Изображение севера в ранних произведениях Олега Куваева

Размещено на http://www.allbest.ru/

2

Содержание

Введение

Глава 1. Биография

Глава 2. Герои ранних произведений О. Куваева

Глава 3. Изображение Севера

3.1 «Обыкновенная романтика»

3.2 Влияние Севера на человека

3.3 Прием мифологизации

Заключение

Список литературы

Введение

куваев творчество север писатель

Данная работа посвящена творчеству писателя Олега Михайловича Куваева. Его творчество относится ко второй половине XX в. и посвящено Дальнему Северу. Имя Олега Куваева известно советскому и российскому читателю и представляет интерес для широкой публики. Этими факторами определяется актуальность данной работы.

Творчеству О. Куваева посвящено немало публикаций. Это «Молодость Дальнего Севера» Ю. М. Шпрыгова, который посвятил свою работу писателям, в творчестве которых описывается Чукотка; «Олег Куваев» А. Шагалова, где рассказывается о жизни и творчестве писателя; «Проза Олега Куваева в контексте современной русской литературы последней четверти XX в.» А. Бурыкина. Творчеству О. Куваева, в частности, рассматриваемой нами теме «Образ Севера в произведениях О. Куваева», посвящены работы Р. В. Епанчинцева, М. А. Юриной.

Данная работа представляет собой попытку дальнейшей разработки этой темы. Первая глава помогает изучить биографию писателя. Это необходимо потому, что, как известно, творчество любого писателя неотделимо от его биографии. Это в большой степени касается О. Куваева. Во второй главе описывается тематика произведений О. Куваева. Исследование касается ранних произведений писателя: его повестей и рассказов, таких как «Весенняя охота на гусей», «Тройной полярный сюжет», «Азовский вариант», «Чудаки живут на Востоке», «Берег принцессы Люськи» и др. Третья глава посвящена непосредственно данной теме. Образ Севера рассматривается с точки зрения его романтического описания писателем; через героев произведений; через изображаемую природу.

Таким образом, объект исследования - творчество Олега Куваева. Предмет - Север, изображаемый писателем в ранних произведениях.

С целью раскрытия данной темы были изучены сведения из нескольких литературных источников, список которых прилагается в конце работы.

Глава 1. Биография

Жизнь отмерила Олегу Михайловичу Куваеву до обидного мало - всего 40 лет. Недолгой оказалась и его работа в литературе. Имя О. Куваева стало известно всесоюзному читателю в 1962 г., когда в журнальных книжках «Вокруг света» были напечатаны его рассказы «Берег принцессы Люськи», «С тех пор, как плавал старый Ной», повесть «Не споткнись о Полярный круг» и другие. А еще через двенадцать лет в двух номерах «Нашего современника» в 1974 году был опубликован журнальный вариант его знаменитой «Территории», которая в следующем, 1975 г. вышла в «Роман-газете», а потом отдельной книгой в московском издательстве «Современник». Произведения Куваева неотрывны от его жизненной биографии, многое, как правило, проясняющей в их поэтике. Они являются прямым следствием, непосредственным продолжением того пути, которым прошел О. Куваев - геолог по профессии и поэт в душе, человек неуемной энергии и скупого на внешнее проявление мужского товарищества, оставшийся до конца верным своей мечте о конечном торжестве добра и дружбы.

Родился О. Куваев 12 августа 1934 года на железнодорожной станции Поназырево, что в Костромской области, в семье железнодорожника и учительницы. Осенью 1939 года семья переехала из Костромской в Кировскую область, так как отец О. Куваева по роду своей работы вынужден был часто менять места службы. В кировской деревне Ивакино, находившейся в Свечинском районе, был дом, завещанный дедом по матери Василием Ивакиным. Правда, семья Куваевых прожила в нем недолго, всего год с небольшим. Ранней весной 1941 года, как раз перед самой войной, дом разобрали и перевезли в Свечу, впрочем, и там поставить его так и не удалось - помешала начавшаяся война. В конце концов, Куваевы очутились в деревне Кузьменки, где была школа. Здесь же Олег в 1942 году пошел в первый класс. Но, как видно, будущему писателю выпало с малых лет жить на колесах: отца перевели на работу на железнодорожный разъезд Юма, куда уже осенью 1944 года перебралась и вся семья, и где О. Куваев закончил семилетку в соседнем селе того же названия.

Отец О. Куваева работал тогда дежурным по станции, а мать, Павла Васильевна, учительствовала в Юмской школе.

Надо сказать, что интересы мальчика рано сосредоточились на двух увлечениях: книгах и ружье. Ружье он «начал выпрашивать» лет с семи, но получил лишь в восьмом классе. Читал же он много. Читал все, что попадалось под руку и что можно было тогда прочитать: учебники своей сестры, учебники для малограмотных, книги отца об устройстве паровоза и вообще о железнодорожном транспорте, которые были для него не менее интересны, чем свои собственные. Постепенно, однако, читательские интересы его более определялись, получали все большую целенаправленность, устремленность: в руках мальчика часто можно было увидеть книги о знаменитых путешественниках, землепроходцах, мореплавателях. Где-то к седьмому классу О. Куваев уже твердо знал, что станет геологом.

Десятилетку он закончил в школе-интернате, устроенной для детей железнодорожников в старинном городе Котельниче-на-Вятке.

Отец О. Куваева был категорически настроен в пользу физико-технического института, в школе у сына обнаружились математические способности. Как бы там ни было, чтобы поступить в институт, надо было прежде расстаться с Котельничем, других городов О. Куваев до этого в жизни не видел. Нужно было решиться. Так он появился в 1953 году в подмосковном Калининграде, где уже жила к тому времени сестра.

Поначалу сын вроде бы внял настойчивому совету отца и подал документы в физико-технический институт, даже прошел конкурсный отбор, но потом с легким сердцем отнес документы в геологоразведочный, куда и был принят на геофизический факультет. Хотя конкурс в единственный в стране Московский геологоразведочный институт им. С. Орджоникидзе, готовивший специалистов для работы в самых отдаленных уголках страны, в тот год, что он поступал, был огромный.

Готовясь стать «правоверным» геологоразведчиком, он не терял времени даром. Он начал заниматься спортом. Спорт ему был нужен, чтобы подготовить себя к нелегкому труду геолога. После окончания третьего курса института устроился на лето коллектором в партию, которая работала на Таласском хребте. Работа в геологической партии, тянь-шаньские впечатления для О. Куваева-студента не прошли бесследно. Он стремится теперь каждое лето использовать с максимальной целесообразностью для будущей профессии. После Тянь-Шаня О. Куваев побывал на Алтае, в верховьях Амура, а в 1957 году, уже будучи на последнем курсе, попал на Чукотку.

Судя по всему, экспедиция эта оказалась не из легких. Погибли оба трактора, попав в тальник, пришлось пешком выбираться к заливу Креста, где «ждали вельботы, потом в течение двух недель пережидать шторм, питаясь моржатиной» Куваев О. М. Избранные произведения: В 2-х т. Т. 1. М., 1988. с. 26..

Все это «окончательно доконало» его, и в феврале следующего, 1958 года О. Куваев, проявивший при распределении настойчивость и упорство в хождении по «инстанциям», очутился на берегу Чаунской губы, в Певеке. Позже, в романе «Территория», Певек выступит под псевдонимом Поселок. Три года постоянных экспедиций. Вся надежда только на себя. Тундра -- в разное время года, со всеми радостями и невзгодами. Так свершилась его заветная мечта работать на Чукотке.

Ни о какой литературной деятельности Куваев в институте и не помышлял. И когда под впечатлением работы после третьего курса в геологической экспедиции на Тянь-Шане он зимой «как-то незаметно» для себя написал рассказ «За козерогами» и его опубликовали в 1957 году в одном охотничьем журнале, сам автор не придал этому никакого значения.

Люди, близко знавшие О. Куваева по институту, хотя и не сумели разглядеть в нем будущего писателя, тем не менее, запомнили характерные черты: надежность, высоко развитое чувство товарищества, бескорыстие и одержимость, целеустремленность, всегдашняя собранность и сосредоточенность, непоказная доброта.

Начинал О. Куваев коллектором в бухте Провидения - заливе Креста. Затем был начальником отряда на Ичувееме, а позже начальником партии на Чауне и острове Айон. Сплавлялся с работой по Чауну, Эргувеему, Амгуэме, Палявааму, морем из Певека плавал на Айон и на мыс Биллингса. На вельботе - от устья Амгуэмы, косы Двух Пилотов до Лаврентия.

После Певека О. Куваева перевели на работу в центральное геологическое управление северо-востока, находящееся в Магадане. Однако к «руководящей должности», как он с долей иронии говорит о себе, он не был приспособлен - затосковал и неожиданно для самого себя уехал в Москву. А еще через какое-то время журнал «Вокруг света» опубликовал несколько его рассказов.

На Чукотке к О. Куваеву пришла новая мечта. Он начал писать. Первые его произведения, напечатанные в 1960-е годы, попадают в волну возросшего интереса молодежи к туризму в СССР, романтике дальних путешествий, на гребне данной волны появляется и первая экранизация его произведений -- рассказа «Берег принцессы Люськи» на киностудии Беларусьфильм (1969). Данный фильм, по его собственным словам, принес ему первую всесоюзную известность, хотя Куваев считал его откровенно слабым.

Не следует, однако, думать, что возникшая в нем страсть к литературе как-то остудила, отвернула его от основной работы геолога. В своем деле он по-прежнему оставался профессионалом.

Из Москвы его пригласили во вновь созданный в Магадане Северо-Восточный комплексный научно-исследовательский институт (СВКНИИ). Он проводил исследования на острове Врангеля, на льду Чукотского и Восточно-Сибирского морей, сдружился с летчиками полярной авиации, с байдарными капитанами, каюрами. Внимание его все больше привлекали люди: то сильные и героические, то чудаковатые, но цельные, которые руководствуются нестандартными соображениями и, во всяком случае, не житейской целесообразностью поступков. Он полюбил Север и людей, которые окружали его и которые потом «населят» страницы его рассказов, повестей, романов «Территория» и «Правила бегства».

Он продолжал писать. Литература забирала все свободное время, обретала над ним все большую власть, становилась «чем-то вроде второй профессии». Его первые публикации - рассказы об экспедиционных впечатлениях появляются в популярных журналах «Охота и охотничье хозяйство», «Вокруг света». Рассказы и повести Куваева публикуются в различных альманахах и сборниках. В 1964 вышел сборник его рассказов и повестей «Зажигайте костры в океане», через год - «Чудаки живут на востоке», в 1967 - «Весенняя охота на гусей», в 1968 - «Через триста лет после радуги», в 1970 - «Птица капитана Росса», в 1973 - «Тройной полярный сюжет». Романтика северных просторов, сильные люди, покоряющие их, проблемы молодых - таковы основные темы рассказов и повестей О. М. Куваева. Противоречие, в плену которого он находился уже довольно продолжительное время и суть которого сводилась к альтернативе: «геология или литература», наконец, решилось в пользу последнего. С весны 1965 года О. Куваев окончательно поселяется в подмосковном Калининграде, намереваясь посвятить себя целиком литературному труду. Широкую известность приобрел роман «Территория», опубликованный в 1974 году. Во многом этот роман автобиографичен, но не только судьба молодого вятского парня Сережи Баклакова интересует читателя, а и то, как Север проявляет в людях человеческое, как он проверяет дружбу, нравственные качества.

Умер Олег Куваев 8 апреля 1975 года. Сердце, столько раз нещадно испытываемое на разрыв, не выдержало, остановилось. Уже после смерти Олега Куваева, в 1976 году, увидел свет сборник рассказов и повестей «Каждый день как последний». Но настоящим подарком для поклонников писателя стала публикация второго романа Олега: «Правила бегства». Этот роман в 1981 году выпустило Магаданское книжное издательство. Произведения Олега Михайловича переведены на многие языки, экранизированы.

В 1984 г. в Юмской средней школе на станции Юма в Кировской области, где некоторое время учился Куваев, установлена мемориальная доска, открыт музей писателя, работает литературно-краеведческий клуб «Розовая чайка», названный по «героине» куваевской повести «Птица капитана Росса». Ежегодно в августе в Кировской области проходят куваевские дни.

В подмосковном Королеве (Калининграде) организуется дом-музей Олега Куваева.

Глава 2. Герои ранних произведений О. Куваева

В студенческие годы у Куваева впервые возник интерес к Северу: он начинает собирать литературу об этом крае. Сильное воздействие на юношу оказали произведения знаменитого норвежского полярного исследователя Фритьофа Нансена, ставшего его новым кумиром, хотя в то время Олег еще не думал ни о какой литературной деятельности, а просто «готовился стать правоверным геологом и, кроме спорта и учебы, ничего не хотел признавать» Куваев О. М. Избранные произведения: В 2-х т. Т. 1. М., 1988. с. 25.. Почти все это время литература для него была чем-то вроде второй профессии, которую он сочетал с работой геолога, а несколько позже - ученого-исследователя. По признанию самого Куваева, геология вывела его на дорогу литературного творчества. С ней в значительной степени был связан жизненный и трудовой опыт писателя, его душевные переживания и художественные помыслы. Свой долг пишущего человека он осознал как моральную обязанность перед товарищами по профессии, с которыми вместе приходилось работать, радоваться, рисковать и вместе жить.

Героями повестей и рассказов О. Куваева являются геологи, рабочие полевых партий, охотники, оленеводы, рыбаки, летчики полярной авиации, лесорубы, научные работники, путешественники, врачи, учителя, журналисты, полярники, студенты. Он пытался давать художественную географию нашего Отечества, показывать нестандартного человека и его нерегламентированный труд. Прозу Олега Куваева отличает редкая искренность повествования, гармоничность, тонкая наблюдательность и точность в описании человеческих характеров, законченность образов, вера в человека. Характерной особенностью его творчества также можно назвать глубокое уважение к коренным народам Севера, их опыту выживания и адаптации к природным условиях Заполярья. Олег Куваев -- один из авторов нескольких документальных фильмов, посвященных коренным народам Севера.

Духовные и нравственные идеалы молодого Куваева отразились в его идейно-художественной концепции человека, выразившей отношение писателя к жизни и обусловившей особый моральный микроклимат и нравственную атмосферу его произведений. «Годы и опыт, - размышлял автор в одном из своих рассказов, - приучили нас в самых странных людях искать хорошее, и это почти всегда оправдывается на практике. В текущие времена и в данных краях трудно встречается откровенный подлец, ибо ему трудно здесь жить…"

Уже первые шаги О. Куваева в литературе свидетельствовали о том, что симпатии молодого автора на стороне человека энергичного, деятельного, человека активной жизненной позиции. Причем сама эта активность одновременно предполагала твердые нравственные правила, а последние воспринимались неотрывно от активности героя. Можно сказать, О. Куваев уже в пору работы, например, над повестью «Весенняя охота на гусей» был убежден, что как не должно быть поступка без моральной крепи, так и моральная крепь без поступка бессмысленна. Вот почему он стремится всякий раз столкнуть своих героев с такими реальными коллизиями, поставить перед такими жизненными испытаниями, которые с необходимостью требуют от них практического действия, поступка.

Молодые герои О. Куваева, которым чудилось, что вот-вот в руках у них окажется розовая чайка (а уж за ней стоит мчаться хоть на край света) или что - дефиниции того же порядка - они отыщут легендарную Серебряную гору, живут в мире, далеком от мира стандартных вещей. И это не случайно. Ибо регламентированный, по Куваеву, быт изначально лишен физического и нравственного напряжения, он делает мысль вялой, движения скованными, а человека каким-то недопроявленным и даже несчастливым. Настроившись на волну романтических встреч с людьми, живущими в постоянном борении с трудностями, писатель в своих повествованиях-путешествиях в поисках цельных характеров и настоящей жизни стремится к выявлению того особого состояния, которое позволяет человеку быть единым и перед собой, и перед другими людьми. «Чудаки, конечно, живут на Востоке, - писал он в одном из писем Ю. Васильеву, - но и по всей земле тоже ходят славные парни, которые не поверили старому зануде, будто синица в руках лучше, чем журавль в небе. Я, например, хочу журавля…» Вот этот авторский постулат - хочу другой жизни! - и определил, пожалуй, выбор О. Куваевым своих героев, которые любили ощущать под ногами землю вместо асфальта, и меру читательской заинтересованности ими.

Рассказы и повести О. Куваева говорят о том, что автор их неизменно верен своей тематике, объект его художнического внимания Чукотка, Север.

Здоровье, сила, дерзание, вера в человека и его мечту, вера в лучшие человеческие качества - доброту, отвагу, справедливость, чувство ответственности - вот движущие мотивы ранней прозы О. Куваева. Цельность его героев с их восприимчивостью, способностью впитывать обильные впечатления предопределялась его собственным настроением, чувством. Они были его желание. Строго говоря, это еще не характеры. Он искал и складывал в своих ранних произведениях пока только отдельные, легко угадываемые черточки характеров. Сторонник строгого и экономного письма, вечно неудовлетворенный своей работой, он пытался уловить то эмоциональное поле, которое есть у каждого человека и которое не во всех заметно. Все более проникался мыслью, что настоящее богатство лежит все-таки не на поверхности натуры, а в глубине ее. И что сокрытый на первый взгляд человек дает более полный материал для построения образа. Способен дать - так вернее.

Повести и рассказы молодого автора, предшествующие «Территории», позволяют говорить о том, что в нем зрела настоятельная необходимость обнаружить ту притягательную силу, которая свойственна данному человеку, раскрыть и усилить ее всеми имеющимися у него художественными средствами. И если мы обратимся к таким, например, произведениям, как «Весенняя охота на гусей», «Чудаки живут на Востоке», «Тройной полярный сюжет», «К вам и сразу обратно», равно как и к рассказам «Анютка, Хыш, свирепый Макавеев», и другим, то увидим, что автор их всякий раз стремится к эмоциональному возбуждению личности. Ибо уже тогда для него было ясно, что личность в спокойном, если можно так сказать, состоянии не способна генерировать свой образ.

Читатель, несомненно, обратит внимание и на язык и стиль ранних произведений О. Куваева. Это не спокойное, размеренное повествование, где каждое слово взвешено и любая деталь отточена. Они написаны нервно и напряженно, местами неровно и торопливо, с чрезмерным пристрастием к прямой публицистике. Но, как ни странно, в этих особенностях тоже заключается самобытная прелесть. Просчеты стиля искупаются заразительной страстностью и искренностью повествования.

При всей достоверности отдельных деталей и местного - северного - колорита герои ранних произведений О. Куваева, путешествующие столько же ради открытия новых маршрутов и редких минералов, сколько в поисках самих себя, связаны по большей части лишь функционально между собой, в этом случае одна личность не раскрывает другую, а просто соседствует с нею. В своих рассказах О. Куваев опирался на собственные впечатления, хотя и не пришел еще к отрезвляющей истине, что, как бы ни была велика информация о человеке, сама по себе она не перельется в характер, и что трансляция жизни - это еще не создание образа. Вместе с тем, легко угадываемая читателем близость героя-рассказчика к автору, их духовная связь позволяла автору с помощью героя отмечать изображаемое определенными эмоциональными оттенками, так, чтобы не скользнуло мимо читательского внимания, вызвало заинтересованность. Сама фигура героя-рассказчика несет как бы двойную нагрузку: это и персонаж сюжетного действия, и одновременно сам автор. Такое тождество принципиально важно для ранней прозы О. Куваева, который наблюдал и раскрывал человека в моменты высшего напряжения его духа. Писатель мог бы повторить вслед за любимым и почитаемым им Пришвиным: жизнь ценится не по количеству прожитых дней, а по их качеству - эта мысль настойчиво дает о себе знать на страницах повести «Тройной полярный сюжет».

Повесть «Тройной полярный сюжет» концентрирует в себе главную идею, с которой поначалу двинулись на Север литературные герои О. Куваева. Это, образно говоря, мечта о розовой чайке. Да, конечно, ранним вещам О. Куваева в определенной мере свойственны отправные посылки вообще «молодежной прозы» 60-х годов, в том числе ярко выраженный максимализм изображаемых персонажей - как словесный, так и поступков. Куваевские герои в таких, например, рассказах, как «Анютка, Хыш, свирепый Макавеев», «Берег принцессы Люськи», в повестях «Зажгите костры в океане», «Не споткнись о Полярный круг» едины в своем непреложном отрицании «заземленного» быта, обыденки существования, для них самих нет ничего невыполнимого, как и, по их мнению, для других тоже нет. С другой стороны, вопрос «как жить?» для молодых героев О. Куваева не стоит так остро, как для героев его литературных сверстников. Надо думать, еще и потому, что персонажи куваевских произведений, что называется, с самого начала помещены в такую природную среду и в такие обстоятельства, которые как бы предопределили их поведение и единственно возможный для них образ жизни.

Правда, которую ищет и обретает герой Куваева, неодномерна, - это реальность и фантазия. Автор «Тройного полярного сюжета» пытается строить модель характера, властительно распоряжающегося самим собой и жизнью, отбрасывающего все лишнее, берущего главное и недоверчиво относящегося к выспренним разговорам и не поддающимся точному определению чувствам. О. Куваева привлекает герой, который все может сделать, не рассуждая, потому что - надо. Преодолевая усталость, напрягаясь сверх сил, приводя свои чувства и ощущения в сосредоточенное состояние ради этой работы. Главное для него - уметь, мочь, сметь. Успеть - вот что главное для деятельного героя Куваева.

Но это одна сторона дела. Другая же заключается в том, что герой О. Куваева не может сдержать лишь в самом себе неожиданно сваливающиеся на него чувства. Ему требуются другие люди - доказать им реальность этих чувств, прежде всего - делом. Еще и поэтому бегство куваевского Ивакина, как можно видеть, протекает не вне, а непосредственно среди человеческого окружения. Это и «щетинистые» мужики-добытчики - вагонные попутчики Сашки, и Дарья Никифоровна, ребята в порту, Прозрачный и все те, кто посвящен в его историю: шофер-сибиряк, продавщица «Смешанного магазина», Васька Феникс, гидрографы, темнолицый старик в мехах на аэродроме, бортмеханик вертолета Вася Ципер, фельдшер Инна, пастухи-оленеводы Сапсегай, чукча Помье с женой Ольгой, медсестра, Анютка и рыжий Сапрыкин... Взаимопроверка их мнений и поступков совершается на всем протяжении повести.

Среди множества людей, встречавшихся ему на Севере, Олега Куваева, по его собственным словам, «всегда интересовали так называемые чудаки. Чудаки в жизни необходимы - это общеизвестно, - писал он. - Это люди, которые руководствуются нестандартными соображениями и, во всяком случае, не житейской целесообразностью поступков. В довольно неприглядной картине непостоянства кадров на Севере подавляющее число убывших составляют люди мелкой рациональности. А чудак поселяется прочно, он надежен в этом смысле». Одним из таких «чудаков» предстает перед нами герой повести «Чудаки живут на Востоке» Семен Семенович Крапотников.

Крапотников всерьез мечтает о таком для себя настоящем деле, в котором бы полной мерой выразилась «историческая, социальная, географическая и какая хотите роль» маленького городка на берегу далекого Охотского моря, где он очутился и где решил осуществить на практике «свой собственный, крапотниковский вариант». Этот на первый взгляд чудак, «несостоявшийся пушной Наполеон», как говорит о себе сам Крапотников, этот «маленький взъерошенный человечек» проявляет недюжинную волю, настойчивость, энергию и смекалку в, казалось бы, безнадежной во всех отношениях ситуации.

Году в семидесятом Куваев на вопрос о том, что из написанного он считает лучшим, назвал, среди немногих произведений, повесть «Весенняя охота на гусей».

Названная повесть свидетельствует об изменении подхода писателя к художественному воплощению двух миров: внутренней драмы и, так сказать, внешнего фона. Может быть, именно тогда О. Куваев начал постепенно сознавать, что необходима слитность их и что лучше брать за исходную точку внешний мир и размышлять над ним, пока не раскроется затаенная в нем внутренняя драма, чем исходить из внутренней драмы, обставленной затем скопированными с натуры предметами.

Но как проникнуть во внутреннюю жизнь, которая и есть основное при создании образа? Если судить по повести «Весенняя охота на гусей», то - через болевые точки, позволяющие понять, что человека радует и огорчает, чего он боится, на что надеется, к чему стремится…

В жизни каждого человека случаются поворотные моменты, когда он оказывается перед необходимостью выбора. В такие моменты проверяются человеческие убеждения, их истинность. Для Саньки Канаева, приехавшего на Север за длинным рублем, таким рубежом стала гибель Муханова, с которым встретился и подружился еще в кертунгской разведке, где оба работали шурфовщиками.

Отсюда, в сущности, и начинается повествование о молодых ребятах, у каждого из которых по-своему сложилась жизненная судьба, пока они не встретились в Восточной тундре. И во многом именно отсюда начинается для них самая важная точка отсчета в их жизни.

В повести очевидно «снижение» мечты, низведение ее до чисто бытового уровня в сознании подавляющего большинства куваевских персонажей. В самом деле, и Канаев, и Колька Муханов, и Толик-Птичий Убийца, и Славка Бенд, и Федор Оспатый, быть может, в меньшей степени Глухой и Братка - все они, составившие дедову «республику», очутились на Китаме потому, что «не сошлись на финансовой почве».

По-разному складываются судьбы героев ранних рассказов и повестей О. Куваева, очутившихся в поисках своего места в жизни так невероятно далеко от обжитых мест. Они отнюдь не блуждают, даже когда их мечта, подразумеваемая или действительно присутствующая, кажется кому-то не совсем обычной, они шагают вперед с собственным представлением о жизни, которое они хотят выразить в своей собственной манере. Этот герой еще полон воображения, но уже без особых иллюзий смотрит на жизнь, даже подчас прозаично воспринимает суть вещей и событий. В своем решительном отказе от прежних жизненных моделей герой О. Куваева одновременно обладает способностью к сохранению нравственных норм, а чувство долга в нем обострено, интенсивно. И хотя впереди у писателя было немало работы, чтобы в полной мере овладеть искусством индивидуализации, отойти от однотонности характеров, - уже тогда в его герое ощущалось и все более крепло чувство связи с жизнью и понимание происходящего вокруг, свойственное людям, которые в своих действиях руководствуются собственным мнением. Уже тогда свежесть взгляда молодого автора и живость его рассказа соединялись с верой в способность людей распоряжаться собственными судьбами, в принцип личной ответственности за свои поступки. Этим и другим чертам ранних произведений О. Куваева, связанных между собой общим местом действия, настроением, образом героя-рассказчика, а также не сразу бросающимся в глаза сюжетом, развитию и обогащению которого способствовали усиливающийся жизненный драматизм, столкновение позиций, те болевые точки, через которые можно проникнуть во внутреннюю жизнь человека, - этим чертам еще предстояло придать необходимую завершенность, такую степень художественного единства, когда бы мечта переплавилась в живые характеры и лица. За каждым таким лицом стояло мгновение, порыв или тайна, отложившиеся и глубоко запрятанные до времени в памяти писателя, когда наконец он нашел нужные слова для того, чтобы рассказать о них миру.

Глава 3. Изображение Севера

3.1 «Обыкновенная романтика»

Север в ранних произведениях О. Куваева романтизирован. А. Шагалов в своей работе, посвященной жизни и творчеству писателя, отмечает, что, «обратившись к северной тематике, О. Куваев сопрягал реализм видения с романтическим повествованием.

Судя по издательским аннотациям к ранним книгам О. Куваева, считалось само собой разумеющимся, что они «о романтике дальних дорог» и что принадлежат они перу «неутомимого исследователя и романтика» и так далее. Они, безусловно, являются не более и не менее - конечно, ни при каких обстоятельствах не менее - как художественным свидетельством той, достойной уважения, человеческой активности, которая густо замешана на романтическом начале. Но - и это важно подчеркнуть с особой силой - на романтике не беззаботной, надуманной, а, если говорить обобщенно, деловой и очень конкретной. На романтике, в которой сочетались трезвый, честный, мужественный взгляд на действительность и неискоренимая вера в Приключение. Не на юной, которой свойственно оперировать умозрительными символами и часто живущей в царстве вымысла, а на романтике, так сказать, среднего возраста, когда мир воспринимается таким, какой он есть.

Можно было бы приводить здесь еще и еще определения, способные как-то высветить характер куваевской романтики, получившей впоследствии отражение в героях писателя и в тех ситуациях, которые он изображает. Однако место из рассказа Ю. Васильева, имеющее непосредственное отношение к проблеме, избавляет от этого. Вот что он пишет:

«Я бывал с Олегом в тундре, плавал на лодке, чинил развалившийся охотничий домик на берегу океана. Но если для меня все это было приключением, то Олег вел себя удивительно по-хозяйски в этих необычных для обычного человека условиях. Обживался он на любом клочке земли так уютно и домовито, что в пору было позавидовать. И вот, когда в палатке делалось чисто, тепло, сухо, когда сразу же разгорался костер, кипел чайник, и ловилась рыба, Олег, бывало, хитро подмигивал и говорил:

- Ну вот. Романтику мы, кажется, ликвидировали. Теперь можно жить по-человечески.

Вот ведь как получилось. Олег, чьи книги сразу же были приняты молодыми романтиками, сам к этому слову относился с подозрением. Видимо, дело в том, что в хорошем понятии «романтика» много есть наносного, песенного, с гитарой и костром на снегу, много тут бутафории и просто людей, которым быть романтиками вовсе и не хочется: это ведь трудно, холодно и опасно, а быть похожим на романтика - легко и нехлопотно.

И вот, несмотря на то, что в произведениях Олега Куваева не встретишь слова «романтика» в обычном смысле этого слова, кто-то из друзей однажды сказал, что Олег - романтик по национальности. По-моему, это очень метко. Исландец или эскимос не задумывается, почему они живут так, а не иначе, почему их тянет к морю и почему белая туша айсберга им милей и понятней, чем пальма».

Вызывавшая подозрение у некоторых критиков розовая чайка в произведениях О. Куваева меньше всего означает «розовую коллизию», а романтика поиска в представлении героев его непременно связана с конкретным делом. Иными словами, понятия нравственной обязанности, нравственной ответственности, нравственного долга, которые очень сильны в сознании героев О. Куваева, хотя и не декларируются ими публично, определялись как раз реальными обстоятельствами жизни.

При всей оторванности от мира цивилизации бежать им было некуда. И хотя их все также влечет к себе недостижимая или трудно достижимая для других цель, координаты ее находятся на карте земли. И даже когда их окружают тени давно умерших, как, к примеру, в наиболее романтическом рассказе О. Куваева «С тех пор, как плавал старый Ной», сами эти призрачные фигуры - знаменитого в прошлом пирата Джеймса Брука, безымянного «бородатого мужичонки» и арабского купца Эль Куфа, - даны как вполне реальные люди с сугубо практическим взглядом на вещи.

Казалось бы, Брук или тот же Эль Куф, воспринимаемые сквозь толщу времени героем рассказа - молодым палеонтологом, наперекор «железным пунктам инструкций» отправившимся в одиночку на один из незаселенных полярных островов и лишенным возможности вернуться обратно, казалось бы, именно они должны были предстать перед нами в неких романтических одеждах и, если хотите, с желаниями дерзостными и дерзновенными, именно они должны всецело одобрить и поддержать нашего современника в его рискованном предприятии. Вот, в частности, какой примечательный разговор происходит между героем О. Куваева и Джеймсом Бруком:

« - Зачем плыть на шлюпчонке? - равнодушно спрашивает Брук.

- Так. Романтика заела.

- Сладкое молочко для слабосильных твоя романтика, - хрипит Брук в ответ.

- Полегче, - вскидываюсь я. - Смысл жизни...

- Смысл жизни в том, чтобы всех и всегда оставлять в дураках, - чеканит Брук.

Я резко поворачиваюсь к нему, но Брук вдруг отпрыгивает от бревна и сует руку за спину. Огромный музейный пистолет смотрит на меня широченным дулом.

- Что нашел? - спрашивает Брук.

- Череп быка примигениуса.

- Врешь! - шипит он и осторожно пятится за береговой выступ. В темноте его фигура напоминает маленькую взъерошенную обезьянку. - Врешь, - слышу я лихорадочный шепот, - все врут».

Автор рассказа «С тех пор, как плавал старый Ной», где факт и вымысел тесно переплетаются между собой, рисует еще одну ситуацию, когда молодой человек вроде бы намеренно создает себе неудобства и трудности, чтобы испытать свой характер. Для того чтобы создать остров для своего героя, писателю мало лишить его шлюпки, ему еще надо так построить повествование, чтобы проблема временного одиночества не стала драмой неосуществившейся личности. Но это одна сторона дела. Другая же заключается в том, что Куваев, судя по всему, склонен к иронии над повышенным оживлением, от которого еще не вполне избавился его романтически настроенный герой. И использует он при этом, казалось бы, не совсем обычный для данного случая способ, когда образы дальнего прошлого наделяет чуждым романтике скептицизмом.

Романтика в произведениях О. Куваева, - продолжает А. Шагалов, - принадлежит к такому роду литературы, которая черпает - пусть поначалу несколько односторонне - знание действительности из самой жизни. Она способна не только на высокие порывы, но и на изображение повседневного, хотя и далекого в представлении читателя от привычной для него повседневности. Чтобы разыскать эту романтику, по мысли автора, надо покинуть городские улицы, где небольшое отклонение от заведенного порядка и то воспринимается как досадное, а порой даже шокирующее неудобство, и отправиться в утомительное путешествие по бурной реке, как это происходит, например, в «Доме для бродяг», побывать в тундре или «просто» очутиться на острове, как это сделал герой рассказа «С тех пор, как плавал старый Ной». Она способна заглядывать в самые потаенные уголки и там за простыми фразами обнаружить сердечную боль и неизгладимые воспоминания.

Ему приходилось писать о ней сжато, лаконично, жестко ограничивать себя в и без того скупом синтаксисе, который использовал, стараясь добиваться выразительности за счет жизненности впечатлений, посредством точности штрихов, выявления истинного начала в человеке, живописания суровой природы Севера».

Куваева-художника привлекало, прежде всего, яркое нравственное проявление человеческой личности в трудных и необычных условиях Дальнего Севера. По мнению Ю. М Шпрыгова, такая эстетическая позиция в некоторой мере противоречива. Она ограничивает возможность художественного исследования психологического многообразия человеческих индивидуальностей, и, по сути дела, невольно приводит к некоей стандартизации литературных персонажей, вступая порой в логическое противоречие с явным стремлением писателя показывать "нестандартного человека". Отрицательные герои оказываются тем самым заранее вычеркнутыми, за очень редким исключением, из списка персонажей почти всех рассказов и повестей Куваева. Пожалуй, в этом проявилась некоторая доля романтизации "рыцарей тундры", всецело преданных своему делу, трудолюбивых, бескорыстных, открытых душой и сердцем, порой по-мальчишески простых и наивных.

3.2 Влияние Севера на человека

Тема преображения характера человека вследствие влияния суровых условий Севера раскрывается, по наблюдениям Р. В. Епанчинцева, в повести «Весенняя охота на гусей», в ней отмечается воспитательное воздействие этой природы, непосредственно связанное с какой-то необъяснимой мистической властью данного пространства. В повести происходит духовное преображение главного героя - Славки Канаева, который из мелкого жулика превращается в честного человека. Он обретает свое место в мире, приходит к осознанию роли «людей, приспособленных для грузовика» - первопроходцев Севера. Канаев остается в этих местах, сам «впитывая» лучшие качества этих людей, которым чуждо все мещанское; романтиков, способных жить в цивилизованном мире; людей, для которых собственное благополучие не является главной целью жизни.

А. Шагалов отмечает, что «в той бытовой и человеческой реальности, которую он (Куваев) изображает, автора «Весенней охоты на гусей» интересует прежде всего нравственный смысл описываемого. Те сдвиги в человеческой психологии, что явились результатом трудного опыта жизни. Психологически верно дана в повести сама ключевая драма, когда декларируемые героями желания безвозвратно рушатся: старик, которому они доверяли, жестоко обманул их самих, их надежды на будущее: причитающиеся за улов рыбы общие деньги он тайно от всех клал на собственную сберегательную книжку, а потом неожиданно заболел, был госпитализирован да так и не вышел из больницы. Сама рисуемая в повести драма оказывается жизненной потому, что автор изображает столкновение позиций, или, точнее, конфликт характеров. Композиция повести осложнена ретроспективными вставками - прием, который получит еще большее распространение в «Территории» и в какой-то мере в «Правилах бегства». Скупые, но выразительные средства, применяемые писателем для обрисовки характеров и существа ситуаций, компактность сюжета, внимание к предметной детали, подчеркнутая роль диалога, сама интонация повествования заставляют читателя не просто оценивать и осмыслять героев и обстоятельства, но оценивать и осмыслять их в сопоставлении с той жизненной реальностью, в которой они действуют.

Сюжет «Весенней охоты на гусей» не для туристических проспектов. Романтика ее самая что ни на есть обыкновенная, трудная романтика: тракторные сани, бочки с бензином, рогожные мешки с солью, рыба, берущая все силы, снег в июле и «мерзлая чугунная грязь» в ноябре. Северная экзотика не волнует воображение героев. Действительность предстает во всей ее реальности, жестокой необходимости. И она накладывает свой отпечаток на сознание людей, во всяком случае тех из них, кто обладает критическим складом ума и кому деньги не закрыли главного в жизни. «Все фонарики ищешь? - зло говорит Муханов Саньке Канаеву на его несогласие идти работать в колхоз после того, как раскрылся обман деда. - Я тоже за колесом и фарами гонялся. А как видишь, нету фар у моей машины. Только фонари во лбу, когда об стенку стукнусь: штрафбат, шурфы, дед. Нет фар». По мнению Ю. М. Шпрыгова, Дальний Север в произведениях писателя является своего рода полигоном, где происходит испытание человеческих душ, совершается жизненная и нравственная закалка людей, возмужание их характеров, становление личности. Север, по мнению писателя, производит отбор человеческого материала. Устами одной из героинь повести "Весенняя охота на гусей" он отрицает возможность адаптации в условиях Севера ненавистных ему разного рода мещан, трусов и проходимцев: "Народу здесь мало. Разные есть. Умные есть, глупые, посерединке. Но сволочей нет. Сволочи здесь не жить - ничего здесь не скроешь. Все на виду".

Как отмечает Р. В. Епанчинцев, Север имеет мистическую власть над человеком, долгое время пробывшим на данной территории. Вот как это показывается в повести «Весенняя охота на гусей»: «Колдовская власть тундры входила в него через багровые закаты над хребтом Пырканай, утреннее умывание в холодной воде Китама, стук дождя в окно избушки и сернистый запах прибрежных озер на охоте. Выстрел, запах порохового дыма и теплое утиное перо в руке, теплая тяжесть добычи, кусок мяса, добытый своими руками».

Если в «Весенней охоте на гусей» писатель показывает трудное врастание своего героя в ту жизненную среду, что, будучи максимально приближенной, начисто опровергает поверхностные представления о ней, то в «Азовском варианте» он исследует, казалось бы, противоположную ситуацию, когда сама эта суровая действительность и на расстоянии заставляет чувствовать свою, обладающую магнетизмом, силу. Не так часто, правда, но человек у Куваева прорывается - по своему желанию или невольно - в большой мир и проявляет себя, меняясь, деформируясь или сохраняя насущное, в соприкосновении с ним. Как раз с подобным обстоятельством мы сталкиваемся в повести «Азовский вариант», рисующей в конце возвращение героя в те места, с которыми сроднился за трудные годы работы и где в полной мере чувствовал себя человеком.

Колумбыч мается, оторванный от привычной для него среды, переживает, безуспешно пытается скрыть от приехавшего «выручать» его Адьки свою тоску и съедающее его любопытство в отношении тех, кого поменял на теплый край. Сначала он пробует оправдывать себя тем, что, по его словам, которые он находил случай повторять не раз, - он, мол, уже старый, устал от тревог, от тундры и так далее. Однако сам Колумбыч, судя по всему, не находит собственные аргументы столь неотразимыми, чтобы заставить Адьку поверить в них. Внутренний конфликт его с самим собой, протекающий на наших глазах, обнаруживает себя буквально во всем, а тщательно разработанный им план спокойной жизни оказывается на поверку красивой сказкой, рассчитанной на доверчивого слушателя. Как и приехавшему к нему в отпуск Адьке, Колумбычу, наверное, тоже часто мерещилась по вечерам такая картина: «чайник коптится в смолистых ветках кедровника, одинокие наблюдатели тянут к огню ладошки, отблеск огня пляшет на чехлах приборов, на карабине, что висит всегда под рукой, ибо страшновато бывает в темный предрассветный сумрак и очень бывает одиноко, когда на востоке, где-то над Курилами, прорезается мертвенно-синяя полоса рассвета, потом эта полоса постепенно краснеет, и, хотя в долинах еще ночь, на вершине ты уже видишь рассвет, потом видишь красный, совсем неяркий, так что можно смотреть, край солнца, птицы начинают пробовать голоса, прячется ночная нечисть, и тут ты уже не один, одиночество закончилось».

В финале повести, махнув рукой на собственный дом у моря, огород, виноградник и начатые было опыты по разведению домашней птицы, Колумбыч возвращается на базу. Он трезво смотрит на вещи, понимает, на что обрекает себя. Он давно уже отряс прах романтической болтовни о всякой там северной экзотике и на себе испытал все тяготы и лишения экспедиционной жизни. Но в то же время нутром чувствует, что «куры, огород» и он, Колумбыч, находятся «на разных полюсах». Он уже не может без той жизни. И он не мыслит себя без ребят, без привычной работы, без Севера, который, как точно заметил В. Астафьев в «Последнем поклоне», вяжет человека, пожалуй, еще крепче, чем юг. Там люди, как бы все разом получив: тепло, блага, человеческую скученность, лениво мнут свои дни в тесноте и довольстве. Здесь - отравленные волей, редколесьем, самовластьем - все время ждут каких-то перемен, томятся сердцем по другой жизни; у каждого из них есть возможность капризно подразнить себя и других тем, что вот возьмет он, вольный человек, и махнет на юг, к фруктам, к теплому морю, и эта возможная, но чаще всего так в мечтах и изношенная благостная жизнь шибко поддерживает северных людей в их нелегкой текучей жизни, крепит их дух и добавляет им стойкости».

Сходные «Азовскому варианту» идеи и мысли наблюдаем в рассказе «Здорово, толстые!». «Я, - признается рассказчик, - знаю десятки людей, которые все уезжают, в каждый отпуск едут «в последний раз», приобретают в теплых краях дома и машины. И возвращаются. Разные есть среди них люди, но тайга всех уравнивает, как строгая мать в многодетном семействе. Надо быть мелким до чрезвычайности человеком, чтобы после нескольких лет, проведенных в тундре или тайге, оставить их без сожаления и сразу. Но, что там ни говори, мелкие люди редко встречаются в таежных поселках. Их туда не заносит».

Куваевским героям увереннее дышится в брезентовой палатке, чем в доме с удобствами. Это может показаться странным, но «самые массивные и прочные городские здания, - свидетельствует повествователь в «Доме для бродяг», - не вызывают такого ощущения надежности бытия, как... неприхотливая палатка с сухим спальным мешком и разложенным в определенном порядке походным инвентарем должного качества и количества».

В то же время их романтика напрочь лишена какого бы то ни было «романтического колорита», но зато вбирает в себя чувство традиции. И еще, как верно подмечено в критике, этой романтике просто необходимо «знать свою цель в жизни. Определить ее. Оснастить работу» всем, без чего нельзя обойтись.

Не порывая с романтическим стремлением к штурму новых проблем, к открытию новых принципов, короче, к тому, что постоянно влекло вперед, герой О. Куваева со временем все более проникается сознанием практического применения своих ощущений. Своего дела в конечном счете, ибо, как можно видеть, работа для него означает не упражнение в бездумной развлекательности, а, напротив, средство осознания человеком своей человеческой, нравственной сущности, где чувство долга, ответственности подкреплено практическим действием и обусловлено необходимостью наиболее полно выразить себя, свою индивидуальность.

Работа, которой заняты персонажи куваевских произведений, и реальные обстоятельства, в которые они помещены, как бы уравновешивают их внутренние, «романтические» побуждения к необычному в жизни - самой жизнью. Не в мире потустороннем и придуманном, - они познают и утверждают себя на земле. И, скажем, чтобы понять характер Витьки - героя уже упоминавшегося рассказа «Здорово, толстые!», мало, наверное, знать про его одиночество, почти отступничество от всего, что в глазах многих составляет жизненный успех и отчего сам Витька, надо полагать, не чувствует себя несчастливым. Как и про его мудрое терпение, которое составляет отличительную черту его существа. Надо непременно помнить, что сами личностные эмоции, без которых невозможно человеческое искание истины, в герое О. Куваева порождены реальностью его бытия.

3.3 Прием мифологизации

Север в произведениях О. Куваева мифологизируется. Как отмечает Р. В. Епанчинцев, мифологизация - не только и не столько фон для развертывания событий. Север получает коннотативные свойства, оказывается связанным с ценностными ориентирами писателя.

Мифологизация способствует изображению Севера как пространства, совершенно непохожего на земное. С лунным пейзажем ассоциируется Север в сознании главного героя повести «Тройной полярный сюжет»: «Обдутые ветром горные хребты уходили куда-то за тысячи километров. Между хребтами сверкали извивы безлюдных рек. По долинам растекались рыжие россыпи лиственничной тайги. И совсем рядом проплывали черные камни безжизненных горных вершин».

По наблюдениям М. Юриной, «Чукотка рисуется Куваевым как земля, исполненная тайны, сакрального смысла. Пейзаж, созданный в лучших традициях Паустовского и Ю. Казакова, вдруг оживляется неожиданными ассоциациями, яркими эпитетами, простыми и развернутыми сравнениями. Воображению читателя предстает «мыс, похожий на хищную птицу, когда она уже над самой землей, выпустив когти, готовит клюв»; пар, поднимавшийся от «древней земли», «как дым благодарственных молебнов»; лед: «то чертовски голубой, как море на курортных проспектах», то «трупно-серый», то «похожий на издыхающую черепаху», то на «нездешнего мира вещество…».

Заключение

Рассказы и повести Олега Куваева говорят о том, что автор их неизменно верен своей тематике, объект его художнического внимания - Чукотка, Север.

Север в произведениях Куваева изображен романтически. Но в то же время писатель не отрывается от реальной действительности. Конечно, он не мог иначе, ведь сам пережил все трудности и невзгоды жизни на Севере, его произведения во многом автобиографичны, он бывал во всех местах, о которых писал.

Герои его произведений - тоже олицетворение Севера, они представляют неотъемлемую часть его.

Большую роль играет изображение природы, которое выражено богатыми эпитетами и сравнениями. Природа и Север в целом оказывают мистическое влияние на человека, воспитывают его и привязывают к себе.

На основании проведенного исследования можно сделать вывод, что, изображая Север, писатель сопрягает романтику с реальной действительностью, применяя к тому же мифологизацию.

Список литературы

1. Бурыкин А. А. Проза Олега Куваева в контексте современной русской литературы последней четверти XX в. М., 2003.

2. Шпрыгов Ю. М. Молодость Дальнего Севера. М., 1984.

3. Юрина М. А. Особенности стиля ранних произведений О. Куваева. Магадан, 1998.

4. Шагалов А. А. Олег Куваев. М., 1984.

5. Епанчинцев Р. В. Мифологизация северной природы в прозе О. Куваева - Русская речь.- №3.- 2008.

6. Куваев О. М. Избранные произведения: в 2-х т. Т. 1. М., 1988.

7. www.calend.ru/person/1155

Размещено на Allbest.ru