Дом и кров в лирике Марины Цветаевой

Размещено на http://www.allbest.ru/

[Введите текст]

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РФ

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«Кемеровский государственный университет»

Курсовая работа по дисциплине: «Русская литература»

Тема: Дом и кров в лирике Марины Цветаевой

КЕМЕРОВО 2014



ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы. В последнее время в России проявляется большой интерес к творчеству М. Цветаевой. Стихи Марины Ивановны Цветаевой (1892-1941) известны во всем мире. Большую часть сознательной жизни (1920-1939) Цветаева прожила за границей. Там же были созданы ее произведения в стихах и в прозе. Во времена господства символизма и футуризма она дерзко заявила о своей самостоятельности, независимости от направлений и групп. «Я все знала отродясь. №3! Я никогда не была в русле культуры. Ищите меня дальше и раньше», - утверждала она в одном из писем [Шевеленко,2003:381]. О таких уверенных в своем превосходстве людях говорят, что они «родились с серебряной ложкой во рту». Стихи она начала писать в 6 лет на трех языках: немецком, французском, русском. Стихи, написанные ею до 19 лет, составили впоследствии три первые книги, вышедшие одна за другой. Несмотря на некоторую узость тематики, они поражают интуитивным чувством формы и врожденным вкусом.

Уже в юности Цветаеву интересовали новые формы стиха, дерзкие ритмы, поиски оригинальных способов передать задуманное. В этих поисках возникла подлинная Цветаева во всем объеме своего дарования. В ранний и поздний периоды творчества, кроме виртуозного поэтического мастерства, легкости стиха, Цветаевой присущи удивительная глубина проникновения в никем еще не тронутые пласты человеческих чувств, афористичность стиха. Ее стихи поражают экспрессией: «Хорошо быть красивыми, быстрыми / И, кострами дразня темноту, / Любоваться безумными искрами, / И как искры сгореть - на лету!» [Шевеленко,2003:12].

Говоря об экспрессии Цветаевой, автор монографий о поэте Ирма Кудрова писала: «Буйная энергетика поэзии Цветаевой воплощена посредством самых разных стилевых приемов, а на уровне сюжета - пристрастием к воплощению апогея, апофеозам чувств - как радостных, так и болевых, трагических» [Кудрова,2007:184]. Повышенная эмоциональность встречается в поэзии не столь редко, но у Цветаевой она достигает особого градуса, выходящего за все пределы. «Гулливер чувствований» - эту характеристику употребила с явным знанием предмета Цветаева, говоря о В. Маяковском. «Эмоциональным гигантизмом» назвал схожую особенность цветаевского мировосприятия польский исследователь 3. Мацеевский [Павловский,1989: 13].

Прижизненная критика, явившаяся откликом на изданный Цветаевой сборник «Волшебный фонарь» (1910), была немногочисленна. Первым, кто отозвался на появление нового поэта, был М. Волошин. Он отметил в цветаевских стихах подлинность. До Цветаевой никому не удавалось писать о детстве из детства [Полтавцева,1992:46]. В. Брюсов и Н. Гумилёв обратили внимание на тематическое новаторство первого сборника, выделив в нем мотив детской влюблённости лирической героини. Брюсов отметил также чрезмерную, на его взгляд, исповедальность юного поэта и высказал надежду, что начинающий автор будет расти, развиваться, а не замкнётся в мире детства. Обстоятельную рецензию написала М. Шагинян, отмечая «самоцельность» автора, оригинальность тематики ее ранних стихов. Все последующие рецензенты, такие как Д. Святополк-Мирский, М. Слоним, Г. Федотов, В. Вейдле, Г. Адамович, по-разному трактовали творчество Цветаевой. Однако критика всегда отмечала оригинальный язык Цветаевой, неповторимую творческую манеру.

Язык - это один из способов создания картины мира. От специфики языковой личности напрямую зависит специфика ее языковой картины мира. Выбор лексики, отражающей то или иное явление действительности, переосмысление семантической структуры ключевого слова, репрезентирующего концепт, его семное и семантическое варьирование, использование синонимических ресурсов языка, воспроизведение и создание метафоры - это далеко не все черты, выявляющиеся в процессе анализа художественного произведения и характеризующие особенности мировидения автора [Фещенко,2005].

Объект курсовой работы - совокупность лирических текстов М. Цветаевой, анализ которых предполагает построение ассоциативно-смыслового поля ключевого слова, номинирующего концепт ДОМ.

Предметом курсовой работы является концепт ДОМ и КРОВ в лирике Марины Цветаевой в качестве фрагмента авторской художественной картины мира.

Цель курсовой работы - моделирование концепта ДОМ, воплощенного в лирике М. Цветаевой. Поставленная цель предполагает решение следующих задач:

рассмотреть существующие подходы к анализу концепта в художественном тексте и методику его исследования в художественном тексте;

выявить взаимодействие лингвистического и литературоведческого подходов к анализу художественной картины;

описать концепт ДОМ в картине мира русского социума для сопоставления фрагментов авторской и коллективной картин мира;

рассмотреть текстовое ассоциативно-смысловое поле концепта ДОМ в лирике М. Цветаевой.



ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

1.1 Основные понятия и методика исследования когнитивной лингвистики

Когнитивная лингвистика определяет основные понятия и методику исследования. Теоретической базой когнитологии являются труды современных лингвистов [Лакофф, 1986; Серебренников, 1988; Кубрякова, 1988, 1997, 1999, 2004; Телия, 1988; Аскольдов, Лихачев, Болдырев 2004; Кравченко 2004; Никитин 2004 и др.].

Предмет когнитивистики - язык как средство фиксации, хранения и передачи информации об окружающей действительности.

Человек по-прежнему остается в центре внимания исследователей, но не столько он сам, сколько продукт его ментально-языковой деятельности - Когнитивная Ментальность. Рассматриваются формы существования КМ, ее предназначение, попытки классификации КМ, а также выявляются основные признаки этого феномена [Постовалова, 1988].

Среди разных типов КМ наибольший интерес лингвистов привлекает КМ в художественном тексте, - ХКМ, так как за ней стоит оригинальная языковая личность со своим нестандартным внутренним миром. ХКМ - это художественный мир автора, поэтический тезаурус, воплощенный в его текстах, поэтому ее специфической чертой является не просто отображение и интерпретация действительности, но создание некоего уникального образа окружающего мира в сознании человека. ХКМ отличается единством всех представлений, отображенных сознанием, и одновременно способностью изменяться, развиваться. ХКМ как мироощущение человека, зафиксированное художественным текстом, интересует не только лингвистику, но и литературоведение, в этом плане возможно говорить о смысловых пересечениях понятий данных областей филологии, как ХКМ и художественный мир (тезаурус, смысловая парадигма), концепт и мотив.

Концепт как комплексная мыслительная единица имеет ряд специфических черт. Количество и характер этих свойств не является строго установленным. Концепт является результатом субъективного познания, обобщения и категоризации[Сафонова, 2003; Кубрякова, 2004; и др.]. Концепт как единица ментальности имеет способность к развитию, он накапливает знание об объекте, постоянно попадает под влияние смежных и рядоположенных концептов и может быть подвержен множественным интерпретациям [Скребцова, 2011 и др.]. Основным «средством доступа к концептуальному знанию» является слово. Кроме того, «одно и то же слово может в разных коммуникативных условиях представлять в речи разные признаки концепта и даже разные концепты - в зависимости от коммуникативных потребностей, от объема, количества и качества той информации, которую говорящий хочет передать в данном коммуникативном акте и, естественно, в зависимости от смысловой структуры слова, его семантических возможностей» [Скребцова, 2011].

Исследуемый концепт ДОМ относится по структуре к многоуровневым сложным, по принадлежности - к индивидуально-авторским, по способу презентации - к художественным «текстовым» концептам.

В современной лингвистике нет ни одного общепринятого метода анализа концепта [Скребцова, 2011]. Можно выделить два основных направления концептуальных исследований: «отсистемный» - анализ данных разного рода словарей [Стернин, 2001] и «оттекстовый» - реконструирование концепта в тексте [Скребцова, 2011].

Рассмотренная методика является комплексной и включает два этапа - подготовительный и собственно анализ художественного концепта.

Подготовительный этап - анализ концепта ДОМ в КМ русского социума - необходим для того, чтобы выявить базу, на которой строится индивидуальная ХКМ, а также чтобы определить специфику авторского мировидения.

Данный этап включает в себя следующие шаги: 1. Выявление особенностей видения ДОМА усредненным носителем языка посредством моделирования семантического поля лексемы ДОМ по материалам разных словарей и разножанрового дискурса; систематизация и описание полученной информации. 2. Описание фрагмента национальной ХКМ, репрезентирующего концепт ДОМ в мировидении разных русских писателей, для того чтобы выявить его общую культурную основу, проследить динамику концепта.

1.2 Феномен концепта ДОМ в лирике первой трети XX века

Рассмотрим концепт ДОМ в лирике первой трети двадцатого века, чтобы раскрыть его в русской поэзии первой трети ХХ века. Материалом для рассмотрения концепта ДОМ послужила лирика И.А. Бунина, А.А. Ахматовой, Н.А. Клюева, С. Есенина, М. Волошина. Выбор имен обусловлен обращением поэтов к изучаемому нами концепту. Поэты по разному воссоздали образ дома, наполнив его собственными значениями.

Анализ избранных текстов помогает выявить множественные пересечения с толкованием дома Мариной Цветаевой.

Дом является центром жизнедеятельности человека, и потому в нём заключены представления человека о мироустройстве, о связи с другими людьми, с внешним миром.

Издавна человек стремился создать и укрепить свой дом, наполнить уютом, сформировать внутри него собственные традиции. Дом как категория бытия прочно вошел в сферу исканий человека, а вслед за тем и в сферу искусства.

В ходе анализа лирики Н. Клюева:

Бродит темень по избе,/Спотыкается спросонок,/Балалайкою в трубе Заливается бесенок:/«Трынь да брынь, да/ тере-рень...»/Чу! Заутренние звоны.../Богородицына тень,/Просияв, сошла с иконы./В дымовище сгинул бес,/Печь, как старица, вздохнула./За окном бугор и лес/Зорька в сыту окунула./Там, минуючи зарю,/Ширь безвестных плоскогорий,/Одолеть судьбу-змею/Скачет пламенный Егорий./На задворки вышел Влас/С вербой, в венчике сусальном./Золотой, воскресный час/Просиявший в безначальном [Клюев,1915].

С. Есенина:

Низкий дом с голубыми ставнями,/Не забыть мне тебя никогда,/Слишком были такими недавними/Отзвучавшие в сумрак года./ До сегодня еще мне снится/ Наше поле, луга и лес,/ Принакрытые сереньким ситцем/ Этих северных бедных небес./Восхищаться уж я не умею/И пропасть не хотел бы в глуши,/Но, наверно, навеки имею/Нежность грустную русской души./Полюбил я седых журавлей/С их курлыканьем в тощие дали,/Потому что в просторах полей/ Они сытных хлебов не видали./Только видели березь да цветь,/Да ракитник, кривой и безлистый,/Да разбойные слышали свисты,/От которых легко умереть./Как бы я и хотел не любить,/Все равно не могу научиться,/ И под этим дешевеньким ситцем/Ты мила мне, родимаявыть. /Потому так и днями недавними/Уж не юные веют года.../Низкий дом с голубыми ставнями,/Не забыть мне тебя никогда./

М. Волошина:

Выйди на кровлю. Склонись на четыре/Стороны света, простерши ладонь.../Солнце... Вода... Облака... Огонь...-/Все, что есть прекрасного в мире.../Факел косматый в шафранном тумане.../Влажной парчою расплесканный луч.../К небу из пены простертые длани.../Облачных грамот закатный сургуч.../Гаснут во времени, тонут в пространстве/Мысли, событья, мечты, корабли.../Я ж уношу в свое странствие станствий/Лучшее из наваждений земли./[Волошин, 1926]

А. Ахматовой:

Солнце комнату наполнило/ Пылью желтой и сквозной. /Я проснулась и припомнила:/ Милый, нынче праздник твой./ Оттого и оснеженная /Даль за окнами тепла,/Оттого и я, бессонная, /Как причастница спала./ [Ахматова,1913].

Мы выяснили, что дом, к которому стремились поэты, одинаково важен для каждого из них, поэтому сходные трактовки образа дома столь разными художниками не случайны. Поэты опирались как на фольклорную, так и на классическую традицию. Так, для новокрестьяских поэтов Есенина и Клюева дом связан с русской избой, простой деревенской хатой. Дом является центром мира и сам являет собой мир - некий микрокосм, воплощающий в себе народные представления о мироустройстве. Особое место в этом микрокосме отведено женщине, созидательное женское начало воплощено в образах жены, матери, «избы-богатырши» (Н. Клюев).

Дом помогает сохранить традиции семьи, народа. Эта мысль близка И.А. Бунину:

У птицы есть гнездо, у зверя есть нора./Как горько было сердцу молодому,/

Когда я уходил с отцовского двора,/Сказать прости родному дому!/

У зверя есть нора, у птицы есть гнездо,/Как бьётся сердце, горестно и громко,/Когда вхожу, крестясь, в чужой, наёмный дом/С своей уж ветхою котомкой!

Его дом, органично вписанный в природный мир, являет собой место обретения гармонии. Дом - это тихая гавань, где лирический герой укрывается от жизненных невзгод, лелеет воспоминания о былом счастье. В лирике Бунина нашла отражение и тема угасания дворянских усадеб. В его стихах нередко изображаются опустевшие сиротливые дома, застывшие в холодной бесприютности и мертвой тишине. Лирический герой Бунина подобно лирической героине Цветаевой переходит символическую границу дома - крыльцо, откуда видит таинственный манящий мир, получает возможность заглянуть в глаза вечности.

Анна Ахматова называет дом то кельей, то светлицей, то дворцом, а вслед за тем и лирическая героиня примеривает подходящую маску и предстает то монахиней, то странницей, то покинутой возлюбленной. Таким образом, «диалектика земного и небесного», сопряжение временного и вечного заметна в творчестве всех рассмотренных здесь поэтов. Несомненно и то, что дом земной в разных своих ипостасях связан с Домом Небесным, что даёт возможность воспринимать Дом не только как место, ограниченное самим собой, но и как пространство, соединяющее человека с Космосом, Вселенной, Богом.

Тенденцию поиска дома-духовного пристанища, заданную в лирике М. Волошина, с особенной силой представляет М. Цветаева. И хотя не она является первооткрывателем темы, однако мало кому так, как ей, удаётся выразить горькие утраты взрослеющего человека, неумолимость разрушительного времени. В этом голос Цветаевой перекликается с голосами современников, и вместе они озвучивают одну из самых трагических страниц русской истории.

1.3 Анализ концепта ДОМ в прозе М. Цветаевой

Цветаевский концепт вбирает в себя элементы КМ социума, которая модифицируется, переосмысляется под влиянием русской и мировой ХКМ, безусловно, между ними есть точки соприкосновения и отталкивания. На основе мотивного анализа и языковых наблюдений были реконструированы три фрагмента «дом» ХКМ A.C. Пушкина, Д.Н. Толстого и М.А. Булгакова, с целью выявления их сходства и различия с мировидением М. Цветаевой. Так, A.C. Пушкин осмысливал ДОМ как личную сферу человека, замкнутое пространство его жизни, а также средоточие культурных, духовных традиций и ценностей. Данные идеи развиваются в творчестве Л.Н. Толстого, для которого ДОМ - это семейный мир, некое гнездо, сфера естественной жизни. Эти мысли продолжает в своем творчестве М.А. Булгаков, противопоставляя ДОМУ как средоточию культуры, духовности, покоя АНТИДОМ - мир хаоса и смерти [Кирьянова, 2012].

Цветаевский ДОМ - мир, подобно пушкинскому миру, связан с культурным наследием (книги, рояль, ноты), с памятью, обычаями и традициями ДОМА, русских, родины. Но в нем нет толстовского семейного мира. Цветаевский ДОМ зачастую - это отдельное живое существо, живущее независимо от своих хозяев и за их счет. Когда мы имеем дело с таким ДОМОМ, нельзя говорить о каком бы то ни было духовном мире, это ДОМ - монстр, чудовище, сродни АНТИДОМУ в творчестве М.А. Булгакова.

Часто пульсация ДОМА осмысляется поэтом метафорически. Самая яркая пространственная метафора ДОМА в прозе М. Цветаевой - boite а surprises (коробка с сюрпризами). В основе сопоставления лежит фактор внешнего сходства (первая ассоциация): замкнутое пространство, четыре стены. Но при более глубоком анализе вскрывается иная ассоциативная связь: М. Цветаева делает акцент на «безмерной свободе» ДОМА и его сюрпризности - неожиданности, вечной новизне, а значит, ненадоедливости: «...Но прибавлю, что всем детям... всегда нравился мой дом (все тот же по нынешний день), его безмерная свобода и ...сюопризность: вот уже boite в surprises. з_ возникающими из-под ног чудесами - гигантская boite, с бездной вместо дна. неустанно подающей все новые и новые предметы, зачастую - sans пот...» (Повесть о Сонечке).

Важным для мировидения поэта является параметр открытости данного пространства (в отличие от обычного ДОМА-коробки): безмерная свобода, гигантская boite, бездна вместо дна.

Другой метафорой ДОМА, отражающей его бездонность, наполненность и изменчивость, является лексема сундук в особом авторском преломлении Сундук («большой ящик с крышкой и с замком для хранения вещей, ценностей» [MAC]) и boite в surprises (коробка - «небольшой ящик, обычно с крышкой» [MAC]) - явления одного порядка. Их сближает не только узуальные денотативные семы «ящик, вместилище» и «с крышкой», но также и личностная сема «бездонность» (ср. «гигантская boite, с бездной вместо дна» и сундук, «оказавшийся бездонным», «неистощимость материнского дна»): «...О, как мать, заливала и забивала с верхом - впечатление на впечатление и воспоминание на воспоминание - (в своих дочерей) как в уже не вмещающий сундук (кстати, оказавшийся бездонным), нечаянно или нарочно? Забивая вглубь - самое ценное - для дольшей сохранности от глаз, про запас, на тот крайний случай, когда уже «все продано», и за последним - нырок в сундук, где, оказывается, еще - все. Чтобы дно в последнюю минуту само подавало. (О, неистощимость материнского дна, непрестанность подачи!) Мать точно заживо похоронила себя внутри нас - на вечную жизнь» (Мать и музыка) [Фещенко,2005].

Метафора сундук, кроме всего прочего, включает в пространство ДОМА еще и членов семьи, но не как живущих в ДОМЕ, а как своеобразное домашнее пространство, пространство духа. Мать и дочь как члены семьи в сознании носителей языка тесно связаны с домом, но у Цветаевой эта связь усложняется. Промежуточным звеном между матерью, дочерью и домом становится метафора сундук. В текстовом фрагменте, представленном выше, мать ассоциируется с вместилищем («неистощимость материнского дна»), из которого черпаются знания, культурные и семейные традиции, дочь - с вместилищем, в которое эти знания и традиции «заливаются и забиваются с верхом...как...в сундук» Таким образом, лексемы мать и дочь переосмысливаются в прозе М. Цветаевой и представляют собой проекции ДОМА ДУШИ [Фещенко,2005].



ГЛАВА 2. МИР ДОМА В РАННЕЙ ЛИРИКЕ МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ

2.1 Структура и значение феномена ДОМА в поэтической картине мира М. Цветаевой

Рассматривая концепт ДОМА в поэтической картине мира в ранней лирики М.И. Цветаевой , мы раскрываем структуру и значение феномена.

Так, дневниковый характер первых сборников Цветаевой (внешняя форма художественного образа), их ярко выраженное автобиографическое начало (содержание) определили структуру феномена дома (внутреннюю форму) в ранней лирике Цветаевой.

Дом как строение для жизни, жилище в ранней лирике Марины Цветаевой связан с категорией пространства. Дом-жилище в стихах поэта имеет реальный прототип: небольшой особняк в Москве, в Трёхпрудном переулке. Однако образ дома № 8 в Трехпрудном художественно переосмысливается Цветаевой, романтизируется, наделяется волшебными чертами.

В первых, полудетских еще поэтических книгах Цветаевой - «Вечерний альбом» и «Волшебный фонарь» - вырастает собирательный образ волшебного домика уходящего детства и уходящего века. Это и исчезающие, вытесняемые «великанами соседями» розовые домики старой Москвы, «смиренные и давние», «со знаком породы», и родной дом в Трехпрудном переулке, из которого уходит во взрослую жизнь лирическая героиня Цветаевой, зимними вечерами мечтавшая о «великих путях». Окончательное прощание с «невозвратно-чудным миром» детства, связанное со смертью отца, происходит в стихотворении 1913 г. «Ты, чьи сны еще непробудны…»: «В переулок сходи Трехпрудный, / В эту душу моей души».

Дом как город в ранней лирике Марины Цветаевой соединяет в себе черты реального города детства поэта - Москвы - и фантастического пространства, в котором возможны перемещения во времени, путешествия в другие миры. В образе дома-города воплощается внешнее пространство дома.

Так уже в ранней лирике Цветаевой возникает мотив разрушения дома и вместе с тем оформляется идея пути, жизни как странствия и движения, характерная для всего ее поэтического творчества. Часть реализующих эту идею мотивов связана с образом дома. В цикле «Бессонница» (1916) выход из дома в ночь, с одной стороны, и образ бессонного дома, окна с огнем, с другой, - две характеристики единого состояния души лирической героини: состояния движения и бодрствования. И постепенно выкристаллизовывается метафора «дом - душа», областью референции которой становятся внутреннее пространство мира души и его состояния, поскольку Цветаева воспринимает и отражает мир не природой, как Пастернак, не историей и культурой, как Мандельштам, а собственным Я, на него проецируя весь окружающий мир. Поэтический мир Цветаевой конструируется по законам внутреннего мира поэта - мира динамичного, изменчивого, не-вещного, стремящегося за свои пределы. И потому Цветаева никогда не говорит просто о мире, но всегда - о своем внутреннем состоянии. Так срастаются, накладываясь друг на друга, два семантических концепта. В стихотворении того же 1916 г. «Рок приходит не с грохотом и громом…» нарушение замкнутого пространства дома-души происходит извне. Дом, где «совсем тихо / И горят образа» [Цветаева,1988:327], сближен здесь с храмом, который позже будет ощущаться Цветаевой «домом души», сочетающим в себе физическое и духовное. Определенное состояние души - равнодушие характеризуется как ночная пустота дома-души. Стихотворение «Да, друг невиданный, неслыханный…» утверждает освобождение души из замкнутого пространства: «Я знаю все ходы и выходы / В тюремной крепости души» [Цветаева,1988:524].

И, наконец, в четверостишии-миниатюре:

Одна половинка окна растворилась./Одна половинка души показалась. /Давай-ка откроем - и ту половинку,/И ту половинку окна! [Цветаева,1988: 540]

- происходит прямое отождествление дома и души и задается тема распахнутости-разрушения дома, которая далее воплотится в лирике Цветаевой в мотивах: сожигания дома в страсти; разрушения во сне; выхода из дома, который становится переходом в другое состояние; реальность - смерти, сна, творчества.

В образе дома на этом этапе творчества Цветаевой выделяются две составляющие, две стороны:

- внешний облик, тело, чья функция скрывать должна быть преодолена;

- внутреннее наполнение - собственно Душа, которую вывести вовне можно лишь разрушив оболочку. Душа поэта органически неспособна оставаться внутри - себя, общепринятых норм - из-за силы страсти, творческого порыва или вследствие неприятия явлений, ведущих к смерти.

Душа осмысливается как незамкнутый дом с проницаемыми границами. Но есть и другой важный образ, в котором воплощается цветаевская душа - птица, крылатая, свободная и поющая. Этот образ укрепляет собою мотив пути, странничества, и, как мы увидим далее, на его основе будет конструироваться образ идеального, в понимании Цветаевой, дома уже в эмигрантский период творчества.

Возвращаясь к идее пути, важно отметить, что вариантом мотива странничества стал в цветаевской лирике революционных лет мотив бездомности. Бездомность оценивается Цветаевой неоднозначно:

- и как благо: «И так хорошо нам вдвоем - / Бездомным, бессонным и сирым» [Цветаева,1988:421] в посвященном дочери цикле «Але» (1918);

- и как недостача: в стихотворении «Кто дома не строил - / Земли недостоин», написанном двумя днями позже цикла «Але», итогом становится приговор себе: «Не строила дома» [Цветаева,1988:423]. Создание дома понимается здесь как общечеловеческий долг. В стихотворении «Мой путь не лежит мимо дому - твоего…» (1920) дом изначально отрицается и самой идеей пути, идущего мимо, и частицей не, ибо путь лирической героини идет даже не мимо - он просто идет, а сама она - вечная странница. Но все это стихотворение - о тяге лирической героини к людям и домашнему очагу, который ощущается как всеобщая ценность, архетип (родовое гнездо) и в других стихотворениях: «А человек идет за плугом / И строит гнезда» [Цветаева,1988:487]. Отношения Цветаевой с этой ценностью основаны на противоречии, ибо она изначально понимает, что создана не для семейного очага, а для движения, свободы, т.е. творчества. И вместе с тем именно в тяжелые послереволюционные годы в поэзии Цветаевой начинает формироваться идеал дома - на обломках счастливого прошлого в Борисоглебском переулке. В образе дома для Цветаевой уже теперь важна его связь с природными элементами внешнего мира: в стихотворении «Два дерева хотят друг к другу» (1919) толчком к философским размышлениям о природе любви - неутолимой тяги и последующим обобщениям («Таков закон: одно к другому» - [Цветаева,1988:485] становится вид из окна - на два дерева напротив. Дом в Борисоглебском - «скромный кров» [Цветаева,1988:537], «чердачный дворец» [Цветаева,1988:488], близкий к небу, которое становится для Цветаевой синонимом Бога и смерти. Мотив смерти усиливается на протяжении 1919-1920 гг. и приобретает оттенок неизбежности. Если в стихотворениях 1919 г. это просто полет - «с крыши на небо» [Цветаева,1988:489] над голубой, а не красной Москвой, попытка сохранить творческую независимость и игнорировать Историю, если дом предстает как мир покоя, осененный крестом оконной рамы и дающий свободное ощущение «погребенности» в небе (растворенности, полета), то позже дом - место отдыха «без снов», сна, похожего на смерть, после трудового дня - «работы во имя детей» [Цветаева,1988:33] и ради сохранения родного крова.

Таково наполнение образа дома в лирике Цветаевой доэмигрантского периода, где задаются основные линии его развития, происходившего уже в отрыве от России, которую Цветаева покинула в мае 1922 г.

В поэтическом творчестве Цветаевой после 1922 г. продолжается развитие метафоры «дом - душа» в уже заявленных мотивах, но с большей резкостью и однозначностью - вплоть до саморазрушения в огне страсти или смерти, во сне, приравниваемом к обряду инициации, когда происходит выход лирической героини за окно («в моря заоконные» - пространство творчества) или в порыве души из тела («…из тела / Вон хочу!», «Мир - это стены. / Выход - топор»), завершающемся ее истечением в творчестве («Вскрыла жилы: неостановимо…»).

Усиливается и мотив бездомности, что ярко проявляется в обращенном к Пастернаку стихотворении «Брожу - не дом же плотничать, / Расположась на росстани!» (октябрь 1923).

Возникает новый мотив - возвращения домой, однако развивается он почти десятилетие спустя после отъезда из России. Впервые появившись в стихотворении «Берегись…» (август 1922), где он реализует идею возвращения человека к своим истокам, движения Души вглубь себя, этот мотив связывается с образом Страшного суда, отдаляющего это возвращение.

2.2 Концепт ДОМ в теме России и возвращения

Начиная с середины 1931 г. Цветаева пишет ряд стихотворений, непосредственно развивающих тему России и возвращения - тему, которая была поднята самой действительностью: в июне 1931 г. С. Эфрон подал прошение о советском гражданстве и последующем возвращении в СССР. Июльское стихотворение «Страна» становится откликом Цветаевой, не разделявшей возвращенческих иллюзий мужа:

С фонарем обшарьте/Весь подлунный свет!/Той страны - на карте/Нет, в пространстве - нет./Выпита как с блюдца,-/Донышко блестит./Можно ли вернуться/в ДОМ, который - срыт?/ Заново родися -/В новую страну!/Ну-ка, воротися/На спину коню/Сбросившему! Кости/Целы-то хотя?/Эдакому гостю/Булочник ломтя/Ломаного, плотник -/Гроба не продаст!/...Той ее - несчетных/Верст, небесных царств,/Той, где на монетах -/Молодость моя - / Той России - нету./- Как и той меня./[Цветаева, 1931]

Для нее вернуться - значит «заново родиться», та Россия - «дом, который срыт», ее «нету», как нет и той Марины Цветаевой. Чуть позже, в январе 1932 г., в цикле «Стихи к сыну» Цветаева откорректирует эти заявления с поправкой на молодое поколение:

Ни к городу и ни к селу -/Езжай, мой сын, в свою страну, -/В край - всем краям наоборот! -/Куда назад идти - вперед/Идти, - особенно - тебе,/ Руси не видывавшее/Дитя мое... Мое? Ее -/Дитя! То самое былье,/Которым порастает быль./Землицу, стершуюся в пыль,/Ужель ребенку в колыбель/ Нести в трясущихся горстях:/ «Русь - этот прах, чти - этот прах!»

Осознавая невозможность возвращения для себя, она провозглашает идею, ненаследования сыновьями вражды и креста их отцов: «с братом своим не дравшись - / Дело чисто твое…»[Цветаева,1988:300]. Путь для сына в «его» Россию открыт еще и в силу воспитания, с которым мать в него «всю Русь / Вкачала - как насосом!» [Цветаева,1988:301].

В целом же образ России в цветаевской лирике первой половины 30-х гг. - это комплекс противоречивых чувств, разрывающих поэта: «тоска по родине» привела к равнодушию, равному смерти души, лишившейся примет прошлого, заново родившейся в месте, которое ей чуждо и «всё равно». Но порой воспоминание - прежде всего о природе, природном пространстве России - могут перевернуть омертвевшую душу. Так в стихотворении «Родина» (1932) даль России зовет героиню домой, а в «Тоска по родине! Давно…» (1934), где постулируется смерть с утратой родины, в финале возможно воскресение:

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст./И все равно, и все едино./ Но если по дороге куст/Встает, особенно - рябина…[Цветаева,1988:316].

Существенно, что при всей тоске по родине, при всей неустроенности домашнего быта именно в эмиграции окончательно формируется образ идеального ДОМА - путем разграничения дома истинного и ложного. Образ ложного дома дан в стихотворении «Спаси господи, дым!» [Цветаева,1922]: «…да нами надышан / Дом, пропитан насквозь! / Нашей затхлости запах! Как с ватой / В ухе - спелось, сжилось! <…> Стар-то стар, сгнил-то сгнил, / А все мил…» [Шевеленко,2002:155]. Для Цветаевой оседлость, неспособность к движению (страх переездов) - синоним смерти, прежде всего души, неспособной к изменениям, росту. Эта линия будет продолжена в «Поэме Горы»[Цветаева,1924], где синонимический ряд «дом - город - дача» олицетворяет косный быт, нетворческий и ровнотекущий. Этому образному ряду противопоставлен образ горы, устремленной вверх и необжитой. Однако понимая, что явилась в этот мир не «простолюдином», а «небожителем любви», лирическая героиня испытывает горечь - по идеалу тихой и простой семейной жизни, с которым не совпадает ее душа. Таков образ дома ложного - дом обживаемый, пропитанный человеческим теплом-плотью; дом, который жалко и страшно покинуть, неподвижный и обездвиживающий, символ косности человеческого существования.

Отголоски этого образа слышны в «Поэме Конца», написанной следом за «Поэмой Горы» (февраль - июнь 1924). Конфликт между лирической героиней и героем выявляет различное понимание ими дома: если герой согласен с домом ложным, то героиня не смирится с бытом как у всех, ведь для нее «дом, это значит - из дому / В ночь» [Цветаева,1988:33], ее дом - в ее сердце [Цветаева,1988:35]. Неминуем вывод:

Жизнь - это место, где жить нельзя:/Еврейский квартал…/Так не достойнее ль во сто крат/Стать Вечным Жидом? [Цветаева, 1988:48).

Обращение в поэме к мотивам ухода «из дому», скитальчества свидетельствует о том, что Цветаева еще не находит в вещном мире эквивалента своим представлениям о Доме, заменившего бы ей навязываемый окружающим миром и культурным наследием образец, - чужой, но столь необходимый, искомый, ибо без него ей грозит быть сметенной собственным сопротивлением миру.

Обретение этого идеала будет приближено в «Поэме Лестницы» [Цветаева,1926]. Ставя в центр поэмы этот элемент дома, имеющий вертикальную направленность, проходной, сквозной, Цветаева устремляется к ее вершине, которой становится чердак - самая необжитая, бедная и близкая к небу часть дома. Остается только преодолеть его вещность. И постепенно в поэме оформляется мысль дом одухотворяется вещами - вещами, имеющими душу, которая всего заметней у вещей нищих, ибо страдание и тоска превращают их в живые существа. Вещь - «как тварь, ждущая утра, / Чем-то здесь, всем - за окном» [Цветаева,1988:128] - душой вне дома. Одухотворенные вещи бедных сближают дом с природой (сравнение чердака с октябрьским лесом - такой же совокупностью живых существ). А поскольку «вещи бедных - попросту - души», напрашивается логичное для Цветаевой следствие: «Оттого так чисто горят» [Цветаева,1988:129]. Пожар становится закономерным финалом поэмы, способом освятить, очистить дом от вещности: «Есть взамен пожизненной / Смерти - жизнь посмертная!» [Цветаева,1988:139]. Огонь превращает дом в куст, а спасшиеся вещи - на миг (последний) - в то, чем они изначально были: «Спелой рожью - последний ломтичек! / Бельевая веревка - льном цветет!..» [Цветаева,1988:131]. Так Цветаева, одухотворяя дом, заранее обрекает его на гибель. Столь же непрочными были чердаки ее доэмигрантских стихов. Это - дом истинный, но выстоять жизненные невзгоды он не сможет, поскольку не приспособлен к жизни.

Идеал же будет дан в двух стихотворениях с одинаковым названием - «Дом», 1931 и 1935 гг.

В стихотворении 1931 г. возникает дополнительный смысл к метафоре «дом - душа»: дом - лицо, а не тело, как ранее. А лицо - снимок, отпечаток, «девический дагерротип души моей» [Шевеленко,2002:296] - есть выразитель души, а не ее держатель, а значит, не нуждается в разрушении, ибо выводит душу вовне. Лирическая героиня Цветаевой стала сдержаннее. Возникает нерасчлененный образ дом-человек, ушедший, углубившийся в себя («единственный закон» глаз - «гостей не ждать, прохожего не отражать»), не суетный и верный самому себе, не меняющийся в самом основном. Мотив взгляда внутрь себя вновь появится в «Доме» 1935 г.: дом «с тем особенным взглядом душ - тяжелого весу», «из которого души во все очи глядят - во все окна!». Души хозяев, нынешних и бывших, одухотворяют свой дом, становятся его покровителями - ларами и пенатами. Так дом освящается, во-первых, душами людей, что в нем жили, и, во-вторых, природой: «Лопушиный, ромашный / Дом - так мало домашний! <…>Дом, что к городу задом / Встал, а передом - к лесу» [Шевеленко,2002:315]. В «Доме» 1931 г. старый каштан за окном заменил лирической героине «и жизнь, и жилье». Пронизываемость дома окружающей его природой ведет к его разрушению, которое, по Цветаевой, - благо, ибо такой дом сможет вести «бой за существованье» «со смертью самой». Идеальный дом - приют-гнездо для души-птицы, кочующей и свободной. Это не обжитый поколеньями дом с аистовым гнездом, дом - полная чаша, нерушимый и вечный, а бедный кров, дающий ночлег, временный приют, пронизанный природой и жившими в нем когда-то душами. Такой образ идеального ДОМА, внешне далекий от традиции, имел предпосылки к формированию еще в доэмигрантский период творчества Цветаевой, но сложиться мог лишь в кочевой эмигрантской жизни, столь богатой переездами, когда Цветаева из-за недостатка средств к существованию вынуждена была ютиться в пригородах - Праги, которую любила, и Парижа, который так и не сумела полюбить.

цветаева проза концепт дом

2.3 Моменты в жизни М. Цветаевой, когда весь внутренний духовный мир ее ДОМА рушился и терял ценность

Людское и дружеское равнодушие, пустота дома и пустота сердца - категории, связанные с отсутствием рядом близкого человека. Они сразу обесценивают все другие «наполнители» домашнего мира, вытесняя их на второй план. Именно отношения между людьми - дружба и любовь - оказываются превалирующими в формировании ДОМА как духовного мира.

Таким образом, в прозе М. Цветаевой находит отражение и ДОМ-жилище в различных его ипостасях, и ДОМ - духовный мир. Духовный мир является доминантой цветаевского ДОМА с точки зрения его наполненности: книгами, музыкой, близкими людьми, дорогими сердцу вещами, творчеством. Причем этот духовный мир оказывается зависимым от человека, а поэтому его легко разрушить.

ДОМ - семья. ДОМ - это не просто жилое пространство, оно является хранилищем семейных и культурных традиций. Этот смысловой слой тоже непосредственно связан с представлением о пространственных характеристиках ДОМА. Говоря о ДОМЕ как семье, следует отметить малую частотность появления лексемы ДОМ в данном значении. Лексическое значение слова семья в текстах М. Цветаевой типично: «люди, живущие вместе, объединенные родственными связями». Семья М. Цветаевой видится совершенной оппозицией представлениям о семье-мире, которые нашли отражение в художественной литературе (например, в творчестве Л.Н. Толстого); поэт не ощущает ее чем-то необходимым для себя лично. Цветаевская семья лишена той теплоты, гармонии, любви, внимательности и терпимости друг к другу, из которых складывается толстовский семейный мир. Наиболее ярким образом, связанным с ДОМОМ в мировой культуре, является образ матери. Существующие биографические прочтения произведений М. Цветаевой «затемняют» образный ряд, который реконструируется путем специального концептуального анализа. Так, цветаевский образ матери во многом неоднозначен и весьма далек от действительных образов М.А. Мейн и самой М. Цветаевой, которые в жизни не были хорошими матерями, в нем видится попытка поиска идеальной матери. Образ матери в прозе М. Цветаевой складывается из следующего: это та, которая родила и воспитала, но воспитала особым образом - через испытание, заклятие, насаждение чувства прекрасного, лиричности и т.д ; мать - это хранительница семейной мудрости, «вместилище» традиций, знания, культуры (см. выше мать - сундук), поэтому идеальная мать должна быть сильной, мудрой, храброй, справедливой, одинаково любить своих детей. Также отмечается важность не кровного, а духовного родства между матерью и дочерью

ДОМ как «живое существо». В КМ усредненного носителя языка отражен периферический смысл оживления ДОМА. ДОМ М. Цветаевой также мыслится как живое существо. Этот концептуальный слой ярче выражен в поэзии, чем в прозе, но в прозаическом контексте достаточно четко представлено воздействие ДОМА-живого существа на людей, живущих в нем. И свой, и чужой ДОМА имеют способность «владеть» своими жильцами и влиять на них, но влияние этих ДОМОВ разное. Так, собственный цветаевский ДОМ, обладая таким качеством как таинственность, сюрпризность, привлекает к себе внимание, притягивает, очаровывает своим внутренним духовным миром. Это влияние своего ДОМА на его обитателей и посетителей поэтом практически не описывается, за редким исключением: «...у меня же было мое заветное место, заветное кресло... но не надо про кресло, ибо все предметы нашего трехпрудного дома - заводят далеко!» (Черт). Заводить - уводить, «ведя, направить куда-нибудь далеко, не туда, куда следует» [MAC]. Значимость не только самого ДОМА, но и любого предмета в нем, например, кресла, очевидна: воспоминания о них могут независимо от воли человека увести далеко, отвлечь от темы разговора и даже жизненного пути.

Влияние ДОМА на семью Иловайских более ощутимое, более сильное, чем на семью Цветаевых. С точки зрения данного аспекта, имена существительные семья, родители, дети, дочери, мать, жильцы можно выделить в отдельную ТГ «семья» и характеризовать семью Иловайских как жильцов своего ДОМА, но они включаются в качестве составляющего элемента в «атрибуты дома», так как не ДОМ принадлежит Иловайским, а Иловайские являются его принадлежностью, зависимы от ДОМА: «...Звучало еще робкое, но и в робости своей грозное, ничем, кроме собственного звучания, не заполненное слово «свобода». Какая? Вся. От чего? От всего. И, конечно, прежде всего - от дома. Нет, нет, не от родителей ...родители сами были гнетомые - угнетал дом, сам дом со всеми в нем прежде жившими и жившими так, как нынче жить уже нельзя (а было ли когда-нибудь можно?)...», (Дом у Старого Пимена).

АНТИДОМ. Утрата духовного мира в ДОМЕ ведет к превращению его в АНТИДОМ. Об Этом сигнализирует невозможность попасть в свой ДОМ, потеря своего пространства, его пустота (духовная и вещная), отречение от ДОМА, бездомность [Фещенко,2005].

Понятие бездомности в текстах М. Цветаевой семантически переплетается с другими концептами, например, ТВОРЧЕСТВОМ. Так, М. Цветаева не отрекается от своего ДОМА, как это делали другие во время революции, а стремиться вернуться в него, потому что, сколько бы быт ни мешал ей писать, только там, в ДОМЕ, она может творить: «Я по самой середине сказки, mitten drinnen (изнутри). Разбойник, разбойникова жена - и я, разбойниковой жены - служанка Конечно, может статься - выхвачу топор. А скорее всего, благополучно растреся свои 18 ф<унтов> пшена по 80-ти заградительным отрядам, весело ворвусь в свою Борисоглебскую кухню - и тут же - без отдыши - выдышусь стихом!» (Вольный поезд).

Возвращение ДОМОЙ, на кухню (которая, кстати сказать, не смущает поэта: «Ни он, ни я ничуть не смутились кухни, нас толкнуло друг к другу через все кастрюльки и котлы...» (Повесть о Сонечке)), является для М. Цветаевой желанной целью, ради которой она готова пожертвовать и крупицами добытого. Вернуться в ДОМ, даже весело ворваться и не просто сесть и писать стихи, а выдышаться стихом.

Эмотивный концепт ОДИНОЧЕСТВО пересекается в данном случае с концептом ДОМ, и хотя он чаще эксплицируется в поэтическом тексте, в прозе его положение также достаточно весомое.

В заключении подведены итоги исследования, обобщены выводы по главам, сформулированы некоторые черты ХКМ М. Цветаевой.

В работе предложена комплексная методика анализа концепта, репрезентированного в тексте.

Как показало исследование, специфика концепта ДОМ, воплощенного в прозе М. Цветаевой, заключается уже в способе его выражения - посредством особого ключевого слова, выявляющегося не по критерию частотности, а по смысловой и коммуникативной значимости. Причем основными носителями семи «дом, жилье» оказывается не лексема ДОМ, а другие слова, входящие в ее ассоциативно-смысловое поле [Фещенко,2005].

Важной чертой цветаевского мировидения является оригинальное переплетение всех смысловых узлов, слоев в структуре концепта ДОМ, невозможность четкого разграничения компонентов на ядерные и периферийные, что является подтверждением гипотезы И.А. Стернина о структуре концепта [Стернин 2001] Так, концептуальные слои «свое / чужое пространство ДОМА» и «ДОМ как духовный мир» непременно присутствуют в слоях «ДОМ-семья» и «АНТИДОМ». Смысловой слой «СЕМЬЯ» в структуре концепта ДОМ может быть рассмотрен в качестве отдельного концепта в концептосфере поэта. Также на протяжении всего прозаического и поэтического дискурса концепт ДОМ переплетается с такими концептами, как ЛЮБОВЬ, ОДИНОЧЕСТВО и ТВОРЧЕСТВО, в отдельных случаях они сливаются с исследуемым концептом, растворяются в нем.

Концепт ДОМ в ХКМ М. Цветаевой наряду с цельностью динамичен, изменчив. Подобными характеристиками, на наш взгляд, будет обладать любой концепт, репрезентированный в текстах поэта.



ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Таким образом, сопоставление фрагмента ХКМ М. Цветаевой и других писателей и поэтов XIX-начала XX вв. дает возможность сделать вывод о преемственности идей в представлениях о ДОМЕ. Так, в прозе поэта находит отражение пушкинские идеи ДОМА как своего пространства, укромного, надежного, уединенного - идеального пространства творчества и ДОМА - хранилища культурного опыта, памяти и т.д. Кроме того, М.А. Булгаков и М.И. Цветаева - современники, в чьих произведениях равно ярко воплотилась мысль о превращении ДОМА в АНТИДОМ под воздействием различных обстоятельств.

Таким образом, рассмотренные нами особенности концепта ДОМ, являющегося фрагментом ХКМ М. Цветаевой, доказывают, что авторское мировидение, бесспорно, связано с КМ усредненного носителя языка, но конечный вариант далек от своей основы. На мировидение творческой личности накладывает свой отпечаток культурный контекст, вне которого данная личность не существует.



БИБЛИОГРАФИЯ

1. В одном потоке бытия…: Марина Цветаева и Максимилиан Волошин / сост. В. А. Антипина, Н. М. Мирошниченко, И. Н. Палаш. - М.: Центр книги Рудомино, 2013. - 352 с.

2. Кирьянова, Е.Н. Внутреннее пространство дома в ранней лирике Марины Цветаевой // Русская словесность. - 2012. -№ 5. - С. 56-61.

3. Кирьянова Е.Н. Феномен дома в ранней лирике Марины Цветаевой[Текст]:Дис.…канд.филол.наук:10.01.01.: защищена 19.11.12: утв. 22.05.13/ Кирьянова Екатерина Николаевна. - Москва,2012. - 237с.

4. Кудрова, И. В. Путь комет: Жизнь Марины Цветаевой. - СПб., 2002.

5. Кудрова, И. В. Путь комет: в 3 т. - Т. 1: Молодая Цветаева; Т. 2: После России; Т. 3: Разоблачённая морока. - СПб.: Книга; Изд-во Сергея Ходова, 2007. - Т. 1 - 448 с., Т. 2 - 560 с., Т. 3 - 348 с. - 3000 экз.

6. Лосская, В. К. Марина Цветаева в жизни: Воспоминания современников. М.: ПРОЗАиК, 2011. - 384 с.

7. Лосская, В. К. Марина Цветаева в жизни: (Неизданные воспоминания современников). - М.: Культура и традиции, 1992.

8. Лютова, С. Н. Марина Цветаева и Максимилиан Волошин: Эстетика смыслообразования. - М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2004.

9. Лютова, С. Н. Волошин и Цветаева: от младосимволизма к постмодерну. - М.: МГИМО-Университет, 2014. - 400 с.

10. Марина Цветаева. Фотолетопись жизни поэта. - М., 2000.

11. Полянская, М. Брак мой тайный. Марина Цветаева в Берлине. - М., 2001.

12. Полянская, М. Флорентийские ночи в Берлине. Цветаева, лето 1922. М.: Голос-Пресс; Берлин: Геликон, 2009.

13. Полянская, М. Вокруг берлинской мемориальной доски Марины Цветаевой // Семь искусств. - 2013. - Авг.

14. Полянская, М. 77 дней Марины Цветаевой в Берлине // Семь искусств. - 2014. - № 1 (Янв.)

15. Ронен, О. Часы ученичества Марины Цветаевой // Марина Цветаева 1892-1992 / Под ред. С. Ельницкой и Е. Эткинда. Нортфилд, 1992.

16. Саакянц, А. А. Марина Цветаева. Жизнь и творчество - М.: Эллис Лак, 1997. - 816 с.

17. Сафонова Н.В. Теоретические проблемы концептуализации национальной картины мира/ Вестник ТГТУ. 2003. Том 9. № 3.

18. Скребцова, Т. Г. Когнитивная лингвистика: Курс лекций. - СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2011. - 256 с.

19. Твардовский, А. Т. Марина Цветаева. Избранное // Твардовский, А. Т. О литературе. - М., 1973.

20. Цветаева М.И. Собр. соч.: В 7 т. Т. 1: Стихотворения / Сост., подгот. текста и коммент. А. Саакянц и Л. Мнухина. М., 1994. С.

21. Цветаева М.И. Сочинения: В 2 т. Т. 1: Стихотворения. Поэмы. Драм. произведения. Минск, 1988.

22. Цветаева, А. И. Воспоминания. - М., 1971; (2-е изд. - М.: Сов. писатель, 1983. - 767 с.)

23. Цветаева, М. И. Мне казалось, я иду по звёздам: воспоминания, письма, дневники. М.: Текст, 2004.

24. Фещенко, О. А. Концепт ДОМ в художественной картине мира М.И. Цветаевой [Текст]: Дис. …канд.филол.наук:10.02.01.: защищена 22.10.05: утв. 15.04.06 /Фещенко Ольга Александровна. - Новосибирск, 2005. - 214с.

25. Шевеленко, И.Д. Литературный путь Цветаевой. Идеология поэтика - идентичность автора в контексте эпохи./ И.Д. Шевеленко. М.: Новое литературное обозрение, 2002. - 464 с.

Размещено на Allbest.ru