейдерман, М.Н. Липовецкий [Текст]. - 2-е изд., испр. и доп. - М.: Академия, 2006. - Т. 2: 1968-1990. - 688 с.

91. Спиркин А.Г. Философия: Учебник [Текст]. - М.: Гардарики, 2002. - 368 с.

92. Степанян Е. Реализм как заключительная стадия постмодернизма [Текст] // Знамя. - 1992. - №9. - С. 28 - 36.

93. Степун Ф.А. Дух, лицо и стиль русской культуры [Текст] // Вопросы философии. - 1997. - №1. - С. 150 - 163.

94. Супа В. Ментальность русского крестьянина в прозе В. Белого [Текст] // Этнонациональная ментальность в художественной литературе: Мат-лы Всеросс. науч. конф. / Под ред. Л.П. Егоровой. - Ставрополь: Изд-во СГУ, 1999. - С. 136 - 147.

95. Тайна Горенштейна / Б. Хазанов, Л. Хейфец, М. Розовский [Текст] // Октябрь. - 2002. - №9. - С. 153 - 161.

96. Твердислова Е.С. Споры о Горенштейне [Текст] // Общественные науки за рубежом. Литературоведение. - 1992. - №5 - 6. - С. 70 - 86.

97. Тихомирова Е. Эрос из подполья: Секс-бестселлеры 90-х годов. Русская литературная традиция [Текст] // Знамя. - 1992. - №6. - С. 220 - 228.

98. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика [Текст]. - М.: Аспект-Пресс, 2002. - 333 с.

99. Топоров В. В чужом пиру похмелье [Текст] // Звезда. - 1993. - №4. - С. 188 - 198.

100. Тузова Т.М. Бытие и ничто. Опыт феноменологической онтологии [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://psylib.org.ua/books/gritz01/bytie_i_nichto_opyt_fenomenologicheskoj_ontologii_sartr.htm, свободный.

101. Уваров М.С. Бинарный Архетип. Эволюция идеи антиномизма в истории европейской философии и культуры [Текст]. - СПб., 1996. - 279 с.

102. Угроза свободы [Текст] // Московские новости. - 1993. - №4. - С. 6.

103. Философский словарь [Текст]. - М., 1987. - 590 с.

104. Философский энциклопедический словарь [Текст] / Редкол.: С.С. Аверинцев, Э.А. Араб-Оглы, Л.Ф. Ильичев и др. - 2-е изд. - М.: Сов. энциклопедия, 1989. - 693 с.

105. Философский энциклопедический словарь [Текст] / Ред.-сост. Е.Ф. Губский и др. - М.: ИНФРА-М, 2003. - 574 с.

106. Хазанов Б. Одну Россию в мире видя [Текст] // Октябрь. - 1992. - №2. - С. 115 - 119.

107. Хайдеггер М. Бытие и время [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://lib.ru/HEIDEGGER/bytie.txt, свободный.

108. Хайдеггер М. Просёлок [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://lib.ru/HEIDEGGER/ bypath.txt, свободный.

109. Хализев В.Е. Модернизм и традиции классического реализма в русской литературе XX века [Текст] // Филологические науки. - 2004. - №6. - С. 109 - 117.

110. Хализев В.Е. Теория литературы [Текст]. - М.: Высшая школа, 1999. - 375 с.

111. Чернова Т. Читая Фридриха Горенштейна: Заметки провинциального читателя // Октябрь. - 2000. - №11. - С. 146 - 152.

112. Черняк М.А. Современная русская литература [Текст]. - СПб.; М.: САГА; ФОРУМ, 2004. - 412 с.

113. Шестов Л. Апофеоз беспочвенности [Текст]. - М.: Раритет, 1995. - 479 с.

114. Щукин В.Г. Христианский Восток и топика русской культуры [Текст] // Вопросы философии. - 1995. - №4. - С. 60 - 72.

115. Эпштейн М. De'but de siecle, или Oт пост - к прото. Манифест нового времени [Текст] // Знамя. - 2001. - №5. - С. 70 - 85.

116. Эткинд Е. Рождение мастера: О прозе Фридриха Горенштейна [Текст] // Время и мы. - Нью-Йорк, 1979. - №42. - С. 45 - 52.