Военным шагом, как и я,

По многим улицам проходят

Мои ближайшие друзья.

Святая ярость наступленья,

Боев жестокая страда

Завяжут наше поколенье

В железный узел, навсегда.

Но война для Симонова началась не в сорок первом, а в тридцать девятом году на Халхин-Голе, и именно с той поры определились многие новые акценты его стихов: «…первыми моими стихами, связанными с собственным ощущением того, что такое война, был цикл стихов «Соседям по юрте» Симонов К. Военная лирика. - М.: Советская Россия, 1968. - С.3-4.. Так война перестала быть темой умозрительной, решаемой на основании литературных источников; в стихи Симонова вошло свое видение событий, и это во многом скорректировало привычные представления, обостряя мысль и усиливая эмоциональные реакции. Теперь неразрывные связи человека и времени, личных переживаний и исторических событий становились для него очевиднее. Это не могло не сказаться и в его поэзии.

Отказ от романтизации войны и переход к суровой правде изображения жизненной конкретики станут на долгие годы продуманной эстетической и нравственной позицией Симонова. Но основы ее были заложены в стихах 1939 года.

Цикл «Соседям по юрте» начинается «Транссибирским экспрессом» - картинами проводов на войну. Симонов резко сужает предмет изображения. Нет в его стихотворении ни слова о каких-нибудь моментах официальных, торжественных. На вокзале не играют оркестры, не произносятся речи. Там, у вагонов, только женщины, которые сдерживают чувства и отчаянно мнут перчатки, и мужчины, которым хочется благодарно удержать в памяти эти минуты, а затем…домой возвращаясь,

Помнить это лицо без кровинки, зато и без слез,

Эту самую трудную маску спокойной разлуки.

Каждое из следующих стихотворений цикла углубляет наше представление о внутренней жизни человека на войне. Фактически каждое стихотворение раскрывает перед нами еще одну черту, еще одну грань тех людей, которых Симонов впоследствии назовет «самыми близкими моему сердцу» Симонов К. Военная лирика. - М.: Советская Россия, 1968. - С.6.. Беззаветная храбрость и воля к победе, гуманность и упорство, неутомимый поиск истины и преданность друзьям - все это изображается с подробным знанием будничной героики, с проникновением в самую суть внутренней жизни воюющих людей.

Л. Финк пишет: «Увидев войну, Симонов разнообразит и обогащает способы ее изображения. Он пока словно избегает «батальных картин», а ищет какие-то боковые зеркала, в которых отразился бы жестокий облик событий. Такими боковыми зеркалами и оказываются, прежде всего, человеческие эмоции…» Финк Л. Константин Симонов. Творческий путь. - М.: Советский писатель, 1979. - С.72..

В Отечественную войну работу в «Красной звезде» так, как и на Халхин-Голе, К. Симонов начал со стихов. В годы войны имя Симонова-поэта было известно не менее чем имя Симонова-военного корреспондента. Стихи военных лет далеко не равноценны, но лучшие из них приобрели саму широкую известность.

Сила и обаяние поэзии Симонова военных лет заключается в ее искренности, глубине проникновения в душу советского человека. Поэт переживает все испытания, выпавшие на долю людей дни войны, как личное, это и позволяет ему создать стихи, получившие всенародное признание.

Первые военные стихи К. Симонова были прямым призывом, служили цели поддержания воинского духа солдат («Презрение к смерти», «Секрет победы», «Песня о комиссарах», «Защитникам Одессы»), а позднее события, описываемые К. Симоновым в стихах, рассматриваются им не только как факт, но и как результат определенного состояния человеческой души.

В июне 1941 года Симонов первым и наиболее просто сумел выразить ту глубокую личную уверенность в победе, которая вдохновляла на подвиги миллионы советских людей. Убедительность поэзии Симонова определяется ее художественностью, конкретностью, точным адресатом его стихов, тем, что они почти всегда заканчиваются не размышлением, а призывом к действию. Наиболее ярким подтверждением этому является стихотворение «Убей его!», которое звучит как прямое обращение к совести каждого бойца, к самым сокровенным мыслям и чувствам воина; в стихотворении сливаются публицистика и лирика.

В первые месяцы войны К. Симонов, как и многие советские литераторы, переживает творческий подъем, отражающий, по-видимому, огромное напряжение духовных и физических сил всего народа. В это время созданы «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…», «Жди меня и я вернусь», «Майор привез мальчишку на лафете…» и многие другие поэтические шедевры К. Симонова.

Стихотворение «Письмо другу» («Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…») было принято читателем как адресованное ко всем сверстникам поэта, его фронтовым друзьям. Поэт сосредоточил внимание на том, что больше всего взволновало и поразило его в первые месяцы войны: на моральной тяжести отступления, на вновь открывшемся понимании неразрывной связи со всем, что может называться русским, на гордости тем, что герой достоин называться русским:

Ты знаешь, наверное, все-таки Родина -

Не дом городской, где я празднично жил,

А эти проселки, что дедами пройдены,

С простыми крестами их русских могил.

Это стихотворение знаменует очень важный этап в творческом развитии Симонова. Поэт, который так хорошо умел раскрывать черты молодого поколения, сумел теперь выразить и связь своих сверстников с исконно русскими традициями, с широкими массами народа, с миллионами простых людей.

Симонов сумел передать в своей поэзии неразрывность глубоко личных интимных чувств война с его великим патриотическим долгом. Лирика Симонова явилась одним из ярких показателей расцвета советской лирической поэзии в годы войны.

Весь опыт русской поэзии убеждает, что бесконечно много можно сказать о человеке, о мире, в котором он живет, о его отношении к этому миру, говоря о любви. И Симонов в одном небольшом лирическом стихотворении «Жди меня» сумел передать особенности времени, типичное в чувствах и настроениях миллионов людей.

Стихотворение «Жди меня» было опубликовано в «Правде» в январе 1942 года. В этом стихотворении поэт Константин Симонов сумел угадать самое главное, самое нужное людям тогда и тем помочь им в самую трудную пору войны. Но удалось ему это вовсе не потому, что он старался угадать, что сейчас нужнее всего людям, что сейчас может им лучше всего помочь. Ничего подобного Симонов не задумывал. Он написал то, что было жизненно необходимо ему самому. Выразил то, что было в эту минуту важнее всего для него самого. И только поэтому, именно поэтому эти стихи, написанные одним человеком, обращенные к одной единственной женщине на свете, стали всеобщими, стали необходимыми людям, миллионам людей и в самое тяжелое для них время.

В «Жди меня» Симонов воистину добился того, что его лирика выражала всеобщую душевную жизнь. Впечатление усиливается благодаря скупости, сосредоточенности изобразительных средств, используемых Симоновым-поэтом.

Этим законам подчинялась и вся остальная лирика К. Симонова военных лет, по крайней мере сборник «С тобой и без тебя». За этими стихами стояло нечто всеобщее и грандиозное - война, нечто всеобщее и общечеловеческое - любовь. Поэт писал о судьбе двух людей - об их любви, разлуке, тоске, мучительной радости встреч. О любви двух обыкновенных людей в дни великих исторических событий. О любви в дни всеобщего горя, ненависти. Фактически - о жизни на грани смерти.

Тема становления личности естественно сплетается воедино с темой воинского подвига, которая определяет очень важное в те годы качество симоновской поэзии - ее прямое агитационное воздействие. Собирая свои стихи, «написанные и напечатанные во время войны, большей частью в газетах», сам Симонов дал им точную характеристику: «Стихи эти в сущности…были военной публицистикой и служили тем же целям, что и мои очерки и корреспонденции, порой даже с большим успехом» Симонов К. От Халхин-Гола до Берлина. - М.: изд-во ДОСААФ, 1973. - С.4..

Война ставила человека в исключительные обстоятельства, подвергала самым жестоким испытаниям, перед человеком возникал другой мир, который заставлял по-новому осмыслить ход истории и собственную личность. Об этом К. Симонов написал глубокое стихотворение «Словно смотришь в бинокль перевернутый».

Переоценка прошлых представлений, отказ от иллюзий, зрелость взгляда - основные мотивы многих военных стихотворений К. Симонова:

Да, война не такая, какой мы писали ее, -

Это горькая штука…

Тема многих военных стихов Симонова - дружба и товарищество. Названия стихов говорят сами за себя: «Однополчане», «Час дружбы», «Товарищ», «Смерть друга», «Был у меня хороший друг…», «Далекому другу», «Дом друзей», «Умер друг у меня…», «Дружба настоящая не старится…». В произведениях К. Симонова создан своего рода поэтический образ дружбы, ее моральный кодекс, дружбы требовательной, но верной, той, что «от ветров при жизни не качается, смертью одного из двух кончается».

Жизнь на войне стала временем созревания К. Симонова и как поэта, и как гражданина. Жизнь на войне, формирование нового человека в этих исключительных условиях стало и содержанием военной лирики Симонова.

После войны Симонов как поэт выступает все реже. В 1948 году, после зарубежных поездок, он заканчивает небольшую книгу стихов «Друзья и враги». В этой книге мы видим новую войну, войну идеологическую, которую позже назовут «холодной»:

Я вышел на трибуну, в зал,

Мне зал напоминал войну,

А тишина - ту тишину,

Что обрывает первый залп.

Эта книга уже круто повернула от лирической поэзии к своеобразной стихотворной полемике, острой, актуальной, порой не лишенной блеска. Но прозаизмы, которые Симонов использовал и в военной лирике, стали исподволь нарушать поэтическую ткань. Это позволяет заключить, что как поэт Симонов состоялся прежде всего в годы войны, к которым он неизбежно возвращался в мыслях всю свою жизнь: «и двадцать лет, и тридцать лет живым не верится, что живы».

2.2. Военная проза К.М. Симонова

Война повернула Симонова к прозе. Вначале Симонов обращается к публицистике, так как работа к газете требует оперативности в изображении событий. Но вскоре на страницах «Красной звезды» начали появляться и рассказы Симонова. Вот что об этом писал позже он сам:

«Уезжая на войну военным корреспондентом газеты «Красная звезда», я меньше всего собирался писать рассказы о войне. Я думал писать что угодно: статьи, корреспонденции, очерки, но отнюдь не рассказы. И примерно первые полгода войны так оно и получилось.

Но однажды зимой 1942 года меня вызвал к себе редактор газеты и сказал:

- Послушай, Симонов, помнишь, когда ты вернулся из Крыма, ты мне рассказывал о комиссаре, который говорил, что храбрые умирают реже?

Недоумевая, я ответил, что помню.

- Так вот, - сказал редактор, - написал бы ты на эту тему рассказ. Эта идея важная и, в сущности, справедливая.

Я ушел от редактора с робостью в душе. Я никогда не писал рассказов, и предложение это меня несколько испугало.

Но когда я перелистал в своей записной книжке страницы, относящиеся к комиссару, о котором говорил редактор, на меня нахлынуло столько воспоминаний и мыслей, что мне самому захотелось написать рассказ об этом человеке… Я написал рассказ «Третий адъютант» - первый рассказ, который вообще написал в своей жизни» Цит. по: Ортенберг Д. Каким я его знал //Константин Симонов в воспоминаниях современников. - М., 1984. - С.95-96..

В своем прозаическом творчестве К. Симонов не отошел от своих основных литературных принципов: он писал о войне как о тяжелом и опасном труде народа, показывая, каких усилий и жертв стоит нам каждый день. Писал с суровой беспощадностью и откровенностью человека, видевшего войну как она есть. К. Симонов осмысливает проблему взаимоотношений войны и человека. Война бесчеловечна, жестока и разрушительна, но она вызывает огромный рост гражданской активности и осознанного героизма.

Многие биографы, описывая военную деятельность К. Симонова как корреспондента и писателя, Говорят, на основе его произведений, о его личной храбрости. Сам К. Симонов с этим не согласен. В письме Л.А. Финку 6 декабря 1977 года он пишет: «Людей «большой храбрости» я на войне видел, имел внутреннюю возможность сравнивать их с собой. Так вот, на основе этого сравнения могу утверждать, что сам я человеком «большой личной храбрости» не был. Думаю, что человеком долга, в общем, был, как правило, но не сверх того. Солдатом себя не чувствовал, иногда, по ходу обстоятельств, оказывался в шкуре солдата в том смысле, что оказывался в одинаковом положении, временно, а не постоянно, - что очень важно. Чувствовать себя солдатом может человек, который длительно и постоянно находится в положении солдата. Я в этом положении длительно и постоянно не был» Симонов К. Письма о войне. 1943-1979. - М., 1990. - С. 608-609.. В прозе Симонова мы находим рассказ о «большой храбрости» и героизме именно солдата - рядового бойца и офицера.

Когда Симонов обратился к прозе, он сразу осознал ее особенности и преимущества. Проза позволили ему подробней и обстоятельней заняться социально-психологическим исследованием человека. Уже первый рассказ К. Симонова позволяет сказать о том, как складывались многие особенности симоновской прозы. Очень скупо, только отдельными деталями повествуя о непосредственных батальных эпизодах, Симонов основное внимание уделяет нравственной и мировоззренческой основе поступков. Он рассказывает не только о том, как ведет себя человек на войне, но и почему его герой поступает так, а не иначе.

Интерес Симонова к внутреннему миру своих героев необходимо особенно подчеркнуть, ибо многие критики убеждены в эмпирически-описательном, информативном характере его прозы. Жизненный опыт военного корреспондента, воображение и талант художника, тесно взаимодействуя между собой, помогли Симонову в значительной степени избежать обеих опасностей - и описательности, и иллюстративности. Проза журналиста - такая характеристика военной прозы К. Симонова широко распространена, в том числе и под его собственных влиянием. «Мне не хотелось отделять очерки от рассказов, - писал он, переиздавая свою фронтовую прозу, - потому что разница между теми и другими по большей части только в именах - подлинных и вымышленных; за большинством рассказов стоят живые люди». Такая самохарактеристика не совсем объективна, так как очерки уступают рассказам К. Симонова и по степени обобщенности, и по глубине философской проблематики.

Суть симоновской военной прозы в противопоставлении жизни и смерти, и в их неразрывной связи на войне. «На войне волей-неволей приходится привыкать к смерти» - эти спокойные и в то же время многозначительные слова из широко известного рассказа «Бессмертная фамилия» обнажают самую суть военной прозы Симонова. Важно отметить, что, вспоминая «свое первое и очень сильное впечатление войны» Симонов в 1968 году напишет, что таким явилось впечатление «большого и безжалостного хода событий, в котором вдруг, подумав уже не о других, а о самом себе, чувствуешь, как обрывается сердце, как на минуту жаль себя, своего тела, которое могут вот так просто уничтожить…» Симонов К. От Халхин-Гола до Берлина. - М.: изд-во ДОСААФ, 1973. - С.8..

И писатель, и его герои, оказавшись на передовой, сразу были вынуждены осознать ту жестокую очевидность, что смерть в условиях мирной жизни - событие чрезвычайное, исключительное, взрывающее нормальное течение будней, враждебное обыденности, - здесь, на фронте, становится именно обыденностью, явлением повседневным, бытовым. При этом, как говорится в рассказе «Третий адъютант», в мирной жизни «неожиданная смерть - несчастье или случайность», а на войне она «всегда неожиданна», потому что поражает не людей больных, старых, часто уже измученных жизнью и даже уставших от нее, а молодых, энергичных, здоровых. Эта закономерность неожиданного, обычность необычного, нормальность ненормального и заставляет людей пересмотреть все сложившиеся представления, найти для себя новые критерии ценности человека, выработать какие-то иные принципы для определения того, что справедливо и несправедливо, нравственно и безнравственно, гуманно и негуманно.

Симонов сражался в рядах армии, могущество которой было неотделимо от ее морально-политического единства. И поэтому акцент в его прозе военного времени - именно на этом единстве. Конечно, и в то время бывали у Симонова образы офицеров, вызывавших критику и осуждение. В повести «Дни и ночи» такая тенденция получила наиболее яркое выражение.

Художественный рост Симонова-прозаика был основан на серьезном освоении традиций русского реализма. Свою военную прозу К. Симонов с самого начала ориентировал на Л.Н. Толстого, хорошо понимая всю дерзость подобного замысла. А. Макаров справедливо увидел, что Симонов развивает в своем творчестве толстовские представления о характере русского воина. Он писал: «Работая над романом об армии, поставив себе задачу реалистического показа русского военного характера, Симонов естественно встал на путь, указанный Л. Толстым» Макаров А. Серьезная жизнь. - М., 1962. - С.384..

И. Вишневская вслед за А. Макаровым находит у Симонова развитие толстовских идей о наиболее типичном поведении на войне русского человека. При этом она замечает чрезвычайно важное обстоятельство: «С толстовской же тенденцией связана и еще одна мысль из повести «Дни и ночи»: о том, что люди перед лицом смерти перестали думать, как они выглядят и какими они кажутся, - на это у них не оставалось ни времени, ни желания. Так от реальной, будничной войны, ее взрывов, смертей и пожаров Симонов переходит к нравственным ее итогам…» Вишневская И. Константин Симонов. - М., 1966 - С.99..

В письмах Симонова есть одна очень важная самооценка - он относит себя к тем литераторам, которые вполне сознательно стремятся «написать войну правдиво и буднично, как великий и страшный труд». Симонов учился у Л.Н. Толстого главному - принципам изображения войны и человека на войне.

Толстой учит Симонова не судить человека, исходя из того, каким он кажется, и особенно из того, каким он хочет казаться. Он учил обнаруживать внутренние достоинства русского солдата под любой внешностью, учил проникать в его душевную сложность, к скрытым побудительным причинам его поступков. Толстой учит Симонова проверять ценность человека его поведением в самой драматической ситуации - перед лицом смерти. Убежден, что не только от жизненных впечатлений, но и от Толстого пришла к Симонову философская проблематика, выраженная им впоследствии в многозначности заглавия «Живые и мертвые».

Однако бесспорно, что новый тип войны, новый характер внутриармейских отношений скорректировали толстовские традиции и подсказали Симонову жизнеутверждающее, по преимуществу позитивное направление его художественных поисков. Сам К.М. Симонов в рассказе «Пехотинцы» так определяет свой взгляд на изображение войны: «На войне рассказывают о войне по-разному, иногда волнуясь, иногда приходя в ярость. Но чаще всего бывалые люди говорят о самом невероятном так, как Ткаленко, спокойно, точно, сухо, словно ведя протокол». Протоколирование невероятного - так зачастую можно определить стилистику симоновской прозы, а ее психологические истоки отлично объясняются фразой того же рассуждения о комбате Ткаленко: «Это значит, что они все давно обдумали и решили и поставили перед собой отныне единственную и простую цель - убивать врага».

Рассказывая о людях, верных одной-единственной цели, а поэтому ясных, сильных и цельных, К.М. Симонов подчас как бы заимствует у них свои принципы повествования, выражающие убежденность и силу духа. Так и возникает то художественное единство, которое, может быть, не всегда достигалось Симоновым, но в «Пехотинцах» было успешно осуществлено.

Рассказ «Пехотинцы» показался Симонову одним из самых трудных в работе, но это, несомненно, один из его лучших военных рассказов по глубине психологизма, по силе образного обобщения. Наконец, в этом рассказе, напечатанном в «Красной звезде» уже в конце войны, 25 сентября 1944 года, мы встречаемся с убедительным художественным утверждением гуманизма солдата, одним из самых глубоких нравственно-философских выводов К. Симонова. А скорее всего - самым важным и для Симонова, и для всех людей его поколения в то суровое военное время.

Все основные особенности симоновской стилистики как прозаика лучше всего проявились в повести «Дни и ночи». В этом произведении со всей тщательностью выписана неразделимость личного и социального, частных и общих судеб. Сабуров, сражаясь и добывая победу, в то же время добывает счастье для Ани. Иногда в горячке боя ему даже некогда подумать о ней, но стоит только получить возможность хоть на какое-то время отвлечься от своих воинских дел, как мысль об Ане и осознанная жажда счастья становятся для Сабурова целью жизни, неотделимой от главного - от победы, от Родины.

Стремление к многогранности, емкости изображения приводит к тому, что в повести бытоописание органично сочетается с прямыми эмоциональными оценками событий и героев. Авторский лиризм часто вторгается в раздумья Сабурова. Так, например, посреди описания одного из боевых эпизодов, можно прочитать: «Он не знал, что происходило южнее и севернее, хотя, судя по канонаде, кругом повсюду шел бой, - но одно он твердо знал и еще тверже чувствовал: эти три дома, разломанные окна, разбитые квартиры, он, его солдаты, убитые и живые, женщина с тремя детьми в подвале - все это вместе взятое была Россия, и он, Сабуров, защищал ее».

Здесь, кажется, впервые так отчетливо прозвучала мысль о единстве «живых и мертвых», которой суждено было на десятилетия стать главной в творчестве Симонова.

Взволнованная, чуть ли не поэтическая интонация подобных строк напоминает, что Симонов первоначально собирался писать поэму о защитниках Сталинграда, а потом оставил свою мысль и обратился к прозе. И ему действительно удалось, сохраняя свое взволнованное отношение к теме, создать повесть, которая справедливо оценивается как одно из первых аналитических произведений о войне. Но анализ человеческих характеров не помешал прямому эмоциональному и даже агитационному воздействию повести, которое в ту пору Симонов убежденно считал главной задачей литературы. Повесть Симонова, несомненно, одно из тех произведений военных лет, которые успели принять участие в Великой Отечественной войне, были могущественным средством патриотического воодушевления, яростно сражались за победу.

В 1966 году в предисловии к собранию сочинений Константин Симонов писал: «Я до сих пор был и продолжаю оставаться военным писателем, и мой долг заранее предупредить читателя, что, открывая любой из шести томов, он будет снова и снова встречаться с войной»Цит. по: Слова, пришедшие из боя. Статьи, Диалоги. Письма. Вып.2 /Сост. А.Г. Коган- М.: Книга, 1985. - С.85.

К. Симонов сделал очень многое для того, чтобы рассказать миру о мировоззрении и характере, нравственном облике и героической жизни советского воина, разгромившего фашизм.

Для поколения, к которому принадлежит Симонов, центральным событием, определившим его судьбу, мировоззрение, нравственный облик, характер и интенсивность эмоций, была Великая Отечественная война. Лирика К. Симонова была голосом этого поколения, проза К. Симонова - его самосознанием, отражением его исторической роли.

К. Симонов так понимал значение литературы в те годы: «…Писать о войне трудно. Писать о ней, как только о чем-то парадном, торжественном и легком деле, нельзя. Это будет ложью. Писать только о тяжелых днях и ночах, только о грязи окопов и холоде сугробов, только и смерти и крови - это тоже значит лгать, ибо все это есть, но писать только об этом - значит забывать о душе, о сердце человека, сражавшегося на этой войне». Симонов К. Солдатское сердце// Литература и искусство, 15 апреля 1942 года.

Симонов настойчиво стремился к тому, чтобы раскрыть героизм солдата без всяких прикрас и преувеличений, во всей его великой доподлинности. Поэтому так сложна в его произведениях структура конфликтов, неизменно включающая в себя помимо основного антагонистического столкновения с фашизмом и широко разветвленную сферу конфликтов внутренних, нравственных, мировоззренческих. Поэтому так очевидно возрастает в нем стремление стать трагическим писателем. Трагическое выступает как наиболее верный, чуткий и могущественный инструмент проверки человека, осмысления его ценности и утверждения величия его духа. Художественная проза К. Симонова дала доказательства неразрывности трагического и героического, так как подтвердила, что героические характеры во всей своей истинности и силе выступают именно в трагических обстоятельствах. Победа над обстоятельствами требует осознанности поступков, личной убежденности в их необходимости, неодолимой воли к их свершению. Изображение героического характера поэтому немыслимо вне психологизма, или, точнее, пользуясь термином А. Бочарова, вне психологического драматизма как сочетания суровости военных событий и вызванных этими событиями напряженных душевных драм.

Симонов достаточно ясно сказал и о том, что советские люди были подготовлены к героизму военных лет своим предыдущим жизненным опытом: трудом в годы первых пятилеток, преданностью Родине. Следовательно, Константин Симонов достаточно полно исследовал социально-нравственные истоки подвига и обратился к этой проблематики одним из первых. Такое глубокое проникновение в душевную жизнь героя становится возможным потому, что К. Симонов близок к жизни героев, которые для него является и героями времени, людьми, решавшими историческую судьбу всего человечества.

Глубокая, многосторонняя связь с жизнью и дала возможность Симонову создать произведения, которые стали вершинами отечественной литературы о войне и отчетливо выражают все ее основные тенденции.

2.3. Военная драматургия Константина Симонова

В 1939 году К. Симонов впервые обратился к драматургии («Медвежья шкура», «Обыкновенная история») и с тех пор все чаще стал выступать как драматург. Сам К. Симонов объяснял свой поворот к драматургии тем, что впервые побывал на войне, на Халхин-Голе он, по его собственным слова, «повзрослел, а главное - получил какую-то новую, недостававшую мне долю жизненного опыта» Цит. по: Л. Финк. Константин Симонов. Творческий путь. - М.: Советский писатель, 1979. - С.55..

По мнению Л. Финка, «в поэзии Симонова явно обозначился разрыв между эпическим изображением истории, социального бытия и раскрытием личных драм, интимных, потаенных движений души. Неправомерность такого разъединения, такого искусственного рассечения целостного образа человека и толкала Симонова к поискам новых изобразительных средств» Финк Л. Константин Симонов. Творческий путь. - М.: Советский писатель, 1979. - С.55..

В автобиографических заметках к десятитомному собранию сочинений Симонов коротко говорит о начале своей драматургической работы. «В 1940 году я написал первую свою пьесу - «История одной любви», в конце этого же года поставленную на сцене Театра имени Ленинского комсомола. А вслед за этим написал и вторую - «Парень из нашего города», поставленную тем же театром в канун войны» Цит. по: Константин Симонов в воспоминаниях современников. М., 1984. - С.226.. Примечателен факт, что пьеса Симонова «Парень из нашего города» была сыграна вечером 21 июня 1941 года на самой границе, в погранотряде в районе Львова, а затем исполнялась, по воспоминаниям А. Борщаговского, «от самой границы под Равой-Русской до донских рубежей, а затем и до Сталинграда» Борщаговский А. Жизнь, стоящая того, чтобы жить//Константин Симонов в воспоминаниях современников. - М., 1984. - С.229..

Пьеса «Парень из нашего города» (поставлена в марте 1941 года) стала знаменательной вехой творчества К. Симонова, в которой в образе Сергея Луконина мы видим новый, только зарождающийся тип человека (первый исполнитель роли - А. Аркадьев). Луконин не только воюет, но и думает о войне: «Победу одни живые не делают. Ее пополам делают, живые и мертвые». К. Симонов противостоит «ложной романтике» предвоенной литературы, в которой он сам видел «непонимание того, какое трудное дело - война» Лазарев Л. «Военная проза Константина Симонова». - М.: Художественная литература, 1974. - С.19..

Симонов пришел к драматургии, постигая драматизм жизни. Работа над пьесами вобрала в себя его новый опыт военного корреспондента.

Первая военная пьеса Симонова была опубликована на страницах «Правды» 13-16 июля 1942 года. Это была героическая драма «Русские люди», изобразившая героические черты Русского народа, органически присущие ему чувство любви к Родине, высокое понимание своего гражданского долга, волю к победе, готовность к самопожертвованию. И среди ее героев - журналист Панин, списанный с реального человека из среды военных корреспондентов. Среди ее достоинств - пафос утверждения героизма, драматизм ситуаций, напряженность развертывания фабулы и отдельные хорошо написанные характеры, стремление сказать правду о тяжести испытаний, выпавших на долю советского народа, о коварстве, жестокости и злой силе фашистских палачей.

В этой пьесе мы вновь видим одну из важнейших мыслей военного творчества Симонова - соотношение в военные годы понятий жизни и смерти. Основной вывод, к которому ведет К. Симонов повествование в своей пьесе, - героизм вовсе не требует мрачной аскезы. Можно любить жизнь и без всяких колебаний отдать ее в борьбе за правое дело. Собственно в таком поступке и сказывается подлинное мужество. У русских людей, о которых рассказывает К. Симонов, бесстрашие и любовь к жизни естественно спаяны. К. Симонов рисует своих героев самоотверженными, решительными, твердо сознающими возможность трагического исхода, подлинные герои пьесы - люди, которые имеют право называть себя русскими. Героем, в котором наиболее ярко проявляются эти черты, является капитан Сафонов. Сафонов приучает себя к мысли, что придется умирать, и требует от своих товарищей, чтобы они приняли его главный принцип: «Помирать я готов, но помирать меня интересует со смыслом, а без смысла помирать меня не интересует». Поэтому самое важное для него - знать те идеалы, ценности, ради которых стоит отдать жизнь, и свою, и чужую.

В то же время звучит в пьесе и противоположная мысль: стремление физически выжить может вести к моральной смерти, к обесчеловечиванию, если это «естественное желание» становится «главной мыслью», основной пружиной человеческого поведения. Подчинение биологическим инстинктам приобретает социальную окраску, отказ от нравственных критериев ведет к деградации личности, превращает ее в недочеловека. Таким «недочеловеком» выступает в пьесе городской глава Харитонов. Для него вещь, символ материального достатка, важнее таких понятий, как честь, достоинство, Родина, ибо человек и человечность сами по себе для него цены не имеют. Важно отметить, что к созданию образа Харитонова Симонов пришел не умозрительно. Сам он вспоминает: «…Харитонов таким, каким он вышел в «русских людях», сложился у меня из двух первоначальных впечатлений: из одной услышанной мною эвакуационной фразы: «Мои вещи без меня - всегда вещи, а я без моих вещей - дерьмо», фразы, которую сказал на вокзале в минуты эвакуации муж жене, и из моих воспоминаний о Грузинове…» Цит. по: Финк Л. Константин Симонов. - М., 1979. - С.151-152..

Грузинов - бургомистр Феодосии, о котором Симонов напечатал в «Красной звезде» очерк «Предатель»: «…У этого человека явно не было никаких принципов. Ему не было никакого дела до судеб России. Его интересовал только он сам, его собственная судьба, его собственное благосостояние… Он очень боялся за свою жизнь». Журналистские впечатление, таким образом, полностью определили образ Харитонова, изображение распада, нравственного падения личности.

Выступая в разных жанрах, К. Симонов решал единую основную задачу: он приближал победу Советской Армии, он мобилизовал ради победы силы человеческой души. В этом плане интересно сравнить образ фашиста в стихотворении «Убей его» с Розенбергом и Вернером из пьесы «Русские люди».

В стихотворении - обезличенный и в то же время обобщенный образ палача, способного на любую зверскую жестокость, на любое преступление против человечности. Он оскорбляет и уничтожает все святыни, он топчет своими сапогами землю, людей, их честь и достоинство, он несет смерть и разруху.

Розенберг и Вернер по сути своей делают то же самое. Но они умеют и маскироваться, и заниматься утонченным палачеством, рассуждая о психологических экспериментах, о необходимости изучать язык и мышление покоренного народа. Именно в этой пьесе бы, пожалуй, впервые сделана Симоновым попытка понять и изобразить фашизм как определенную человеконенавистническую идеологию, как цивилизованный и лицемерный садизм.

Успех драмы «Русские люди» подсказал Симонову мысль о том, что необходимо продолжать работу для театра. Тогда же, в 1942 году, когда его первая пьеса о войне усиленно репетировалась, он, в недолгие паузы между поездками на фронт в качестве военного корреспондента, стремительно завершил вторую - «Жди меня».

Симонов решил превратить стихотворение в многоактную пьесу. Задача была очень сложной. Стихотворение писалось как призыв, как монолог, как своеобразное заклятие. Оно привлекало открытой энергией чувства, верой и страстностью, следовательно, своим субъективным пафосом. Но для развертывания в пьесу требовались как раз моменты объективные: конфликт, сюжет, характеры. В драматических поисках ключевое значение получили две строки: «Ожиданием своим ты спасла меня». Так была найдена самая краткая формула сюжета. Определились и его крайние точки: разлука, встреча. Для выстраивания внутреннего психологического конфликта Симонов также нашел опору в тексте стихотворения:

Пусть друзья устанут ждать,

Сядут у огня,

Выпьют горькое вино

На помин души…

Жди. И с ними заодно

Выпить не спеши.

«Жди меня» встретила весьма противоречивые отклики. Наряду с десятками похвальных рецензий, множество критики. Так, Евгений Долматовский критиковал пьесу за «нудноватость», а Александр Борщаговский - за демонстрацию супружеской верности. А. Борщаговский пишет: «Ведь верность входит в состав любви, она естественное состояние любящего человека. Верность родится из любви, как ее нормальное, единственное выражение, верность живет в любви, не задумываясь над тем, удобно ли это или неудобно, выгодно или невыгодно. Всякого рода соблазны и искушения, уготовляемые драматургом для подтверждения чистоты и целомудрия женщины, только унижают ее и зрителя, далекого от подозрений. Стоит ли заронять в душу зрителя сомнение только для того, чтобы сказать, что оно неосновательно!» Борщаговский А. Жизнь, стоящая того, чтобы жить//Константин Симонов в воспоминаниях современников. - М., 1984. - С.232-233..

Действительно, все действие пьесы сосредоточено вокруг одного момента, одного испытания; сюжетная линия и реплики постоянно варьируют основную мысль стихотворения. Конечно, это во многом определяется тем, что перед нами сценический вариант лирического стихотворения, однако чуткость к моменту, отзывчивость на все сегодняшние, даже сиюминутные перемены в общественном настроении - важнейшая особенность таланта Симонова.

Пьеса была поставлена. Настала пора, когда говорить о магической силе ожидания было уже недостаточно. И К. Симонов пишет пьесу «С тобой и без тебя». В этой пьесе находит отражение тема продолжения жизни, которая впервые звучит в стихотворении «Слепец»:

Слепец лады перебирает,

Он снова только стар и слеп,

И раненый слезу стирает

И режет пополам свой хлеб.

Через два года М. Исаковский создаст, используя те же интонации, одно из самых великих произведений советской лирики:

Враги сожгли родную хату,

Сгубили всю его семью.

Куда ж теперь идти солдату,

Кому нести печаль свою?

Никто солдату не ответил,

Никто его не повстречал,

И только теплый летний ветер

Траву могильную качал.

Вздохнул солдат, ремень поправил,

Раскрыл мешок походный свой,

Бутылку горькую поставил

На серый камень гробовой.

В этих стихотворениях много общего, но сходство помогает увидеть и различие - Исаковский дал трагическое решение темы. Симонов от такого решения отказался - и в лирике, и в драматургии.

Действие пьесы «Так и будет», написанной Симоновым в 1944 году, построено на встрече людей, которые хотя бы на несколько дней отвлечены от необходимости жить на войне. Все, собравшиеся в квартире академика Воронцова, люди особенные, каждый их них показывает частичку нравственного идеала К. Симонова.

Вопрос, который задает в пьесе полковник Савельев: «Чего вам больше всего хочется после войны?», жил в 1944 году в сердце каждого человека. Мечта о счастье помогала людям, вынужденным идти дорогами войны, и чем ближе и очевиднее становился ее конец, тем все настойчивее обращалась человеческая мысль к вопросу о том, что же будет после войны, возможно ли еще счастье для тех, кого она обездолила. Тема счастье как бы непосредственно вырастала из темы страдания, знаменуя новую страницу истории.

Понимания общественные настроения, К. Симонов говорит именно то, что хотят услышать люди. В его пьесе фронтовой хирург Анна Греч, убежденно говорит: «Раны затягиваются - это закон. Иногда смотришь на какую-нибудь ужасную рану, и даже ты, врач, хотя и знаешь умом, а глазам не веришь, что затянется. И все-таки затягиваются». Сюжет пьесы и должен показать, что Греч права и почувствовать себя счастливым можно «только оттого, что светит солнце, что небо синее, а трава зеленая».

Пьесой «Так и будет» Симонов обещал людям близкое счастье, и в этом было тогдашнее ее значение, в этом была причина ее успеха. Но ожидание счастья, жажда видеть себя счастливым не ограничены ни временем, ни социальными различиями, вот почему, раскрывая общечеловеческий момент душевной жизни, эта пьеса и в настоящее время сохраняет свое эмоциональное воздействие.

Но для Симонова, когда он писал «Так и будет», намного важнее психологического анализа были другие задачи: агитационность, прямое воздействие на зрителя, рассказ о переломе в настроениях и раздумьях его героев - фронтовиков.

Чем ближе становился конец войны, тем дальше от Москвы уходили советские войска. В биографии военного корреспондента Симонова движение на Запад получило прямое и немедленное отражение. Появляются пьесы «Под каштанами Праги» и «Русский вопрос».

Драма «Под каштанами Праги» - своеобразный переход от военного к послевоенному творчеству К. Симонова. Сюжет включает и последние дни войны, и первые дни мира. Пьеса отражает раздумья Симонова о том, как будут жить люди после войны. Но атмосфера, в которой живут герои пьесы, по словам самого автора, «не идиллия, а борьба, не тишь и гладь, а целый котел сложных политических противоречий» Симонов К. Письма в театр// Сегодня и давно. - М., 1974. - С.300..

Драма «Под каштанами Праги» взволнованно говорила о важнейших социальных проблемах. Капитуляция фашистской армии была великим переломным моментом в истории человечества, но она не означала, что на земле наступили мир и благоденствие. Теперь, после победы над фашизмом, начиналась новая борьба.

Но пьеса отличается не только острой политической злободневностью, но и отражает социальные конфликты времени, хотя сюжет и не выходит за рамки семейной драмы. Разобраться в сложном переплетении социальных отношений и конфликтов чужой страны Симонову помог уже накопившийся опыт психологического анализа, который и составил наиболее сильную и привлекательную особенность пьесы.

Военная драматургия К. Симонова, пьесы от «Истории одной любви» до «Под каштанами Праги», была издана издательством «искусство» в 1947 году.

Особо хочется остановиться на первой послевоенной пьесе К. Симонова «Русский вопрос», написанной в 1946 году. В этой пьесе К. Симонов рассказывает о «пересмотре сложившихся во время войны позиций», и о «поляризация сил», значение которой для будущих исторических событий было очевидно Симонов К. Сегодня и давно. - М., 1974. - С.113. - среди вчерашних союзников по антифашистской коалиции возникали антирусские настроения.

Заканчивая анализ военной драматургии К. Симонова, отметим, что и все послевоенное творчество его было неразрывно связано с военной тематикой, война жила в пьесах и сценариях К. Симонова еще не одно десятилетие.

В этом же русле идет почти вся работа Константина Михайловича Симонова в кинематографе и на телевидении. Фантазия художника как оформляет, гранит, упорядочивает и в то же время окрашивает, гиперболизирует опыт активного участника величайших исторических событий. Документальное и художественное как бы сплавливаются между собой.

2.4. «Живые и мертвые» К. Симонова - эпос войны

Победа 1945 года стала рубежом не только между войной и миром, но и между военным и послевоенным сознанием у продолжающих и начинающих писать о войне, началом неизбежной переналадки художественного зрения, сложившегося за предшествующее четырёхлетие. Естественный и необходимый во время войны функционально-пропагандистский, героико-патриотический пафос, определявший в литературных произведениях всё: от системы персонажей до интонационно-речевого строя, от подбора деталей до сюжетов, уступает место другому - достоверному изображению того, «как это было», для исследования на этой основе всей многомерности явления «человек и война». Эти две равнодействующие: безупречная, часто почти документальная точность в изображении военной реальности и начавшееся расширение проблематики, нравственно-гуманистическое осмысление этой реальности - и лежали в основе развития прозы о войне после победы.

Об истинном лице войны К. Симонов вновь заговорил в конце 50-х годов, и открытием, откровением стал его роман «Живые и мертвые». Роман Симонова - это трагедия сорок первого года, разворачивающаяся не только перед глазами Симонова-военного корреспондента в сумятице отступления, бомбежек, танковых прорывов ставшего адъютантом комбрига, выводящего остатки дивизии из фашистского кольца. Это была трагедия, открывающаяся перед потрясенным читателем, не знакомым с подобными книгами.

Начатый в 1955 году, роман был закончен во время поездки К. Симонова в Среднюю Азию. Роман К. Симонова избежал участи «карательного изъятия», несмотря на серьёзное расхождение автора с общепринятыми тогда представлениями о войне. Избежал, в частности, потому, что их автор в совершенстве владел искусством компромисса между правдой и, говоря его словами, «соображениями здравого смысла», приёмами, я бы сказал, расстановки защитных идеологических вех.

Опираясь на точное знание реалий войны, автор романа взломал миф о единодушии советского общества, противостоящего врагу, о продуманности и оправданности наших операций 41-го и 42-го годов. Он раскрыл гамму конфликтов между соратниками с разным нравственным сознанием и страшный след предвоенных репрессий в судьбе армии. Он увидел, как противоборствует в воюющих людях казённо-исполнительская и инициативно-гуманистическая психология, как тяжело отзывается на солдатах опьянение властью, исключение из сознания отдающих приказ нравственных понятий о цене победы и доверии к человеку.

Книга К. Симонова вызвала широкий интерес и бурные споры, в том числе среди военных историков. По явному недоразумению, кое-кто из историков не признавал различия между научными и художественными исследованиями минувшей войны. А другие пытались поставить роман Симонова в один ряд с военными мемуарами, что тоже, конечно, неверно. Такая ситуация отчасти объяснялась тем, что в то время только начиналось издание первого капитального научного труда по истории Великой отечественной войны. Причем его второй том, охватывающий тот же период, что и симоновский роман, находился еще в стадии разработки.

Главный герой романа - военный журналист, поэтому он всегда в пути, и это традиционно для русской литературы: Радищев, Гоголь, Некрасов, Лесков, Платонов - все они отправляли своих героев в странствие по Руси. А у Симонова герой странствует по войне, и трагичность ситуации предельно обнажена, вокруг только смерть, причем не та, плакатная, когда «не дрогнув героическим лицом…». В центре повествования - судьба человека на войне (вымышленная биография Синцова).

Почти все действующие в романе лица - от Синцова и Серпилина до третьестепенных персонажей - люди подвига. Изображение подвига в романе емко, многомерно, охватывает разные стороны и конфликты действительности: пробивающийся из окружения Ковальчук прячет знамя дивизии под гимнастеркой, капитан Гусев и его артиллеристы собственными руками катят пушку от Бреста до Смоленщины, пожилая женщина требует возможности работать санитаркой на фронте и т.д.

При этом следует отметить, что К. Симонов показывает героев как типичных представителей своего поколения, для того, чтобы подчеркнуть эту типичность, в роман вводится особый авторский комментарий, который звучит уже в удивительно точно найденной первой фразе: «Первый день войны застал семью Синцова врасплох, как и миллионы других семей». Это прямое сопоставление индивидуальной и народной судьбы проходит через весь роман: «Он не был трусом, но, как и миллионы других людей, не был готов к тому, что произошло»; «Он не пережил бы те дни без этой веры, с которой незаметно для себя, как и миллионы других военных и невоенных людей, втянулся в четырехлетнюю войну»; Сегодня день снова был прожит так, как он привык жить: за общим делом, вместе с другими людьми» и т.д. Синцов живет как другие, как тысячи, миллионы других. Тот же прием уравнения судьбы отдельных героев романа и судьбы народной, массовой Симонов широко использует и для характеристики других персонажей. Эта мысль настойчиво внедряется в сознание читателя, и именно она совершенно необходима роману, неотделима от его сущности, от его пафоса.

В письме Затуловской, спрашивающей К. Симонова, почему Серпилин погибает в конце романа, автор пишет: «…война до последнего своего дня была трагедией. Потому что на ней погибали люди. И трагедией она была в этом отношении и тогда, когда мы стали побеждать немцев, громить, окружать. И вот для того, чтобы показать, что война до последнего дня оставалась трагедией, что нам пришлось платить самую дорогую, какую только можно вообразить, цену за победу и за каждый шаг этой победы, для того, чтобы читатели это почувствовали, мне пришлось расстаться на поле боя с самым дорогим для меня в романе человеком» Симонов К. Письма о войне. 1943-1979. - М., 1990. - С.95..

Если есть в романе строчки о радости, то это горькая, трагическая радость, такая, которую переживает смертельно раненный командир дивизии Зайчиков, когда перед ним встанет старшина Ковальчук, вынесший на себе знамя: «Слеза за слезой медленно катились из обоих глаз, а рослый Ковальчук, державший знамя в громадных, крепких руках… тоже заплакал, как может плакать здоровый, могучий, потрясенный случившимся мужчина»; или «…самая высшая из всех доступных человеку радостей - радость людей, которые спасли других людей». Спасение людей на войне К. Симонов показывает не только с точки зрения героики поступков, но и как долг офицера, обязанного беречь людей, не подвергать их бессмысленным опасностям. К. Симонов пишет: «На войне не бывает репетиций, как в театре, где можно сначала играть, пробуя, упражняясь, пока еще не всерьез. На войне не бывает черновиков, которые можно будет переписать заново или разорвать. На войне все пишется кровью, все, с начала до конца, с первого взмаха пера до последней точки».

Как видим, раздумывая об исходе войны, Симонов ставит его в прямую и непосредственную зависимость от характера человека.

К. Симонов он ревностно относился к исторической правде, а так как во время выхода романа начал бытовать «ходячая и во многом несправедливая по отношению ко многим военным корреспондентам и писателям точка зрения, что, дескать, вот теперь-то вы пишите правду о войне, а тогда все лакировали и только и делали, что писали аллилуйю Сталину и «гром победы раздавайся», то одновременно с романом он выпускает книгу фронтовых очерков и рассказов «Фронт», «чтобы любой человек мог проверить, как этот очерк или рассказ выглядел в первозданном виде во время войны» Симонов К. Письма о войне. 1943-1979. - М., 1990. - С.234-235..

Роман К. Симонова «Живые и мертвые» открыл в литературу дорогу знаменитому и великому «поколению лейтенантов», пришедшему с фронта и принесшему с собой не только правду о войне, но и отвращение к любой лжи. Это они, В. Астафьев и В. Быков, Г. Бакланов и Ю. Бондарев, К. Воробьев и В. Кондратьев, принесли в литературу и чувство ответственности, и осознание, что ты - часть этого великого мира. Они отбросили бездумное любование подвигами и принесли чувство высокой трагичности: человек вынужден взять оружие, убивать, чтобы спасти все, что ему дорого, спасти себя, свой народ и свою страну. Так рождается удивительная военная проза, донесшая до нас голос, чувство, душевное состояние русского человека, оказавшегося в нечеловеческих условиях и сумевшего сохранить человечность.

2.5. Образ Германии и немцев в творчестве К. Симонова

Как показывают источники, образ врага в Великой отечественной войне развивался от преимущественно пропагандистского, абстрактно-стереотипного, сформированного на расстоянии через официальные каналы информации, прессу, специальные агитационно-пропагандистские материалы, к конкретно-бытовому, личностно-эмоциональному образу, который возникал у армии и народа в первую очередь при прямом соприкосновении с противником.

Классово-идеологические иллюзии рассеивались с каждым шагом врага вглубь советской территории. Война приобретала характер смертельной схватки за выживание, причем не только существовавшей системы и государства, но и населяющих огромные пространства СССР народов. Война действительно становилась Отечественной, национально-освободительной. И образ врага-фашиста также все сильнее принимал национальную окраску, превращаясь в массовом сознании в образ врага-немца.

К. Симонов, очень чуткий к исторической правде, неоднократно обращал внимание на этот феномен общественного сознания. В одном из своих писем он отмечает: «Что касается фразеологии военного времени, то я думаю, что писатель должен употреблять ее без политиканства, употреблять исторически верно. Как тогда говорили - так и писать. Чаще всего тогда говорили «немцы», говорили «немец», говорили «он». «Гитлеровцы» больше писали в сводках и всяких официальных донесениях об уничтожении противника. «Фашист», «фашисты» говорили, и довольно часто, хотя, конечно, гораздо реже, чем «немец» или «немцы». В особенности, часто говорили про авиацию: «Вон, фашист полетел». Тут почему-то чаще говорили именно «фашист» а не «немец» Симонов К. Письма о войне. 1943-1979. - М., 1990. - С.194..