А. Солженицын как утопист

Размещено на http://www.allbest.ru/

А. Солженицын как утопист

Содержание

Введение

Биография А. Солженицына

Критика существующего мира в произведениях (публикациях) А. Солженицына

Его новый прекрасный мир

А.) политический строй и управление

Б.) экономическое состояние и производство

В.) наука и техника

Г.) культура и искусство

Д.) Человек будущего

Заключение

Список литературы

Введение

Не так давно закончился 20 - ый век. Многие ученые, политики, писатели с удовольствием обсуждали прошедший век. Каким он был для России. Вообще, сейчас именно этот век, его история пользуется наибольшей популярностью, как у историков, так и у людей увлекающихся историей. Почему? Возможно, страна, или все человечество стоит перед очередной глобальной проблемой, новыми преобразованиями. Ищет ответы в истории 20 века.

В любом случае общество сегодня сильно политизировано. Общество в России ищет новые пути для продолжения развития.

Была советская власть, была перестройка, были больные 90 - е годы, была стабилизация. Что будет дальше неизвестно, очевидно никому. Но, возможно, глядя на жизнь людей, опыт, которых прошел через все столетие можно сделать определенные выводы.

Можно по-разному относиться к Солженицыну. Можно не любить его, восторгаться, не верить или верить тому, что он говорит и пишет. Но однозначно, что не относиться к этому никак - невозможно.

Ведь он в своих произведениях, статьях затрагивает те социальные, нравственные проблемы, которые касаются каждого.

Это опыт человека, который многое видел, и о многом может рассказать.

Какие же темы он затрагивает в своих произведениях, о чем он писал?

Естественно, в силу своего жизненного пути, многие его произведения пересекаются с утопичностью советского строя. Одна из тем здесь - это сохранение человеческой души в условиях тоталитаризма и внутреннее противостояние ему. - Вот сквозная тема многих произведений писателя. Такие рассказы, как "Один день Ивана Денисовича" (1962), "Матренин двор" (1963; оба опубликованы А. Т. Твардовским в журнале "Новый мир"), повестей "В круге первом", "Раковый корпус" (1968; опубликованы за рубежом), вбирающих собственный опыт Солженицына: участие в Великой Отечественной войне, арест, лагеря (1945-1953), ссылку (1953-1956). "Архипелаг ГУЛАГ" (1973; в СССР распространялся нелегально), -- "опыт художественного исследования" государственной системы уничтожения людей в СССР; получил международный резонанс, повлиял на изменение общественного сознания, в том числе и на Западе. В творчестве Солженицына, продолжающего традиции русской классики 19 века, трагические судьбы героев осмысливаются автором в свете нравственного и христианского идеала. В десятитомном "Красном колесе" (1971-91), на огромном фактическом материале рассматриваются причины революции (слабость власти, упадок религии, общественный радикализм) и ее ход, анализируются политические и идеологические платформы различных партий и групп, обосновывается возможность альтернативного исторического развития России. В статьях "Раскаяние и самоограничение как категории национальной жизни", "Жить не по лжи", "Письме вождям Советского Союза" (все -- 1973) Солженицын предрекал крах социализма, вскрывал его нравственную и экономическую несостоятельность, отстаивал религиозные, национальные и классические либеральные ценности. Эти темы, как и критика современного западного общества, призыв к личной и общественной ответственности развиты в публицистике Солженицына периода изгнания из СССР (с 1974 в ФРГ; с 1976 -- в США, шт. Вермонт; вернулся в Россию в 1994), в т. ч. -- новейшей ("Как нам обустроить Россию", 1990; "Русский вопрос" к концу 20 века", 1994; "Россия в обвале", 1998). Автобиографическая книга "Бодался теленок с дубом" (1975; дополнена 1991) воссоздает общественную и литературную борьбу 1960 -- начала 70-х гг., в связи с публикацией его сочинений в СССР.

Солженицына характеризовали, как детонатор перестройки и разрушения СССР. Но все равно он остается близким современной России. Вот как А. Солженицын пятнадцать лет назад точно охарактеризовал теперешнее состояние России: "Разоряя себя для будущих великих захватов под обезумелым руководством, мы вырубили свои богатые леса, выграбили свои несравненные недра". Кто-то соглашается с этим - кто-то нет, но переходный период от социализма к демократической стране многие воспринимают именно таким образом.

Биография А. Солженицына

Александр Исаевич Солженицын родился 11 декабря 1918 года в городе Кисловодск на Северном Кавказе. И хотя его родители были выходцами из ставропольских и кубанских крестьян, по тем временам они получили неплохое образование, и, как говорили тогда, были интеллигентами в первом поколении. Когда началась Первая мировая война, Исай Солженицын был студентом Московского университета и ушел добровольцем на фронт, где трижды награждался за храбрость. Он погиб в результате несчастного случая на охоте, еще до рождения сына. Чтобы прокормить себя и маленького Александра, мать, Таисия Захаровна (урожденная Щербак), после смерти мужа устроилась на работу машинисткой, а когда мальчику исполнилось шесть лет, переехала с сыном в Ростов-на-Дону, где и прошло его детство.

В старших классах Солженицын увлекся литературой, писал статьи для сатирического школьного журнала, занимался в драмкружке. К взрослой жизни он готовился серьезно, накапливая знания, изучая немецкий и английский языки. Потерпев неудачу в попытке сдать экзамены в театральную студию Ю. Завадского, Солженицын поступил на физико-математический факультет Ростовского университета, где учился вполне успешно, и за несколько недель до начала Второй мировой войны, получил диплом и назначение на работу - учителем в провинциальную школу.

К этому времени свой дальнейший жизненный путь Солженицын определил достаточно четко - он решил стать писателем. Летом 1939 года он поступил на заочное отделение Московского института философии, литературы и истории и все свободное время отдавал работе над рассказами, стихами, очерками. Возник и крупный замысел - написать серию романов о революции. Счастливо складывалась и личная жизнь. Его женой стала Наташа Решетовская, милая, жизнерадостная студентка химического факультета университета, увлекающаяся музыкой и литературой.

Все поломала война. В октябре 1941 года Солженицына призвали в армию, и после окончания артиллерийского училища в феврале 1943 года он в звании лейтенанта попал на фронт.

В октябре 1941 Солженицын был мобилизован; по окончании офицерской школы (конец 1942) -- на фронте; награжден орденами Отечественной войны 2-й степени и Красной Звезды. Последние фронтовые впечатления -- выход из окружения в Восточной Пруссии (январь 1945) -- отразились в написанных в лагере поэме "Прусские ночи" и пьесе "Пир победителей" (обе 1951), а позднее были использованы в "Августе Четырнадцатого" при описании "самсоновской катастрофы" -- гибели армии А. В. Самсонова, в рядах которой находился отец писателя.

Но и на фронте он умудрялся выкраивать время для литературной работы, рассылал свои рассказы на отзывы, и в 1944 году получил одобрительное заключение от Бориса Лавренева, бывшего заметной фигурой на тогдашнем литературном Олимпе. Тяга к умственной самостоятельности и обостренный интерес к дореволюционному прошлому семьи, в которой хранили память о прежней, непохожей на советскую, жизни, рано подвели Солженицына к замыслу большой книги (по образцу "Войны и мира" Л. Н. Толстого) о первой мировой войне и революции, одним из героев которой мыслился отец писателя. Литературные планы (при характерном для эпохи сознании, что всему должно учиться) обусловили поступление Солженицына на заочное отделение Московского института философии, литературы, истории.

9 февраля 1945 Солженицын арестован за резкие антисталинские высказывания в письмах к другу детства Н. Виткевичу; содержался в Лубянской и Бутырской тюрьмах (Москва); 27 июля осужден на 8 лет исправительно-трудовых лагерей (по статье 58, п. 10 и 11). Впечатления от лагеря в Новом Иерусалиме, затем от работы заключенных в Москве (строительство дома у Калужской заставы) легли в основу пьесы "Республика труда" (первоначальное название "Олень и шалашовка", 1954). В июне 1947 переведен в Марфинскую "шарашку", позднее описанную в романе "В круге первом". С 1950 в экибастузском лагере (опыт "общих работ" воссоздан в рассказе "Один день Ивана Денисовича"); здесь он заболевает раком (опухоль удалена в феврале 1952).

С февраля 1953 Солженицын на "вечном ссыльнопоселении" в ауле Кок-Терек (Джамбульская область, Казахстан). Дважды лечится в Ташкенте от рака; в день выписки из больницы была задумана повесть о страшном недуге -- будущий "Раковый корпус". В феврале 1956 Солженицын реабилитирован решением Верховного Суда СССР, что делает возможным возвращение в Россию: он учительствует в рязанской деревне, живя у героини будущего рассказа "Матренин двор". С 1957 Солженицын в Рязани, преподает в школе. Все это время идет работа над романом "В круге первом", созревает замысел "Архипелага ГУЛАГ".

В 1959 за три недели написан рассказ "Щ-854 (Один день одного зэка)", который в 1961 через товарища по Марфинской шарашке литературоведа Л. З. Копелева передан в журнал "Новый мир", где, благодаря усилиям А. С. Берзер, с ним знакомится А. Т. Твардовский. Непосредственно у Н. С. Хрущева Твардовский добивается разрешения на публикацию рассказа, получившего название "Один день Ивана Денисовича" ("Новый мир", 1962, № 11). Рассказ, сочетающий предельную честность оценки всей бесчеловечной советской системы (а не только "сталинизма") и редкую художественную силу (чистота народного языка, точность в обрисовке несхожих характеров, концентрация действия, сливающая обыденность с символикой) вызвал восхищение многочисленных читателей -- произошел прорыв советской лжи-немоты. Рассказы "Матренин двор" (первоначальное название "Не стоит село без праведника"), "Случай на станции Кречетовка" (оба "Новый мир",1963, № 1), "Для пользы дела" (там же,1963, № 7) упрочивают славу Солженицына. Письма бывших заключенных и встречи с ними (227 свидетелей) способствуют работе над "Архипелагом ГУЛАГ"; пишется "Раковый корпус"; актуализуется замысел книги о революции ("Р17", будущее "Красное Колесо"); выстраивается подцензурная редакция романа "В круге первом" (87 глав). "Один день..." выдвинут на Ленинскую премию, однако сказывается энергичное противодействие защитников коммунизма, верно понявших, что имеют дело с настоящим противником системы, -- премии Солженицын не получает, исподволь начинается кампания клеветы. Борьба с писателем нарастает после падения Хрущева: в сентябре 1965 КГБ захватывает архив Солженицына; перекрываются возможности публикаций, напечатать удается лишь рассказ "Захар-Калита" ("Новый мир", 1966, № 1); триумфальное обсуждение "Ракового корпуса" в секции прозы Московского отделения Союза писателей не приносит главного результата -- повесть по-прежнему под запретом. В мае 1967 Солженицын в Открытом письме делегатам Четвертого съезда писателей требует отмены цензуры. Работа над "Архипелагом..." (закончен в 1968) и книгой о революции перемежается борьбой с писательским руководством, поиском контактов с Западом (в 1968 "В круге первом" и "Раковый корпус" опубликованы за границей). В ноябре 1969 Солженицын был исключен из Союза писателей.

Присуждение Нобелевской премии по литературе (1970) и издание первой редакции "Августа Четырнадцатого" (1971) возбуждает новую волну преследований и клеветы. В сентябре 1973 КГБ захватывает тайник с рукописью "Архипелага...", после чего Солженицын дает сигнал о его публикации в "ИМКА-Пресс" (Париж); первый том выходит в свет в конце декабря. 12-13 февраля 1974 Солженицын арестован, лишен гражданства и выслан в ФРГ.

Публикация трехтомного художественно-документального исследования "Архипелаг ГУЛАГ" произвела на российского и мирового читателя не меньшее впечатление, чем "Один день...". Книга не только представляла подробнейшую историю уничтожения народов России, не только свидетельствовала о человеконенавистничестве как всегдашней сути и цели коммунистического режима, но и утверждала христианские идеалы свободы и милосердия, одаривала опытом противостояния злу, сохранения души в царстве "колючей проволоки". Наряду с "Августом Четырнадцатого", главами "Красного колеса" о "вожде мирового пролетариата", объединенными книгой "Ленин в Цюрихе" (1975), "очерками литературной жизни" в СССР "Бодался теленок с дубом" (1975) и публицистикой (в дни ареста в самиздат пошло воззвание "Жить не по лжи!"; вскоре стали известны "Письмо вождям Советского Союза", отправленное в ЦК КПСС в сентябре 1973, и развивающие веховскую традицию (см. "Вехи") статьи сборника "Из-под глыб", 1974) "Архипелаг..." заставил осознать религиозную проблематику всего творчества Солженицына, выявил его стержень -- поиск свидетельств о человеке, его свободе, грехе, возможности возрождения, наконец, показал, что делом Солженицына является борьба за человеческую личность, Россию, свободу, жизнь на Земле, которым угрожает отрицающая Бога и человека, обреченная система лжи и насилия.

Недолго прожив в Цюрихе, получив в Стокгольме Нобелевскую премию (декабрь 1975) и совершив поездку в США (апрель 1976; речи перед профсоюзными деятелями в Вашингтоне и Нью-Йорке и на приеме в Сенате), Солженицын с семьей (жена Н. Д. Солженицына, ее мать Е. Ф. Светлова, трое сыновей писателя и сын жены от первого брака) в октябре 1976 переселяется в усадьбу близ города Кавендиш (штат Вермонт).

Основной работой на долгие годы становится эпопея "Красное Колесо. Повествованье в отмеренных сроках" (переработанный вариант "Августа Четырнадцатого"; "Октябрь Шестнадцатого", оба 1982; "Март Семнадцатого", 1986-87; "Апрель Семнадцатого", 1991; всего 10 томов). Первоначальный план (20 "узлов"), согласно которому повествованье должно было дойти до подавления Тамбовского восстания (весна 1922) и закрыться пятью эпилогами (1928, 1931, 1937, 1941, 1945), оказался невоплощенным (конспект 5-20-го "узлов" "На обрыве повествованья" помещен в конце "Апреля Семнадцатого"). В "Красном колесе" исторические главы, детально рисующие конкретные события и участвующих в них лиц, перемежаются главами романическими, посвященными судьбам персонажей "вымышленных" (как правило, имеющих прототипов). Среди последних особое место занимают Саня Лаженицын и Ксения Томчак, в которых узнаются родители писателя (их счастливому взаимообретению, то есть причине рождения автора посвящены несколько глав в финале "Апреля..."), и полковник Воротынцев, наделенный некоторыми автобиографическими чертами (последняя глава -- размышления Воротынцева о судьбе России в смуте -- прямо выводит к авторским раздумьям об испытаниях Отечества в конце 20 в.). Изображая любого исторического персонажа, Солженицын стремится с максимальной полнотой передать его внутренний строй, побудительные мотивы действий, его "правду". При этом не устраняется авторская оценка: в революции, понимаемой как торжество зла, виноваты все (а более других -- власть, отсюда жесткая трактовка Николая II), но виновные не перестают быть людьми, их трагические заблуждения нередко обусловлены односторонним развитием добрых душевных качеств, личности не сводятся к политическим "личинам". Причину национальной (и мировой) катастрофы Солженицын видит в отходе человечества от Бога, небрежении нравственными ценностями, своекорыстии, неотделимом от властолюбия, и приверженности химерам об установлении "всеобщего благоденствия" на Земле. Здесь Солженицын-историк сходится с Солженицыным-публицистом, последовательно критикующим с христианских (либеральных) позиций издержки современной цивилизации Запада (речь в Гарварде на ассамблее выпускников университета, 1978; лекция лауреата Темплтоновской премии "За прогресс в развитии религии", Лондон, 1983, и др.).

Опасения "нового Февраля", чреватого "новым Октябрем", обусловили настороженное отношение Солженицына к горбачевской перестройке. Со своей стороны советские власти всячески препятствовали возвращению книг Солженицына на родину, а сформулированные "левой эмиграцией" обвинения в "монархизме", "национализме", "изоляционизме" повторялись и варьировались многочисленными советскими публицистами середины 1980-х гг. Лишь в 1989 редактору "Нового мира" С. П. Залыгину удалось после долгой борьбы напечатать "Нобелевскую лекцию", а затем отобранные автором главы "Архипелага..." ("Новый мир", №№ 7-11). С 1990 проза Солженицына широко печатается на Родине. 16 августа того же года Указом Президента СССР писателю возвращено гражданство; 18 сентября "Комсомольская правда" и "Литературная газета" публикуют статью "Как нам обустроить Россию?", где Солженицын предупреждает о трудностях при выходе из-под коммунистического гнета (ср. также работу "Русский вопрос к концу XX века", 1994; "Россия в обвале", 1998).

27 мая 1994 Солженицын возвращается в Россию. Проехав страну от Дальнего Востока до Москвы, он активно включается в общественную жизнь. По-прежнему не допуская возможности сотрудничества с коммунистами, Солженицын решительно осуждает реформы президента Б. Н. Ельцина, постоянно критикует власть. (В сентябре 1995 был прекращен цикл телепередач Солженицына на канале ОРТ.) По возвращении писатель работает над книгой "Угодило зернышко промеж двух жерновов. Очерки изгнания". Рассказы и лирические миниатюры ("Крохотки"), опубликованные Солженицыным в "Новом мире" (1995-97), свидетельствуют о неувядаемой мощи его дара.

Критика существующего мира в произведениях (публикациях) А. Солженицына

Солженицын, как уже говорилось, человек не одной эпохи развития нашей страны. И, говоря о критике существующего мира, который отображен в произведениях и публикациях писателя было бы не верно говорить только о критике периода сталинского правления.

Если Солженицын, как идеалист ищет свою идеальную форму устройства общества, то именно в своем слове он отталкивается от не идеальности общества существующего. Как внутри страны, так и в мире в целом.

Например, в своей речи при получении премии союза итальянских журналистов "Золотое клише" в Цюрихе, 31 мая 1974 года он говорит о том, что примитивное разделение мира на две системы является суждением политическим, а значит весьма посредственного уровня. Все вообще политические приёмы есть операции с готовыми нравственными (или безнравственными) данностями, лежат на невысоком уровне человеческого сознания и бытия, обрываются и меняются за короткие периоды, при каждой смене ситуации. Страстными политическими ярлыками мы больше вводимся в заблуждение, чем вникаем в состояние сегодняшнего мира. Если же мы хотим охватить истинную суть положения человечества сегодня, степень безнадёжности его и степень надежды, -- а пресса в своих высших задачах тоже не может не иметь в виду этой цели, -- нам не избежать подняться много выше, чем политические характеристики, формулировки и рецепты. И тогда мы увидим, быть может, хотя это не окажется более отрадно, что главная опасность не в том, что мир расколот на две альтернативные социальные системы, а в том, что обе системы поражены пороком, и даже общим, и потому ни одна из систем при её нынешнем миропонимании не обещает здорового выхода. Через все случайности конкретного развития отдельных стран и за несколько веков этот порок органически пророс в современное человечество, и на большой дистанции мы можем его проследить.

То есть само разделение мира на политические системы Солженицын воспринимает, как ограниченность взглядов на действительность.

Мне кажется, что Солженицын единственно верным пониманием считал измерение мира, скорее не писаными, но внутренними законами нравственности, которые подавлены внутри каждого человека, в силу определенных обстоятельств. Таких, как духовное и социальное давление на личность.

Солженицын критикует ложь. Ложь это то, что не верно, как абсолютное зло в его трактовке. Правда - добро. Он не задается излишними философскими вопросами о природе в человеке этих двух начал и о том, как разделить человеку их самих.

Солженицына, как раз более волнует уже то, как человек действует, противостоит уже зная где правда, а где нет. Как человек цивилизованный и уже имеющий большую платформу знаний. Но вот вопрос: как он распорядится ею?

В своей нобелевской лекции Солженицын, по всей видимости, адресует свои слова не только к писателям, но, в общем-то, ко всему обществу.

"….И простой шаг простого мужественного человека: не участвовать во лжи, не поддерживать ложных действий! Пусть это приходит в мир и даже царит в мире, -- но не через меня. Писателям же и художникам доступно большее: победить ложь! Уж в борьбе-то с ложью искусство всегда побеждало, всегда побеждает! -- зримо, неопровержимо для всех! Против многого в мире может выстоять ложь -- но только не против искусства.

А едва развеяна будет ложь, -- отвратительно откроется нагота насилия -- и насилие дряхлое падёт.

Вот почему я думаю, друзья, что мы способны помочь миру в его раскалённый час. Не отнекиваться безоружностью, не отдаваться беспечной жизни -- но выйти на бой! В русском языке излюблены пословицы о правде. Они настойчиво выражают немалый тяжёлый народный опыт, и иногда поразительно: "Одно слово правды весь мир перетянет". Вот на таком мнимо-фантастическом нарушении закона сохранения масс и энергий основана и моя собственная деятельность, и мой призыв к писателям всего мира."

Разделение человеком мира на материальные и духовные ценности. По его мнению, также не является идеальным.

Солженицын считает, что настоящая "долгая эпоха гуманистического индивидуализма", так начала строиться цивилизация на принципе: человек -- мера всех вещей и человек превыше всего. Этот путь сегодня он называет ошибочным и неприемлемым. Так как он хотя и обогатил опыт человечества, но вот на глазах современного общества и этот путь подошёл к исчерпанию: ошибки в основных положениях, не оцененные в начале пути, ныне мстят за себя. Поставив высшею мерой всех вещей человека, со всеми его недостатками и жадностью, отдавшись Материи неумеренно, несдержанно, -- люди пришли к засорению, к изобилию мусора, мы тонем в земном мусоре, этот мусор заполняет, забивает все сферы нашего бытия. В сфере материальной этот мусор уже всем слишком заметен, он отравил воздух, воду, освоенную часть земной поверхности, уже захламляет и неосвоенную; он так же безобразно наградил наши могучие производственные усилия, как в жизни отдельных людей повседневно самые заманчивые рекламы, упаковки и пластмассы обращаются в изобильный мусор городской. Но и в сфере так называемой духовной этот мусор забивает нас, давит нас -- тяжёлыми объёмами, не могущими вместиться в наши глаза, уши, груди, втолакиванием звонких всеобщих, как будто всем ясных, а на деле беспомощных плоских идей, ложной наукой, жеманным искусством, -- всем, что не знает над собою ответственности выше, чем Человек, то есть ты, я и люди по нашей склонности. Гремливая цивилизация совершенно лишила нас сосредоточенной внутренней жизни, вытащила наши души на базар -- партийный или коммерческий. В сфере социальной наш многовековый путь привёл нас в одних случаях на край анархии, в других -- к стабильной деспотии. Между этими двумя грозными исходами на глазах становятся немощными, бесправными одно за другим демократические правительства -- оттого что малые и большие соединения людей не желают самоограничиться в пользу Целого. Это понимание, что должно же быть нечто Целое, Высшее, где-то разроненное нами, когда-то полагавшее предел нашим страстям и безответственности, -- это понимание чутко сторожится современными жестокими тираниями и вовремя выставляется под названием Социализма. Но -- обман вывески, неисследованность термина: полстолетия достаточно показали, что и там мы массами унавоживаем благоденствие малых групп людей -- и притом самых ничтожных, мусорных.

Солженицын, говорит, что при всём кровавом опыте минувших столетий -- и самый выбор форм преобразования должен быть тоньше и выше. Люди научились уже, что физическим сотрясением государств, что насильственными переворотами открывается путь не в светлое будущее, а в худшую гибель, в худшее насилие. Что если и суждены впереди революции спасительные, то они должны быть революциями нравственными, то есть неким новым феноменом, который человечеству еще предстоит открыть, разглядеть и осуществить.

Но вернемся к России. Как относится Солженицын к тому пути, который проделала страна в прошлом столетии?

Достаточно полный анализ писатель приводит в известных статьях (например): " Как нам обустроить Россию", где он еще только, что следует из названия, задается вопросами, связанными с будущим путем развития страны.

Но уже в статье, вышедшей в середине 90 - х. Он открыто спрашивает вновь: "Не потеряли ли мы - Россия - какой-то важной возможности, почему все пошло так плохо?" И приходит к выводу, что выход из-под коммунизма произошел в стране почти во всех отношениях самыми худшими, нелепыми и неудачными путями. "Какую бы область сегодня мы не взяли, посмотрев сейчас по государственной поверхности или по поверхности общественной, государственность наша больна, тяжело больна. И общество наше больно и тяжело больно.

Если говорить о государственности, я должен сказать, что весь стиль ведения государства от коммунистического времени не изменился. Последние десять лет прошли впустую. Осталась та же ненаказуемость любого человека за преступления, за промахи, за ошибки, за разворовывание страны - ненаказуемость. Кто ответил за преступления? Кого судили, кого разоблачили, кого наказали - никого. Безответственность - какая была, такая и осталась. Государственные люди за свои поступки не отвечают. Нигде не отвечают ни за что".

Соответственно, ожидая долгие годы, изменения политического строя в стране, Солженицын, видя результаты, не видит особой разницы, изменений в сознании и состояния общества в стране.

О каком же именно "новом, прекрасном мире" думает писатель? Частично мы уже рассмотрели этот вопрос в начале предыдущей главы. В следующей попробуем дать некое разделение и конкретику этим мыслям.

Его новый прекрасный мир

А) Политический строй и управление

Солженицын - человек, который пережил не одно политическое преобразование в России. А также знаком с социально-политическим устройством множества стран. Находит ли он, ссылаясь на собственный опыт идеальный строй? Скорее нет, чем да. Без сомнения, у него есть определенные предпочтения, но говорить о его конкретном видении, считаю нельзя. Вертикаль власти будет существовать, очевидно, всегда, так как он не существует безвластного государства. И эта вертикаль в той или иной степени любом случае будет находиться в определенной конфронтации со своим народом.

Граждане должны иметь права на собственность, свободу слово и еще много прав, но, как подчеркивает Солженицын: "Источник силы или бессилия общества -- духовный уровень жизни, а уже потом -- уровень промышленности. Одна рыночная экономика и даже всеобщее изобилие -- не могут быть венцом человечества".

Чистота общественных отношений -- основней, чем уровень изобилия. Если в нации иссякли духовные силы -- никакое наилучшее государственное устройство и никакое промышленное развитие не спасёт её от смерти, с гнилым дуплом дерево не стоит. Среди всех возможных свобод -- на первое место всё равно выйдет свобода бессовестности: её-то не запретить, не предусмотреть никакими законами. Чистая атмосфера общества, не может быть создана юридическими законами.

Конечно, какая-то определённая политическая форма постепенно будет нами принята,-- по нашей полной политической неопытности скорей всего не сразу удачная, не сразу наиболее приспособленная к потребностям именно нашей страны. Надо искать свой путь. Сейчас у вас самовнушение, что нам никакого собственного пути искать не надо, ни над чем задумываться,-- а только поскорей перенять, "как делается на Западе".

Но на Западе делается -- ещё ой как по-разному! у каждой страны своя традиция. Только нам одним -- не нужно ни оглядываться, ни прислушиваться, что говорили у нас умные люди ещё до нашего рождения.

Государственное устройство -- второстепеннее самого воздуха человеческих отношений. При людском благородстве -- допустим любой добропорядочный строй, при людском озлоблении и шкурничестве -- невыносима и самая разливистая демократия. Если в самих людях нет справедливости и честности -- то это проявится при любом строе.

Политическая жизнь -- совсем не главный вид жизни человека, политика -- совсем не желанное занятие для большинства. Чем размашистей идёт в стране политическая жизнь -- тем более утрачивается душевная. Политика не должна поглощать духовные силы и творческий досуг народа. Кроме прав человек нуждается отстоять и душу, освободить её для жизни ума и чувств.

Говоря о государственной форме, Солженицын приводит мнение Освальда Шпенглера, который, по его мнению, верно, указывал, что в равных культурах даже сам смысл государства разный и нет определившихся "лучших" государственных форм, которые следовало бы заимствовать из одной великой культуры в другую. А Монтескьё: что каждому пространственному размеру государства соответствует определённая форма правления и нельзя безнаказанно переносить форму, не сообразуясь с размерами страны.

Для данного народа, с его географией, с его прожитой историей, традициями, психологическим обликом,-- установить такой строй, который вёл бы его не к вырождению, а к расцвету. Государственная структура должна непременно учитывать традиции народа. "Так говорит Господь: остановитесь на путях ваших и рассмотрите и расспросите о путях древних, где путь добрый, и идите по нему." (Иерем. 6, 16).

Народ имеет несомненное право на власть, но хочет народ -- не власти (жажда её свойственна лишь процентам двум), а хочет, прежде всего, устойчивого порядка.

Если избрать предлагаемый далее порядок построения институтов свободы снизу, при временном сохранении центральной власти в тех формальных чертах, как она уже существует,-- то это займёт у нас ряд лет, и ещё будет время основательно обсудить здоровые правила государственного построения.

О будущем в начале 90 - х Солженицын считал можно высказываться лишь предположительно, необходимо оставлять простор для предстоящего опыта и новых размышлений. Окончательная государственная форма (если она вообще может быть окончательной) -- дело последовательных приближений и проб.

Но главными Солженицын указывал следующие два момента.

Первый это - его призыв к самоограничению.

Самый модный лозунг теперь, и мы все охотно повторяем: "права человека". (Хотя очень разное все имеют в виду. Столичная интеллигенция понимает: свобода слова, печати, собраний и эмиграции, но многие возмущены были бы и требовали бы запретить "права", как их понимает чернонародье: право иметь жилище и работать в том месте, где кормят, -- отчего хлынули бы миллионы в столичные города.)

"Права человека" -- это очень хорошо, но как бы самим следить, чтобы наши права не поширялись за счёт прав других - спрашивает Солженицын? Общество необузданных прав не может устоять в испытаниях. Если оно не хочет над собой насильственной власти -- каждый должен обуздывать и сам себя. Никакие конституции, законы и голосования сами по себе не сбалансируют общества, так как людям свойственно настойчиво преследовать свои интересы. Большинство, если имеет власть расширяться и хватать -- то именно так и делает. (Это и губило все правящие классы и группы истории.) Устойчивое общество может быть достигнуто не на равенстве сопротивлений -- но на сознательном самоограничении: на том, что мы всегда обязаны уступать нравственной справедливости.

Только при самоограничении сможет дальше существовать всё умножающееся и уплотняющееся человечество. И ни к чему было всё долгое развитие его, если не проникнуться духом самоограничения: свобода хватать и насыщаться есть и у животных. Человеческая же свобода включает добровольное самоограничение в пользу других. Наши обязательства всегда должны превышать предоставленную нам свободу - указывает он..

Второй - это правильное понимание демократии, слова о которой были настолько модны в 90 - е годы.

И здесь, для сравнения Солженицын приводит несколько различных мнений известных людей о ней. Например, Алексис Токвиль считал понятия демократии и свободы -- противоположными. Он был пламенный сторонник свободы, но отнюдь не демократии. Дж. С. Милль видел в неограниченной демократии опасность "тирании большинства", а для личности нет разницы, подчинилась ли она одиночному тирану или множественному,

Г. Федотов писал, что демократию исказил атеистический материализм XIX века, обезглавивший человечество. И австрийский государственный деятель нашего века Иозеф Шумпетер называл демократию -- суррогатом веры для интеллектуала, лишённого религии. И предупреждал, что нельзя рассматривать демократию вне страны и времени применения.

Русский философ С. А. Левицкий предлагал различать: дух демократии: 1) свобода личности; 2) правовое государство; и вторичные, необязательные признаки её: 1) парламентский строй; 2) всеобщее избирательное право.

Уважение к человеческой личности -- более широкий принцип, чем демократия, и вот оно должно быть выдержано непременно. Но уважать человеческую личность не обязательно в форме только парламентаризма.

Однако и права личности не должны быть взнесены так высоко, чтобы заслонить права общества. Папа Иоанн-Павел II высказал (1981, речь на Филиппинах), что в случае конфликта национальной безопасности и прав человека приоритет должен быть отдан национальной безопасности, то есть целости более общей структуры, без которой развалится и жизнь личностей.

А президент Рональд Рейган (1988, речь в Московском университете) выразил так: демократия -- не столько способ правления, сколько способ ограничить правительство, чтоб оно не мешало развитию в человеке главных ценностей, которые дают семья и вера.

Сегодня слово "демократия" -- самое модное. Как его не склоняют, как им не звенят, гремят (и спекулируют).

Но не ощутимо, чтобы мы хорошо задумались над точным смыслом его.

После горького опыта Семнадцатого года, когда мы с размаху хлюпнулись в то, что считали демократией, -- наш видный кадетский лидер В. А. Маклаков признал, и всем нам напомнил: "Для демократии нужна известная политическая дисциплина народа".

А России её и в Семнадцатом году не было -- и сейчас может и меньше.

Б) Экономическое состояние и производство

Об экономических идеалах и действительности говорить достаточно сложно. Солженицын в новой России шел параллельно с властью. Он, в силу глобальности своего дара занимался стратегией. Тактикой он не занимался, и поэтому его планы, воплотившись на первый взгляд почти буквально, исказились до неузнаваемости. Сам Солженицын в октябре 2002 года сказал, что "все его обращения к властям и общественности оказались тщетны и ни один совет не принят". Проблем экономики Солженицын в своей работе практически не касался, однако то немногое, что он все-таки высказал, с позиций сегодняшнего дня вызывает легкое недоумение. Например, предположение о том, что жизнь россиян улучшится, если не оказывать помощь так называемым дружественным государствам, как это делал СССР. Или мысль о "пресечении безоглядных капитальных вложений в промышленность". Солженицын предлагал сэкономить даже на космосе. К счастью, в этой сфере мы еще как-то держимся. Все-таки при нашем активном участии создана международная космическая станция, и, если бы там обошлись без нас, авторитет России в мире был бы окончательно подорван.

Основным в околоэкономических выкладках классика был приоритет частной собственности "движения снизу". В то время многим виделось, что частный капитал автоматически позволит избавиться от главной российской беды - "личного бесправия, разлитого по всем глубинам страны". Солженицын писал: "Как только снимется государственный гнет над каждым нашим действием и оплата станет справедливой - сразу поднимется качество труда и повсюду засверкают наши умельцы". Государственный гнет, безусловно, ослаб, но ни справедливой оплаты, ни повышения качества труда за этим не последовало. Он говорил, что при частной собственности необходимо ограничивать господство монополий. И что же: в начале 1991 года принимается Закон "О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках", а через несколько лет магнаты-олигархи фактически поделят между собой российскую экономику. В общем-то, Солженицын сам дал объяснение столь плачевному результату вроде бы буквального следования его рекомендациям, приведя цитату Столыпина: "Социальный порядок превыше всяких политических программ". Большинство наших программ, как рекламные щиты на пустынных дорогах. "Добро пожаловать в такую-то область", или "Начинаем развивать малый бизнес". Проезжаешь такой щит, а за ним на многие километры все та же местность и ничего не происходит.

В) Наука и техника

Об образовании напротив, взгляды Солженицына белее четкие и приемлемые.

Солженицын сам был школьным преподавателем много лет. И, когда ездил, я всюду бывал в школах, деревенских, городских. Считает, что об образовании так просто и легко нельзя рассуждать. Необходимо учить ребенка тому, что он хочет... Ребенок не знает, но и не каждый взрослый знает, что при безумном росте технического прогресса, редко кому из нынешней молодежи придется прожить всю жизнь на одной специальности. А потому что техника так меняется, что специальности увядают. Прыжок, прыжок, прыжок - и этот процесс все ускоряется. Тот, кому придется менять специальность, будет горько плакать, если у него не будет широких и обширных знаний. Общая эрудиция поможет ему сориентироваться и принять правильное решение, поможет переквалифицироваться лучше. "Я очень занят образованием и считаю, что образование у нас ужасно. Но для того, чтобы поднять среднее, надо поднять педагогическое. Для того, чтобы поднять педагогическое, надо поднять еще тех, кто учебники пишет."

Хотя, опять же, по его мнению, с какой стороны начинать неизвестно. Надо все сразу делать, все сразу чинить - вот в чем жуть, вот, что ужасно в России. Я закончу словами Томаса Карлейля. Он сказал: "Начинай, только этим ты сделаешь невозможное возможным". Вот так и предстоит нам и с самоуправлением, и с тем, чтоб встать на ноги, и с тем, чтобы всюду и везде малые группки людей начинали любое полезное мероприятие и проводили его смело в жизнь, сталкиваясь и не боясь столкнуться с враждебным отношением или с подавлением. ...Не боясь, ибо, вспомню еще одни слова, Тацита: "Говорить опасно, а молчать бедственно".

И опять мы приходим, правда, не к конкретике, а к цитированию, которое, очевидно, не ближе всего к практике.

Г) Культура и искусство

Культура и искусство, по всей видимости, для Солженицына являются наиболее значимыми богатствами, которые есть у каждого человека в отдельности и в обществе повсеместно.

Именно на внутреннем мире, этике, культуре держатся все основные блага, и из них исходит все близкое человеку. С этого все начинается и без этого невозможно.

Наиболее ярко о культуре и искусстве Солженицын высказался в своей Нобелевской лекции. "Так и мы, держа в руках Искусство, самоуверенно почитаем себя хозяевами его, смело его направляем, обновляем, реформируем, манифестируем, продаём за деньги, угождаем сильным, обращаем то для развлечения -- до эстрадных песенок и ночного бара, то -- затычкою или палкою, как схватишь, -- для политических мимобежных нужд, для ограниченных социальных. А искусство -- не оскверняется нашими попытками, не теряет на том своего происхождения, всякий раз и во всяком употреблении уделяя нам часть своего тайного внутреннего света. Но охватим ли весь тот свет? Кто осмелится сказать, что определил Искусство? перечислил все стороны его? А может быть уже и понимал, и называл нам в прошлые века, но мы не долго могли на том застояться: мы послушали, и пренебрегли, и откинули тут же, как, всегда спеша сменить хоть и самое лучшее -- а только бы на новое! И когда снова нам скажут старое, мы уже и не вспомним, что это у нас было."

Солженицын призывает относится к культуре и искусству прежде всего ни как к производной, а как к определенной константе, которую внутри себя задает каждый человек, в соответствии с его морально-этическими нормами.

Д) Человек будущего

И человек будущего для Солженицына - это тот, кто сможет совместить внутренние мотивы и общепринятые моральные устои, воплотив их в настоящей жизни. Именно тогда и совершается человеческий шаг вперед.

Заключение

солженицын утопический политический культура

Итак, мы рассмотрели действительный мир, о котором говорит Солженицын и его желаемое мироустройство. Они отличаются. Но стоит, прежде отметить, что мир реален. Его писатель описывает четко, тонко воспринимает. Другой же мир, воображаемый. От него мы можем уловить и воспринять лишь некоторые черты.

Вернемся к понятию утопии. Утопия - это описание или изображение идеального общества, альтернативного своим совершенством существующему (и когда-либо существовавшему). Принципы и нормы человеческого общежития, организация труда и досуга, социально-политическое устройство и т.д. - все это в утопии лучше, гармоничнее, привлекательнее, нежели в том обществе, в котором живет ее автор. Утопическое общество свободно от нужды и эксплуатации, насилия и войн, лжи и обмана.

Думаю, что не ошибусь, что фактически любой человек, думающий о развитии страны и мира, задумывается об утопии. Мир Солженицына утопичен, от того, что идеален. И даже он сам автор этого мира не дает нам его четких очертаний.

Мне кажется ошибкой то, что многие смотрят на Солженицына, как на какого-то пророка, который точно знает где, как и что.

Солженицын своей жизнью больше напоминает именно писателя-классика. Такого Льва Николаевича, который больше наблюдает жизнь, изучает ее процессы, может уединиться, но при том не является практиком настоящего. И достаточно обще говорит о будущем, которое размыто не совпадением реальности и его собственных мыслей.

Не зря Солженицын цитирует знаменитое выражение Достоевского "Красота спасет мир". И говорит, о том, что ему долго казалось, что это -- просто фраза. Когда в кровожадной истории, кого и от чего спасала красота? Облагораживала, возвышала -- да, но кого спасла? И находит ответ, что, однако есть такая особенность в сути красоты, в ее правдивости.

В пример он ставит литературные произведения, как наиболее ему близкие. Что особенность в положении искусства: убедительность истинно художественного произведения совершенно неопровержима и подчиняет себе даже противящееся сердце. Политическую речь, напористую публицистику, программу социальной жизни, философскую систему можно по видимости построить гладко, стройно и на ошибке, и на лжи: и что скрыто, и что искажено -- увидится не сразу. А выйдет на спор противонаправленная речь, публицистика, программа, иноструктурная философия, -- и всё опять так же стройно и гладко, и опять сошлось. Оттого доверие к ним есть -- и доверия нет. Попусту твердится, что к сердцу не ложится. - Приводится еще один аргумент, как русская пословица. Произведение же художественное свою проверку несёт само в себе: концепции придуманные, натянутые не выдерживают испытания на образах: разваливаются и те и другие, оказываются хилы, бледны, никого не убеждают. Произведения же, зачерпнувшие истины и представившие нам её сгущённо-живой, захватывают нас, приобщают к себе властно, -- и никто, никогда, даже через века, не явится их опровергать.

Так может быть это старое триединство Истины, Добра и Красоты -- не просто парадная обветшалая формула, как казалось нам в пору нашей самонадеянной материалистической юности? Если вершины этих трёх дерев сходятся, как утверждали исследователи, но слишком явные, слишком прямые поросли Истины и Добра задавлены, срублены, не пропускаются, -- то может быть причудливые, непредсказуемые, неожидаемые поросли Красоты пробьются и взовьются в то же самое место, и так выполнят работу за всех трёх? И тогда не обмолвкою, но пророчеством написано у Достоевского: "Мир спасёт красота"? Ведь ему дано было многое видеть, озаряло его удивительно.

Солженицын, мне кажется, сам интуитивно подходит к вопросу красоты от того, что не может ни в своих произведениях найти точные основы добра и зла, которыми руководствуется общество в своем развитии. Он понимает, что это современное общество больно, но не понимает, что может излечить его, если каждый человек не начнет сам бороться с недугами. В то же время понимая, что единовременно это произойти повсеместно не может. Видимо здесь и кроется утопичность взглядов Солженицына - человека, который прожил очень многоликую жизнь и поделился ею с обществом.

Список литературы

1. Александр Архангельский. Один в поле воин. 80 лет Александру Солженицыну. -- "Известия", 1998, № 233, 11 декабря.

2. М. Новиков "Проблеме Солженицына -- 80 лет" " Коммерсант-Daily", 1998, № 232.

3. Обустройство России 13 лет спустя // День. №38 (0634) / 18 сентября 2003 г.

4. Кремлевский самосуд: Секретные материалы политбюро о писателе А. Солженицыне. М., 1994.

5. Мешков Ю.А. Александр Солженицын. Личность, Творчество. Время. Екатеринбург, 1993.

6. Солженицын А. И. Как нам обустроить Россию Специальный выпуск. Брошюра к газете "Комсомольская правда" от 18 сентября 1990 г.

7. Солженицын А. Ленин в Цюрихе. Рассказы. Крохотки. Публицистика. (Серия "Зеркало - ХХ век") - Екатеринбург. Изд-во "У-Фактория", 1999. - 752 с., с 60.

8. Солженицын А. И. Нобелевская лекция; Рассказы; Крохотки; Раковый корпус. М., 2004.

9. Тверской Солженицынский сборник: К 80-летию А.И. Солженицына/ Твер. гос. ун-т; Под науч. ред. В.А. Юдина, В.В. Кузьмина Тверь: Тверской государственный университет, 1998.

Размещено на Allbest.ru