Утопический дискурс в творчестве Г. Уэллса (романы "Война миров", "Люди как Боги")

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Изучение утопического дискурса, проблематики художественного языка утопии является одной из наиболее «горячих точек» современных гуманитарных наук. Формы утопического сознания обнаруживают в культуре ХХ-ХХI веков такое поразительное многообразие, что требуется все более активное привлечение различных аналитических инструментов, в том числе и новые, возможно, междисциплинарные исследования утопических и антиутопических жанров.

С легкой руки авторов произведений художественной литературы XX век стали называть веком реализовавшихся утопий. Теме утопии посвящен широкий круг работ, где описаны ее структурно-функциональные особенности, социально-аксиологические доминанты. Критика утопии, разносторонняя и системная, позволила говорить о кризисе утопии как жанра и утопического мышления в целом.

Исследование утопического мышления, художественного освоения утопических и антиутопических идей успело накопить солидную научную базу и позволяет говорить о самостоятельной науке - утопистике, которая объединяет множество гуманитарных областей.

Так исследовались исторические формы утопии, ее соотношение с идеологией, религиозным сознанием, художественными практиками XX века, роль интеллигенции в создании и распространении утопических проектов, утопия и политика, утопия и революция, утопия и социализация, утопия и исследование в области культурной антропологии - все становилось предметом пристального внимания и пристрастной критики.

Утопию осмысливали философы, историки, политологи, социологи и филологи. Ее трактовали как литературный жанр, как реформационные проекты, как социальный идеал, как форму скрытого нигилизма, как средство управления массовым сознанием, как прекрасный проект будущего, достойной реализации, или сладкую несбыточную грезу, мечту, никогда не воплощающуюся в реальности.

В европейской традиции следы утопии мы можем проследить с античных времен: отдельные ее элементы проявляются еще в творчестве Гомера, а великий философ Платон создал впечатляющий проект гармоничного общественного устройства. В произведениях классиков этого жанра: Т. Мора, Т. Кампанеллы, Э. Кабе, А. Сен-Симона, Ш. Фурье, Р. Оуэна и др. представлены не просто яркие образцы желаемого устройства общества, но и глубокие мысли о необходимости идеала для его развития, догадки о возможностях, заложенных в этом важном элементе мышления и деятельности.

Незаменим вклад в исследование утопии и утопического сознания русских мыслителей. Много для понимания сущности утопизма дали воззрения Ф.М. Достоевского[1.1], размышлявшего о неоднозначности стремления к счастью и опасности насильственного его навязывания. Работы Н.А. Бердяева и С.И. Булгакова интересны в связи с анализом утопических аспектов марксизма, прежде всего в его русском варианте. Г.В. Флоровский и С.Л. Франк рассматривают причины существования, механизм образования утопизма как определенного направления мировоззрения. Он понимается как неизбежное логическое следствие натуралистического монизма и связанного с ним мироощущения органического всеединства, в рамках которого человек теряет перспективу свободы и творчества. Утопизм, по их мнению, - результат пропасти между Богом и человеком.

Не претендуя на полноту анализа, можно попытаться выделить ряд направлений в этом многообразии. Большая группа философов едина в своем понимании утопии как того, что коренится в природе человека. Г. Кейтеб, X. Ортега-и-Гассет, М.Шелер видят корни утопизма в присущем человеку стремлении сказать «нет» действительности, в стремлении не просто к лучшему, а к совершенному миру. Немецкий мыслитель Э. Блох, которого назвали «философом утопии», понимал утопию как процесс реализации «принципа надежды», имеющего объективные основания в самой истории [2.3].

Немецкий социолог К. Мангейм, представитель «социологии знания», определяет сущность утопического сознания, исходя из характеристики той роли, которую оно играет в обществе. Для него утопия - это тип сознания, который не находится в соответствии с окружающим его бытием. Это трансцендентальное по отношению к бытию, чуждое действительности, неадекватное сознание. Оно критично и видит только те элементы действительности, которые способствуют подрыву существующего порядка. Утопии Мангейм противопоставляет идеологию, задачей которой является защита существующего порядка. И та, и другая обусловлены спецификой социального бытия своих групп-носителей. Борьба идеологии и утопии оказывает воздействие на ход исторического процесса[3.1, 3.2].

Американский философ Л. Мэмфорд видит назначение утопии в том, чтобы направить общественное развитие в «русло уготованного будущего», заставляя массы примириться с ним как якобы с неизбежностью, продиктованной «технологическим императивом». Утопия для него - «реализованный кошмар» [2.32].

Следует отметить такое направление во французской философии как «социология утопии», которое представлено Ж. Эллюлем, Л. Муленом, А. Резлером и др. Во французском структурализме утопия рассматривается в рамках категории «социальное воображаемое», которая играет большую роль в осмыслении мировоззренческого основания социальной целостности.

Проблемы утопического сознания исследуются в работах таких авторов, как Г. Маркузе, П. Рикер, Ф. Полак, Е. Шацкий и др. К сожалению, работы этих авторов малодоступны широкой научной общественности. Первыми из переведенных полновесных работ стали «Идеология и утопия» К. Мангейма и «Традиция и утопия» Е. Шацкого[2.33].

В литературе преобладают работы, анализирующие утопии отдельных регионов и временных периодов, а также творчество отдельных утопистов. Особо следует отметить авторов, посвятивших свои работы различным этапам русской утопической мысли: Р.А. Гальцева, А.И. Клибанов, В.А. Малинин, К.В. Чистов и д.р.

Во второй половине ХХ века большое распространение получили исследования, посвященные понятию негативной утопии, антиутопии. В своих трудах И.В. Бестужев-Лада, Т.В. Гагин, Г.Маркузе, И.В. Мотрошилова, Э. Тоффлер, Е.В. Хилькевич анализируют совокупность утопических жанров - антиутопию, дистопию, практопию, экоутопию как возможные стратегии развития мирового сообщества.

На сегодняшний день исследования выявляют ценностно-регулятивную природу утопического сознания, необходимость функции утопии в культуре и описывают механизм утопического творчества.

Утопия рассмотрена как культурная константа и как жанр социальной мысли, связанный с конструированием рационалистических моделей совершенного мира.

Особенности дискурса утопии будут определяться чертами утопии как специфического культурного феномена, который связан с качественным изменением мировоззренческой ситуации в Европе в эпоху Модерна.

Под дискурсом обычно понимается идеологизированная речь, слово, пропущенное через ту или иную культурную ситуацию, организованное речевым жанром. Утопия, существуя синхронно в одном культурном пространстве с мифом, религией и наукой, воспринимает и преобразует на основе собственной матрицы многие архетипы, образы, концепты пограничных феноменов литературы и искусства.

В связи с явным повышением внимания к исследованиям в области дискурсологии, в частности современных политических дискурсов, важно помнить и о языке художественной литературы. Так, проблемы взаимосвязи и взаимовлияния фантастики и утопии становились предметом исследования таких ученых, как Г.М. Гуревич, Д.В. Биленкин, Б.В. Ланин, С.Б. Переслегин, В.В. Ревич, В.П. Шестаков и другие [2.12, 2.13, 2.19, 2.20, 2.35].

В том, что называется «социальной фантастикой» (как утопиях, так и антиутопиях), все сильнее дает о себе знать политический дискурс, который примыкает к современным политическим мифам, участвует в современной идеологической борьбе - продолжает их в неведомое будущее, которое так хочется предсказать. Актуальность современного обращения к произведениям антиутопической направленности обусловлена тем, что в отечественном литературоведении антиутопия до сих пор не стала объектом последовательного глубокого и систематического литературоведческого анализа. В силу ряда идеологических причин она была фактически выведена из культурной парадигмы нашей страны более чем на полвека.

Произведения авторов антиутопий стали доступны русскоязычному читателю лишь в 90-е гг. XX в. Эта «внезапность» появления романов-антиутопий на общественной сцене в сочетании со спецификой их идейного содержания обусловили тот факт, что эти произведения были главным образом позиционированы в пределах дискурса политико-идеологической критики, которая не уделяла достаточно внимания художественным аспектам романов, сосредоточившись в основном на анализе их идейно-политического содержания. За исключением немногих действительно серьезных и концептуальных работ [2.30,2.36,2.38], основная масса критической литературы об антиутопиях сводится к рецензиям и журнальным статьям общего характера, имеющим ярко выраженную идеологическую аксиологию.

Анализ научной литературы позволяет утверждать, что интерес к утопии как культурному феномену продолжает расти в сфере социально-гуманитарных наук. Вместе с тем многогранность данной темы позволяет увидеть и другие, возможно, мало исследованные страницы художественного языка утопии.

Для этого представляется интересным обратиться к фигуре писателя-фантаста, который по праву считается родоначальником многих тем и жанров научной и социально-философской фантастике - Герберту Уэллсу. Творчество Уэллса оказало мощное влияние на развитие не только зарубежной фантастики, но и отечественной фантастической прозы (А. Беляев, И. Ефремов, Г. Мартынов, Жорж Ле Фор, Джон Уиндем, А. Корделл и другие).

Любопытно, что литературоведов до недавнего времени чаще привлекали имена Ф.М. Достоевского, Е.И. Замятина, О.Хаксли, Р.Брэдбери, но в этот ряд не попадает Г.Уэллс, хотя многие его произведения имеют отношение к жанрам утопии и антиутопии ("Машина времени", "Война миров", "Человек - невидимка" и многие другие). Исследователи творчества Г.Уэллса только упоминают об элементах утопии и антиутопии в художественной структуре романов этих писателей, но ни один из них не останавливается на вопросе о месте и роли утопии и антиутопии в творчестве писателя.

Благодаря теоретической разработке проблемы утопии и антиутопии в науке нам представляется возможным рассмотреть творчество Г. Уэллса через призму современных разработок, представленных в работах Е. Шацкого "Утопия и традиция» [2.33], Л. Баткина "Ренессанс и утопия" [2.1], А. Мортона "Английская утопия" [2.15], Г. Морсона "Границы жанра" [2.16], а также в нескольких современных статьях: Е.Т. Гальцевой и А. С. Роднянской "Поиски человека" [2.3], А. Зверева "Крушение утопии" [2.9], "Когда пробьет последний час природы" [2.8]. Отдельный вопросы этого аспекта освещены Ю.И. Кагарлицким в книгах “Уэллс: очерк жизни и творчества" [2.10], "Вглядываясь в будущее" [2.12], статьях "Человек и будущее человека" [2.13], "Г. Уэллс и Ж. Верн" [2.14].

И. Михальская в работах "Некоторые вопросы теории романа в ранних статьях и в переписке Г. Уэллса" [2.14], "Концепция человека и жанровые структуры в творчестве Г. Уэллса" [2.13] сравнивает ранние романы писателя с его поздней утопией "Люди как боги", а также показывает, какое влияние оказала наука на писателя и как это отразилось в его творчестве.

А.Ф. Любимова в своей книге "Проблематика и поэтика романов Г. Уэллса 1900-1940-х годов" [2.23] исследует комплекс естественнонаучных, социально-психологических проблем, поднимаемых в романах Г. Уэллса, частично уделяет внимание поэтике произведений, разнообразным художественным приемам, которые использует писатель в своих произведениях. Но ее в основном интересуют социальные романы Г. Уэллса и путь к нему писателя.

Недостаточная изученность, казалось бы, такой очевидной темы, как утопические идеи, формирование художественного языка утопии и его рефлексии - критики в виде антиутопии в творчестве Г.Уэллса обусловила актуальность нашей работы.

Объектом исследования является анализ утопического дискурса, его жанровых проявлений и взаимосвязь с антиутопической проблематикой в литературном творчестве Г.Уэллса как одного из родоначальников европейской и мировой социально-философской фантастики.

Предметом исследования стали наиболее показательные, с нашей точки зрения, романы Г. Уэллса - «Война миров», «Люди как боги».

Основная цель исследования - выявить характерные особенности утопии и утопического сознания и показать образно-повествовательные особенности утопического дискурса в творчестве Г. Уэллса. В соответствии с этой целью в курсовой работе поставлены следующие задачи:

раскрыть связь утопического научно-фантастического дискурса с общим контекстом эпохи первой трети ХХ века;

проследить параллели с политической теорией Г. Уэллса;

выявить структурные элементы утопического дискурса, механизм его жанрового воплощения и повествовательных особенностей в романах Г. Уэллса;

обосновать взаимообратимость утопических и антиутопических тенденций в языке художественной литературы на примере творчества Г. Уэллса.

Глава 1. Творчество Г. Уэллса: социокультурный контекст

1.1 Политическая теория Г. Уэллса

Герберт Джорж Уэллс (Herbert George Wells, 1866-1946) родился в Бромли - тогда маленьком провинциальном городке, недалеко от Лондона. Его отец и мать, в прошлом садовник и горничная в богатом поместье, владели небольшой лавкой фарфоровых изделий, почти не приносившей дохода. Фактически семья жила на деньги, которые отец зарабатывал как профессиональный игрок в крикет. Герберт Уэллс был ещё подростком, когда отец сломал ногу и тем самым лишился заработка; мать вернулась на старое место - теперь уже и качестве домоправительницы, детей определили в мануфактурную торговлю. Четырнадцатилетний Герберт, мечтавший стать ученым, сделался уборщиком и кассиром.

В юности Уэллс переменил немало профессий. Он работал лаборантом в аптеке, пытался жить уроками - и снова вернулся в мануфактурную лавку; служил учителем начальной школы. Наконец, ценою упорных занятий, ему удалось сдать экзамены на стипендию в так называемой Нормальной школе - высшем учебном заведении, готовившем преподавателей естественных и точных наук. К двадцати трем годам он получил ученую степень по биологии.

Герберт Уэллс пришел в литературу из мира науки. Почти двадцать лет выходили в свет его романы, повести и рассказы, а первая его книга - учебник биологии, изданный и 1892- 1893 гг. (I и II части) и выдержавший после этого ещё пять изданий, продолжал оставаться популярным учебным пособием.

С начала 90-х годов Уэллс сотрудничает в периодической печати; часть статей и очерков, тогда им написанных, впоследствии вошла в сборник “Избранные разговоры с дядей” (Select-Conversations with an Uncle and Two other Reminiscences, 1895).

В том же году был опубликован его научно-фантастический роман “Машина времени” (The Time Machine: An Invention), а затем сборник новелл “Украденная бацилла и другие происшествия” (The Stolen Bacillus and other Incidents, 1895). Эти произведения принесли молодому автору широкую известность. Литературная слава Уэллса упрочилась после опубликования романов “Остров доктора Моро” (The Island of Dr. Moreau, A Possibility, 1896), “Человек-невидимка” (The Invisible Man: A Grotesque Story, 1897) и “Война миров” (The War of the Worlds, 1898). С этого времени он окончательно посвящает себя литературной деятельности.

Надо признать, что исследование особенностей творчества Г.Уэллса, как и утопического дискурса в его романах будет неполным без учета его оригинальной политической теории, которая является наименее изученной части наследия английского мыслителя и общественного деятеля. Литературная известность Г. Уэллса отчасти затмила его вклад в разработку политических и общественных проблем.

По сути, именно Г.Уэллса можно считать родоначальником утопистики как комплекса социально-гуманитарных наук изысканий: писатель разработал самобытную концепцию грядущего социально-политического переустройства мира, во многом опередившую свое время. Более ста футурологических, политических, социологических произведений, написанных Уэллсом в первой половине XX века, содержат немало оригинальных наблюдений, изучение которых приобретает особое значение в XXI веке.

Рассматривая фигуру Герберта Уэллса, необходимо учитывать, что он был не только теоретиком, но и практическим политиком, доказывающим важность социальной пропаганды в политическом процессе. Активная политическая деятельность Уэллса серьезно повлияла на распространение социалистических идей в Англии и во многих странах мира (например, США, Франции), на становление и формирование лейбористской партии, которая уже на протяжении 100 лет оказывает большое влияние на политическую жизнь Великобритании.

На наш взгляд, особенности исследования утопии и антиутопии, представленные в литературном творчестве писателя, напрямую связаны и даже обусловлены не только художественно-философской позицией автора, но его политической теорией, которая должна рассматриваться в едином социокультурном контексте и является вполне четкой, целостной и системно разработанной, представляет самостоятельный интерес, а не просто как дополнение к литературным занятиям Г.Уэллса.

Свидетельством серьезного интереса к наследию Уэллса на Западе является существование Общества Герберта Уэллса (Wells's Soci-ety), которое образовано в 1960 году в Англии. Сейчас созданы его отделения в других странах. Основное внимание в Обществе уделяется исследованию центральных идей Уэллса, связанных с проблемами международных отношений, социального переустройства, технического прогресса. Под эгидой Общества издается журнал «The Wellsian», где публикуются исследования его членов, посвященные творчеству мыслителя; общественно-политическая сторона творчества Уэллса занимает основное положение на страницах журнала. Цель многих статей - заострить внимание на идеях Уэллса относительно развития цивилизации, причинах войн, условиях мира и связать их с проблемами современной действительности.

И все же Уэллсу именно как политическому мыслителю уделяется незаслуженно мало внимания, особенно на фоне популярности таких фигур, как У. Моррис, Б. Шоу, Б. Рассел, С. и Б. Вебб, которые считаются классиками английской социально-политической мысли. Так, в обзорных исследованиях по истории социалистических учений, истории рабочего движения, фундаментальные труды Уэллса, оказавшие в свое время огромное влияние на политическую мысль и политическую практику, нередко даже не упоминаются.

В России Уэллс стал известен примерно с 1898 года, так как его произведения переводили на русский язык практически сразу после их появления в Англии. Отечественные исследования творчества мыслите-ля можно разделить на три группы. К первой группе можно отнести критические статьи, рецензии на произведения Уэллса, носившие в целом обзорный характер и знакомившие читателя с фигурой мыслителя. Анализируя периодические издания, выходившие в России до и после революции 1917 года, можно прийти к выводу, что творчество Уэллса постоянно находилось в поле зрения ведущих ученых и публицистов, однако глубокий анализ его идей встречался не часто. Так, появившиеся уже в 1898 году первые русские статьи об Уэллсе И.В. Шкловского (писавшего под псевдонимом Дионео) и К.Н. Толстого (его псевдоним - К.Т.) поверхностно освещали творчество Уэллса и содержали категоричные односторонние оценки[2.5,2.6]. Русские критики писали о некоем «антиинтеллектуализме» Уэллса, приписывали ему протест против технического прогресса, возводя этот протест к антимеханицизму и антиутилитаризму XIX века. В своем крайнем выражении данное направление в изучении его произведений приводило к полному отрицанию социально-политического начала в творчестве Уэллса. Показательными в этом смысле являются исследования З. Венгеровой, пытавшейся доказать, что Уэллс показывал в своих произведениях пагубность материального прогресса, который может привести человечество к духовной гибели, хотя эта точка зрения абсолютно не соответствовала пониманию самим Уэллсом прогресса и развития. Такой подход исчерпал себя уже к началу XX века.

После 1902 года русские читатели узнали нового Уэллса - футуролога, социалиста-реформатора, критика современного общества, утописта. «Предвидения» (1901), «Современная утопия» (1905), «Новые миры для старого» (1908) опрокинули привычное представление о нем, а в связи с ситуацией в России, назревшей к 1905 году, оформился новый взгляд на его творчество. Так, журнал «Русское богатство» в 1902 году опубликовал серию статей Шкловского, посвященных «Предвидениям» и «Открытию будущего», который связал идеи Уэллса с явлениями современной английской общественной мысли, попытался проследить их происхождение и показать значение для общественной жизни Англии.

В своих статьях русские авторы начала XX века возводили творчество Уэллса к Платону, Т. Мору, Т. Кампанелле, Э. Беллами и У. Моррису, часто не стремясь показать при этом принципиальных отличий Уэллса от его предшественников. Очень поверхностно анализировали и уэллсовский социализм. В дореволюционный период вышло несколько собраний сочинений Уэллса, вобравших в себя в основном фантастические произведения.

В советское время появилось несколько собраний сочинений Уэллса, но ни в одно из них не вошли общественно-политические трактаты. Соответственно, и аналитические очерки были в основном посвящены его художественным произведениям. Продолжали также выходить рецензии на книги Уэллса в таких журналах, как: «Вестник книги», «Книгоноша», «Книжные новости», «Печать и революция», «Иностранная литература», «Литературный еженедельник». Именно в советское время сама собой определилась линия изучения уэллсовского творчества: им занимались в основном литературоведы, старавшиеся показать «дружественность» идей Уэллса советскому народу («в пользу» писателя несомненно сыграли три его визита в Россию в 1914, 1920 и 1934 годах, личные встречи мыслителя с Лениным и Сталиным, а также вышедшая в 1920 году книга «Россия во мгле») и изучавшие его фантастические и социально-бытовые романы. Отнесем к этой группе исследований также работы русских писателей М. Горького, В. Набокова, К. Чуковского, которые дружили с Уэллсом и старались не обходить вниманием его новые работы [2.37,2.38].

Ко второй, и самой важной, группе исследований относятся, во-первых, работы Евгения Замятина, встречавшегося с Уэллсом лично в 1920 году - «Герберт Уэллс» и «Генеалогическое дерево Уэллса». В совокупности они представляют собой небольшое по объему, но чрезвычайно емкое историко-литературное и теоретическое исследование, посвященное одновременно и интересным фактам из биографии мыслителя, и основным вехам его теоретических изысканий: роли научно-технического прогресса, войн, революций в развитии общества. Особо Е. Замятина интересует природа уэллсовского социализма «не по Марксу», который «не есть борьба классов», прокладывающего путь идее наднационального федеративного государства.

Во-вторых, это работы Ю. Кагарлицкого - известного советского литературоведа, детально изучавшего творчество Уэллса, признанного даже англичанами - членами Общества Уэллса, в котором он занял пост вице-президента. Его монография «Вглядываясь в грядущее»[2.10] насыщена информацией о том, как творчество Уэллса вплетено в исторический контекст, однако ее едва ли можно использовать в качестве источника - стиль серии «Жизнь замечательных людей» этой книге ближе, чем стиль собственно научного исследования.

Третью группу исследований составляют отечественные диссертации, защищенные после 1966 года и посвященные творчеству Уэллса. Это, в основном, работы филологов, изучавших Уэллса как новеллиста, автора социально-психологических и фантастических романов. Единственной наиболее близкой по времени к нашей работе является кандидатская диссертация 2005 года И.Б. Кригера «Философия Герберта Уэллса». Однако в ней изучены лишь некоторые аспекты творчества Уэллса, связанные с тематикой истории зарубежной философии [2.36,2.38].

По хронологическому принципу исследователями выделяется пять основных периодов его жизни и творчества. Первый период (1866-1901 г.) - начало карьеры Уэллса - политического мыслителя, появление первых трактатов. Второй период (1901-1908 г.) - «прогрессистско-социалистический». Уэллс много пишет на тему будущего общества, его политической организации, зависимости прогресса науки и техники и основных тенденций мирового развития. «Предвидения о воздействии прогресса механики и науки на человеческую жизнь и мысль» (1901) - первый трактат Уэллса, написанный не в жанре художественного произведения, - становится переходом к новому этапу жизни и творчества. «Предвидения» послужили отправным пунктом в процессе оформления социально-политической концепции Г.Уэллса, которое происходило, в том числе, под влиянием фабианского социализма (в Фабианском обществе он состоял с 1903 по 1908 г.). Особенность рассматриваемого периода - яркое участие Уэллса в политической жизни Англии, пропаганда идеи необходимости создания массовой социал-демократической партии вместо существующих небольших политических объединений. Третий период (1908-1918 г.) - разработка проблемы роли войн в современном мире, изменившемся под влиянием научно-технического прогресса. С каждым годом Г. Уэллс все больше убеждается в своей правоте относительно надвигающейся войны катастрофических масштабов, которая может разрушить цивилизацию и продвинет уцелевших к реорганизации всей мировой общественно-политической системы. В произведениях, относящихся к этому периоду, он показывает, как научно-технический прогресс становится фактором, провоцирующим войны, способствующим усилению военной мощи государств и их завоевательного «инстинкта», появлению новых форм предпринимательства, таких как незаконная торговля оружием.

Однако Уэллс не отвергает своих прошлых рассуждений о позитивном характере развития науки и техники, говоря, что война разрушит старую систему, а наука поможет построить новый экономический порядок, в котором будут созданы условия для воцарения мира. К этому периоду относится и первая поездка Г. Уэллса в Россию (1914), где он знакомится со многими видными деятелями культуры и политики и формируется его представление о стране.

Четвертый период (1918-1928 г.) можно назвать «историческим», так как Г. Уэллс в основном занимался написанием «истории цивилизаций», продолжая тем самым демонстрировать свою невероятную разносторонность как мыслителя. 1918-1919 годы - это период воплощения новой идеи Уэллса о создании концепции истории, в которой на первый план вышло бы все человечество само по себе, показанное не в национальных и социальных различиях, а в своей способности к созиданию и постижению мира. В 1920 году он во второй раз едет в Россию и в результате пишет книгу «Россия во мгле» (1920). С ее помощью Г.Дж. Уэллс продемонстрировал всему миру то, какими еще могут быть последствия войны как явления: разрушение целой страны, голод, опустошение и т.п. В русской революции он находит еще одно подтверждение своему прогнозу о том, что существующие формы социальной организации сами собой развалятся в результате войны.

Пятый период (конец 1920-х - 1930-е годы) характеризуется тем, что Уэллс завершает процесс формирования основных теоретических положений его политической концепции. В 1928 году он пишет книг «Открытый заговор», в которой находят отражение все его идеи о мировом бесконфликтном государстве, которые он выдвигал в разных формах на протяжении жизни. Параллельно Г.Уэллс издает две книги, составляющие вместе с «Очерком истории» образовательную трилогию: «Наука жизни: свод современных знаний о жизни и ее возможностях» (1930) и «Работа, счастье и благосостояние человечества» (1931). В них также проводится идея открытого заговора, которая посвящена стратегии мировой революции «функциональных людей» с наднациональными интересами для спасения человеческого общества от пут традиций, тех, кто готов вырасти морально и умственно для обустройства нового мира. Манифесту «открытого заговора» он остается верен до конца жизни и пишет в 1931 году трактат «Что мы творим со своими жизнями?», который можно считать окончательным вариантом «Открытого заговора».

Исследуется и эволюция идеи объединенного государства в политической теории Уэллса. Называя его сначала социалистической республикой, затем наднациональным демократическим альянсом государств, Уэллс вкладывал в эти понятия примерно одинаковый смысл. Отмечается, что использование таких разных определений было связано с тем, что Уэллсу в разное время представлялось более адекватным одно из них, что различной степенью актуальности в тот или иной период идеологических предпочтений общества (если в начале XX века были популярны социалистические теории, то с конца 30-х годов демократия виделась единственным спасением от тоталитаризма). Однако с течением времени сама концепция только подробнее разрабатывалась Уэллсом в рамках тех основных принципов, которые он изложил еще в 1901 году в «Предвидениях».

Масс-медиа и коммуникации, особенно пресса, считает Уэллс, станут главным пропагандистским орудием в руках управляющих и будут отвечать в новом обществе за перевоспитание. Также одним из самых важных факторов он называет радикальные изменения в системе образования. В основном Уэллс надеется на образовательное возрождение в школах, а не в университетах. Университет он рассматривает больше как исследовательский центр подготовки специалистов и получения новых знаний. Он возлагает на начальную и среднюю школы ответственность по внедрению современной научной точки зрения на мир. Главным тезисом концепции объединенного мира Уэллса является утверждение, что не может быть выхода из мирового кризиса XX века без массовой переориентации человеческого сознания. Он считает, что изменения в сознании (умственной организации) будут возможны для большинства людей. Они могут стать гражданами мирового государства без серьезных помех для их настоящего (обычного, привычного) положения и их безопасности большинства людей «на данный момент без какой-либо насильственной дезорганизации их внутренней жизни и серьезных социальных и экономических изменений для них».

Рассматривается также образ идеального семьянина и гражданина. Идеальный гражданин в концепции Уэллса предстает не только с философско-этической, он и с политико-экономической точки зрения[2.38].

1.2 Утопия и антиутопия: вопросы истории и поэтики

Слово "топия" (от греч. topos) означало место. Приставка "у" могла происходить либо от греч. "уи", либо от "ои". В первом случае это эвтопия, во втором - утопия (место, которого нет).

Безусловно, сегодня никто не смог бы даже примерно назвать количество произведений, которые можно было отнести к этому жанру.

У истоков утопии стоит Платон, автор книг "Государство" [1.4], "Законы", диалогов "Тимей", "Критий". Иногда даже утверждают, что всю утопическую литературу можно рассматривать как гигантский комментарий к сочинению "Государство". Однако классическим произведением, оказавшим влияние на развитие жанра в XVI-XIX вв. и собственно давшим самый термин "утопия" была утопия Т.Мора (1516) [1.3].

В книге Т. Мора ощутимо воздействие довольно широкого круга представлений и суждений о государстве, а также о формах государственного устройства, существующих или по крайней мере описанных ранее: очевидно обращение к Платону и Лукиану, равно как и связь со средневековой литературой путешествий и с открытием американского контекста.

В книге автор предстает перед нами в качестве лица, добросовестно подготовившего рассказ путешественника родом из Португалии об обычаях, которые ему удалось увидеть в далекой, но реально существующей стране: по словам исследователя, государство Утопия "лучшее" из тех, которые ему известны, а поэтому ему не стоит труда рассказать о законах, по которым живут в Утопии. Однако он не берется отстаивать эти законы как наиболее совершенные, напротив, каждый волен, открыто критиковать их; важно то, что мир узнает о существовании народа, обладающего древней культурой и большими познаниями, опыт которых может быть обсужден и осмыслен в Европе. Даже читателю, понимающему все буквально, Мор с первых же строк поясняет свою позицию - намерение ограничиться незначительной критикой. Ему нет необходимости высказывать развернутое суждение об обществе Утопии, ибо основная цель его труда - довести до сведения других то, что стало известно ему. Благодаря ложному уверению, книга о нем становится описанием явления, о закономерности которого нет смысла задумываться, ибо оно существует само по себе, а не в воображении автора. Такое добровольное принятие на себя роли скромного посредника- рассказчика было широко распространено среди авторов утопических сочинений [2.19].

Станислав Лем называет утопию "изложением определенной теории бытия при помощи конкретных объектов" [2.20]. Создатели утопии стремятся изображать мир максимально завершенным и однозначным в своем совершенстве. Утописты часто прибегают к "говорящим картинам", а не к отвлеченным рассуждениям [2.25].

Утопия как литературный жанр имеет особенности: 1) Авторы утопии, вообще говоря, описывают ритуализированные действия: их не интересуют какие- либо необычные происшествия, а только то, что является правилом в вымышленной стране. Необычайно лишь само ее существование, а также способ, при помощи которого попал туда рассказчик; все остальное - привычная повседневность.

Вторая особенность утопии как литературного жанра состоит в том, что это ритуализированное поведение поддается рациональному объяснению, и в утопии всегда находится кто-нибудь, кто поможет уяснить путешественнику эту рациональность и поможет ему избавиться от предрассудков, принесенных из старого мира.

Морсон в статье "Границы жанра" [2.16] считает, что общее для всех утопистов отношение к действительности, выражающееся в резком противопоставлении действительности и идеала, оставляет немало места для различий, вытекающих из особенностей тех или иных человеческих идеалов, условий, в которых они формируются, а также роли, которую они играют в истории.

Существует несколько концепций по классификации утопий.

Утопии каждой эпохи, даже если они устремлены в будущее, или, напротив, ищут идеал в далеком прошлом, носят на себе отпечаток времени и места, в котором они возникли. Даже используя традиционные литературные схемы и не выходя из круга все тех же вопросов, они не перестают свидетельствовать о ситуации, которая их породила. Тут нет ничего удивительного, ведь утопии - это ответы не только на вечные вопросы о человеке, но также на вопросы конкретных человеческих обществ. Ответы эти дают люди своей эпохи. Утопии каждой исторической эпохи имеют свои специфические черты. Поэтому их можно разделить на античные утопии, средневековые утопии, утопии Возрождения, Просвещения, романтизма, реализма и т.д.

К античным утопиям относятся книги Платона, к эпохе Возрождения - “Утопия” Т. Мора. Линию Т. Мора продолжит Т. Кампанелла “Город солнца” (1602), В. Андреа “Христианополь” (1619) и Ф. Бэкон “Новая Атлантида” (1627), отразившие гуманистическую веру и торжество разума. Начиная с Бэкона, в утопию входит представление о материальном (научно-техническом) прогрессе. Утопические “прорывы” в будущее мы находим у Рабле (это Телемское Аббатство в “Гаргантюа и Пантагрюэле”), отчасти у В. Шекспира в его драматической сказке “Буря” (1623) и т.д. В эпоху Просвещения утопические проекты создавались преимущественно в форме публицистических трактатов (Ж.Ж. Руссо, У. Годвин и др.); известен утопический роман Л. Мерсье “2440 год” (1770). Для эпохи романтизма, отмеченной распространением идей утопического социализма (Р. Оуэн, Ш. Фурье, Сен-Симон), характерны не столько утопии в “чистом виде”, сколько отдельные картины светлого будущего (“Королева Маб”, “Освобожденный Прометей” П.Б. Шелли, “Остров” Байрона, “Грех г-на Актуана” Ж. Санд, “Отверженные” В. Гюго).

Рубеж XIX-XX вв. отмечен многочисленным появлением утопий, попытками их теоретического осмысления (А. Фогт, А. Свентоховский и др.) Некоторые утопические проекты были восприняты как практические рекомендации к осуществлению утопического идеала. В этом смысле исключительный резонанс приобрел роман Э. Беллами “Взгляд назад” (1988). Развивая идеи Беллами У.Д. Хоуэлс в своей дилогии (“Путешественник из Альтрурии” (1894) и “Через игольное ушко” (1907) соединил утопию с социально-философской сатирой. Широкую известность приобрели романы австрийского писателя Т. Перцка “Свободная страна” (1890) и “Заброшенный в будущее” (1895).

В. Чаликова [2.34] отмечает, что в XX в. в утопии все больше преобладает “технический уклон, в центре оказывается не столько социально- политическая организация будущего, сколько прогнозирование научных достижений и - главное - их социальные и психологические последствия”. Эту проблему отражают утопии А. Азимова, С. Лема и др.

Кроме этого, существует другой способ разделения утопии. Один из исследователей Е. Шацкий [2.35] делит утопии на эскапистские и героические. Эскапистские утопии - это все те же мечтания о лучшем мире, но из них не вытекает призыв к борьбе за этот мир. Одним из классических примеров является Т. Мор. В рамках эскапистской утопии можно обнаружить три различных способа бегства от действительности.

Утопия места - это повествование о странах, в которых люди живут счастливо. Иногда это (например, в случае “Утопии” Т. Мора и “Икарии” Кабе) чистый вымысел, т.к. этих стран нельзя найти ни на одной географической карте. Интересен хронотоп этих утопий, иногда это просто далеко идущая идеализация известных стран или, скорее, стран, известных ровно настолько, чтобы можно было приписать им идеальные общественные отношения. Но в любом случае, это были общества, отгороженные от внешнего мира. В литературе Просвещения подобную роль нередко играли острова южных морей, а иногда, например, Китай. К утопиям места относятся “Город солнца” Т. Кампанеллы (1602), “Описание Христианополитанской Республики” И.В. Андреа (1619), “Новая Атлантида” Ф. Бэкона (1627), “Путешествие в Икарию” Э. Кабе (1842).

Утописты - верные спутники путешественников, они все время на границе неизвестного мира. Утописты в своем большинстве были весьма образованными и сознательно использовали приемы литературы о путешествиях, чтобы тем самым сообщить некоторые идеи, которые иначе не могли бы рассчитывать на столь же широкое распространение. Е. Шацкий отмечает: “Утописты стремились не столько информировать своих читателей, сколько поучать их” [2.33]. Они использовали усиленный спрос на экзотические новинки, чтобы пропагандировать новые идеи.

Утопии времени (ухронии), т.к. рисуют счастливое “когда-то” или “когда-нибудь”. Например, библейский рай, “Золотой век” античных авторов, или произведения с выбранными датами, наподобие “2440” Мерсье или “2000” Беллами, в которых появляется идеал общества. Своеобразен хронотоп данного вида утопии, там прошлое и будущее никак не связано с настоящим, а лишь противостоит ему. Некоторые авторы считают, что появление этой разновидности утопии было естественным следствием завершения эпохи великих географических открытий [2.37]. Весь мир был уже в общем-то известен и обещал человечеству все меньше. Утопию надо было куда-то перенести, поэтому из пространственного измерения она перемещается во временное. На смену прежнему “где-то” приходит “когда-нибудь”. Существенное значение имеет и то, что человечество постепенно вступает в эпоху веры в прогресс. Эпоха такой веры и порождает утопии типа “Год 2440” Мерсье, где мечта о лучшем мире становится мечтой о будущем мире.

Утопии места подвергают сомнению самоочевидность и “естественность” общественного порядка, показывая, что где-то в мире возможен порядок, принципиально иной и более совершенный. Утопия времени - прошлого или будущего - делает то же самое, показывая, что когда-то было или когда- нибудь будет совершенно иначе и лучше. В таких утопиях нет внутренних конфликтов. Есть утопии, представляющие собой идеализацию какого-либо прежнего состояния: “при царе”, “до реформы”, “до войны” - вот примеры стихийно созданных утопий этого типа. При отсутствии определенного образа будущего обращается к прошлому времени. Говоря “когда-то было лучше”, мы, по сути дела, говорим лишь о том, что “должно быть иначе, чем теперь”.

Утопии вневременного порядка - такое понятие возникло вследствие того, что свой идеал утописты помещают вне сферы земного существования человека, хотя бы предполагаемого. Авторы просто переносят свой образец куда-то вне времени и пространства и связывают его с вечными ценностями, наподобие Бога, Природы, Разума и т.д. В утопиях вневременного порядка концепции излагались без посредничества “говорящих картин”, но с тем же намерением противопоставить господствующим отношениям иные отношения и предложить им в противовес некий комплекс желательных общественных ценностей.

Воплощение этих ценностей может быть весьма различным, но их общей чертой всегда было то, что они существуют вне времени и пространства. Е. Шацкий [38] считает, что мир этих утопий построен без опоры на реальность. Значение этих утопий в том, что они служили философской основой для другого типа, особенно тех, которые конструировали вымышленные модели совершенного общества. Например, учение Платона о совершенном государстве находится в тесной связи с его учением “об идеях”. Картине Утопии у Т. Мора соответствует определенная концепция природы человека. Иначе говоря, в утопии места и времени нередко проявляется образ некоего идеала, существующего вне времени и пространства. В их основе обычно лежит недоверие ко всем человеческим установкам, сочетающееся с убеждением в необходимости отыскать какую-то точку опоры, не имеющую ничего общего с этими установлениями, извечную и неизменную, абсолютную и универсальную. Е. Шацкий отмечает, что “появлению и укоренению таких утопий особенно способствуют периоды глубоких общественных потрясений, когда становится очевидным крах господствующего строя, а контуры какого-либо другого строя еще не видны” [2.33]. Это характерно для века Просвещения. Например, классические утопии идеальных обществ, где в качестве исходного пункта берется естественное право “Истина, или Истинная система” Д. Делиана, “Кодекс природы, или Истинный дух ее законов” Морелли.

Кроме эскапистских утопий существуют героические утопии. Это любые утопии, содержащие какие-либо программы и призывы к действию. Героические утопии в свою очередь делятся на утопии ордена и утопии политики.

Утопии ордена. В основе таких утопий лежит деятельность, имеющая целью создание неких островов добра внутри плохого общества. В них идет утверждение идеала, противопоставление его реально существующему плохому обществу. В конце XVIII - первой половине XIX вв. в Европе были весьма многочисленны “Союзы друзей”, чаще всего они объединяли вокруг себя молодежь, протестующую против мира “старых”, в котором они усматривали господство эгоизма. Группа молодых, не видя возможности полного преображения этого дурного общества, создает внутри него заповедник высших моральных ценностей - маленький мир, основанный на совершенно иных принципах, нежели большой мир. Классическим литературным примером такого “острова в море общественной жизни” служит “Вильгельм Мейстер” Гете - роман, который вообще представляет собой настоящую антологию утопических мотивов.

Утопии политики. В их основе лежит деятельность, имеющая целью заменить плохое общество новым, хорошим. Это практическое применение утопического мышления в жизни общества. Якобинцы учились по книгам Руссо, Бабеф, создавая “Заговор во имя равенства”, обращались непосредственно к Морелли. Классические примеры утопий политики дает нам эпоха Великой французской революции, единственная в истории эпоха, когда революционная политика жила лозунгом “начать все сначала”, лозунгом полного разрыва с прошлым и построения нового общества по принципу Разума.

Политической утопией той эпохи был общественный договор.

Кроме утопии существует и антиутопия. Р. Гальцева и И. Рознянская верно отмечают: “Антиутопический роман - это нашедший себе литературное выражение отклик человеческого существа на давление “нового порядка” [2.3]. Если утопия пишется в сравнительно мирное, предкризисное время ожидания будущего, то антиутопия - на сломе времени, в эпоху неожиданностей, которое это будущее преподнесло.

Коренное свойство антиутопии, которое остается в ней постоянным, каким бы ни был материал - она неизменно оспаривает миф, созданный утопией без должной оглядки на реальность. А.Зверев подчеркивает: “Для классической утопии элемент социальной мифологии обязателен; он может быть выражен с большей или меньшей отчетливостью, однако присутствует всегда” [2.9]. Антиутопия и миф - понятия связанные одно с другим только отношением принципа несовместимости. Миф, из которого вырастает образ земного рая, в антиутопии испытывается с целью проверить даже не столько его осуществляемость, сколько нравственность его оснований. Если духовная утопия платоновская, то антиутопия, можно сказать, дышит духом Гераклита: для этого пародийного жанра “все течет” и “все истины ошибочны”. В лучшем случае антиутопия признает продолжающийся прогресс все новых и новых гипотез без окончательного решения - без “последнего номера”. Одним словом, утопия утверждает, что мы знаем, антиутопия вопрошает, почему мы думаем, что знаем. А. Зверев считает, что “антиутопия - это карикатура на позитивную утопию, произведение, задавшееся целью высмеять и опорочить саму идею совершенства, утопическую установку вообще” [2.10].

Критика утопии восходит к очень давнему времени. Платона критиковали за то, что он выдумал идеальные республики вместо того, чтобы изучать, как функционируют реальные республики. Таким критиком Платона был Аристотель. А Марк Аврелий доказывал, что платоновские проекты неприменимы в жизни, т.к. требуют полного преображения человеческих чувств, а это казалось ему неисполнимым.

Консервативные критики утопизма выдвигали против него два ряда аргументов:

1) Они указывали, что утопизм не принимает во внимание особенности материи общественной жизни - слишком сложной, чтобы к ней можно было применить какие-либо простые принципы. Любая попытка их применения влечет за собой использование силы, чтобы привести жизнь в соответствие с требованием абстрактного идеала.

2) Критики утопизма доказывали, что утопии основаны на ложной концепции природы человека, ибо, как правило, предполагают, что призванием человека является достижение счастья и совершенства.

Одним из ярких произведений антиутопической литературы были “Записки из подполья” Ф.М. Достоевского [1.1]. В этой повести, высмеивающей утопический образ хрустального дворца из романа Н.Г. Чернышевского “Что делать?” [1.15] и подвергающей сомнению ценность утопических проектов вообще, содержатся едва ли не все аргументы, которые вплоть до самого последнего времени обычно выдвигают антиутописты. Достоевский упоминает даже о том, что в осуществленной утопии было бы, вероятнее всего, ужасно скучно. Искания утопистов ассоциируются у него с математикой: речь идет о нахождении возможно более простой формулы - “таблички”, которая позволит все предвидеть и все решить, обеспечив человеческие усилия для разумной и выгодной деятельности.

Быть может, людям и нужен образ хрустального дворца, виднеющегося где-то вдали, но ведь это не значит, что они сумели бы жить в нем. Благоденствие бывает непереносимо [1.1:45].

Критика Ф.М. Достоевского затрагивает чрезвычайно существенную черту утопического мышления. Действительно, утописты обычно изображали миры поразительно упорядоченные, устроенные - как это определял Ф.М. Достоевский, за ним и Е.И. Замятин [2.7] - по таблице умножения. Чем более они изобиловали подробностями, тем яснее становилось, что всему и всем отведено в них строго определенное место, нередко такое, которое нельзя переменить безнаказанно. Коль скоро система совершенна, любое изменение будет изменением к худшему, возвратом к доутопическому хаосу.

В. Чаликова отмечает, что “стремления к переменам” в утопиях “обычно не предвидится” [2.33]. Обитатели Утопии просто не хотят перемен, не хотят ничего такого, что не принадлежит к устоявшемуся порядку. Достигнув счастья, они уподобляются муравьям, свободная воля им уже не нужна. Эту черту утопии демонстрирует Скиннер в своем романе “Уолден-два”.

Об этом же с тревогой пишет А. Зверев: “Общество настолько совершенно, что человеку не обязательно быть добрым, ибо он уже не несет ответственности за что бы то ни было. За решение многих трудных проблем своего прежнего существования он платит высокую цену, отказываясь от важной части того, что всегда считалось признаком истинно человеческим” [2.8]. Антиутопические произведения проникнуты трезвым рациональным взглядом на утопические идеалы.

На протяжении последнего столетия все шире распространяется убеждение, что утопия - это не только невинное интеллектуальное развлечение, из которого практически ничего не следует. Девственных земель уже не осталось: чтобы утопия могла народиться, что-то должно быть уничтожено. В этих условиях утопия бывает опасной общественной силой.

Среди антиутопий наибольшей известностью пользуются О. Хаксли “О дивный новый мир” [50] (1932), дополненный впоследствии публикацией книги “Дивный новый мир, посещенный вторично”, а также роман Дж.Оруэлла “1984” (1949). Другими известными книгами были: “Мы” Е.И. Замятина (1927), “Котлован”[51] (1928), “Чевенгур”[52] (1929) А.П. Платонова, “Механическая пианола” К. Воннегута (1932), “451 (по Фаренгейту” Г. Брэдбери (1953). Эти антиутопии изображают фантастический мир и предостерегают: то, что кажется, ныне совершенно неосуществимым и второстепенным, завтра может стать доминантой общественной жизни. Так, например, они указывают на опасности, которые таит в себе развитие техники и ее использование для иных целей, нежели господство над вещами.

В свое время Е. Шацкий отметил, что мир негативных утопий - это мир огромных всеохватывающих организаций, располагающих неограниченными техническими возможностями, благодаря которым решается извечная проблема всех реализаторов утопии: как добиться того, чтобы люди безропотно принимали то, что без их участия было признано наиболее для них подходящим. Эти чудодейственные технические средства позволяют либо произвольно манипулировать “нормальными” людьми, либо создавать послушных гомункулусов, которыми можно управлять при помощи простейших физических стимулов [2.33].