Смешенные чувства подростка, в данном случае, вполне объяснимы. Дружба с князем Сережей принесла в жизнь Аркадия новые чувства и возможности, о которых он подчас даже и не мечтал. «Петербург подействовал на него материально», 42 - пишет Достоевский. Аркадия привлекают материальные удовольствия: теперь он был одет франтом, у него был счет в «одном знатном ресторане», а на Невской француз парикмахер был с ним на короткой ноге.

Чувство абсолютного счастья героя объясняется, прежде всего, внутренним, психологическим состоянием, а именно, тем, что Аркадий, наконец, смог отпустить свои внутренние переживания: «…мне было вот так радостно и легко: у меня отец Версилов, у меня друг - князь Сережа, у меня и ещё…» [Ф.Д., 19]. На секунду подростку показалось, что он совершенно обычный человек, у которого есть друг и отец, а вместе с тем, есть и возможность жить красиво и хорошо. При этом Аркадий сам говорит, что «уже тогда сам осознавал своё падение» и чувствовал вину, а потому неизвиним.

В очередной раз автор испытывает и искушает героя, подросток проверку не проходит, но выносит чрезвычайно ценный урок, который является ещё одной ступенькой в череде испытаний на пути взросления.

Аркадий понимает, что он живет за чужой счет, знает, почему князь Сережа позволяет ему неделями жить у него дома и пользоваться добротой, но всё равно продолжает вести такой образ жизни. «Сознание позора, мелькавшее минутами, от которого содрогалась моя душа, - это-то сознание пьянило меня ещё более: «А что ж, падать, так падать; Я шел по тоненькому мостику из щепок, без перил, над пропастью, и мне было весело, что я так иду, даже заглядывал в пропасть» [Ф.Д., 19].

Новая жизнь Аркадия, в которой он больше не нуждается в деньгах, разъезжает с лихачом-извозчиком и одевается по последней моде, настораживает и пугает не только самого героя, но и его семью. Татьяна Павловна, возмущенная поведением Аркадия открыто заявляет ему: «У тебя пробор на голове, бельё тонкое, платье у француза сшито, а ведь всё это - грязь! Тебя кто обшил, тебя кто кормит, тебе кто деньги, чтоб на рулетке играть, дает? Вспомни, у кого ты брать не стыдишься?» [Ф.Д., 293].

В действительности, погоня за сомнительными жизненными удовольствиями, опьянение новой жизнью и чувствами к Ахмаковой, ослепляет подростка. Он не видит буквально ничего, что происходит прямо перед его носом и до конца не понимает, что вовлечен в грязную игру, в которой мошенник Стебельков, ради денег, пытается сделать Аркадия своим шпионом, а князь Сережа выдает подростку кредиты и запросто принимает его в доме. В конечном итоге, Аркадия приводит в ужас осознание того, что «и за сестру и за позор сестры он берет деньги» [Ф.Д., 294].

Интересно, что Достоевский не просто так дает Аркадию испытание деньгами и не просто так ставит его в такое сложное и гадкое положение. Дружба с князем Сережей, деньги, которые Аркадий брал в заём за счет Версилова, разгульная жизнь, рулетка - все это ведет Аркадия, с одной стороны, на путь нравственного падения, с другой сторон - позволяет ему получить ценный жизненный урок и духовно вырасти.

Узнав все обстоятельства и поняв ужас произошедшего, Аркадий глубоко раскаивается и не раз говорит о том, что это был период «моего стыда и позора». Критической становится сцена в игорном доме, когда князь Сережа отрекается от дружбы с Аркадием и просит «оставить его в покое», именно в тот момент, когда подростка не только обвиняют в воровстве, но и подвергают публичному унижению. Как известно, все это приводит героя к позору, потрясению и нервной горячке. Беременность сестры, письмо Версилова к Ахмаковой, отречение князя Сережи и последняя капля - обвинение в воровстве, становятся для Аркадия настоящей катастрофой, и он бредет «совсем не разбирая куда» по ночной Москве, теряет сознание, а потом десять дней находится в полнейшем беспамятстве.

На протяжении всего повествования все «внутренние метаморфозы подростка происходят через кризис, перелом, своеобразную катастрофу» Таким образом, все «…накопленные переживания, собраннее впечатления.

Следующим испытанием для героя становится столкновение с разнообразной социальной средой большого города. В первую очередь Аркадий знакомится с представителями дворянского общества: Версиловым, Ахмаковой, Сокольскими. Подросток, не имеющий нравственных и духовных ориентиров, внутренне опирается на идеалы, которые казалось бы, должны воплощать в себе представители этого сословия, но в действительности, автор романа показывает лишь разлад и нравственный беспорядок, царивший в дворянстве.

Достоевский намеренно сталкивает Аркадия с мошенником Ламбертом и ростовщиком Стебельковым. Подросток внутренне понимает, что эти люди способны пойти на все, ради выгоды. В новом капиталистическом обществе продается и покупается абсолютно всё и это вызывает у Аркадия внутренний протест.

В современном разночинном обществе, подросток знакомится с представителями молодежи, «стремящимися к положительной практике», такими как, Васин, Крафт, кружок Дергачова. Тем не менее, даже, несмотря на положительные впечатления, оставленные этими людьми, Аркадий понимает, что их идеи и взгляды не есть идеал, к которому стоит стремиться.

Таким образом, можно заключить, что Аркадий, стремящийся к идеалу, попадает в общество людей, с самыми разными подходами к жизни, нравственными устоями и ориентирами. Не имея собственных, он ищет новые. В процессе поиска происходит становление нравственных понятий и ценностей. Аркадий должен понять сам, что важно и нужно для жизни, самостоятельно сделать выбор и установить, к чему же устремляется его душа и где те самые истинные идеалы.

Попав в общество безнравственных людей, таких как мошенник Стебельков, Ламберт и князь Сережа, подросток понимает, что единственным способом ухода от этой «грязи» становится возвращение в «идею», с которой он приехал в Петербург.

Интересно, что пройдя первую ступень нравственной проверки, Аркадий снова мысленно возвращается к «идее-чувству», и снова хочет «уйти от них (окружающих людей) совсем, но уже непременно уйти, а не так, как прежде…» [Ф.Д., 349].

«В уединении и многолетней моей московской жизни она создалась у меня ещё с шестого класса гимназии и с тех пор, может быть, ни на миг не оставляла меня. Она поглотила всю мою жизнь» [Ф.Д., 17], - рассказывает Аркадий о возникновении «своей идеи». Вспоминая одинокое детство Подростка, можно закономерно заключить, что появление идеи есть не что иное, как компенсирующие явление. В начальном варианте идея Аркадия сводилась к трансформации образа миллионера Ротшильда, а наличие огромного капитала, скопленного в полной безвестности, означало лишь одно - возможность стать «выше всех».

Интересно, что идея Аркадия на самом дела намного сложнее, чем банальное скопление «миллионов» и мечта стать Ротшильдом. «От этой идеи можно «отвлечься» - она «допускает» решительно все уклонения». Аркадий заявляет о том, что скопив капитал, можно отдать его обществу: «…став нищим, я вдруг стал бы вдвое богаче Ротшильда» [Ф.Д., 80], а можно вообще ничего не копить и быть при «идеи».

«В разные стадии взросления «идея» приобретает разные формы, подчас и узнаваемые с трудом». Интересно, что заканчивая написание своих записок, подросток сам говорит об изменчивости своей идеи: «Я кончил. Может быть, иному читателю захотелось бы узнать: куда же делась моя «идея» и что такое та новая, начинавшаяся для меня теперь жизнь, о которой я так загадочно возвещаю? Но эта новая жизнь, этот новый, открывшийся передо мною путь и есть моя же «идея», та самая, что и прежде, но уже совершенно в ином виде, так что её уже и узнать нельзя» [Ф.Д., 565].

Примечательно, что идея Аркадия изменчива и многолика и на момент того морального и духовного потрясения, произошедшего с Аркадием после обвинения в воровстве, она уже несколько трансформировалась и переросла в «грезу, неотразимое тогдашнее ощущение».

Возвращаясь к истокам «идеи» и времени, когда Аркадий вынашивал и собирался «полностью уйти», а главное опробовать «идею», обратимся к размышлениям Васина о природе идеи Крафта и мысли о том, что его идея есть «…логический вывод, обратившийся в сильнейшее чувство, которое захватывает всё существо и которое очень трудно изгнать или переделать».

Аркадий буквально восхищен и поражен этой мыслью Васина. Охваченный волнением, подросток раскрывает то чувство, которое лежит в основе его идеи: «чувство полной свободы», «желание ни от кого не зависеть», уединиться и самоутвердиться в социуме.

Аркадий по приезде в Петербург не оставляет свои «идею» и пытается осуществить её: идет на аукцион, покупает и перепродает альбом. Подросток говорит об «идее» накопительства, но, в конечном счете, она нужна только для того, чтобы обрести могущество и всеобщее признание: «В том-то и идея моя, в том-то и сила её, что деньги - это единственный путь, который приводит на первое место даже ничтожество» [Ф.Д., 80].

В действительности, Аркадию нужны вовсе не деньги, а «уединение и сознание силы».

Одиножды изложив суть «идеи», к её повторному толкованию Аркадий больше не вернется - она как бы исчезает со страниц романа». Достоевский в своих записях говорит о том, что «копить - лишь поэтическая идея», тогда вполне закономерным становится переосмысление и трансформация «идеи» Аркадия, а именно отказ от накопительства в пользу других приоритетов.

Вернемся к «идее-чувству», а именно в высказыванию Васина, столь поразившему подростка. «Чтоб вылечить такого человека, надо в таком случае изменить самое это чувство, это возможно не иначе как заменив его другим, равносильным. Это всегда трудно, а во многих случаях невозможно».

Исходя из этого высказывания, можно сделать закономерный вывод о том, что в случае Аркадия идея - эквивалентна и вполне поддается замене. Рассказывая о своей «идее» и цели поездки в Петербург, Аркадий упоминает письмо. Это самое письмо и становится заменой «идеи», так как именно оно предоставляет подростку большую власть, чем деньги, а именно, власть над судьбами Версилова и Ахмаковой.

Интересен факт того, что «идея» необходима в романе не как отдельный эпизод, а как элемент, так или иначе, всплывающий на протяжении всего хронотопа романа.

Трансформация «идеи» полностью отражает скачкообразные изменения в личности Аркадия, начиная со времени нахождения в «Перерождение идеи - есть момент жизненного роста Аркадия».

Обратим внимание на то, что Достоевский называет «циклом идей». Этот самый цикл испытывает на себе Аркадий Долгорукий на протяжении всего романа. Например, Макар Долгорукий увлекает Аркадия идеей «благообразия», а Версилов - «исповеданием веры». В конечном итоге Аркадий расстаётся с духовным сиротством: на смену его «временной» идее (накопительству), приходит идея вечная - «золотой век», о котором Аркадию рассказывает Версилов.

Таким образом, из всего вышесказанного можно сделать вывод о том, что «идея», так или иначе, присутствующая в повествовании на протяжении всего романа, а именно её переосмысление и преобразование, определяет процесс развития его личности, показывает процесс становления духовных и нравственных качеств подростка, а также внутренней саморефлексии героя. «Духовное взросление Аркадия неотделимо от его идеи, уже тогда, когда появилась идея, произошло соприкосновение его души с идеалом, а именно к идеалу устремляется идея героя».

Вернёмся к мысли Васина о «чувстве равносильном, способном заменить идею», а конкретно к письму, тесно связанному с личностью Катерины Ивановны Ахмаковой. Интересен факт того, что одни из самых важных решений в жизни Аркадия имеют прямое отношение к этой загадочной женщине. Вместе с письмом в роман входит Катерина Ивановна, которую подросток отождествляет с образом идеальной женщины. Буквально при первой встрече Аркадий восклицает: «отворилась боковая дверь и - та женщина появилась!» Именно с этой женщиной связано ещё одно искушение Аркадия - искушение любовью.

«От кого бы перенес я такой взгляд и такую нахальную улыбку без немедленного протеста», - рассуждает Аркадий. - «И вот - оскорблен я не был! Оскорбление было, но я его не почувствовал! Куда! Я даже был рад; приехав ненавидеть, я даже чувствовал, что начинаю любить её» [Ф.Д., 95]. На протяжении всего романа взаимоотношения Аркадия с Катериной Николаевной меняются: подросток всё время находит соответствия и несоответствия между реальным обликом Ахмаковой и его идеалом. Обратим внимание на тот факт, что Аркадий сразу обозначает в целях своего приезда в Петербург желание увидеться с загадочной женщиной из высшего света, власть над судьбой которой, он имеет изначально.

Очень внимательно и трепетно воспринимает Аркадий отношение Ахмаковой к себе и именно поэтому большое душевное потрясение вызывает отвержение Аркадия Катериной Николаевной. Ответ кроется в доме у Татьяны Павловны, где Аркадий читает записку Версилова к Ахмаковой, которая объясняет её поведение.

- Ненависть! - с яростной насмешкой передразнила меня Татьяна Павловна. «Кровь ударила мне опять в лицо: я вдруг как бы что-то понял совсем уже новое, я глядел на неё вопросительно со всех сил» [Ф.Д., 296]. Уже тогда Аркадий начинает понимать тайну отношений Версилова и Ахмаковой.

Отношение Аркадия к Катерине Николаевне меняется на протяжении всего повествования. Но он влюблен и это чувство заставляет глубоко и сильно переживать все происходящее не только с ним, но и Катериной Николаевной.

Достоевский дает своему герою ещё одно испытание на пути к взрослению - это любовь. Какую большую радость испытывает Аркадий, когда убеждается в совершенстве своего идеала. «Дай вам Бог всякого счастья, какое сами выберете, - говорит Аркадий Катерине Николаевне. - За то, что вы сами дали мне теперь столько счастья, в один этот час! Вы теперь отпечатались в душе моей вечно. Я приобрел сокровище: мысль о вашем совершенстве. Я подозревал коварство, грубое кокетство и был несчастен…потому что не мог с вами соединить эту мысль… Ведь вы - святая, вы не можете смеяться над тем, что священно…» [Ф.Д., 258].

Не всегда высокие чувства испытывает Аркадий при мысли о Катерине Николаевне. Безусловно, она не безразлична подростку и для того, чтобы повлиять на неё, Аркадий стремится сойтись с мошенником Ламбертом, так как полагает, что он поможет повлиять на отношение к нему Катерины Николаевны.

Стремление иметь власть и влияние над Ахмаковой толкает Аркадия на сговор с Ламбертом. В разговоре с ним подросток раскрывает все свои тайные мысли и желания, Ламберт же внушает Аркадию, что желания Аркадия вполне осуществимы: женитьба, счастье, выкуп, который даст Катерина Николаевна за своё благополучие. Но доброта и любовь Аркадия побеждают тщеславие: одна лишь случайная встреча с Ахмаковой очищает душу подростка от грязных мыслей и греховных намерений.

Ещё одним душевным потрясением, связанным с Ахмаковой, является подслушанный разговор между Версиловым и Катериной Николаевной. Этот разговор впечатлил и уязвил подростка: он ощущает собственную ненужность и ему совестно. Аркадий понимает, что Катерина Николаевна не такая, какой он себе её представлял и серьезно говорить она может только с Версиловым. Кроме того, в очередной раз подросток убеждается в благородстве Ахмаковой и понимает, что такая женщина отталкнет его за ложь и нелепое поведение. «Она правдивая и честная, а я - я шпион с документами» [Ф.Д., 419] - констатирует Аркадий.

Подводя итог размышлениям об ещё одном этапе взросления Аркадия Долгорукова, отметим, что самым главным и важным для его развития стал факт того, что в конце романа в решающий момент он бескорыстно и благородно отдает письмо Катерине Николаевне.

Интересен факт того, что Достоевский проводит Ахмакову через весь роман, вводя её в повествование вместе с письмом-компроматом и заканчивая финальной сценой в доме Татьяны Павловны. Именно это чувство во многом определяет мотивы поступков подростка. Много раз Аркадий думает над судьбой документа и всё время мечется, попеременно ощущая то корыстные, то благородные побуждения.

Именно эти переживания и метания определяют процесс формирования личности Аркадия. Он мечется между добром и злом и, в конечном счете, находит верный путь.

Закончив размышления над нравственными и духовными испытаниями Аркадия Долгорукова, пережитыми им в Петербурге, обратимся к герою романа «Большие надежды» - Филипу Пиррипу, которому суждено пережить точно такие же искушения, что подростку Достоевского.

«По мнению Дж. Кэмпбелла, путешествие героя начинается со своеобразного «зова к странствию», который служит толчком к неудовлетворенности героя своим состоянием, семьей и т.д., что в свою очередь приводит героя к поиску своего истинного пути».

Филип покидает родной дом, отправляясь в путь, на котором герой вынужден будет столкнуться с различными трудностями, найти себя, чтобы стать «новым человеком».

Интересно, что как и Аркадий, Филип приезжает в город с определенной целью - стать джентльменом. Корень желания кроется в стыде за своё «сельское» воспитание, которое осмеивает горячо любимая Пипом Эстелла Хэвишем. Острое желание перемен, ощущаемое Филипом, наконец, может стать явью, благодаря неожиданно появившемуся благодетелю, предоставившему Филипу материальные средства и возможность переехать в Лондон.

«Закономерность перехода героя из одного состояния в другое представляет собой переход от одной «образовательной ступени» к другой». Одной из первых образовательных ступеней в жизни героя является переезд в Лондон и начало новой джентльменской жизни.

Мистер Джегерс, по словам Пипа, сообщил ему, что Филипа «не нужно готовить к какой-нибудь отдельной профессии, а будет вполне достаточно, если я «не ударю лицом в грязь» [Ч.Д., 222] в обществе других обеспеченных молодых людей.

Филип, несомненно, соглашается с мистером Джегерсом, «поскольку ничего иного не мог предложить». На протяжении хронотопа Пип часто оказывается в ситуациях, в которых он не способен постоять за себя, его одолевают страхи. «Короче говоря, я из трусости не сделал того, что заведомо надлежало сделать, так же как раньше из трусости сделал то, что делать заведомо не надлежало» [Ч.Д., 261], - говорит Пип.

Обратим внимание на то, что сам Филип признается в собственной трусости и слабохарактерности. Одним из ключевых звеньев, таким образом, объединяющих Пипа и Аркадия становится отсутствие сложившихся духовно-нравственных основ и стержня, который поддерживает жизнь личности и её развитие. Оба героя чувствуют одиночество и непонимание, они вынуждены искать свой путь буквально на ощупь.

Так как сложившиеся к началу повествования черты личности Пипа, так же как и черты Аркадий, предопределены обстоятельствами детства, проведенного под строгим контролем деспотичной сестры, не позволяющей, проявлять мальчику своё собственное «я», то можно закономерно заключить, что ситуации, в которых оказались герои ещё с самого раннего детства, в некотором роде аналогичны. Пип не знает кто он, как и Аркадий, он ищет руководящую нить поведения и собственный путь.

По приезду в город и получив некоторую финансовую вольность, Филип начинает вести разгульную жизнь, таким образом, повторяя путь искушений Аркадия Долгорукого.

«Я скоро привык сорить деньгами и с легкостью шел на расходы, которые каких-нибудь три-четыре месяца показались бы мне баснословными <…> Казалось, мы задались целью тратить как можно больше денег, причем весь Лондон, казалось, задался целью давать нам за них как можно меньше» [Ч.Д., 231].

Сравнивая мотовство и разгульную жизнь Аркадия и Филипа, можно заключить, что оба героя попадают в абсолютно идентичную ситуацию. Города действуют материально на обоих героев, они оба погружаются в новую беззаботную жизнь и не думают ни о чем, что имеет хоть какую-то духовную ценность.

«Лондон у Диккенса - это сердце капиталистической Англии, центр, к которому сходятся жизненные нити со всех концов страны» 55. Таким образом, Диккенс представляет вниманию Филипа большой город полный самых различных людей, начиная от воров и уличных пройдох, заканчивая обычными клерками и людьми из высшего общества.

Как и Аркадий, на пути своего взросления «Пип сталкивается с людьми разного статуса, он попадает в новое, чужеродное для него общество и знакомится с законами жизни этого социума».

Н.Л. Потанина, например, делит всех персонажей, так или иначе, связанных с Пиппом на три группы: «чудаки» (Джо и Уэмбик), честные джентльмены (Герберт, Покет, Джегерс) и «герои, находящиеся на пути к добру» (Пип, Эстелла, Мэгвич) 57. Все эти люди присутствуют в жизни героя: с кем-то Пип знакомится в Лондоне, кого-то он знает с детства, тем не менее, все они оставляют не только определенный отпечаток на личности героя, но и по-своему его меняют.

Вот как начинается испытание социумом для Филипа Пиррипа: Первым делом в Лондоне Пип вступает в джентльменский клуб «Зяблики в роще» и знакомится с его членами. «По приглашению Стартопа мы записались кандидатами в члены клуба, который именовался «Зяблики в Роще». Я до сих пор не знаю, с какой целью он был учрежден, если не для того, чтобы члены его могли два раза в месяц устраивать дорогостоящие обеды, после обеда затевать нескончаемые ссоры и давать возможность шести официантам напиваться до бесчувствия на черной лестнице. Эти высокие общественные цели достигались всегда столь успешно, что мы с Гербертом именно в таком смысле и понимали первый традиционный тост клуба, который гласил: «Джентльмены, выпьем за то, чтобы среди Зябликов в Роще вовеки царили такие же чувства дружбы и благоволения» [Ч.Д., 237].

Как видно из приведенного отрывка, общество современных джентльменов не занималось ничем хоть сколь положительным. Единственным и развлечением были шумные застолья, оканчивающиеся бурными ссорами и пьяными выходками. Так проводит свое время новоиспеченный джентльмен Филип Пиррип: уподобляется деградирующему обществу, где господствует моральный распад и беспорядок, безнравственное времяпрепровождение и бездарное прожигание денег. Пип понимает, что общество «Зяблики в роще» олицетворяет собой «холод и опустошенность людей высшего общества», тем не менее, герой, поддавшись искушению, исправно посещает их собрания.

Таким образом, «Большие надежды» окрыляют Пипа, он увлекается мишурой светской жизни, но и это увлечение ослабевает под грузом нравственных проблем, которые он вынужден решать. Филип всё ещё ищет верный путь, но окружающие его люди не способны духовно обогатить его и от этого Пип всё чаще чувствует себя одиноко: «А потом я посмотрел на звезды и представил себе, как страшно должно быть, замерзающему человеку смотреть на них и не найти в их сверкающем сомне ни сочувствия, ни поддержки» [Ч.Д., 138].

Как и Аркадия Долгорукого, Диккенс морально испытывает своего героя. Накопленные переживания и впечатления достигают определенной концентрации и рождают в герое нечто новое. Внутренние изменения Пипа происходят через кризис, перелом. В данном случае речь идёт о болезни, которую пережил Филип. Такой же кризис духовного порядка прослеживается и в романе «Подросток». Оба автора используют один прием для того чтобы показать перерождение своих героев.

После сильнейшей болезни Пип выходит на очередной уровень духовного взросления. Пройдя путь лишений в виде голода, страха и боли, с самое сложное время своей жизни, Филип мысленно возвращается домой:

«Никогда и нигде не было такого огня как в кузнице и кухне, как дома» [Ч.Д., 209]. Филип понимает, что он не способен жить по законам того общества в котором оказался, он ощущает что в этом обществе давно исчезли нравственные ориентиры.

Возвращаясь домой после всего того, что произошло с ним, Пип говорит, что «Сердце мое было взволновано возвращением: после стольких перемен и событий я чувствовал себя как странник, который бредет домой босиком из дальних краев, где он скитался долгие годы» [Ч.Д., 535].

Главной ступенью к нравственному взрослению духовный переход на новый уровень. Герой сталкивается со всевозможными трудностями, с болью, долгами и голодом, и уже не может вернуться домой прежним.

Как и Аркадия Долгорукого, Диккенс испытывает и искушает своего героя любовью к прекрасной и недосягаемой Эстелле Хэвишем.

Случайной и судьбоносной является встреча Филипа Пиррипа с Эстеллой. Знакомство с юной леди оставляет неизгладимый отпечаток в душе Пипа. Едва только увидев Эстеллу, мальчик замечает, что она «красивая и очень гордая с виду» и этот образ надолго остается самым ярким впечатлением жизни Филипа. Безусловно, Эстелла нравится Пипу, поэтому такую глубокую душевную травму наносят ему слова Эстеллы о том, что Пип - «это всего лишь самый обыкновенный деревенский мальчик» [Ч.Д., 67].

Вернувшись домой, Пип «…снова и снова возвращается мыслью к тому, что он - самый обыкновенный деревенский мальчик, что руки у него шершавые, что башмаки у него грубые, что он усвоил себе предосудительную привычку называть трефы крестями, что он - куда больший невежда, чем мог полагать накануне вечером, и что вообще жизнь моя самая разнесчастная» [Ч.Д., 73].

Интересно, что именно это замечание Эстеллы повлияло на стремления и мечты Пипа. Подсознательно герой чувствует, что Эстелла не обычная девочка, она будущая светская дама с подобающим воспитанием и манерами, а он - совершенно обычный мальчик, явно не дотягивающий до её уровня. Таким образом, автор показывает недосягаемость Эстеллы для Пипа ещё в самом начале их знакомства.

Знакомство и влияние Эстеллы не только заставило Пипа пересмотреть свою жизнь, но и по-другому взглянуть на происходящее. До момента встречи с юной леди мальчик даже не задумывается над тем, как будет складываться его дальнейшая судьба. Мирно и однообразно проходили дни в кузнице, где Пип готовился стать кузнецом. Но чувство к Эстелле заставило Пипа измениться и пересмотреть свою будущее: он больше не хочет быть подмастерье в кузнице Джо, он хочет стать необыкновенным, ровней Эстелле. Филип в своем рассказе вспоминает тот «памятный день», когда «…как-то утром я проснулся со счастливой мыслью, что, если я хочу стать необыкновенным, хорошо бы для начала позаимствовать у Бидди всё, чему она успела выучиться» [Ч.Д., 82].

Таким образом, Пип переходит на новый этап своего внутреннего взросления - к переосмыслению своей жизни. Теперь у героя появляется цель: получить знания и отказаться от работ подмастерья, чтобы хоть немного приблизиться к недосягаемой Эстелле. Обратим внимание на то, что именно любовь к Эстелле подталкивает Пипа к мысли о том, что ему, прежде всего, нужно стать джентльменом.

Благодаря стечению обстоятельств, Пипу предоставляется счастливая возможность поехать в Лондон и осуществить свою мечту. Окрыляет же Пипа мысль о том, что его благодетель ни кто иная, как мисс Хэвишем, а это может значить лишь одно: «…в планы мисс Хэвишем входит соединить нас».

С большим воодушевлением Пип мечтает «…оживить уснувший дом, распахнуть окна тёмных комнат навстречу солнцу, пустить все часы и смахнуть паутину - словом, совершить все подвиги сказочного рыцаря и жениться на принцессе» [Ч.Д., 281].

Огромным потрясением и разочарованием становится для Пипа информация о том, что не мисс Хэвишем, а каторжник Мэгвич является его благодетелем. Так начинают рушиться большие надежды Пипа на совместное будущее с Эстеллой.

Сам Филип до конца не осознает, что является первой жертвой чар юной леди. Несмотря на это, характер Пипа меняется, и меняется в положительную сторону. Доказательством больших внутренних изменений и чувств к Эстелле становится искреннее признание Пипа, которое он делает в гостях у мисс Хэвишем: «Знаю. У меня нет надежды, когда-либо назвать вас своей, Эстелла. Я понятия не имею, что со мной станется в ближайшее время, и где я буду, и не окажусь ли нищим. Но я вас люблю. Люблю с тех пор, как впервые увидел вас в этом доме» [Ч.Д., 405].

На протяжении всего романа Эстелла так или иначе фигурирует в повествовании. Роль Эстеллы для Пипа очень велика: во-первых, она является катализатором в жизни героя. Именно благодаря Эстелле, а точнее чувству, которое испытывает герой к ней, у Пипа появляются мысли о джентльменстве и начале новой жизни. Герой, преодолевая различные жизненные испытания, саморефлексирует, растет духовно и морально и до самого конца проносит в своей душе нежные чувства к Эстелле Хэвишем.

«Я полюбил Эстеллу любовью мужчины просто потому, что иначе не мог. Да, часто, часто, а может быть и постоянно, я с грустью говорил себе, что люблю без поощрения, без надежды, наперекор разуму, собственному счастью и душевному покою. Да, я любил её не меньше того, что понимал это, не меньше, чем, если бы она казалась мне безгрешным ангелом, сошедшим на землю» [Ч.Д., 405].

На протяжении всего повествования Пип носит в душе светлые чувства к Эстелле, которые сохраняются и на протяжении одиннадцати лет после излагаемых событий. Испытание любовью на пути нравственного и морального взросления героя помогают герою лучше понять себя, пересмотреть свою жизнь. Всё доброе и светлое, живущее в душе героя, помогает Пипу в этом безнравственном мире сохранить всё самое лучшее и доброе, что есть в душе героя.

Подводя итог всему вышесказанному, касательно испытания любовью для обоих героев, можно сделать закономерный вывод о том, что самые важные решения героев имеют под собой глубокое основание, а именно, чувства к Катерине Николаевны Ахмаковой и Эстелле Хэвишем.

Для обоих героев Ахмакова и Хэвишем - некий недосягаемый идеал. Пип и Аркадий внутренне осознают несоответствие между реальным и идеальным обликом понравившейся женщины, но всё равно с большим трепетом воспринимают каждое слово Эстеллы и Катерины. Пренебрежение и замечание оставляют глубокий след и моральную травму в душе героев.

Долгорукий и Пиррип чувствуют неравенство с возлюбленными: Аркадий понимает, что Ахмакова выше того круга представлений, которые лежат в сознании подростка, а Филип страдает от недосягаемости Эстеллы

- звезды, холодной и бесчувственной, способной лишь разбивать сердца мужчин.

Таким образом, пройдя испытания любовь, которая становится в свою очередь катализатором в жизни героев, Аркадий и Филип растут нравственно и духовно, переосмысляют свою жизнь.

По мысли В.Я. Проппа «…есть место, отделимое от дома, как непроходимый лес, где герой должен пройти дремучесть бытия, чтобы ощутить социально-антологический свет» 59. Исходя из этого высказывания, можно прийти к выводу о том, что только пройдя все испытания, герой может стать полноценным членом общества и только тогда его душа станет целостной, а он сам перейдет на новый уровень развития.

3. Двойники и наставники у Ф.М. Достоевского и Ч. Диккенса: духовный опыт и становление личности

В данной главе обратимся к рассмотрению роли двойников и духовных наставников в процессе становлении личности героев. Прежде всего, заметим, что такие типы персонажей характерны как для романа

«Большие надежды», так и для романа «Подросток». Переходя к рассмотрению роли героя-двойника, уточним, какого именно героя, в данной работе, будем считать таковым: «Так как термин «двойник» трактуется в литературе чрезвычайно широко, уточним, что мы будем считать «двойниками» героев, связанных значительным внутренним сходством с другими».

Для начала обратимся к роману Достоевского «Подросток», а точнее, к главному двойнику Аркадия Долгорукого - Версилову Андрею Петровичу.

Интересно, что самоопределение Аркадия не только тесно связано с Версиловым, но и происходит относительно его. Душевное состояние Аркадия определяется уверенностью в нравственном идеале Версилова. Важным становится момент понимания того, что у Аркадия есть отец и этот отец - Версилов Андрей Петрович.

«Конечно, у меня вдруг появился отец, которого никогда прежде не было. Эта мысль пьянила меня и при сборах и в Москве, и в вагоне <…> Каждая мечта моя, с самого детства, отзывалась им: витала около него, сводилась на него в окончательном результате. Я не знаю, ненавидел или любил я его, но он наполнял собою всё моё будущее, всё расчеты мои на жизнь, - и это случилось само собою, это шло вместе с ростом» [Ф.Д., 19], - признается подросток.

Контраст внутренних состояний Аркадия объясняется, прежде всего, внутренним одиночеством героя и отсутствием какого-либо нравственного идеала. Но после появления в жизни подростка Версилова, душевное состояние героя преображается, Аркадию интересен отец, он ищет в нём отсутствующий ранее идеал. Подросток всеми силами стремится к «духовному ученичеству у Версилова».

Зададимся вопросом, в чем же особенность того особого впечатления, произведенного Версиловым на подростка!? Отвечая на этот вопрос, прежде всего, обратим внимание на внезапность появления Версилова в жизни Аркадия. «Версилов, отец мой, которого я видел один раз в моей жизни, на миг, когда мне было всего десять лет (и который в один этот миг успел поразить меня)» [Ф.Д., 17], - вот что рассказывает Аркадий о первой встрече с Версиловым. Пораженный до глубины души и заинтересованный личностью Андрея Петровича, Аркадий сам складывает образ своего отца из найденных подробностей его жизни и собственных фантазий. В Петербург Аркадий едет с собственным уже сложившимся образом отца, который он хочет проверить и развенчать.

На протяжении всего повествования Аркадий стремится к духовному сближению со своим отцом. Интересно и то, что душевное развитие Аркадия происходит, главным образом, в связи с «разоблачением» идеального образа отца и поиске настоящей правды.

Одним из особых признаков двойничества героев является переплетение и пересечение их сюжетных линий. Сам Аркадий замечает, что положение Андрея Петровича в обществе очень схоже с его собственным. Формально можно считать Версилова изгнанным из общества, но Аркадий воспринимает такое положение отца скорее, как добровольное исключение общества из своей жизни. Отсюда вытекает закономерный вывод о том, что Аркадий сознательно зеркально отражает положение Версилова, полностью отождествляя его со своим.

Интересен факт влюбленности и одержимости героев одной женщиной - Катериной Николаевной Ахмаковой. Как уже было сказано выше, самые важные решения в жизни Аркадия имеют главное глубокое основание - отношение к Катерине Николаевне. Аркадий не раз говорит о чувствах, испытываемых к Ахмаковой: «Я ненавидел эту женщину, но в тоже время любил» [Ф.Д., 76]. Для подростка Катерина Николавна стала «сокровищем», ещё одним идеалом, на этот раз женским.

Большую значимость Ахмакова имеет и для Андрея Петровича. Подросток догадывается об этом, прочитав записку Версилова к Ахмаковой. «Кровь ударила мне опять в лицо: я вдруг как бы что-то понял совсем уже новое» [Ф.Д., 363], - говорит Аркадий. Именно в этот момент герой понимает, что его внутренняя связь с отцом намного сильнее, чем он думал раньше.

Обратимся к мысли А. Слонимского, связывающего тему двойничества с тем, что «отельные образы объединяются с общей идейной мотивировкой и восходят к единой идее». Отталкиваясь от этого суждения, заключим, что Версилов и А. Долгорукий не просто герои - двойники, а персонажи, восходящие к идее «внутреннего», духовного двойничества.

Это утверждение доказывает толкование фамилии Версилова, объясняющее двойственность характера Андрея Петровича, а именно, Версилов, как одна из возможных версий, образов, заложенных в самого героя. Аркадий такой же сложный и двойственный герой, как и его отец. Это объясняется, прежде всего, наличием двух отцов у подростка, а, следовательно, двух духовных начал.

Безусловно, Версилов человек благородный, но при этом особенно проявляется такая черта его личности, как безверие. Аркадий спрашивает отца, на чём же должна основываться жизнь человека, и Версилов без колебаний отвечает ему - в христианской вере. Сам Версилов пытается найти спасение в христианстве, но так и не может полностью отдаться и уверывать в учение Христа. «В самые критические моменты жизни обнаруживается неискренность его веры - атеизм (особенно сильно - в сцене раскалывания икон)».

«Несмотря ни на какую потерю веры, ни на какое нравственное отчаяние, Версилов приходит к сознательному пониманию долга, самосовершенствования и добра. Андрей Петрович решает начать совершенствование своей собственной личности, но это стремление переходит в возникающее чувство самоуважения, «наклонность смотреть на все свысока».

Внутренний атеизм Версилова проявляется, прежде всего, в сцене раскалывания иконы: «Знаешь, Соня, - обращается он к жене, указывая на завещанный ему Макаром Ивановичем старинный образ, - вот я взял опять образ и, знаешь, мне ужасно хочется теперь, вот сию секунду, ударить его об печку, об этот самый угол. Я уверен, что он разом расколется на две половины - ни больше, ни меньше» [Ф.Д., 111]. И он разбивает образ.

Икона раскалывается ровно на две части, кто ещё раз намекает нам на двойственность натуры Версилова и отсутствие укоренившихся идеалов. Аркадий, являясь двойником и личностью такой же не амбивалентной, как и Версилов, мечется в поисках своего идеала. Он не знает, во что именно ему верить и по каким стопам можно продолжать путь. Во многом здесь кроется ошибка Аркадия в выборе духовного наставника. «Подросток чувствует противоречия в восприятии мира

Версиловым, но при этом он ощущает и душевное родство, близость отцовскому образу мышления» 65. Он выбирает Версилова, человека такого же раздвоенного и не определившегося, как и он сам. В дальнейшем подросток осознает это и обретает нового духовного наставника - Макара Ивановича Долгорукого.

После духовного кризиса и разбитого на две части образа следует уход Версилова из семьи, шантаж, сговор с Ламбертом, покушение на убийство и безумие. Интересно, что Аркадий отчасти и сам повторяет эту цепочку: он стремится порвать со всеми связями и закрыться в панцире, хочет шантажировать Ахмакову, вступает в сговор с Ламбертом, но, в конечном итоге, делает правильный выбор.

Вернемся к элементам двойничества, объединяющим отца и сына. Многие герои романа называют Версилова проповедником высшей идеи, например, старый князь Сокольский вспоминает, как Андрей Петрович «проповедовал Бога» и «страшным судом» пугал. Таким образом, мы приходим к выводу, что ещё одним элементом, роднящим Версилова и Долгорукова, является - идея.

В отличие от идеи Аркадия, идея Версилова никак не связана с могуществом и самоутверждением. Суть её заключается в значимости роли дворянства в современном обществе, важности чувства долга и чести.

«Версилов воспевает «золотой век» человечества без Христа и в то же время жаждет «видения Христа на Балтийском море»; любит «своего дорогого мальчика» Аркадия и подозревает, что тот способен брать деньги за позор сестры, одержим страстью к Ахматовой, но при этом не верит в ее «нравственные достоинства».

Одержимость одной женщиной толкает обоих героев на сговор с мошенником Ламбертом и влечёт за собой череду ситуаций, оказывающих огромное влияние на духовное состояние героев. Интересно то, что сцена окончательного морального падения Аркадия, произошедшая с ним в игорном доме, заставляет его коренным образом пересмотреть свою жизнь и символически духовно переродиться. Для Версилова таким падением становится сговор с Ламбертом и сцена в квартире Татьяны Павловны, когда он чуть не убивает Ахмакову и себя.

Обратимся к Ламберту, ещё одному не явному двойнику Аркадия Долгорукого. «Он был весьма не глуп и расчетлив, - описывает Ламберта Аркадий. - Но горяч и, сверх того, простодушен или, лучше сказать, наивен, то есть не знал ни людей, но общества» [Ф.Д., 403]. В некотором роде, это описание напоминает и самого Аркадия, человека, в котором живет простодушный наивный подросток вместе с расчетливым хитрецом, стремящимся вывести Версилова на чистую воду. Осознание своей схожести с Ламбертом приходит к Аркадию только в тот момент, когда он решает использовать письмо не ради спасения Версилова, а для того, чтобы принудить Ахмакову стать его женой и любовницей.

Ламберт совершает то, что Аркадий хотел бы совершить и сам, но на что ему так и не хватило духовных и нравственных сил. Здесь речь идет о последней сцене романа, где Ламберт шантажирует Катерину Николаевну, а затем намекает на близость: «Не упрямьтесь, барыня, благодарите, что я ещё не много прошу, другой бы кроме того, попросил ещё услуг… знаете каких… в которых ни одна хорошенькая женщина не отказывает, при стеснительных обстоятельствах, вот каких…» [Ф.Д., 556]

Таким образом, Аркадий сам сознает, что Ламберт - это одна из тёмных сторон своего собственного «я». Стоит отметить, что до определенного момента подросток четко понимает, кто такой Ламберт и каким путем он идет по жизни. «В черновых материалах к роману об этом персонаже сказано: «Ламберт - мясо, материя, ужас».

Подводя к концу размышления, отметим, что Достоевский мастерски показывает внутреннее двойничество и духовный беспорядок подростка, отраженный в личностях Версилова и Ламберта. При этом Версилов - фигура двойственная, своеобразная копия самого Аркадия, в которой уживаются и хорошее и плохое. Ламберт же - темная сторона личности подростка, отражение человеческой животной сущности. Таким образом, можно заключить, что герои-двойники в романе «Подросток» помогают раскрыть психологический портрет Аркадия Долгорукова, так как являются, в некотором роде, зеркальным отражением его собственного «я». Перейдем к главному герою романа «Большие надежды» - Филипу

Пиррипу и его двойнику Эстелле Хэвишем.

Главным, бросающимся в глаза сходством, является сиротство обоих героев. Эстелла и Пип не знают своих родителей и являются воспитанниками мисс Хэвишем и миссис Джо, личностями деспотичными, не дающими проявить героям своего собственного «я». Таким образом, заметим, что молодых людей объединяет, прежде всего, беззащитность маленького ребенка перед лицом взрослого человека, преследующего свои цели.

«Судьба Эстеллы такова, что уже с первых лет жизни она становится «разменной монетой» в мире бурных страстей. Но превращение Эстеллы в воспитанницу богатой леди также не обещает ей самостоятельности: она оказывается подчинена замыслам мисс Хэвишем».

В таком же положении оказывается и Пип: Абель Мэгвич решает сделать из мальчика джентльмена только из-за желания доказать что-то людям, которые воротят от него нос: «Пусть я ходил пешком, а колонисты разъезжали на чистокровных лошадях, обдавая меня пылью; а я что думал? А вот что: «Я ращу джентльмена почище, чем вы все, вместе взятые!» [Ч.Д., 363]

Таким образом, оба героя оказываются лишь пешками в руках взрослых людей, осуществляющих свои собственные «большие надежды».

Эстелла, как и Пип, живет в дурмане «Больших надежд». Оба героя верят в свою избранность и в счастливое беззаботное будущее, но по мере развития событий романа приходит понимание того, что все материальные блага, представленные Мэгвичем, не смогли сделать Пипа счастливым. Эта ситуация зеркально повторяется и с Эстеллой, характер которой был изуродован материальным достатком и обеспеченностью: «Я уже сказала, что всем обязана вам, - говорит Эстелла мисс Хэвишем. - Всё что у меня есть, - ваше. Всё что вы мне дали, я вам верну по первому вашему слову. Кроме того, у меня ничего нет. Так не просите же у меня того, чего вы сами мне не давали, - никакая благодарность и чувство долга не могут сделать невозможного» [Ч.Д., 344].

Единственным отличием этих героев является то, что Эстелла с раннего детства воспитывалась, как леди и впитала в себя надменность и бессердечие, характерное для холодной светской дамы. Для неё такое состояние совершенно нормально и не противоестественно, другой жизни она и не знала. «Я такая, какой вы меня сделали, - говорит Эстелла мисс Хэвишем. - Вам некого хвалить и некого корить, кроме себя; ваша заслуга или ваш грех вот что я такое».

Для Пипа пусть становления настоящим джентльменом становится более тяжелым испытанием, нежели для Эстеллы. Раннее детство он провел в доме доброго и сердечного кузнеца Джо, вложившего в Пипа всё самое лучшее. На протяжении всего романа мыслями Филип всё чаще и чаще возвращается к простодушному Джо и трогательной Бидди. Ощущение чужеродности того общества, в котором вынужден был жить не покидало Пипа: «Я жил с чувством постоянной вины перед Джо. Я терзался мыслью, что мог бы стать и лучшим и более счастливым человеком, если бы никогда не видел мисс Хэвишем, а спокойно остался бы дома, в кузнице, и честно делил с Джо его трудовую жизнь» [Ч.Д., 308].

Анализируя образ героев-двойников Филипа Пиррипа и Эстеллы Хэвишем, можно прийти к закономерному выводу о том, что героев, прежде всего, объединяет детская беззащитность перед лицом своих опекунов. Эстелла выросла именно такой, какой её воспитала мисс Хэвишем: «…злая девочка, надменная, капризная», - говорит о ней Герберт Покет. Её опекунша сделала всё, чтобы в лице Эстеллы «отомстить всей мужской половине рода человеческого» [Ч.Д., 142]. Пип тоже становится марионеткой в руках каторжника Мэгвича. Закономерным итогом является то, что оба герои несчастны, так как по тем или иным причинам, они не могут жить «своей» жизнью, они подчиняются воле своих благодетелей.

Единственным отличием Эстеллы от Пипа становится то, что в детстве Пипа присутствовал простоватый и добродушный кузнец Джо Гарджери, ставший своеобразным духовным наставником героя, в то время как Эстелла оставалась узницей дома мисс Хэвишем, безропотно впитывая все её уроки.

Примечательно, что у Аркадия Долгорукого и Филипа Пиррипа есть духовные наставники, помогающие пройти героям жизненные испытания и, в конечном итоге, повзрослеть и приобрести духовный опыт.

В романе «Подросток» роль духовного наставника принимает на себя «второй отец» Аркадия - Макар Иванович Долгорукий.

Обратим внимание на тот факт, что общаясь с Андреем Петровичем, подросток всё же чувствует некоторые противоречия в восприятии мира Версиловым. Встреча с Макаром Ивановичем Долгоруким позволяет Аркадию узнать о втором, сердечном пути познания мира и истины. Не случайно Аркадию с первого взгляда чрезвычайно нравится добрый старик Макар Иванович. После первого разговора Аркадий «взволнованным шёпотом и со слезами в душе» признается: «Я вам рад. Я, может быть, вас давно ожидал. Я их никого не люблю: у них нет благообразия» [Ф.Д., 362].

До встречи с Макаром Ивановичем подростка охватывает непреодолимое желание снова уйти в «идею», скрыться от мира и от людей, уединиться. Но даже самый первый разговор рождает в душе Аркадия нечто новое и заставляет душу пробудиться: «Я лежал лицом к стене и вдруг в углу увидел яркое, светлое пятно заходящего солнца, то самое пятно, которое я с таким проклятием ожидал давеча, и вот помню, вся душа моя как бы взыграла, и как бы новый свет проник в моё сердце. Помню эту сладкую минуту и не хочу забывать» [Ф.Д., 362].

Интересно, что роль морально - этического идеала в романе «Большие надежды» достается именно «простоватому» кузнецу Джо Гарджери. Он, как и Макар Долгорукий, совершенно обычный деревенский житель, по роду занятий - кузнец, который, однако, смог стать настоящим другом и духовны наставником Пипа. «Именно его жизнь и взгляды являются своеобразным идеалом, который проповедует сам Диккенс».

Обратим внимание на тот факт, что не только Аркадий, но и Пип чувствует чужеродность среды и взглядов, окружающих его людей. В самые сложных ситуациях своей жизни Пип вспоминает Джо, и эти воспоминания есть напоминание о том, как далеко от истинного, верного пути ушёл герой. «Я терзался мыслью, что мог бы стать лучше и лучшим и более счастливым человеком, если бы никогда не видел мисс Хэвишем, а спокойно остался бы дома, в кузнице, и честно делил с Джо его трудовую жизнь» [Ч.Д., 208], - признается Пип.

Таким образом, можно заключить, что именно к Макару Долгорукому и Джо Гарджери тянется душа подростков, именно в этих людях они чувствуют и ищут спасение от козней света.

Душевные стремления Филипа Пиррипа всегда направлены в сторону правды, проповедуемой Джо. Вспоминая его как утешителя, человека, который всегда найдет доброе слово и подбодрит, Пип понимает, что именно Джо - есть истинный идеал человека, в котором уживаются простота, преданность, и душевная чуткость. Так и Аркадий Долгорукий с внезапной решимостью отправляется в комнату Макара Ивановича, «…точно там был отвод всем наваждениям, спасение, якорь, на котором я удержусь» [Ф.Д., 370].

Макар Иванович, как и Джо Гарджери личности не амбивалентные, а убеждения их основаны на христианских заветах. Они не создают загадку из своей личности и оба охотно готовы поделиться своими знаниями и жизненным опытом. Беседы Долгорукого и Гарджери носят поучительный характер, являются своеобразной проповедью.

Например, Джо считает, что только правдой можно добиться своей цели, а «несправедливостью никогда ничего не достигнешь» [Ч.Д., 387]. Джо всегда предельно прост, он не только верен своим жизненным убеждениям, но и в любой ситуации остается самим собой.

Не случайно Джо говорит Пипу о том, что он мечтает о единении обычных людей: «…оно, наверное, и лучше было бы, если бы обычные люди, т.е. простой и бедный, так бы и держались друг друга» [Ч.Д., 387]. Пип часто и с горечью вспоминает эти слова и всё когда-либо сказанное Джо, так как понимает, что именно эти слова являются самыми верными и истинными. Это высказывание ещё раз напоминает читателю о том, что капиталистическое чужеродное душе Джо общество, не есть реальная духовная ценность, к которой стоит стремиться. Нужно быть ближе к правде духовной, народной, чтобы быть в гармонии с собой и с окружающим миром.

Интересно, что язык Макара Долгорукого и Джо Гарджери прост и бесхитростен, в нем много простонародных выражений, которые, однако, являются выражением народной христианской традиции. Поучительный характер носят беседы Макара Ивановича. Эти беседы очень похожи на притчи, через которые передаются целые философские воззрения. Эти воззрения никак не связаны с логикой и разумом, они целиком и полностью иррациональны.

Аркадий, как и Пип замечают стиль говорения Макара Ивановича и Джо Гарджери. Иногда, Филипа даже раздражает поведение Джо: «…я досадовал на него и злился», - признается Пип. Но в тоже время, Филип говорит о том, что «…в его простоте было много спокойного достоинства. Нелепый его наряд так же мало помешал мне почувствовать это, как если бы мы встретились в раю» [Ч.Д., 255].

Аркадий тоже подмечает и говорит Макару о том, что «вы ужасно не точно выражаетесь, но я вас понимаю. Меня поражает, что вы гораздо больше знаете и понимаете, чем можете выразить» [Ч.Д., 361]. Таким образом, за совершенно обыкновенной образной формой выражения стоит нечто большее, глубокое, философское.

Но более всего влияние на подростка оказывают поступки Макара Ивановича. Например, его милосердное отношение к Лизе, сделавшей ему грубое замечание: «Дело в том, что в словах бедного старика не прозвучало ни малейшей жалобы или укора; напротив, прямо видно было, что он решительно не заметил, с самого начала, ничего злобного в словах Лизы, а окрик её на себя принял как нечто должное, то есть что так и следовало его «распечь» за вину его» [Ч.Д., 378].